Текст книги "Тень доктора Кречмера"

– Чего-чего?

– Это такой дистанционный пульт с кнопками. Официант подходит к столу с таким пультом. Клиентам их в руки давать нельзя: враз собьют всю настройку.

– Ну, это понятно, – кивнул Ашот, – дальше-то что?

– Блюда и напитки закодированы. Клиент называет блюдо, официант тут же пробивает на пульте код, и сигнал уходит прямо в кухню. А там автоматически отмеряется точное количество ингредиентов – никакого воровства.

– Это клево! – взвизгнула Лора.

– Клево-то клево, а вот во что мне это встанет?

– Это окупится, – вступила в разговор Вера. Коля заметил, что она не взяла коньяк, хотя тот действительно был чудесен, и пьет минеральную воду. – Все захотят прийти к вам, Ашот, и взглянуть на эти пульты. И автоматическая дозировка – тоже отличная реклама. А когда кто-то еще захочет завести себе такую электронику, клиенты будут помнить, что вы первый.

– Умница моя! – провозгласил Ашот и с гордостью оглядел всю компанию. – В «Рэдиссон-Лазурной» нет, в «Старой мельнице» нет, в «Красной Поляне» нет, у Ашота есть! А как назвать заведение? – вновь обратился он к Коле. – «Бригантина»?

– Это банально, – покачал головой Коля. – Погодите, дайте подумать… Назовите его «Одноглазый юнга»! Можно усилить пиратские мотивы в оформлении… Я подумаю и передам вам.

– Ты будешь иметь у меня бесплатный стол! – возопил Ашот.

Глава 4

Это был последний счастливый вечер. Уже на следующий день Лора потащила Колю на съемки. Как местная «Мисс Очарование» она должна была позировать в рекламном буклете отеля «Рэдиссон-Лазурная».

Вера ехать отказалась.

– И правильно, – поддержала ее Лора. – Съемки – это скука смертная. Но ничего не поделаешь, работа!

Они много снимали – и на фоне отеля, и на фоне моря, и в интерьерах, и у бассейна, и у фонтана. Лору снимали в бикини, в легком сарафане, в деловом костюме, в платье-коктейль, в вечернем туалете, причем с ней работала, заметил Коля, целая бригада профессионалов. Он маялся со скуки и не понимал, что здесь делает.

– Ничего-ничего, – щебетала Лора, – ты потом поможешь мне просмотреть материал и отобрать лучшее.

Коля усомнился, что право решать будет предоставлено ей.

– Ошибаешься! – гордо возразила Лора. – Я тоже имею право голоса. По контракту! Без моего окея ни один снимок не пройдет.

Съемки растянулись на весь день. Коля тоже предложил несколько ракурсов, чтобы не сидеть совсем уж без дела, и кое-что из его предложений было принято.

– А ты, парень, соображаешь, – одобрительно заметил режиссер. – Приходи на монтаж.

Настал вечер. Коле хотелось поскорее вернуться к Вере, но Лора потащила его в какой-то кабак перекусить, пообещав, что там «круче, чем у Ашота». Он попытался было отказаться, но она обиженно надула губки:

– Не могу же я идти одна! – и потянула его за руку с очаровательной улыбкой капризного ребенка, не привыкшего встречать отказ.

Это было шумное заведение, но не честная дискотека, как у Ашота, а какой-то клуб для избранных идиотов, как мысленно окрестил его Коля. Ему хотелось уйти, но его разморило, он отупел от жары и безделья за весь этот долгий бессмысленный день, да к тому же зверски проголодался.

У Лоры тут были бесчисленные знакомые, и Коля подумал, что она вполне могла бы справиться и без него, но он привез ее сюда на дяди-Витином «жигуленке» и теперь должен был везти обратно домой. В помещении было сильно накурено, еда показалась ему невкусной, напитки – слишком крепкими. Он хмуро торопил Лору, но ей непременно нужно было поговорить с кем-то, потом еще с кем-то, и они выбрались на улицу уже в двенадцатом часу ночи.

И тут дорогу ему заступили трое качков с классической просьбой дать закурить.

– Не курю, – дал классический ответ Коля, оценивая их данные и вспоминая все, чему его когда-то учили на занятиях карате.

– Что, москвичок, на наших девочек заришься? – спросил самый высокий из подошедших, тощий и жилистый.

– Ребята, я не при делах, – ответил Коля. – Я здесь отдыхаю, ваших девушек не трогаю.

Бесполезно. Они были заточены на драку. Первый удар он блокировал предплечьем, одновременно толкнул Лору к себе за спину, развернулся и сбил второго нападающего подсечкой.

Но третий все-таки достал его мощным ударом в живот. Коля согнулся, краем глаза уловил движение сбоку и сумел-таки перебросить парня через себя, используя его инерцию. Ему никак не удавалось отдышаться, но он достойно принял и парировал еще несколько ударов, как вдруг у него за спиной раздался пронзительный Лорин визг.

Чувство самосохранения подсказало Коле, что не надо оборачиваться сразу. Он не был фанатиком восточных единоборств и ходил на занятия, когда еще учился в МАИ, исключительно из практических соображений: хотел овладеть приемами самообороны. Сейчас эти уроки ему пригодились. Он вырубил двоих – длинного и коренастого.

Наконец обернувшись, он разглядел третьего. Этот тоже был довольно высокий, с накачанными мускулами. Он стоял, обхватив Лору согнутым локтем за шею и приставив нож к ее горлу. Другой рукой он тискал ее грудь и рвал на ней платье.

– Я т-те морду-то разукрашу, падла, – бормотал он, – родная мамаша не узнает.

Лора продолжала верещать не умолкая. Удивительно, но никто не вышел на ее крик из заведения, которое они только что покинули. Конечно, внутри гремела музыка, но все-таки они дрались у самого порога, кто-то же должен был услышать!

Коле вся эта бодяга надоела, и он решил рискнуть: применил прием, который раньше видел только в кино.

– Брось нож! – крикнул он, чтобы отвлечь внимание, одновременно подпрыгнул и ударом ноги вмазал парню по скуле. Лора вырвалась и проворно осела на землю.

Удар прошел по касательной, но парень, не ожидавший нападения со стороны вооруженной руки, выронил нож, повернулся вправо и раскрылся. Коля достал его джебом – боксерским ударом в корпус – и швырнул об стену, по которой парень медленно сполз.

Лора безудержно рыдала.

– Пошли, – позвал ее Коля. – Я отвезу тебя домой.

– Как я поеду домой в таком виде? – выдавила она из себя между икотой и всхлипываниями. – Мама с ума сойдет.

Платье на ней было разорвано до самого пупа, волосы, сколотые на голове замысловатым узлом с торчащими во все стороны прядками, растрепались, косметика размазалась, но никаких других повреждений Коля не заметил. Тем не менее Лора настояла, чтобы он отвез ее обратно к вагончику возле «Рэдиссон-Лазурной», где она переодевалась во время съемок.

Умываться пришлось в фонтане, и Коля тоже воспользовался этой возможностью. Потом они забрались в вагончик. Коля хотел подождать Лору снаружи, но она цеплялась за него и не отпускала. И там, в вагончике, случилось то, что, как он понял гораздо позже, неизбежно должно было случиться. Не переставая плакать, Лора жалась к нему, он принялся ее успокаивать и сам не заметил, как чисто братские объятия и ласки переросли в нечто большее.

С ней было неизмеримо проще, чем с робкой, зажатой, неопытной Верой. Лора была искушенной, умелой и ничего не боялась. А главное, она знала, на какие кнопки нажимать. Она щекотала его своими длинными локонами, гладила и ерошила ему волосы, жарко дышала в ухо, прижималась к нему обнажившейся в разорванном платье грудью и животом. Он потерял голову и очнулся, когда было уже слишком поздно. Все случилось как будто само собой.

Придя в себя, Коля уставился на нее в ужасе.

– Как мы посмотрим в глаза Вере?

– А что, собственно, такого произошло? Ты что, девственность потерял?

Заметив настороженность в его глазах, Лора тут же сменила тактику. Она снова прижалась к нему, принялась гладить волосы, уши, шею, жарко шепча:

– Мы пережили такой ужас, у нас был стресс, нам же надо было разрядиться. Не говори ей, она и не узнает. Все нормально. Ты такой молодчина! Как ты их раскидал! Я так испугалась! Я думала, он меня изуродует. У нас в прошлом году одной девушке кислотой в лицо плеснули, – представляешь, какой кошмар?!

Коля поверить себе не мог, но это случилось еще раз. Он овладел ею грубо, жадно и примитивно, словно изголодавшись по сексу. Уже ближе к рассвету, подавленный и мрачный, он повез Лору домой. Вера и Лидия Алексеевна не ложились, ждали их. Коля хотел отделаться двумя словами, но Лора расписала все в красках: как на них напали трое с ножами и кастетами, как Коля мужественно ее защищал, как ей пришлось заехать в «Рэдиссон», чтобы сменить разорванное платье.

– Ты их знаешь? – внезапно спросила Вера.

Лора замешкалась.

– Ты о чем? О ком? Откуда? – Ее голос стал визгливым.

– А откуда они знали, что я москвич? – вдруг вспомнил Коля.

– Ой, ты не представляешь, какая в Сочи мафия! Они все про всех знают.

И Лора воровато огляделась по сторонам, словно мафия пряталась у них за шкафом.

– Хватит, – вмешалась Лидия Алексеевна, – всем пора спать. Идем, Лорочка, я тебе горячую ванну налью.

– Ты в порядке? – спросила Вера у Коли.

Надо было сказать ей правду. Если бы он тогда решился… Покаялся бы, рассказал бы про пережитый стресс… Может, все и обошлось бы. Может быть, она и простила бы. Но он не решился. Не решился главным образом из-за того второго раза, который уже никаким стрессом оправдать было невозможно.

– Все нормально, – солгал Коля.

* * *

Все полетело под откос. Каждое утро Коля давал себе слово объясниться с Верой и порвать с Лорой, но до объяснения так и не доходило, зато каждый вечер они с Лорой оказывались в постели. Она втянула его в бесконечный водоворот каких-то знакомств, просмотров, деловых встреч, на которых решалась прямо-таки ее судьба. На деле все выливалось в обыкновенную тусовку, но Лора всякий раз требовала его присутствия и одобрения.

– Просто не понимаю, как ты раньше без меня обходилась, – пошутил Коля однажды за завтраком.

– Ты не представляешь, как для меня это важно! – ответила Лора звенящим голоском, в котором уже слышались слезы.

Вера молчала. Не протестовала, ни о чем не спрашивала, категорически отказывалась ходить на тусовочные мероприятия, отговариваясь тем, что у нее болит голова от цветомузыки и дыма. Только дважды за следующие три с лишним недели Коле удалось вытащить ее из дому вечером.

Они еще раз побывали у Ашота, где Коля довел до логического завершения свои идеи по переделке ресторана. Он даже набросал эскиз вывески с одноглазым юнгой и придумал экзотические костюмы для официанток: белая крестьянская блуза, обнажающая шею и плечи, и длинная кумачовая юбка клеш, с одного боку задранная и заправленная за пояс, чтобы в разрезе мелькала голая загорелая нога. Ашот вручил ему солидную сумму в конверте, уверяя, что всякий труд должен быть оплачен.

Второй раз, уже в самом конце месяца, Лора потащила его на какой-то «сейшен», оказавшийся просто ночным молодежным сборищем на берегу с пением под гитару. Коля настоял, чтобы Вера пошла с ним. Усадил ее рядом с собой, обнял тоненькие плечики…

Но она сидела поникшая, безучастная, хотя он изо всех сил старался именно ради нее. Коля прекрасно играл на гитаре и пел, знал множество песен, не исполняемых с эстрады, – сказывался кавээновский опыт. Его окружили, просили спеть еще и еще. Даже Вера наконец улыбнулась одной пародийной песенке…

 
Если друг оказался вдруг
И не кум, и не сват, а гад,
Если сразу не разберешь,
Трезв он или хорош,
 
 
Парня в горы с собой тащи,
Он попался, как кур во щи,
Пусть он в пропасть летит с тобой,
Там поймешь, кто живой…
 

«А сам-то ты кто? – вдруг спросил себя Коля. – Разве не гад?» И он в который раз поклялся разорвать тяготившую его связь. Но когда они под утро вернулись домой, Лора проскользнула к нему в спальню и объявила, что «залетела».

– Этого не может быть! – в ужасе уставился на нее Коля. – Мы же предохранялись! Ты же говорила, пилюли принимаешь…

– Ну, и на старуху бывает проруха. Что-то не сработало.

– Слишком мало времени прошло. Откуда ты знаешь? Может, это случайная задержка?

– У меня случайных задержек не бывает. У меня все работает как часы. И потом, я сделала тест. Все подтвердилось. Ты что, не веришь? Могу сходить в консультацию, принесу тебе справку. Что ты на меня так смотришь? Я же не виновата! Думаешь, мне сейчас нужна беременность? Мне о карьере думать надо!

– Тогда пойди и сделай аборт.

– Хочешь, чтоб меня располосовали? Чтоб я здоровья лишилась? Чтоб у меня никогда больше не было детей? Ты этого хочешь? Нет, милый, сделал мне ребенка, теперь женись.

– А как же Вера? – машинально, почти не обращаясь к ней, спросил Коля.

– Ну, ты же не с ней спал, а со мной!

Он вдруг ощутил страшное удушье. Ему с детства родители внушали, что за свои поступки надо отвечать.

– Ты нарочно все это подстроила!

– Ничего я не подстраивала!

Лора решила, что пора удариться в слезы. У нее это вышло очень натурально, и Коля, конечно, размяк, испугался за нее, начал утешать…

Порешили на том, что она сходит в консультацию, а он поговорит с Верой.

Лора обняла его и спрятала голову у него на плече. У нее все получилось! Справку в консультации она достанет, у нее там все схвачено. Главное, держать его подальше от Верки, а то еще наговорит бог знает чего! Лора знала, что в такие минуты, когда она что-то замышляет, лицо у нее делается хитрое, расчетливое и некрасивое. Она научилась скрывать эти редкие моменты от посторонних глаз.

Тем временем Вера у себя в комнате тоже пришла к решению поговорить с Колей. Она попала в ложное положение. Коля явно потерял к ней интерес. И что теперь делать? Выгнать его? Это неприлично, она же сама пригласила его в гости! И что же? Указать ему на дверь только из-за того, что он ухаживает за ее сестрой? Ужасно. Он свободен, он ей ничего не обещал. Да, они занимались любовью, и у Веры не укладывалось в голове, как можно заниматься любовью, не любя. Но она не была наивной. Она про такое и в книжках читала, и в кино видела, а главное, замечала, что творится кругом.

* * *

Город Сочи, как и все курортные города, славится внебрачными связями. Люди приезжают сюда как будто не для поправки здоровья – это только предлог, – а чтобы завести краткосрочный курортный роман. Оттянуться. Вероятно, виной всему скученность и монотонность жизни в больших городах, да и в малых городах тоже, если на то пошло. Людям хочется разнообразия, новых впечатлений. Получить путевку в санаторий на двоих при советской власти было просто невозможно. И детей оставить не с кем. Вот и «отдыхают» супруги друг от друга по очереди. А уж оказавшись на курорте, предоставленные сами себе, оттягиваются, кто как может. Не имеют значения ни внешность, ни возраст. Главное – доступность. Готовность.

Вера все видела своими глазами в санатории, которым заведовала ее мать. При каждом новом заезде, а заезды происходили раз в десять дней, среди «старожилов» начиналось невероятное оживление. Возле административного корпуса кучками собирался народ. Вновь прибывших разглядывали с жадным любопытством. Потенциальные пары намечались прямо тут же, на месте, еще до оформления по корпусам.

Вере вспомнилась одна история – чуть ли не единственный в ее жизни случай, когда она взбунтовалась против матери. Нет, это был уже второй случай, первым был тот, когда она занялась репетиторством и отказалась отдавать Лидии Алексеевне заработанные деньги.

Началось все с музыки. Любовь к музыке и к футболу Вера унаследовала от отца. Василий Петрович разъяснил ей футбольные правила и научил смотреть матчи квалифицированно. Вера привыкла и продолжала смотреть футбол после его смерти. Так и с музыкой. Папа любил благозвучную музыку Чайковского, и Вера слушала вместе с ним. Правда, приторно-сладкий Чайковский ей вскоре наскучил, она предпочитала композиторов посложнее. В Сочи летом охотно приезжали на гастроли крупнейшие солисты и оркестры со всей страны. Всем хотелось совместить приятное с полезным: заработать и в то же время отдохнуть, позагорать. В военный санаторий приходила женщина, распространявшая билеты среди курортников. Она знала о Верином пристрастии и всегда оставляла для нее билетик.

Лидия Алексеевна на увлечение младшей дочери серьезной музыкой смотрела косо. Она всегда оставалась недовольной, что бы Вера ни сделала, а тут ей почему-то показалось, что Вера, слушая такую заумь, хочет возвыситься над матерью и старшей сестрой: сами они любили только эстраду. Но запретить младшей дочери бегать на концерты она не могла, хотя пренебрежительно фыркала всякий раз, как Вера приходила в санаторий за билетами.

Лоре было просто все равно. Как-то раз она заглянула в отцовский кабинет, чтобы Вера отгладила ей льняное платье. Сама она не могла, боялась смазать свежий лак на ногтях. Маленький черно-белый телевизор был включен, по второй программе передавали концерт Рихтера. Вера попросила Лору подождать двадцать минут: концерт закончится, и она платье погладит. Но Лора настаивала, что ей нужно срочно, она опаздывает.

– Тогда гладь сама, – ответила Вера.

Только после этого Лора перевела взгляд на экран. Она привыкла, что большой телевизор в столовой включен постоянно и работает в режиме торшера, потому и среагировала не сразу. Постояла в дверях, прослушала пару тактов… Под волшебными пальцами мастера скатным жемчугом рассыпалась соната Гайдна.

– Фуфло гоняют, – бросила наконец Лора, дернув плечиком, и ушла.

Но конца концерта дождалась и все-таки заставила Веру погладить платье, хотя лак на ногтях к тому времени давно уже высох.

Однажды ранним летним вечером Вера взяла у женщины-распространителя билет на очередной концерт, а Лидия Алексеевна, увидев ее, потребовала, чтобы она после концерта вернулась в санаторий и захватила домой какие-то бумаги. Эти бумаги должны были доставить из Адлера, но до конца рабочего дня никак не успевали. Вера покорно согласилась. Она видела, что мама просто вредничает, но ей не хотелось спорить, хотя бумаги спокойно могли бы подождать до утра.

На ходу Вера поздоровалась с одним из отдыхающих – пожилым симпатичным подполковником, с которым накануне разговорилась за игрой в волейбол на пляже. У первого корпуса собирался народ: начинались танцы. Веру поразила одна дама, пришедшая на танцы в черном с золотом вечернем туалете до полу. На спине красовался треугольный вырез до самой талии. Вера улыбнулась: ей такой «парад» показался забавным.

Санаторий раскинулся по обе стороны Курортного проспекта. Выше проспекта стояли солидные старые корпуса, возведенные еще при Сталине, а по другую сторону, ближе к морю, высились новые корпуса – безликие бетонные коробки, построенные в 70-х. Там же, ниже проспекта, была и общая столовая.

После концерта верная слову Вера вернулась в санаторий, хотя ей пришлось сделать изрядный крюк по дороге домой. У первого корпуса курил на скамейке знакомый подполковник.

– Одно лечим, другое калечим? – улыбнулась ему Вера. – А что вы в корпус не идете? Скоро закроют.

Было уже около одиннадцати.

– Вы представляете, – начал в ответ подполковник, округлив глаза, – мой сосед после танцев привел в палату даму, и она до сих пор еще у него.

Вера посочувствовала ему, забрала у дежурного нужные матери документы и отправилась домой. На следующий день она опять пошла купаться на благоустроенном санаторском пляже. И возле столовой снова встретилась со знакомым подполковником.

– Долго еще вам вчера пришлось ждать? – спросила Вера.

– Да нет… не очень. – Что-то странное послышалось Вере в голосе подполковника. Она пытливо заглянула ему в лицо. – Только вы вчера ушли, – продолжал он, – выходит мой сосед и спрашивает: «А чего ж вы в палату не идете?» Я ему: «Так у вас же дама!» А он мне: «А она останется до утра, вы не ждите, ложитесь спать».

Вера промолчала, у нее слов не нашлось. Подполковник покосился на нее.

На пляж Вера скалывала косы на затылке, чтоб не мешали загорать. Она была высокой и выглядела старше своих лет. Как говорила одна из ее школьных подружек, «У тебя на морде интеллект отпечатался». И все же подполковник счел необходимым извиниться:

– Вы меня простите, ради бога, что я вам все это рассказываю. Наверно, не стоило… Вы еще так молоды…

– Ничего, у меня тут мать работает, – Вера не стала уточнять – кем, – меня уже ничем не удивишь. Что вы еще хотели сказать?

– Там был один забавный момент. Эта дама… она отсюда, из нижних корпусов. Она пришла на танцы в бальном платье до полу, в красивом таком, черном с золотом…

– Я ее видела, – кивнула Вера. – И что ж тут забавного?

– Утром, – улыбнулся подполковник, – ей стыдно было идти на завтрак в бальном платье. Мой сосед сбегал к ней в корпус, и ее соседки по комнате выдали ему халатик для нее. Представляете?

– Представляю, – мрачно подтвердила Вера. – Заниматься этим при свидетеле ей было не стыдно, а выйти утром в вечернем платье стыдно. – Она помолчала. – Я вам ничего не обещаю, но попробую что-нибудь сделать. Какой у вас номер палаты?

Подполковник страшно смутился и принялся ее отговаривать, но Вера, ничего не слушая, вернулась в административный корпус, прошла в кабинет к матери и потребовала, чтобы ему дали отдельную палату или перевели в другую, где сосед нормальный.

– У него нормальный сосед, – пожала плечами Лидия Алексеевна. – Ты что так раскипятилась? Все так делают. Подумаешь, большое дело! Люди на волю вырываются. Они, может, целый год этого отпуска ждут, чтобы вдоволь погулять. Надо же им когда-то урвать свое! Пусть твой подполковник сам себе кралю заведет, вот и не будет ему обидно.

Но Вера настояла на своем. Она пригрозила, что пожалуется в санаторное управление, если подполковника не устроят по-человечески. Припомнила, как в прошлом году одного сердечника сняли прямо с дамы и увезли в больницу с инфарктом. Лидия Алексеевна даже слегка испугалась: ее младшая дочь была вне себя от ярости!

– Ладно, я что-нибудь придумаю, – нехотя проворчала она.

Оказалось, что при желании проблема решается легко. Перебрав документы проживающих, Лидия Алексеевна нашла еще одного приличного и тихого старичка, приехавшего лечиться, а не бегать за юбками, и поселила к нему подполковника. А любвеобильному соседу достался такой же кобель, как он сам, и они начали давать концерты в четыре руки.

* * *

Вспомнив этот неприятный случай, в котором она до сих пор не находила ничего забавного, Вера задумалась. Выходит, и Коля такой? Вырвался на волю и решил погулять? «Урвать свое», как говорила мама.

И в любви он ей не признавался, заветных слов не говорил, с этим не поспоришь. Разве она имеет право ревновать? Да еще к кому – к Лоре! Одна лишь мысль о соперничестве с Лорой в чем бы то ни было казалась Вере оскорбительной. Но как теперь сказать Коле, что в последние дни она стала замечать в себе перемены? Вера старалась внушить себе, что просто устала, подавлена, расстроена, но самообман был ей не свойствен. Ее тело больше ей не подчинялось.

Конечно, надо проверить, может, у страха глаза велики. Но если все подтвердится, перед ней встанет все тот же ужасный вопрос: как сказать Коле? Нет, надо поговорить с ним прямо сейчас, конечно, не упоминая о своих подозрениях, но… Ей казалось… Нет, она надеялась, что, если они останутся наедине, если она посмотрит ему в глаза, как раньше, когда между ними еще не было никакой лжи и недомолвок, может быть, все встанет на свои места, и они поймут друг друга.

Вера встала, умылась, оделась… Они вернулись домой чуть ли не на рассвете, наверняка он еще у себя, в бывшей папиной спальне. А вдруг он еще спит? Ну, ничего, она заглянет к нему тихонечко, и, если он спит, она так же тихо уйдет.

Бесшумно пройдя по всему дому, Вера отворила дверь в отцовскую спальню. И увидела Колю. В постели. С Лорой! На миг она просто оцепенела. Мозг кричал ей, что надо бежать, но ноги, как в кошмарном сне, отказывались повиноваться.

Коля, увидев ее, попытался вскочить, но ему пришлось до дна испить всю меру унижения, заключенную в словах «быть застигнутым со спущенными штанами». А тут еще Лора вцепилась в него мертвой хваткой:

– Нет, не уходи! Не ходи за ней!

Пока он отбивался, пока нащупывал и натягивал джинсы, Вера исчезла.

Лора повисла у него на шее, осыпая его лицо горячечными поцелуями.

– Не надо! Не ходи! Ну, ты пойми, ведь она бы все и так узнала. Лучше уж сразу, чем хвост собачке по кусочкам резать.

Коля стряхнул ее с себя и бросился в комнату Веры, но ее там уже не было. Он стал искать ее по всему дому. На шум вышла Лидия Алексеевна, и Лора тут же, сбивчиво, но доходчиво, выложила ей все.

– Присядьте, молодой человек, – властно приказала Лидия Алексеевна, и Коле пришлось сесть.

– Где Вера? – спросил он.

– Речь сейчас не о ней. Моя дочь, моя старшая дочь, – поправилась Лидия Алексеевна, – ждет от вас ребенка. Не знаю, как там у вас в Москве, но в нашей семье это означает, что вы должны жениться.

– Мам, мы уже обо всем договорились, – заторопилась Лора, опасаясь, как бы мать все не испортила своим нажимом. – Только расписаться надо поскорее, пока ничего еще не заметно. Не могу же я венчаться с пузом! Договорись в загсе, у тебя же там есть знакомые. Мы быстренько распишемся и уедем в Москву, никто ничего не узнает.

Коля смотрел на них в безнадежной тоске. Они понимали друг друга с полуслова! Они уже все за него решили, эти две волчицы, глядевшие на него сейчас совершенно одинаковыми безжалостными глазами.

– Ты, кажется, собиралась провериться в консультации, – напомнил он. И вдруг его пронзила последняя, отчаянная, но совершенно закономерная мысль. – Да, а откуда мне знать, что это мой ребенок?

Лора в ответ разрыдалась. Это вышло у нее так артистично, что Коля поверил. Как большинство мужчин, он терялся при виде женских слез. Ему стало стыдно. Он решил, что вопрос вышел и вправду чересчур хамский.

Лидия Алексеевна чуть не кремировала его взглядом.

– Что вы себе позволяете? Моя дочь – порядочная девушка! В отличие от вас! – Она села рядом с Лорой, обняла ее, принялась гладить по волосам, призывая успокоиться и напоминая, что ей нельзя волноваться. – Что вы стоите столбом? – бросила она Коле. – Принесите воды.

Он принес воды. На душе у него было так горько, так тошно, что сил на борьбу не осталось. Напоследок он сказал только одно:

– Учтите, я никуда не пойду, пока не поговорю с Верой.

Он искал ее по всему городу, но найти не мог. Побывал у Ашота, у дяди Вити на автостанции, разыскал на пристани Серегу…

– Я не в курсах, – покачал головой Серега. – Она с сеструхой с моей дружит, но я дома давно не был, вроде бы они всем семейством в отпуск подались… В Турцию. Не понимаю, – он пожал плечами, – на кой она им сдалась, эта Турция, когда тут и море, и все свое под боком?

Для очистки совести Коля все-таки спросил у Сереги адрес, разыскал дом, позвонил в квартиру… Никто не ответил. Тогда он заглянул в музей, даже съездил в горы к «верному человеку» Алихану, который стерег их машину, пока они…

Никто не знал, где Вера.

Пришлось обратиться к Лидии Алексеевне.

– Вы не знаете, где ваша дочь?

– У кого-нибудь из подружек, – ответила она, равнодушно пожав плечами.

– Но вы же должны знать ее подруг!

– У нее их много. Да не волнуйтесь, поплачет и придет, никуда не денется. Вам не о ней беспокоиться надо, а о Лоре.

– А вам? – спросил он с ненавистью. – Вам все равно, что она сидит где-то и плачет?

– Если вы намекаете, что она что-нибудь с собой сделает, можете не беспокоиться. Она же в Москву собирается, в эту вашу Академию Плеханова!

Лидия Алексеевна угадала верно: Вера сидела дома у своей школьной подруги Зины, Серегиной сестры, не поехавшей в Турцию с родителями. Колю подружки заметили из распахнутого по жаре окна и дверь не открыли. Но Вера не плакала, а вот Академия имени Плеханова оказалась под большим вопросом.

Они с Зиной учились вместе и дружили с первого до последнего класса, хотя ни в чем, даже внешне, не походили друг на друга. В отличие от серьезной, сосредоточенной, целеустремленной Веры, учившейся на «отлично» по всем предметам, пухленькая, рыженькая, вся в веснушках Зина была беспечной хохотушкой, училась кое-как, в институт не стремилась, пределом ее мечтаний были курсы парикмахеров.

Но она была верной и преданной подругой, не знала, что такое зависть, а если между ними и вспыхивали ссоры, то лишь из-за разных подходов к школьным занятиям: Вера вечно норовила объяснить Зине урок: нет чтобы просто дать списать! Заканчивались эти ссоры так же быстро, как и возникали. Зато Зина гордилась тем, что всегда умела рассмешить вечно серьезную Веру.

Впрочем, сейчас обеим было не до смеха.

– Как он мог? – возмущалась Зина. – Как он мог променять тебя на Лорку? Нет, я, конечно, понимаю, они – с Марса, мы – с Венеры, а вселенная одна, но все-таки… Каким же надо быть идиотом…

– Наверно, фамилия у меня такая – Нелюбина. Никто меня не любит, – печально отшутилась Вера.

– Чушь! Лорка тоже Нелюбина, а ее вон, поди, все любят.

– Ее тоже не любят, – возразила Вера, – просто она этого еще не знает.

– Верунь! Ну, ты хоть поплачь. – Зина глядела на подругу испуганными голубыми глазами. – Мне на тебя смотреть страшно.

Но Вера не могла плакать. Внутри у нее все словно оледенело.

– Ты еще не все знаешь, – глухо проговорила она. – Мне кажется, я беременна.

– Кажется или беременна?

– Я не знаю. Кажется, да.

– Ну так сходи проверься. И быстро ложись на аборт, пока срок небольшой. Теперь делают вакуумные, как раз на ранних сроках, я объявление читала. Раз – и готово. В тот же день домой выписывают.

– Я не буду делать аборт.

– Ты что, с ума сошла? А как же Москва? Академия? Тебя же приняли без экзаменов! Неужели ты от этого откажешься?

Вера задумалась. Нет, отказываться нельзя ни в коем случае. И дело не только в академии и не в том, что приняли без экзаменов. Конечно, ей хотелось учиться, но было у нее и еще одно, побочное соображение. Отъезд в Москву открывал возможность вырваться на законном основании из-под материнской тирании. Она мечтала об этом годами.

– Нет, я поеду учиться.

– А ребенок?

– Возьму академический.

– На первом курсе? Нет, ты точно рехнулась. А жить где будешь? Из общежития тебя с ребенком выпрут в один миг.

– Может, там есть семейное общежитие…

– Ага, ты еще попади в него! – ухмыльнулась Зина.

– Значит, буду снимать.

– Где? У кого? Кто тебя пустит с ребенком? Да, и, прости, на какие шиши? Нет, уж если рожать, то только здесь. Родишь, выждешь годика три – тебе ж не в армию! – а потом снова поступишь. Ты же у нас умная… очень, – добавила Зина через паузу.

– А ребенок? – спросила теперь уже Вера.

– Ну, здесь оставишь, с бабушкой. На лето будешь приезжать.

– Мама работает. И она ни за что не бросит работу, я точно знаю.

Это была даже не сотая часть правды, но единственная, которую Вера могла высказать вслух. Ни с кем, даже с лучшей подругой, она не делилась подробностями жизни в родном доме, но и помыслить не могла о том, чтобы оставить ребенка со своей матерью.