Текст книги "Прощальный поцелуй Роксоланы. «Не надо рая!»"

Гарем – место запретное

Проблемы с заморской гостьей после первого урока поведения не закончились, а только начались. Нет, Каролина послушно удалила сопровождавших ее мужчин, переоделась сама и переодела служанок, даже закрывала лицо яшмаком, но беспокойства от этого не убавилось.

О потере слуг, которых привезла с собой из Неаполя, не жалела – все равно они чужие: те, кто помогал Каролине вообще отправиться в Стамбул, помогли и слуг нанять. За последние почти два года невольного практически затворничества Каролина отвыкла от шумных празднеств или пирушек, но тишина в гареме ее убивала, временами приходилось прислушиваться, чтобы удостовериться, что не осталась в этом мире совсем одна или не оглохла.

Служанки и евнухи, передвигающиеся бесшумно, возникающие, кажется, из стены и в ней исчезающие, странные движения кистями рук у тех редких придворных, которых она увидела…

На вопрос, что это за взмахи, Гульфем ответила, что ишарет, язык жестов, которым придворные пользуются, чтобы не нарушать тишину и покой Повелителя.

– У вас что, никогда не бывает праздников?

– Бывают, как раз сегодня вечером будет у султанши. Она и нас пригласила.

Каролина хотела поинтересоваться, в чем именно отправиться на этот праздник, а главное, можно ли будет поговорить с султаном, но почему-то промолчала.

И правильно сделала, потому что в ее комнатах уже ждал великолепный наряд и подходящие к нему драгоценности, каких у Каролины не было никогда в жизни. Служанка Дильяр сказала, что это прислала султанша к сегодняшнему вечеру.

Зачарованная Каролина принялась рассматривать одежду и украшения. Все было роскошно: богатейшая ткань верхней одежды, шелковая, расшитая золотом и украшенная мелкими драгоценными камнями, тончайшее полотно нижней, сквозь которую тело просвечивало полностью, столь же тонкая ткань накидки, которую следовало прикрепить к прическе на макушке. Расшитые золотом туфельки и богатейшее колье с бирюзой в цвет наряда. Бирюзовыми были и сережки, и браслет, и перстень.

Все, что ей принесли, тянуло по стоимости на пару деревень со всеми землями, домами, хозяйством и живущими в них людьми. Чем она будет платить за такую роскошь?!

Хорошо, что не успела спросить, служанка присела в поклоне:

– Госпожа, султанша прислала вам одежду к празднику и еще в сундуках на каждый день… А здесь драгоценности. Возможно, для вас они будут непривычны, но женщины двора носят такие…

– Это… подарок?

– Конечно. Султанша передала, что понимает неудобство, вызванное необходимостью отказаться от привычной одежды и обуви, и просит принять новые. Если что-то не впору, придут швеи и немедленно все исправят. Но сначала наряд для сегодняшнего вечера.

Ясно, предстоял прием, из чего следовало, что нужно быть как можно очаровательней, чтобы покорить султана. Интересно, как она будет выглядеть в этом костюме?

Выглядела прекрасно. Тонкое полотно нижней рубашки приятно прилегало к телу, богато расшитый шелк верхнего платья плотно охватывал ее стан, правда, широкий, тоже богато украшенный пояс не позволял согнуться, приходилось держать спину прямо.

Но особенный восторг, который Каролина постаралась не показать, вызвали украшения. Конечно, Каролина имела немало побрякушек, но это были именно побрякушки по сравнению с тем, что сейчас надевали на ее шею, запястья, пальцы или вставляли в мочки ушей. А уж колье на волосы и лоб!.. Массивные камни чистой воды, без изъянов, оправленные в серебро – золото было неуместно для бирюзы, – камней много, но они не затмевали обрамляющее серебряное кружево, и серебро не прятало блеск камней.

А служанки уже занялись волосами Каролины.

Посмотрев на себя в большое венецианское зеркало, тоже в серебряной оправе, Каролина горделиво улыбнулась: великолепна! Какое из мужских сердец сможет устоять перед вот такой красотой?

Она действительно была хороша. Красива от природы, с большими голубыми глазами, нежной кожей, светлыми золотистыми волосами и бровями вразлет. Крепкое здоровье проявлялось румянцем и чистыми, без красных прожилок и желтизны, белками глаз. У нее женственная фигура с крупной грудью и широковатыми бедрами, которые покрой наряда подчеркнул, но разве мужчинам не нравятся широкие бедра женщин?

Султанша угадала с размером и, особенно, цветом наряда и украшений: темно-голубой с переходом в синий прекрасно оттенял цвет глаз красавицы. Может, эта султанша и не такой уж монстр, каким показалась при вчерашней встрече?

Каролина слышала, что в гаремах порядки и дисциплина строже, чем в католических монастырях, но полагала, что ее, как гостьи, к тому же попросившей прибежища, это касаться не будет. Оказалось, что будет, а потому долго терпеть этот кошмар она не намерена, вот только выполнит порученное – и обратно. Таков был уговор в Риме: первая задача – наладить личный контакт с султаном, если станет невмоготу, она может просто вернуться.

Но предоставленные султаншей наряд и украшения несколько примирили Каролину с необходимостью потерпеть многочисленные ограничения. С драгоценностями на шее даже монастырские правила выглядят не столь строгими.

«Если уж такие украшения дарит султанша, то что способны подарить султан или его сын?»

Мысль была приятной. Правда, ее несколько подпортила другая: разрешат ли потом все забрать с собой? Но Каролина тут же самонадеянно усмехнулась: она, и не справится? Такого не бывало! Сам Папа Пий IV – завзятый фарисей – отправил ее не на костер инквизиции, а вот сюда, к султану Османской империи.

– Ну что ж, гарем так гарем! – решила Каролина и вдруг поинтересовалась, кивая на остальные сундуки, явно не те, которые она привезла с собой: – А здесь что?

– Остальная одежда и все необходимое. Вам пора, госпожа…

Да, конечно, не стоит начинать с того, что заставлять султана ждать себя, хотя появление с легким опозданием для привлечения внимания к собственной особе было бы весьма кстати. Нужно сделать вид, что заплутала в многочисленных коридорах и зашла не туда, ее должны извинить, а само прочувствованное объяснение легкой беспомощности тоже привлечет к ней внимание. Играть Каролина умела хорошо, как и соблазнять тоже.

Уверенная в своей скорой и блестящей победе, она кивнула служанкам и отправилась на праздник, предвкушая впечатление, которое произведет.

Но «заплутать» просто не позволили. Евнухи стояли так, что оставалось двинуться только в нужную сторону. Ее не просто сопровождали, но и направляли. Решив, что и без опоздания найдет способ предстать перед падишахом во всей красе, Каролина горделиво вскинула головку и постаралась изобразить одну из своих самых очаровательных улыбок. Самую-самую она решила пока приберечь.

Из каких-то покоев доносилась музыка, но довольно непривычная. Однако ни смеха, ни веселых голосов, ни шума присутствия многих людей не слышно. Это так у них выглядят праздники? Каролина представляла нечто иное. А может, ее намеренно пригласили пораньше, чтобы посидела и подождала?

В большой комнате прямо на ковре сидели музыкантши, две из них водили смычками по каким-то инструментам, две били в бубны, а другие играли на чем-то похожем на лютни, остальных Каролина просто не успела разглядеть. В центре несколько девушек танцевали, извиваясь в такт музыке.

Вдоль стен стояли низкие диваны со множеством подушек, на которых сидели и тихонько болтали женщины, в стороне журчал фонтан, на невысоком помосте стояли еще три дивана, образуя каре, на боковых уже сидели женщины, в том числе Гульфем Султан, а центральный был свободен.

Главный евнух указал Каролине на диван, где имелось место подле Гульфем:

– Вам туда, госпожа.

Ни султана, ни султанши еще не было. Понятно, выход падишаха и его супруги только предстоит.

Каролина не торопилась к своему месту, стараясь впитать как можно больше впечатлений по пути. Их оказалось немало. Женщины были разодеты в наряды самых разных цветов и оттенков, кроме мрачных. Яркие платья, блеск драгоценностей, отражавшееся в них пламя свечей, и красота… Вот что поразило Каролину, пожалуй, больше всего – все до единой женщины в комнате были красивы, причем красивы не подрисованной красотой, а чертами лица. Много светловолосых и даже голубоглазых, с точеными шеями, нежной кожей, алыми губами и красивой грудью.

На фоне присутствующих красавиц Каролина уже не выделялась.

Не подавая вида, что смущена, она подошла к Гульфем. Та с улыбкой пригласила присаживаться рядом, обратилась к соседкам по дивану и сидевшим на диване напротив:

– Это наша гостья, госпожа Каролина. Она из Европы, с согласия султанши поживет в гареме некоторое время. – Улыбнувшись Каролине, словно подбадривая ту, добавила: – Пока не надоест.

Каролина в ответ постаралась улыбнуться пошире, кивком приветствуя присутствующих. Конечно, ее пристально разглядывали, причем некоторые – даже не скрывая этого.

– Султан и султанша будут позже? – стараясь не выдавать своих мыслей, шепотом поинтересовалась у Гульфем Каролина.

– Да, конечно, – чуть смутилась та. Каролина решила, что интересоваться причиной задержки правящей четы, видно, не слишком прилично, и, чтобы перевести разговор на другое, попросила:

– Назовите мне тех, кто сидит с нами. Попытаюсь запомнить.

Конечно, не запомнила, потому что была поражена услышанным. Гульфем называла собравшихся жен придворных и дипломатов, упоминая, откуда те вообще прибыли.

Из шести сидевших рядом женщин только две оказались турчанками, остальные либо приехали с мужьями из Парижа, Генуи, Венеции… либо совсем недавно жили в родительских домах на Балканах, в Греции, даже в Австрии…

Гульфем подтвердила:

– Да, очень многие женщины гаремов родились не в Стамбуле, не говоря уж о женах посланников и купцов. Потому здесь многие понимают итальянский и латынь, испанский, греческий и французский. Это влияние султанши, она сама любит языки и не позволяет женщинам забывать то, что они знали. Но в присутствии султанши говорят по-турецки.

– Откуда прибыла к нам госпожа? – поинтересовалась ближайшая соседка, очень красивая брюнетка лет тридцати пяти.

– В последние годы из-за происков врагов я вынуждена была жить в Италии, в монастыре.

В каком уточнять не стала, но собеседница чуть приподняла бровь:

– Италия велика, правда, слишком разрозненна.

Каролина не была готова к таким расспросам и уже приготовилась ответить, что из Феррары, с трудом вспоминая, какие там есть монастыри, но в эту минуту раздалось:

– Дестур! Внимание! Султанша Хуррем Хасеки Султан!

Музыка моментально стихла, а женщины, как и она, поднялись, даже те, кто был постарше.

Бывает такое: стоило этой невысокой женщине ступить ногой на порог комнаты, как Каролина почувствовала власть султанши. Не высока ростом, не самая красивая и молодая, не ярче других одета, и украшений на ней, пожалуй, поменьше, чем на многих – во всяком случае, она не обвешана с головы до пяток, – но если бы она была и вовсе в крестьянском платье или под накидкой, ее присутствие почувствовалось бы мгновенно. Словно воздух в комнате стал иным. Вошла Хозяйка.

Она приветливо улыбалась, Каролина вспомнила, что имя Хуррем означает «дарящая радость, улыбчивая». Спокойно, без суеты, но и без подчеркнутой медлительности и важности Роксолана проследовала через центр комнаты, сделав знак музыкантшам и танцовщицам, чтобы продолжали, поднялась на помост, легким поклоном приветствовала сидевших женщин, сделала знак рукой, что могут садиться.

Музыкантши, повинуясь воле султанши, уже заиграли, но музыка была тихой, чтобы не мешать, танцовщицы задвигались, но бесшумно, даже мониста на их костюмах не позвякивали. А вот женщины остались стоять, пока не села сама Роксолана.

Вот она, власть над людьми, полная и безоговорочная! Осторожно покосившись на присутствующих, Каролина поняла, что, если бы вдруг исчезли две небольшие ступеньки, ведущие на этот помост, и султанше понадобилась помощь, любая подставила бы свою спину в качестве ступеньки.

Только дождавшись знака султанши садиться, женщины зашуршали шелками.

«Что же будет, когда придет падишах?» – подумала Каролина.

Но оказалось, что султан не придет. На вопрос одной из женщин, надолго ли мужчины отбыли в Румелию, Роксолана рассмеялась своим серебристым смехом:

– Их нет всего полдня, а вы уже соскучились? Через месяц вернутся.

Каролина ужаснулась: «Месяц, она сказала, что султан вернется через месяц?! Или это о других мужчинах?» Осторожно поинтересовалась у Гульфем, та кивнула:

– Да, Повелитель уехал в Румелию.

Султанша услышала разговор, чуть приподняла бровь:

– Зачем вам нужна встреча с Повелителем? Если есть какие-то вопросы, их вполне могу решить я.

– Нет, Ваше Величество, мне нужно кое-что передать падишаху от Его Святейшества Папы Римского Пия.

– Почему вы вчера об этом не сказали? Это срочно? Если очень, мы можем отправить гонца с сообщением.

– Нет, не срочно, просто во время пребывания в Риме я встречалась с Его Святейшеством и мне поручено передать благие пожелания…

Что-то смутило ее во взгляде султанши, та кивнула, сделала знак, чтобы играли громче, а танцовщицы вышли вперед.

– Вам нравится, как двигаются девушки? Такие танцы непривычны для Европы, не так ли? Или в монастыре не танцуют никак, вы ведь в монастыре воспитывались в последние годы?

Каролина что-то забормотала, что девушки танцуют прекрасно, смотреть на них доставляет удовольствие. Она сделала вид, что не заметила слов о монастыре.

Султанша чуть наклонилась к ней и произнесла на латыни:

– Почему Папа Пий IV решил передать привет вашими устами, если при дворе постоянно присутствуют его посланники? В женских устах привет звучит приятней?

Каролина почувствовала, что по спине течет холодный пот.

Звучала непривычная, чуть протяжная музыка, танцевали девушки, одетые в прозрачные шаровары, босые, с едва прикрытой грудью и голым животом, вокруг сидели женщины в непривычных нарядах, из курильниц вился дымок со сладковатым запахом, журчала вода в фонтане, но повелительница всего этого царства беседовала с ней так, как смогла бы не всякая европейская королева.

Стало не по себе: нет, этот мир иной не из-за яшмаков на лицах женщин в присутствии мужчин, не из-за чужой речи, он иной в чем-то другом, и пока она не поймет, в чем именно, успеха здесь не добьется. А успех нужен, и чем раньше, тем лучше, вечно сидеть на углях не хотелось.

Странным было ощущение от происходившего вокруг. Покажи она дома хотя бы щиколотку в чулке, назвали бы распутницей. Да, ноги обнажали, но либо крестьянки, для которых задрать юбку до колена ради удобства не казалось неприличным, либо женщины легкого поведения, которые спокойно обнажались полностью. Но первые отличались грубостью уже в силу своего происхождения и положения, а вторые вынуждены носить на улицах ярко-желтые парики, дабы их сразу можно было отличить от уважаемых женщин Италии. А уж показать талию или живот и вовсе не приходило в голову, это выглядело бы не эротично или завлекательно, а вульгарно и даже развратно.

Но здесь перед ней танцевали девушки, ноги которых видны сквозь прозрачную ткань шаровар до самых бедренных повязок, руки обнажены полностью, грудь едва прикрыта, зато накинут яшмак – тонкая ткань, прячущая нижнюю часть лица. И все это вместе почему-то развратным не казалось.

Сидевшие на диванах женщины тоже укутаны от запястий до пяток, яшмаков на лицах нет, потому что это гарем и нет мужчин, но при малейшей угрозе появления чужого мгновенно укутаются в свои накидки и превратятся в кокон из ткани. Но даже в ворохе тканей они удивительно беспомощны и эротичны одновременно, куда больше, чем обнаженными в хаммаме.

Каролина вдруг заметила, что, в то время как она изучает танцовщиц и окружающих женщин, ее саму столь же пристально изучает султанша. Неожиданно для себя смутилась. Губы Роксоланы чуть тронула улыбка, знаком подозвав Каролину подсесть ближе, султанша тихонько поинтересовалась:

– Что такое для себя вы сейчас выясняли?

Глаза смотрели насмешливо, но эта насмешка не была обидной.

Каролина почему-то поделилась наблюдениями. Султанша в ответ кивнула:

– Потому что развратность не в теле, а в душе. Можно быть обнаженной и целомудренной одновременно. Или закутанной в ткани и меха и всем существом кричащей о доступности. Мужчины поймут это сразу. Будьте осторожны, доступной легче стать, чем перестать быть…

Каролина изумленно прошептала:

– Откуда это известно вам, Ваше Величество?

Ответа не последовало, султанша только посмотрела на собеседницу долгим, очень долгим взглядом и отвернулась к другим женщинам, которые радостно защебетали, гордые проявленным повелительницей вниманием.

Каролина почувствовала, что если вообще хочет чего-то добиться в этом немыслимом мире, то у нее единственный выход – постараться подружиться с этой женщиной, привлечь ее на свою сторону.

Нужно посоветоваться с Гульфем, как это сделать.

Но советоваться не пришлось, султанша занялась Каролиной сама. Утром следующего дня к ней пришла девушка, объявившая, что будет учить истории.

– Вы полагаете, что я не сведуща в истории?

– Истории Османов, госпожа. А еще вас будут учить правилам обращения при дворе. Если вы сами желаете что-то изучать, то скажите, султанша пригласит учителей.

– Например?

– Учиться игре на музыкальных инструментах. Стихосложению, фарси, арабскому языку, математике, философии… умению вести дела и заниматься подсчетами… рукоделию… персидской поэзии…

– И есть те, кто всем этим владеет?

– Султанша… Наложниц обучают этому, с ними должно быть интересно беседовать.

– Нет, кроме ваших правил поведения, ну и персидской поэзии, остальное я знаю сама.

– А языки, госпожа? Султанша приказала спросить про языки.

– Турецкому меня же учат. Достаточно.

– Как скажете, госпожа…

– Так что там про историю Османов?

Слушала вполуха, ей ни к чему разные Орханы и Мехмеды. Даже о Завоевателе Константинополя едва не пропустила, задумавшись о своем.

– Госпожа, вы не слушаете, султанша скажет, что я вас плохо учила.

– Не стоит много сразу. – И вдруг поинтересовалась: – Что, султанша действительно изучала… философию, например?

– Да, она была в школе в Кафе. А принцесса Михримах и вовсе училась вместе с братьями в школе.

«Ненормальный мир», – твердо решила для себя Каролина.

Отправляясь в Стамбул, Каролина рассчитывала, что сразу же будет принята султаном, ведь ей столько твердили, что одно имя императора Карла способно заставить султана забыть обо всем. Но в первый же день ее пребывания падишах попросту уехал, и никакой приватной беседы не последовало, султан вовсе не интересовался гостьей. У турок так принято или те, кто говорил об интересе султана к имени Карла Габсбурга, попросту ошибались?

Султан был где-то на севере, султанша занята своими делами, праздники больше не устраивали. Гульфем при первой же возможности вернулась в Старый Дворец, посоветовав и Каролине поступить так же, но та переезжать подальше от Топкапы не собиралась, не ради гаремных сплетен прибыла издалека.

Иногда задавала себе вопрос: а ради чего?

Жизнь в Топкапы начинала ей нравиться, конечно, коробили бесконечные запреты и жесткая дисциплина, но однажды она вдруг задумалась, а всегда ли так было. Вопрос задала Гульфем, та покачала головой:

– Я в других гаремах не жила, бывала только в гостях, не знаю. А при валиде Хафсе, матери султана Сулеймана, было также строго. Иначе нельзя, иначе все будут делать что захотят и станут без конца ссориться.

– А у шехзаде в гаремах?

– Думаю, тоже порядок. – Гульфем покосилась на Каролину. – Зря вы отказались учиться, султанша любит, когда учатся.

– Зачем мне? То, что нужно, я знаю, а философия мне ни к чему.

Гульфем вдруг усмехнулась:

– Принцесса Михримах даже вместе с братьями верхом ездила, как юноша, и оружием владеет. Султану это нравится, они небось и сейчас охотиться будут в Эдирне.

– Верхом я езжу и из лука стрелять умею.

– Повелителю это нравится, – повторила Гульфем.

– А султанша?

– Она нет, ездит, но не как мужчина. В молодости все время беременной была, она же шестерых детей Повелителю родила, а потом уже неприлично стало скакать.

Каролина испытала настоящее удовлетворение от того, что нашлось хоть что-то, в чем она сильней султанши.

Этим надо воспользоваться! Только где и как, а главное – зачем? Пока не знала, но знала, что непременно воспользуется.

Шли день за днем, лето вступило в свои права, становилось все жарче, расцвело неимоверное количество роз, казалось, все вокруг пропитано запахом этих цветов. Хотя в комнатах было прохладно, Каролине хотелось погулять по саду, особенно тянуло в дальний кешк, откуда явно открывался прекрасный вид на Босфор, но Дильяр, везде сопровождавшая гостью и постоянно наставлявшая (Каролина даже прозвала ее «Сеньорита Нельзя»), покачала головой:

– Туда нельзя. Это кешк Повелителя и султанши.

– Опять нельзя! Я только одним глазом посмотрю, чем он от остальных отличается.

– Ничем, но вас не пустят.

– Это мы еще посмотрим!

Действительно не пустили, перед шагавшей решительным шагом Каролиной (Дильяр предусмотрительно осталась на месте) словно из-под земли вырос рослый охранник, таких звали дильсизами, Каролина знала, что они немые, и решила этим воспользоваться.

Но пройти не удалось. Сделав несколько безуспешных попыток, Каролина даже разозлилась. Дильяр давно звала ее:

– Госпожа, госпожа, нам пора…

– Я только посмотрю, – пыталась втолковать дильсизу Каролина.

Тот лишь отрицательно качал головой.

Не выдержав, она прошипела по-итальянски:

– Ты не только нем, но и туп!

И услышала в ответ:

– Вас зовут, госпожа.

Мало того что дильсиз оказался не немым, он еще и говорил по-итальянски!

Поистине в этом мире все не таково, каким кажется.

«Ничего, я все изменю! – внезапно решила Каролина. – Хватит сидеть и ждать!»

Не обращая внимания на выговаривающую ей Дильяр, которая твердила, что от тяжелой руки дильсиза можно пострадать, Каролина размышляла.

Она сказала Роксолане лишь часть правды, причем очень малую ее часть. Вовсе не ради передачи привета она добралась в Стамбул, ей нужна была власть над этим миром, примерно такая же, какая была у султанши.

Султан Сулейман Кануни, Законник и ревнитель веры, столп, который с места не сдвинешь. С таким никто и связываться бы не стал. К тому же на Святом Престоле Папы менялись так часто, что едва успевали запомнить имя одного, как приходилось учить следующее. Ватикану было не до турок – не терзали походами, и ладно.

Нынешний Папа Пий IV тоже стал таковым в весьма преклонном возрасте – в 79 лет, но полон сил и желания изменить мир. Изменил, костры инквизиции запылали ярче прежнего.

Вспомнил Пий и о турках. Султан Сулейман настоящий хранитель веры, чего не скажешь о его наследнике. Принц Селим пристрастился к вину, запрещенному Кораном, еще в юности, когда стал наместником в Манисе после своего брата Мехмеда – родительского любимца и наследника престола. Шехзаде Мехмеда тогда явно заразили оспой, он погиб, и наследником снова был назван шехзаде Мустафа.

Селим и раньше не слишком верил в свою долгую жизнь, прекрасно понимая, что быть третьим в очереди к трону смертельно опасно: кто бы из старших братьев – Мустафа или Мехмед – ни пришел к власти, любой применит закон Фатиха, и никчемная жизнь принца Селима прервется, как и жизнь его сыновей.

Этого не желала признавать его любимая наложница Нурбану – венецианка из рода Баффо, которую мать лично выбрала для сына и сама воспитала. Нурбану почему-то верила в счастливую судьбу Селима, но пить ему не мешала. Главным для нее был ее собственный сын Мурад, потому что Нурбану прекрасно помнила, что главная женщина империи – мать султана, валиде.

Биться за влияние с Хуррем, матерью Селима, она никогда бы не рискнула, значит, следовало подготовить Мурада, а Селиму помочь после восхождения на престол быстро закончить свои дни. Как бы ни была сильна Роксолана, но отучить сына от пьянства она уже не сумеет, как и вернуть ему здоровье.

О замыслах Нурбану в Риме, конечно, не подозревали, как, собственно, и о ее существовании. Знали о наложницах наследников, но гарем на то и закрытое место, чтобы об альковных делах его владельцев не было широко известно. Главное – наследники престарелого султана, лучше старший, подверженный порокам и при этом менее честолюбивый Селим.

Вот Селима и принимал в расчет Папа Пий, отправляя Каролину в Стамбул.

Никто не мог знать гаремных дел империи, никто не знал имени Нурбану и того, что она венецианка и бастард знатного рода. К тому же, воспитанная султаншей, женщина могла и не пойти на поводу у Рима. Принцу Селиму нужна новая наложница – красивая, умная, верная Святому Престолу и такая, чтобы ей не воспротивилась всемогущая султанша.

Для этого следовало для начала понравиться султану Сулейману, потом – султанше Хуррем Хасеки, а потом и самому Селиму. Каролина надеялась, что, выполнив первый пункт плана, легко справится со вторым и третьим. Но с первого дня все пошло не так.

Теперь она понимала, что без благоволения султанши не будет ничего остального, уж Селима-то точно не будет. Именно эта зеленоглазая женщина, невысокая, не такая уж красивая, но очень умная и прозорливая, являлась стержнем султанской семьи, все крутилось вокруг нее, многое на ней держалось, очень многое от нее зависело.

Следовало завоевать если не любовь, то доверие и благоволение султанши. Но эта Хуррем Хасеки не так проста, чтобы ей лезть на глаза. Не учиться же и впрямь философии, на это уйдет полжизни, а тем временем султан Сулейман, который уже попросту стар, умрет, на трон сядет его сын, и неизвестно, получится ли стать его главной женщиной.

Каролину просто коробило именно это – необходимость ложиться в постель к старшему из оставшихся в живых султанских сыновей. Не теряя времени, ей следовало как можно больше разузнать о наследнике престола.

Чтобы что-то разведать, Каролина сделала вид, что послушала совет султанши и съездила к венецианскому послу. Пришлось действовать очень изворотливо, чтобы посол не понял ее интереса к наследнику, а также кем именно она направлена в Стамбул, иначе дальше дело просто не двинулось бы. Роксолана, упоминая сидевшего в тюрьме посла Венеции и будущего ее дожа сеньора Луиджи Гритти, не преувеличивала. И будущий правитель Великолепной Сеньоры Венеции в тюрьме сидел, и венецианские купцы давным-давно в Стамбуле освоились.

Освоились и французы, можно бы разузнать кое-что и у французских купцов, но у Каролины были свои причины не объявлять о своем присутствии.

На ее счастье, венецианского посла в Стамбуле не оказалось, зато была его супруга. И это везение, потому что Венеция совсем недавно стала позволять своим послам обзаводиться семьями на месте службы или брать жен с собой, посол Венеции работал в ужасных условиях, ему ничего не платили, кроме весьма скромных средств на содержание посольства, запрещали иметь на месте семью и требовали ежемесячных отчетов, зато в случае, если посол попадал в неприятности, выбираться из таковых следовало самому.

Супруга нынешнего посла была первым и счастливым исключением. Она обрадовалась девушке, совсем недавно приехавшей из Италии, вопросы задавала исключительно о том, что сейчас носят, едят, пьют и читают. Эта любительница поэзии потратила все отведенное Каролине на пребывание в ее доме время на обсуждение достоинств сонетов Петрарки и сравнение их с творчеством Лоренцо Великолепного. Выяснять интересующие гостью вопросы оказалось некогда. Когда Каролина уже уезжала, хозяйка вспомнила:

– А вы-то сами откуда и из какого семейства?

Каролина вспомнила незаконную дочь семейства Баффо, ныне именуемую Нурбану, и спокойно представилась ею. Не станет же эта болтушка проверять истинность утверждения!

Пришлось расспрашивать о шехзаде Селиме Гульфем Султан.

Та основательно поморщилась:

– Этот глупец недостоин трона совсем. Он никогда не собирался править, никогда к правлению не готовился. Даже Баязид учился всему лучше, чем Селим.

Гульфем рассказала, что из двух братьев старший Селим внешне не слишком привлекателен, и не только внешне. Наследник невысок ростом, толст, дебел и страшный любитель выпить. Селим всегда твердил, что его жизнь будет не длинней султанской, а потому пожить надо всласть, что и делал. Султанша даже купила и воспитала для него Нурбану, хотя могла бы отдать девушку другому сыну. Но и Нурбану ничего не смогла сделать с любовью шехзаде к вину.

– Сопьется! – пришла к твердому выводу Гульфем.

Каролине хотелось сказать, что не жалко, а понимание, что придется обхаживать толстого пьяницу, и не один день, а много, выполняя любую его прихоть, коробило.

– А шехзаде Баязид?

– Баязид похож на отца – султана Сулеймана: высокий, худой и себе на уме. Об этом принце, кажется, и мать мало что знает. Он всегда в движении, словно боится, что завтра с султаном что-то случится и ему придется прятаться от брата. Баязид хорошо учился, он стал бы хорошим султаном, да вот не судьба. – Гульфем усмехнулась. – Разве что Селим помрет от пьянки раньше Повелителя, да продлит Аллах его дни.

Каролина горячо поддержала такую просьбу к Богу тетки шехзаде-пьяницы.

Итак, имелся пожилой, даже старый султан, два наследника: один – толстый безвольный пьяница, второй – тощий скрытный верзила, и над всем этим султанша, обмануть которую очень трудно.

Просто наладить отношения Папы и падишаха, передав привет от одного к другому посредством милой беседы, не представлялось возможным. Женщина преуспела не больше посланников-мужчин. В этом закрытом мире просто вскружить голову правителю, как, например, в Париже, невозможно, здесь иные законы. Зря Его Святейшество надеялся на мгновенный успех голубоглазой красавицы: в гареме таких много, и они не диктуют волю султану, даже султанша не диктует.

Пришлось перейти к долгосрочному плану, что самой Каролине совсем не нравилось…

Ее задачей стало прибрать к рукам того, кто будет на троне в ближайшие пару лет (дольше Папа Пий просто не протянет, ему уже больше восьмидесяти лет). При этом желательно не обзавестись детьми и не потерять жизнь из-за гаремных страстей.

Султанша больше любит младшего сына – Баязида, но даже она не может серьезно влиять на скрытного принца. К тому же, кто бы из них ни стал следующим султаном, она останется валиде Султан, то есть главной женщиной империи, способной влиять на решения Повелителя. И, пожалуй, вот это было главным препятствием на пути Каролины. Бессмысленно становиться наложницей или даже женой следующего султана, если тот будет заглядывать в рот мамочке. А султанше пятьдесят два года, хотя она явно больна.

«Ладно, с султаншей разберемся потом, – подумала Каролина. – Сначала надо определиться, кто следующий сядет на трон, а значит, должен стать объектом пристального внимания».