Текст книги "Серебро осени. Стихотворения"

«Приятны ионы влюбленности…»

 
Приятны ионы влюбленности,
божественно чувство твое,
отчаянье есть в непреклонности,
и, вряд ли, возьмешь ты «свое».
Идут от тебя гены памяти,
но так неуверенно, что
подобны они только знамени,
когда неизвестно: «Ты кто?»
 

1999

«Ладошки желтых листьев…»

 
Ладошки желтых листьев
в зелено-темном клене…
Художник, где же кисти?
Вид просится в салоны.
Вот так же у кого-то
мелькает седина,
но в молодой когорте
особо не видна.
 

1999

«Я не верю в ударенья…»

 
Я не верю в ударенья
на конце и в центре слов,
что такое наши пренья,
если нет любви основ?
Безысходность как критерий
взглядов, встреч, сердечных мук.
Обойдусь я без истерик —
впереди – полно разлук.
 

1999

«Привлекает красота…»

 
Привлекает красота,
но пленит тепло эмоций,
Ваших линий чистота
не дается мне без лоций.
В каждом взоре и кивке,
в каждой фразе слов и жестов,
все купаешься в вине,
ощущая холод жести.
 

1999

Новогодний итог

 
Новый, старый Новый год.
Снег. Деревья. Серость.
В жизни следует итог:
всем желаньям мера.
 
 
Позвонить? Не позвоню.
Написать? Не буду.
Мысли Ваши отгоню,
чувства – позабуду.
 
 
Если сам ко мне придешь,
буду очень рада,
если ты меня ждешь —
ничего не надо.
 
 
А на деле все ни так,
нет случайной фразы,
чтобы умный и простак
знали сердца фазы.
 
 
Если я не позвоню,
то никто не вспомнит,
если я не позову,
дверь моя не вздрогнет.
 

13 января 1998

«Погода, природа, невзгоды…»

 
Погода, природа, невзгоды,
пурга и метель, и мороз.
На севере часты невзгоды,
на юге не меньше угроз.
Везде хорошо, где спокойно.
Везде хорошо. Только, где
ты можешь прожить и достойно,
без частых поклонов беде?
Наш мир так велик и коварен,
что славу он чтит не всегда.
Взлетевший над всеми был ранен,
его закатилась звезда.
 

25 января 1998

«Сегодня утро мне сказало…»

 
Сегодня утро мне сказало,
что светит нежной синевой,
оно от солнышка визжало,
не слышно только волчий вой.
А небо плыло вековое,
над лесом с белым серебром,
и улыбалось мне в покое,
спокойствие в природе – бром.
 

15 января 1998

«Снега, метель, любви забвение…»

 
Снега, метель, любви забвение.
Ваш взгляд на грудь – тягучий взор.
Здесь беспричинны обвинения,
а взор как трепетный обзор
 
 
великих книг и тайн, и сказок.
Давно ушедшие года.
Мы друг пред другом и без масок,
любовь нужна нам иногда.
 
 
Небезразличны мы, однако,
и кто-то кем-то, а любим,
Вам не подать иного знака
о том, что мы любви хотим.
 

1998

«Пушинки вербы, как росинки…»

 
Пушинки вербы, как росинки
еще малы, еще светлы,
а в серых тучах – неба синька,
проталины кругом видны.
И ветер свеж и очень ласков,
он треплет нежно ветви крон.
Весна всегда немного баска,
не нанесла зима урон.
 

1998

Снежное мгновенье

 
Поймать мгновенья бытия —
задача из задач.
Свечение солнца и себя —
удары всех подач.
 
 
Сверкание снега в свете дня,
птиц песен по весне.
И даже птица возле пня,
он весь еще во сне.
 
 
Ручьи таятся до поры…
Мгновенье – потекут,
но все еще в снегу боры
свои наряды ткут.
 
 
А в городах свои права,
снегам их не дают,
в них есть шоферские права,
а снежных – не поймут.
 
 
И не поймут, или поймут,
что счастье – снег весной.
Его все быстренько примнут.
Мгновенье – снег со мной.
 

1998

Меркантильность

 
Глобальность жизненных истоков
скользит приватно.
Везенье, счастье и пороки
витают складно.
 
 
Но без прекрасных слов и жестов —
пустые залы,
как без тепла одежной шерсти —
худые малы.
 
 
А что такое меркантильность?
Металла звуки.
В своих стихах встречаю стильность —
любви и муки.
 
 
Виденья чудные рождают
красоты века,
но чувства искренние тают —
прикрыты веки.
 
 
С любовью в небо уплывают —
красавцы строки,
азарт невольно я сбиваю,
где есть пороки.
 

1998

Снегопад

 
Стерилизация земли —
трехдневный снегопад.
Бураны, вьюги отмели,
и вдруг – весна назад.
 
 
Не обошлось без похвалы
в космический наш день,
и вот сугробы как валы
бросают снега тень.
 
 
Деревья гнуться в белизне
сугробов вех мастей,
куда не глянешь и везде
безумство новостей.
 
 
Все вспоминают снегопад
и белый, снежный смог,
а воздух чист и беловат.
Три ночи белый Бог.
 
 
Был ночью страх и так светло,
был ярок небосклон.
Сугробы снега намело.
Вновь ветви шлют поклон.
 

14 апреля 1998

Звуки рояля

 
Звуки бегут по роялю,
голос красивый чуть тих.
Где мой любимый? И я ли
мирно пишу этот стих?
 
 
Взять телефон. Что же будет?
Даже скорей ничего.
Сердце звонок не разбудит,
значит без чувства легко.
 
 
Быстрые звуки рояли,
солнца морозного свет.
Я без тебя устояла.
Нет ведь тебя со мной, нет!
 
 
Если приедешь ты в гости,
взглянешь надменно чуть-чуть.
Чувства отсутствуют горсти,
ласки твои не вернуть.
 
 
Звуки рояля устали,
темен ночной небосклон.
Мы без любви устояли,
бывшему чувству – поклон.
 

1998

Яркий свет

 
Яркий свет идет сквозь шторы,
бархат взора у двери.
Нашим чувствам нет опоры,
лучше взгляд свой отверни.
 
 
Хватит лучика надежды,
хватит: «здравствуй» и «прощай».
Одноцветные одежды
и любовь не возвращай.
 
 
Яркий свет, тетрадь и ручка,
одиночество труда.
Будем брать творений кручи,
где руда, руда, руда.
 
 
Яркий свет красивой строчки
озарит внезапно взор,
пробежит по шву сорочки.
Оторвись, кончай обзор.
 
 
Ослепительно, лучисто
светит солнце из пруда.
У жучков бежать искристо,
много тратится труда.
 

1998

Ревность

 
А ревность? Это отговорка.
Не хочешь если, так ревнуй.
А, может, ревность – поговорка:
«Железо лишь горячим куй!»
 
 
А ты прошел – и не заметил,
а я прошла – уйдя в себя.
От ревности на сердце метки,
и ревность возникает лишь любя?
 
 
Других любить совсем не надо,
коль все еще люблю тебя,
пройду вдоль школьной я ограды,
пройду, край веток теребя.
 
 
Я не люблю и не ревную.
Листва наивна как дитя.
Я лучше ревность зарифмую,
не буду жить, любимым мстя.
 
 
И вот сегодня завершился
большой этап моей любви,
прошла я ревности вершину.
Ты не ревнуй, и не зови.
 

1998

Два желания

 
Чокнешься от ваших двух желаний,
солнце спит в заоблачной дали.
Так пошли мне, Господи, послание
и немного чувства утоли.
 
 
Почему меня вы не любили?
Почему горят глаза, слова?
Лучше бы любовь вы пригубили,
будет в жизни новая глава.
 
 
Солнце робко, холодно восходит,
ваши чувства двойственно робки,
почему до вас все не доходит,
что любовью дни мои редки.
 
 
И очнитесь лучше от работы,
вы взгляните истине в глаза,
и прибавьте женской мне заботы,
пусть поспит небесная слеза.
 
 
Вот они шлифованные рифмы,
и любви заштатные слова,
хорошо встречать вас возле фирмы,
но без вас грядущая глава.
 

1998

Рояль поэта

 
А мне приятно Ваше общество,
азартно-голые глаза,
и наше странное сообщество,
и серебро, бирюза.
 
 
И Ваши ритмы на рояле,
и нервный облик молодой.
Мы рядом раньше не стояли?
Так посиди или постой.
 
 
Представьте, мы и на линкольне,
на нем плывем по воле волн,
но волн чужих. А где приколы?
Поэт талантом явно полн.
 
 
И все же давит притяжение
такой неистовой души.
Влечет поэзии рожденье,
достигнет нужных мне вершин.
 
 
Но Ваш ответ простой и чистый,
что все ни так, и все ни то.
Взгляд удивительный, лучистый,
пленит немедленно ЛИТО.
 

1998

Скрипка и конфеты

 
Я прошу Вас, придите со скрипкой,
инструмент Ваш у нас не звучал.
И она, словно малая скрепка,
нашим чувствам совместный причал.
 
 
Я устала без Ваших объятий,
я устала без Ваших очей,
буду музыкой Вашей объята,
не хватает скрипичных ночей.
 
 
Загорела слегка Ваша кожа.
Я, конечно, безумно скромна,
но для скрипки разложено ложе,
от любви затрепещет струна.
 
 
Встрепенется аккорд музыкальный,
утомленно сольются сердца.
Поцелуй, где-то рядом с бокалом,
а вблизи – не увидишь лица.
 
 
Скрипка, скрипка, прекрасны минуты
чудной музыки будущих нот,
когда радости мощные путы,
утолили конфеты «Рот-фронт».
 

1998

Солнца лучик

 
Листает май свои листки,
раскрыв, их видимо и зримо.
Заснули громкие звонки,
а я пишу неумолимо,
 
 
когда луч солнца упадет
косой линейкой на тетрадку,
когда поэзия взойдет
ко мне на стол совсем украдкой.
 
 
И отразят прожектора
мою энергию мышленья,
и чертежей моих гора
в цех отдадут свои веленья.
 
 
Люблю работу над собой,
над образом своих изделий,
за корпусом и за скобой,
такая масса сновидений.
 
 
А солнца лучик справедлив,
он водит ручку, карандашик
и создает души отлив
для вашей бабушки Наташи.
 

1998

На выставке

 
С машин стихи не начинаются,
поток машин – лихой пейзаж.
За окнами кабины маются,
какой-то странный антураж.
 
 
И по шоссе идет лавина
сквозь суету соседних шин,
посмотришь вверх, а там кабина,
так едет множество машин.
 
 
А вот на выставке парадно,
здесь антураж совсем иной,
здесь за свой труд весьма отрадно,
никто не спорит за спиной.
 
 
Здесь много пышного созвездия,
аппаратуры и шум их,
и звезд из зеркала – их бездна,
пленителен молчанья миг.
 
 
Мой путь потом на электричке,
вагон забит, стоит багаж.
Здесь поневоле все сестрички,
от выставки один мираж.
 

10 апреля 1998

Прохладное лето

 
Прохладное лето лесной полосы,
сквозь облачность редкое солнце,
но кто-то стоит у прибрежной лозы,
ногою касается донца.
 
 
А ветер тревожно бежит по спине,
по коже с приятной прохладой.
И кто-то мешает качаться блесне,
а может быть, так все и надо.
 
 
Прохладное лето лесной полосы
вдруг стало безветренно – жарким.
И сразу на лицах краснеют носы,
и всплески воды как подарки.
 
 
Прибрежные тропки пружинят легко,
трава прилегла под ногами,
а вот и мурлыка, да это лег кот
такая картина – веками.
 
 
А если немного глаза приподнять —
увидишь белеющий город.
Как просто века на тропинке обнять,
как ветру проникнуть нам в поры!
 

1998

Волны тумана

 
Лес блаженно источал
волны свежего тумана
и в объятья заключал
шеи точно талисманы.
 
 
Две семерки. Ясный день.
Чуть прохладно, но не очень.
В ясный день уснула лень,
и тумана светит проседь.
 
 
Я печалилась о Вас,
дорогой мой современник,
был в печали некий фарс,
или мысли о замене.
 
 
То ль Вас в гости пригласить,
то ли Вас оставить вовсе,
наши чувства не гасить
о туман совместной злости.
 
 
Жить нельзя мне без стихов,
жить нельзя без зимней вишни,
малое число грехов
одиночеством и вышло.
 

27 июля 1998

Казусы света

 
Скоро леса окунутся в росу,
сбросят свою молодую красу.
Кисти рябины и клюквы не рвать,
будут они еще зимушку спать.
 
 
В городе нет ни листвы, ни весны:
камни, асфальт, лишь плакаты красны.
Шапки одели – так, значит зима,
коль нет людей – не узнаешь сама,
 
 
что за погода у нас за окном?
Мало машин? Это знак перед сном.
Вот, что такое искусственный куст,
тот, что стоит у дверей нежно – густ.
 
 
Казусы света скрывает метро,
рядом с метро открывают бистро.
Все лаконично как каменный свод,
для пешехода полоски как брод.
 
 
Можно сказать, что бывают дожди,
или снежок говорит: «Подожди».
Кто-то прочтет, скажет: «Ну, из села!»
Нет, из столицы, где жизнь весела.
 

26 августа 1998

Снег и стих

 
Что-то новое в судьбе,
что-то снежное в пространстве,
все прекрасное в тебе
улетело в ритме странствий.
 
 
Просто, мило и легко
выбрать чувствам направление,
только это никого
не изменит в повеление.
 
 
Но отвесный снегопад
чувства чуточку отбелит.
В творчестве без чувства – спад,
цвет один – какой-то белый.
 
 
Чувств порой такая цепь,
не окинуть просто взглядом,
всех мужчин поставить в степь,
будет лес, возросший сразу.
 
 
Это шутка, только в ней
нет единого пленения,
нет снежинок, просто снег,
Стих для всех одно творение.
 

1998

«Тучами простор весь затянуло…»

 
Тучами простор весь затянуло.
Разразилась жуткая гроза,
на уши подушку натянула,
чтоб не слышать грома, а глаза
 
 
открываться даже не хотели.
Что-то неестественное есть
в громовых раскатах и капели,
словно не гроза, а чья-то месть.
 
 
Что-то очень много было света,
ни гроза, а сцена, некий хит,
новые подарочки от лета.
А в твоих глазах таежный скит.
 
 
Да, сегодня небо затянула
серая без мыслей пелена.
На тебя нечаянно взглянула —
у тебя от страха уж слюна.
 
 
Может быть светили ярко линзы?
Все возможно, думаю, что так.
А ты ел остатки свежей брынзы,
Для тебя гроза была – пустяк.
 

1998

Гвоздики на стыке

 
На столе гвоздики. На столе гвоздики.
Два стола стояли, а они на стыке.
Что еще случилось? Ничего и все же.
Я Вас не забыла. Вы с другими схожи.
 
 
На границе чувства, на границе веры,
мы еще похоже знаем чувствам меру.
Вы любовь излили в лепестках цветочных,
а любовь земная более порочна.
 
 
Снег летит сурово, резкий и колючий,
что так бестолково все гвоздики мучит?
Если откровенно, все прошло, исчезло.
Лепестки гвоздики нам не бесполезны.
 
 
Ведь они продлили нежности мгновенья,
а потом, наверно, много дней забвения.
И оно настало. Вы с другими ныне.
Нет цветов, нет взглядов. Настроение стынет.
 
 
Что такое стало и с тобой, и с этим?
Мы свою усладу лепестками метим.
А теперь, когда мы далеко, далече,
без гвоздик на стыке будет много легче.
 

1998

Снегирь

 
Снегирь на ветке, словно брошь
на фоне дома.
Мороз кричит: «Он так хорош!
Он в щеки тоном!»
 
 
А жизнь проста и чуть сложна,
и в ней есть юмор,
в своих мечтах ты лишь княжна,
не надо шума.
 
 
Купи кулон, златую цепь
и обесценься,
а жизнь создаст событий цепь,
на все есть цены.
 
 
Мороз и солнце в небесах,
и все чудесно.
Блеск чистоты на волосах,
для взглядов место.
 
 
Заколка цвета снегиря
простое чудо,
Мужчины в чем-то егеря
везде и всюду.
 

1998

Звезды

 
Я редко над землею вижу звезды,
всегда тогда, когда все спят почти,
когда прохладно, ясно, очень поздно,
когда все в мире просит: «Помолчи».
 
 
В такой момент затихну восхищенно
от красоты, безбрежности небес.
В такой момент не скажешь раздраженно,
а чувство будет, словно бы воскрес.
 
 
А звезды так божественно прекрасны,
мерцает свет невидимый с тобой.
Как звезды величавы! Светят ясно.
И в свете их не видно глазом сбой.
 
 
И смотрят звезды с неба молчаливо,
и темнота их оттеняет блеск.
Возможно, происходит звездный ливень?
И млечный путь похож на Эверест?
 
 
В меня вольются звездные просторы,
сиянье благородное всех звезд,
потом рукой закрою в звезды шторы,
и вновь засну в созвездие милых грез.
 

1998

Шур-шарики

 
Привет, шуршащая листва!
Привет, тебе мой край любимый!
Травы увядшая ботва
шуршит, шуршит у ног Альбины.
 
 
Шур-шарики листвы шуршат,
их звук ничем неповторимый,
в тиски осенние зажат,
а осенью все звуки зримы.
 
 
Права у осени свои,
они Альбине не знакомы.
Идут осенние бои:
у листьев с ветром есть законы.
 
 
Но то Альбине невдомек,
она Шур-шарики меняет.
Я поняла листвы намек,
Альбина листья догоняет.
 
 
И шарик катится ежом,
и ветер вдаль его относит…
Мы чинно следуем пешком.
И, вдруг – догнать решаем Осень!
 

1998

Рябина

 
Я не буду рвать для вас рябину,
эти самобытные цветы,
девочкам сказала и Альбине.
Дайте вы рябине отцвести.
 
 
Вот она как пышно расцветает
белыми кустами в вышине,
словно белым айсбергом летает,
и цветет как ветка на кашне.
 
 
Белая рябина – откровение,
белые, невзрачные цветы.
Ягоды красны как кровь из вены.
Господи, как горьковата ты!
 
 
Девочки, не трогайте рябину,
птицам вы оставьте жизни фунт,
а сорвете, бросите их в глину.
Высока рябина, нет, не рвут.
 
 
Белые соцветия рябины,
словно шар окутали листву,
повернули девочки к ней спины,
и играют, вот и повествуй.
 

1998

Сухой листопад

 
Пропускаю осень незаметно,
не смотрю на серый взгляд небес.
Листья опадают вниз посмертно
под ноги взрослеющих невест.
 
 
Сухостой осенних листопадов,
будто бы подрублены леса,
с них скользят листочков водопады,
с грустью провожают их глаза.
 
 
Серебрятся только листья ивы,
что-то в них надменно и хитро,
знают что-то, это ли ни диво,
вместо пива – пьют они ситро.
 
 
Осень жизни пропустить? Возможно.
Лето пусть продлится до зимы.
В сердце от прекрасных глаз – тревожно,
так недалеко и до весны.
 
 
Нет дождя, сухие листопады,
но морозов тоже еще нет.
В прошлом веке ставили лампады,
а у нас – в окошке первый снег.
 

1998

Бордо

 
Бордово – черные цвета
из длинных веток винограда
на доме, будто бы звезда —
растянут куст. Глазам – отрада.
 
 
А может это просто вьюн
такой большой и многолетний?
А на балконе кто-то юн
мелькнул в одежде светло-летней.
 
 
Сказать подруге пару слов,
потом замолкнуть на неделю.
Пусть в жизни множество углов,
их обогнем и снова в деле.
 
 
Из года в год, лет двадцать шесть
таких звонков, бесед, доверья,
То нас волнует ткань, то шерсть.
И вновь звоню: " Мне маму. Вер, я.»
 
 
О чем хотела я сказать?
Наверно что-то, то-то, то-то.
Жаль сын ее… Он мне не зять.
Не получилось это что-то.
 

1998

Без страсти

 
Желтеют. Ветер. Ветви. Листья —
суровый кризис нервных дней,
пора забросить в красках кисти
и становиться мне сильней.
 
 
Мы обойдемся друг без друга,
мне будет лучше без него.
Я разрываю обруч круга,
а без любви всегда легко.
 
 
А в небесах немного сыро,
а за окном – падение грез.
В падение листьев осень скрыла
туман невыплаканных слез.
 
 
В морозном утре свежесть, прелесть,
здоровый воздух без проблем.
Прожить на свете – часто смелость,
и не всегда нам друг – дисплей.
 
 
В морозных чувствах, отношениях
нет лишних жалоб, чувств, поэм,
возможны средние свершения,
и все без страсти и проблем.
 

1998

Новогодний танец

 
Сверкала елка. Праздник. Дед Мороз.
Вращались в ритме медленно поэты.
Их вдохновение в танце стоит роз,
и песни чувств, возможно, не все спеты.
 
 
Прикосновение в танце нежных рук
мелькнуло очень ласковым мгновеньем.
А руки замыкали чувства круг,
и родилось прекрасное волнение.
 
 
Оно бежало нежно по рукам,
оно спускалось сквозь одежду к коже.
Волненью не преграда каждый грамм,
а танец в Новый год такой пригожий!
 
 
А за окном – прекрасная зима,
И ветер раздувает занавески.
Приятно руки чувствовать, весьма.
На елке все игрушки, как подвески.
 
 
Но мы уходит быстро и без драм.
Мы были рядом, но идем отдельно.
А за окном – зима живет вне рам.
И танца новь совсем не беспредельна.
 

1998

Контур чувств

 
Контур веток темно-синий
в утреннем убранстве.
Снег не виден, но вид зимний,
ветреность в пространстве.
 
 
Новый год идет, колышет
ветви своенравно.
Дома мой любимый дышит,
для меня он главный.
 
 
Ветер ветви пред рассветом
медленно качает.
Но люблю я беззаветно.
Он один – дичает.
 
 
Он не ветер, он мужчина,
он не подойдет вам,
и любовь здесь не причина,
хоть ревнив как Мавр к нам.
 
 
Небо, небо за ветвями
медленно светлеет,
а мужчина, а мужчина,
не меня он греет.
 
 
Он не любит темно-синий,
слишком он красивый,
он мой контур в мире линий,
но слегка ленивый.
 

1997

Мираж счастья

 
Не спугни удачу – птицу счастья,
лучик от надежды удержи,
прояви к другим свое участие
и мороз весною придержи.
 
 
Ласково и зримо светит солнце,
от тепла любви оно теплей.
Ничего, что дремлют наши кольца,
но любовь ты трепетно излей.
 
 
Ведь весна! Лучи с небес лихие!
Солнце, небо, море, синева.
И забудь деньки свои плохие.
Где-то тихо плещется Нева.
 
 
Где-то Волга вздрогнет и проснется,
где-то Обь чуть-чуть подтает бровь,
а на юге Дон быстрей проснется,
взбудоражит сердце и любовь.
 
 
Не была я: на Оби и Доне,
Волгу знаю чаще из окна,
из окна проездом, из вагона,
лишь Нева знакома мне одна.
 
 
Да и то все чаще по экрану,
все большие реки вдалеке,
море – это вовсе как нирвана,
кольца – миражи лишь на блесне.
 

1997

Ледяной жемчуг

 
Температура близкая к нулю
удерживает жемчуг на деревьях.
А я, любимый, взгляд лишь Ваш ловлю,
удерживая Вас в сердечных звеньях.
 
 
Переболей, забудь, остановись!
И негодуй, но мысленно и томно,
ведь ты опять проходишь чувства высь,
замкнись в себе безоблачно и скромно.
 
 
Замкнись в себе, оставь мирскую суть,
мечты все усмири без промедления,
и вновь красивой, и спокойной будь,
и отойдет безумное затмение.
 
 
Забудь мечты. Реальность рядом, здесь,
тебе ее мечтами не осилить,
и заново все чувства лучше взвесь,
ты оцени потребности, и силы.
 
 
Я Вам нужна как воздух, как вода,
а без меня – все чувства Ваши сохнут.
И все же Вы довольны не всегда.
Температура выше – жемчуг мокнет.
 

1997

Весна в загуле

 
Как хорошо, когда свобода в мыслях!
Как хорошо, что рядом нет мужчин!
Мне хорошо! Возьму иные выси!
И для тоски не вижу я причин.
 
 
Мне надоело на тебя сердиться,
мне надоела женская тоска!
Тебе, быть может, надоело бриться.
И лучший выход – выход без броска.
 
 
Ты видишь небо светло-голубое,
тепло весны гуляет по стране,
естественно желание слепое
любить тебя не только по весне.
 
 
А ты один, и это так нелепо,
а я одна, и это чепуха,
еще мы можем обойтись без хлеба,
но без тебя – любовь совсем глуха.
 
 
В такие дни, когда весна в загуле,
когда осины почки проросли,
быть хочется от возраста в отгуле,
до старости еще не доросли!
 

8 апреля 1997

Шанс

 
Опустошенность. Важное решение
я приняла. И хода нет назад,
и на щеках покалывание, жжение.
Подарен дом, оставлен лишь фасад.
 
 
Эх, люди, люди, годы и свершения!
Уходят люди часто в мир иной,
и им прощают массу огорчений
не многое им ставится виной.
 
 
Просторы неба трепетно строптивы,
и перемен в природе весь набор,
и бегали мы в юности ретиво,
и хвостики скакали на пробор.
 
 
А вот теперь мы ходим, но не быстро,
спешим идти, немного подбежав,
течет без нас не свергнутая Истра,
идем спокойно, губы лишь зажав.
 
 
Или кто как, я чаще в лес ходила.
Наследство проплывает мимо нас.
Другие дети сделают удила,
а бабушкам для жизни нужен шанс.
 

8 апреля 1997

Серый центризм

 
Судьба для всех течет бесповоротно,
вот новый день: туманная среда.
И взгляды женщин вежливо и кротко,
летят к мужчинам в сером, иногда.
 
 
Да, где-то в сером чудные мужчины,
прекрасные и в светлом хороши.
На женщин смотрят и не без причины,
то взглядом падишаха, то паши.
 
 
Для женщин они счастье, а намеки,
вполне заменят солнце и тепло,
не хочется в любви малейшей склоки,
хотя от цвета серого – светло.
 
 
И небо, небо в сером – благородно,
и этот цвет любим так много лет,
одежда сероватая так модно,
собою надевала высший свет.
 
 
Мужчины в сером на работе – сказка,
мужчины в сером часто эгоизм,
мужчины в сером – так одежда маска,
а может быть, какой-нибудь центризм.
 

1997