Текст книги "Нищий принц"

Глава 7

Машина с шашечками остановилась около серой девятиэтажки, в которой находилась моя квартира. Нина достала запасные ключи, которые хранились у нее, и мы вошли . Все стояло на своих местах, было таким родным и привычным, что у меня защипало в носу от подступивших слез. А может, и от пыли, которая ровным слоем покрывала всю мебель, посуду и подоконники. Я долго не могла понять, чего же не хватает в моей маленькой уютной кухоньке? Цветов! Раньше они стояли везде, на холодильнике, шкафах, окне. Проследив мой взгляд, Нина сказала:

– Я перенесла горшки к себе. Жалко, если бы они погибли. А сюда ходить поливать я физически не могла. Каждая вещь напоминала о тебе. Я просто каждый раз после посещения твоей квартиры умирала от тоски.

– Ты же ненавидишь цветы в горшках.

– Я тоже поставила их на кухню, они напоминают тебя. Мне, когда особенно хреново было, я пила чай и с ними разговаривала. У меня ведь, кроме тебя, никогошеньки нет. Мать и то пропала где то на помойке. А твои цветочки все таки живые, растут… Сначала повяли многие, наверное, тоже по тебе скучали… – Подруга подозрительно захлюпала носом.

– Ладно, Пятачок, не расстраивайся. Все нормально будет. Мы с тобой такая сила, с которой ни один мафиозник не справится.

Вдруг раздался резкий звонок в дверь. От неожиданности мы так и подскочили. Я рывком распахнула дверь. На пороге стояла моя соседка Маргарита Львовна. Уперев руки в боки, она приготовилась дать отпор ворвавшимся в квартиру.

– А предъявите ка ваши документы, милочка, мне милицейские товарищи поручили… – Узнав меня, она резко замолчала, прикрыла рот рукой и медленно начала оседать на пол. Мы с Ниной подхватили ее и втащили внутрь квартиры. Усадив соседку в кресло, я побежала искать валидол. У Маргариты Львовны больное сердце, и я всерьез за нее опасалась. На всякий случай, я ушла на кухню, а старушкой занялась подруга. Придя в себя, соседка приняла от Нины валидол и простонала:

– Ниночка, такой ужас мне привиделся. Машенькино привидение по дому бродит. Ужас! Волосы, как водоросли, глаза страшные и смотрит так, будто хочет утащить с собой в пучину вод.

– Правда что ли? – Обалдела подруга.

– Вот те крест, деточка. А ты сама ее часом не видела?

– Такое страшилище, точно нет. – Искренне заверила Нина.

– Странно, а мне тогда почему явилась? Вы с ней подруги вроде были, пусть бы тебя и пугала.

– Может, она поблагодарить Вас хотела, что Вы за ее квартирой хорошо следите? – Предположила Нина.

– Может. – Задумчиво согласилась соседка. – Только зачем ей в пучине водной о мирском то думать?

– Кто их покойников разберет, – философски согласилась подруга. – Может, ошиблась просто, хотела мне явиться, а тут Вы не вовремя сунулись?

– Я не сунулась, – обиделась Маргарита Львовна. – Мне милиция велела за квартирой присматривать, она полгода пустая стоять будет, вдруг наследники какие объявятся.

– Какие же у нее наследники? Сирота, из детского дома…

– Это при жизни сирота. А как помрет человек, сразу родственнички подтягиваются. Чай не в капусте ее нашли. – Поучительно объяснила соседка, выходя из квартиры. – Участковый на той неделе заходил опять ругался, что пломбу с двери сняли, как будто я по ночам спать не должна. Я же не виновата, если стоит ему опечатать Машенькину дверь, как хулиганы сразу же эту бумажку и срывают… А может, это и не мальчишки вовсе. – Вдруг испуганно прошептала Маргарита Львовна и торопливо перекрестилась. – Может, это тоже призрак делает?… – Нина неопределенно пожала плечами, изобразив на лице сомнение.

– Первый раз слышу, чтобы призракам пломбы мешали войти….

– Ты, деточка, запри тут все, как положено, а я прилягу пойду. Напугала меня покойная, до сих пор сердце покалывает.

Неожиданный приход старушки развеял тягостное впечатление, охватившее нас после осмотра опустевшего жилища. Я разыскала ключи от машины, и мы пошли на стоянку. Уезжая на юг, я оплатила ее на месяц вперед, но прошло уже больше двух, и я опасалась за судьбу своего автомобиля. К счастью, до сторожей не дошла весть о моей безвременной кончине, и они легко отдали мне машину, после того, как я оплатила все долги за простой.

Моя «восьмерка» завелась практически сразу. Два раза презрительно чихнув, она довольно заурчала мотором, показывая, что готова к пробегу на любое расстояние.

Первым пунктом нашего пути был «Дом малютки». Там за небольшое денежное вознаграждение мы смогли узнать, что безымянная девочка по фамилии Глебова была доставлена к ним 16 июля 1977 года из роддома номер два города Семенова. (Понятно теперь, чему я обязана своим отчеством. ) Не откладывая дела в долгий ящик, мы с подругой двинулись в Семенов.

Часа через полтора мы были на месте. Роддом выглядел не слишком презентабельно. Маленькое двухэтажное здание давно нуждалось в ремонте. Перила на крыльце с одной стороны отвалились, деревянные ступеньки под нашими ногами угрожающе скрипели.

– Как тут роженицы ходят? – Возмущалась Нина. – Треснет такая вот доска, и можно в родильное не подниматься. Прямо тут родишь.

Я слушала подругу в пол-уха. Меня охватил трепет. Надо же, здесь я появилась на свет! Возможно, сейчас я узнаю, почему мать безжалостно бросила меня в этом убогом месте. Может быть, даже смогу найти ее и посмотреть в глаза. Интересно, кто я на самом деле, и кто Лилиана? А вдруг, у меня огромная дружная семья, а со мной просто случилось недоразумение, и они разыскивают своего пропавшего ребенка все эти двадцать пять лет… Я присела на дермантиновую банкетку в холле. Ноги дрожали. Заметив мое состояние, Нина сказала:

– Ты посиди тут, а я пойду, поищу того, кто сможет нам помочь. – Она ушла, оставив меня наедине с мыслями. Я вспоминала все обиды и унижения, через которые мне пришлось пройти в детдоме и школе. Не смотря на то, что у нас был прекрасный педколлектив, жилось воспитанникам несладко. Я даже не говорю о бедности, почти нищете, в которой мы существовали. Самым обидным было отношение окружающих ко мне и моим товарищам. Учились мы в обычной школе, находившейся недалеко от нашего Дома. Все ребята приходили в класс красиво одетыми, с новыми портфельчиками, набитыми учебниками и бутербродами, заботливо приготовленными мамой. Мы в своих добротных, но серых и невзрачных платьицах, с потрепанными, служащими не один год книжками, выглядели на их фоне замарашками. Дети жестоки. Никто не хотел дружить с детдомовцами, родители просили учителей получше присматривать за нами, будто мы малолетние преступники. Сколько раз мы дрались, за время учебы в школе! А как еще мы могли ответить на оскорбления и насмешки сверстников? Я с детства поняла, что единственный путь вырваться из нищеты, это много работать. Я старалась учиться на отлично и тянула за собой Нину, хотя порой даже выучить уроки в комнате на двенадцать девочек было трудновато. Но все же мы с подругой смогли достойно вписаться в окружающую жизнь, в то время, как многие наши ребята сломались, стали алкоголиками или уже отбывают срок в исправительных учреждениях.

Самыми тяжелыми днями в детдоме были, пожалуй, выходные. В эти дни ребят забирали по семьям. У многих были свои родственники, бабушки, тети. Некоторых брали приемные родители. Сначала на один-два дня, потом забирали на совсем. У Нинки была мать. Алкоголичка, лишенная родительских прав, она изредка приезжала к дочери. Их отпускали домой на ночь. Я жгуче завидовала подруге, хотя она нередко возвращалась от родительницы с синяками и глазами, опухшими от слез. Елена Владиславовна, наша учительница, очень хотела найти для меня приемных родителей. Пару раз меня тоже брали на выходные в семью.

Первый раз я оказалась дома у очень доброй женщины. Она кормила меня пирожками, специально испеченными к моему приходу. Потом мы с Евдокией Петровной, так звали женщину, ходили гулять в парк. Она купила мне мороженое на палочке, катала на каруселях. В тот день я впервые попробовала газировку. Прогуливаясь по аллеям парка, держась за руку Евдокии Петровны, я была практически счастлива. Вечером с работы пришел ее муж. Он выглядел уставшим и хмурым, поглядывал на нас не слишком одобрительно и, поужинав, сразу ушел читать газету. Я даже не рискнула спросить его имя, так оробела. Потом меня уложили спать в отдельной комнате на мягкой чистой постели. Я постеснялась сказать, что боюсь оставаться одна в темноте, и долго не могла уснуть. Евдокия Петровна в соседней комнате о чем то спорила со своим мужем. Он то и дело срывался на крик, но тотчас замолкал. Потом женщина зашла ко мне в комнату и села на кровать, включив ночник. Может, она просто хотела посмотреть на меня, или поняла мои страхи, но я была очень благодарна ей за заботу. Мне было семь лет, но я до сих пор помню, с каким выражением смотрела на меня в ту ночь Евдокия Петровна, в глазах ее стояли слезы. Больше она меня не брала. Я думаю, ее муж не согласился приютить девочку из детского дома. Пару раз мне передавали от нее сладости, потом прекратилось и это. Передать горе, поселившееся в моем маленьком доверчивом сердце, невозможно словами. Несколько лет после этого я ждала Евдокию Петровну, только став взрослее, я, наконец, осознала – она не придет, никогда. Елена Владиславовна сама порой плакала, глядя на меня, вцепившуюся в забор с глазами устремленными на дорогу ведущую к воротам. Второй раз в семью я попала в возрасте одиннадцати лет. Зачем супруги Горкины брали к себе ребенка из детского дома, я не поняла. У них была своя девочка. Люся. Меня этот вопрос не очень то волновал, мне нравилось играть с Люсей, у нее была целая коробка замечательных игрушек, полки с детскими книгами. Ее папа показывал нам диафильмы. Мне очень нравился этот процесс. Я принимала активное участие в натягивании белой простыни на стену, в установке аппаратуры, и потом с замирающим сердцем сидела в темноте, следя за передвигающимися веселыми фигурками. Горкины были добрыми людьми. Мы могли бы надолго подружиться с ними, но однажды Люся заболела чем то вроде чесотки. Ее родители устроили директору жуткий скандал, обвинив в том, что за детьми в нашем детдоме смотрят отвратительно, ведь заразу по их мнению принесла я. Ко из нас: я или Люся, явились источником болезни, непонятно, но и у нее в школе и у нас в комнате девочки переболели этой дрянью. До сих пор не могу понять, почему во всем случившемся обвинили меня? Разве я виновата, даже если заболела? Мы выздоровели, но Горкины в нашем Доме больше не появились ни разу.

Теперь все это позади, я не маленькая несчастная девочка, но обида на мать осталась в сердце на всю жизнь. Смогу ли я перебороть ее и нормально общаться с этой женщиной, если найду?

– Так, кажется, все в порядке! – Нина радовалась, что могла помочь мне. – Пошли в подвал, там архив. Сейчас нам сделают выписку из регистрационной книги. Придется заплатить, конечно…

– Это не важно. – Глухо успокоила я подругу, стараясь справиться с расшалившимися нервами. Мы спустились в подвал, где тетенька в не слишком чистом белом халате выдала нам следующие сведения:

Галина Ивановна Глебова поступила в роддом восемнадцатого июня 1977 года. Девятнадцатого июня родила ребенка женского пола. Ночью сбежала через окно в казенном халате и тапочках. Здесь же был адрес мамаши. Сведения о том, искали ее или нет, что она говорила по поводу отказа от ребенка, отсутствовали. Переписав адрес, мы отправились искать мою малую родину.

Мать проживала в двухэтажном желтом бараке на самой окраине города. Найдя дом, мы позвонили в квартиру номер четыре. Открывать никто не поспешил. Вероятно, хозяева уехали или просто были на работе. Мы вышли и уселись на лавочку у подъезда, не зная, что делать дальше. К нам подошла неряшливая женщина неопределенного возраста.

– Девчонки, закурить не найдется? – Нина, молча, достала сигареты. – А вы чего тут сидите? Ждете что ли кого?

– Нам Глебова нужна, из четвертой квартиры.

– Это какая Глебова? – заинтересовалась женщина, даже курить перестала.

– Галина Ивановна. 1957 года рождения.

– Так это подружка моя, – помолчав, выдала она.

– А где ее найти то можно, не подскажете? – С женщиной вела переговоры Нина. Комок, застрявший в горле, мешал мне говорить.

– Подскажу, конечно, подскажу, отчего же не подсказать. Только, девчонки в горле пересохло, – запечалилась собеседница, – мысли путаются…

– Ясно, – перебила Нина. – Сколько?

– Да мне опохмелиться бы только, – заторопилась пьянчужка. – И я вам все расскажу и покажу. – Нина в растерянности обернулась ко мне. Ждать, пока тетенька купит бутылку, опохмелится и вернется, не было сил. Не факт, что она вообще вернется, а главное в каком виде?

Я поднялась и пошла к машине. Наша собеседница здорово расстроилась, решив, что мы решили уехать.

– Да мне много не надо, – заканючила она. – Грамм на сто хотя бы. Трубы горят.

Я достала из багажника бутылку водки, которую всегда вожу с собой на всякий пожарный случай. При поломках на дороге или в других ситуациях, когда не совсем удобно предлагать деньги, эта привычка очень меня выручает. Увидев горячительное, женщина воодушевилась. Я поставила бутылку на лавочку рядом с собой.

– Рассказывай, выпьешь позднее. – Сухо скомандовала я.

Поняв, что водку надо заработать, пьянчужка вздохнула и встала.

– Пошли.

– Куда?

– Вы спрашивали, где ее можно найти, так я покажу.

Мы молча пошли за ней. Минут через десять показался железный забор. Через ажурные ворота мы попали на территорию кладбища. Женщина остановилась у запущенной могилы с покосившимся крестом.

– Вот она, давай бутылку. – Я автоматически протянула ей спиртное. На табличке значилось: «Глебова Галина Ивановна. 20 октября 1957года – 20 июня 1977 года.» Значит, мать умерла на второй день после родов?

– Что с ней случилось? – спросила за меня Нина.

– Умерла. Давно уж, двадцать пять лет прошло. Может, помянем рабу божью?

– Вас как зовут? – Спросила я.

– Натальей.

– Наташ, расскажите нам про Галину, все, что помните, а я Вам еще на бутылку дам.

– Ну а чего же не рассказать то? – Женщина отхлебнула из бутылки. – Полегчало мне от вашего лекарства. Теперь чего хошь можно. Подругами мы были закадычными. Только мало она прожила совсем, рассказывать нечего.

У Гали Глебовой никогда не было отца, мать родила ее после поездки в санаторий неизвестно от кого. Женщиной она была самостоятельной, работящей. Дочку воспитывала в строгости. Девочке исполнилось пятнадцать лет, когда мать попала под троллейбус и умерла, не приходя в сознание. Галя осталась одна. В это время она уже училась в ПТУ, получала стипендию и кое как дотянула до совершеннолетия. В восемнадцать она влюбилась. Санек был не местным, приехал откуда то с севера, работал на пилораме. Через год они поженились. Свадьба была приличная, гостей позвали человек двадцать. Потом Галя забеременела. Восемнадцатого июня ее отвезли в роддом, где она и родила двойню. Наташа приходила к подруге в роддом и помнит, как та радовалась такому двойному счастью. Саша со своей пилорамы почему то не приехал. Может, транспорт не дали, это ведь в лесу, довольно далеко. Или работа срочная была. Вечером Галю пришла навестить подружка Зина. Она то, по секрету, и рассказала девушке, что ее муж развлекается на пилораме с девчонкой из соседней деревни, а про беременную жену и думать забыл. Она, возможно, придумала это от зависти или ревности, но Галя поверила. Ночью, не выдержав неизвестности, она пешком побежала на пилораму. В лесу у нее открылось сильнейшее кровотечение, и она умерла прямо там, на земле, в лесу. Ее нашли грибники, через два дня. Саша к тому времени уже вернулся и повсюду разыскивал жену. Узнав, как все было, он запил. Две недели после похорон Гали парень пил не просыхая, то ли любил ее уж очень сильно, то ли помнил за собой вину, сейчас уже не узнаешь. Справившись с собой, он побрился, надел свежую рубашку и пошел в роддом. Что ему там сказали тоже неизвестно. Оттуда он пошел в лес и повесился на собственном ремне.

– Такая вот история. – Подвела черту Наташа, переваливая за середину бутылки.

– А с двойняшками, что стало? Их точно двое было? Нам в роддоме сказали, одна только девочка родилась. – Засыпала ее вопросами Нина. Я растерянно молчала. О своих родителях я готовилась узнать что угодно, но рассказанная Наташей история, просто выбила меня из колеи.

– Я, девушки, хоть и выпиваю, но из ума еще не выжила. Я ведь сама ее навещала, она показывала мне два свертка. Две девочки у нее были. Совершенно одинаковые. А вы чего интересуетесь то? Родственники что ли?

– Вроде того. – Ответила за меня подруга, дала пьянчужке денег на бутылку и потащила меня к машине.

Отъехав от дома на несколько километров, я затормозила на обочине. Вести машину дальше я не могла. Руки тряслись, мозги отказывались думать о дороге.

– Выходит, что Лилиана твоя родная сестра?

– Да, Нин. Непонятно только, почему записана только я, и где она пропадала все эти годы? Представляешь, у меня двадцать пять лет была сестра, а я об этом даже не знала. А теперь… – Мне стало так горько, что я заплакала. Нина молчала. Она, как никто понимала, что значит для детдомовца родня. Потом она попыталась сменить тему.

– А вот Макс получается не родной тебе, ни по отцу, ни по матери. И Лилиане родным не был. Интересно, он сам об этом знает?

– Нужно вернуться в роддом и узнать насчет Лили. У меня, то есть у Лилианы, в паспорте сейчас стоит другая дата рождения. Двадцать восьмое июня 1977 года. Разница почти десять дней. Но поверить в такое совпадение просто невозможно. – Я вытерла слезы и взяла себя в руки. – Нужно посмотреть, кто рожал в этом роддоме Двадцать восьмого июня. Не думаю, что в тот день там появилось на свет много девочек. Что-то там еще случилось за эти десять дней, после чего двойня превратилась в одну, а моя сестра в Лилиану Воронову.

Глава 8

Женщина из архива уже собиралась домой. Увидев, что мы вернулись, она удивилась.

– Бумажку с адресом потеряли что ли?

– Нет, тут дело посерьезнее, – заявила Нина. – Мы сейчас к Глебовой ездили. Там куча свидетелей утверждает, что девятнадцатого июня 1977 года Галина Ивановна родила двойню. Как же могло случиться, что зарегистрирована только одна?

Врачиха растерялась, ей явно не приходилось бывать в подобных ситуациях раньше.

– Я не в курсе, работаю в роддоме всего семь лет. Откуда мне знать, что тут намухлевали четверть века назад?

– Это вопрос очень серьезный, Евгения Петровна. Делом Глебовой сейчас занимается прокуратура. – Нинка врала напропалую. – Необходимо точно выяснить, куда делась вторая девочка. Иначе у Вашего роддома возникнут серьезные неприятности.

– Хорошо-хорошо. Вы не беспокойтесь. – Она так расстроилась, что даже не догадалась спросить у нас документы. – Подождите немного, я схожу к заведующей и узнаю, как поступают в подобной ситуации.

Вернулась она довольно быстро, облегченно улыбаясь.

– Я думаю, сейчас все разрешится. Я недавно работаю в архиве, всего второй день, – смущенно пояснила она. – Есть еще один список, в котором фиксируются умершие дети. Сейчас мы его найдем и, надеюсь, все прояснится. Ну вот, точно, – она провела пальцем по строчке в огромной регистрационной книге. – Глебова. Скончалась Двадцать восьмого июня 1977года. Причина – патология сердечной мышцы. ( Я постаралась осмыслить услышанное. Девятнадцатого июня родились две девочки по фамилии Глебова. Одна из них умерла двадцать восьмого июня….Значит, моя сестра скончалась именно в тот день, когда, согласно паспортным данным, родилась Лилиана?) – Ну и последний вопрос. – Я достала блокнот. – Посмотрите пожалуйста, кто рожал двадцать восьмого июня в вашей больнице?

Евгения Петровна покопалась в книгах и выдала результат:

– В тот день одна только роженица разрешилась девочкой. Зиновьева Светлана Владиславовна. Адрес записывать будете?

Записав все данные, мы вернулись к машине.

– Ну в целом все ясно. У этой Светланы, похоже, были неудачные роды, ребенок умер. Его поменяли с моей сестрой. Либо она попросила персонал, либо нашелся кто-то сердобольный и решил хоть одну из близняшек пристроить в добрые руки. Что все так и было, можно даже не сомневаться. Осталось только выяснить, как мать Лили из Зиновьевой превратилась в Воронову.

– Может, второй раз замуж вышла?

– Можно к ней съездить, только нам это уже ничего не принесет. Макс Лили не брат, а значит мне тем более.

– Но он то этого не знает.

– Ну и как я по-твоему объясню появление сестры-двойняшки? Что меня потеряли по дороге домой двадцать пять лет назад? Или в такси забыли?

– Вот для этого и надо идти к Светлане. Сама кашу заварила, сама пусть и выкручивается.

– Ладно, поедем. Только завтра. Достаточно на сегодня впечатлений. Да и есть зверски хочется.

– Клара обещала что то вкусненькое приготовить, – мечтательно пропела Нина. – Поехали домой.

– Хорошо, только по дороге заедем, купим тебе сотовый, не вечно же мы вместе ходить будем, а связь держать надо.

Доехав до города, мы поставили «восьмерку» на стоянку, и я позвонила Павлу. Оказалось, что он уже послал ребят отогнать «Хаммер» ко мне домой.

– Я отвезу тебя на своей машине, – заверил он меня. Через восемь минут перед нами остановилась красавица – «Хонда». Из нее выскочил Павел с букетом ромашек и распахнул передо мной дверку. Он не знал, кем приходится мне Нина, и играл во всю. Приземистая спортивная машина внутри оказалась просторной и уютной. Усадив Нину, Павел занял место за рулем.

– Извини, дорогая! Цветочки простенькие, по дороге купил. В цветочный магазин заезжать не стал, не хотел, чтобы ты ждала меня хоть одну лишнюю минутку. – Подруга непонимающе таращилась на нас, но вопросов задать не решилась. Подъехав к дому, я стала зазывать его на обед.

– Не стоит перегибать палку. Костику уже наверняка донесли о наших отношениях, так что ни к чему его дразнить.

– Да наплевать на него! – Искренне воскликнула я.

– Лучше вечером я приглашаю тебя в ресторан. Заеду часиков в девять. Жди.

В холле нас уже ждали. Клара с удивлением уставилась на наши пустые руки.

– Что? Удивляешься? Вот и я в шоке. На эту корову не удалось подобрать ничего стоящего. – Я обернулась к Нине. – Чем жить с такой фигурой, милочка, легче в детстве удавиться. – Я видела, что подруга смертельно обиделась, потом объясню ей, что лучший способ втереться в доверие к прислуге, попасть хозяевам под горячую руку.

Я величественно поднялась по мраморной лестнице, на последней ступеньке обернулась и приказала:

– Выделите новенькой комнату, пусть устраивается, через двадцать минут жду ее у себя. Клара, можете начинать накрывать в столовой.

Нина появилась в моей спальне спустя десять минут.

– Ну и что ты себе позволяешь? Да у меня фигура в сто раз лучше твоей. Тебе давно в тренажерный зал пора записываться, а у меня ни одного лишнего килограмма. Мне все девчонки сказали на кухне…

– Жалели что ли? – Перебила я ее.

– Еще как!

– Значит, я своего добилась. Так бы ты сто лет к ним в доверие втиралась, а теперь ты сразу в доску своей стала.

– А ведь и правда, – изумилась Нина. – Мне за эти десять минут столько сплетен про тебя рассказали…

– Что и требовалось доказать. Тебе комнату хорошую выделили?

– Нормальную, мне в ней, надеюсь, не год жить, так что это не важно.

– Я сегодня в ресторан пойду, попытаюсь еще что-нибудь узнать у Павлика, а ты постарайся выведать все про «мою» семью. Ну там папа, мама, брат. Сама то я спросить не могу, как ты понимаешь, а тебе сам бог велел любопытство проявить насчет новых хозяев.

– А Паша, он тебе кто? Такой парень приятный.

– Понравился? Сейчас не могу уступить. Подожди, пока все разрешится. А там посмотрим.

– Ты думаешь, он на прислугу даже не посмотрит?

– И это тоже, но сейчас он нужен мне для дела. У нас джентльменское соглашение. Потом объясню. А сейчас пошли в столовую, кушать грибы.

В столовой огромный стол был накрыт на одну персону, я даже позавидовала Нинке, которая пошла обедать на кухню в обществе веселых горничных и садовника.

Вечером, лежа на кровати в ожидании Павла, я пыталась решить, как действовать дальше. При этом я с удивлением обнаружила, что вроде как и не жалею, что попала в такую передрягу. Еще два дня назад я проклинала себя за то, что купила эту чертову путевку в Египет, поперлась на пляж, хотя вполне могла загорать у бассейна отеля. А сегодня я лежу и ужасаюсь, что всего этого могло и не случиться. Как я ни гнала от себя эту мысль, но перелом в моей душе произошел во время встречи с Максимом. Не зная, что он мой брат, я посмотрела на него, как на мужчину. И этот мужчина сразу и бесповоротно поселился в моем сердце. Вот и сейчас, вместо того, чтобы думать, как выпутаться из всего этого дерьма, я представляю его руки, улыбку. Я и с Пашей контракт заключила в основном, чтобы мои чувства особо не бросались в глаза. Ведь Максим всю жизнь считает себя моим братом, такую стену не пробить никогда в жизни… Из задумчивости меня вывел звонок сотового.

– Дорогая, я уже выезжаю. Надеюсь, сегодня ты будешь самой красивой!

Я с чисто женским любопытством начала исследовать содержимое шкафов Лилианы. Здесь было все, о чем только может мечтать современная девушка. Многие вещи были даже не надеваны, на них болтались бирки. Я нажала на кнопку, предназначенную для вызова прислуги. Через минуту на пороге появилась Нина. Вместе с ней мы выбрали сногсшибательное зеленое платье, удивительно гармонирующее с моими глазами. Мой великолепный южный загар очень эффектно смотрелся в этом предельно открытом наряде. Пока я мудрила с макияжем, Нина подобрала подходящие туфли, сумочку и замечательное ожерелье. Я совершенно не разбираюсь в драгоценностях, но думаю, что это самые настоящие бриллианты. К шикарному платью необходима эффектная прическа. Я всегда считала подругу непревзойденным мастером парикмахерского искусства, но сегодня она себя переплюнула. Уложив мои длинные волосы в замысловатую прическу и украсив ее двумя нитками изумрудов, Нина превратила меня просто в сказочную фею. Накинув на плечи газовый шарф, я вышла в холл. Уже ожидавший меня там Паша, просто обалдел от восхищения. Усаживая меня в машину, он дышал подозрительно тяжело.

– Лили, а может, наплюем на наш договор? Пусть все будет по настоящему, – предложил он, подъезжая к ресторану.

– Ты меня разочаровываешь, Павел. Уговор дороже денег. – Напомнила я ему, но, видя, как он расстроен, добавила:

– всему свое время. Не надо торопиться, никто не знает, что будет завтра. – Парень просиял и сказал:

– Там в ресторане Максим, я сказал ему, что приду со своей новой девушкой. Решил сделать сюрприз, и заодно расставить все точки над "и".

Я растерялась. Сегодня встреча с Максом не входила в мои планы. Увидев, что с ним за столиком восседает юная Алина, я поняла, настроение безнадежно испорчено. «Брат» тоже не выказал особой радости от встречи со мной. Он посмотрел на Павла, обнимающего меня за талию, и хмуро буркнул:

– За такие сюрпризы ноги надо вырывать.

– Ты чем-то недоволен? – Агрессивно начал мой спутник.

– Что будут пить дамы? – галантно спросил Максим, проигнорировав вопрос друга.

Пропустив по паре рюмочек, мы немного расслабились. Алина трещала почти не замолкая, мы с Павлом старательно изображали счастливых влюбленных. Макс развалился на стуле и, куря сигарету, лениво рассматривал танцующие пары.

– Максим, пойдем потанцуем, – заныла Алина, проследив за его взглядом. – Сто лет такой красивой музыки не слышала.

– Не хочется. – Отмахнулся «брат». Я облегченно вздохнула, смотреть, как он прижимает к себе эту юную прелестницу, было бы мне не приятно.

– Может, мы потанцуем? – подхватил идею Павел.

– Пригласи лучше Алину, – предложил Макс. – Мне с сестрой поговорить надо.

Девушка с готовностью вскочила со стула, Паше ничего не оставалось, только вести ее на площадку.

– Обязательно было совращать моего друга? – хмуро спросил «брат», когда мы остались одни. – Парней что ли мало?

– Да много парней, но похожих на тебя, единицы. Вот я и нашла.

– Лиль, ты нарочно меня заводишь? – Парень даже покраснел от злости. – Я же просил тебя после того раза… Ты понимаешь, что делаешь? – ( Много бы я отдала, чтобы узнать, что было в прошлый раз ).

– А что? – сделала я наивные глаза. – Ты с детства для меня идеал мужчины, что плохого, что я ищу любовника похожего на тебя?

– В кого ты такая, а? От скуки что ли бесишься?

– Я же не виновата, что мне в мужиках нравятся такие вот сильные руки, – я дотронулась кончиками пальцев до его ладони, – и подбородки ну точно, как у тебя. – Макс отдернул руку, будто обжегся. Справившись с собой, он процедил:

– Последний раз предупреждаю. Не прекратишь, я тебя ударю. – По его потемневшим глазам я поняла, что он не шутит.

– Максим, ты что меня боишься? Я же просто пошутила.

Он презрительно посмотрел на меня и отвернулся.

– Ты сам виноват. Чего со своими проповедями привязался? С кем хочу, с тем и встречаюсь.

– Хоть бы по любви, а то мечешься, как кошка, от одного к другому.

– Так я же сказала, кого люблю. Ну все-все. – Замяла я, увидев его потемневший взгляд. Напрасно я нарываюсь. Во всем виновата выпивка, решила я.

Павел с Алиной возвратились с площадки вполне довольные друг другом. Они успели станцевать один медленный и два быстрых танца. Веселые и раскрасневшиеся они плюхнулись за стол и предложили выпить. Вскоре за столом стало оживленно. Снова зазвучала медленная мелодия.

– Пойдем что ли, сестра, потанцуем ? – неожиданно предложил захмелевший Максим. Мы с удивлением поглядели на него, а он уже галантно протянул мне руку.

Выйдя на танцевальную площадку, мы нерешительно поглядели друг на друга. Потом Макс осторожно обнял меня и сказал:

– Хоть немного ногами то перебирай, танец все таки. А ты сегодня здорово выглядишь. Для Пашки нарядилась?

– Для тебя. – Я думала, он сейчас взорвется, но услышала спокойный вопрос:

– Откуда ты знаешь? Догадалась?

– О чем?

– Не прикидывайся. Раскусила меня и издеваешься. Я всю жизнь борюсь с этой необъяснимой ревностью к тебе. Наверное, мне жаль отдавать свое другим мужчинам, ведь я воспитывал тебя столько лет. А вчера при встрече после этих месяцев разлуки я почувствовал еще что-то.

– Что? – Тихо спросила я, прижимаясь поближе.

– У меня было чувство, как будто это не ты. Все твое: руки, ноги, лицо, а взгляд другой. И сегодня тоже. Зачем ты провоцируешь меня? Мы столько лет жили спокойно, после того случая. Но там было просто недоразумение, я был пьян, ты приняла меня за другого. Но мы же вовремя остановились… Посмеялись и забыли. А теперь я смотрю на тебя и не пойму, почему мне вспоминается тот день? Что с тобой не так, сестренка?