Текст книги "Только ты"

– Так что, я не поняла, он тебе не нравится, что ли?

– Кто?

– У тебя снова одни убийства в голове, – вздохнула подруга. – С одной стороны это хорошо, конечно, – тебе есть чем заняться, но с другой… Это ужасно, когда женщина постоянно сталкивается с насильственными преступлениями. А вообще я о твоем Тиме спрашивала, разумеется!

Катя удивленно посмотрела на Наталью:

– Наташ, ну я же с ним живу!

Подумала и добавила:

– Теперь, кажется, уже не живу…

– Слушай, ты меня вконец запутала! Так живешь или не живешь? И что у вас там, в конце концов, произошло? Вы в последний раз какие-то странные оба были. Говори прямо, а то все обиняками… Про Лешку этого я уже все выслушала, хотя он, как я понимаю, сегодня фигура не главная. С Тимуром у тебя что произошло? Скажешь ты мне прямо или нет? Я, знаешь ли, дедуктивными способностями не отличаюсь, поэтому могу сделать такие далеко идущие выводы, что мама не горюй! Всем мало не покажется!

– Я его тоже застала… с другой, – наконец выдавила из себя Катя.

– Ничего себе! И это прямо у вас дома?

– В больнице. У них в отделении. Там, где я… где мы…

Наталья только присвистнула. А Катя проглотила набежавшие злые слезы – потому что, вопреки утверждению, что время лечит, эта картина до сих пор стояла у нее перед глазами. Да, время лечит… но, пожалуй, не так быстро… На Лешку у нее ушло бог знает сколько времени… потраченного впустую!

– И теперь я хочу знать: может быть, дело именно во мне? Что я делаю не так? Почему они все со мной так поступают?! – горячо воскликнула она.

– Двое – это еще не все, – утешила Наталья, но, взглянув на расстроенное лицо подруги, продолжила: – Ладно. Давай разберем и этот вопрос… Хотя, судя по твоему виду, этот случбй, как говорится, всех злее… Тим тебе нравится?

– Да.

– Тебе с ним в постели хорошо?

– Да, – сказала Катя и слегка порозовела.

Катя не любила обсуждать вопросы секса, но Наталье можно было доверить все. Она была, можно сказать, ее единственной подругой. Очень близкой подругой. Кроме того, с ней можно было делиться самым сокровенным. И просить совета по такому интимному вопросу Кате больше было не у кого. С Сашкой Бухиным или с Игорьком у нее, конечно, прекрасные отношения, и рассказать им она могла почти все, но только не это. А мама… что ж, с мамой у нее тоже все очень близко и хорошо… только, как с Наташкой, с мамой не поговоришь… Она, конечно, пожалеет свою девочку, у которой снова в личной жизни случилось фиаско, но, разумеется, скажет, что Тим негодяй и подлец, да и вообще… Хотя, может быть, все дело как раз и не в Тиме? А в ней самой? Почему ее тянет к таким людям, которые ее бросают?

– Он тебя любит?

– Я тоже так думала… до самого последнего времени!

– Ситуации бывают разными, Катюш… Вплоть до внезапного помрачения рассудка. Читала Бунина «Солнечный удар»?

– Читала, – нехотя подтвердила Катя.

– А Тим пытался как-то объяснить то, что ты увидела?

– Я не стала его слушать. И что там можно объяснять? Он звонит не переставая, но, знаешь, мне почему-то не хочется с ним говорить…

– Что звонит – это хорошо. А дома он не появлялся?

– Даже если бы и появился, я бы его выставила. Он к родителям тогда собирался, – пояснила Катя. – Дождь пошел, а он зонт дома оставил. А я была рядом. Ну и… заехала. Если честно, Наташ, мне просто захотелось его увидеть. Знаешь, после истории с этим злосчастным букетом я чувствовала себя… ну виноватой, что ли! Хотя вот клянусь тебе – ничего между нами не было! Ну, я имею в виду, что между нами все было, но очень давно. И все давно закончилось. Да, и еще открытка эта дурацкая! Сердечком!

– Он ревнивый?

– Не то слово, – пожаловалась Катя. – Вот вернусь домой, соберу его вещи и…

– Так, стой! Вот чего не нужно делать, так это торопиться! Не нужно всех этих скоропалительных выводов и лишних телодвижений! А еще, руководствуясь только чувствами – причем не самыми лучшими, – принимать решения, о которых потом можешь пожалеть. Ты должна бы знать это даже лучше, чем любой другой. Ты же у нас следователь.

– Не следователь, а опер, Наташ.

– Да один черт! Так, а помириться ты с ним не хочешь? Может быть, если он тебя во всем устраивает, можно простить ему эту совершенную под влиянием момента глупость? Знаешь, на самом-то деле есть всего один-единственный критерий, по которому можно понять: казнить или помиловать, – это то, что чувствуешь ты сама. Если ты просто знаешь, что он – самый главный выигрыш в твоей жизни, так сказать, лотерейный билет на сто миллионов, – тогда да. Прощай и мирись. Тем более, насколько я поняла, до дела там вроде и не дошло… а флирт – штука такая… Тонкая штука, одним словом. Хотя, если увлечься, перейти границу тут можно запросто… я даже по себе знаю!

Наташка увлеченно и со знанием дела стала рассуждать об особенностях и подводных камнях флирта, приводила какие-то резоны и доводы, но Катя уже слушала ее, что называется, вполуха. Ее сильно зацепили слова подруги: у каждого из нас в жизни бывает свой выигрышный билет. Главный приз. Но… Одни возвращаются, чтобы поднять с земли упущенный шанс, а другие, не задумываясь, проходят мимо. Мало ли что на ходу из сумочки выпало! Может, просто бумажка ненужная какая-то. Сколько их еще будет в жизни – бумажек!

Однако бумажка бумажке рознь. Одна действительно ничего не стоит, а другая – с очень важными шестизначными цифрами. Но разве угадаешь сразу – которая из бумажек твоя? И совпадут ли цифры другого человека с твоим собственным, уникальным кодом? Ведь только тогда ты и выиграешь – и никак иначе! Как же понять, как распознать, где твое, а где – чужое? Человек – он и не бумажка вовсе… с людьми все гораздо, гораздо сложнее. И если тебя к одному человеку, что называется, тянет и ты считаешь, что он твоя судьба, то как быть с другим случаем – если человека тянет к тебе, а ты ничего не чувствуешь? Наверное, все-таки сначала нужно довериться притяжению… зову сердца. Сердце ее рвалось к Тиму, но… что, если их внутренние коды настолько разные, что им просто не суждено быть вместе? И потом: есть еще и голос разума! Логика у нее всегда была на высоте: что, если отбросить сейчас всякие такие «веления сердца» и просто скрупулезно и методично взвесить все «за» и «против»?

Идея Кате понравилась, и она сразу мысленно начала выписывать в одну колонку достоинства Тима: он добрый, заботливый, обязательный, ей хорошо с ним… ага! Готовить он тоже любит… особенно когда ей лень. Она приходит с работы усталая, а дома какая-нибудь вкуснятина. Тим здорово готовит, если честно. И еще он не жадный. Вот это можно даже вынести в отдельный пункт. Это важно. Со скрягой Катя жить не смогла бы, это точно. Однако и не транжира. И это тоже хорошо, потому что сама она имеет некоторую склонность к мотовству. Особенно после получки. Ладно, с достоинствами вроде покончили. Хотя, если подумать, можно было бы добавить еще, но… он пока не заслужил расширения списка! В другую колонку она начала вносить недостатки: первым номером, разумеется, неверность. Какие еще у Тима есть недостатки? Ревность. Ну, если честно, от этого недостатка она иногда получает и удовольствие. Особенно когда он так забавно ревнует ее то к Лысенко, то к Сашке Бухину, что вообще ни в какие ворота не лезет, потому что у Сашки есть любимая жена Дашка. Так, еще… надо подумать… ага, бросает свои вещи где попало. Она постоянно собирает то его рубашки, то все остальное и развешивает в шкафу как надо. А в его отделение для футболок и другой мелочи даже заглянуть страшно – сколько ни складывай их стопочкой, он непременно вынет одну футболку, а остальные просто вывалит, а потом затолкает обратно как попало! А когда торопится, еще и ругается, что они все мятые! И гладит наспех, заставляя бегать и ее – то за водой, то за другой футболкой, потому как выбранная вдруг оказывается еще и грязной. А грязной она оказалась, потому что упала на пол! На который он сам ее и уронил! Или задумается о своих дурацких больных и дырку утюгом прожжет! Ну, если честно, никакие его больные не дурацкие… все больше тяжелые, после серьезных травм. И сама Катя когда-то выжила лишь благодаря умелым рукам Тима, который в институте не штаны просиживал, а учился изо всех сил… потому как он еще и совестливый! Ну уж нет… про совесть пока лучше помолчим! Не стал бы совестливый так с ней поступать… Так на чем мы остановились? На том, что он уже кучу своей и заодно и ее одежды испортил? Конечно, потому что он не смотрит, при какой температуре что гладить! Утюг, кстати, тоже никогда на место не ставит… и ключи от дома бросает где попало, а потом бегает и ищет! Да, и еще измышляет всякие медицинские небылицы, как с микроволновкой, например. К тому же он излишне заботится о ее здоровье. Постоянно напоминает ей о том, что курить вредно… как будто она и сама не знает! Ну как тут бросишь курить, когда случается то одно, то другое? Она и так уже старается при нем удерживаться… Теперь, кстати, курить можно сколько угодно, и даже в постели, что раньше было строжайше запрещено! И греть в микроволновке даже чай, если лень поставить чайник… и Тим больше не будет делать ей замечаний… и никто не будет, никому она со своим здоровьем не нужна… и это очень грустно! Катя подумала и перенесла излишнюю заботу из колонки недостатков в колонку достоинств. Да, вот еще один недостаток: он ревнив. Или она это уже упоминала? Ладно, она тоже ревнива, если честно… так что тут, как говорится, баш на баш. Вычеркнем. Кажется, с его недостатками покончено. А может, вся загвоздка в ее собственном характере? Эта мысль сегодня посетила Катю уже не впервые. Вот если взять и признаться откровенно – какие у нее самой имеются пороки и добродетели?

За мысленным перечислением своих плюсов и минусов она и не заметила, как проглотила немалую порцию вкуснейшей рыбы гриль, собственноручно приготовленной хозяином дома. Наталья все подливала ей любимого белого вина, но Катя, вместо того чтобы получать удовольствие от еды и чудного теплого вечера, продолжала меланхолически перебирать в уме: «Так… поздно прихожу с работы, нехозяйственная, склонная к полноте… ну, это скорее достоинство для Тима… Лешке не нравилось… да и черт с ним, с Лешкой! Нашла о ком вспомнить!.. Да… барахольщица… Маме не звоню подолгу. Не люблю комнатных растений. Не люблю мыть посуду. Гладить тоже не люблю, поэтому и спихиваю всю глажку на Тима… вернее, спихивала. А уж холодильник как мыть не люблю! Еще больше, чем гладить! Плиту тоже не мою… страшно посмотреть на нее уже. Зато люблю кошек… особенно Финьку! А Тим больше любит собак… и пусть любит! Она не собака Павлова, чтобы дрессировать ее методом наказаний и поощрений, чтобы по первому же звонку у нее слюна текла! «И чтоб ездить к его родителям на дачу, когда я этого совсем не хочу! Потому что они меня не любят… Так, еще я вспыльчивая. Хотя и отходчивая. Ну, и злопамятная. Ужасно злопамятная, если честно… Как-то Тимкина мать мне какую-то двусмысленность сказала, так я, считай, год помнила… да и сейчас еще не забыла, если честно. Теперь достоинства: я трудоголик. Или это недостаток? Ладно, черт с ним, пропустим… Верная… или у меня просто нет фантазии? Нет, фантазия у меня как раз имеется. Просто сил после работы нет… да и желания затевать всякие грязные интрижки тоже. А еще я красивая. Да, красивая! Нечего скромничать – что есть, то есть. Хотя это больше Наташка для меня постаралась… если бы не она, я бы сама так никогда и не начала разбираться, что мне к лицу, а что нет, и носила бы одни старые штаны всю жизнь. И даже не штаны, а юбку – ту самую, с которой я расстаться не могла, потому что, видите ли, в тот день ее надела, когда Лешечка меня в первый раз поцеловал! Кошмар, а не юбка была, если честно. Вот у Тима вкус врожденный… Так, а у меня что, вкуса нет? Неправда, есть у меня вкус! Просто иногда мне собой заниматься некогда. В институте точно некогда было – я ж училась на юриста, а не на модель! Добрая? Будешь тут доброй, на такой работе… нет, наверное, все-таки добрая… ну не последняя же я злюка? Интуиция у меня хорошо развита… или это не достоинство? Это скорее к профессиональному… Да что меня все время сносит на профессиональное?! Как будто у меня ничего, кроме работы, в жизни нет! Ну, и упрямая. Если мне что-то не нравится, меня с места не сдвинешь. Да, это точно недостаток. Сколько раз Тим меня приглашал к своим, а я отказывалась… вот ему и надоело. А зачем мне бывать у его родителей, если они меня не любят? Черт, что я все время об одном и том же! Ну не любят и не любят, мне-то теперь что? Ну, необъективная я… бываю… Папа Тима меня очень даже любит, всегда радуется, когда я приезжаю, это и ежикам видно, и тут меня не обманешь! А вот мама его на меня постоянно косо смотрит и так и норовит намекнуть, что я ее драгоценному мальчику не пара! Кроме того, милейший Отар Шалвович в доме не главный. Там всем маман заправляет. Как говорится, железной рукой в бархатной перчатке. Поэтому я ее и не люблю. Потому как сама та еще железная рука, и зачастую безо всякой перчатки – ни бархатной, ни какой-то еще! Наталья правильно сейчас сказала – женщина должна быть покладистой… Да, а я – тот еще подарок! Никакой я не выигрышный билет…Потому-то Тимова мама меня на дух и не переносит, вот как раз в этом мы с ней удивительно похожи! Кроме того, она считает, что я уделяю Тиму мало времени. А я действительно уделяю Тиму мало времени. По справедливости, куда меньше, чем он мне. Ну, наверное, так и должно быть… я же все-таки женщина… но он же и другим женщинам внимание уделяет! Меня ему не хватает, значит?!» – Катя встрепенулась и села прямо.

– Смотри, Катерина проснулась! – сказал Антон, подмигивая жене. – А так сладко дремала! Я ее даже пледиком укрыл!

Катя с удивлением заметила, что действительно чуть ли не с головой укрыта мягким пледом, а довольный Финька, которому тоже перепало рыбки, уже не сопит под свитером, а забрался ей на шею, под волосы, и выглядывает оттуда с удовлетворенным и гордым видом.

– Чай будете пить, дамы? Черный или зеленый?

– Зеленый, – выбрала Наталья.

Катя лишь кивнула. Сейчас они выпьют чаю, Антон уйдет к себе в кабинет, а они, наверное, продолжат разбирать ее жизнь. Чтобы добраться до истины, иногда приходится копать очень глубоко.

* * *

– Ну что, как девчонки?

– Отдыхают, фрукты едят… тепло там еще, просто рай какой-то. Я вот только две недели и побыл с ними. Дашка тебе винограда передала. Я специально не хотел на работу нести, а то тебе бы и не досталось. Скажешь своему Тиму, пусть заберет. Там целое ведро, наверное.

– Я сама после курсов заберу. Мне сегодня туда только после обеда. Потом вернусь и сама заберу.

Сашка был так поглощен просмотром списков поджигателей всех мастей, что даже не заметил Катиного «сама», повторенного дважды. Наверное, это и к лучшему. Не хватало, чтобы и на работе знали, что у них с Тимом… короче, что она теперь снова одна.

– Так, этого сюда… этого, пожалуй, тоже сюда…

– Саш, не бубни, ты мне мешаешь, – строго сказала Катя. – У меня и без тебя голова пухнет. Мне сегодня на курсах еще и зачет сдавать! Да, и спасибо за виноград!

– Что? А… не за что. А что бубню – извини. Привык со своими все озвучивать. Это едим, это не едим. Все подряд в рот тащат! – пожаловался он.

У Сашки Бухина в прошлом году родилась двойня, и теперь Саньке и Даньке, как оригинально назвали своих первенцев Саша и Даша Бухины, было чуть больше полутора лет. Возраст самый что ни на есть опасный: девчушки уже вовсю ходили и даже бегали, залезали в самые неожиданные места и при этом тянули к себе все, что могли достать. Да, в начале жизни так хочется познавать мир, причем большую часть мира желательно попробовать на вкус. Сейчас близнецы гостили у новоявленного дедушки. Потому как их бабушка, Дашкина мать, неожиданно нашла свою любовь в лице бригадира строителей, подрядившихся ремонтировать их квартиру как раз, когда близнецам было месяца по два. Так что около года назад бухинская теща скоропалительно вышла замуж и благополучно отбыла в Херсонскую область, оставив Саше и Даше капитально отремонтированное жилье, но при этом лишив любимых внучек своей опеки. Хорошо еще, что Бухины-старшие жили неподалеку и помогали присматривать за непоседливой парочкой. Верховодила и первой ввязывалась во всякие безобразия Санька. Даньку можно было оставить играть одну, Саньку – ни в коем случае! Она дебоширила сама, да еще и подбивала на авантюры сестру. Данька была просто ангелом, если Санька почему-либо отсутствовала. Впрочем, Саша Бухин почти никогда не видел своих дочерей порознь – те повсюду являлись неразлучной парой: вместе играли, ели, спали и разом же поднимали невыносимый ор, если что-то их не устраивало. Похожи они также были фантастически, но родители их никогда не путали. Во-первых, они научились невероятным образом распознавать голоса дочерей, а во-вторых, у Саньки волосы на макушке закручивались в правую сторону, а у Даньки – в левую. Эта особенность близнецов и являлась самым надежным идентификатором.

– Кать, тебя к телефону, – Бухин протянул коллеге трубку.

– Скрипковская? Выйди, тебя на проходной спрашивают.

Катя неохотно оторвалась от документов.

– Катюх, пирожков захвати к обеду, раз все равно вниз идешь! – крикнул ей вслед Сашка.

* * *

– Кать, это я…

Он стоял прямо напротив солнца, бившего в глаза, и она на мгновение обманулась: приняла его за Тима. Наверное, так глупо она ошиблась потому, что сама этого хотела. Несмотря на то, что совсем недавно она грозилась выбросить Тимовы вещи, она все же томилась по нему и мучительно жаждала его увидеть…

Наваждение длилось какую-то долю секунды, а вслед за ним нахлынуло такое горькое разочарование, что она чуть не заплакала. Но все же взяла себя в руки – не хватало только, чтобы этот тип принялся ее утешать! Или спросил, почему она здесь рыдает!

– У меня работы навалом, – хмуро сообщила она. – Ты зачем пришел? Или снова какой-нибудь дурацкий букет притащил?

– Нет, но я могу прямо сейчас купить тебе цветы, если ты хочешь, – он немного растерялся.

– А если хочу?

Черт дернул ее за язык! Какие еще она придумала цветы! Просто ей нужно было что-то сказать, чтобы отвлечься от видения Тима, идущего прямо к ней в солнечном ореоле… и не плакать… и не вспоминать…

Но Лешка тут же обрадовался, глаза у него буквально загорелись.

– Давай я к тебе зайду вечером? С цветами?

– Я пошутила, – процедила она, ругая себя последними словами за глупость, дурной язык и неуместное кокетство – словом, за все, что можно было смело отнести к категории «отрицательные черты характера». Причем ее собственные. – Я не желаю, чтобы ты всякий раз являлся ко мне домой. Тебе понятно?

– Мы можем встретиться на нейтральной территории, если тебе так удобнее и ты хочешь видеться именно так, – он недоуменно пожал плечами. – Кстати, я заметил, что и на курсах ты меня тоже избегаешь. Между прочим, я не кусаюсь. – Она уловила в его голосе чуть заметную нотку горечи. – Но если тебе так удобнее…

– Да, мне так удобнее! – отрезала она, не вдаваясь в дальнейшие объяснения. Видимо, Лешке не втолковать, что она вообще не хочет с ним ни видеться, ни встречаться. Ни на какой территории.

– Я тебя от занятий отвлекаю, да? – вид у него стал совсем покаянный.

– Да ни от чего ты меня не отвлекаешь! – совсем рассвирепела Катя. – Просто я не хочу, чтобы нас все время видели вдвоем! Разговоров мне тут только всяких и не хватало!

Конечно, как он мог не подумать… домой к ней в любой момент может приехать тот, на «порше», а осложнения сейчас ему не нужны. Черт его знает, что это за мужик… может быть, как-то связан с ее работой, а оттуда и к нему самому рукой подать! Может, даже какое большое начальство!

– Кать, может, тогда завтра куда-нибудь сходим?

– Да ничего я не хочу! И никуда я с тобой не пойду! Что ты ко мне прицепился! Хотел поговорить – поговорили! Хотел извиниться – пожалуйста! Я принимаю твои извинения! А теперь катись отсюда!

– Ты меня совсем не вспоминала?

Он спросил это так искательно, что у нее на мгновение сбилось дыхание. Сказать ему, что два года в себя не могла прийти? Плакала по ночам в подушку, ходила как потерянная и видела его в городе так же отчетливо, как сейчас увидела Тима? А спасало ее только то, что она работала, работала и еще раз работала. Вот только много чести, говорить такое всяким говнюкам! Что она еще долго ждала… нет, не того, что бывший возлюбленный появится и они возобновят свои отношения – этого она категорически не желала; он был отрезан раз и навсегда, вырван с кровью, с куском жизни… Но она всей душой вожделела этих самых его извинений! Которые недавно выслушала. Да, она получила все: что он ошибся, что ужасно жалел, что страдал и думал о ней эти годы, и не мог найти ей замену, как ни искал. Она сидела напротив, слушала, смотрела на его покаянное красивое лицо… совсем чужое лицо теперь. И ей не захотелось, как прежде, взять его за руку, поймать улыбку, посмотреть глаза в глаза… потому что с ней ничего не случилось! Ничего не дрогнуло внутри ни от его слов, ни от него самого. Сердце не забилось чаще, ее не бросало ни в жар, ни в холод, как бывало раньше при одной мысли о нем. Она выбросила его из своего сердца навсегда, но она его не простила. Хотя она и уверяла, что все забыто, но… То, что он хотел сделать тогда с ней, – и то, что он успел сделать, – все это было одинаково мерзко. Отвратительно. Унизительно. И очень больно. И это не исправить никакими запоздалыми извинениями, букетами и пошлыми открытками… Однако она все еще подсознательно желала, чтобы он перед ней извинялся. Снова и снова. Признавал себя виноватым в том, что разбил ей сердце. Это хоть как-то должно было компенсировать те проклятых два года, когда она вздрагивала при каждом телефонном звонке, ловила звук шагов на лестнице, страстно желая, чтобы он осознал, что наделал… что потерял. Она жаждала уже не его любви, а покаяния, чтобы он говорил и говорил ей, как был перед ней виноват. И сожалеет о том, что сделал.

Сначала она так ярко представляла себе это их свидание, что просто видела все воочию. Но время текло, унося с собой мельчайшие частички ее боли… затягивая раны… а потом внезапно она поняла, что его больше нет в ее жизни. Его образ уже не витает рядом. Не стоит у ее дома. Не идет рядом с ней по улице. Он наконец ушел из ее существования и закрыл за собой дверь. И вот тогда она вздохнула с облегчением. И снова ощутила себя свободной. Время вымыло воспоминания о бывшем возлюбленном, как мертвого моллюска из раковины. Сердце ее вновь стало незанятым… и пустым. Однако природа не терпит пустоты. И теперь у нее есть Тим… хотя, наверное, правильнее будет сказать, что Тим у нее был. И вся эта отвратительная история с ними обоими случилась как раз по вине этого человека, который сейчас чего-то от нее ждет… Он явился спусковым механизмом, катализатором… это из-за него она стала такой, как сейчас: недоверчивой, даже черствой… Это из-за него потерялось то самое, первое кольцо Тима, о котором она и сейчас ужасно сожалеет… и смялось, пропало их с Тимом колечко из шоколадной фольги – как будто это Лешка прошелся по нему ботинком… Это Мищенко растоптал и убил в ней и детскую доверчивость, и какую-то необыкновенную легкость, которой она отличалась раньше. Господи, да зачем он снова явился?! Так хорошо было все забыть… и у нее все наладилось… и, может быть, она нашла бы общий язык с родными Тима, если бы… если бы… Если бы он, как злой гений, как живое напоминание о совершенной ею когда-то ошибке, не появился снова и не всколыхнул прошлое, как мутное болото!

– Что-то у тебя появилось слишком много свободного времени, – холодно заметила она. – Ты что, сегодня зачет не сдаешь? Не готовишься?

– А я уже сдал… еще утром… автоматом, – он растерялся. – А теперь весь день свободен… вот и решил к тебе заскочить. Тут же рядом!

– Значит, отбоярился – небось еще и не автоматом, а просто барашка в бумажке сунул, и теперь желаешь бесплатных развлечений?

Он покраснел как рак, и Катя поняла, что попала не в бровь, а в глаз. Что Мищенко в лом было зубрить и сдавать какой-то идиотский зачет, который ему сто лет сдался, и он просто-напросто купил его незадорого.

– У тебя что, кроме меня, в нашем городе больше интимных знакомых нет? – ядовито поинтересовалась она и добавила: – Помнится, раньше ты был нарасхват!

– Кать, ну зачем ты так…

– Как?

– Грубо. Тебе не идет. Ты такая красивая… женственная…

– Леша, я вообще-то на работе! А ты спихнул зачет леваком и гуляешь туда-сюда от нечего делать! А у нас сейчас полный завал! И мне некогда выслушивать всю эту ахинею!

– Кать, правда, что в городе маньяк объявился? – вдруг прямо спросил он.

Она даже поперхнулась:

– Откуда ты знаешь?

– Ну, мы же с тобой из одного ведомства, как-никак! И нам велели быть бдительными в общественных местах, особенно наблюдать за парочками и за одинокими блондинками. Дискотеки, клубы, бары, рестораны, кинотеатры… Так что, он охотится за блондинками?

– Да какая тебе разница, за кем он охотится! – в сердцах сказала Катя. – Катись отсюда куда хочешь и будь бдительным. Шляйся по барам, кинотеатрам, даже по дискотекам, если хочешь! Сними себе парочку блондинок – пускай не достанутся маньяку! Ты же как раз к ним неравнодушен, насколько я помню? А вот сюда тебе являться ни к чему! И вообще, на нас уже пялиться начали.

– Если уж на то пошло, мне плевать, что на нас, как ты выражаешься, пялятся. И для меня лично большая разница – ходишь ты домой одна или нет! Я провожу тебя сегодня домой, если не возражаешь. И даже если возражаешь, все равно провожу. Когда ты идешь на свой зачет? Через час? А потом что, обратно на работу? Где тебя лучше встретить?

– Ты что, будешь меня все время провожать? И у выхода сторожить, пока я все дела закончу?

– Да, – просто сказал он. – Если надо, то буду. И провожать, и сторожить. Но лучше скажи сама, к которому часу за тобой прийти.

– Леша, я не блондинка, – заметила она, все больше и больше уставая от этого странного разговора. – И умею за себя постоять. Кроме того, табельное оружие у меня с собой.

– Ты женщина, я за тебя боюсь, и я все равно тебя провожу, – упрямо проговорил он.

Да что же это такое?! Что ж ей теперь, скрываться от него, что ли? С черного хода, переулками уходить? Явки и пароли каждый день менять? Помнится, у Лысенко несколько лет назад была такая же настойчивая пассия, от которой тот даже прятался. Он злился и дома не ночевал, потому как девица караулила его и там. А они всей командой над ним потешались. Оказывается, это было не так и смешно! Теперь-то она его понимает, когда сама не может отделаться от несвоевременно воспылавшего к ней страстью кавалера! Вот именно что – несвоевременно. У него было время. И возможность. И ее любовь. У него было все! Но он сам все испортил. Разрушил. Он… Нет. Стоп! Не нужно об этом больше. Она не хочет об этом вспоминать. Никогда. Не желает – и все!

– Каждой женщине приятно, когда за ней ухаживают. Я хочу загладить свою вину. Я хочу, чтобы мы с тобой начали все сначала. Дай мне шанс, и ты ни о чем не пожалеешь!

Ну, это уже просто ни на что не похоже! И переходит всякие границы. Она даже не знала, что он может быть таким настойчивым. Назойливым. Упорство – хорошее качество или плохое? Мимо них шли люди – сотрудники их отдела и соседних. Прошествовала эксперт Маша Камышева, бросив на Катю и ее воздыхателя быстрый заинтересованный взгляд. Она почувствовала себя актрисой на съемочной площадке, где ставят плохую мелодраму.

– Уходи отсюда! – прошипела она, дернув его за рукав, и сама быстро сошла со ступеней.

Он послушно потрусил за ней следом.

– Я просто за пирожками вышла, понятно? – рявкнула она, не выдержав этого преследования. – Я всего-навсего хочу купить пирожков! Три с капустой, три с картошкой и два с яблоками! И если ты сейчас не отцепишься от меня, то я… я…

– Не гони меня, Кать, – грустно сказал он, и углы его красивого рта опустились. – Пожалуйста…

– Не унижайся, – бросила она, презрительно посмотрев на бывшего поклонника. – Не веди себя как сопля! Тебе не идет. Да и женщинам, если хочешь знать, это совершенно не нравится!

Она ушла, не оборачиваясь, а он еще долго стоял и смотрел ей вслед.

* * *

– Игорь, а у тебя рынок сбыта налажен? – неожиданно спросил Бурсевич, и Лысенко недоуменно поднял брови:

– Какой рынок сбыта?

– Ну, ты индюков своих как будешь продавать?

– Борь, я про рынок сбыта, если честно, не думал еще.

Пять тысяч лысенковских индюков, помноженных на некие заманчивые цифры, сулящие фантастические прибыли, очевидно, не давали покоя Борису Бурсевичу и будоражили его воображение.

– А твой дядька куда их сдавал?

Лысенко потер переносицу и признался:

– Не знаю. Перекупщикам, наверное. Боря, мне сейчас не до того…

– Так этих перекупщиков уже сегодня надо искать, Игорек! А не тогда, когда все твои индюки разом вырастут!

– Борь, ей-богу, не до индюков мне… Слушай, а действительно, куда ж я их девать буду? – Майор, похоже, первый раз задался этим вопросом.

– Понял наконец! Ты загодя контакты налаживай. По рынку походи, объявление в Интернет дай.

– Я объявление дам, а они завтра передохнут! Лучше не надо, знаешь, я человек суеверный…

– Да с чего им дохнуть? – Бурсевич пожал плечами. – Ты ж этого индюковеда обратно на работу взял?

– Взял.

– Деньги ему платишь?

– Плачу.

– Он за индюками ухаживает?

– Боря, ну если бы он за ними не смотрел, с чего бы я ему платил?

– И они все живы?

– Да вроде хорошо себя чувствуют… пока… щас по дереву постучу!

– Ну вот видишь! А этот… помощник не знает, куда твой дядька индюков девал?

– Он не знает. Да, точно, он не в курсе. Это ж не его обязанность была… Да, точно, я ж у него уже спрашивал.

– Слушай, а давай я часть твоих индюков у нас в Управлении пристрою?

– Ты что, сдурел, Борь?!

– А что? – Бурсевичу эта мысль, видимо, понравилась. – Экологически чистый, отечественный продукт… каждый возьмет! К Новому году ты ж их как раз и вырастишь? Новый год все празднуют, поголовно. Кроме того, народ у нас занятой. А тут и бегать, искать ничего не надо, – индюшатина на праздничный стол – самое то. Сколько у нас людей? Да до хрена и больше! В одном нашем отделе больше тридцати человек! Если каждый возьмет по индюку…

– Боря, я тебя прошу! У нас вчера еще один труп прибавился, а ты тут с индюками пристаешь! Они и так у меня в печенках!

– Ладно, ты еще вспомнишь мою доброту, – пробормотал Бурсевич, глядя вслед выходящему из кабинета коллеге, и в глазах его зажглось превосходство биржевого гения над смехотворными потугами начинающего маклера, пытающегося впервые в жизни что-либо продать себе не в убыток.