Текст книги "Вещий Олег. Князь – Варяг"

Глава 15

Чтобы услышать тяжелую поступь мужа, Силькизиф и прислушиваться не надо, Рольф ходит так, что дом трясется. Неудивительно, что его прозвали Пешеходом, ведь ни один конь не выдерживает грузного зятя-свояка Геррауда-Рюрика. Но сейчас особенно тяжело топает, спешит. Что-то случилось? Силькизиф вот-вот должна родить, ей ни к чему волнения, ребенок крупный, как сказала старая повитуха, которую женщина привезла с собой из Фрисландии. Эта старуха принимала самого Рюрика у ее матери Умилы. Нила тоже вскинулась, насколько позволил возраст, тревожно повернулась к двери. Рольф вошел весь красный от спешки, Силькизиф поняла, что случилось что-то очень серьезное, иначе муж прислал бы кого-то полегче и побыстрее.

Так и есть, Рольф плотно закрыл за собой дверь и приблизился к ложу, на котором лежала жена. Та не сразу разобрала слова сквозь его пыхтение, а когда поняла, о чем он, в ужасе прикрыла рот рукой. Рольф сказал, что любимая жена Рюрика Ефанда, оставленная в Ладоге, не может разродиться, хотя уже с утра мучается. Дочери Рюрика было пора рожать, ждали со дня на день, а вот Ефанде рановато, ей еще ходить больше месяца. Силькизиф даже закричала в ответ, что надо было давно послать за Нилой, если что случится с Ефандой, Рюрик не простит ни зятя, ни дочь! Но тут же и сама почувствовала, что низ живота свело жесткой болью. Старуха Нила бросилась к княжне:

– Пора, тебе уже пора! Дыши глубоко, ложись.

Рольф в ужасе заметался, не могли подождать! Две рожающие женщины на него одного – это уж слишком! Нила замахала на него руками:

– Иди, князь, отсюда, иди! Не место тебе здесь быть!

Жена конунга Рюрика мучилась с утра, это ее первенец решил родиться. Все считали, что еще рано. Конунг так радовался будущему сыну… И только два человека знали, что совсем не рано и это будет не его сын.

Нила как ушла к Силькизиф, так и не возвращалась. Ефанда почувствовала, что уже не может больше терпеть, по лицу тек холодный липкий пот, руки и ноги противно дрожали. Стало страшно, а вокруг никого. С трудом добрела сначала до крыльца, а потом к воротам. Ладожане не слишком любили княгиню, терем обходили стороной, но, на счастье Ефанды, мимо проходила Радога, заметила едва державшуюся на ногах женщину, бросилась к ней, помогла добраться до постели, уговаривая:

– Не бойся, не бойся…

Когда в терем все же примчался Рольф, его встретил первый крик ребенка. Радога повернулась к варягу:

– Сын! У князя крепкий мальчик!

И тут произошло непонятное, зять конунга почему-то взвыл:

– Не у князя, а у меня сын! Это мой сын! Вон и пятно, как у меня! – Он тыкал огромным пальцем в пятно на ножке младенца.

Радоге стало не по себе, они же брат и сестра, какой сын?! Даже если не родные брат и сестра, у княгини князь есть…

И тут Рольф опомнился, он так зыкнул на Радогу, что женщина поспешила сначала заняться матерью и дитем, а потом и вообще поскорее удалиться. На ее счастье, пришла Нила, привела с собой двух девок, и Радога оказалась больше не нужна.

Рюрик получил известие о том, что Ефанда родила здорового, крупного малыша, а у его дочери девочка умерла почти сразу после рождения. Трувор ехидно усмехнулся, вспомнив Рольфа, которого так недолюбливал:

– Небось задавил своей тушей. Поздравляю, конунг! Твоих сыновей на одного больше стало!

Геррауд усмехнулся:

– Этот любимый, потому что последний. Стар я уже, чтоб сыновей рожать. – Немного подумал и добавил: – И жена любимая. Этот будет править всем, что я завоюю.

Промолчал Трувор, но подумал, что немного достанется бедняге, если так нерешителен будет его отец! И чего конунг боится? Ведь это земля его деда, мать-то Рюрика родом из этих мест, ее отец – князь ободритов Гостомысл. Вроде даже домой вернулся, хотя викинги никогда не считались с женщинами, которых брали в жены, и не думали, откуда те. Не раз бывало, что беззастенчиво грабили своих же родственников. Да и другую давным-давно взял себе Рюрик, Ефанда стала последней, может, потому любимой? Даже дочь его не беспокоит, вон у нее горе, а отец радуется только своей радостью. Но и к этому привыкли викинги. Что такое смерть одного младенца, тем более у молодой здоровой женщины? Еще будут. А нет, так и Рольф вторую возьмет. И у Рюрика детей много, и сыновей, и дочерей. Этому радуется, потому что возраст уже, про остальных и не думал, когда они рождались. Трувор вспомнил, как не любят друг дружку дочь Рюрика Силькизиф и его последняя жена Ефанда. Вот кто доволен из-за смерти внучки Рюрика!

Отмахнулся Трувор от этих глупых мыслей, что это он, как женщина, не о том думает? Викинг разве должен размышлять о чьих-то отношениях? Викинг должен завоевывать новые земли и новые богатства. Вон их вокруг сколько!

– Как сына назовешь? – это уже Синеус.

Рюрик улыбнулся:

– Просто – Ингорь, значит младший.

– Добро, – кивнули названые братья. Правильно, прозвище человек получает потом, когда его заслужит. Геррауд тоже не сразу стал Рюриком, то есть Соколом.

Конунг устроил большой пир в честь рождения сына, его понимали все, конунгу уже много лет, будут ли еще сыновья, тем более что вестник сказал, что Ефанда болеет, неизвестно, а этот вот есть и вроде крепкий. Хорошо, что такой, мать-то у него хилая, вся тощая, как щепка, болезная, а отец немолод. Ефанду не любили все, она совсем не похожа на женщин викингов, крепких и сильных, какая у конунга дочь. Но та родилась от крепкой матери-ободритки, дочери Гостомысла. Синеус, подумав об этом, тоже усмехнулся, выходит, их конунг отчасти ободрит? А в Хольмгарде сидит его брат Вадим Храбрый? Для викингов это не проблема, мешает брат – уберем, да и для славян тоже. Только интересно, что конунг терпеть не может местную землю, с трудом согласился княжить здесь, и из Ладоги тоже насилу вырвали.

Пиво текло рекой, поднимали чаши за Ингоря, сына Рюрика, будущего правителя земель славянских. И не обращали внимания на недовольные взгляды Аскольда и других родичей Рюрика. Конунг что хочет, то и делает, лишь бы дружина была довольна. А пока она своим конунгом довольна. Ладогу грабить не стали, но дань получили хорошую, славянки всем нравятся, еды много, только пиво варить самим приходится, нигде, кроме их родины, не умеют варить настоящее горькое пиво!

Жена конунга Ефанда, родив ребенка, долго и сильно болела. Она лежала пластом на кровати, почти бездыханная, и даже сына от нее унесли. На счастье маленького Ингоря, у дочери Рюрика Силькизиф было много молока, а ее дочка не прожила и дня, поэтому женщина выкармливала своего сводного брата. Сам Геррауд-Рюрик приплыл ненадолго к жене посмотреть сына, но только потоптался возле ее ложа, порадовался крепкому малышу и, поблагодарив свою дочь и Рольфа, уплыл обратно в Хольмгард, там спешно ставили крепость. Ребенок остался на попечении Рольфа.

Силькизиф вынуждена была жить в одном доме с ненавистной ей Ефандой, ведь она кормила ребенка. Одно хорошо, жена конунга Рюрика пластом лежала на ложе. Заболела и старая Нила, что ухаживала за Ефандой, недолго болела, померла на третий день, пометавшись в бреду.

Силькизиф смотрела на проклятую соперницу, разметавшуюся по ложу, грудь той горела от избытка молока, это хорошо, может, скорее отмучается. Силькизиф покормила ее сына и уложила в короб рядом с матерью, пусть все видят, что дочь конунга заботится и о своем брате, и о его матери. И прикорнула-то всего на минуту, устала очень от бессонных ночей, а проснулась и закричала от ужаса – Ефанда бледная, страшная, с растрепанными волосами, сидела на кровати и кормила мальчика грудью. Ее грудь, казалось, лопнет от скопившегося молока, оно брызгало из правого соска во все стороны, а левый сосал Ингорь! На крик прибежали холопки, попытались выхватить у женщины ребенка, но та не отдавала, напротив, закричала на них, чтоб шли вон, что сама выкормит своего малыша! Княжич наелся скоро, а Ефанда все совала и совала ему грудь, заставляла сосать. Мальчик плакал, не хотел брать упругий красный сосок, женщина сердилась. Наконец она устала, отдала ребенка холопке и потребовала, чтоб в комнату не пускали Силькизиф, кормить Ингоря больше не надо, она справится сама.

Когда конунгу Рольфу сказали о происшествии, тот заторопился к женщинам. Он только хотел, чтоб у Ефанды пропало молоко и сына у нее отняли, но все повернулось совсем не так… Брат попытался еще раз убедить сестру молчать об их тайне, о том, что ребенок не Рюрика, а его, объясняя, чем это грозит обоим и мальчику, но та уже плохо понимала, что говорила и делала. Ефанда билась в плаче, обвиняя брата во всех бедах, ей было все равно, слышат их или нет. Рольф уговаривал потерпеть чуть-чуть, не кричать, что все скоро пройдет. И правда, уже к утру Ефанда забылась настолько, что не просыпалась целых три дня. Ребенка перенесли Силькизиф в горницу, она отказалась идти к ложу Ефанды, но мальчик заболел. Рольф понимал, отчего это, ведь сам напоил бедную Ефанду отравой, а та накормила ею сына! Ребенок болел не легче матери, тоже бредил, метался во сне и стал хиреть на глазах. Рольф не мог простить себе такой беды. Спасло его только то, что Ингорь пошел на поправку, чего нельзя было сказать о его матери. Та в конце концов поднялась, но осталась точно тронутой умом и калекой. Женщина отказывалась от ребенка и кричала, что это не ее сын. Все только руками разводили, что поделать, не в себе…

Рюрик на какое-то время словно забыл, что у него есть маленький сын, да и жена. Женщину затмила очередная славянка, а мальчика оставили на попечении Рольфа и Силькизиф.

Гроза прошла мимо, и Рольф вдруг вспомнил, что не он один знает о рождении своего сына. Надо срочно ее найти, чтоб не проболталась! Викинги знали только один верный способ заставить человека навсегда забыть увиденное или услышанное. Все остальные вроде подкупа они считали ненадежными, можно и перекупить. Тучи сгустились над головой Радоги.

На ее счастье, женщина в тот же вечер проговорилась Олексе, стало ясно, что нечаянно узнанная тайна ей грозит большой бедой.

Радога села на лавку и горько расплакалась. Она-то в чем виновата, помогла родить варяжке, на свою голову! Олекса заторопил, мол, не плакать надо, а бежать!

– Куда? – изумилась Радога. – Куда я побегу? Да и дети у меня.

Талица стояла, прижав руку к губам. Они по-прежнему жили в доме Сирка все вместе и радость и обиды тоже делили пополам. Только тут Олекса подумал, что уйди Радога, и им несдобровать. А останься? Тоже. Что делать?

Первой опомнилась Талица:

– Пошли к моим на огнище. Пока найдут, может, что и придумаем.

В ночи ладожане вскинулись от зарева – пылал дом Сирка. Вот те на! Большой пожар, когда вся Ладога горела, выстоял, а тут вдруг сам по себе загорелся. Полыхал дом, все остальное уцелело. Но пока ладожане сбежались да пока начали тушить, все пошло прахом, самое страшное, что никого из жильцов не видно было. Неужто сгорели, сердешные, в огне-то?! Две семьи ведь жили – Радога с двумя детьми да Олекса со своей Талицей и тремя девчонками. Пошептались, пошептались, пожалели, а что вернешь? Говорили в Ладоге, что вот оно как, и Сирко сгинул, и Радога с детьми не уцелела!

А Олекса уже вел своих женщин с детьми подальше от Ладоги в обход большого болота к веси родителей Талицы. Сидели те совсем уж в медвежьем углу, так, что не всякий по большой охотке доберется, а уж просто так тем более. Тяжело давалась дорога, дети тянули, да скарб какой-никакой захватить пришлось. За плечами Радоги большой короб с поделками Сирка, а клад она и откапывать не стала.

Удачно приплыл Рольф в Ново Град, вроде по делу, что-то про ладожские дела спросить, но в действительности, чтобы в курсе княжеских быть. Но не в том удача, только приплыл, как к Рюрику интересный человек пришел. Купец свейский Раголд, что со своими лодьями далече к хазарам ходил и вообще много где бывал. Главное, про славян рассказать много мог. Рольф даже поморщился, Рюрик не понимает выгоды, с таким человеком обязательно разговаривать надо, его знания на вес золота, это же вроде знаний фарватера у берегов. Но Рюрику неинтересно, едва уговорил позвать к себе этого Раголда.

Сидел Раголд на скамье, пил горькое пиво, сваренное викингами для себя, и рассказывал конунгу про то, что видел и, главное, что понял за время своих странствий. Надеялся, что пригодится Рюрику, все же стал тот князем у славян.

– Сколь необъятна земля, сколь чудны ее народы! Разным богам поклоняются, разное едят и пьют, а везде одно и то же. Везде за власть дерутся, везде грабят друг дружку, да и купцов проезжих. Воюют меж собой князья славянские, чудинские, вепсинские, кривичские, да все остальные. Только воюют руками своих людей, их же разоряя. Велика земля славянская, богата всеми богатствами, жить бы и жить, а все норовят друг у друга отнять, а что не отнимется – уничтожить. Топчут конями посевы, гонят людей в рабство, жгут, убивают. А зачем? Богатства столько, что всем бы и хватило, если б каждый своим уделом занимался. Везде так, а на славянских землях особо заметно, поскольку богаты они, как немногие другие. Им бы руку твердую, чтоб перестали меж собой биться да делом занялись. Они от торговли могли бы стать богаче других стран, а не от войн…

С горечью говорил это Раголд, чувствовалось, что у того душа неспокойна от увиденного. Только не получалось у него заинтересовать князя, не о том были его мысли. Снова начинал Раголд пересказ про богатства славянских земель, им виденных, перечислял меха, какие добыть можно, про воск, про мед, про золотые слитки, какие у людишек на дальних огнищах видел. Тех, что ничем меняться не хотели, что нравилось гостю, в дар давали, да просить много нельзя было. Говорил и говорил Раголд, рассказывал Геррауду-Рюрику про места, в которых побывал, про людей, которых повидал. Но только слушал его больше не сам князь, а его зять, Рольф Пешеход. Расспрашивал подробно, Геррауду уж надоело, махнул рукой:

– Ему расскажи, он мне передаст, что нужно будет.

Вроде рады и тот, и другой.

– Да, мой ярл.

Оба по привычке зовут Рюрика как дома, правильно, викинга сразу не переделаешь. Да и зачем? Не собирается Геррауд всю жизнь в этих лесах да болотах сидеть, это Рольфу нравится править, недаром того все чаще Хельги зовут. Рюрик посмотрел вслед уходящим зятю и купцу, что земли разведывал, и порадовался. Во-первых, тому, что перехватили Раголда, не то весь Скирингссал о богатствах Гардарики знал бы. Хотя и так знают, но незачем лишний раз дразнить воображение. Во-вторых, что у него есть Рольф, которому не скучно выпытывать, как и где тащить лодьи волоком да где что менять. Чего менять, если можно прийти и взять? Вроде Рольф и викинг, морем живет, жил до тех пор, пока в Ладогу не прибыл, и кормчий отличный, и оружием владеет лучше большинства, но все его править тянет, а не завоевывать. Нет, не так, и завоевывать тоже, но не как самого Рюрика, не налетом, а хитростью и упорством. Из таких короли получаются. Вон и в Скирингссале такие правят, которые вечный мир там установили. С одной стороны, понимает Рюрик, что правильно, допусти викингов свободно биться в месте, где они собираются толпой, и скоро в Скирингссале места для погребальных костров не хватит. С другой – не по нему это. Но то викинги меж собой, а Рольф норовит с местными князьями договариваться. И знают его уже лучше, чем самого Рюрика, тоже Хельги зовут, только на свой лад. Смешно звучит: «Ольг».

Вздохнул Геррауд, пусть, пусть Рольф правит, а он еще немного подождет – и в море. Как срок выйдет, оставит сына княжить, а при нем Рольфа приглядывать, и уйдет в ненаглядную Фрисландию. Не его то дело суды судить да тяжбы разбирать вдали от моря. Нравится Хельги, так пусть и берет для Рюрика и его сыновей дань.

Выросший на драккаре, Геррауд не понимал своих предков по матери, которые сидели на суше всю свою жизнь, ему были безразличны дедовы наказы. То ли дело отец со своими предками, здесь Рюрик ведет родословную от самого Одина. Род Скьельдунгов велик и силен. Жаль, что пришлось согласиться на предложение родичей матери, не тем бы ему заниматься!

Пока князь свои мысли думал, Рольф Раголда к себе увел, да там и жить оставил. Негоже такие важные сведения наспех расспрашивать. Раголд предложил посадить кого, чтоб записали, но Рольф в ответ расхохотался, у него и в голове не потеряется!

– Ты рассказывай, рассказывай, я запомню!

Но кормил купца-викинга хорошо, женщин дал, и серебра тоже достаточно. И человека приставил, чтоб не сбежал тот, пока все не выскажет. Понял Раголд, поклялся, что не уйдет, будет с Хельги, пока нужен. Довольно кивнул Рольф, это дело.

Рассказывал Раголд новому хозяину про встречи свои с людьми, которые не желали торговать, дорожа своей свободой больше удобства и выгоды. Его поход хорошую службу сослужил Рольфу.

Допоздна жгли свечи в доме Рольфа, допоздна рассказывал и рассказывал Раголд своему новому ярлу все, что знал.

Рольф, оставшись один, долго сидел, глядя на пляшущее пламя в очаге. Словно его мысли повторял Раголд все время, он тоже так думал, понимал, что славянам для порядку крепкая рука нужна, такая, чтоб правила, а не грабила. А Рюрик не для того сюда пришел, ему дань нужна, серебро, чтоб викингов себе скупить, лен вернуть во Фрисландии да снова свободным разбоем в море заняться. Эх, ему бы, Хельги, управлять здесь, он бы собрал славян в один кулак!

Аскольд и то умнее, ушел в Киев. Это тоже хорошо, там сильный князь Дир, это не Вадим. Аскольд вроде воеводы при его дружине. Даже вон в Царьград бегал, удачно, много дани взял. Только, глупый, крестился, не потому глуп, что крещенный, а потому, что один средь всей дружины, нужно было и дружину крестить, не может быть глава воинства одной веры, а его вои другой. Плохо кончится, тем более что Дир рядом. Но Рольфу это на руку, понимает, что Рюрик здесь не навсегда, после него кто останется? Аскольда с Диром стравить несложно, чтоб самому все к рукам прибрать…

Рольф видел перед собой стены Киева, хотя там и не бывал. Он понимал, что и в Хольмгарде сидеть нельзя, отрезан тот от других богатых земель этим самым волоком. В Киев нужно, оттуда начинать завоевывать остальные земли, заставить себе платить дань, а не печенегам да хазарам. Но Геррауд туда не пойдет, там совсем моря нет. Рюрика тянет обратно в Ютландию? Пусть уходит, только пусть Ингоря оставит править. Маленький тот, но с ним Рольф будет. Для Ингоря Рольф все сделает, и земли славянские в кулак соберет, и торговлю наладит. Для Ингоря – да! Только нужно, чтоб Рюрик ему все оставил, ему, а не старшим сыновьям. И чтоб ни о чем не догадался.

Нужно отправить в Киев этого купца Раголда, пусть следит, что делается, да доносит до него, Олега. Купец подозрений не вызовет и про все знать будет.

Через несколько дней вдруг засобирался Раголд плыть обратно к Днепру. Разговоры завел про торги киевские. Хорошо, что Рюрик того не слышал, не так глуп, чтоб не понять, зачем новый приятель Рольфа к Аскольду отправился. Но князь не интересовался делами какого-то купца, своих хватало. С Раголдом, как всегда, отправился Хорень. С тех пор и на долгие годы эти двое будут исправно нести службу для Рольфа-Олега, один добывая, а другой принося нужные вести. Вот и в этот раз всего через полгода вернулся к Рольфу Хорень пересказать про то, что его приятель-купец Раголд разузнал, да товару кой-какого для киевских торгов купить…

Сам Геррауд все чаще задумывался о том, что делать дальше. На довольство или недовольство славян Рюрику было наплевать, но он не смог бы так долго жить в этом лесистом краю, если б не ежедневное давление Рольфа. Будь его воля, построил бы крепость, посадил бы здесь того же Рольфа, если ему так нравится возиться с людишками, которые не знают запаха моря, а сам уплыл бы в ненаглядную Фрисландию. А может, так и сделать? Пусть правит, если нравится. Для него, Геррауда.

Геррауд услышал, как во дворе Рольф громко (у него просто не получается тихо) отчитывает какого-то купца, что привез им плохое зерно, даже пришлось скормить лошадям. Обманщик хорошо понимал, что это пока Ольг просто рычит на него, чуть позже, если сам не предложит заменить на лучшее в двойном размере, просто вытряхнет из него все, что тот имеет, и бросит подыхать. Крут зять княжеский, ох, крут. Но любят его, потому как ругает за дело, не любит обмана.

Конунг усмехнулся, дело ли викинга вот так спорить с подвластными людьми? Рольф ведет себя как настоящий управитель имения и не больше. Невдомек было надменному ярлу, что словене потому и согласились с прозвищем Рольфа – Мудрый, что увидели ту самую мудрость в правлении. Люди любят жестких, но справедливых правителей и прощают им то, что не простили бы мягкому и слабому. Правда, если видят, что не безразличны такому человеку; если жесткость только из-за надменности, то ее за достоинство не признают, в лучшем случае боятся, в худшем – мстят. Рольф-Олег проявлял заботу о тех, кто делал порученное хорошо, поэтому его уважали и даже любили. Это не дано его заносчивому ярлу. Но и не нужно, Геррауд усмехнулся, его не интересовало отношение этих рабов, позвавших варягов на свою голову. Их дело работать, умножая его богатства.

И тут же вздохнул, нет, все не совсем так. Это не рабы, хотя и глупы, но строптивы, сами позвали, но сами и выгонят, не посмотрят на дружину. Зачем ему такое счастье, сидеть на своих землях, как на клубке змей, того и гляди укусят. Нет, лучше и привычней в море. Решено, нужно оставлять у словен Ольга с Ингорем, а самому уходить в любимую Фрисландию. Теперь у него уже есть достаточно серебра, чтобы ту буквально выкупить. Не заметил ярл, как ближайшего помощника на славянский лад назвал.

Рюрик Рольфа все еще в Ладоге держит, тот в его крепости бывает лишь набегами, да и почему-то сам не рвется. С чего бы?

Откуда Геррауду было знать, что Рольфа в Ладоге две женщины держат – его и Рюрика жёны. С одной воюет каждый день, Силькизиф как с цепи сорвалась, а Ефанду уберечь надо, чтобы глупостей не наделала. Вот и плавает Рюриков зять туда-сюда да бережет свою сестру-любовницу пуще глаза.