Текст книги "Ромашки"

Наталья Мазуркевич
Ромашки

Садилось солнце. Но, хоть уже значительно похолодало, Сатияра оставалась стоять на площади Семи фонтанов. Она знала, что впереди еще несколько часов прозябания на холодном, сыром ветре, скрючившись и обхватив тельце руками. Девочка сидела прямо на мостовой, когда от голода подкашивались ноги, когда перед глазами плыло, когда она ощущала лед, медленно распространяющийся от самого сердца. Она куталась поплотнее в свой старый полинявший платок, пытаясь прикрыть то, что не защищало старое, в заплатках рубище. Она продавала ромашки каждый день, сколько себя помнила. И сегодняшний день не стал для нее исключением.

Когда рядом с ее цветами упал молодой мужчина, она встрепенулась, но только для того, чтобы подвинуть драгоценные растения к себе поближе, опасаясь, что незнакомец может их задеть.

– Пожалуйста, – еле слышно попросил он, – кто-нибудь… мне так нужен Дилон… я должен успеть…

Мужчина поднялся на кулаках, но тут же обессилено свалился вниз. Яра молчала. Она, как и любой другой обитатель городского дна, знала Дилона, знала, зачем его ищут вот такие юнцы, проигрывавшие в карты все: от шпаги до невесты. И никакого сочувствия к ним Яра не имела. Она и сейчас презрительно взглянула на опустившегося аристократа, а холенные некогда руки выдавали его с лихвой, как и правильные черты лица.

Он поднялся и, как пьяный, побрел дальше, не видя перед собой ничего. Едва он скрылся, Яра забыла о нем, полностью отключаясь от действительности. Можно было сказать, она спит с открытыми глазами или грезит наяву, но это было бы неверно. Она не спала и не грезила. Она просто не думала ни о чем, и ничто не существовало для нее в этот миг.

Яра ушла с площади только после полуночи, собрала горшочки с непроданными цветами, околевшими, как и она, за день. И, толкая перед собой, импровизированную тележку из хлама, собранного ею на свалке, медленно поплелась домой. Хотя и домом сложно было назвать то, где ютилась девочка. Подвал заброшенного приюта для душевнобольных – место, где жили все бродяги и где любой мог снять себе девочку на ночь любого возраста, заказать ограбление или избиение. Бродяги брались за любую работу – лишь бы платили столь желанной звонкой монетой.

Яра шла, не замечая ничего вокруг, но тележка уперлась в преграду, ромашки качнулись, но не упали. Девочка недовольно глянула перед собой. На холодном заблеванном камне лежал тот самый мужчина, что так жаждал увидеть Дилона. Сейчас он выглядел еще более жалко, и Яра, испытывая нечто среднее между удовлетворением от его падения и жалостью, склонилась над ним.

– Эй, вы в порядке?

Она тронула его за плечо, с трудом перевернула на спину и коснулась лба. У мужчины был жар.

– Проснитесь. – Она вновь потрясла его за плечо.

Он открыл мутные глаза и, вцепившись в нее, поднялся. С ощутимым трудом встал и едва не упал вновь. Если бы не девочка, он бы наверняка разбил себе еще что-нибудь, ударившись о мостовую.

– Идем, – безрадостно позвала Яра, толкая тележку вперед. Теперь идти было много сложнее. Единственное колесо тележки то и дело застревало между камнями, а тяжелая рука незнакомца вминала в землю, но Яра упорно шла, не обращая внимания на собственную боль. Она привыкла к такой жизни и другого никогда не знала.

Они достигли подвала только через час. На отшибе, в сыром и хмуром месте, где постоянно вспыхивали эпидемии, дом не привлекал никакого внимания властей. Но заманивал бездомных. Яра объехала дверь, из-под которой пробивался тоненький лучик света, и направилась дальше. В самом холодном уголке больничного подвала, она сделала себе гнездо.

Она спустилась первой, расставила ромашки на полочки и только затем помогла спуститься мужчине. Едва его голова коснулась комка тряпок, служивших Яре подушкой, он забылся тяжелым сном. Она легла рядом, благодаря небеса, что от него не пахло, и заснула, прижавшись к нему, – так было теплее.

Девочка проснулась с рассветом. Отодвинула руку незнакомца, которую во сне он перекинул через нее, сбегала на улицу за водой и, полив ромашки, обернулась к мужчине. Он уже проснулся и с тревогой следил за ее хаотичными перемещениями.

– Можешь уходить, – зло разрешила Яра, чувствуя его нерешительность. – И больше не возвращайся. Ты здесь нежеланный гость.

– Я знаю, – тихо и как-то обреченно ответил он. – Но я не могу вернуться, пока не исправлю то, что натворил. Мне нужен Дилон, как мне его найти?

– Убирайся отсюда, – крикнула на него Яра. – Никто тебе не скажет, где он.

– Но мне нужно… – продолжал настаивать мужчина.

– Вали отсюда, – Яра потеряла терпение и кинула в него палку. У нее было еще много таких заготовок для полочек, но все равно стало жалко. И она добавила уже тише: – Мы для вас никто, и вы для нас выродки. Уходи, если кто услышит, придет и изобьет тебя.

– Я не могу, – хрипло сказал он. – Если я не успею, пострадают очень многие. Вся моя семья погибнет, ты понимаешь?

«Нет», – хотела крикнуть ему в лицо Яра. Откуда ей было знать, что такое семья. Сироте, оставленной на мосту, чудом не попавшей под колеса и поднятой сердобольной нищенкой. Лучше бы она оставила ее там. Лучше смерть, чем такая жизнь, но это не ее выбор.

– Ничем не могу помочь, – сказала Яра, почему-то ей стало стыдно за свой гнев. – Даже если я отведу тебя, Дилон не примет. Ты никто. А там сейчас какие-то важные дела.

– Прошу тебя. – Он встал на колени, и Яра, несмотря на всю ненависть, кивнула.

– Старое здание оперного театра, там, в подвале, начинается ход. Все, больше я не знаю.

– Спасибо, – поблагодарил он ее и, взяв за руку, попрощался. В ладони у Яры осталась лежать золотая монета.

Девочка глянула вслед уходящему человеку и спрятала монету в один из горшков. Пригодится.

Она как обычно торговала цветами на площади, когда по мостовой проскакали гвардейцы, а следом за ними, хватая за загривок попрошаек, нищих, калек и других представителей низших слоев общества, метнулись солдаты. Яра не хотела бросать с трудом выращенные ромашки, но тюрьма пугала ее больше. Она рванула в переулок, но не успела пересечь даже своеобразной границы между площадью и кварталом, когда почувствовала острую боль в ногах и упала. Солдат довольно опустил хлыст и крикнул другого. На шее Яры застегнулся ошейник, и ее, как и всех остальных, загнали в повозку и повезли к зданию тюрьмы.

В повозке было шумно. Одни рыдали, другие молились, третьи проклинали короля и всю свиту, четвертые сидели молча и смотрели перед собой. К таковым принадлежала и Яра. Нет, страшно было и ей, но ощущая свою полную беззащитность, она имела смелость признать свою беспомощность.

Их привезли и, ругаясь, развели по камерам. От пяти до десяти человек в одной. Яра попала к женщинам средних лет. Потасканные жизнью, с сумасшедшими глазами и клеймом профессии на теле, они отнеслись к новенькой неодобрительно, и, быстро осмотрев ее тельце, наградили пинком. Яра не сопротивлялась, зная, что может быть и хуже. Лишь одна из них отнеслась к девочке с сочувствием, даже поделилась тряпкой, которая на удивление хорошо грела.

Вечером эта женщина ушла и вернулась только утром, с синяками под глазами и кровоподтеком на щеке. Она была не одинока. Троих из обитательниц камеры забирали на ночь солдаты. Одна так и не вернулась.

Что с ней будет дальше, Яра не знала. Солдаты ничего не говорили, но паек выдавали и на нее. Да и та женщина, ее звали Литас, взяла ее под свою опеку и делилась собственной порцией, превышавшей доли остальных.

Из перешептываний заключенных, Яра узнала, что тем же днем, когда ее привели сюда, Дилона убили гвардейцы, а его сообщников казнили вчера на главной площади. Лорд Шельдон в очередной раз оправдал доверие короля. Той же ночью Яра заболела.

– Ваша светлость, – обратилась к Эльвасу Шельдону, младший лейтенант Сатила. – Прошу выделить мне какие-нибудь лекарства.

– Причины?

– В камере заболела девочка и…

– И? – Лорд недовольно воззрился на подчиненную.

– Она маленькая, и было бы лучше отправить ее в приют.

– Государство разорится, если всех побродяжек будет пристраивать в приюты. Только воровок там и не хватает.

– Но она не воровала! – вступилась за девочку Сатила. – Она просто торговала цветами, когда случилась облава.

– Какими цветами? – спросил, нахмурившись, лорд.

– Ромашками, – непонимающе ответила подчиненная и зачем-то добавила: – Она выращивает их на подоконнике в подвале.

– Маленькая, с пушистыми светлыми вьющимися волосиками? – уточнил мужчина.

– Да, – подтвердила Сатила.

– Пусть ей вызовут врача и переведут в другую камеру, скажешь – я распорядился, – Лорд Шельдон устало опустился на стул. – Присмотри за ней, обо всем докладывай. Сегодня я буду в управлении весь день.

– Так точно, ваша светлость.

Когда Сатила с доктором и стражей вошла в камеру, там никогда не было. Только девочка, сбросившая с себя тряпку, металась в бреду. На лбу у нее выступила испарина.

– Что с ней? – встревожено спросила Сатила, глядя, как целитель опускается на колени рядом с ребенком.

Он коснулся лба девочки и отдернул руку. На его пальцах таял снег.

– Последняя стадия ледянки, – констатировал мужчина. Девочка начала затихать, и Сатила заметила, как бывшие капельки пота стремительно замерзают. – Почти завершена.

– Что-нибудь можно сделать? Лорд Шельдон…

– Если девочка ему нужна в качестве свидетеля, я могу привести ее в сознание, чтобы сняли показания, – предложил целитель. На его пальцах появилось легкое зеленоватое свечение.

– А вылечить?

Целитель покачал головой.

– Лекарство неизвестно. Я могу только замедлить развитие болезни, но будет много ограничений. Сомнев

...

конец ознакомительного фрагмента