Текст книги "Вещий Олег"

Так и сделал, а на вопрос Рюрика, почему жену с собой не взял, ответил, что не хочет каждый вечер очередного дружинника на ее ложе убивать. Захохотал Геррауд, мол, сам, что же, не справляешься? Рольф плечом дернул:

– Дела бросить надобно тогда, только ее и ублажать, а я не для того сюда приплыл, чтоб с женщиной в постели валяться!

– А для чего? – вдруг хитро прищурил свои круглые черные глаза Рюрик. Смотрит пытливо, не отводит.

Только и Рольфу уже надоело свои прятать, выдержал взгляд, усмехнулся:

– Варяг для завоеваний создан, а не для женских услад.

Покачал головой Рюрик:

– Ты мне не про всех, ты про себя говори!

– И про себя то же могу сказать. Я пришел с тобой, чтоб земли славянские под себя взять да дань с них брать.

– Под себя-а-а… – Глаза у конунга совсем круглыми стали, даже усы вроде выше вздернулись.

– Для тебя, ярл, оговорился я, – пригнул голову Рольф.

Рюрику вдруг стало весело:

– А я не против, бери под себя, бери и дань, только после мне ее отдавай!

Оглушительно захохотал. Долго смеялся, потом вдруг посерьезнел, на лавку сел, ноги выпрямил, точно хотел, чтоб Рольф с него обувь снял, смотрел выжидая. Это для варяга унижение, если заставит, как раба, с себя обувь снимать, поэтому Рольф стоял, словно не понимая. В воздухе висело молчание, глаза смотрели в глаза, и хотя искры меж ними не пробегали, шла борьба. Наконец Рюрик сдался, ноги подогнул, а Рольфу показал, чтоб тот тоже садился. Конунг сразу даже обмяк как-то, уже спокойно сказал:

– Для того и позвал. Здесь будешь, крепость уже поставили, немного осталось, доделаешь. И крепко сидеть будешь, и дань собирать тоже…

Спросил Рольф, а боялся и вопроса, и ответа:

– А ты?

– Я? – Глаза Рюрика снова впились в лицо зятя. – Я в Скирингссал схожу. Не бойся, обратно вернусь быстро.

– Зачем? – удивился Рольф и тут же быстро добавил. – Зачем уходишь?

Конунг разозлился:

– Я перед тобой ответ держать должен?

– Нет, ярл, только не пойму, зачем себя опасности подвергать…

Похоже, Рольф просто не знал, что сказать, Рюрик снова оглушительно захохотал:

– От тебя ли такие слова слышу?! Рольф про опасность заговорил?

Ярл встал, прошел к маленькому окошку, глянул в него, словно что увидеть мог, потом снова к зятю:

– Без моря тошно, товары возьму и до весны в Скирингссале поторгую, а ты пока здесь порядок держать будешь.

Подумал Рольф: «Как ключник», да только сам того же хотел, поэтому возражать не стал. Рюрик ему другую задачу задал, сказал, что на днях и пойдет. Задумался Рольф, надо в Ладогу с ярлом идти, не то проклятая женщина успеет отцу пожаловаться. Знал бы, что все так повернется, сейчас с собой взял бы. Понял это и Рюрик, снова рассмеялся:

– Чего испугался, что Силькизиф мне про убитого тобой норманна расскажет? Хочешь, я ее с собой заберу да кому в Скирингссале отдам?

Ответить бы Рольфу, что согласен, да побоялся пытливого взгляда ярла, отрицательно покачал головой:

– Сам справлюсь.

– Ну, гляди, я ее знаю, ее мать утонула в море не по своей воле…

Жалел потом Рольф, что не согласился, но кто знает как лучше?

Рюрик с тех пор то и дело Хольмгард на зятя оставлял, а сам то в Скирингссал ходил, то вообще к Лотарю. В Скирингссал товары отменные возил, что со славян собирали, к Лотарю тоже, но как дары. Рольф был не против, даже лучше, когда Рюрика нет, сам хозяин. Аскольда не трогал, а остальные не мешали. Силькизиф осталась в Ладоге, видно, пробовала на мужа жаловаться, но отец не послушал, только Рольфу посоветовал ей волю дать, пусть развлекается. Еще Рюрик по окружающим землям ходил с боевой дружиной, примучивал. Так и поделили – Рольф в Ново Граде хозяйничал, конунг точно его воевода, то в Корелу, по за Изборск, то еще куда… Иногда Рольф даже усмехался про себя – ну и кто у словен правит, спрашивается?

Глава 17

Прошли четыре года с тех пор, как варяги прибыли в Ладогу, за это время крепости поставлены в Ладоге и Ново Граде, Рюрик один остался, поскольку и Трувор и Синеус отправились на Валгаллу, хотя и умерли не в бою, но славы достойны, доблестные викинги были. Рольф занимается все больше воспитанием Ингоря, у него самого два сына – Асмунд, названный в честь сводного брата, и Геррауд – в честь Рюрика. Но князь без его совета ничего не предпринимает, именно Ольг договаривается с местными князьями и дальними тоже, но всегда за спиной Рюрика, хотя и от его имени. Может, оттого, что князь далеко, а Ольг близко или еще из-за чего, но зятя любят больше тестя, надеются на его мудрость, советуются. Для Рюрика это удобно, пусть себе правит Рольф, а он для такого не гож, он варяг, и его место в море. Геррауду по ночам снятся соленые морские брызги, скрип уключин, вой ветра, рев бури. Просыпается и слышит только сверчка за печью. Это не для варяга!

Геррауд лежал с открытыми глазами и пытался представить себе, как хорошо сейчас в море. Ветер треплет волосы, забранные под полоску кожи на голове, шлем сброшен, когда нет врага, незачем его носить. Крепкие ноги упираются в доски, настеленные на палубе драккара, он дышит полной грудью… Парус не хлопает на ветру, Рюрик всегда умел поймать ветер, полотнище упруго натянуто, оно неудержимо влечет за собой драккар. Бьет барабан, задавая ритм гребцам, мерно взмахивают весла, хотя под парусом можно и не грести, но Рюрик и его дружина любят добавлять ходу своим драккарам. Вдруг ему показалось, что он слышит женское пение! Геррауд даже вздрогнул, но потом вспомнил, что так иногда пела мать, если было можно, когда на румах гребли. Дочь ободритского князя, Умила стала настоящей женщиной варяга! Она была красива и бесстрашна, хотя родилась не от сына Вотана.

Он вспомнил о планах Рольфа по захвату всех славянских земель постепенно. Надо Аскольда предостеречь, чтоб его не постигла участь Трувора. Хельги ни перед чем не остановится, чтобы власть получить. Не для себя, для своего Ингоря, которого Рюриковичем зовет. Странно все в жизни переплетается, его мать была дочерью ободритского князя Гостомысла, по велению которого славяне призвали Геррауда защищать их после смерти князя. Но Рюрику пришлось убить старшего внука Гостомысла Вадима Храброго, чтобы самому сесть в Ново Граде. Ильменские словене почему-то не любили Гостомыслова внука, иначе не позволили бы убить его прямо дома пришлому Рюрику. Рольф про это откуда-то знал, да, конечно, он много слушал купца-викинга, что они перехватили, Раголда, кажется. Хитрый купчишка не товар продает, больше знания. Дорогого его слова стоят, это сразу понял Ольг, щедро оплатил, зато и знает много. И таких купцов еще далеко разослал. Умно.

Снова улыбнулся в свои торчащие усы князь, пусть старается, он, Рюрик, потом найдет способ его убрать. А может, и нет, если станет до конца дней работать на его сыновей, то незачем.

Но сам Геррауд все равно рвется в море, на волю. Лес его душит, давит.

В зиму собрались на торжище в Плесков да в Изборск Торп с Отеней, что еще с лета жили в веси, Радога вдруг подхватилась с ними идти, мол, тетку проведать, как за Кариславом ушла, так и не видала. Сказали пришлые, что жива-здорова, но одно услышать, другое увидеть места, где девчонкой несмышленой бегала. Зорень с ней увязался. Сирко сначала против был, потом подумал, что пусть сходит жена с сыном, остальные дети дома побудут. Решили, что пока мужики в Плескове добычу сбывать станут, Радога с Зоренем в Изборске у тетки и погостят.

Дальняя дорога от веси до Плескова, а до Изборска еще дальше, только не одни Радога с сыном идут, не скучно. В Плескове Зорень все дивился, до тех пор только Ладогу видел, не похож Плесков на его родину, Ладога – город иной, там кто только ни жил, а тут все славянское. Торп с Отеней остались, а Радога с сыном сами в Изборск пошли, пристав к обозу. Как ближе подходить стали, у Радоги сердце зашлось, места свои узнает, Зореню про каждую кочку рассказать готова, где какой ручей да какая поляна даже под снегом видит. Теткина изба – почти крайняя, только с другого бока от Плескова, пока шли, много кого встретили. Дивятся те, кто Радогу узнал, уходила девчонка совсем, пришла взрослая женщина, и сын выше матери ростом.

Двор у тетки немаленький, только собаки вход заступили, залаяли точно на чужаков совсем, кинулся кто-то к двери, Радога тетку ожидала, а как увидела кто – обмерла. Человек, что выскочил, тоже онемел, стоят напротив друг дружки двое мужчин, один постарше, другой помоложе, ростом и статью одинаковые; глазами, всем младший старшего повторяет, точно срисовал кто; а Радога за горло схватилась, слова сказать не может, всего ждать могла, а вот что Карислава у тетки встретит – нет. И тетка сама во двор поспешает:

– Ахти! Радога, ты ли это?! Да как же так?

Про Зореня и спрашивать нечего, без слов видно, что в отца сын. Сам парень растерялся, знал, что Карислав где-то по белу свету ходит, но что в Изборске, того не ведал.

Рассказывал Карислав, что долгонько с дядей, а потом и сам по свету хаживал, много где побывал. Смотрел на него Зорень – глаз не отрывал, и слушал, не отвлекался. Радоге даже за Сирка обидно стало, вот ведь какой сын, то на отчима наглядеться не мог, а тут непутевый отец только появился, так Сирко и не нужен стал? То ли понял то Зорень, то ли и сам почувствовал, только усмехнулся рассказам отца, как взрослый, и так сказал, что погас Карислав вмиг:

– А мы, пока ты по свету бегал, хорошо с матерью жили. Сначала у деда, потом с Сирком. То отец мой, кузнец знатный и человек хороший.

Благодарно глянула на сына Радога, все одним словом сказал, и объяснять ничего не надобно. Карислав кашлянул, смутился.

– Радога, ты при муже?

Вместо матери снова сын ответил:

– Давно, и брат у меня есть, и сестрицы две.

Опустил голову Карислав, а на что надеялся? Что жена с маленьким сыном век ждать его станут, да и сам же передал, чтоб не ждала.

– А ты новую женку взял? Дети есть? – Радога смогла спросить, словно бы и чужого.

– Я? Нет, один, все не до того было.

– А живешь-то где?

– Сейчас вот у тетки твоей, пока пригрела, а дале не знаю. Попробовал в Ладогу возвратиться, да там и нет никого, одни чужие.

– Как нет? – обомлела Радога. – А Илица с Гюрятой где же?!

– Ушли оттуда давно, сказывали – к Ильменю или еще куда. Вроде Гюрята с кем из викингов не помирился, худо дело стало, пришлось уйти.

– Ахти, – схватилась за сердце Радога. – Где ж их искать теперь?

– Зачем тебе?

– Да так…

– Сами-то вы где? Откуда пришли сейчас?

Женщина уклончиво ответила:

– Далече, на огнище сидим.

– А Зорень сказывал, что отец кузнец…

– На огнище тоже кузнецы нужны, – ответила, как отрезала, чтоб больше не пытал.

Теперь уж и не знала Радога, как гостить у тетки после такой встречи, а Зорень не сомневался, только спросил мать:

– А нам что? Он сам по себе, а мы сами.

Тетка все в уши шептала, мол, изменился мужик, спокойный стал, лучше прежнего, Радога ответила, что муж у нее есть хороший и прежнего не надобно. Карислав не приставал, понял, что перегорело у Радоги все и Зорень отчима почитает за своего.

Одно мужику тошно было – одинешенек на свете остался, родители погибли, где братья да сестры, не ведает, жена к другому ушла, сын за отца Сирко признал… Видит Радога, что не липнет к ней Карислав, успокоилась, стала с ним говорить вольнее, много рассказал ей и Зореню, где бывал, что видал, чему научился… Выходило, что не зря он те годы потерял, руки многое умеют, голова многое знает, да только одного не ведает – куда ее преклонить. Жалко стало Радоге мужика, хочет с собой позвать на огнище Касьяново, только как? И Зорень о том думает, но не его это дело.

Когда Торп с Отеней до Изборска добрались, Зорень к Кариславу уже прикипел душой, не как к отцу, а просто. То ли Отеня сообразил быстро, то ли видно было все про Карислава, только и без Радоги сами мужики его с собой позвали. Карислав рад бы, да на Радогу с Зоренем смотрит, как они? Радога только усмехнулась:

– А я что? Как хочешь…

– Тогда пойду.

– Только запомни: я мужнина жена, а Зорень – Сирков сын! Про то никогда не забывай, не то худо будет!

– Понял, – вздохнул Карислав.

Радога с собой тетку Ульяну звала, но она отказалась, не все могут в глуши сидеть, ей шум людской люб. Что ж, вольному воля.

Глава 18

Та зима для всех особой оказалась, еще просинец шел, как пожаловал к ним гость нежданный, нежеланный. Набрел на натоптанную тропку княжий данник. И как углядел-то в такой дали? Кто-то подсказал – не иначе, да что теперь разбирать кто. Грамоту княжью на сбор дани показал, оглядел огнище, языком поцокал, сказал, что немалую дань платить должны, что его людишки недалече, чтоб не вздумали что с ним учинить… Сирко разозлился, хоть княжьего слугу и медом напоили, и накормили, а все ж досадно было, что и до них добрались. Хотел спросить, за что платить, коли защита им не надобна, да вовремя сообразил, что как скажет, так и надобна станет. Другое сказал, почти не думая, мол, они уже платят. Подивился данник, кому платят? И снова губы Сирка говорят то, чего голова и не мыслит, точно сами по себе все делают:

– Князю прямо и платим. Мы с ним по договору живем.

– Какому князю?

– Ново Градскому!

– Виру покажи.

– Ви-иру-у… Ты княжьим слугам веры не имеешь?! А ну как я скажу про то? – Сирко наступал на данника, оттесняя с крыльца. Тот испугался, не подумал, что такими словами кто бросаться сможет. Сразу руками замахал:

– Что ты, что ты! Кто ж тебе не верит? Только почему князь виру не выправил? Не спрашивали бы…

– А это ты у него и узнай, как в Ново Град придешь!

Сказал Сирко и сам обмер, что дальше-то будет? А ну как и правда с данником людишек много? Но никто не появился, видать, не силен тот был, покивал согласно и восвояси отправился.

Как скрылся данник за первыми деревьями, вздохнул Олекса:

– Эх, кончилась наша вольница!

Сирко невесело усмехнулся в усы:

– А и недолго была… Ну что, пойдешь дале или платить станешь?

Никто, кроме Олексы, не понял, о чем он, а тот голову повесил:

– Твоя правда, нет на славянской земле места для вольницы, как встанешь чуть покрепче, так ярмо найдется…

Радога к сердцу руки прижала:

– Ох, не сносить тебе, Сирко, головушки за такие речи!

– Не горюй раньше времени.

Собрались мужики в Касьяновой избе, сидят, головы опустив, думку думают, как теперь быть. Даннику-то Сирко сгоряча сказал, что князю платят по уговору, но время пройдет, придет данник в Ново Град, все и раскроется. Снова тяжело вздохнул Сирко:

– Сбирайся, Касьян, в Ново Град скору да мед везти, да, может, еще чего…

Вскинулся тот:

– А чего это? Ни об чем мы не сговаривались с тем князем!

Чурила откликнулся:

– Прав Сирко, лучше доброй волей свое привезти, чем по злой отнимут все да еще и пожгут. Только кому везти-то? Касьян давненько в людях не был, считай, сколько годов из лесу нейдет. Может, кто другой? Ты, Сирко, может, сам сходил бы?

– Нельзя мне, меня ж утопли в Нево.

– Чего? – воззрился на него Чурила и остальные тоже. Пришлось рассказать, как на огнище Касьяново попали. Выходило, что и Олексе нельзя, но вдруг подала голос от печи Радога:

– Сирко, тебя да Олексу ныне и я бы не признала, не то княжич.

Помыслили мужики, идти больше некому, да и Трувор помер, а с Ольгом да Рюриком Сирко особо не виделся. Так и решили идти Сирку, Кариславу да Чуриле. Обговорили, сколько чего нести, скору отобрали, на день еще мужики в лес сходили, чтоб вевериц добрать, кузнец из своего короба добавил да еще за пазуху положил. Спросила Радога, к чему это, усмехнулся в усы:

– Ежели пешим ходом, мы до весны ходить станем, а на то серебришко коней купим и быстро обернемся.

Торопил всех Сирко, удивлялись мужики, а он объяснил, что надо опередить данников, да намного, не то поймут, что обманули, хуже будет. Коли суют голову в ярмо, так надо так, чтоб повольней в том ярме было. Хотя, где это видано – вольное ярмо-то?

Смотрела Радога вслед двум мужьям своим, прежнему да нынешнему, сердце болью сжималось, а чем поможешь? Нет людям житья от поборов всяких, придется платить, прав Сирко, вечно бегать не станешь. На этом месте только-только обжились, пашню выжгли, дома построили, коровушек да другую скотину развели… Куда ж уходить? Все сызнова начинать? Так никакой жизни не хватит, чтоб на ноги встать. Выходит, надо с князем договариваться, правильно, что мужики сами пошли…

Перемело поземкой следы ушедших, покатилась жизнь в веси дальше, она свое требует. А ходоки как выбрались на дорогу, что от Плескова в сторону Ново Града уже натопталась да наездилась, пристали к обозу. Тот обоз шел к Ильменю, было по пути. Одним плохо идти, и татей страшновато, и волков боязно. В первой веси купили лошадь, Сирково серебро сгодилось, сани небольшие, все скарб не в руках нести, чуть подальше еще одну, вот и снарядились, легче стало, не ногами снег топтать. Все равно мужики то и дело соскакивают с саней да бегут рядом, но это чтоб согреться, а потом снова прыгают. В обозе идти легче, хоть и не волен сам себе, зато защита есть, вместе отбиться можно, что от лихих людишек, что от волчьих стай.

Чем ближе к Ильменю, тем чаще стали встречать другие обозы. Везли кто что, кто скору, кто меды, кто воск, кто рыбу… Понятно, Ново Град тоже гостьбой живет, как и Ладога.

И все же встретили одного старого знакомого Сирка – Хореня! Ладожанин с Раголдом так и не расстался, его женка, пока непутевый муж по далям бегал, другого себе нашла, пришлось Хореню новой доли искать. Прибился он вместе со свеем к князю Ольгу, почуяли оба, что тот правит, а не Рюрик. Кроме того, интересовался всем Ольг, не пропали муки Раголдовы зря, все, что знал, рассказал да вот в новый поход наладился, теперь в Киеве сидит, а Хорень к нему без конца и ходит, теперь уж не расстанутся, точно родились заново в ту грозу…

Хорень к Сирку пригляделся еще до княжьего двора, окликнул:

– Эй, Сирко! Ты ли?

Хотел сначала кузнец не ответить, но вспомнил, что Хорень и сам исчез из Ладоги вдруг за одну ночь, интересно стало, куда делся. Кивнул он коротко:

– Я. А ты здесь откуда?

– Я-то? – хитро прищурил глаза Хорень. – Я при купце свейском Раголде. Ты из Ладоги ли? Как там?

– Нет, – помотал головой Сирко, – ушел я давненько. Не ведаю, как там. А ты чего же, и не был дома, что ли?

– Не, – отказался Хорень. – Тоже давненько. Где ночевать наладился? Есть ли двор?

Пришлось признаться, что нет, только пришли.

– А князь сейчас ушел, прибудет через какое время. Где жить-то собираетесь? Пойдем ко мне, у меня хотя и не просторно, а места хватит.

Поскребли мужики затылки и решили идти, все одно – деваться некуда. Хорень вроде и не злобный мужик. Изба у него оказалась не ахти какая, и хозяйничала в ней старая тетка, но все лучше, чем под кустом. Малка, всю дорогу после нападения только молча сверкавшая глазами из-под плата, тут же бросилась помогать старухе. Ее умелые руки очень пригодились хозяйке дома. Как расположились, стал Хорень расспрашивать, что про Ладогу известно да пошто к князю пришли. Коль у человека крова попросили, так уж и скрывать нечего. Рассказали про весь свою, что у двух озер встала, про то, что просить защиты у князя хотят да ему дань платить. Только про самих данников промолчали да про то, с чего вдруг на огнище Касьяново подались. Хорень раздумывать не стал, махнул рукой:

– Тогда вам Рюрика ждать не с руки, тот ежели из Ладоги в море ушел, может теперь до весны из своего Скирингссала не вернуться, только сказано, что скоро будет. Надо к Ольгу идти.

Не удержался Сирко, спросил:

– А чего это он в Скирингссале делает? Разве не совсем из Слисторпа в Ладогу наметился?

Поднял бровь Хорень, дивился:

– Откуда ты про Слисторп, что Хедебю зовется, так хорошо все знаешь?

Отмахнулся Сирко:

– Да так, слышал…

Хохочет Хорень в ответ:

– Ай да кузнец! Знать, и правду говорили, что ты туда с Сороком да другими ходил да вроде как утоп по дороге… А? Так было?

Сирко плечом дернул:

– Не утоп я! Отстань!

Хорень весело согласился:

– Ладно, меня можешь не бояться, я сам, как перекати-поле. Только послушайте меня, идите к Ольгу, пока Рюрик не вернулся. Завтра же идите.

Чурила осторожно поинтересовался:

– А Ольг – это кто?

– Это зять княжий, тоже князь. По-настоящему он здесь хозяин, не Рюрик. К нему идите, – повторил Хорень.

– Рольф, что ли?

– Это его варяги Рольфом звали, а славяне давно Ольгом кличут. Вам к нему надо.

«К волку в зубы», – невесело подумал Сирко да понял, что прав Хорень. Ладно, как будет, так и будет, может, не узнает князь.

Улеглись спать ходоки, так умаялись за последние дни, что и не заметили, как Хорень из избы выскользнул да куда-то подался. Вернулся уж под утро, тихо прилег, чтоб не увидели. А куда ходил? Про то никто не знал.

Поутру двинулись на княжий двор, не сразу пустили их ни в крепость, ни под княжьи очи. Да и Ольг уже с рассветом куда-то ушел. Пока ждали возвращения, оглядывались огнищане на город, за последние годы построенный. Ну что ж, молодцы и князь, и сами ильменские, крепкую защиту поставили, хорошо Ново Град заперт что с Волхова, что в случае надобности с Ильменя. Особо Карислав заглядывался, все сравнивал, где что умнее сделано, головой качал. Сирко над ним посмеялся, мол, здесь крепость, а у нас тын, чего же равняться, мы же не от рати отбиваться собираемся, а только от лихих людей.

Так загляделись, что не заметили, как князь во двор вошел, только услышали вопрос, зачем явились. Сирку бы глаза опустить да бородой прикрыться, а он не стал прятаться, глянул в лицо князю, и тот глянул. Ничего не дрогнуло у князя, только по глазам Сирко понял, что узнал его Ольг, но виду не подал. Сказ выслушал, кивнул, к себе позвал. И как вошли в избу, тоже вроде и не узнал, разговаривал, согласился под защиту взять, дань определил по совести, ту, что привезли, распорядился принять да зачесть, также кивнул, чтоб виру выправили, что нет за ними долга по дани, а уходить собрались, вдруг насмешливыми княжьи глаза стали. Почуял Сирко, что по его голову, угадал, хмыкнул Ольг:

– А ты, кузнец, останься-ка.

Остальным распорядился, чтоб шли, мол, недолго задержу. Потоптались Карислав с Чурилой, а как возразишь, махнул им рукой и Сирко:

– Идите, догоню.

А сам думал, свидятся ли? Но Ольг ему рукой махнул:

– Со мной пойдешь, у меня дел много, некогда в трапезной рассиживать, там поговорим.

Обрадовался Сирко, что князь не сразу в поруб отправляет – и то дело. Шагал за Ольгом, приглядываясь. И по тому, как князь шел, как с людьми разговаривал, как распоряжался, понятно было, что прав Хорень, хозяин идет, даром что княжит Рюрик. И люди к Ольгу тоже тянулись, чуяли, что рассудить может да власть имеет. Большущий, хотя и не такой толстый, как в Слисторпе был, Ольг двигался быстро, говорил тоже, слушались его, потому как разумно распоряжался. Нескоро удалось Ольгу от дела оторваться, чтоб с Сирком поговорить, долго он того за собой мотал, Сирко даже заметил вдали своих друзей, следили с тревогой. Но увидели Карислав с Чурилой, что несвязанным Сирка ведут да неподневольно ходит, успокоились.

Наконец князь отправился к себе кушать и Сирку показал, чтоб садился за стол. Вспомнил кузнец, что в Слисторпе их с собой викинги не сажали, подивился, но не ослушался. Как прислужница им все подала, махнул ей Ольг, чтоб вышла и дверь закрыла. Ели молча и не как Тирок про викингов говорил, а чисто, спокойно. Молчали, князь молчит, а Сирку чего же рот раскрывать? Вдруг Ольг глаза на него поднял, усмехнулся:

– Как же ты выплыл-то? Али Озерный помог?

Смутился Сирко, только чего уж теперь, сам в волчью пасть полез, никто не гнал.

– Не добили… А на берегу чудины-рыбаки вытащили.

– Ведаешь, почему топили?

Сирко кивнул, что тут скажешь?

– Хрипеть после того стал?

Снова кивнул кузнец. Ели молча, потом князь еще спросил:

– А жена твоя где?

Пересохло горло у Сирка, чует, что и сказать не может про Радогу и не сказать тоже. А Ольг в глаза смотрит так, что свои не отвести, понимает Сирко, что все ведает князь, точно волхв, по глазам и мысли читает. Не смог солгать:

– Со мной.

– Тоже знаешь, почему ушла?

И снова не смог Сирко солгать, понимал – то его Доля или Недоля, как повернет.

– Ведаю, княже. Ушла, чтоб не сказать кому ненароком.

Хмыкнул Ольг, глаза опустил, уже вниз переспросил:

– А чего же тебе сказала?

– Как от мужа скрыть?

– Где живешь?

– Как сказано, на огнище.

– А говорили, что весь или даже селище?

– Сели сначала одни, потом к себе обездоленных позвали, теперь много сидит, – и ждал, чем теперь тот разговор обернется. Ольг от стола назад откинулся, вроде насытился, снова в глаза Сирку посмотрел. Медленно рот отер, кузнец весь напрягся, никак сейчас дружинников позовет и прощай, белый свет. Увидал то Ольг, усмехнулся:

– Чего боишься?

Пока князь квас пил, все поверх своей чаши на Сирка смотрел, точно в мысли проникнуть хотел. Не хватило духа у кузнеца глаза спрятать, так и сидели, уставившись. Наконец и чашу Ольг на стол поставил, снова откинулся, перестал Сирка мучить.

– Ко мне служить пойдешь?

– Куда? У меня семья, мне вернуться надо.

Усмехнулся князь одними глазами:

– А я тебя под бок к себе и не зову. Хочешь, в Изборске посажу дань собирать? Хочешь, в Плескове?

По лицу кузнеца понял, что ни того, ни другого не хочет.

– Али в своем селище сядешь? Тоже дело, поставь огород хороший, станешь оттуда окрест дань собирать, чтоб мне людишек не посылать. Ты честный, и себе много не возьмешь, и мне не солжешь. Ну?

Этого Сирко не ожидал, ждал, что убить скажет, что в темную бросит, даже что при себе оставит, чтоб потом убрать, а вот что посадником сделает, того не ждал. Не помнил, что и говорил после, осталось только в памяти, что Ольг горевал, мол, мало людишек у него, таких, на которых опереться можно. Дел много, самому везде не успеть, помнил, что согласился дань собирать со своей округи, про то, какая она должна быть, договорились, Слисторп вспомнили, спросил Ольг, научился ли Сирко мечи ковать у тамошних кузнецов. Вздохнул Сирко:

– Нет, княже. Как делают, то видел, а сам нет. И как закаляют, тоже не сказывали.

– А что не ковал сам?

– Зарок у меня даден, не кую я оружие.

Нахмурился Ольг, из-за стола поднялся, махнул Сирку:

– Зарок снимешь, как мечи ковать, вспомнишь, а как закаляют, я тебе и сам скажу. Мне кузнецы хорошие нужны и оружия много. Делать станешь у себя в городце, оттуда и возить ко мне, так лучше, меньше знать будут. Железо есть?

– Есть, княже, – кивнул Сирко.

– Про то молчи здесь, в Ново Граде, да и у себя в городце тоже не болтай.

И вдруг сверкнул глазами, точно обжег:

– А чего ж в Слисторпе учиться у Олава не остался? Звал же…

Ахнул Сирко:

– Твоя забота была, князь?

Тот только усмехнулся в усы, смолчал.

На теремном дворе Сирко увидел занятную картину, чего-то не поделив, стояли, схватив друг дружку за грудки, два человека. По всему видно, что пойдет потасовка. Один невысокий, но жилистый, второй на голову выше и тонкий, как щепа. Низенький сопел, уткнувшись противнику почти в грудь, но давил, видно, сильно, потому как длинный вынужден был отступать. Худо бы ему пришлось, не приди на помощь какой-то варяг.

– Эй, кто там забижает моего названного брата? – дружинник спросил незлобиво, надеясь, видно, поразвлечься такой картиной, но низенький ответил зло:

– Ежели это твой брат – держи за него ответ!

Теперь уже к удивлению всех находившихся во дворе он набросился на варяга. Здоровенный детина был ошарашен наскоком крепенького славянина и даже чуть отступил.

– Пошто обоз разорил?!

– К-какой обоз? – опешил варяг.

– Ка-акой… – передразнил его крепыш. – Брата вон спроси, он тебе объяснит!

Длинный что-то замямлил. Сирко хмыкнул и собрался было уходить, нечего глазеть, но к обиженному обознику присоединился еще один. Он тоже попер на варяга, выкрикивая обидные слова. Дружинник такое терпеть не стал и схватился за оружие. Обозники сначала опешили, но опомнившись, тоже схватились один за здоровенную дубину, а крепыш выхватил из-за пояса большой кнут. Щелчок кнута заставил варяга чуть отступить. Но кнут против меча не силен, от него тут же осталось одно кнутовище. На помощь дерущимся со всех сторон бросились помощники. Драка затевалась нешуточная. Теперь уже Сирко не знал, уходить или поработать и своими кулаками.

Второй обозник оказался очень ловким, он не позволил варягу не только разбить свою жердину, но и просто попасть по ней. Где только научился таким приемам? Вертясь ужом, он тем не менее отступал к саням. Кто-то из наблюдавших закричал, чтоб поостерегся, может упасть. Обозник хмыкнул и снова показал, что не прост. Он, почти не оглядываясь, ловко перемахнул через сани и выхватил из-под волчьей полости на них большой топор. Вот зачем отступал! Топор с ручкой длиной от земли до плеча был серьезным оружием даже против меча. Теперь уже обозник наступал, а варяг пятился, он был без брони и шлема, из оружия только меч. Ловкость обозника не позволяла варягу разбить топорище, зато тому удалось выбить оружие из рук противника! Толпа ахнула – варяг остался против обозника безоружным. Он тоже показал свою ловкость, сиганул через те же сани легче кошки и остановился, ища глазами, чем бы отбиваться. Но тут ему на помощь пришли свои, обозника вмиг окружили с десяток варягов с обнаженными мечами. Бедолаге пришлось бы туго, не кинь стоявший без дела крепыш клич: «Бей варягов!» Теперь уже колья и топоры похватали все стоявшие во дворе. Еще мгновение, и драка стала всеобщей.

Тут на весь двор раздался зычный голос князя:

– Стоять! Всем стоять!

Олег соскочил с крыльца и буквально ворвался в толпу, раскидывая дерущихся в разные стороны. Многим, и славянам, и варягам, досталось от крепкой княжьей руки, летели наземь, держась за разбитые носы. Толпа затихла сразу, появление Хозяина привело в чувство многих.

Олег мрачно оглядел стоящих. Только что дравшиеся люди виновато опустили головы, и чего связались?

– Кто начал?

Зачинщики не посмели отпираться. Олег махнул рукой, чтоб шли за ним.

– Остальным разойтись! Еще раз увижу бой между собой – все будете в порубе! – сказал, как отрезал, и никто не усомнился, что угрозу исполнит.

Сирко только покачал головой, а если б не князь? Немало горячих головушек полегло бы. Он еще долго размышлял о варягах, но постепенно мысли вернулись к своему.

Шел Сирко в избу к Хореню, голова кружилась, ждал, что ее снимут, а оказался в помощниках у князя. Друзья встретили тревожно, спрашивать стали, поведал Сирко, что теперь княжий наместник вокруг своего селища, что его в городец превращать надобно, да за округой следить, много что делать надобно…

Хорень, довольный, закричал:

– Ну?! Что я вам говорил? Кто здесь хозяин? Ольг и без Рюрика справится, а вот Рюрик без него нет. Помяните мое слово, за Ольга держаться надо. – К Сирку пристал: – А глазищи видел?