Текст книги "Замри и прыгни"

– Ладно, – безропотно согласилась Зоя. – Тогда за мир во всем мире.

– Отлично! – согласилась Маргарита и двинула в сторону Зои синий стаканчик.

Они как раз успели дожать последнюю бутылку, когда в двери тренькнул звонок. На пороге стоял киоскер. У его ног белели две коробки с черной надписью «Московский» Коньяк.

– Вот, – пнул ларечник ближний короб, – принимайте товар.

– Заноси! – широким жестом пригласила желанного гостя Рита. – Сейчас будем дегустировать. – И защелкнула за мужиком дверь.

– Что дегустировать? – заинтересовалась Зоя.

– Как что, коньяк. Вдруг паленый?

– А как мы отличим? Ты что, разбираешься?

– А мы его заставим! – кивнула Рита на продавца. – Пусть из всех бутылок пробует. Если хороший товар – выживет, если плохой – сам виноват.

– Э! Э! Вы чего? – попятился продавец. – Я же на работе! Я не могу!

– Какая работа? – изумилась Маргарита. – Уж утро скоро! Неужели ты бросишь двух таких очаровательных женщин одних, ночью, в чужой квартире.

– Как это – в чужой? – Ларечник откровенно струхнул. – Так вы тут не живете?

– Живем-живем, – утешила Зоя. – Только редко. По пятницам.

– Так сегодня – среда, – и вовсе оторопел киоскер.

– «Сегодня у нас среда, сегодня у нас беда, – неожиданно красивым чуть хрипловатым голосом пропела Маргарита. – А, брось ты, все – ерунда! А все же везти куда?»

– Никуда меня везти не надо, – уперся спиной в закрытую дверь мужик. – Я тут в соседнем доме живу. Пойду я, а?

– «А счетчик такси стучит», – злорадно и громко вытянула Марго.

– Какой счетчик? За что? – Киоскер вспотел и забегал глазами по сторонам, словно ожидая неожиданного выхода тех, кто включил счетчик.

– Стой! – притянула его за ворот куртки к себе Рита. – Это Визбор. Классика. Сейчас пробу снимешь и – свободен до конца жизни. Зоя, открывай ящики!

Ловко орудуя маленьким, найденным на кухне ножичком. Зоя отогнула картонные углы коробок, выудила по бутылке из каждой.

Рита заграбастала одну из пузатых емкостей, свинтила крышку, хлебнула, поморщилась.

– Ну точно такая же бурда! Зой, скажи!

Те же самые манипуляции профессионально проделала Зоя. Согласно кивнула.

– Один в один.

– Так это же вам не «Мартель»! – запротестовал ларечник. – Обычный коньяк.

– А, – махнула рукой Рита, – «Мартель» не лучше. Такое же «гэ». Мы с него начали. – И ловко катнула носком ноги пустую французскую бутылку.

Киоскер дикими глазами следил за тем, как дорогая тара ловко покатилась по линолеуму, с разбегу воткнулась в когорту российских низкорослых собратьев и моментально устроила из них дребезжащую кучу-малу. Бутылки попадали, словно кегли, и раскатились по комнате.

– Ну! – строго прикрикнула на живой прыгающий хоровод Рита. – Прекратить безобразие! Убирай потом за вами.

Бутылки, уткнувшись в стены, послушно остановились. Киоскер ошалело переводил глаза с женщин на коробки со спиртным:

– Хозяюшка, рассчитаться бы, да я пошел…

– Успеешь, – строго оборвала его Зоя. И протянула откупоренную бутылку. – Пей.

Мужик крякнул. Вытер взмокший лоб, принял коньяк в загорелую ладонь, затравленно взглянул на женщин и запрокинул голову.

Дамы с изумленным восхищением наблюдали за тем, как ритмично и быстро двигался острый кадык, как с каждым мощным бульком светлела бутылка, переходя из темно-коричневого состояния в прозрачное.

– Вот как надо! – восхищенно выдохнула Зоя.

Киоскер ожесточенно мазнул по губам грубым рукавом куртки, угрожающе крякнул, покачнулся и упал. Прямо как стоял. Плашмя.

– Счастливый! – завистливо вздохнула Зоя.

А Маргарита тут же вынесла вердикт:

– Значит, хороший коньяк. Берем.

По примеру мужика они попробовали пить «Московский» из горлышка. Ничего не вышло. Только облились да поперхнулись. Потом обе долго откашливались. С ларечником, недвижно перегородившим коридор, следовало что-то сделать.

– Давай! – кивнула Рита на здоровенные ноги, приподнимая мужика за плечи.

Зоя мгновенно сообразила, что от нее требуется. Рваными рывками, кряхтя и ругаясь, женщины потащили дорогого гостя в комнату. Пока тело скользило по коридорному линолеуму, все было хорошо, но, как только спина ларечника встретилась с ворсистым паласом, движение замедлилось.

Рита смахнула пот, оценивая ситуацию, бросила плечи, которые до той секунды цепко удерживала. Тело качнулось, и голова мужика гулко, несмотря на палас, тюкнулась об пол. Не обратив никакого внимания на это обстоятельство, Маргарита отобрала у Зои одну мужскую ногу, засунула ее себе под мышку, плотно прижала локтем.

Зоя по примеру подруги сделала то же самое.

На счет «три» женщины одновременно рванули икры почему-то в разные стороны. Мужик дико вскрикнул, дернулся, ногами оттолкнул подруг так, что они отлетели каждая к своей стене, резво вскочил, прикрывая ладонями пах.

– Вы что, – он смачно выругался, – разорвать меня хотели?

– А чего разлегся в проходе? – резонно заметила Рита, не делая даже попытки подняться с пола. – В туалет не пройти.

– Ой, а вы что, уже протрезвели? – удивленно восхитилась из своего угла Зоя. – Так быстро? А мы думали, вы совсем умерли.

– Индивидуальная особенность организма, – произнес умный киоскер непонятные слова. – Рассчитывайтесь, да я пошел.

И в самом деле, мгновенно исчез, как только Зоя, дотянувшись с пола до сумки, вручила ему честно заработанные долларовые бумажки.

Последние тяжелые испытания – коллективный труд по перетаскиванию тяжелой мужской туши – подорвали остаток женских сил.

Зоя сделала очередной глоток коньяку, передала бутылку Рите.

– Не могу больше, – сказала та, с трудом переваливаясь с паласа на диван. – Пить хочу. Принеси, а?

Зоя послушно двинулась на кухню. Не обнаружив никакой иной тары, набрала воды из-под крана в трехлитровый стеклянный баллон, найденный на окне.

Когда она вернулась в комнату, подруга уже спала, раскинув по дивану длинные красивые руки. Зоя отпила из банки, осторожно угнездила ее на пол, сдвинула в сторону левый Ритулин локоть, освобождая место для себя, прилегла и разом ухнула в темный влажный омут, где ни воздуха, ни света, ни жизни – ни-че-го.

* * *

– Чуть не задохнулась! – пожаловалась Зоя, выныривая из темного душного омута кафе на светлое, залитое майским солнцем крыльцо.

– Хорошо! – прижмурилась Рита.

– Весна, – влажно чмокнул ее перчатку Иоганн.

Немцы оказались на удивление навязчивыми и настойчивыми. Их еле удалось уговорить поехать на экскурсию по городу. Отто Чемодан льстиво заглядывал в глаза Зое, изнемогая от желания снова взять ее за тонкую руку, которую она только что силком вырвала из его горячих пальцев. Иоганн Дыня влажно пожирал глазами Риту, уверяя, что никакой экскурсовод не заменит им общение с прекрасными женщинами.

Дамы, однако, остались непреклонны: слишком много дел. В конце концов, уговорились встретиться вечером, попозднее, в ресторане отеля.

– Ну что, Зойчик, как ты? – внимательно взглянула на подругу Маргарита. – Последние часы унижения и скорби перед тотальным торжеством?

– Прямо стихи, – улыбнулась Зоя. – Если честно, мандраж небольшой присутствует.

– Мужика жалко? – недобро поинтересовалась Рита. – Может, ну его к черту? Пусть живет? А, Зой? Он же у тебя слабенький, ему защита нужна!

– Ритуль, не начинай, а? – попросила Зоя. – Ну решили же все! Все готово. Ты что, боишься, что я в последний момент его пожалею и струшу? И весь наш план полетит в тартарар?

– Честно? – Маргарита тяжело вздохнула. – Боюсь. Я за эти полгода панцирем обросла, как тысячелетняя черепаха. Не пробьешься, не достучишься и не разжалобишь. А ты – как была луговой ромашкой, так и осталась. Внешне когти отрастила, а внутри… – Рита огорченно махнула рукой. – Ты же знаешь, я тебя не осуждаю. Но боюсь, да, что не выдержишь напряжения, что сломаешься в последний момент.

– Не бойся, Ритуль, – серьезно взглянула на подругу Зоя. – И выдержу. И не сломаюсь. Я за эти полгода тоже другим человеком стала, ты же знаешь. И не только внешне! – Зоя игриво встрепала свой и без того дыбом стоящий ежик. – А что касается моего бывшего, так все перегорело. Пепел и зола. – Она показала на область сердца. – Не знаю, какие силы потребуются, чтобы во мне раздуть хоть крошечный огонечек. Да и не хочу. Надежд не хочу, боли не хочу. Разочарований. Ничего не хочу. Завтра все закончится – и уедем. В деревню, к тетке, в глушь, в Египет…

– Теперь ты стихами излагаешь? – Маргарита с нежностью взглянула на подругу. – Знаешь, Зойка, в этой ситуации одно хорошо, что мы с тобой повстречались. У меня сестры никогда не было, и родственников – никого. И в ту ночь еще неизвестно, что меня больше убило – Распопов или ощущение абсолютного одиночества. Абсолютного, понимаешь?

Зоя лишь молча кивнула. То, о чем говорила Рита, было ей слишком хорошо известно. Пожалуй, что и ее на тот последний шаг толкнула не измена Владимира, а именно холодное и жуткое, как ядовитая змея за пазухой, осознание того, что никому на целом свете она не нужна. Никому! Измена была лишь поводом. Больным, тягостным, недужным, но – поводом. А причина крылась совсем в другом. В том, что сейчас озвучила Рита.

– Ну что, поедем по рабочим местам? – Подруга загасила в пепельнице сигарету. – Я должна быть рядом с нашим драгоценным Вовусиком, когда в страховую компанию «Центурион» на полном ходу врежутся сразу три элитных автомобиля. А ты, ромашка, просто обязана подставить мощное товарищеское плечо моему Андрюше, когда он нежданно выяснит, что его «Озирис», вместо того чтобы лечить… О, ужас! – Маргарита трагически закатила глаза. – Мужики – народ слабый. Им без нашей поддержки – никуда. Ну не бросим же мы с тобой таких благополучных красавцев в критические дни?

Зоя хмыкнула. Почему-то представилось холеное лицо Андрея Андреевича, Ритулиного бывшего мужа и ее нынешнего начальника. Вот, наверное, раскричится! Поначалу будет громы и молнии метать, а потом, когда все осознает… Он вообще склонен к потливости, вечно вытирает лоб и щеки. И когда радуется, и когда волнуется. А тут, наверное, просто стечет вниз вялым ручьем. И Зоя даже поглядела себе под ноги, будто там, меж двумя стильными изящными лодочками и впрямь могла оказаться неопрятная лужа, в которую превратился Распопов-муж.

– Так, Ритуль, давай еще раз сверим позиции и время. – Зоя посерьезнела. – Значит, в семнадцать приходит «лексус», в 17.30 – «шестой» «БМВ», а на закуску, в 18.00 – «майбах». Так?

– Так, – кивком подтвердила Маргарита. – По нарастающей. Мужики готовы, договоры на руках. Акты подписаны. Ты же сама все делала!

– Конечно. – Зоя с шумом, почти свистя, выпустила воздух через трубочку сжатых губ. – И все равно – волнуюсь. Не дай бог, какая осечка!

– Не будет осечек! – убежденно взглянула на нее Рита. – То есть я, как и договаривались, подключаюсь к скандалу в последний момент. Просматриваю документы, которые и для меня – большая неожиданность. Требую проверки на подлинность, забираю, с тем и расстаемся.

– Стоп! Перед расставанием не забудь обрисовать перспективы. Чтобы ночка подлинней оказалась.

– Обижаешь. Это само собой. Теперь давай пройдемся по моему единственному. Первым приходит кто? Помощник мэра?

– Да. Прямо следом, с перерывом в пять минут – депутат. У каждого на руках официальные бумаги и ярко выраженное предынфарктное состояние.

– Так, когда твой выход?

– Когда позовет. Я – человек занятой. На мне отчетность и все бумаги. Да и не общаюсь я с клиентурой, особенно по таким интимным делам.

– Придется, лапушка, ой как придется! – запричитала Маргарита. – Ты только поставь себя на их место! При их сексуальной загруженности, при неустанной заботе о процветании народонаселения нашего региона, которая выражается в повышенном внимании к самому обделенному классу – женщинам, такой неожиданный и непрогнозируемый облом. И где? В стенах лицензированного медицинского учреждения!

– Так. Я, значит, привожу Андрея Андреевича в чувство и обращаю внимание на то, что наши услуги и здоровье пациентов застрахованы.

– И даешь телефон генерального директора.

– Или, чтобы разделить непомерную тяжесть, напрашиваюсь на эту встречу сама?

– Очень, очень обяжешь Андрея Андреевича! Но тут выяснится, что тамошний генерал желает иметь дело только с первым лицом.

– Увы. Генералы, они такие… Им ровню подавай.

– Желание босса – закон для подчиненных. Значит, подашь. Ну а я обеспечу прямую и бесперебойную связь. По коням?

Женщины звонко столкнули растопыренные ладони, ободряя друг друга обязательной и скорой победой.

– Зоя Романовна, Маргарита Сергеевна, – заглянула в кабинет секретарь, – вы не забыли о договорах? Сегодня – последний срок пролонгации. Или не продляем?

– Спасибо, Верочка, – откликнулась Рита. – Все под контролем, не волнуйся. Мы сами этим займемся. А что там у нас с новыми заявками?

– Просто обвал какой-то! – пожаловалась секретарь. – Только сегодня – два финансовых директора, пять главбухов, два директора по персоналу, о менеджерах среднего звена я уж и не говорю. Девчонки зашиваются. Уже двенадцать собеседований провели. Я сегодня неделю расписывала, так буквально по полчаса. Постараемся, чтобы вам минимум остался. Уже только те, кто по всем параметрам подходит.

– Верочка, давай-ка, милая, вычеркивай все наши встречи и собеседования. Мы сможем через две недели, не раньше.

– Как? – оторопела помощница. – Вообще все?

– Именно, – кивнула Зоя. – Не будем спешить. Тем более что сейчас у нас – немцы. А потом еще одно важное дело.

– Но…

– Верочка, – вступила в разговор Маргарита, – не переживай. Все нормально. Сама подумай: если фирме позарез нужен главбух, а мы его находим в один день, что о нас подумают? Два варианта: или главбухов пруд пруди, и нам не пришлось прикладывать никаких усилий, или подсовываем первого попавшегося. Так? А если мы тщательно подбираем, исходя из всех означенных параметров, если просматриваем кучу кандидатур, чтобы выбрать одну, искомую, то что?

– Что? – округлила глаза Верочка.

– А то. Значит, мы подходим к вопросу чрезвычайно серьезно, и предложенный нами кадр – лучший.

– Ну, Маргарита Сергеевна… – восхищенно качнула головой помощница. – Ну вы даете…

– Все поняла?

– Все! – тряхнула головой секретарь, пятясь спиной к двери.

– Слушай, Зойчик, – Рита уставилась в близкое окно, – а ведь жалко будет со всем этим расставаться… – Она обвела рукой уютный кабинет с бежевыми стенами и светлой, с едва проглядывающим оливковым оттенком мебелью. – Я, честно говоря, не ожидала, что так ко всему этому привяжусь.

– Ничего удивительного, – грустно улыбнулась Зоя. – Это же наш ребенок. Сами зачали, сами родили, сами выкормили. В свет выпустили. Ничего такой малыш получился. Справный.

– Акселерат, – хмыкнула Рита. – Из тех, что пить, курить и говорить начинают одновременно. Знаешь, я думаю, нам потом все это еще долго сниться будет…

– Не самый плохой сон, – улыбнулась Зоя.

* * *

Ей снилась вода. Много воды. Целый водопад. Или большая бурная река. Поток, переполнявший берега, был светло-голубой, весь в лучистых ломких пузырьках, как минералка внутри пластиковой бутылки. Зоя подгребала ладонями синие волны прямо к себе, но они, доходя до губ, раздваивались и утекали двумя ручейками мимо лица, создавая где-то в районе ушей непонятные теплые завихрения, от которых становилось жарко вискам и мокро за мочками. Зоя начинала все сначала. Наклоняла к себе тяжелую холодную бутылку, засасывала ребристое горлышко внутрь, чтобы ни одна капля не проскочила мимо. Вода послушно лилась на язык, проходила в гортань, но пузырьков в бутылке было гораздо больше, чем самой воды. И они, расщелкиваясь меж губ, создавали во рту воздушный коридор. Таким образом, влага уходила внутрь тела, которое уже сильно, как резиновая грелка, раздулось от ее обилия, а во рту оставалось так же наждачно сухо.

Язык, на котором эти пузырьки лопались, как мячики, выталкивая из себя горячий воздух, устал, распух и едва помещался меж щек. Зоя превосходно понимала, что если горячие шары во рту не прекратят лопаться, то скоро от них треснет голова, потому что теперь весь поток воздуха уходил по горлу вверх, к самому мозгу, распяв его внутри черепа до немыслимых размеров. Мозгу было тесно, очень больно, и он просто рвался вывалиться наружу. Еще несколько секунд такой пытки, и голова хрястнет, как перегретый горшок. И расколется на тысячу мелких частей. Мозги разлетятся в разные стороны, распухший, превратившийся в тяжелый рашпиль язык встанет колом в горле, окончательно перекрыв доступ воздуха. И тогда она умрет. И эта мука кончится. Значит, чтобы не мучиться и не умереть, надо все же напиться. Поймать эту странную ускользающую речку и окунуться в нее с головой. Или все-таки заставить воду из бутылки литься на язык, а не мимо.

Не умея разлепить каменные веки, Зоя зашарила руками вокруг, отыскивая на ощупь прохладный поток. Одна кисть ухнула в пустоту, да там и повисла, потому что сил вернуть ее обратно не оказалось вовсе. Вторая же уткнулась во что-то горячее и живое. Неужели так загустела и нагрелась вода? – подумала Зоя, пытаясь все же открыть глаза и скосить их в сторону.

После нескольких полуобморочных попыток, сопровождающихся дикой болью в голове и тошнотворными спазмами в желудке, это получилось. Мельтешение в глазах унялось, и взгляд удалось установить более-менее прямо.

Рядом, глухо постанывая и хватая воздух пересохшими губами, лежала женщина. Смутно знакомая, с бледными до синевы щеками, черными струпьями губ и спутанными черными же волосами.

Под потолком горела допотопная трехрожковая люстра. Вокруг наличествовали голые стены в старинных дешевых обоях. Против дивана, на котором они лежали, темнело большое окно, припорошенное снежинками тюлевой занавески.

Господи, что со мной? – Зою прошиб ледяной ужас. – Уже ночь, вон как за окном темно. А я вместо того, чтобы готовить Вовусику котлеты, валяюсь на каком-то странном диване, неизвестно где… Я заболела? Значит, это больница? Почему мы лежим на одной постели вдвоем? Кто это? Что я скажу Володе? Он же с ума сойдет!

Брюнетка рядом жалобно застонала и шепотом попросила:

– Пить…

Зоя мотнула головой, пытаясь разлепить губы, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но тут в черепе густо разорвалась сигнальная ракета, протаранив миллионом острющих осколков измученные жаждой мозги. Боль была настолько сильной и жаркой, что Зоя громко вскрикнула.

– А? Что? – встрепенулась соседка, поднимая голову, и тут же, громко застонав, откинулась навзничь.

Через минуту обе женщины, превозмогая боль, приподняли головы, помогая себе руками. Подперли их ладонями, чтобы сохранить хотя бы временное подобие вертикальности, и с изумленным страхом уставились друг на друга.

Осознание ситуации накрыло их практически одновременно.

– Зоя…

– Рита…

– Тебе плохо?

– Очень, а тебе?

– Вода, у нас есть вода?

– Есть, – Зоя указала на трехлитровую банку.

Рита сползла с дивана на палас, притянула к себе мутное стекло, чуть наклонила и, обливаясь, стала жадно пить.

Зоя некоторое время с завистью смотрела на подругу. Наконец, не выдержала:

– Дай мне!

– Пей! – отдуваясь, откинулась спиной к дивану Рита.

Зоя припала к банке и, не чувствуя вкуса, большими твердыми кусками стала заглатывать содержимое баллона.

Она уже почти напилась, и вода стала уже почти похожа на воду, по крайней мере, перестала царапать нёбо, как Рита вдруг болезненно скрючилась, вскрикнула и, едва успев встать, зажав рот ладонью, согнувшись, поковыляла из комнаты. Через секунду со стороны туалета донеслись характерные звуки и громкие стоны.

Зоя только успела пожалеть подругу, как невиданной силы спазм поднялся от самых пяток, скрутив внутренности в тугую веревку, в голове глухо и горячо забухало, словно кто-то изнутри бил по затылку молотком, воздух выскочил наружу сразу через рот и нос. Причем вместе с только что выпитой водой.

Так же, как Рита, зажав рот, Зоя бросилась в туалет.

Рвало их долго и мучительно. До кровавых кругов в глазах, до мгновенного темного беспамятства, до полного обездвижения ломающихся в коленях ног.

Одна сидела на полу, обняв унитаз, вторая висела на раковине, упираясь лбом в выпирающий носик крана, чтобы хоть как-то удержаться на ногах.

Измочаленные и измученные, они прилегли прямо на холодный кафель пола, не в силах двинуться с места.

– Интоксикация, – прошелестела время спустя Рита. – Надо опохмелиться.

– Нет, – унимая пляшущую в глазах черноту, отказалась Зоя. – Я не буду.

– Будешь, – прикрыла веки Рита. – Иначе можем загнуться. Надо доползти до коньяка и выпить по пять капель.

– Нет, – снова отказалась Зоя.

Не вступая в беспредметный спор, Маргарита выбралась из туалета, едва сумела уцепить ослабшими руками бутылку «Московского», свинтила пробку, помогая себе зубами.

С отвращением и содроганием поднесла ко рту стакан, зажала нос и сделала три больших глотка.

– Держи! – протянула бутылку подруге.

Зоя, не поднимая головы от прохладного кафеля, еще раз отрицательно качнула головой.

– Надо, – тихо, но решительно произнесла Рита. Присела возле подруги, примерилась, ухватила одной рукой ее за нос, зажимая ноздри, а второй быстро булькнула в открывшийся рот коньяка.

Зоя, не ожидавшая такой беспримерной подлости, дернулась, захлебнулась, закашлялась и проглотила омерзительную жидкость, переполнявшую рот. Снова закашлялась, замахала руками, как заполошная курица крыльями, и очень похоже закудахтала, возмущаясь.

Рита, уже не обращая на подругу внимания, привалилась к стене и устало смежила ресницы. То ли отдыхая от непосильных трудов, то ли наблюдая за ощущениями, происходящими в собственном организме.

Откашлявшись и отругавшись, Зоя тоже затихла, снова закрыла глаза, потому что держать их открытыми не хватало никаких сил. Помещение вокруг плавно кружилось, собственное тело ощущалось незнакомым и непослушным, голову взрезала острая горячая боль.

– Господи, почему я не умерла вчера, – тоскливо вырвалось у женщины. И в этот момент она почувствовала, что выматывающая тошнота из области пупка сместилась куда-то вниз, вроде бы снова в пятки, а через пару минут испарилась совсем.

Вслед за этим стала тускнеть и остывать боль в голове.

Зоя удивленно открыла глаза, потрясла головой, проверяя себя на жизнеспособность. Ничего не отвалилось и не взорвалось. Более того, радостное живое тепло растекалось по телу, возвращая его к жизни и обновляя задавленные болью и немочью ощущения. Лицо подруги, по-прежнему недвижно сидящей рядом, порозовело и ожило.

– Ритуль, – шепнула Зоя, – ты как? Мне вроде полегчало.

– А я что говорила? – не открывая глаз, отозвалась подруга. – Надо еще по пять капель, чтобы закрепить. Давай.

Теперь уже Зоя первая отхлебнула из бутылки. Странно, но коньяк, принимаемый в виде лекарства, на сей раз не показался омерзительным. Невкусно – да, горько – да. Но когда лекарство было вкусным? На то оно и лекарство. Поэтому, проглатывая хороший глоток «микстуры», Зоя заставила себя хлебнуть еще и еще. Для закрепления чудесного эффекта.

Рита тоже выпила, поморщилась.

– Пойдем, полежим. Хорошо бы еще немного поспать.

После оздоровительных процедур в бутылке, оставленной ими в ванной, живительная жидкость едва прикрывала дно.

Они вернулись на диван, укрылись пледом. Ни та ни другая не удосужились взглянуть на часы.

Потом было еще три или четыре, а может, и больше – кто считал-то? – аналогичных пробуждения, когда их выворачивало наизнанку, когда пол и потолок менялись местами, а воздуха для дыхания катастрофически не хватало. И хотелось одного и немедленно: умереть. Потому что выносить эту пытку не было ни сил, ни возможностей. Где-то на донышке измученного Зоиного сознания жила память о чудесном лекарстве, возвращающем жизнь, и она ползком добиралась до коробки, вытягивала бутылку и жадно хлебала оживляющее средство. То же самое делала Рита. Становилось легче, они проваливались в неверный и короткий сон, чтобы вынырнуть из него потными, больными и предельно уставшими.

В одно из таких пробуждений Маргарита удивленно доложила, что коньяка больше нет, и хрипло, вымученно засмеялась:

– Ну все, теперь нам точно хана.

И началась эта самая хана. Голову терзала немыслимая боль, внутренности ежеминутно норовили выпрыгнуть наружу вместе с сердцем, руки и ноги тряслись так, что невозможно было удержать стакан с водой. И для того, чтобы элементарно напиться, требовалось невероятное усилие. Открывался кран. Одна наклоняла голову, присасываясь к носику ртом, а вторая пыталась удержать заваливающееся на бок тело подруги, чтобы та все же хлебнула воды. Потом они менялись ролями. На исходе непонятно какого заката или рассвета Рита отыскала в недрах кухонного стола пачку овсянки, зажгла газ, присев рядом на табуретку, поскольку стоять совершенно не могла.

– Зачем? – недоуменно поинтересовалась Зоя.

– Затем, – огрызнулась подруга. – Чтобы поесть.

– Нет. – Зоя зажала ладонью рот, перекрывая очередной спазм. Сама мысль о еде казалась изощренным издевательством.

– Ты думаешь, я хочу? – мрачно спросила Рита. – Но яда у нас нет, а от жажды мы точно не умрем, потому что воды – полный кран. Значит, надо выползать.

Этот длинный монолог лишил ее последних сил, она откинула взмокшую голову к стене и застыла.

Зоя, прислонившись к стене противоположной, завороженно наблюдала, как вспухает в ковшике серая овсянка, как, пузырясь и ворча, сползает она по алюминиевым стенкам на газплиту, застывая там неопрятными коричневыми пятнами.

Когда дым от сгорающего варева заполнил кухню, Рита встрепенулась.

– Чего сидишь? – угрюмо поинтересовалась она у подруги. – Не видишь, каша горит?

– Вижу, – согласилась Зоя. – Да пусть хоть все тут сгорит.

– Дура, – беззлобно и устало оповестила ее Маргарита. – Пойдет дым, вызовут пожарных, найдут нас. Нам сейчас только в камеру не хватало. Давай, вымой ковш, а я ототру плиту. Придется все снова.

На две простейшие кухонные операции у подруг ушла уйма времени и сил. Поэтому, водрузив на плиту новую порцию овсянки, они обе блаженно застыли, не сводя, однако, глаз с коварной кастрюльки.

Каша, сваренная на воде, без соли и сахара (Рита, конечно, об этом просто не вспомнила), оказалась омерзительнее коньяка. Скользкая, пресная, комковатая. Внутри комков – неразварившаяся крупа. Словом – такую еду можно было съесть лишь помирая от голода. Подруги, однако, есть не хотели вовсе, потому, с трудом проглотив по три ложки – таким было строгое указание Риты, – с отвращением выползли из кухни и снова залегли на диван.

Говорить – не было сил. Разговаривать – желания. Тяжелая нервная дрема, с выплесками внезапного липкого и холодного пота или, напротив, с мгновенным погружением в обжигающий сухой песок. Вечные сумерки за окном и ни одного, даже самого робкого лучика солнца. Тьма на улице, тьма в углах чужой квартиры, тьма в обезвоженных и обездвиженных душах.

Слабые проблески разума появились в головах ранним утром. Первой проснулась Рита, потянулась, удивленно расправила плечи, сильно вытянула ноги. Тело ломило, но слушалось!

– Эй, – шевельнула она подругу, – я вроде оклемалась, а ты?

Зоя буркнула что-то невнятное и отвернулась к стене.

– Ладно, – решила Рита. – Тогда я в душ.

Она стояла под водой больше часа, истязая тело контрастной сменой температур, нещадно растирая его жесткой столетней мочалкой, которая отыскалась под ванной, массируя икры, шею, затылок упругими струями воды. Находиться долго в вертикальном положении было тяжело, и Маргарита села на дно потрескавшейся чаши, закрепив лейку душа прямо над темечком. И еще долго сидела так, почти не двигаясь, наслаждаясь тем, как мощно бьется о голову горячий поток, как вымывает он осколки боли, опилки сомнений, огрызки страха – словом, весь мусор, до отказа переполнивший голову и вселивший в нее унылую неустроенность и щемящую тоску.

Чистая, звонкая и легкая, она вернулась в комнату, растолкала Зою и потащила в ванную. Усадила в теплую еще чашу и принялась обрабатывать упругой струей. Сначала нежно и бережно, потом сильнее и настойчивее, меняя температуру с горячей на чуть теплую. И под конец, когда Зоя начала вполне связно излагать короткие мысли, и в ее глазах появился вполне осмысленный блеск, Рита решилась на последний шаг. До изнеможения решалась безответную подругу и мгновенно дернула переключатель душа влево.

Зоя сначала не поняла, что произошло. Кругло завращала глазами, открыла рот, словно пытаясь позвать кого-то на помощь, и вдруг со всей силы сиганула из ванны наверх. Как лягушка. Стоящая на страже общих интересов Рита пресекла этот необдуманный порыв, но и ледяную воду через пару секунд выключила. Потом сильно растерла скулящую и вздрагивающую Зою, приговаривая:

– Не ной. Так надо. Да с такой жировой прослойкой только в моржи идти! У меня знакомый – директор клуба моржей. Вот я тебя к нему отправлю!

– У-у-у, – подвывала несчастная Зоя, – не надо! Я холода боюсь, я воды боюсь, я не хочу-у-у…

– Нравится не нравится, терпи, моя красавица! – Рита последний раз деранула мокрым полотенцем по Зоиным плечам и накинула на плечи подруги теплый плед, под которым они спасались все последние ночи.

Зоя дала довести себя до дивана. Присела, спустив ноги, и неожиданно выдохнула:

– Хорошо-то как!

– Наконец-то! – довольно всплеснула руками Рита. – Вода, она вообще самое лучшее, что есть на земле. Кажется, что ты только сверху моешься, а на самом деле все-все, все клеточки, все мысли очищаются. И жить сразу веселей становится. Чувствуешь?

– Ага, – кивнула Зоя. И тут же заискивающе заглянула в глаза подруге. – А поесть у нас ничего нет?

– Овсянка, сэр! – отрапортовала та. – Или как там правильно? Миледи?

На сей раз за приготовлением каши обе женщины следили с неусыпным вниманием, то и дело подскакивая и вырывая друг у друга ложку, чтобы помешать и на вкус определить готовность. Ни пресность малоприятного внешне блюда, ни отсутствие соли и сахара на сей раз подруг не смущало.

Обжигаясь и похрюкивая от удовольствия, они в минуту умяли едва готовое варево. Выскребли из ковшечка остатки, синхронно облизнулись.

– Больше крупы нет? – робко поинтересовалась Зоя.

– Увы, – вздохнула Рита.

На диване под пледом они как-то притихли и осовели. Снова навалилась дрема, но теперь теплая и спокойная. Зоя видела, как у Риты закрылись глаза, и у нее самой сами по себе смежились веки, ресницы случайно сцепились между собой и запутались, будто склеились. Однако приятное полузабытье отчего-то не перешло в столь же приятный сон. Напротив. Только сейчас, отгородив себя от остального мира и оказавшись наедине с собой, Зоя впервые подумала о том, что произошло. Ни тогда, под светофором у моста, и даже ни в аппендиксе за гипермаркетом, а тут, в этой квартире, неизвестно чьей, на чужом старом диване под лысым пледом, рядом с женщиной, о существовании которой еще недавно она и не догадывалась.