Текст книги "Странник"

– Шутник твой Арнсбат – младенцев ко мне посылать!

– Взрослые нужны на стенах, – холодно сказала она. Он не нашел, что возразить. Адриана продолжала: – Это еще не все. Люди Визе знают, где ты, и пока что тебя побаиваются. Но к Визе идет с большими силами Мутан из Брика. Вместе они возьмут город, и тогда пусть Бог вам поможет!

Вельф Аскел вскочил.

– Откуда ты знаешь?

– Уши у меня есть или нет? Или я слеп? Я же не по воздуху сюда шел…

Он опять хмурился, глядя на нее.

– Кто сеньор Книза?

– Никто. Мы – вольный город.

– Болваны. Лезете на рожон за свои вольности. А город должен иметь сильного защитника.

– Вот ты и будь им.

Он бросил ей ладанку, которую до того держал в руках.

– Сиди, отдыхай. Не до тебя мне теперь.

– Так что же? – В карих глазах блеснул злой огонь. – Если нет – нет, так и скажи, я пойду, меня с ответом ждут!

– Ты, щенок! Разве такие дела так решаются? Горожане чертовы! Войско – не человек, развернулся и дунул в другую сторону! Сиди, говорят тебе! Жрать, наверное, хочешь? Не отвечай, сам вижу. Скажу, чтоб принесли. Сиди… Странник.

Он вышел. Адриана уселась на ковер, уткнув подбородок в колени. Новое имя было за ней утверждено. Но торжественность этой минуты не была оценена ею по достоинству.

Так-то оно так, но когда ей принесли завернутый в тряпицу круглый хлеб, полкурицы, две сушеных рыбки и флягу с вином, ей стало не по себе, ибо еще до осады она отвыкла есть досыта. Хлеб Адриана съела тут же, стыдясь своих прыгающих рук, – слава богу, никто не видел, – и отпила вина, остальное связала в узелок и улеглась спать, сунув узел под голову, – в любом случае ей предстояла обратная дорога, нужно было набираться сил. Сытость сморила ее сильнее вина. Когда Адриана проснулась, было темно, и ей снова хотелось есть. Она сунула руку в узел, отломала куриную ногу и принялась ее обгладывать. За этим занятием и застал ее вернувшийся Вельф.

– Мясо лопаешь? – сказал он. – А сегодня ведь пятница, постный день.

– У нас в городе уже давно каждый день – пятница, – проворчала Адриана. – Ты решил что-нибудь или нет?

– Не спеши, парень, больно уж вы скорые у себя в Книзе. Сейчас убирайся отсюда, надо будет – за тобой пошлют.

Она поднялась, подхватила узелок и шагнула к выходу. На снегу стоял с факелом оруженосец Вельфа, здоровенный детина по имени Ив, и толпились еще какие-то люди, числом не менее десятка. По золотым пряжкам их плащей можно было догадаться, что это не простые воины, а их угрюмые бородатые лица показались Адриане в сумраке похожими друг на друга. За ее спиной Вельф произнес: «Это и есть тот самый гонец», и все, тяжело ступая, вошли в шатер.

Дальше была ночь, катившаяся как-то сама по себе. Адриана села у ближайшего костра, ее приняли в круг, пошли какие-то свойские разговоры, никто ее особенно не расспрашивал, все было, как в орденском лагере, и она вспомнила, что и раньше все солдаты казались ей одинаковыми. Обсуждались начальники, назывались имена рыцарей – Джомо Медведь, Саул Лошадиная Грива, какие-то Халкис и Грегор. Иногда она вступала в разговор, порой засыпала, и все выглядело так, как будто так и надо – свой человек у своего костра, а ведь ей было хорошо известно, как все всегда жестоко обходятся с новичками, но то ли вид у нее за последнее время стал бывалый, то ли еще что. Она не задумывалась, почему люди все время ей верят, хотя она постоянно лгала или умалчивала, – не задумывалась, ей было не до того, но дело обстояло именно так. Из рассказа одного из своих собеседников Адриана поняла, что сделала-таки крюк по лесу, взяв лишнего к западу, когда нужно было идти севернее, и оставила себе это на заметку.

Ночь подходила к концу, когда долговязый Ив подошел и дернул ее за плечо.

– Вставай, – сказал он, – зовут.

Но не успела она сделать несколько шагов, как сам Вельф вышел к ним навстречу. Был он мрачен, но смотрел без злобы.

– Слушай, Странник. Отправляйся сейчас в Книз и передай Арнсбату – пусть постарается продержаться дня четыре – пять… Хотя нет, два дня у тебя уйдет на дорогу.

– Три.

– Поедешь верхом. Значит, пять дней, начиная с сегодняшнего. – Он отвернулся. – Горожане… вояки… с бабами вам воевать. Ладно, чем смогу – помогу.

– Прощай. Спасибо тебе.

– А тебе – удачи.

Адриана удивилась.

Этих слов она не ждала. Тем более – от этого человека. Но пора было уже в дорогу. Все было готово. Нашли старую кобылу – в обозе, ибо всякий истинный воин считает для себя позором ездить на кобыле. К луке седла была привязана плотно набитая сумка – что там, смотреть Адриана не стала. («Однако широкий человек этот Аскел! Или вспомнил про пятницу?») Пройдя караулы, Адриана с трудом вскарабкалась в седло – ни за что бы не призналась она в своем неумении ездить верхом, счастье еще, что у ее иноходца оказался смирный характер – нахлобучила шапку и с тем отправилась в обратный путь.

«С бабами вам воевать», – вспомнила она и усмехнулась. Вернее сказать, у нас воюют бабы. Однако на Аскела она не обиделась – ведь он обещал помочь, к тому же, как создалось у нее впечатление, против воли остальных. С непривычки, да еще при тряской рыси, у нее скоро разломило ноги, и она поняла, что временами придется спешиваться и отдыхать. Вообще-то она с удовольствием пошла бы пешком, но надо было спешить, и Адриана понукала кобылу, не зная, как ее зовут, и называя просто «Скотина».

С рассветом она выехала на просеку, о которой ей рассказали. Здесь снег был не такой глубокий и не приходилось плутать между деревьями. Говорят, от Вильмана есть прекрасная мощеная дорога, проложенная еще в языческие времена. Увы, она ведет совсем в другую сторону, а эта – прямо на юг. С такими мыслями она поспешала, ударяя пятками в лошадиные бока, согреваясь питьем из фляжки, радуясь успешно выполненному поручению и постепенно обретая полную беспечность относительно своего дальнейшего продвижения, что было явным признаком того, что удача, сопровождавшая ее от Книза, отстала где-то в пути.

Это случилось ближе к ночи, и опасность почуяла не Адриана, а лошадь. Смирная и спокойная, кобыла вдруг заплясала на месте, вскинулась так резко, что Адриана чуть не вылетела из седла, и дико заржала. И когда слева из-за деревьев выбросились на просеку серые и рыжие тени, Адриана поняла, что случилось, и тело ее свела судорога ужаса. Ибо именно этого она не ждала, об этом-то и забыла. Ведь по дороге из Книза она даже не видела волков, только слышала вой – и на этом успокоилась. Ан нет.

Ах, дура я, дура безмозглая! Зачем согласилась ехать верхом? Влезла бы на дерево – и все, а Скотину на дерево не втащишь. Но теперь рассуждать было поздно, и это сожаление проскользнуло в ее мыслях, когда она скакала во весь опор, насколько позволял снег. Звери безмолвно неслись за ней. То есть, конечно, не так уж они были и безмолвны, но за шумом собственного прерывистого дыхания Адриана не слыхала ничего. Было уже совсем темно. Кобыла проваливалась в снег по самое брюхо, Адриану все время потряхивало, и она почти вываливалась из седла. Колени, которыми она изо всех сил сжимала лошадиные бока, совсем задеревенели, однако она не ослабляла хватки, зная, что будет, если она не удержится. А проклятое зверье все не отставало. Кобыла же, наоборот, замедляла бег, сколько ни подгоняла ее неопытная наездница. Проклятье! Они будут гнать ее по бездорожью, пока обессиленная лошадь не падет, и тогда… Выхватив нож, Адриана дважды кольнула кобылу в шею. Та с громким ржанием рванулась вперед. Но и стая при виде уходящей добычи, казалось, удвоила силы и вновь настигала.

– Господи боже! Сука! – с отчаяньем заорала Адриана, уже не понимая, что кричит. В это мгновение огромный матерый волк, вырвавшись вперед, прыгнул к горлу лошади, но его встретила рука Адрианы с ножом. Полуобернувшись в седле, она ударила волка в глаз. Тот упал к ногам лошади, которая, храпя, поднялась на дыбы. Адриана удержалась каким-то чудом, вцепившись левой рукой в поводья, и с яростью полоснула ножом по лошадиному крупу. Стая, рыча, кинулась к трупу вожака. Теперь они отстали надолго, и все же Адриана продолжала гнать вперед и вперед, пока перед ее глазами не замелькали белые пятна, деревья расступились, и она увидела себя на опушке. Бросив поводья, она сползла на снег. Лезть на дерево у нее уже не было сил. Она обломала несколько веток у ближайшей ели, почти теряя сознание от усталости, положилась на чутье лошади и, свалившись на груду лапника, проспала несколько часов.

Когда она открыла глаза, два ощущения, уже привычных за последнюю неделю, пронзили ее тело – лютая боль во всех мышцах и не менее лютый голод. Стиснув зубы, она заставила себя встать на ноги и сделать несколько шагов. Повернуть голову ей было не легче, чем волку. Кобыла бродила между деревьями. Когда Адриана подошла к ней, она испуганно шарахнулась в сторону – видно, не могла забыть уколов ножом.

– Ну, ну, стой спокойно. – Адриана поймала поводья, погладила Скотину по холке. Она продолжала дрожать. Раскрыв седельную сумку, Адриана достала каравай хлеба. Глотая слюни, откусила от него и, отломив большой ломоть, поднесла к лошадиной морде.

Хлеб пришлось Скотине скормить весь – к вечеру нужно было быть в Книзе. Затем сама Адриана перекусила и согрелась остатками вина. Боль продолжала ломать ее, но странное дело – в седле вдруг утихла. Адриана подумала, что из-за ночной скачки, если только не сбилась в другую сторону, проделала большую часть пути, чем предполагала, и может подъехать засветло. И опять придется шнырять вокруг городских стен. Все равно надо ехать. Что-нибудь придумаю. Плотно сидя в седле, она высоко вскидывала голову, словно вынюхивая запах дороги в носившихся над ней ветровых потоках. На равнине одиночество ощущалось еще сильнее, чем в лесу. Там она была одна, потому что никого не было видно, здесь – одна, потому что никого не было. Только эти кривые холмы и низкое, плоское серое небо. Тоска…

Спускаясь с очередного склона, она увидела среди белого снега широкую серую полосу и радостно перекрестилась. Веда, голубушка! Это было не то место, где она переправилась в прошлый раз, но из леса она тоже вышла в другом месте. Что-то говорило ей – она едет правильно! Значит, уже скоро. Странный звук – копыта зацокали об лед. Адриана, напрягшись, привстала в седле, посмотрела вперед, и, внезапно, громкий глухой треск, толчок – и она полетела вниз и в сторону. Лед треснул, и кобыла провалилась в полынью. Адриана, при падении вывалившись из седла, ударилась об лед, левой ногой запуталась в стремени. Распластавшись, она попыталась перевернуться набок, однако нога, казалось, застряла намертво. Она елозила, лед трескался и обламывался, и погружавшаяся лошадь неотвратимо затягивала ее за собой. От ужаса заложило уши. Последним диким усилием Адриане удалось высвободить ногу, и она поползла, поползла, не оглядываясь на исчезающую в черной воде лошадиную морду.

Потом она долго лежала на животе и ела снег. Это было хуже всего – хуже разбойника, хуже волков. Такая смерть… дурацкая… без лица… Наверное, она уже не сможет двинуться с места, не подымется… И все-таки она поднялась и пошла, побрела, и сперва походка ее была заплетающаяся, а потом все более твердой. Ладони у нее закоченели, и она сунула их под мышки, чтобы согреть. Встряхивала головой. Уговаривала себя – ну, еще немного… Бедная Скотина… Как-нибудь… На холм, потом с холма, потом снова на холм, а со следующего холма, может быть, увижу городские стены…

Со следующего холма она увидела нечто такое, от чего у нее подкосились ноги, и она упала на колени в снег. Это были городские стены и багровое зарево над ними.

Штурм начался еще ночью, и на рассвете орденским войскам удалось прорваться в город сквозь пролом в стене. Но до полной сдачи было пока далеко. Бои шли на всех близлежащих улицах. Кроме того, нападающие рассеялись, ибо, очутившись в городских стенах, сразу начали врываться в дома, насилуя и грабя. Окраинные кварталы занялись почти мгновенно – там не было каменных построек. Горожане возводили баррикады. Стенобитная машина ордена, уже сыгравшая свою роль, застряла в одном из узких переулков. Проходили часы, а Книз все еще продолжал сопротивляться. Наконец Визе удалось собрать людей и пробиться почти к самой главной площади. Путь к ней преграждала огромная баррикада. Там ждали последние защитники Книза – обескровленные, изуверившиеся во всем, жаждущие только одного – умереть с оружием в руках. Но у Генриха Визе был большой опыт по части взятия городов. Он знал, как можно победить и таких людей.

Улица горбатилась криво. На изгибе ее торчала полусгоревшая часовня. И с той и с другой стороны молчали. Там, где выстроились, загородившись щитами, пехотинцы, возвышались два закованных в латы всадника – высокий, тощий Мутан, носивший поверх лат коричневую рясу, и Визе. Внезапно, так же молча, строй расступился и из проема вытолкнули шестерых. Одного из них знал весь город – это был Хайнц, другой – белесый юноша с окровавленным лицом, у обоих руки были скручены за спиной. Беременная женщина, босая и простоволосая, и цепляющиеся за ее юбку дети – девочка лет пяти и мальчик лет трех. А за ними – трое крепких, сильных, в красных колпаках и куртках из буйволовой кожи.

Мужчин убили первыми. Свалив их на землю, им поначалу выкололи глаза, потом отрубили руки, потом ноги, потом головы.

За баррикадой молчали. Только слышно было, как всхлипывает женщина. Затем двое схватили ее за руки.

– А-а, проклятые! – закричала она. Все взгляды сошлись на ней. На боковые улицы никто не смотрел. Ее запрокинутое тело выгнулось дугой. И один из палачей, взмахнув двуручным мечом, распорол ей живот. Она упала, но еще продолжала кричать, корчась на мостовой. Книзцы не выдержали. С завала прыгали люди, размахивая дубинами и топорами. Но Визе взмахнул рукой, лучники спустили тетивы, и горожане падали на бегу. Латники взяли копья наизготовку, и одновременно упали головы детей.

Захрипела труба. На вершине завала показался изможденный заросший человек.

– Сдавайся, Арнсбат, – сказал Визе. – Или с вами всеми будет то же.

Снова повисла тишина, которую оборвал жуткий, срывающийся крик:

– Не сдавайтесь! Вельф Аскел идет к вам на помощь!

Все остолбенели, потому что голос раздавался ни с той, ни с другой стороны, а словно бы с неба. Кое-кто из орденцев закрестился. Но Визе успел заметить какую-то тень в окне часовни. Он отдал приказ, несколько стрел влетели в окно, однако вопль продолжал звенеть над улицей:

– Конница Аскела нынче же будет здесь! Помощь близка! Не сдавайтесь!

И, словно по сигналу, горожане ринулись вперед, невзирая на встречный град стрел. В отчаянном порыве им удалось отбросить солдат ордена, но у городских ворот те вновь сомкнулись и пошли в наступление.

То, что творилось в Книзе в последующие часы, можно было определить одним словом – ад. Сгустились сумерки, наступила ночь, а бой все продолжался. Навстречу окованным медными листами щитам летели камни. Отовсюду слышались крики и стоны. Рубились в домах, на крышах, в переулках. Лишившийся оружия стремился зубами вцепиться в горло врага и умирал на его трупе. Так, в огне пожаров, в лихорадке ненависти, в предсмертных хрипах проходила ночь, и над всем этим падал легкий весенний снежок, ибо силам небесным не было никаких дел до людских междоусобиц. И когда уже казалось, что разгулу меча и огня не будет конца, Вельф Аскел подошел к городу.

Достоверно одно – Генрих Визе узнал об этом гораздо раньше защитников Книза. Быстро осознав изменившееся расположение сил, он бежал с частью верных людей, бросив город, Мутана и его отряд. При первом же столкновении божий брат был зарублен Вельфом. Пока аскеловская конница гонялась за отступающими орденскими войсками, добивая обессиленных и рассыпавшихся пехотинцев, горожане с последней яростью набросились на тех, кто еще оставались в Книзе, обирая и оскверняя трупы, хватая пленных, чтобы предать их мучительной казни.

И тогда в слабом свете наступающего дня на площадь из бокового переулка, шатаясь, на негнущихся ногах, с обломком меча в руке вышла Адриана. Слепая злоба и ненависть, неожиданная изворотливость, дававшие ей силы проникнуть в город и принять участие в бою, медленно оставляли ее. После того, что она увидела, стоя в окне часовни, ее охватило единственное желание – бить, убивать, иначе она задохнулась бы. Всю ночь она сражалась, и в каждом противнике видела одного – коренастого, кривоногого человека, от которого когда-то стояла на расстоянии вытянутой руки с ножом. Ее одежда и руки были забрызганы кровью, шапку она давно потеряла в свалке, но на теле ее не было ни царапины. Невредимой выбралась Адриана из кровавой каши. Опять и опять невредимой.

Теперь она не знала ни что ей делать, ни куда идти, ибо выполнила свое предназначение. Она брела без цели, как сомнамбула, не в состоянии ни радоваться победе, ни оплакивать погибших, перешагивая через трупы. И тут из грязи у ее ног взглянули на ее знакомые светлые глаза. Она нагнулась, сразу обретя прежнюю ясность мыслей.

Арнсбат умирал – это Адриана поняла тоже сразу. Горло его было пробито стрелой, и на губах пузырилась кровавая пена. Говорить он не мог, но взгляд его был осмыслен, и он узнал ее.

– Вот… – сказала она. – Я сделала, что смогла. Я их привела. Город свободен, слышишь?

Он все смотрел на нее, и во взгляде его Адриане почудилось нечто странное. Может быть, ему просто больно?

– Сейчас я тебе помогу, – заторопилась Адриана. Она знала, что стрелу выдергивать нельзя – иначе он сразу умрет, а так оставлять… Ей даже в голову не приходило позвать священника, да и где бы она его нашла сейчас?

– Унести тебя отсюда?

«Да», – сказал его взгляд.

Отшвырнув обрубок меча, который она все еще продолжала сжимать, Адриана подхватила умирающего под мышки – взвалить его на спину у нее не было сил – и поволокла. Куда – домой или в ратушу? Она оглянулась. В ратушу было ближе. Пятясь, она протащила Арнсбата по площади, по двору, – вокруг никого не было видно – толчком плеча приоткрыла тяжелую дверь, которая, к счастью, оказалась не заперта, протиснула тело Арнсбата, оттягивающее ей руки. Уложив бургомистра на пол караульной – дальше Адриана не смогла идти, – она встала рядом на колени. Он все еще был жив и в сознании. Его лицо было мокро – от слез, или пота, или просто талого снега. И он так же странно продолжал смотреть на нее, точно видел что-то скрытое от взора Адрианы.

– Сейчас я тебя перевяжу, – она обращалась к нему на «ты», так же, как к Визе и Аскелу. – Не бойся… ничего не бойся, – говорила она, мучительно размышляя, как же действительно ему помочь.

Глядя ей в лицо, Арнсбат попытался приподнять правую руку – один бог знает, чего это ему стоило – не то хотел благословить Адриану, не то просто на что-то показывал – и тут же уронил, хрипя. Кровь хлынула у него изо рта. Адриана дотронулась до его руки. Потом с усилием вырвала стрелу – теперь это уже не имело значения. Спокойно, одним движением ладони закрыла Николасу Арнсбату глаза, сложила руки на груди и, завершая обряд, сняла с себя цепочку с мощами – ту самую оберегу, которую Арнсбат отдал ей и которая охраняла ее в пути, а сам хозяин… – и надела на шею мертвеца.

Теперь она сделала все, что надо. Адриана поднялась на ноги. Страшно хотелось пить. Уже сутки у нее во рту не было ни капли воды, только мерзкий привкус крови. Она знала, что под лестницей караулки стояла бочка с водой, может быть, там осталось… Адриана заковыляла к лестнице. Бочка была там, и полна почти до половины, и вода не затхлая. Девушка зачерпнула обеими руками, и, пока заглатывала воду, перед ее внутренним зрением промелькнул какой-то чужой образ. Она вновь нагнулась над краем бочки, протянув ладонь, и на этот раз увидела свое отражение. Посмотрела и ударила по нему кулаком. Видение распалось. Черт, померещилось… Или нет… Она опять заглянула в воду, когда рябь утихла, потом отбросила с затылка волосы на лицо, разгребла их руками. Так и есть! Под лестницей было темно, но, несмотря на это, среди рыжих волос отчетливо выделялись широкие белые пряди.

Ухватившись за скобу бочки, Адриана съехала на пол и села, прислонившись к лестнице. Где-то в глубине сознания назойливо вертелись слова какого-то римского историка: «Голову одного человека, у которого были рыжие волосы с проседью, он довольно остроумно назвал «мед, смешанный со снегом»…» Седая прядь свисала прямо на глаза, Адриана заложила ее за ухо. Да…

Цепляясь за стену, она встала. Во дворе ясно слышались громкие голоса, с грохотом хлопали двери, звенела амуниция. Вот оно что… в городе конница, караульню занимают… Больше ей тут нечего делать. Адриана медленно – торопиться было уже ни к чему – пошла к выходу. Мимо, не обращая на нее внимания, с топотом прошли какие-то люди, переговариваясь на ходу. Хотя их грубые голоса отдавались во всем здании, Адриана совершенно не вслушивалась в смысл разговора. Она устала.

Девушка спустилась во двор. Конюхи переругивались, привязывая лошадей. Снег перестал, небо было ясным. Не глядя по сторонам, Адриана продолжала брести своим путем, и вдруг услышала:

– Странник!

Она обернулась, хмуро поискала глазами, кто бы мог это крикнуть. На высоком крыльце ратуши стоял Вельф Аскел, без шлема, в плаще поверх лат.

Она подошла поближе, пробормотала: «Будь здоров».

– Арнсбат убит, – сказал Вельф.

– Я знаю.

– Хочешь теперь служить мне?

– Хочу.

– Тогда слушай. Нам придется задержаться здесь еще на некоторое время – неизвестно, что еще придумает орден. Я давно жду известий от графа Лонгина, но он, видно, заплутал между лесом и Старыми болотами. Разыщешь его. Объяснишь, в чем дело, и велишь, моим именем, поспешить на запад, чтобы до того, как вскроется Гай, мы могли встретиться у монастыря Всех Святых. Если что задержит его – вернешься и принесешь ответ. На гонца ты не похож, оно и к лучшему во время войны. Но чтоб поверили тебе, дам – не талисман свой, нет у меня талисмана, кроме меча, – печать, которую даю моим доверенным. Держи.

Он протянул ей свинцовый кружок на коротком прочном шнурке. Адриана зажала печать в кулаке, не разглядывая. Она было немногим больше серебряного динария.

– Тогда я пойду, – сказал Странник, – зачем терять время?