Текст книги "«Харбинская» операция НКВД СССР 1937–1938 гг. Механизмы, целевые группы и масштабы репрессий"

Приказ № 00485 запускал не только аресты и осуждения по «польской» операции, но и вводил в практику НКВД новый порядок осуждения – «альбомный». Вывод Н.В. Петрова и А.Б. Рогинского о том, что «польский» приказ стал «модельным» для директив НКВД по всем последующим «национальным» операциям подтверждается материалами внесудебных инстанций. Все последующие оперативные документы по «линейным» операциям повторяют структуру и логику приказа № 00485. В преамбуле к ним содержится «обоснование» репрессии – утверждение об активизации в СССР разведывательных органов соответствующей иностранной державы и о перерастании этой деятельности из разведывательной в диверсионно-террористическую и повстанческую. «Польский» приказ обозначал целевые группы (перебежчики, политэмигранты, работники диппредставительств и т. д.), подлежащие «чисткам», и приоритетные сферы массовых репрессий (органы НКВД, ряды Красной армии, военная и оборонная промышленность), регламентировал сроки проведения операции и формы отчетности по ней[64]64
  Петров Н.В., Рогинский А.Б. «Польская операция» НКВД 1937–1938 гг. // Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997. С. 22–43.


[Закрыть].

Приказом № 00485 руководствовались сотрудники НКВД при вынесении следственных решений по «немецкой» операции, однако включали дела по «германскому» шпионажу в отдельный список, так как специального документа о начале репрессий издано не было, а вышедший в июле 1937 г. приказ № 00439 касался только германских граждан. Его действие рассчитано было на пять дней. Поэтому репрессии по «немецкой» линии шли в рамках оперативного документа № 00439, но по сценарию, заданному «польской» карательной акцией. Эта тенденция сохранялась и для последующих «национальных» операций. «Харбинская» карательная акция, так же как и другие «национальные» операции, проводилась согласно правилам, установленным приказом № 00485, сохраняя «альбомный» порядок осуждения, формы отчетности и т. д. Однако в ряду «линейных» репрессий она занимает особое место. На первый взгляд приказ № 00593 не был национально окрашен, в отличие от «польского», «немецкого», «греческого», «иранского», «афганского» и т. д. Целевыми категориями репрессий должны были стать преимущественно русские, а именно «харбинцы» (бывшие служащие КВЖД и реэмигранты из Китая), обвиненные в «японском» шпионаже. Эти особенности выделяют «харбинскую» карательную акцию в ряду других «национальных» операций и делают ее нестандартной.

Главная причина их проведения подавалась руководством страны как уничтожение пятой колонны в условиях надвигающейся войны, поэтому в список «предателей» были включены все те, кто имел любую «связь с заграницей». Целевыми категориями «национальных» операций стали военнопленные, политэмигранты, перебежчики, работники диппредставительств, белоэмигранты, этапированные в СССР, служащие иностранных предприятий. «Подозреваемыми» в шпионаже становились те, кто родился, учился, работал за границей, бывал в командировках или в гостях, поддерживал контакты с иностранными родственниками, друзьями или коллегами, общался с подданными других стран, находившимися в СССР, в том числе с дипломатами, послами, консулами, работал на иностранных предприятиях и т. д. Подобный вывод подтверждается анализом «альбомов» по «харбинской», «польской», «немецкой», «смешанным» и другим операциям. Критерием «преступности» в первую очередь выступала не этничность, а рождение или проживание во «враждебной» «капиталистической» стране или поддерживание любой связи с ней. Именно эту составляющую территориальные органы НКВД пытались отразить в «альбомных» справках, в противном случае «альбомы» возвращали на доследование.

«Национальные» операции не были этническими чистками. Еще раз этот тезис подтверждается шифртелеграммой начальника УНКВД по Свердловской области Д.М. Дмитриева, который 21 марта 1938 г. докладывает заместителю народного комиссара внутренних дел М.И. Фриновскому о ходе карательных акций:

• по немецкой «линии» арестовано 4142 человека, из них 390 немцев;

• по польской – 4218 человек, из них 390 поляков;

• по «харбинской» – 1249 человек, из них 42 «харбинца»;

• по латвийской – 237 человек, из них 12 латышей;

• по румынской – 1 румын и 96 русских;

• по финской операции репрессировано 5 русских, 8 евреев и 2 прочих[65]65
  Лубянка. Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938. М., 2004. С. 639.


[Закрыть].

К весне 1938 г. «национальные» операции заняли главное место в репрессивной политике СССР, так как лимиты по «кулацкой» операции к этому времени многими регионами были выполнены. Теперь главный удар территориальные органы НКВД (УНКВД) нанесли по «неблагонадежным» группам, обозначенным в «линейных» приказах. На весну 1938 г. приходится пик их арестов. С этого времени действительно наметилась тенденция этнизации «национальных» операций, так как число репрессированных национальных меньшинств возрастает. Согласно отчету НКВД СССР, Особые тройки по «польской» операции осудили около 55 % поляков, «немецкой» – около 67 % немцев, «румынской» – около 12 % румын, «финской» – около 75 % финнов, «латышской» – около 64 % латышей, «эстонской» – около 81 % эстонцев, «греческой» – около 93 % греков, «иранской» – около 42 % иранцев, «афганской» – около 16 % афганцев[66]66
  ЦА ФСБ. Ф. 8ос. Оп. 1. Пор. 70. Л. 22.


[Закрыть]. Даже к завершению Большого террора «национальные» карательные акции не стали этническими чистками. Треть (около 35 %) репрессированных осенью 1938 г. принадлежали к титульным нациям, это прежде всего русские, украинцы и белорусы.

В целом этничность, «связь с заграницей», социальный статус и «антисоветское» поведение увеличивали «шансы» подвергнуться репрессиям. К таким факторам относилось и место работы. Карательные акции в первую очередь прошли по государственным сферам, связанным с обороноспособностью страны: Красная армия, аппарат НКВД, оборонная, машиностроительная, угольная, нефтяная, химическая промышленность, черная и цветная металлургия, железнодорожный транспорт.

Репрессии по «национальным» операциям в каждой республике, области, каждом крае имели свою специфику и, как нам представляется, были непосредственно связаны с географическим положением региона. Особенно это отразилось на приграничных районах. Так, например, в УССР масштабные карательные акции были проведены по приказам № 00485, 00439, а также по «румынской» линии. По «польской» и «немецкой» операциям в Украинской ССР до сентября 1938 г. прошло около 50 и 74 % соответственно от общего числа осужденных по этим массовым операциям[67]67
  ОГА СБУ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 197. Л. 117.


[Закрыть]. По «румынской» операции около 83 % репрессированных было арестовано в УССР[68]68
  Архив УФСБ по Омской области. Ф. 6.


[Закрыть]. «Греческая» карательная акция массово прошла в Краснодарском крае (41 %) и Донецкой области (31 %), «эстонская» и «финская» – в Ленинградской области (56 и 39 % соответственно). Репрессии по приказу № 226 прошли в Туркменской (12 %) и Таджикской (88 %) республиках. Массовая борьба с китайцами (80 %) велась на Дальнем Востоке.

Чистку усиливали кампании по выселению из СССР «неблагонадежных элементов». «Национальные» операции НКВД СССР сопровождались депортационными мероприятиями, особенно в приграничных районах, для форсированного очищения территорий. Так, «иранской» операции предшествовала высылка из Азербайджана «неблагонадежных элементов» из числа иранцев. После депортации дальневосточных корейцев начались репрессии этой категории населения и т. д.

Таким образом, «национальным» операциям предшествовал долгий подготовительный этап, выражавшийся не только в реорганизации аппарата НКВД, но и в подготовке советского общества к массовым арестам. Единичные репрессии в отношении целевых категорий «национальных» операций имели место на протяжении 1920–1930-х годов, однако апогея они достигли в период Большого террора. Карательные репрессии против «неблагонадежных» групп были проведены «по линиям» практически всех стран «враждебного окружения», однако критерием «преступности» в первую очередь выступала не этничность, а рождение или проживание во «враждебной» «капиталистической» стране или поддерживание любой связи с ней. В список «предателей» были включены все те, кто имел любую «связь с заграницей». Поэтому операция по приказу № 00593 стоит в ряду «линейных» карательных акций, несмотря на то, что она была направлена в первую очередь против русских. Социальный статус репрессированных (статус перебежчиков, политэмигрантов, белоэмигрантов, «бывших» и т. д.) для чекистов выступал определяющим фактором чистки, а «связь с заграницей» выступала в качестве повода для репрессии. Главная причина «национальных» репрессий заключалась в уничтожении пятой колонны в условиях надвигающейся войны.

1.2 Технологии репрессий «харбинской» операции

Для изучения механизмов репрессий по приказу № 00593 следует проследить историю возникновения самого карательного решения и директивных документов, регламентирующих подготовку и проведение «харбинской» операции, вышедших как до начала акции, так и после нее. Рассмотрение алгоритма ее реализации следует начать с Политбюро ЦК ВКП(б), так как именно этот высший властный орган советского режима в составе первых лиц партии и государства – И.В. Сталина и В.М. Молотова – выступал инициатором массовых убийств и за ключений в лагеря. Подготовка и реализация акции с начала до конца определялась множеством приказов, циркуляров, меморандумов, директив Политбюро и руководства НКВД. Эти указания, связанные с кампанией преследований, детально регламентировали все важные вопросы проведения массовых операций, в том числе «харбинской». Опубликованные протоколы заседания Политбюро 1930-х гг. показывают, насколько тщательно руководящий орган ВКП(б) занимался вопросами террора[69]69
  Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б). Повестки дня заседаний. Т. 2: 1930–1939. Ка талог / отв. ред. Г.М. Адибеков, К.М. Андерсон, Л.А. Роговая. М., 2001. С. 874–1007.


[Закрыть]. Помимо рассмотрения действий вертикали террора, проведение «харбинской» карательной акции следует анализировать на уровне республик, краев и областей, так как именно здесь проводились массовые аресты.

Проведению «национальных» карательных акций 1937–1938 гг. предшествовала долгая подготовительная работа. Одним из направлений такой подготовки стало постепенное введение оперативного учета всех въезжающих на территорию СССР. Кроме того, целевые категории «национальных» приказов подвергались единичным репрессиям на протяжении 1920–1930-х гг., однако в период Большого террора чистка приобрела тотальный характер.

Первые преследования в отношении реэмигрантов из Китая и бывших служащих КВЖД, вернувшихся в Советский Союз после советско-китайского конфликта, относятся к рубежу 1920–1930-х годов. С обострением внешнеполитической обстановки репрессии в отношении названных категорий возрастают. Оккупация Японией Северо-Восточного Китая вызвала в СССР волну шпиономании в отношении бывших работников КВЖД. Уже июньская ориентировка 1933 г. заместителя председателя ОГПУ при СНК СССР Я.С. Агранова, в которой говорилось о возможной войне с Японией, предписывала осуществлять оперативный учет всех лиц, прибывших из Маньчжурии (главным образом находившихся в Харбине и в аппарате КВЖД), обеспечив их соответствующим «агентурным освещением», за исключением членов ВКП(б), не вызывающих подозрений. Ориентировка выделяла контингенты, завербованные японской разведкой, которые теперь также должны были подвергаться учету. К ним относились (помимо служащих КВЖД и эмигрантов в Китае) японцы, корейцы, китайцы, буряты, монголы, татары, проживающие в ДВК, а также сотрудники консульств. Чекистам рекомендовалось выявлять существующие среди них контрреволюционные группировки и выяснять характер их связей с японской разведкой в период пребывания за границей[70]70
  ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 275. Л. 1–21.


[Закрыть]. Начиная с 1933 г. учет лиц, въезжающих в страну, становится тотальным. Подучетным населением становились перебежчики, реэмигранты, политэмигранты, работники иностранных концессий, военнопленные и др.

С 1934 г. по лето 1937 г. Особый отдел ГУГБ НКВД направлял в республиканские НКВД, областные и краевые УНКВД ориентировки о ликвидации в Москве «диверсионно-террористических и разведывательных организаций» японской разведки, состоящих преимущественно из реэмигрантов из Китая. В оперативных документах приводились примеры подготовки шпионов и диверсантов, иллюстрировалась их провокаторская деятельность на территории СССР[71]71
  ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 144. Л. 1.


[Закрыть]. Назывались различные молодежные организации («Христианский союз молодых людей», «Черное Кольцо», «Союз Мушкетеров» и др.), учебные курсы и школы (автотракторная школа «Интернационал»), в которых, по мнению НКВД, готовились диверсанты, террористы, разведчики для последующей их переброски в СССР[72]72
  ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 273. Л. 2.


[Закрыть]. Военная промышленность, транспорт, гражданская и военная авиация, ряды Красной армии были определены ориентировками как основные места проникновения «шпионов»[73]73
  ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 1088. Л. 1.


[Закрыть]. Именно здесь чекисты ликвидировали «диверсионные группы». Кроме Москвы и Московской области «японских» шпионов арестовывали на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири[74]74
  ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 99. Л. 18.


[Закрыть]. Ориентировки сопровождались протоколами допросов и/или обвинительными заключениями по «раскрытым» делам. Таким образом, «харбинцы» подвергались арестам и обвинениям в «японском» шпионаже еще задолго до начала массовых репрессий. Похожие ориентировки приходили из Москвы по «польским», «немецким» и другим «линиям». Присланные документы служили пособием при ведении следствия, а также вестником предстоящих репрессий против обозначенных целевых категорий.

В феврале 1936 г. заместитель наркома внутренних дел СССР Г.Е. Прокофьев утвердил циркулярное письмо, предписывающее всем начальникам экономических отделов НКВД (УНКВД) произвести полный и тщательный учет всех кадров, могущих быть использованными в «разрушительных целях» японской разведки в народном хозяйстве. При этом по сравнению с директивой 1933 г. подучетный контингент расширялся. Теперь к «японским» шпионам (помимо бывших сотрудников КВЖД и лиц, проживавших на оккупированной японцами территории) отнесли ездивших в Японию или Маньчжурию.

На заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 19 сентября 1937 г. нарком внутренних дел СССР Н.И. Ежов выступил с проектом закрытого письма № 60268 «О террористической, диверсионной и шпионской деятельности японской агентуры из харбинцев», в котором сообщалось о направлениях и масштабах «японской разведки» на территории Советского Союза, и предложил к утверждению проект приказа НКВД СССР № 00593. Закрытое письмо являлось обоснованием начала массовой карательной акции против «харбинцев», а приказ – инструментом ее проведения[75]75
  См. текст закрытого письма и приказа № 00593 в Приложении А.


[Закрыть].

Содержание письма коррелировалось с сюжетом статьи «Подрывная работа японской разведки», помещенной в газете «Правда» 9–10 июля 1937 г. В письме характеризовалась «террористическая, диверсионная и шпионская деятельность японской разведки», якобы осуществлявшаяся бывшими служащими КВЖД и реэмигрантами из Китая, корейцами, китайцами и монголами на территории СССР; приводились «приемы вербовки», «каналы переброски» и примеры конкретной «подрывной» деятельности. Однако в отличие от письма, в котором «японскими шпионами» были названы в первую очередь бывшие служащие КВЖД и реэмигранты из Китая, статья в ряды «разведчиков и диверсантов» ставила корейцев и китайцев, а также определяла Монголию, наряду с Китаем, местом дислокации «шпионов», откуда совершалась их переброска на территорию СССР. Публикация вышла в свет без указания автора. Но согласно записке Н.И. Ежова И.В. Сталину от 5 июля 1937 г. статья была написана сотрудником особого бюро НКВД СССР. Данное письмо подтверждает, что лидер государства ознакомился с текстом статьи и дал согласие на ее печать.

Оперативные документы по «харбинской» карательной акции были разосланы 20 сентября 1937 г. всем начальникам республиканских НКВД, областных и краевых УНКВД. К операции по ликвидации «диверсионно-шпионских и террористических кадров «харбинцев» на транспорте и в промышленности» следовало приступить 1 октября 1937 г. В ходе карательной акции рекомендовано было подвергать арестам: 1) изобличенных и подозреваемых в террористической, диверсионной, шпионской и вредительской деятельности; 2) реэмигрантов и белогвардейцев; 3) бывших членов антисоветских политических партий, участников троцкистских и правых формирований; 4) участников фашистских организаций; 5) служивших в китайской полиции и войсках; 6) работающих в иностранных фирмах, прежде всего японских; 7) окончивших в Харбине курсы «Интернационал», «Славия», «Прага»; 8) владельцев и совладельцев различных предприятий в Харбине (рестораны, гостиницы, гаражи и проч.); 9) нелегально въехавших в СССР, а также принимавших китайское подданство; 10) бывших контрабандистов, уголовников, торговцев опиумом, морфием; 11) участников контрреволюционных сектантских группировок[76]76
  Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937-1938 гг. М., 2004. С. 366–368.


[Закрыть]. Как видим, среди перечисленных целевых категорий приказа № 00593 нет упоминаний о национальных меньшинствах.

В первую очередь надлежало провести аресты в аппарате НКВД, в рядах Красной армии, на железнодорожном и водном транспорте, в гражданском и воздушном флоте, на военных заводах, в оборонных цехах других заводов, на газовых и нефтеперегонных заводах, в химической промышленности, во вторую очередь – арестовать всех остальных «харбинцев», работающих в советских учреждениях, совхозах и колхозах. Приказ № 00593 предписывал форсировать проведение репрессий против бывших служащих КВЖД и эмигрантов из Китая. К 25 декабря 1937 г. карательную акцию необходимо было завершить. Арестованных «харбинцев» рекомендовалось разбить на две категории. К первой относились изобличенные в диверсионно-шпионской, террористической, вредительской и антисоветской деятельности, которые подлежали расстрелу. Ко второй – все остальные, менее активные «харбинцы», которые подлежали заключению в тюрьмы и лагеря сроком от 8 до 10 лет[77]77
  ОГА СБУ. Ф. 9. Д. 81. Л. 32–35.


[Закрыть]. На каком основании относить арестованных к первой или второй категории, приказ не разъяснял, но предписывал выносить приговор после завершения форсированного следствия наркомам республик, начальникам УНКВД областей или краев, начальникам ДТО ГУГБ НКВД совместно с соответствующим прокурором республики, области, края, дороги. В целом приказ № 00593 состоял из двух частей. В первой освещено состояние учетно-оперативной работы по «харбинцам» и названы целевые категории, попадавшие под репрессии, а вторая дублирует «польский» приказ с перечислением мер по борьбе со «шпионажем» и инструкций по ведению следствия.

Вместе с приказом 20 сентября 1937 г. в регионы была выслана сопроводительная записка. Только для «польского» и «харбинского» приказа ведомством были подготовлены обширные сопроводительные письма: «О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР» и «О террористической, диверсионной и шпионской деятельности японской агентуры из харбинцев».

Закрытое письмо и приказ № 00593 от 20 сентября 1937 г. – единый оперативный документ НКВД СССР. Бумаги по «харбинской» операции, получившие высшую партийную санкцию, разосланные 20 сентября 1937 г. по республикам, областям и краям Советского Союза, были завизированы не только Ежовым, но и секретарем третьего отдела Главного управления государственной безопасности НКВД Поляковым. Отметим, что «польские» материалы были подписаны, помимо Ежова, оперсекретарем ГУГБ НКВД СССР Ульмером. «Польской» операцией занимался весь аппарат ГУГБ, а «харбинской» – лишь его третий отдел, специализирующийся на противодействии спецслужбам восточных стран. Уже это показывает, что первоначально «харбинской» операции отводилась только второстепенная роль.

Нельзя не обратить внимания на схожесть «польского» и «харбинского» письма. В вводной части приводилась история «возникновения» диверсионно-шпионской сети польской и японской разведок соответственно, затем перечислялись целевые категории «завербованных» для реализации агентурных заданий, далее подробно расписывалась террористическая, диверсионная и шпионская деятельность иностранных агентур, приводились типичные «приемы вербовки» и «каналы переброски» в СССР, примеры «подрывной деятельности». Кроме того, в письмах указывались не только отрасли промышленности, где рекомендовалось провести аресты в первую очередь, но и регионы Советского Союза, в которых работа иностранных разведок, по мнению центрального аппарата НКВД, велась особенно активно. Согласно закрытым письмам, «польские шпионы» разместились в Белорусской и Украинской ССР, а «японские» – на Дальнем Востоке, в Восточной Сибири и Московской области. Особое внимание уделялось сетевому принципу организации иностранных разведок. Логика центрального аппарата НКВД сводилась к тому, что деятельность «шпионов» направлялась иностранными организациями, главные штабы которых находились в Польше или Китае, а многочисленные подразделения, работающие под руководством таких штабов, «возникали» в промышленности и сельском хозяйстве страны. Разница была в том, что «польская разведывательная деятельность» осуществлялась только Польской военной организацией вместе со Вторым (разведывательным) отделом Польского генштаба, а «японская» – японской дипмиссией, полицией и некоторыми русскими эмигрантскими организациями, находящимися на территории марионеточного государства Маньчжоу-Го[78]78
  ОГА СБУ. Ф. 9. Д. 81. Л. 85–119.


[Закрыть].

Необходимость одновременного издания приказа и закрытого письма была продиктована особенностями «польской» и «харбинской» операций. Изданный 30 июля 1937 г. приказ № 00447 вышел без сопроводительного письма, так как ему предшествовала подготовка по учету подлежащих аресту контингентов, в результате чего целевые группы «кулацкой» операции были не новы для сотрудников НКВД. Категории, подлежавшие репрессиям по первым «линейным» карательным акциям, оказывались не очевидны для чекистов. Поэтому центральному аппарату НКВД необходимо было обосновать для территориальных органов необходимость массовых арестов «неблагонадежных» групп «национальных» операций, обозначив технологию выделения целевых категорий данных специфических карательных акций.

Пять глав письма выстроены в хронологическом порядке: от появления российских эмигрантов в Китае в начале 1920-х годов до продажи КВЖД в 1935 г. Логика чекистов сводилась к тому, что в течение 15 лет Япония на территории Китая осуществляла кампанию по массовой вербовке, подготовке и переброске в СССР японских «шпионов» из числа русских. Важнейшее место в письме отводится белоэмигрантским организациям, которые, по мнению чекистов, были созданы для обучения «агентурной деятельности» враждебно настроенных по отношению к советской власти русских, а также дается подробная инструкция, основанная на характеристике уже раскрытых дел. Таким образом, письмо для региональных органов НКВД служило пособием при ведении следствия, поскольку в нем были указаны эмигрантские организации в Китае, о которых региональные, областные и краевые чекисты могли и не знать, а также даны примеры составления групповых и индивидуальных дел на арестованных по приказу № 00593. Кроме того «харбинское» письмо являлось трафаретом при составлении протоколов допросов: все формулировки даны, оставалось лишь вписывать имена. Именно поэтому протоколы допросов, встречающиеся в разных регионах Советского Союза, однотипны. При этом сам допрос строился по сценарию заданному структурой письма. На первом этапе следователь выяснял время и причины прибытия в СССР. Затем арестованный неизбежно указывал на эмигрантские центры и организации, членом которых он являлся в период пребывания в Китае, раскрывал обстоятельства «вербовки» и переезда в СССР, называл список лиц, вовлеченных в «агентурную деятельность», а в конце допроса описывал свою подрывную работу на территории Советского Союза (поджоги мостов, вредительство в сельском хозяйстве, порча железнодорожного полотна и т. д.). Таким образом, условно протокол допроса состоял из пяти частей, которые даже по объему совпадали с закрытым письмом: меньше всего места отводилось вопросам о методах вербовки агентуры, больше – подрывной работе.

Приказ № 00593 обязывал руководителей УНКВД каждые пять дней отправлять отчет о проведении операции в НКВД СССР. На основе этих телеграмм в восьмом отделе ГУГБ НКВД СССР готовились сводные доклады. В дополнение к статистическим показателям Москва требовала от руководителей местных управлений НКВД предоставлять сведения о «политических настроениях населения», об отношении населения к операции. Н.И. Ежов также требовал направлять ему информацию о количестве выявленных «контрреволюционных групп» и изъятого у них оружия.

Сами сотрудники НКВД относили «харбинскую» операцию к числу «национальных», исходя из того, что поводом для преследований выступало обвинение в «связи с заграницей». Массовые аресты по «харбинской» операции начались 1 октября 1937 г. и проводились на основании имеющихся учетных справок, которые наряду с постановлением и ордером на арест подписывались не только начальниками отделений и отделов Управлений государственной безопасности (УГБ) УНКВД, но и прокурором. Задержания осуществлялись на основании постановлений и ордеров на арест, подписанных, как правило, начальниками отделений и отделов УГБ УНКВД. Функции прокуратуры ограничивались визированием постановлений на массовые аресты. На следствие отводилось не более месяца, после чего составлялось обвинительное заключение, в котором кратко излагалась суть обвинения. Роль прокуратуры в реализации «национальных» операций была сведена к минимуму, а полномочия НКВД были неограниченными.

Дела на «харбинцев» сотрудники НКВД заводили еще летом 1937 г., т. е. до принятия приказа № 00593[79]79
  ОСД ГААК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. 5858, 4950.


[Закрыть]. Поэтому уже две недели спустя после начала операции в Москву поступили первые списки арестованных, обвиняемых в «японском» шпионаже, а первый протокол Комиссия НКВД и Прокурора СССР подписала в конце сентября 1937 г.[80]80
  Архив УФСБ по Омской области. Ф. 6. Пор. 9828.


[Закрыть]

Помимо следователя, обвинительное заключение, в котором кратко излагалась суть обвинения и определялась инстанция (судебная или внесудебная), которая будет выносить окончательный приговор, подписывали начальники отделений и отделов. После этого предлагаемую меру наказания утверждал начальник НКВД (УНКВД). На основании следственных материалов составлялись краткие справки на каждого арестованного с указанием биографических данных и сведений, характеризующих степень «виновности». Справки с предъявленным обвинением сшивались в «альбом», отдельно по «польской», «немецкой», «харбинской» и другим операциям. «Альбом» сопровождался списком указанных в нем лиц с отнесением к первой или второй категории. Каждая «альбомная» справка была подписана начальником НКВД (УНКВД) и прокурором (своеобразная территориальная «двойка»). После этого документы отправляли в Москву для утверждения приговоров Комиссией НКВД и Прокурора СССР. Такой порядок осуждения получил название «альбомного». Согласно приказу № 00593 НКВД СССР, «альбомы» должны были составляться и направляться в центральный аппарат ежедекадно, однако на деле это требование не выполнялось.

Следуя директивным инструкциям, в первую очередь закрытому письму № 60268 от 20 сентября 1937 г., карательные органы выявляли «шпионов», «диверсантов», «террористов», «участников контрреволюционных фашистских формирований» и прочий «контрреволюционный элемент». Так, согласно докладной записке начальника УНКВД УССР по Днепропетровской области от 3 января 1938 г., за первые полгода проведения операции аресту подверглись 200 выходцев из Харбина. Как «завербованные» Японией прошли 165 чел., среди которых: «шпионов» – 65, «диверсантов» – 34, «террористов» – 27, «участников контрреволюционных фашистских формирований» – 19 и прочих «контрреволюционеров» – 20, остальным инкриминировали троцкизм[81]81
  ОГА СБУ. Ф. 16. Оп. 30. Д. 284. Л. 83.


[Закрыть]. Такого рода перечень обвинений воспроизводился и в других республиках, областях и краях страны[82]82
  Аблажей Н.Н. С востока на восток: российская эмиграция в Китае. Новосибирск, 2007. С. 191.


[Закрыть].

Как нам представляется, в репрессиях по «кулацкой» операции, серии «национальных» операций и чисток советской элиты не было четких границ в определении целевых категорий, что давало возможность проводить дополнительные аресты и осуждения. Автором установлено, что «харбинцы» как бывшие служащие КВЖД и реэмигранты из Китая прошли не только по приказу № 00593, но и по другим массовым операциям, в том числе по «кулацкой» карательной акции и в рамках чисток советской элиты. Региональные сотрудники НКВД имели широкие полномочия в проведении репрессий. Помимо отнесения арестованных к одной из массовых операций сотрудники НКВД определяли инстанцию (судебная или внесудебная), которая будет выносить окончательный приговор. Это давало местным чекистам широкие полномочия в увеличении количества репрессированных, так как «кулацкая» и «национальные» акции, а также чистки советской элиты шли параллельно друг другу. При этом Москва не давала четких инструкций по распределению контингента между судебными и внесудебными инстанциями. Несомненно, центральный аппарат НКВД контролировал региональные органы в вопросе распределения репрессированных контингентов по массовым операциям и, соответственно, по карательным инстанциям, так как списки арестованных, подлежащие рассмотрению Военной коллегией Верховного суда СССР и «двойкой», направлялись на утверждение в центральный аппарат НКВД. Комиссия НКВД и Прокурора СССР не всегда утверждала предложенную региональными карательными органами меру наказания, в некоторых случаях «двойка» предписывала передать дело на рассмотрение Военной коллегии Верховного Суда СССР, Военного трибунала или суда, изменить расстрел на лагерное заключение. Похожая ситуация сложилась и со списками репрессированной советской элиты. В исключительных моментах дела передавались на рассмотрение в «альбомном» порядке, т. е. в компетенцию «двойки»[83]83
  Архив МВД Грузии. Ф. 12. Д. 88.


[Закрыть].

Несмотря на широкие права региональных органов НКВД, Москва несколькими способами осуществляла контроль за действиями местных чекистов. Первый способ заключался в информировании центрального аппарата о ходе операций каждые пять дней. В таких шифртелеграммах территориальные карательные органы сообщали общую численность арестованных с начала проведения операции, количество задержанных за пять дней и т. д. Докладные записки, подготовленные региональными органами НКВД для центрального аппарата, стали еще одним способом контроля. В таких документах подробно сообщалось о ходе карательной акции, а именно: о количестве арестованных, раскрытых групповых делах, прилагались протоколы допросов, а также справки на лиц, выявленных в ходе допроса обвиняемого в «японском шпионаже», и т. д. Записки направлялись в столицу до нескольких раз в неделю. «Альбомные» списки, направляемые в НКВД СССР, также служили для проверки. Кроме того, в январе, апреле, июне, ноябре по требованию Москвы были подготовлены сводные отчеты об итогах массовых операций 1937–1938 гг.