Текст книги "Великий Александр Невский. «Стоять будет Русская Земля!»"

Наталья Пронина
Великий Александр Невский. «Стоять будет Русская Земля!»

Русскому офицеру Виктору Овчарову с благодарностью посвящает автор эту работу

К истории вопроса

Не в силе Бог, а в правде!

Александр Невский, новгородская первая летопись

Небезызвестный ректор РГГУ Ю.Н. Афанасьев не так давно заявил, что Святой благоверный князь Александр Невский фактически является первым русским «коллаборационистом», исключительно ради удовлетворения собственных политических амбиций предавшим интересы Руси[1]1
  Афанасьев Ю.Н. Радиостанция «Эхо Москвы». Интервью 09.11.2003 г.; Афанасьев Ю.Н. Время невыносимой сверхполи-тизации заканчивается. / Беседу вела Е. Каштанова. // Родина. 1991. № 4. Стр. 8 – 10


[Закрыть]. Именно Александр Невский, считает историк, впервые «попрал русскую свободу», вступив на путь позорного подчинения азиатским завоевателям. Отвергнув помощь Запада в борьбе с нашествием орд Батыя, именно он, более всех прочих русских князей, оказался виновен в последующем оформлении почти двухсотлетнего татарского ига над Россией. Причем данное высказывание российского либерала, по известной традиции (традиции многовековой рабской зависимости российских «просвещенных» авторов от идейной установки с Запада), самым теснейшим образом совпало с точкой зрения современного английского исследователя Джона Феннела, который в опубликованной в 1989 году в России книге «Кризис средневековой Руси» также крайне одиозно рассматривает деятельность Александра Невского, доказывая, что политика этого русского князя в отношениях с монголо-татарами была именно предательской. Что в 1252 году Невский совершил преступление, помешав своим родным братьям, Андрею и Ярославу, поднять восстание против татар, тем самым якобы положив «конец действенному сопротивлению русских князей Золотой орде на многие годы вперед». И что, следовательно, «требуется беспредельная щедрость сердца, чтобы назвать его политику самоотверженной»[2]2
  Феннел Дж. Кризис средневековой Руси 1200–1304. М., 1989. Стр. 163.


[Закрыть].

С готовностью как бы развивая и конкретизируя мысль о «Невском – предателе», пытаясь «объяснить» позицию князя, Юрий Афанасьев говорит также о существовании уже в те времена (середина XIII века!) «глубочайшего различия между галицкими и московскими князьями». Ибо если, по мнению историка, московские правители были лишь подлыми и коварными деспотами, которые, выступая на стороне татар, угнетали свой народ еще хуже, чем любые захватчики, то князья Галицкие – т. е. князья Юго-Западной Руси – это совсем другое дело. Почти идеальным рыцарем здесь якобы выступает современник-антипод Александра Невского – князь Даниил Романович Галицкий. Правитель, не только не отказавшийся от предложений западной помощи, но, напротив, даже принявший корону из рук римского понтифика и именно в союзе с европейскими государями пытавшийся противостоять огненному напору кочевников. Иными словами, неискушенному читателю автор прозрачно намекает: вот какой блестящий был прецедент! Вот по какому пути следовало тогда пойти в с е й Руси. По пути сближения с западной цивилизацией, принятия тех «общечеловеческих» ценностей, которые наверняка избавили бы нас и от азиатской деспотии, и от прочих бед… Сама история России сложилась бы совсем по-другому, не исковеркай ее своим ошибочным выбором Александр Невский. Правда, о дальнейших исторических судьбах непосредственно Галицко-Волынской Руси господин ректор предпочитает уже не говорить. И это понятно. Ведь тогда волей-неволей пришлось бы вспомнить о том, чем обернулась та первая попытка «дружественного сближения с Европой» для юго-западных земель гибнущей Киевской державы. А обернется она настоящей трагедией. Пройдет лишь немногим более 80 лет после смерти Даниила Романовича, как детище князя – «королевство Руськое» – в 1349 году разделят между собой Польша и Литва. Отныне в течение пяти столетий на Галичине и Волыни будут беспредельно хозяйничать поляки, венгры, немцы, с методичной жестокостью вытравляя из народа его собственную историческую память и Веру. Древнее государственное единство и суверенитет этих земель впервые возродятся в полном объеме только в ХХ веке, в составе Украинской Советской Социалистической Республики при красном диктаторе Сталине.

Но, повторим, обо всех этих довольно общеизвестных фактах Ю.Н. Афанасьев вспоминать не желает. И сие тоже объяснимо. Ведь для него, почти полузабытого ныне «глашатая демократии» эпохи перестройки, бросившего не один «разоблачительный» камень в наше прошлое, подлинная историческая реальность объектом научных интересов никогда не была. Ранее ревностно служа марксистско-ленинской идеологии, он потом с неменьшим рвением взялся ее критиковать. Уже это прямо свидетельствует, чего в действительности стоят «изыскания» «специалиста-историка» подобного рода. На такие мелочные потуги, лишенные даже тени научной объективности, не хотелось бы обращать внимания, столь они мизерны. Однако и пройти мимо – является преступлением. Ибо высказывание «Александр Невский – предатель-коллаборационист» – это не просто гипотеза, предложенная Юрием Афанасьевым в порядке научного обсуждения. Это – точка зрения, которую автор ничтоже сумняшеся считает необходимым ввести, сделать доминирующей в школьных и вузовских учебниках, навязать как общепринятое мнение многомиллионной теле– и радиоаудитории. А значит, это не что иное, как еще один подрывной выпад информационной войны против России. Войны, ядовитым острием направленной, прежде всего, на разрушение национального самосознания русских людей, на уничтожение нашего духовного иммунитета.

В своих предыдущих публикациях мы уже неоднократно подчеркивали катастрофические результаты этой войны. Когда под воздействием всеобъемлющей критики русский народ вынуждали отказываться от собственных нравственных и политических ориентиров, тем самым парализуя его волю к государственной самозащите. Так произошло в 1917 году. Почти с точностью повторилось в 1991-м. И с новой силой разворачивается в наши дни, когда под видом «более объективного подхода» и «преодоления мифологизированного сознания» предпринимаются шаги к развенчанию даже самых выдающихся, общепризнанных национальных героев России. Главной конечной целью указанных действий является, разумеется, не поиск исторической истины. Главная задача нового наступления информационной войны против нашего Отечества состоит в том, чтобы уже окончательно растоптать, опорочить весь исторический путь России и, таким образом, заставить ее все-таки принять западные «общечеловеческие» ценности. Заставить Россию подчиниться «демократии по американскому образцу». Втянуть нашу страну в удушающую воронку глобализации, или, как писал еще в XIX веке русский философ К.Н. Леонтьев, «гибельного всемирного всесмешания».

Следовательно, только хорошо зная и умея защитить свое прошлое, мы найдем силы защитить будущее своей страны. Точно так же, как и теперь, сквозь неодолимую грань столетий по-прежнему СВЕТЯТ, ЗАЩИЩАЮТ, ПРЕДОСТЕРЕГАЮТ нас бессмертные лики наших святых, наших мучеников, наших князей-воителей, всегда, во все века смирявшихся перед Богом, но никогда не уступавших врагам земли Русской. Личный ратный и державный подвиг великого князя Александра Ярославича Невского в этом отношении особенно значим. А потому к грязным упрекам в его адрес необходимо прислушаться с особенным вниманием. Прислушаться и разобраться. И тогда сама собой бессильно падет темная пелена. Сама собой обнажится вся лживая, русофобская сущность мифа о князе-коллаборационисте, якобы вступившем в предательский сговор с Батыем…

Правда, положение здесь усугубляется тем, что, проникнутая «прогрессивными» идеями либерализма, классическая российская историография о Невском почти молчит. (Равно как, подобострастно оглядываясь на Запад, избегала она писать и о других выдающихся деятелях нашего прошлого.) Например, крупнейший историк, работавший в конце XIX – начале ХХ века В.О. Ключевский в своем фундаментальном «Курсе русской истории» отвел прославленному князю всего несколько строк[3]3
  Ключевский В.О. Курс русской истории. Том. 1. М., 1937.


[Закрыть]. Гораздо пространнее был С.М. Соловьев. В многотомной «Истории России с древнейших времен», изложив обстоятельства знаменитого Ледового побоища, автор затем сухо сообщает: покончив с агрессией крестоносцев, Александр Невский действительно отверг предложенную папой римским помощь в борьбе с монголо-татарским нашествием. Более того, став Великим князем Киевским, Александр Ярославич неоднократно ездил «на поклон» к Батыю и даже брал у него войска для подавления восстания, которое будто бы поднял против татар родной брат Александра – Андрей Ярославич[4]4
  СоловьевС. М. История России с древнейших времен. Книга 2. М., 1960. Стр. 165.


[Закрыть]. Однако вместе с тем исследователь совершенно не объясняет, а какие же, конкретно, «предложения помощи» поступили тогда на Русь? Была ли эта предполагаемая «помощь» хоть сколько-нибудь реальной? И, самое главное, ч т о в действительности заставило великого русского полководца сделать именно тот единственно возможный и единственно спасительный выбор, который он и сделал, склонив свою голову перед Батыем?

К сожалению, кратко, в сжатом биографическом очерке об Александре Невском, попытался четко ответить на эти вопросы только Н.И. Костомаров. «XIII век, – в первую очередь указывал историк, – был периодом самого ужасного потрясения для Руси. С востока на нее нахлынули монголы. С северо-запада угрожало немецкое племя под знаменем западного католичества. Задачею политического деятеля того времени было поставить Русь по возможности в такие отношения к разным врагам, при которых она могла удержать свое существование. Человек, который принял на себя эту задачу и положил твердое основание на будущие времена дальнейшему исполнению этой задачи, по справедливости… был князь Александр Ярославич Невский»[5]5
  Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Кн.1. Выпуск 1, 2, 3. М., 1990. Стр. 153.


[Закрыть].

И еще одному русскому исследователю удалось с особенной глубиной постичь образ и главный смысл деятельности этого князя. Постичь, хоть и работая уже далеко от России, уже в эмиграции, после трагического обвала 1917 года… В 1925 году в Берлине была впервые опубликована небольшая, но очень емкая по содержанию статья известного публициста и историка Русского зарубежья Г.В. Вернадского «Два подвига св. Александра Невского». Отталкиваясь от обвинений «в чрезмерной осторожности по отношению к татарам», которая якобы была свойственна Невскому[6]6
  Обвинений, которые были высказаны известным клеветником на Россию маркизом де Кюстином.


[Закрыть], автор подчеркивает: в сложившихся тогда исторических условиях «Русь могла погибнуть между двух огней в героической борьбе одновременно на два фронта. Предстояло выбирать между Востоком и Западом. Двое сильнейших русских князей того времени сделали выбор по-разному. Даниил Галицкий выбрал Запад и с его помощью попытался вести борьбу против Востока. Александр Невский выбрал Восток и под его защитой решил отбиваться от Запада».

Таким образом, политический выбор Александра Ярославича был обусловлен не «трусостью», как писал когда-то маркиз де Кюстин, и не «деспотической психологией» русского князя, как тщится утверждать ныне Ю.Н. Афанасьев. Политический выбор Невского, доказывает Г.В. Вернадский, прежде всего основывался на очень точном знании князем современной ему международной обстановки и не менее точной, трезвой оценке своих собственных сил. Но и не только.

Главным, что определило выбор Невского, было глубочайшее осознание князем корневой страшной сути агрессии с Запада. Осознание того, что походы крестоносцев против Руси – это не просто межгосударственный конфликт, но война Церквей, или, как сказали бы теперь, война идеологий. Война католического Рима против православия – основного духовного оплота русского народа, живительного стержня его национального самосознания и культуры. Лишившись этого стержня, знал князь, Русь навсегда уйдет в историческое небытие. Точно так же, как наверняка знал он и другое. Знал, например, о том, пишет Г.В. Вернадский, что «основным принципом Монгольской державы была именно широкая веротерпимость, или даже более – покровительство всем религиям. Первые монгольские ханы, которые создали мировую монгольскую империю, состояли преимущественно из буддистов и христиан (несториан). Именно отсюда проистекает то принципиально сочувственное отношение ко всякой религиозно-церковной организации, которое составляет такую характерную черту монгольской политики и которое удержалось потом в значительной степени даже в мусульманской Золотой Орде… Гениальным чутьем Александр понял, что в его историческую эпоху основная опасность для православия грозит именно с Запада, а не с Востока, от латинства, а не от монгольства. Монголы несли рабство телу, а не душе. Латинство грозило исказить самое душу»[7]7
  Вернадский Г. Два подвига св. Александра Невского. – Евразийский сборник. Том 4. Берлин, 1925. Стр. 227, 335.


[Закрыть]. Или, говоря другими словами, восточные завоеватели хотя и пленили государство Русь политически, но не уничтожали его национально-религиозной самобытности.

Между тем, согласно православному вероучению, «подвиг власти может заключаться в том, чтобы достойно отстаивать внешнюю независимость и величие сана – отстаивать даже до смерти. Но подвиг власти может состоять также и в том, чтобы, выполняя основные задачи сана, защищая «благочестие и люди своя», внутренне преодолевать, когда это нужно для исполнения основной задачи, земное тщеславие власти». И как человек, получивший прекрасное богословское образование, а главное, глубоко верующий, великий полководец Александр Невский действительно, когда стало необходимо, нашел в своей душе силы поступиться этим «земным тщеславием власти». Временно поступиться государственным суверенитетом Руси в пользу монголо-татарских завоевателей – РАДИ СОХРАНЕНИЯ религиозной свободы. Ради сохранения православия как нравственно-политической силы русского народа. Силы, которая и стала в будущем основой его державного возрождения. Созидание «Русского православного царства совершилось на почве, уготованной Александром…»[8]8
  Там же.


[Закрыть]

Такова была точка зрения Г. В. Вернадского, который считал, что именно двумя своими подвигами спас князь Александр Невский Россию в XIII веке: подвигом борьбы с Западом и подвигом смирения перед Востоком[9]9
  Необходимо добавить, что эта точка зрения почти полностью совпадала с мнением еще одного русского историка-эмигранта, Н.А. Клепинина, в 1927 году в Париже также опубликовавшего достаточно глубокий очерк об Александре Невском, который мы цитируем ниже по современному изданию: Клепинин Н.А. Святой благоверный и великий князь Александр Невский. СПб., 2004.


[Закрыть]. Точка зрения, повторим, с наибольшей остротой и достоверностью высвечивающая подлинный образ Александра Ярославича Невского, абсолютно справедливо причисленного Русской православной церковью к лику Святых.

Разумеется, для советской марксистско-ленинской историографии подобная трактовка изначально оказалась неприемлемой. И если большинство дореволюционных отечественных исследователей негласно и «дипломатично» всего лишь избегали писать о Невском, то в советской исторической литературе (особенно на раннем этапе ее развития) дело обстояло совсем иначе. Факт канонизации князя вызывал теперь уже о т к р ы т у ю неприязнь. А обязательный «классовый подход» напрочь заменил историческую реальность. В подавляющей массе работ того времени (20—30-е годы ХХ века, не забудем – годы самой ожесточенной борьбы с религией!) авторами всячески тиражировался исключительно «образ» «Невского-предателя», «прислужника попов», который «ценой народной крови» «купил себе в Орде ярлык на великое княжение» и «выхлопотал льготы для церкви». Особенно постарался в этом отношении секретарь ЦК ВКП(Б) Е.М. Ярославский (Миней Губельман), редактируя известный журнал «Безбожник».

Только возникшая к началу 40-х годов угроза еще одного германского нашествия, а затем и жертвенный огонь Великой Отечественной войны помогли очистить, с новой силой высветить в сознании русских людей память о великом государе-ратоборце. Выпущенный тогда же художественный фильм «Александр Невский» стал поистине народным. И дух князя, который, по словам древней летописи, «побеждал всех, но сам не был побежден никем и никогда», вновь защищал Русскую землю, укрепляя народную решимость и волю к победе. Так же, как героически сражалась за Родину и созданная на средства Русской православной церкви эскадрилья боевых самолетов имени Александра Невского.

Однако, по сути, то была лишь краткая вспышка, живительный, но краткий миг подлинного народного патриотизма, когда духовно обкраденной «тт. Ярославскими» России позволили вспомнить о своем великом тысячелетнем прошлом. С окончанием войны 1941–1945 годов тема Невского практически опять оказалась заглушенной жесткими схемами исторического материализма. Вопрос о полководческом даре и, главное, о выдающейся прозорливости Александра Невского как политика с должной объективностью и широким привлечением источников изучался только в работах В.Т. Пашуто, Б.Я. Рамма, И.П. Шаскольского, В.В. Каргалова[10]10
  См. Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950; его же: Александр Невский и борьба русского народа за независимость в XIII веке. М., 1951; РаммБ.Я. Папство и Русь. М., 1959. ШаскольскийИ.П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII–XIII веках. Ленинград, 1978. КаргаловВ.В. Полководцы X–XVI вв. М., 1988.


[Закрыть]. Но и эти по большей части сугубо научные издания до массового читателя почти не доходили. Так что, хотя в сознании многих наших людей и продолжали жить затверженные еще по школьному учебнику несколько дат, касающихся князя-победителя, но, к сожалению, они очень мало подкреплялись к о н к р е т н ы м знанием и пониманием того, с к е м, зачем и почему вел борьбу князь Александр Невский? Что отстоял он для Руси своими победами воина и своей мудростью государя?

Потому-то и оказалось так легко сегодняшним идейным наследникам «тт. Ярославских» и иже с ними опять заговорить о «проклятом самодержавии», о русских «царях-тиранах» и «попах-кровопийцах», с той лишь разницей, что, если в 20 – 30-е годы это делалось под видом «борьбы против религиозного дурмана и пережитков прошлого», то теперь с претензией на высокую научность определяется как «преодоление мифологизированного сознания». Но неизменной, как уже было сказано выше, осталась их главная потаенная цель. Цель – опорочить, оболгать историю России. Цель – на глубинно-психологическом уровне взорвать и уничтожить наш народ. И значит, если русские хотят выжить в этой жестокой схватке, нам необходимо защищать свое прошлое. Защищать свою историческую память и Веру, так же как защищали ее наши великие пращуры.

Итак, перелистаем еще раз шершавые страницы древнерусских летописей. Вчитаемся в готическую вязь средневековых европейских хроник. Откроем тома академических монографий. И пусть сама История ответит на вопрос, кем был Александр Ярославич Невский – Святым воином за землю Русскую или все же предателем-коллаборационистом?..

Сначала – взгляд на Запад…

Глава I. Drang nach Osten

У истоков

Это далеко не простой вопрос – что представляла собой Европа к началу XIII века. Чем жила, во что верила и, наконец, к чему стремилась та самая «цивилизация», к которой попытался присоединиться, надеясь на ее защиту и помощь, князь Даниил Романович Галицкий, но с которой не пожелал вступить в политический союз князь Александр Ярославич Невский?

Как известно, в IV–V столетиях могучая некогда Римская империя распалась. Увы, пораженная, прежде всего, духовно-идеологическим кризисом, она не смогла выдержать натиска варваров. Ее не спас своими мудрыми реформами император Диоклетиан. Не спас ее и Константин Великий, перенесший столицу Империи из дряхлеющего старого Рима в «Рим новый» – Константинополь, основанный им в 325 году у берегов Босфора, на месте древнего греческого поселения Византии. Именно этому «новому Риму», столице Восточной части империи (Византии), суждено будет еще восемь веков хранить высокие державные и культурные традиции Древнего Рима, пока не придет час принять эти традиции Риму Третьему – Москве. Тогда как Западная (собственно европейская) часть империи уже к VI веку полностью раздробится на множество полудиких варварских королевств, постоянно воюющих между собой.

Так что действительно довольно справедливо отмечал один из знаменитых философов: в наследство от погибшего античного мира Европа получила лишь несколько полуразрушенных городов и Христианство. К исходу первого тысячелетия нашей эры эта новая религия уже охватила своим влиянием почти все ее земли. Рим и Греция – два крупнейших региональных центра этой новоформирующейся и пока еще канонически единой религиозно-церковной структуры – вели проповедь Евангелия, каждый на своей территории, почти не соприкасаясь и не вступая в конфликт. Граница между ними проходила в основном по Балтийскому морю, р. Висле, Карпатам. Западная (римская) церковь включила в круг своего подчинения все романские и германские народности, а из славян – их западную группу: хорватов, чехов, поляков. Восточная (греческая) церковь несла Слово Божье славянам южным – болгарам, сербам и славянам восточным – русским. Между этими огромными (особенно для того времени) пространствами оставалась сравнительно небольшая область земель, еще не тронутая христианизацией. А именно земель, лежащих к востоку от берегов Балтики, между низовьями Вислы и Финским заливом. Они были заняты литовско-латышскими племенами, а также финским племенем эстов. И так случится, что племена эти еще в течение двух столетий, вплоть до 1200 г., будут оставаться языческими. Приостановка христианской проповеди на этой небольшой полосе земли во многом объяснялась ее отдаленностью и почти полным отсутствием там дорог, торговых путей. С суши Восточная Прибалтика была совсем недоступна из-за непроходимых лесов. Что же касается самого Балтийского моря, то оно служило пока только для случайных пиратских нападений скандинавских викингов.

Но, очерчивая сию краткую схему распространения и постепенного утверждения христианства в Европе в качестве господствующей религии, нам необходимо не упустить главного обстоятельства этого очень сложного исторического процесса. А конкретно то, что если на Востоке христианская церковь изначально формировалась именно на принципе соборности, т. е. свободного, равноправного единения многих христианских митрополий, и соответственно решения всех наиболее важных вопросов вероисповедания и церковной жизни только путем совместного обсуждения на Вселенских соборах, то Западная (римская) церковь этот принцип с самого начала отвергла. Отвергла, претендуя исключительно на свое собственное главенство во всем христианском мире.

Эти претензии базировались в первую очередь на предвзятом использовании евангельских строк об апостоле Петре, которому Христос сказал: «Ты – Петр, и на сем камне (по-гречески Petros – petra – скала, камень – прим. авт.) Я создам Церковь Мою, и ворота ада не одолеют ее» (Матф., гл. 16–18). Однако вскоре к этому добавилась и откровенная фальшивка «Константинова дара» – так называемой официальной грамоты, согласно которой император Константин Великий в знак благодарности «за наставление в истинной вере» и «исцеление от проказы» якобы передал римскому епископу – папе Сильвестру I – верховную власть над Западной частью Римской империи[11]11
  Отдавая власть над Западом папе, Константин будто бы указывал, – цитирует текст «грамоты» исследователь С.Г. Лозинский, – что «несправедливо, чтобы земной император имел власть там, где небесный император учредил господство главы христианской религии». См. Лозинский С.Г. История папства. М., 1986. Стр. 56–57.


[Закрыть]. Так что, отмечает исследователь Б.Я. Рамм, уже в выступлениях Льва I (440–461) папа прямо объявляется «наместником» апостола Петра на земле, и создаются догматические обоснования примата римского первосвященника над главами остальных христианских церквей. Причем, указывает тот же историк, с самого начала эти догматы стали подкрепляться такими весьма значительными реальными факторами, как приобретаемая римским духовенством земельная собственность[12]12
  Рамм Б.Я. Папство и Русь. М., 1959. Стр. 10.


[Закрыть]. Западно-римская церковь быстро превращалась в богатейшего землевладельца, и именно на этом крепло ее не только духовное, но и светское могущество.

Могущество, которое в очень скором времени дало возможность римским первосвященникам посягнуть на саму концепцию власти. Ибо если на Востоке, в Византии (т. е. в Восточной части Римской империи), сам император являлся наместником Христа, а тем самым и главой всей христианской церкви (в том числе и римской епархии), то на Западе… На Западе уже с конца V века началась усиленная разработка идеи всемирной власти римского епископа. Например, папа Геласий I (492–496) заявлял, что «величие пап выше, чем величие государей, так как папы освящают государей, но сами не могут быть освящены ими»[13]13
  Там же.


[Закрыть].

Таким образом, теократические притязания римских понтификов, их стремление избавиться от любого подчинения светской власти, и в первую очередь власти константинопольского императора, становились все более ощутимыми. Так же, как все более явственной становилась политическая и духовная разобщенность между Восточной и Западной частями когда-то единой Империи. В реальной повседневной жизни это находило выражение, например, в том, что зимой элементарное почтовое сообщение между Римом и Константинополем почти прекращалось. Так что хотя римский епископ формально еще по-прежнему продолжал оставаться подданным константинопольского императора, но даже утверждение вновь избранного папы подолгу задерживалось. (Скажем, после выборов Целестина (422–432) прошло целых полтора года, пока Константинополь утвердил его избрание.) Наконец, стремительно забывался раннесредневековым Западом сам греческий язык – его место занимала грубая латынь. И ни религиозные, ни философские учения Малой Азии уже не доходили до Рима, захлестываемого волнами нашествий варварских племен.

Особенно жаждал освободиться от подчинения Константинополю папа Григорий I (590–604). «С этой целью, – отмечает историк, – он подстрекал антиохийского и александрийского епископов к сопротивлению распоряжениям константинопольского патриарха». Доказывая, что титул «вселенский» присвоен столичным патриархом незаконно, папа требовал от императора удалить из церкви этот «безбожный и гордый титул». В то же время он заявлял, что может существовать лишь титул «верховного епископа», на который законно претендует лишь один римский епископ, являющийся главой всей церкви в качестве прямого преемника апостола Петра[14]14
  Лозинский С.Г. Указ. соч. Стр. 47.


[Закрыть].

Иными словами, при Григории I папство уже открыто вступило в борьбу за собственное верховенство. Точно так же, как открыто был отвергнут папством существовавший в Византии высокий принцип именно равноправного взаимодействия церковной и светской властей. То единое в Духе взаимодействие императора и патриарха, которое получило глубокое философское определение «симфонии»… Но Запад, повторим, отверг пример Византии. И, пишет историк, «подобно отдельным светским феодалам, дравшимся между собою за власть, за богатство, за первенство, папство подрывает могущество светской власти и с ожесточением ополчается именно против равноправия двух сил, духовной и светской, которому не должно быть места там, где провозглашена «христианская республика», поглощающая, разумеется, государство. Ссылаясь на сочинения бл. Августина, Григорий I в обращении к императору говорил, что «земная власть служит небесной», что христианское государство должно быть прототипом идеального царства божьего (civitas dei). Изгнание из «божественного мирового порядка» «двуглавого чудовища» и подчинение всего христианского мира принципу единства только под эгидой Рима становятся со времен Григория I главной задачей папства»[15]15
  Там же. Стр. 49.


[Закрыть].

Это все обостряющееся противоборство с Константинополем не остановила даже угроза захвата Рима лангобардами. Ненависть к Византии была столь велика, что папы считали за лучшее идти на переговоры с варварами, нежели просить военную помощь у императора. Так, Григорий II и Григорий III предпочли прямо откупиться, отправить очень крупные денежные суммы лангобардскому королю Лиутпранду (712–744) и даже уступить ему часть своей территории. Более того, за спиной Константинополя начались тайные дипломатические переговоры между Римом и Павией, лангобардской столицей. Но когда стало ясно, что плодами побед Рима над византийскими силами в Италии может воспользоваться лангобардский король, то папа снова вступил в переговоры с Византией. Причем эти переговоры умышленно затягивались, ибо, пишет историк, Рим «мечтал о том, чтобы создать какую-либо третью силу, которую можно было бы поочередно направлять то на Византию, то на лангобардов, тем самым сохраняя свою собственную независимость». И «такой силой, – подчеркивает С.Г. Лозинский, – казалась папству франкская монархия»[16]16
  Там же. Стр. 53–54.


[Закрыть]. Окончательный политический разрыв Рима с Константинополем произошел в момент, когда папа Стефан III (752–757) сам отправился за Альпы, к франкскому королю Пиппину Короткому (741–768). Отправился просить у него помощи одновременно и от лангобардов, и от византийских императорских войск…

Стефан III не ошибся в своих расчетах на этого правителя-узурпатора[17]17
  Еще в 751 году майордом Пиппин, будучи командующим королевскими войсками, сверг(лишив власти и отправив в монастырь) Хильдериха, последнего короля из династии Меровингов. Сам Пиппин Короткий благодаря этой узурпации стал основателем новой династии – Каролингов.


[Закрыть]. Общим советом франкской аристократии в Керси на Уазе действительно было принято решение защитить «дело святого Петра и святой римской республики». Король Пиппин обещал своим войскам щедрые награды за участие в войне с лангобардами, и в 754 г. франки одержали победу. Одновременно папа, стремясь закрепить сей удачный союз, венчал Пиппина королевской короной и запретил франкам на будущие времена под страхом отлучения от церкви выбирать королей из какой-либо другой семьи помимо той, «которая была возведена (на трон) божественным благочестием и посвящена по предстательству святых апостолов руками их наместника, суверенного первосвященника».

Отныне Пиппин был провозглашен «божьим избранником». И в ответ на это франкский король в 756 г. торжественно передал Стефану III отвоеванные у лангобардов земли. Территорию весьма значительную. В ее состав входили равенский экзархат (включавший в те времена также Венецию и Истрию), Пентаполис с пятью приморскими городами (ныне Анкона, Римини, Пезаро, Фано и Сенегалья), а также Парма, Реджио и Мантуя, герцогства Сполето и Беневент и, наконец, остров Корсика. Что касается Рима и его области, то он не был в руках лангобардов, не был, следовательно, отвоеван у них Пиппином, не мог быть «подарен» папе, а принадлежал империи. Тем не менее «Пиппинов дар» включал и Рим, который и стал теперь столицей нового Папского государства…

Понятно, что сей щедрый «дар» имел своеобразный характер. Фактически, указывает историк, «Пиппин давал то, что принадлежало не ему, а Византии: ведь Римская провинция со столицей не была завоевана ни лангобардами, ни франкским королем и продолжала формально оставаться по-прежнему во власти Константинополя. И если Пиппин давал то, что принадлежало другому, то папа получал то, чего брать вообще не имел права. Будучи подданным византийского императора и утвержденным им в качестве римского епископа, папа, отправившись к франкскому королю под предлогом защиты императорских интересов, на деле совершил прямую измену по отношению к своему государю и вступил на тот же грабительский путь, по которому шел Пиппин»[18]18
  Лозинский С.Г. Указ. соч. Стр. 55–56.


[Закрыть].

Так путем открытого предательства было создано Папское государство (или, как говорят иначе, Папская область). Так римский понтифик стал теперь уже не только церковным владыкой, но и светским государем. А вскоре этот политический разрыв между Римом и Константинополем довершится и великим Расколом Церкви – опять-таки по вине Запада. Дело произойдет следующим образом. Папа Лев IX потребует у императора, чтобы под его власть были отданы все южноитальянские земли, принадлежавшие дотоле Византии. И, как свидетельствует историк, византийский император Константин IV Мономах был готов на уступки. Но властным притязаниям папы воспрепятствовал патриарх Михаил Керулларий, в знак протеста закрывший в Константинополе все латинские храмы. Кроме того, в 1054 году он не пожелал вступить в переговоры с присланными папой послами, которые вели себя вызывающе резко. И тогда латинский посол Гумберт 16 июня 1054 г. прямо во время богослужения в соборе Св. Софии Константинополя (главном храме Византии) положил на алтарный престол грамоту с папским проклятием патриарха[19]19
  См. Гетте В. Папство как причина разделения церквей, или Рим в своих сношениях с Восточной церковью. Перевод с франц. К. Истомина. Харьков, 1895. См. также: Сюзюмов М.Я. «Разделение церквей» в 1054 году // Вопросы истории. 1956. № 8. Стр. 44.


[Закрыть]. Михаил немедленно созвал собор, ответствуя папе также анафемой. Так ранее канонически единое, живое древо Церкви разделилось на две ветви[20]20
  С 1054 года каждая из этих ветвей считала себя единственно правильной католической (т. е. вселенской) и ортодоксальной (правоверной, православной), а другую – еретической и отщепенческой. В просторечии за ними утвердились два названия: для первой – католическая, для второй – православная. Но подлинная апостольская преемственность, чистота христианского вероучения сохранена и сохраняется только в православии.


[Закрыть], и одна из этих ветвей – Западная – стала злейшим врагом своей Восточной (как елейно принято выражаться в католической богословской литературе) «церкви-сестры»…