Текст книги "Oн и Она. Истории любви (сборник)"

Марина Бащук

История моей семьи

Мне бы очень хотелось поделиться с вами историей любви моей прабабушки и прадедушки! Вы даже не представляете, насколько я рада тому, что в детстве была такой любопытной: ведь если бы я ни о чем не спрашивала, то не смогла бы сейчас поделиться этой волшебной историей и даже не знала бы, насколько счастливой женщиной была моя прабабушка.

Жили мои прабабушка и прадедушка в Волынской области, в маленьком селе. Они с детства дружили, а когда повзрослели – полюбили друг друга. Это была не обычная симпатия, это была настоящая чистая любовь, такая, какую человек испытывает лишь один раз!

Однако их семьи давно были в ссоре и категорически не хотели, чтобы их дети поженились. Влюбленным запретили видеться – но настоящая любовь не знает запретов и преград! Все село пыталось переубедить строптивых родителей, ведь все знали, как сильно влюблены друг в друга их дети. Мою прабабушку Марию много раз сватали, но она твердо отвечала всем женихам: «Я рождена только для одного мужчины…» Родители в конце концов поняли, что ничего не смогут сделать, и дали свое согласие на брак.

На момент замужества моей прабабушке было всего шестнадцать лет, а прадедушке – двадцать четыре. Первые годы их брака были самыми прекрасными, они любили и заботились друг о друге. Прадедушка Антон обустраивал их дом. Со временем у них родились дети, и они были очень счастливы!

Счастье прервала самая страшная разлучница – война. Прадедушка ушел на фронт, а моя молоденькая прабабушка осталась совсем одна с детьми. На ней было все хозяйство, она тяжело работала и воспитывала детей, ей не было кому помочь, ведь эти страшные события коснулись тогда всех. Каждая семья переживала трудные времена – отсутствие денег, поддержки и защиты.

Прошло два года, Мария жила в постоянном страхе, она не знала, что с ее мужем, очень долго она не получала от него писем; другие женщины хоронили своих мужей или встречали их раненных. Мария же не знала, жив ли ее муж, все ли с ним в порядке, – но, вопреки всему, она просто жила с верой, что еще увидит его хотя бы в последний раз.

В сорок пятом Мария получила извещение, что Антон героически погиб. Это было для нее настоящим ударом! Она не могла поверить напечатанному в похоронке. Многие его товарищи вернулись, они рассказывали, что видели его. Они вспоминали, как самоотверженно Антон сражался и как каждую свободную минуту вспоминал о ней, показывал ее фотографию и, идя в бой, обещал, что выживет, чтобы обнять жену и детей.

Со временем боль притупилась. В то трудное время было невозможно постоянно предаваться горю – оно было везде, в каждой семье. Кроме того, у Марии были дети, а еще надо было выполнять тяжелую работу в поле и дома, в собственном хозяйстве. Нужно было продолжать жить, потому что теперь все зависело только от нее. О другом браке она и не помышляла, решив полностью посвятить свою жизнь детям.

Несмотря на неустанный, изматывающий каждодневный труд, Марии тяжело было прокормить семью. Деньги за мужа ей не платили. Пришла суровая зима. Мой дедушка часто вспоминал: конфет в то время они не видели, и только раз в день мама давала им всем по кубику сахара. Дедушка не съедал свой сразу, а растягивал на целый день. Сегодня трудно представить такую бедность, но тогда, после войны, в украинских селах так жили все.

На Рождество, главный праздник в году, у них был совсем непраздничный стол. Мебели в доме практически не было, все мало-мальски ценные вещи во время войны забрали. Дети, ежась от холода, сидели прямо на полу, прислонясь к печи, в которой едва горел огонь. Их праздничным ужином была одна миска супа на всех. В супе была картошка и замерзшая и сморщенная от холода маленькая свекла. Мяса не было, потому что к тому времени у них отобрали корову и свиней. Дети с нетерпением ждали горячего супа и держали в маленьких ручках по кусочку черствого хлеба. Мать хлопотала по дому, нарочно не садилась ужинать, чтобы детям досталось больше еды.

В рождественскую ночь бушевала сильная метель. За окном ничего не было видно, кроме бесконечной темноты и белых сугробов. В доме было тихо, когда в дверь громко постучали. Не дождавшись ответа, гость переступил порог и зашел в едва освещенную комнату. Это был высокий мужчина, казавшийся еще большим из-за облепившего его фигуру снега.

Мария испугалась и инстинктивно закрыла собой детей. Поздний гость поздоровался и вежливо попросил чего-нибудь поесть. Тогда она поняла, что бояться им нечего. Она украдкой посматривала на него, и ей стало его жаль. Однако из жалости нового супа не сваришь… Мария кивком указала в сторону детей и произнесла: «Мы бы и рады чем-то вас угостить, но у нас совсем нет еды». Тогда мужчина подошел ближе к свету, улыбнулся, и… Мария остолбенела. Она стояла, уронив руки, и не могла вымолвить ни слова. Мой прадедушка обнял ее, и они разрыдались. Он присел к детям на пол и подхватил их на руки. Антон не мог поверить, что они уже так выросли. С собой прадед принес целую сумку еды, которую берег для них.

Это Рождество стало первым, которое они провели все вместе. Прадед рассказал, что дошел до самого Берлина! Антон стал настоящим героем в своем селе, а еще большим героем он был для своей семьи.

Несколько счастливых лет Мария и Антон прожили в мире и любви, у них родились еще дети, и казалось, все налаживается, как будто и не было долгой разлуки. Теперь их семья стала действительно большой – у них было пятеро детей.

Но война не прошла бесследно: мой прадедушка заболел. Сказались и серьезные ранения, и последствия постоянного стресса. У Антона развилась раковая опухоль, которую было уже поздно лечить. Моему прадедушке пришлось пережить изматывающие мучительные боли, прежде чем он умер. Однако перед смертью он сказал, что счастлив, – потому что успел увидеть, как растут его дети, и поцеловать своих новорожденных близнецов.

О прадедушке Антоне горевала не только его семья. Он был удивительным человеком, многим помогал, его уважали и ценили односельчане, но самое главное – он подарил моей бабушке счастье, и его дети вспоминают отца с огромной любовью.

Моя прабабушка Мария так больше и не вышла замуж. Когда умер ее муж, ей было всего 28 лет. И все же она всегда говорила, что прожила хорошую жизнь, несмотря на то, что ее любимый ушел из жизни так рано, оставив ее и детей одних. До конца жизни Мария постоянно о нем вспоминала, рассказывала нам веселые истории и с улыбкой счастья смотрела на их свадебные портреты на стене.

Ева Лебедева и Александр Бондарчук

Лифт

Стены сильнее сжимают виски,

И на двоих один у них враг.

Но, как никогда, их души близки,

И умирает в агонии страх.

Кабина лифта дернулась и замерла. Девушка оторвалась от телефона и недоуменно посмотрела на парня, стоявшего рядом. Тот снял наушники, прислушался и тоже уставился на девушку так, словно только что ее увидел; затем стал быстро жать на разные кнопки – но ничего не происходило. Попытался руками раздвинуть двери, но и это оказалось бесполезным.

– Надо вызвать диспетчера, – констатировал он.

– Вызывай, – кивнула девушка, отрешенно глядя перед собой.

– Сейчас. – Парень нажал на кнопку вызова.

На том конце линии сказали:

– Слушаю!

– Э-э… Мы тут застряли…

– Ясно. Сами пытались запустить?

– Да, но ничего не работает.

– Понятно. Скоро помогут, ждите.

В лифте воцарилась тишина. Чтобы скоротать время, парень решил представиться и завести какой-нибудь разговор, но внезапно его спутница заметно побледнела и быстро проговорила, словно боялась не успеть сказать:

– Я Даша. Работаю медсестрой в психбольнице. Живу одна… вернее, с котом. И у меня клаустрофобия, – выпалила она.

На мгновение она показалась парню не медработником, а, скорее, пациентом вышеупомянутой больницы.

– Я Саша. Живу один, без кота, – непроизвольно копируя ее манеру говорить, сказал он, но тут же одернул себя и продолжил уже другим тоном, пытаясь успокоить девушку: – Ты не паникуй. Видишь, тут просторно и воздух проникает через щель в двери. Чувствуешь?

Лифт и вправду был вместительным, рассчитанным человек на шесть-восемь, но Саша понял, что его невольная визави этого не замечает. Даша тяжело дышала, явно паникуя все больше и больше, и лихорадочно жала и жала на кнопки на своем телефоне.

– Наверное, вам там весело работается, с психами, а у меня работа скучная, я делаю пластиковые окна, – снова попытался Саша отвлечь ее.

– Они не психи! – заявила Даша, ни на секунду не отрываясь от телефона. – Они несчастные люди, и, знаешь, не очень-то весело видеть, как молодая девушка орет как резаная и лезет на стену в уверенности, что ее собираются похитить инопланетяне!

– Прости. Я психов только в кино видел, – пробормотал он. – А во что ты там играешь?

– Да просто в «Змейку».

– И как, помогает?

– Пока держусь…

– А я музыку сейчас послушаю, чтобы отвлечься…

Девушка удивленно посмотрела на собеседника, на время забыв об игре:

– Так ты что, тоже боишься? А по тебе не скажешь.

– Ну, я научился скрывать свой страх. Я пытаюсь бороться с ним уже давно, но поверь: мне тоже страшно.

– Я села в этот чертов лифт не потому, что спешила, а чтобы доказать себе, что я смогу начать бороться с клаустрофобией… Ну вот и начала! Мой самый ужасный кошмар осуществился – я застряла в этом долбаном тесном ящике!

– Тише, тише… Не надо так. Хочешь, дам тебе послушать что-нибудь? И ты отвлечешься.

– Нет, музыка мне никогда не помогала! И… что-то они там не очень-то спешат! – воскликнула Даша.

– Не паникуй раньше времени. И потом, вдвоем не так страшно! – Саша снова нажал на кнопку вызова диспетчера.

Отозвался недовольный голос:

– Да?

– А нас скоро освободят?

– Да, ждите. Над проблемой уже работают.

Парень хотел еще что-то спросить, но связь прервалась.

– Ну, вот видишь, нужно лишь потерпеть немножко, – растерянно пробормотал он, внезапно почувствовав, как холодный пот предательски заструился по спине.

Страх перед замкнутым пространством постепенно начал передаваться ему от девушки. Внезапно Даша выронила мобильник и, закрыв лицо руками, начала тихонько всхлипывать и оседать на пол.

– Я не боюсь, я не боюсь… – словно мантру, повторяла она.

Саша присел рядом и, обняв девушку за плечи, ощутил, как сильно она дрожит.

– Успокойся, успокойся… Ты сама слышала – они скоро нас освободят! Скоро! – повторил он и невольно погладил ее по волосам, как маленького ребенка.

– Мы умрем, да? – Девушка всхлипнула.

– Конечно умрем, но точно не сейчас и даже не сегодня, – попытался разрядить обстановку Саша, но от этой невинной шутки девушка заплакала уже по-настоящему и уткнулась лицом ему в грудь, будто ища защиты.

Она так отчаянно рыдала, что Саша и сам был готов заплакать. Но он только сильнее сжал ее плечи, словно хотел показать всем на свете, и прежде всего этому проклятому лифту, что Дашу есть кому защитить. И в самом деле, сейчас эта девушка, о существовании которой полчаса назад он ничего не знал, казалась родным и близким человеком.

– Они не успеют нас спасти! Потолок сейчас обрушится! Чувствуешь, как стены вибрируют? Они сходятся!!! – в панике кричала девушка.

– Даша! Даша! Успокойся! Нас скоро вытащат. Все хорошо!

На своем телефоне он выбрал первую попавшуюся песню, которая оказалась «Shape of my heart» Стинга, и включил на всю громкость.

– Дай мне свою руку! – потребовал Саша, но девушка как будто ничего не слышала.

Тогда он сам нашел ее руку и сжал в своей. Девушка дрожала, но, вцепившись в него, как в спасательный круг, перестала кричать. Он попытался ее поднять, и она, словно завороженная, позволила ему это сделать. Прижав ее к себе, тоненькую и хрупкую, он начал покачиваться, будто бы в медленном танце. Даша всхлипывала все реже, послушно повторяя его движения и спрятав заплаканное лицо на его плече.

– Вот так, молодец. Пока я тебя держу, все будет хорошо. Все будет хорошо, – как можно спокойнее повторил он. – Вот и умница! Ну а кота твоего как зовут?

– Хэлбой – прошептала Даша.

– А порода?

– Он просто дворовый…

– Так это прекрасно! Дворовые коты умные и находчивые, не то что эти тупицы, породистые аристократы.

Даша улыбнулась сквозь просыхающие слезы:

– Да, он у меня хороший и все понимает. Но иногда вредничает.

– Ну, он же пацан, а мы, реальные пацаны, все такие, – пошутил Саша, и, похоже, на этот раз его шутка была оценена по достоинству.

– А парень у тебя есть? – поинтересовался он.

– Да как тебе сказать… Он сбежал. Сказал, что я ненормальная.

– Дурак он. Даш, ты совершенно, ну просто абсолютно нормальная! Это я… ненормальный, – признался парень. – Ну… не совсем нормальный. Из-за этого мне тоже не везет в личной жизни…

– Наверное, мы оба сумасшедшие, раз танцуем сейчас в застрявшем лифте.

– Ну, тебе видней. Ты у нас дипломированный спец по психам!

Оба рассмеялись, и обстановка немного разрядилась. Музыка лилась, а их замечательный танец все длился и длился… Но тут вдруг погас свет, затем лампочки зловеще мигнули, опять зажглись, что-то загудело и воцарилась какая-то неприятная тишина.

– Что это?! – срывающимся голосом спросила Даша.

– Наверное, наш лифт пытаются запустить.

Лампочки снова мигнули.

– Нет! Нет! Это конец! Сейчас свет совсем исчезнет! Лифт оборвется, и мы умрем! Я не могу больше! Я задыхаюсь! – Девушка начала жадно хватать ртом воздух.

Саша почувствовал, что и ему становится трудно дышать. Дашин страх передавался ему, бил по нервам, но… он же не тряпка, в конце концов! Он мужчина! Даша оседала в его руках, но он не дал ей снова сесть на пол, а, встряхнув, уверенно произнес:

– Даша, все будет хорошо, слышишь?!

– Нет! Нет! Не будет!

– Открой глаза! Посмотри на меня! Смотри же! – он уже кричал, и она подчинилась.

– Даша, слушай меня! Лифт скоро откроют, а пока смотри на меня и дыши, вот так, вместе со мной, давай: вдох-выдох. Вот так. Молодец! Нет, ну ты просто умница! А теперь представь, что вверху синее-синее небо, а вокруг нас – огромное поле с ромашками. И мы только вдвоем, и на сотни километров нет больше никого…

Она, не отрываясь, смотрела в Сашины глаза и действительно видела бескрайнее и безоблачное небо и чувствовала под ногами мягкую луговую траву. И даже ощущала запах ромашек!

Он же продолжал уговаривать девушку:

– Ты, главное, только дыши. Дыши. Когда все это закончится, я на самом деле отведу тебя в такое место, где будем только мы, звезды, вся вселенная – и никаких стен, потолков и дверей!

– Правда? Ты мне обещаешь? – доверчиво спросила Даша.

– Обещаю, – твердо сказал он.

Саша не мог оторвать взгляд от лица девушки, которую видел так недолго, но… возможно, они не просто так оказались здесь, в этом лифте? Вдруг это судьба?

Их губы встретились, и… застрявший лифт словно исчез. Вместе с ним испарился и страх, а их невероятный поцелуй длился и длился… как и музыка, все еще доносившаяся из телефона.

Эти двое, занятые теперь только друг другом и своими чувствами, не заметили, как окружающие их стены стали бледнеть и медленно растворяться; не услышали, как двери якобы застрявшего лифта отворились, и не видели людей, сгрудившихся у прозрачной кабины виртуального симулятора пространства Современного института практической психологии.

Прервали их поцелуй только аплодисменты.

– Ну вот и все! – весело сказала Даша оторопевшему спутнику. – Похоже, ты навсегда излечился от клаустрофобии!

– Так ты… ты не боялась?!

– Нет! – Она улыбнулась. – Конечно же не боялась. Но и ты не боялся! Надеюсь, никогда больше не испугаешься.

– Но мы… мы же еще увидимся?

На них все еще смотрели, но Саша внезапно понял, что он излечился не только от клаустрофобии, но и от своей вечной неуверенности в себе тоже. А Дашины глаза… они обещали все: и летнее небо, и луг с ромашками… и еще много, много разных и неожиданных вещей.

Сказка

Мягкая кровать, уютная постель,

Мы ложимся спать, утро мудреней.

– И что сегодня будем читать? – спросил Гоша у своего шестилетнего сына, поудобнее усаживаясь у кроватки. – «Подземелье Драконов» мы читали вчера, «Ведьму и фею» – позавчера… Так, эту тоже читали… Вот, хочешь «Про рыцаря и…»?

– Пап, а расскажи лучше, как ты с мамой познакомился, – перебил отца Ромка.

Гоша удивленно посмотрел на сына:

– А может, все-таки «Про рыцаря и…»?

– Нет! – отрезал мальчик. – Мне Маша вчера в садике сказала, что папа ее маму спас в лесу от огромной стаи волков! А у Вани родители на тонущем корабле познакомились и чудом выжили. А про тебя с мамой я ничего не знаю. Что же мне им рассказать?

– От волков, говоришь, и на корабле? Ну-ну. Про нас с мамой? Ладно! Ну, тогда слушай внимательно. Много лет назад я был членом одной организации, название которой не могу тебе пока сказать, это очень секретная информация. И вот там мне поручили сложное и опасное задание…

– Ух ты! Ты что, был шпионом, пап? – перебил его малыш, во все глаза глядя на отца.

– Ну, э-э… не совсем. Скорее агентом по про… по внедрению, но это тоже секрет, понимаешь? – заговорщически подмигнул сыну Гоша.

– Ага. Конечно, – кивнул неугомонный Ромка и приготовился слушать дальше.

– И вот однажды я попал в засаду, – приглушенным голосом продолжил Гоша. – Их было человек пятнадцать!

Ромчик открыл рот, и глаза его заблестели.

– Да! Может быть, даже восемнадцать! И мне чудом удалось укрыться в здании старого завода. При себе я имел лишь гранату и два запасных магазина к моему верному «кольту», с которым никогда не расставался. Пули градом стучали вокруг, отскакивая от железа, дырявя стены и разбивая стекла, но все мимо. Им трудно было в меня попасть из-за нагромождения труб и железных ящиков, за которыми я залег. Зато я прекрасно обозревал все подступы, благодаря чему успел уложить больше половины бандитов, прежде чем перезарядил свой «кольт» в последний раз. Однако все равно мое положение было незавидным – и вот тогда-то я и решился на рискованный поступок, ведь другого выхода все равно не было…

Настя вышла из душа. Проходя мимо спальни сына, она вдруг остановилась и прислушалась. Сначала ее брови от удивления поползли вверх, а затем лицо озарила веселая улыбка. «Ах, вот, значит, какие ты сказки рассказываешь!» – мысленно произнесла Настя и так и осталась тихонько стоять у двери, в купальном халате и с полотенцем на голове.

Между тем Ромчик слушал рассказ отца затаив дыхание, а его рот так и остался приоткрытым. Гоша же по ходу рассказа воодушевлялся все больше и больше, помогая себе жестами, мимикой и соответствующими звуками:

– И тут я бросил в сторону кусок железки: ба-бах! Негодяи отвлеклись, а я тем временем ринулся вперед. Я бежал, петляя между старыми станками и стреляя прямо на ходу: пах! пах! пах! Троих как не бывало! Но и я сам еле успел укрыться и бросить гранату. И только тогда я заметил, что меня все-таки ранили в плечо.

Гоша задрал рукав футболки и продемонстрировал сыну небольшой, почти круглый шрам, подозрительно напоминающий след от старой прививки.

– Ого! – воскликнул Ромка и осторожно потрогал отметину.

– От грохота заложило уши, – продолжал Гоша, – а когда дым рассеялся, я выглянул с моего нового укрытия и чуть не лишился носа – пуля пролетела буквально в сантиметре от него. В живых остался еще один. Я выстрелил в него несколько раз, но не попал. Патроны закончились.

Настя от еле сдерживаемого смеха уже не могла стоять – она сидела на полу, зажимая рот ладонью, а другой рукой то и дело поправляя все время сбивавшуюся набок чалму из полотенца, и мысленно восклицала: «Ай да муженек! Ай да Гоша Бонд! Агент ноль ноль семь, блин!»

– Мне оставалось лишь ждать, зажав в руке нож. Я решил драться до последнего. Этот мерзавец подошел и навел на меня дуло пистолета, я уже приготовился на него кинуться, но не успел – прогремел выстрел. Бах!

– Ой! – непроизвольно вскрикнул вчувствовавшийся в повествование Ромка.

– Я остался стоять, растерянный, ничего не понимая, а человек с пистолетом упал замертво. Ко мне приближался еще кто-то, держа меня на прицеле. И вдруг… наши глаза встретились. Очень красивая девушка, опуская руку с пистолетом, спокойно сказала: «А ты ничего, молодец, хорошо стреляешь!» Это и была твоя мама. Она тоже была нашим агентом и подоспела как раз вовремя. Вместе мы и вернулись домой.

– Круто! И она сразу в тебя влюбилась?

– Нет, не сразу, мне еще пришлось за ней побегать. Вот так, сынок, твоя мама спасла меня. Ну а теперь спать.

Гоша вышел из детской и закрыл за собой дверь.

– Ну как, уснул? – спросила Настя, смеясь уже в полный голос.

– Да. Я свет выключил, спит.

– А ты молодец. Почти правду рассказал. Но только с одним «но» – это ведь ты в меня тогда стрелял.

– Ну а ты ведь в меня целилась, и, не выстрели я первым, неизвестно, кому бы я сейчас сказку на ночь рассказывал.

– Агент, блин! Пошли, покажешь и мне свои шрамы, это так возбуждает…

Он отбросил бесполезное оружие в сторону и сел на пол, опершись о стену огромного заброшенного заводского помещения.

Она, целясь в него из пистолета, с издевкой в голосе спросила:

– Что, патроны закончились?

– Ага, – обреченно ответил парень, глядя на девушку.

– Эх, плохой же из тебя стрелок! А еще хвастался! Все, свидание отменяется. – И она приготовилась нажать на курок.

Он резко метнулся в сторону и, выхватив из-за пазухи пистолет, выстрелил ей в область сердца. Красное пятно украсило камуфляжную форму. А девушка, ошарашенная, лишь пялилась на другое, такое же свежее пятно краски, но желтое, – там, на стене, в том месте, где секунду назад сидел этот шустрый парень.

Гоша, поднявшись, подмигнул и с улыбкой спросил:

– Ну, и кто на самом деле плохой стрелок?

– Так нечестно!

– Ничего не знаю. Уговор есть уговор. Кстати, меня Гошей зовут.

– Только Гоши мне в жизни не хватало! – со вздохом произнесла Настя, понимая, что свидание этому нахальному курносому Гоше, с которым она познакомилась перед игрой, всего час назад, она таки проспорила.