Текст книги "Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков"

Тем не менее женщин, измученных частыми родами и мечтавших «отъять плод», было на Руси немало. Нередко выкидыши случались от выполнения непосильной работы или от побоев домашних («аще муж, риняся пьян на жену, дитя выверже») – в этом случае избавление от плода рассматривалось как несчастье для самой женщины и не наказывалось церковным законом. Напротив, преждевременные роды, случившиеся у женщины от ее «нерадения», от того, что «не чюет дете в собе», наказывались как душегубство113113
  Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 286 п.


[Закрыть]. Дифференцируя степень вины женщин за искусственное прерывание беременности, церковный закон был особенно строг к тем из них, кто решился на аборт на позднем сроке: в умертвленных младенцах им виделись действительно загубленные души («аще зарод еще» – пять лет епитимьи, «аще образ есть» – семь лет, «аще живое» – пятнадцать лет поста)114114
  Подробнее см.: Пушкарева Н. Л. Женщина в древнерусской семье (X–XV вв.) // Советская этнография. 1988. № 4. С. 23.


[Закрыть]. Иногда аборт («прокаженье дете в собе») призван был скрыть последствия внебрачной связи – тогда наказание женщины сводилось к году «сухояста» (поста «о хлебе и воде») и десятилетнему отлучению от причастия115115
  Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 252 п.


[Закрыть].

«Зелия» упоминаются в древнерусских исповедных книгах значительно реже абортов, а об иных способах предохранения на Руси, по-видимому, известно было мало. Так, в травниках XV–XVII веков нет упоминаний о гомеопатических контрацептивах, блокирующих овуляцию116116
  Кон И. С. Введение в сексологию. М., 1988. С. 110.


[Закрыть]. Аборт и позже был главным средством регулирования рождаемости в деревнях, где все жили по принципу «отцы и деды наши не знали этого, да жили же не хуже нашего»117117
  Минх Н. А. Народные обычаи, обряды, суеверия и предрассудки крестьян Саратовской губернии. СПб., 1890. С. 13.


[Закрыть]. Никаких противозачаточных тампонов, кондомов из бычьих кишок и часто использовавшихся – как показали исследования истории сексуальной этики в католических странах Западной Европы – физиологических методов предохранения118118
  Фландрен Ж.-Л. Семья: родня, дом, секс при «старом порядке» // Идеология феодального общества в Западной Европе: проблемы культуры и социально-культурных представлений Средневековья в современной зарубежной историографии. М., 1980. С. 260–272.


[Закрыть] на Руси и в Московии известно не было.

Умелые ворожеи обучали женщин преступной «хытрости», как «спакостить дитя в собе», а исповедники только и успевали выспрашивать прихожанок, «[с]колико убили в собе детей»119119
  Апокрифические молитвы XV в. // Тихонравов Н. С. Памятники отреченной русской литературы. СПб., 1863. С. 355–366. Сборн. рук. Кир.-Белоз. б-ки. XV в. // РО ГНБ. Q.п.2. № 6 / 1083. Л. 112 об.; ПДРЦУЛ. Вып. 2. СПб., 1896. С. 189; Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 153 п.


[Закрыть]. Действия самих «вражалиц», «обавниц», «потворниц», «чародейниц» – всех тех, кого церковники именовали бабами богомерзкими, совершавших, по сути дела, греховное дело или же по меньшей мере провоцировавших на него женщин, – не были включены в список уголовно наказуемых деяний светских законов и крайне редко упоминались в законах церковных. Наиболее распространенной карой за потворничество детоубийству и производство абортов в допетровской Руси было отлучение от причастия на пятнадцать лет и многочисленные поклоны120120
  См., например: Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 249 пр.; Требник 1540 г. // HL. VBI. № 15. С. 432 п.


[Закрыть] – в то время как в Западной Европе того же времени эти преступления приравнивались к ведовству и карались очень жестоко (вплоть до сожжения знахарки на костре).

Обращает на себя внимание и то, что церковные деятели относили вопрос о числе деторождений в семье к компетенции исключительно женщин. Конечно, даже в современных семьях, где многие проблемы обсуждаются коллегиально, решение о том, сохранять ли ребенка, остается за будущей матерью. Вероятно, и несколько столетий назад, как бы ни беспрекословно было подчинение жены своему супругу, вопрос о том, избавляться от плода или оставлять его, решался ею же. На это указывает отсутствие упоминаний в древнерусских памятниках о coitus interruptus, равно как и глухое молчание по поводу роли мужа и вообще мужчины в решении вопроса о числе детей.

Иное дело – интенсивность самой сексуальной жизни брачных пар в Древней Руси, частота разрешенных церковью «съвокуплений». При строгом соблюдении христианских запретов на интимные отношения у женщин (и супругов вообще) в средневековой Руси и Московии Нового времени должно было оставаться не более пяти-шести дней в месяц121121
  За вычетом многодневных «больших» постов, «постных» дней на неделе – сред и пятниц, а также ежемесячных дней женской «нечистоты». Подробнее о таких подсчетах см.: Flandrin J.-L. Un temps pour embrasser. Paris, 1983. P. 56–57.


[Закрыть]. О культуре эротических приготовлений к интимным отношениям у русов и московитов X–XVII веков данных почти нет. Известно, что предосудительными были любые обнажения («ничто же пред очесы человеческими обнажит, еже обыкновение и естество сокровенно имети хочет»)122122
  Епифаний Славинецкий. Гражданство обычаев детских // Буш В. В. Памятники старинного русского воспитания. Пг., 1918. С. 330.


[Закрыть], и потому «наложение» бритвы даже на «браду», а тем более волосяной покров в иных частях тела, считалось проявлением «бесстыдства». В этом смысле примечательным представляется замечание тверского купца Афанасия Никитина о женщинах в Индии: их обычай «сбривать не собе все волосы», особенно «хде стыд», показался ему отвратительным123123
  Хождение за три моря Афанасия Никитина. 1466–1472. М., 1960. С. 63.


[Закрыть].

Русский фольклор же – в том числе поздний, XIX века – зафиксировал распространенность таких случаев124124
  «Баба-яга, костяная нога, жопа лилейная, пизда стриженная» (Carey С. Les proverbes érotiques russes. Études de proverbes recueillis et non publiés par Dal’ et Simoni. The Hague; Paris, 1972. Р. 44).


[Закрыть]. На основе иконографических (изображения «блудниц») и фольклорных данных можно очертить вкратце и тот тип физического сложения женщины, который считался сексуальным: большая грудь («титки по пуду»), нежная («лилейная») кожа, широкая вагина («с решето», «стань на край, да ногой болтай»)125125
  Carey С. Op. cit. Р. 57–58.


[Закрыть]. Как и у многих народов, у русов и московитов выражением мужской силы в фольклоре представал мощный фаллос, однако в некоторых поговорках и присловьях присутствовало разумно-спокойное отношение к его величине: «Маленький кляпок два раза поебет – на то же наведет», «Маленький хуек, а в пизде королек», «Не ложкой, а едоком, не хуем – а ебаком!»126126
  Ibid. P. 70, 73.


[Закрыть] и др.

Главной формой супружеских ласк были, вероятно, поцелуи. Как элемент любовной игры (в том числе супружеской) поцелуй (лобзанье) был издревле известен и ее участникам, и древнерусским дидактикам127127
  У многих народов, в том числе с развитой сексуальной культурой, он отсутсвовал или почти отсутствовал. См.: Нюроп К. Культурно-исторический очерк о поцелуях. СПб., 1908.


[Закрыть]. Любопытно, что между его типами в сознании средневековых русов существовали определенные отличия. Так, существовал тип поцелуя, схожего с родственным, дружеским, предполагавший прикосновение губами, «дух в себе удержав». Например, широко практиковавшийся в Московии XVI–XVII веках «поцелуйный обряд» (когда среди пира хозяин позволял дорогому гостю поцеловать свою жену и замужних невесток «в уста»)128128
  Олеарий А. Указ. соч. С. 205; Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1906. С. 147–148; Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII в. М., 1898. Вып. 4. С. 164.


[Закрыть] предполагал выражение через поцелуй эмоциональной расположенности, родственной близости129129
  Подробнее о семантике поцелуя см.: Байбурин А. К., Топорков А. Л. У истоков этикета. Л., 1990. С. 51–59.


[Закрыть]. «Смазанная», весьма сильно трансформированная сексуальность этого ритуала, могущего быть для женщины отнюдь не из приятных, противостояла сексуальности явной, в любовном лобзанье. Если судить по назидательным текстам, любовный поцелуй был отличным от ритуально-этикетного тем, что совершавшие его позволяли себе «губами плюскати» – чмокать, шлепать губами, целуясь открытым ртом. В XVI веке в некоторых покаянных сборниках такой поцелуй именовался «татарским»130130
  ПЛДР. Середина XVI в. М., 1985. С. 72; Алмазов А. Указ. соч. С. 166 (наказание – двенадцать дней «сухояста» «о хлебе и воде»).


[Закрыть], а к XVIII веку получил название «французского»131131
  Герберштейн сообщил, что не только к особым поцелуям, но вообще к «извращенному любострастию» русские приобщились благодаря татарам (Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 167). В этом отразилось стремление приписывать воспрещенные формы сексуальной практики иностранцам, типичное для многих христианских культур. См. подробнее: Levin E. Sex and Society in the World of Orthdox Slavs. 900–1700. Ithaca; London, 1989. P. 175.


[Закрыть]. Сами отличия терминов – поцелуй и лобзанье, хотя они иногда и использовались как синонимы, – отражают дифференциацию этих слов по смыслу. Этимология корня «цел» – в слове поцелуй, связанная с идеей целостности, свидетельствует о том, что поцелуй нес пожелание быть цельным и здоровым132132
  Лабунская В. А. Невербальное поведение. Ростов, 1986. С. 18; Байбурин А. К., Топорков А. Л. Указ. соч. С. 52.


[Закрыть]. Этимология слова «лобзанье» – иная, и связывается она с сексуальным подтекстом, глаголами «лизать», «лакать», существительным «лобъзъ» – губа133133
  Преображенский А. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. М., 1910–1914. С. 461–462.


[Закрыть]. Не случайно этические правила средневекового русского монашества допускали поцелуи дружбы и привязанности, но не допускали лобзанья «мнихом» женщины, в том числе матери134134
  Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 272 л.


[Закрыть].

Авторы исповедных сборников не случайно увязывали лобзанья с греховным «съвокуплением»: поцелуи как часть любовных игр возникли у тех народов, сексуальная этика которых предполагала предпочтительность коитуса лицом к лицу, то есть в христианском мире135135
  Подробнее см.: Баландин Р. Два лика эроса // Эрос. 1991. № 1. С. 11.


[Закрыть], и не были известны или же почитались малозначительными для многих народов Африки, Азии и Австралии, в том числе этносов со сравнительной развитой сексуальной культурой136136
  Мюллер-Лиэр Ф. Фазы любви. М., 1913. С. 92.


[Закрыть]. У русов же и московитов допетровского времени лобзанье прочно закрепилось в интимном общении как выражение любви или, по крайней мере, сексуального расположения, желания, предпочтения. Представление о взаимосвязи вкусовых и вообще оральных ощущений с сексуальными переживаниями нашло отражение в долговременном бытовании общеславянской свадебной традиции кричать «Горько!» новобрачным, заставляя их целоваться. Обычай именовать поцелуи «сахарными», а уста – «сладкими» также основывается на представлении русов о том, что рот является источником удовольствия, одновременно питательного и сексуального137137
  Косвенно об этом (а также об изощренности орального секса) говорят некоторые эротические присловья, упоминающие «хуй с медом» или «лимонную пизду» (см.: Carey С. Les proverbes érotiques russes. Études de proverbes recueillis et non publiés par Dal’ et Simoni. The Hague; Paris, 1972. Р. 54, 56).


[Закрыть] (что онтологически сопоставимо с актом кормления младенца138138
  Ломброзо Ц. Происхождение поцелуя. СПб., 1895. С. 12, 14.


[Закрыть]). Осуждение любовных лобзаний встречается практически во всех православных назидательных текстах не только в связи с их неприкрытой сексуальностью, но также по причине семантической двойственности поцелуев в уста в христианстве – символа не только любви, но и предательства, коварства (Иуда указал на Христа римским воинам, поцеловав его в губы)139139
  Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. С. 122.


[Закрыть]. Любовные лобзанья как проявление чувственности осуждались деятелями церкви и за то, что грозили опасностью превращения секса из супружеской обязанности («плодиться и размножаться, прославляя имя Божье») во всепобеждающую страсть, способную по силе затмить главное – любовь к Господу и веру в Спасение.

Разумеется, лобзанья супругов и вообще всех грешивших «угождением страстей телесных» осуждались в сборниках исповедных вопросов отнюдь не столь резко, как «все, что чрес естьство съвершено» было. Тем не менее иные формы естественных ласк – объятия, поглаживания и тому подобное – в епитимийниках практически не упомянуты (но есть в фольклоре)140140
  В народе говорили: «Глазами не уебешь», оправдывая тем самым нарушение всех церковных запретов. В отличие от церковных постулатов, «хорошей женой» считалась не та, что лежала недвижимо во время коитуса, а та что «не дремала», «забавляясь» и «потешаясь». См.: Carey С. Les proverbes érotiques russes. Études de proverbes recueillis et nonpubliés par Dal’ et Simoni. The Hague; Paris, 1972. Р. 45, 59.


[Закрыть]. Вся сила убеждения и наставления обращалась церковными деятелями к воспрещенным формам соития, «противоестественному» сексу. К нему ими были отнесены и все виды экспериментирования в области методов получения сексуального удовольствия, в том числе сношения более одного раза за ночь141141
  Дважды «посягнувший» наказывался долгим постом, трижды – «сухоястом» до года. См.: Требник 1540 г. // НМ. VBI. № 15. Л. 432 л.


[Закрыть], а также все попытки разнообразить коитальные позиции. Как и в католической Европе, супругам предлагалась лишь одна из них (ныне не случайно называемая «миссионерской»), которую русский народ в эротических поговорках выразил весьма четко: «Глазка вместе, а жъопка нарозно», «Живот на живот – все заживет»142142
  С-II. № 210; Carey С. Op. cit. 48.


[Закрыть].

Автор одного из церковных памятников XIV века – «Правила о верующих в гады» – написал целую филиппику в адрес тех, кто дозволял женам пользоваться хотя бы временным превосходством над собой во время коитуса – ибо именно так представлялись «пагубные» последствия использования коитальной позиции «на коне» (лицом к лицу, женщина сверху)143143
  Правило о верующих в гады. Из русского Номоканона XIV в. // МДРПД. С. 144.


[Закрыть]. За попытки разнообразить таким образом интимную жизнь, проявляя «прилежание любодейское», супруги наказывались длительной епитимьей, от трех до десяти лет поста144144
  Алмазов А. Указ. соч. С. 146 (наказание: 3 года отлучения, 150 поклонов), 160 (5 лет отлучения), 277 (7 лет отлучения), 282 (10 лет отлучения); Требник XVI в. // НМ. BNL. № 246. Л. 25 пр.


[Закрыть] (и подобная нетерпимость к указанной коитальной позиции была характерна не только для Руси и Московии, но и для католических стран Европы того же времени)145145
  Tentler T. Sin and Confession on the Eve of the Reformation. Princeton, 1977. P. 189–192; Brundage J. A. Let Me Count the Ways: Canonists and Theologians Contemplate Coital Positions // Journal of Medieval History. V. 10. № 2. 1984. P. 86–87.


[Закрыть].

Сравнительно более терпимо составители епитимийных сборников относились к коитусу со спины, весьма точно именуя его скотьскым блудом или содомьским грехом с женою – сорок дней епитимьи и от семи до сорока поклонов (XIII век) были позже (XVI век) заменены всего лишь четырнадцатью днями епитимьи146146
  МДРПД. С. 28; Алмазов А. Указ. соч. С. 145; Kaiser D. The Transformation of Legal Relations in Old Rus. PhD. University of Chicago. P. 420.


[Закрыть],147147
  Все православные епитимьи за сексуальные прегрешения были более мягкими, нежели наказания за те же проступки в ренессансной Венеции. См.: Ruggiero G. The Boundaries of Eros: Sex Crime and Sexuality in Renaissance Venice. New York, 1985. P. 118–119.


[Закрыть]. Коитус со спины не случайно именовался также безобразным, так как причислялся к совершенному «чрес естьство». Кроме того, покаянная литература XII–XVII веков позволяет выделить различные коитальные позиции при оральном («блуд в непотребно естьство в рот»)148148
  См. также фольклорные данные у: Carey С. Op. cit. Р. 51, 127; Алмазов А. Указ. соч. С. 104; Номоканон. XVII в. // HM. № 305. 24 л.


[Закрыть], а также анальном («блуд чрес естьство в афедрон») сексе. Последние были не менее чем трижды греховными: будучи «противоестественными», они были подобны гомосексуальным контактам (не случайно анальный секс носил в епитимийниках наименование «мужьско» или содомия), да к тому же являлись еще и формой контрацепции. Ко всем этим характеристикам, делающим эти «действа» одинаково осуждаемыми со стороны проповедников и православной, и католической этики супружества149149
  Payer P. J. Early Medieval Regulations Concerning Marital Sexual Relations // Journal of Medieval History. 1980. December (№ 6). P. 357–358; Eadem. Sex and Penetentials. The Development of a Sexual Code. 550–1150. Buffalo, 1984. P. 29, 118.


[Закрыть], добавлялась непоколебимая уверенность древнерусских дидактиков в греховности самих попыток сделать интимную жизнь богаче и разнообразнее150150
  Требник 1540 г. // НМ. VBI. № 15. Л. 430 п.; Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 250 п., 375 л.; Требник XVI в. // НМ. BNL. № 246. Л. 158 л.


[Закрыть]. Однако повседневная жизнь брала свое151151
  «Приди поутру – жопу вытри, приди опять – жопу отпять, приди к окну – опять воткну» или «Все однако: хоть в гузно, хоть на ево гузном» (С-II. № 587, 891). См. также поговорку, приведенную американской фольклористкой К. Карей: «В среду с переду, в пятницу в задницу» (Carey С. Les proverbes érotiques russes. Études de proverbes recueillis et non publiés par Dal’ et Simoni. The Hague; Paris, 1972. P. 45).


[Закрыть], а народная молва утверждала: «хорошая жена на хую не дремлет»152152
  Carey С. Op. cit. Р. 59.


[Закрыть].

Безусловно противоестественными полагались в исповедных сборниках фелляцио и куннилингус, хотя они упоминались сравнительно редко153153
  В отличие от западных, католических пенитенциарных книг, см.: Payer P. J. Op. cit. P. 357–358; P. 358.


[Закрыть]. Последний порой выставлялся даже в фольклорных произведениях как нечто унизительное для мужчины154154
  См. в былинном тексте («Она едет своей жопой по его белу лицу, она едет и приговаривает…»): Былины. М.: изд-во МГУ, 1957. С. 59; Алмазов А. Указ. соч. С. 104, 145–146.


[Закрыть]. И все же присловья отразили иное отношение к этим формам ласк. В них, записанных в конце XVII века (и потому, в отличие от поздних записей XIX века, не прошедших «цензуры на нравственность»), запечатлелось по-народному грубоватое, однако вполне толерантное отношение к казалось бы «воспрещенным» формам секса: «Язык мягче подпупной жилы»; «Языком хоть полижи, а рукам воли не давай», «Учил вежеству: подтирай гузно плешью», «Много в пизде сладкого – всего не вылижешь»155155
  С-II. 2. № 843, 856, 1128 и др. См. также: Carey С. Op. cit. P. 71.


[Закрыть],156156
  Издание П. К. Симони – единственное российское издание, сохранившее без изъятий некоторые эротические присловья. Еще в XIX веке критики отметили склонность собирателя пословиц «к скабрезностям, высказанным частью в иносказательной форме, а больше напрямки». Второй выпуск присловий, собранных П. К. Симони опубликован не был [См. рецензии А. В. Маркова (Этнографическое обозрение. 1900. № 3. С. 148–152) и А. В. Ровинского (ИОРЯС. Т. 5. Кн. 1. 1900. С. 300–312)].


[Закрыть].

Между тем в борьбе за чистоту нравственности проводники православной этической концепции старались использовать в своих интересах чисто физиологическую неприемлемость для некоторых женщин анальной и оральной форм коитуса. Рекомендуя («добро советуя») таким «женам», победив «соромяжливость», непременно сообщать своим духовникам о всех попытках их партнеров совершить греховное дело («аще насилствует зол муж чрес естьство»), церковные деятели не только посылали проклятия на головы незадачливых любителей ярких ощущений, но и прямо призывали к разводу, «разлоучению» с ними157157
  Печатный потребник 1651 г. // НМ. Toronto University. Archive of Slavonic Books from Kiev. № 191. Л. 638 п. – 639 л.


[Закрыть].

К противоестественным («чрес естьство») формам супружеской и внесупружеской сексуальности относились в допетровское время не только оральный и анальный секс, но и мастурбация. В исповедных сборниках XII–XVII веков автофелляция и мужской онанизм («аще кто имет ся за срамной уд блуд творя», «блуд с собой до испущениа») были наказуемы в равной степени, что и женская мастурбация («жена в собе блуд творит») – до шестидесяти дней поста, до ста сорока ежедневных земных поклонов158158
  Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 272 п. – 273 п.; Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 378. Р. 165 п.


[Закрыть]. При этом покаянные сборники практически не учитывали возможность использования мастурбации как формы форшпиля в интимной жизни супругов, хотя в текстах многих из них упоминаются не только «персты», которые воспрещалось «влагати» в «срамной уд» жены, но и различные предметы, которые могли использоваться в качестве имитации фаллоса159159
  Алмазов А. Указ. соч. С. 192, 275, 279, 282–283 и др. См. также в эротических присловьях, собранных В. И. Далем и опубликованных К. Карей (например: «Знает: что хуй, что палец»): Carey С. Op. cit. Р. 48.


[Закрыть]. Мало отразилась женская мастурбация и в народном творчестве, хотя в присловьях можно найти немало примеров того, что крестьяне не видели в мужском онанизме ничего предосудительного («Сиди на месте да елду пестуй!», «Пеши ходят, в руках плеши носят» и др.)160160
  С-II. № 590, 895.


[Закрыть]. В то же время нередко мастурбировавшая женщина наказывалась меньшей епитимьей, нежели мужчина (всего двенадцатью днями отлучения и шестьюдесятью поклонами)161161
  Алмазов А. Указ. соч. С. 279.


[Закрыть].

Безусловно наказуемой формой противоестественного секса считалось в допетровской России скотоложество (блуд со скотиною), епитимья за которое была одинаковой и для мужчин и для женщин. Переведенные аналоги византийских пенитенциарных сборников («Правила св. Василия» и тому подобное) назначали за этот грех до пятнадцати лет отлучения от причастия, по сто пятьдесят – двести ежедневных поклонов162162
  Алмазов А. Указ. соч. С. 277, 283 и др. Конкретно о женском скотоложстве см.: Сборник XVII в. // HM. BNL. № 684. Л. 157 п.; Требник XVI в. // НМ. SMS. № 171. Л. 257 л.


[Закрыть], однако древнерусские деятели церкви считали это сексуальное прегрешение менее серьезным, чем перечисленные выше. Поэтому в нормативных памятниках, составленных собственно на Руси, за то, что «жена некая с четьвероногым скотом блуд сътворит», полагался всего лишь сорокадневный пост, а Устав князя Ярослава Владимировича (XII век) назначал и вовсе лишь двенадцатигривенный штраф в пользу митрополита163163
  Алмазов А. Указ. соч. С. 144, 147; ПРП. Вып. 2. С. 96.


[Закрыть].

В источниках допетровского времени (X–XVII века) практически не упомянуто лесбиянство, хотя гомосексуальные контакты монахов и мирян никогда не выходили из поля зрения церковных дидактиков. Меньшая наказуемость женской однополой любви по сравнению с мужской была характерна и для западноевропейских пенитенциарных кодексов164164
  Brown J. C. Immodest Acts: The Life of a Lesbian Noon in Renaissance Italy. New York, 1986. P. 11–13.


[Закрыть]. Лесбиянство не имело в Древней Руси и Московии своего наименования (мужской гомосексуализм выражался термином мужеблудие, мужеложьство), и лишь когда оно переходило в рукоблудие, считалось предосудительным. Ласки же и поцелуи между девочками составляли, как правило, обязательную часть многих народных игр, в том числе предсвадебных (например, в «жениха и невесту»), так что некоторые церковные деятели даже в случае лишения участниц этих игр «девства», назначали за это очень легкое наказание, не сравнимое с обычными случаями добрачного секса165165
  Покровская В. Л. История о российском дворянине Фроле Скобееве // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР (далее ТОРДЛ). Т. XIX. Л., 1934. С. 422–423; РИБ. T. VI. С. 62. Ст. 23–24.


[Закрыть].

При сопоставлении размеров церковной епитимьи за воспрещенные формы секса бросаются в глаза очень жесткие – по сравнению с перечисленными выше наказаниями за анальный и оральный секс, мастурбацию и тому подобное – кары за инцестуозное общение, к которому относили даже объятия и поцелуи, не говоря уже о «съвокуплениях». Перечисление епитимий за инцест с близкими и двоюродными родственниками составляло едва ли не основную часть любого сборника исповедных вопросов, а запрещения иметь какие-либо отношения с людьми, близкими по родству или свойству до шестого колена, переходили в этих памятниках из столетия в столетие. По подсчетам французских специалистов, подобный запрет исключал вступление в брак с как минимум 10 687 мужчинами и женщинами166166
  Flandrin J.-L. Familles: Parenté, maison, sexualité dans l’ancienne société. Paris: Hachette, 1976. P. 31.


[Закрыть], что было практически немыслимо исполнить. И все же и на Руси, и в Московии старались соблюдать запрет и не заключать близкородственных браков. Не случайно русские летописи XI–XVI веков не приводят примеров браков между лицами, состоящими даже в двоюродном родстве, что было типично для западной демографической истории167167
  Подробнее см.: Puschkareva N. Sexualbeziehungen im Alten Russland (X–XV Jh.) // Jahrbuch Geschichte Osteuropas. Zurich, 1994. V. 38. Hf. 2; о династических браках и отсутствии в них близкородственных связей см.: Kollmann N. S. The Boyar Clan and Court Politics: The Founding of the Moskovite Polical System // Cahiers du Monde russe et soviétique. 1982. V. 23. № 1. P. 5–31; Eadem. The Seclusion of Elite Moskovite Women // Russian History. Columbus (OH), 1983. V. 10. Part 2. P. 170–188.


[Закрыть]. В фольклорном же материале тема сексуальных контактов с близкими родственниками и родственницами практически не прослеживается.

Для того чтобы искоренить инцест, покаянная литература вводила исключительно строгие наказания не только за родственные венчания, но и за блуд «нецих» с родителями, детьми, сестрами, братьями, шуринами, дядьями, тещей, свекровью и другими «ближиками». Народный юмор, подчеркивая распространенность «от века» сексуальных контактов с родственниками по свойству, свидетельствовал: «Аще кум куму не ебе, не буде у небе»168168
  Алмазов А. Указ. соч. С. 44.


[Закрыть]. Жестче всего церковью наказывалось вступление в сексуальный контакт сына с матерью или «дщери» с отцом (двадцать лет епитимьи, «их же да избавит господь, да не будет того»)169169
  Требник 1540 г. // НМ. VBI. № 15. Л. 431 пр.


[Закрыть], наименьшим злом из всех зол кровосмесительства (за которое «давали» всего пять лет епитимьи) почитались отношения крестных, а также связь зятя и тещи (не по причине ли распространенности подобных ситуаций, когда невесты были малолетними, зачастую едва достигали тринадцати-четырнадцати лет, а их матери еще не выходили из фертильного возраста?)170170
  Требник XV–XVI вв. // НМ. SMS. № 378. Л. 167 пр.


[Закрыть]. Толока с близкими родственниками каралась теми же епитимьями, что и «съвокупления» двоих грешников: «заповедь та же, аще ли и отец, и сын с единою женою»171171
  Требник 1580 г. // НМ. SMS. № 171. Л. 260 л.; Требник 1540 г. // НМ. VBI. № 15. Л. 431 пр.


[Закрыть].

Пространные тексты древнерусской дидактической и покаянной (исповедной) литературы, донесшие до нас перечисленные выше наказания за различные прегрешения в области супружеских сексуальных контактов, равным образом касались и отношений внесупружеских, называемых в X–XVII веках прелюбами, прелюбодейством. В отличие от блуда, прелюбодейство – по мнению церковных толкователей – совершали те, кто состоял в браке, «мужатицы». Все, совершенное «чрес естьство», каралось в случае прелюбодеяния теми же наказаниями, что и в случае блуда, так что неженатые и незамужние «девы» не имели никаких послаблений перед «женками» и «вдовицами».

Супружеская измена была наказуемой сама по себе, даже если форма «съвокупления» была вполне разрешенной, если участники «действа» не нарушали никаких иных запретов, совершали свой грех в разрешенный день, позволенным способом и даже «детотворения ради». Все решившиеся на адюльтер, вне зависимости от его причин, безоговорочно осуждались и наказывались. Причем в XII веке адюльтер наказывался всего одним годом епитимьи, а в XV веке – пятнадцатью годами172172
  См. подробнее: Лещенко В. Ю. Церковные уставы о постах и нравах в древнерусской среде // Православие в Древней Руси. Л., 1989. С. 91.


[Закрыть].

Вся литературная энергия составителей исповедных вопросников была обращена к благочестивым мужьям и женам, которых церковные деятели надеялись убедить в бессмысленности (ибо все «человецы» одинаковы, а «жены» – тем более), а также несомненной предосудительности измен. Узнавший об измене жены муж должен был, согласно церковному закону, непременно наказать ее или развестись с нею, ибо «аже он знает ю таковое твореши и таит» – сам, по словам назидания, становится потворником греху173173
  Требник 1580 г. // НМ. SMS. № 171. Л. 176 л.


[Закрыть]. Однако к женам, живущим с неверными мужьями, церковный закон был строже (яркий пример «двойного стандарта»): «понеже он в блуде живет и другую жену поимет – вина и грех на жене есть, иже пустит мужа своего. Должна бе държати! Аще прелюби творит муж – бо прощенье, жена, оставльщаа его идет за инь муж – любодеица есть. Без всякого извета»174174
  Там же. Л. 156 л.


[Закрыть].

В русских фольклорных текстах, в том числе в присловьях, записанных В. И. Далем, муж-рогоносец выступает как предмет постоянных насмешек соседей и родственников («Корову ты держишь, а люди молоко болтают»)175175
  С-II. № 896.


[Закрыть], чего нельзя сказать об обратных ситуациях. При этом лучшим наказанием за супружескую измену в глазах крестьян были меры физического воздействия, а отнюдь не развод. В то время как церковные нормы убеждали в том, что при любодействе жены и постоянном «учении» ее мужем с помощью побоев, «доброго сужития быть не можеть», народная поговорка утверждали обратное: «Сколочена посуда два века живет»176176
  Требник XV–XVI вв. // НМ. SMS. № 378. Л. 156 пр.; Миненко Н. «Всепрелюбезная наша сожительница» // Родина. 1994. № 7. С. 108.


[Закрыть].

Стоит сказать в заключение и о том, как сами прихожане относились к навязываемым им этическим нормам и аскетическим идеалам. Одна из поговорок, записанных В. И. Далем, гласила: «Грех – пока ноги вверх, а опустил – так Бог и простил»177177
  Carey С. Op. cit. Р. 64.


[Закрыть].

Подводя итоги и оценивая историю складывания сексуальной этики русских за более чем семивековой период, рассмотренную нами в контексте церковно-нормативном и, насколько это было возможно, фольклорном и традиционном, можно прийти к некоторым заключениям, представляющимся немаловажными и для истории российской повседневности, и для истории русских женщин, и для исследования историко-психологических, историко-демографических, социологических и иных аспектов.

Прежде всего, анализ памятников покаянной дисциплины, исповедных и епитимийных сборников, дидактической и вообще церковной литературы с точки зрения не только самих запретов, но и бытования тех или иных «грехов», в борьбе с которыми эти запреты и были составлены, – доказывает, что история развития сексуальной этики русских была частью общей традиции христианской культуры. Постулаты православной этики, касающейся интимных отношений между людьми, во многом перекликались с аналогичными установлениями деятелей католической церкви. Анализ расхождений католической и православной концепций по этому вопросу (а они имелись) – тема особого исследования178178
  См.: Пушкарева Н. Л. Брак, семья, сексуальная этика в православии и католицизме // Этнографическое обозрение. 1995. № 5. С. 41–61.


[Закрыть].

Сопоставление некоторых норм православной морали, касающихся внебрачного и брачного секса, с фольклорным материалом позволило найти не только противоречия и расхождения между нормой и реальной жизнью, но и «согласованность действий» между традицией, обычаями и внедряемыми церковью представлениями о нравственности.

Обращение к истории сексуальной этики русских, в том числе к ее начальным страницам, обогащает сложившиеся представления о частной жизни людей, живших за много веков до нас. Она расширяет наши представления о социальном и семейном статусе женщин, чья история, чей внутренний мир и каждодневный быт являются все еще малоисследованными страницами отечественной истории. В то же время анализ представленного выше нормативного и нарративного материала позволяет по-иному взглянуть не только на повседневную жизнь русов и московитов, в которой – за скудостью досуга, тяжестью быта, бедностью духовных запросов – секс был одной из немногих радостей, мало отличной от желания досыта наесться. Те же самые церковные памятники, исследованные под углом зрения истории морали, позволяют найти корни сексофобии советского времени, когда идеологи всерьез полагали, что свобода обсуждения интимной жизни людей может негативно повлиять на становление их жизненных идеалов и ценностей.

Деритуализация культуры, при которой традиционно сложившиеся и навязываемые идеологией механизмы регуляции поведения сходят на нет, десакрализация ряда исследовательских тем, в том числе и истории сексуальной этики, – являются ныне необходимой основой для продолжения аналитического изучения этой важной и многогранной историко-психологической и историко-этнографической проблемы.