Текст книги "Удар милосердия"

Девлин уверял, что не знает, какое это дело, и у Джареда были основания ему верить. Лабрайд всегда имел на него огромное влияние – истинное влияние человека из «старых семейств» на южанина. Джаред на такое безоговорочное подчинение не был способен. Тем не менее, Лабрайд обратился к нему.

То, что Лабрайд по происшествии стольких лет обнаружил его в богом забытом Крук-Мауре, также было достойно удивления, но Джаред ни на минуту не предполагал, будто для этого ему понадобились сверхъестественные возможности. Здесь уже не Карниона, но все-таки Юг, а у старых семей – свои связи.

Девлин не стал дожидаться ответа. Пробыв в Крук-Мауре всего сутки, он отбыл в Скель. А Джареду предстояло принять решение.

Срываться с насиженного места у него не было особых оснований. Лабрайд дал понять, что никакого личного интереса у Джареда в его делах нет. И кто ему Лабрайд? Не сват, не брат, не учитель. Отцу Венилону и Тахиру ибн Саиду Джаред был обязан много большим, но, когда приходил срок, без колебаний с ними расставался. В Крук-Мауре у него образовались приятели, пациенты, заработок… Но он распрощался со всеми и двинулся в Тримейн. Он знал, что в обиде на него не будут. На Юге к таким вещам относились просто. Ушел и ушел.

Джаред вышел в дорогу зимой. В его родных краях эта фраза могла бы привести в ужас. Но здесь, пусть и не было так жарко, как в Зохале, снег все равно не выпадал. Привычный к пешему ходу, Джаред продвигался быстрее, чем иной всадник – иногда один, иногда присоединяясь к купеческим обозам. У середине весны он достиг границ прежнего Тримейнского королевства. Сейчас приближалось лето.

Джаред никогда не задавался вопросом, почему именно эти земли стали ядром империи и властвуют над обширным Эрдом, древней Карнионой и богатыми южными городами. Так случилось, и все. Он шел через города и деревни, присматриваясь к домам и людям. Дома казались не более уродливыми, а люди пожалуй, более богатыми, чем в родном Эрде. Только крестьяне гляделись уж слишком боязливыми и приниженными. Джаред впервые в жизни попал в края крепостного права. В герцогстве Эрдском в неурожайные годы с голоду вымирали целые деревни, в землях за Данданом он сталкивался с ужасающей нищетой, но там у людей, сидевших на земле, было больше достоинства. Правда, за границами империи было рабство. И были обладающие рабами крестьяне. Сложно устроен этот мир.

Ночевал он там, где застанет его ночь – на постоялых дворах, или у обочины дороги, благо земля уже подсохла, и, кутаясь в плащ, не нужно было разводить костер. Днем ощутимо пригревало, и он, по приобретенной на Юге привычке, стаскивал капюшон, хотя здесь на людей, не прикрывающих голову смотрели косо – так ходили только крепостные или распоследние бродяги. Что ж, в какой-то мере он бродягой и был. На Юге прикрывали голову от жары или непогоды, а не для того, чтобы обозначать сословие, и Джаред к этому привык. Поэтому его рыжеватые волосы, выгоревшие на солнце, были много светлее короткой бороды. Вообще в том, что касалось внешности, он следовал местным обычаям. В Зохале мужчине подобало носить бороду, беречь ее и холить, а волос не открывать. В Карнионе и городах Юга приличным считалось бриться и коротко стричься. Так Джаред и поступал. Сейчас, в дороге он снова отпустил бороду просто для того, чтобы не утруждать себя бритьем. В Тримейе он намеревался привести себя в соответствие с тамошними нравами.

Последнюю часть пути он проделал с торговцами шерстью. направлявшимися на Скотский рынок. Там согласно городским установлениям, торговали не только скотом, но и всем, от него происходящем. Соответственно, вокруг рынка вырос целый квартал торговых рядов. Там, заплатив входную пошлину у рыночных ворот, Джаред со своими спутниками и расстался.

Девлин сказал, что узнать о местонахождении Лабрайда можно узнать на Южном подворье, а Джаред узнал от торговцев, что от Рыночных ворот оно очень далеко – придется пересечь едва ли не весь город. Джареда это не страшило. Ему хотелось посмотреть на столицу.

Выйдя из монастыря, он перевидел множество городов, но Тримейн оказался самым из них большим, больше даже Скеля. За последние двести лет Тримейн трижды расширял городские укрепления, тогда как в Скеле это делали лишь единожды. Скотский рынок раньше также находился за городской чертой, равно как и кладбище святой Марии Египетской. И теперь еще рынок с торговыми рядами и кладбище были огорожены стенами, но более из соображений безопасности.

За ними начинался квартал Площади Убежища – место, знаменитое на всю империю. Здесь могли укрыться те, кого преследовал закон, прежде чем закон успел их настичь. Первоначально право убежища предоставлялось несостоятельным должникам, но им быстро научились пользоваться все, кого общество преступников страшило меньше тюрьмы иди плахи. Всем им по закону запрещалось покидать квартал, но будь так, они в неделю бы вымерли или поели друг друга, чего не происходило. Следовательно, жители Площади Убежища в город выходили, и уж явно не для того, чтобы поразмять ноги. Этот рассадник грабителей, воров и проституток был сущей язвой Тримейна, и однако, горожане не слишком требовали эту язву выжечь – ведь никто не мог зарекаться, что не попадет туда. С востока и запада, точно суровые стражи, напоминающие о грехе и воздаянии, Площадь ограждали церковь Св. Юлиана и Марии Египетской. Зримое же воплощение воздаяния можно было разглядеть с площади из-за стены, оставшейся от старинных укреплений. Свинцовая башня была одной из самых страшных тюрем Тримейна. Настолько, что туда не каждый мог попасть… Узниками Свинцовой башни становились те, кто совершил наиболее тяжкие преступления – за исключением погрешивших против веры и церкви.

Все это располагалось по правую руку от Джареда, если идти от торговых рядов к реке – как бы в опровержение мнения, что правая сторона есть благая. Впрочем, стоило повернуться к реке спиной, как правое становилось левым. По левую же находилась часть города, где в славе своей утвердились обе ее власти – духовная и светская. Здесь находился величественный, грозный в своей мощи кафедральный собор во имя Двенадцати апостолов, перед которым была просторнейшая в Тримейне площадь. Здесь сияла красотой и белизной словно бы сплетенная из кружев церковь святого Тирона. Но и ей приходилось померкнуть перед Новым императорским дворцом, в создании которого искусные зодчие, выписанные из всех концов Европы, превзошли себя. Между дворцом и новыми укреплениями тянулись недавно устроенные сады – одно из любимых мест увеселений двора. Дальше, на берегу Трима был выстроен дворец архиепископа. Словом, это была прекраснейшая часть города, благоуханная сердцевина имперской розы, как выражались поэты – но именно в этой сердцевине угнездился Дом Святого Трибунала с архивами, канцеляриями, камерами пыток темницами – такими, что узники Свинцовой башни могли с полным основанием считать, что им крупно повезло с обиталищем.

Джаред не свернул налево, справедливо предположив, что осмотр красот этой части города займет слишком много времени. Ему нужно было перебираться на другую сторону Трима. Это можно было сделать по одному из мостов: Деревянному или Королевскому, соединявшему оба берега с Королевским же островом, либо наняв лодку. Тратиться на лодочника не хотелось, и Джаред рассудил, что уйдет слишком много времени, пока он будет огибать на острове Старый Дворец, выстроенный еще в доимперские времена. Поэтому он выбрал Деревянный мост. Перейдя его, Джаред оказался перед кварталами, заселенными честными бюргерами, чиновниками и купечеством. Здесь были свои достопримечательности – Дворец Правосудия, речной порт, Соляной рынок. А за рынком то самое Южное подворье, куда направлялся Джаред. Ибо за Соляным рынком и на прилегающих улицах издавна селились торговцы с Юга. Их было так много, что даже здешние ворота именовались Карнионскими, хотя если уж соблюдать точность, смотрели они вовсе не в сторону Древней Земли.

Разумеется, Джаред не ожидал, что Лабрайд поселится среди купцов. Но опоры он стал бы искать именно здесь, среди земляков, не забывших, что такое старые семьи.

Он не ошибся. Хозяин подворья, давно усвоивший местную речь ( Джареду, привыкшему к более чистому южному выговору она показалась вульгарной), понимающе кивнул, услышав имя Лабрайда.

– Ты ведь с Юга пришел?

– Да, из Крук-Маура.

– Так он и говорил, что его может спросить молодой господин, прибывший с Юга. – Он посмотрел на Джареда, внешний вид которого до господина явно не дотягивал. Потом, видимо, решил для себя, что со всякой швалью Лабрайд водиться не станет. Подозвал бродившего по двору мальчишку, очевидно, сына.

– Эй! Хватит лоботрясничать. Проводишь господина в Дом-с-яблоком.

Мальчишка повиновался с готовностью, хотя вероятность получить от Джареда мзду за услугу была весьма сомнительной. Оказалось, что надобно снова повернуть к реке, только шли они по другой улице, на сей раз обогнув Соляной рынок. Слева виднелось здание сурового вида, и мальчишка пояснил, что это еще одна тюрьма – Приют святого Леонарда. Сюда попадала публика попроще, в основном те, кто не успел укрыться на Площади Убежища, или не во время ее покинул.

За подобными разговорами они вошли на улицу, отрекомендованную Джареду как Ольховая («тут раньше ольховая роща была, да вырубили давно») и свернули налево.

– Вот он, Яблочный дом, – сказал мальчишка.

Перед ними высился ряд домов, высоких, добротных, хотя на нынешний столичный взгляд, несколько старомодных, но какой из них имел в виду провожатый, сомневаться не приходилось. На его фасаде красовалась роспись, уже порядком потускневшая. Несмотря на эти обстоятельства, а также подступавшие сумерки, можно было догадаться, что изображает она грехопадение. Яблоко, протянутое Евой (закутанной от нескромных взглядов в волосы не хуже святой Агнессы) единственное на фреске сохранило свой первоначальный ярко-красный цвет, и невольно привлекало к себе взоры. Иначе дом прозвали бы Домом Грешников или еще как-нибудь в этом роде. Окна над головами потускневших прародителей человечества были застеклены, что для столицы было не редкость, но все же свидетельствовало о достатке хозяев.

Мальчишка поднял висевший на цепи дверной молоток и постучал. Дверь открыли, не задавая вопросов, из чего можно было заключить, что либо привратник слишком беспечен, либо в двери имеется замаскированный глазок. Когда Джаред увидел привратника, то отдал предпочтение последнему выводу, поскольку узнал. Его звали Мейде. Он служил Лабрайду, когда Джаред жил в Скеле, и в беспечности его никак нельзя было упрекнуть.

При виде Джареда он не выразил удивления. Кивнул, посторонился, пропуская гостя, вытащил из кошелька монету и бросил провожатому. Тот спрятал денежку, даже не попробовав ее на зуб, и насвистывая, пошел обратно. Надо думать, имел возможность убедиться, что здесь платят честно.

Мейде затворил дверь и стал подниматься по лестнице. У него не было при себе ни свечи, ни факела, но из-за приоткрытой двери в кухню пробивался свет, и слышно было, как двигают посуду – значит, Мейде был не единственным слугой сего дома.

За лестничным пролетом открылась просторная комната. Здесь было не так темно – окно против входа было открыто, и в него вливался последний сумеречный свет. Лабрайд стоял у окна, но заслышав шаги, повернулся. Он не слишком изменился с тех пор, как Джаред видел его в последний раз, однако в его черных волосах появилась седина, и он отпустил короткую бороду, тщательно выбритую вокруг губ – наверное, такова была столичная мода. На нем был длинный свободный домашний кафтан, отороченный куньим мехом. За спиной Лабрайда Джаред с некоторым удивлением увидел свинцовые воды Трима и темные башни Старого Дворца. Окна дома выходили на реку.

– Приветствую тебя, – сказал он.

Лабрайд слегка склонил голову.

– Я рад тебя видеть. Наверное, проголодался с дороги?

– С голоду не умираю, но от угощения не откажусь.

– Не возражаешь, если мы поужинаем здесь?

– Какой разговор!

– Мейде, возьми у господина Джареда сумку и покажи ему комнату. Джаред, я тебя жду.

Такая манера встречать гостя могла бы показаться излишне сухой и лишенной радушия. И в этом Лабрайд не изменился. Он не был склонен к выражению чувств, но при этом гость в его доме всегда встречал отличный стол и удобный ночлег.

Так было и сейчас. Когда Джаред вернулся, окно уже закрыли ставнями, и горели свечи – на поставцах, увенчанными резными башенками, в миниатюре напоминавшие соборные, на столе, бросая манящий отсвет на блюда с рыбой в винном соусе, бараниной на вертеле и пирогами с голубями. В кувшинах было фораннанское и скельское.

– Если хочешь, можно принести пива, – сказал Лабрайд, – В Тримейне недурное пиво, даже при дворе им не пренебрегают.

– Благодарю, в другой раз. – Более всего Джареду хотелось знать, ради чего он здесь, но он не стал спрашивать. Лабрайд скажет сам, когда сочтет нужным.

– Я был очень рад, когда услышал, что ты в Крук-Мауре. Ибо не числил тебя среди живых. Как я слышал, дервишей сна постигло несчастье?

– Ты не ошибся.

– Должно быть, ты проклинал меня за то, что я рассказал тебе о них?

– Вовсе нет. Пребывание в школе было для меня весьма полезно. Правда, это плохо кончилось, но в этом ты не при чем. – Джаред доел мясо, вытер руки салфеткой, и продолжая непринужденную беседу, спросил:

– А ты давно живешь здесь?

– В Тримейне – около года, а в этом доме – с весны.

Выходит, он поселился в этом доме уже после того, как отправил известие Джареду.

– Хороший дом. Хотя и не в самой аристократической части города

– Зато расположен символически – между Дворцом Правосудия и тюрьмой. Только на таком запретный плод и рисовать. Владелец дома сдал его мне, а сам выехал из города. Видишь ли, сейчас в Тримейне не очень популярны дома, которые выходят окнами на Старый Дворец.

Вот оно, подумал Джаред. И промолчал.

– Ты слышал в дороге что-нибудь об убийствах женщин кронпринца?

– Что-то болтали… Но я счел это домыслом… Знаешь: вампиры, оборотни.

– Это не домыслы. То есть в вампиров с оборотнями я верю не больше тебя. Но убийства были доподлинно.

– Значит, это правда. Наследник престола – убийца?

– Не думаю. – Лабрайд отпил из серебряного бокала. – Но поручиться ни за что нельзя. В этом деле много всего намешано. И то, что люди именуют черной магией, а я – грязным употреблением Силы, – тоже.

– Так ты для этого вызвал меня из Крук-Маура?

– Вызывал – для этого.

– Поясни.

– Когда я посылал Девлина, то полагал, что найти убийц может такой человек, как ты. Но с тех пор обстоятельства несколько изменились. У меня появилась другая возможность помешать убийце и обезопасить кронпринца, против которого, несомненно, направлена интрига, или какая-то ее часть. И похоже, я на верном пути. Во всяком случае убийства прекратились. Но не думай, – он сделал упреждающий жест, – что проделал весь этот путь напрасно. Возможно, все обстоит сложнее, чем я предполагал изначально, и злодеяние просто сменило окраску.

– Какую?

– Это нам придется узнать. Скажи, ты знаешь Кайрела Рондинга?

Перемена темы была столь неожиданна, что Джаред не успел удивиться.

– Конечно, я слышал о нем, как и все на Юге. Но никогда не видел. В это трудно поверить, ведь я был на границе во время войны. Понимаешь, я взял за правило никогда не становиться на пути у армии. Даже если это наша армия.

– Он популярен?

– Если есть сейчас на Юге популярный человек, то это Кайрел. Полагают, и не без основания, что без него мы бы завершили эту войну не так успешно

– Значит, лично вы не встречались. Жаль. Я надеялся, что ты кое-что прояснишь. Потому что я его тоже не встречал. Хотя некоторые сведения о нем имею… Некий Кайл Рондинг, из семьи не слишком знатной и небогатой, но ничем не запятнанной, отправился послужить императору оружием на южную границу. И на Юге ему посчастливилось жениться на девушке – не из старого, правда, семейства, – но все же из очень древнего и уважаемого рода. Ее звали Сионайд ни Эйтне Тангвен. Впоследствии Кайл Рондинг с семьей вернулся в Тримейн, где во благовремении и скончался. Но сын его, этот самый Кайрел, также с оных лет уехал служить на Юг, а, поскольку он примерно твой ровесник, там он уже давно. Он был на хорошем счету еще до войны, и, не сомневаюсь, что приходилось ему легче, чем отцу. В тех краях, как тебе известно, происхождению по материнской линии придают большее значение. В случаях, подобных этому, оно важнее, чем происхождение по линии отцовской.

Лжаред кивнул.

– Ты прав. Я не слышал, чтоб о нем говорили, как о чужаке. А если б и говорили… Он мало того, что очистил границу. Он сам ходил в набег до самого Зохаля!

– Я думал, тебе в Зохале нравилось.

– Верно. Пока проклятый Музаффар не прирезал старого эмира. Цветущий сад он превратил в бойню. Он столь же жаден, как и жесток, а жестокость его безгранична.

– Ты заговорил наподобие своих дервишей.

– Пускай. Кайрел ап Тангвен дал Музаффару хороший урок. Гнал его гулямов до самой Аль – Хабрии, а это не ближний свет. Кстати, когда я уходил из Крук-Маура, то слышал, что будто Кайрелу приказано было отправляться куда-то в герцогство Эрдское. Ума не приложу, что рыцарю на службе императора делать в Эрде, да еще в мирное время – там ревниво относятся к местным вольностям.

– Ты что, не слышал про мятеж в в Вальграме?

– Так ведь он, вроде, был давно. Или там опять что-то стряслось?

Лабрайд взглянул на собеседника с недоумением. Потом усмехнулся.

– По-моему, ты единственный на моей памяти северянин, которого не волнует, что происходит в родных краях.

Джаред развел руками.

– Может быть. Но я не очень чувствую себя северянином. Конечно, я родился и долго жил в Эрде. Но в аббатстве не слишком любопытствовали, что происходит за стенами. А потом я ушел из герцогства. Когда в Вальграме бунтовали, я был за пределами империи. А когда вернулся, об этом все забыли…

– Ясно. Так вот, друг мой, дела на Севере были столь серьезны, что герцог Тирни обратился за помощью к императору. По условию договора, заключенному между герцогом и принцем Раднором, возглавлявшим императорское войско, конфискованные земли мятежников переходят в императорскую казну. За чем обязан следить специально назначенный наместник. А теперь вопрос: по какой причине человека, который не без успеха занимался этим все минувшие годы, спешно отзывают в столицу, а на его место назначают Кайрела?

– По какой? – Джаред счел вопрос риторическим.

– Не знаю. Как ты только что изволил выразиться по этому поводу – ума не приложу. В Эрде сейчас спокойно, военного вмешательства не требуется.

– Может, дело в том наместнике, которого отозвали? Проворовался?

– Вовсе нет. Я проверил. И никаких кар на его голову не посыпалось. Так же, как и наград. Это добросовестный чиновник, звезд с неба не хватающий. Как раз такой, какой нужен на этом месте. А туда отправляют Кайрела, человека военного, и не имеющего в Эрде ни семейных, ни дружеских связей. А в Эрде не слишком любят южан. Не спорь – я сам это испытал.

– Спорить я не стану. Но может, именно таков был замысел императора? Может, он испугался, что на южной границе Кайрел слишком влиятелен.

– Я бы согласился с тобой, если бы не бывал при дворе и не встречался с императором. Ты ошибаешься, представляя его величество тонким политиком. Наш добрый Ян – Ульрих все свое время посвящает куртуазным развлечениям – пирам, охотам и турнирам. И женщинам, в чем преклонный возраст ему не помеха.

– Совсем как покойный эмир…

– Понимаю, на что ты намекаешь. Но в империи не принято душить своих властителей.

– Эмира Арслана зарезали.

– Тем более – резать. Не скажу, чтоб так было всегда, но сейчас те, кто прорываются к власти, действуют более утонченными методами.

– И ты считаешь, что назначение Кайрела – следствие подобных методов?

– Я считаю, что это часть сложной и непонятной нам интриги. Так же, как убийства девушек.

– Но какая здесь связь? Ты говоришь, что убийства совершаются с помощью магии. Но как магия может быть причастна к такому тривиальному, хотя и темному делу, как назначение и смещение императорских наместников?

– Мне трудно ответить на твой вопрос. Точнее, на оба вопроса. Относительно последнего. Видишь ли, я чувствую присутствие Силы и Силы загрязненной. Как – объяснить не берусь. У тебя свой дар, у меня свой. А какая связь… Я и вызвал тебя для того, чтоб узнать, какая. Но теперь, когда ты ясно дал понять, что не скучаешь по родине, я не стану требовать от тебя лишних жертв…

– Ты хочешь, чтобы я отправился в Эрд?

– Я этого хотел. Сам я уехать не могу, поскольку должен отыскать того, кто за всем этим стоит, а он, по моему убеждению, в столице или рядом с ней. А ты с помощью своего дара сумел бы определить кто есть Кайрел – преступник или намеченная жертва. Да и в положении на Севере тебе было бы легче разобраться, чем пришельцу из чужих краев. Но…

– Что значит «но»? Я еще не отказываюсь.

– Однако в Эрд, по твоим словам, тебе идти не хочется.

– Я не скучаю по Эрду, верно. Но я не скучаю ни по кому и ни по чему. Таким уж Господь меня создал. И охотно взгляну , что нынче творится в родных краях.

– Пойми, я не развлечься тебе тебе предлагаю. Это может быть опасно.

– В Зохаль я тоже не на прогулку отправлялся…

Препирательства в подобном духе продолжались некоторое время, пока Джаред не поймал себя на мысли: Боже праведный! Он сам уговаривает Лабрайда послать его в Эрд, когда должно быть наоборот. Хитер Лабрайд, вот уж действительно ловец человеков! И словно угадав невысказанное, Лабрайд усмехнулся.

– Стало быть, договорились. Ты, конечно, отдохнешь у меня какое-то время. А я договорюсь с кем-нибудь из речных капитанов, чтобы тебя взяли на барку. Или ты предпочитаешь ехать верхом? Тогда я добуду тебе лошадь.

– Нет, наездником я как был плохим, так и остался. Своим двоим доверяю больше, чем чужим четырем. А на речной барке я никогда не плавал, хотя по морю – пришлось.

– Это гораздо спокойнее, чем на корабле. Другого спокойствия тебе в этом путешествии не обещаю. Впрочем, ты волен вернуться, когда сочтешь нужным. А пока – не слишком ли затянулся наш разговор? Конечно, для тех, кто не виделся столько лет, он даже слишком краток, но утомителен для того, кто пешком прошел от Крук-Маура до Тримейна.

– Эмир Арслан, как я слышал, называл мудрую беседу вершиной всех удовольствий.

– За что и поплатился… Но мы еще поговорим с тобой, пока ты будешь в Тримейне. Расскажешь мне о своих странствиях. А пока – доброй ночи.

Джаред и в самом деле чувствовал, что его клонит ко сну. Он почти не пил за ужином, но сытная еда после долгой дороги опьяняет сильнее вина. И еще – в пути так или иначе все время приходилось быть настороже. В этом доме можно было позволить себе отдохнуть без оглядки на неведомые опасности, пусть за самыми его окнами творилась какая-то дьявольщина. И оттого Джаред забыл полюбопытствовать, что за новый способ изыскал Лабрайд, дабы охранить наследника престола.