Текст книги "В Сайгоне дождь"

Наталия Розинская
В Сайгоне дождь

Посвящаю другу, которого никогда не будет со мной…

От автора

Уважаемые читатели!

Я искренне надеюсь, что история, пересказанная мною, тронет ваши сердца, как когда-то тронула мое. Я верю, что вы поймете, почему старый вьетнамец поведал ее именно мне. Может быть, он и сам был частью этой истории. А может, через историю одной вьетнамской девочки он хотел рассказать мне о тысячах других, таких, как она? О том, что каждый человек чувствует боль и радость, независимо от количества денег у него за душой. У каждого есть мечты. Но не у всех есть надежда на их исполнение, потому что мечта и бедность часто бывают несовместимы.

Мы думаем, что много знаем о бедных странах и людях, которые там живут. А что, если мы ничего не знаем о них? Разве лишенные правды и души картинки рекламных журналов, сюжеты развлекательных передач о дальних странствиях могут передать все чувства – радость, тревогу, надежду – из той, настоящей, жизни? И если мы верим только им, то тогда действительно ничего не знаем о жизни.

Неубедительное оправдание нашего равнодушия: все это где-то там, далеко. На самом деле бедность и горе не имеют четко очертанных границ. Люди, отнесенные сухим языком статистики за черту бедности, есть повсюду И среди нас тоже. Их значительно больше, чем мы можем себе представить. Просто мы, оберегая себя, не хотим думать об этом, ведь нам повезло и мы не из их числа…

Проще не замечать, говорить, успокаивая свою совесть: все это в другой реальности. Проще перелистнуть страницы из раздела «Мир увлекательных и экзотических путешествий» – и забыть. Но рассказ старого вьетнамца забыть трудно…

Путешествуя по собственной стране, мы неизбежно увидим не менее драматичные картины «настоящей» жизни. Точнее, увидят те из нас, кто захочет впустить правду в свое сердце.

Мы твердо верим придуманному кем-то объяснению: каждый, кто хочет трудиться, может обеспечить себе достойную жизнь. А если это не так? Ведь есть люди, которым никогда не вырваться из нищеты, потому что бедность сковала их руки и завязала глаза.

Но бедность не родилась из ниоткуда. Это – плод несправедливости, вечной пропасти между миром богатых и бедных.

Дорогие читатели, возможно, вы ответите на вопрос, кто виновен в смерти маленькой девочки. А может быть, виновных вовсе нет и эта история никого не касается? Но думаю, это не так, и она касается каждого из нас.

С уважением

Наталия Розинская

P.S.

Выражаю искреннюю благодарность Посольству Социалистической Республики Вьетнам за помощь в создании книги.

Воды Сайгона

Волны Сайгона абсолютно счастливы. Они не помнят прошлого и не думают о будущем. Они живут только этим мигом, этой секундой, сейчас. «Так было – так будет», – поют они свою вечную песню. Убаюкивают: «Не плачь…» Счастье для них – пустой звук. Они счастливы уже тем, что стремятся вперед. Но через секунду, разбившись о берег, они начинают новый путь. И в этой бесконечности – вся их жизнь. И столько жизней прошло мимо них, и столько видели они, что слезы и смех, любовь и ненависть, жизнь и смерть смешались в одно целое и перестали их волновать. Воды Сайгона знают: что есть – того не будет, что будет – того нет…

Однажды мы узнаем, как долго может тянуться время, когда мы чувствуем боль. Для нас становится открытием, что в часе 60 минут. И тогда мы учимся считать секунды, потому что каждую из них нужно пережить… Иногда мы слишком поздно узнаем, как мучительно долго может тянуться время.

Город и дождь

Город еще спал, когда дождь уже ласкал поцелуями дома и улицы, стараясь смыть печаль прошлого дня и подарить любовь всему миру Так наступало утро.

Большая Сайгонская площадь, как всегда, кишела людьми. Все куда-то спешили. Это вечное движение было похоже на хаос, но на самом деле у каждого был свой собственный путь. Жители Сайгонской площади были частью одной большой жизни, составленной из тысяч маленьких.

Среди них была и она – девочка с глазами цвета чайной розы. Маленькая и хрупкая. Внешне она ничем не отличалась от сотен других бедных сайгонских девочек. Но каждый, кто хоть раз взглянул в ее глаза, понимал: что-то необыкновенное было в ней, как в диком цветке, стремящемся к свету сквозь сорняки и мусор из сухой земли. Не благодаря, а вопреки. Увидев его, прохожие удивляются и идут дальше, каждый своей дорогой. Никто не поможет цветку, с трудом пробивающему себе путь.

Никто не поймет чужой боли. Так бывает и в жизни: вокруг много людей, они смотрят, но ничего не видят, говорят с тобой, но не слышат, дотрагиваются до тебя, но не чувствуют. Где бы мы ни были и что бы ни делали, мы всегда остаемся один на один со своей судьбой. И никто не сможет с нами или за нас пройти наш путь. У каждого своя борьба и своя собственная дорога слез.

У девочки с глазами цвета чайной розы не было никаких прав на жизнь, только сильная любовь к ней. Такие, как она, гибнут сотнями от голода и болезней. Их смерти никто не замечает, потому что на их место приходят сотни других. У них нет шансов на иную, лучшую, жизнь, потому что бедность не оставляет выбора…

Она продавала жареные бананы. С раннего утра и до поздней ночи. Из того, что она зарабатывала за весь день, хозяин лавки оставлял ей ничтожно мало. Но она была рада и этому, потому что знала: есть люди, которым повезло еще меньше.

Она умела радоваться жизни – лучам солнца и каплям дождя. Девочка очень любила дождь. Он целовал ее щеки, в ответ она улыбалась ему.

День за днем она ходила на Сайгонскую площадь, работала до темноты. Возвращаясь ночью домой, она знала, что утром с первыми лучами солнца все повторится вновь. В этом однообразии была вся ее жизнь, похожая на бесконечный, серый туннель, в котором нет никаких поворотов и остановок и двигаться нужно только вперед. Она не знала еще, что никакого света в конце этого туннеля нет. Для нее, как и для десятков тысяч других, есть только один выход из серого лабиринта судьбы – смерть. Справедливо ли это? Ни одного шанса вырваться из западни, ни одной надежды стать другим человеком. Только единицы способны противостоять. Даже если очень стараться, ни слезами, ни кулаками, ни даже зубами не удастся вырвать из горла судьбы другую жизнь. Ей ни за что не перебраться на ту сторону, потому что два мира, существующих параллельно, мир богатых и мир бедных, никогда не пересекаются. Где проходит граница между этими мирами и почему для таких, как она, нет ни одного перехода, девочка не знала. Но то, чего мы не знаем, не может причинить нам зла. Ей не с чем было сравнить свою жизнь, и потому она принимала ее такой, как есть. Так жила она. Так жили все вокруг нее. И она смирилась, как смирились с судьбой ее мать и бабушка. Другой жизни она не желала, потому что желания в ее мире – слишком большая роскошь. Иногда ей очень хотелось попробовать что-нибудь из съестного, что продавалось на большой Сайгонской площади, но у нее никогда не было на это денег. И поэтому она научилась не думать о том, чего нельзя получить. Даже она понимала: нет никакого смысла желать невозможного.

У нее не было ничего, кроме времени. Его было много. Она его не считала, не берегла. Время для нее всегда тянулось медленно и ничего не означало. Время было к ней равнодушно.

Каждое утро она ела похлебку – все, чем в состоянии была накормить мать. Жила в полуразвалившейся лачуге с обветшалой, порванной дождями и ветром кровлей. Но для нее это было нормально. Такой была жизнь в ее квартале и во многих других. Она никогда не училась. Но в глазах ее был свет – ровный, мягкий, как у ребенка умного и талантливого от природы.

Ей нравилось наблюдать за людьми. Особенно за их лицами. Она любила смотреть, как меняются их глаза, когда они плачут, смеются или ругаются. А на Сайгонской площади всего этого было вдоволь. Случались там разные смешные и грустные истории, но она никогда не узнает, что стала героиней одной из них.

Когда за ней не следил хозяин лавки, единственным ее развлечением было собирать обрывки газет. Она поднимала их, стряхивала засохшую грязь, разглаживала ладонями помятые края. С картинок на нее смотрели дамы и джентльмены в шикарных нарядах. Они нравились ей. Но она даже не думала о том, что могла бы оказаться на их месте. Если бы только звезды в миг ее рождения сошлись иначе, если бы судьба была добрее к ней, если бы ее путь оказался другим. Если бы… Но судьбу никто не выбирает. Она знала, что есть мир богатых людей, где совсем другая жизнь. Но это казалось ей таким нереальным, таким далеким от нее, как сказки, которые когда-то очень давно рассказывала ей мать. И таким же недостижимым, как звезды…

Заглянуть в рай

У него было все, что можно купить за деньги, и он думал, что так будет всегда. Он ошибался…

Каждое утро он выезжал на лимузине из загородного дома, который он снимал, пока жил в Сайгоне. Каждый раз он убеждал себя, что никогда бы не приехал сюда, если бы не финансовые интересы. Деньги – его главная религия. Много, очень много денег – его единственный бог. Карьера. Ради нее одной он был готов на все.

Сколотив изрядный капитал, он мог бы спокойно жить до конца своей жизни, никогда не задумываясь о деньгах. Но чем больше их было, тем больше он их хотел иметь. Для чего? Он предпочитал никогда не отвечать на этот вопрос, который часто задавал себе. Но одно он знал точно – в погоне за деньгами уже было невозможно остановиться. Наверное, в этой гонке и был для него смысл жизни…

Американская мечта сбылась: деньги – секс – развлечения. Вечеринки, гольф, виски, дорогие машины, шикарные женщины. Собаки, кони и снова виски, гольф, женщины… И снова коммерческие интересы – круг замыкался. Он не знал, почему его жизнь так была устроена. Он бесконечно стремился к новым финансовым высотам. Как только очередная цель была достигнута, появлялась другая, и все начиналось заново.

Ни минуты не мог он прожить в покое. Время было его врагом. Его оставалось все меньше и меньше. Оно катастрофически исчезало, и жизнь его неумолимо приближалась к концу. Время было для него самым дорогим и единственным, чего он не мог купить и что не мог удержать возле себя. Он собирал его по крупицам, жадно съедая каждый день, каждый час, каждую минуту своей утекающей жизни. Для времени он был игрушкой. Такая игра: время всегда от него убегает.

Подобное испытал только тот, кто, прощаясь с молодостью, упорно не хочет впускать старость на свой порог и, гоня ее прочь, делает вид, что все еще впереди. Подобную иллюзию переживал и он. Иллюзию, потому что впереди ничего уже быть не могло и позади не было ничего из того, что он так долго искал и чего так и не смог найти. А времени уже мало. И покоя нет, он лишь пугает, не дает тепла. А найти это что-то самое важное все сложнее.

Как только он позволял себе замедлить шаг, его начинала терзать пустота, которая давно жила в его сердце. Ему казалось: если он остановится и останется наедине с собой, пустота его сожрет. Он окончательно и навсегда проиграет этот поединок. Но пока он в движении, он может удерживать равный счет и ни за что не сдаваться.

Здесь, в Сайгоне, он пытался убежать от себя. Он действительно думал, что это возможно. Ведь все, что он только мог пожелать, было к его услугам: вечеринки, шикарные приемы, известные люди. Все любили его той странной светской любовью, которая часто объединяет тех, кто богат, до тех пор, пока они богаты. Особенно его любили актрисы, за щедрость. И он любил их. Точнее, не то что бы любил (любовь была ему неизвестна), а просто позволял быть рядом с собой. Такие отношения были приняты в высшем обществе, в которое он так стремился и частью которого он был.

Он любил деньги, и деньги любили его. Он готов был платить, много тратить, лишь бы заполнить проклятую пустоту в душе. Но удавалось это лишь изредка и ненадолго…

Перечень того, что он любил, был невелик: роскошные костюмы, дорогие собаки, «ролс-ройс» и дом в Лондоне – вот, пожалуй, и все. В Сайгоне он никак не мог привыкнуть к окружающим пейзажам и особенно ненавидел дождь. Для него он всегда начинался не вовремя.

Большая Сайгонская площадь, с вечной суетой, его раздражала. Вид грязи его угнетал. Все эти мельтешащие люди… Он презирал их. Ему казалось, что их существование лишено смысла. Они напоминали ему муравьев, которым нет счета.

Он всегда старался как можно быстрее проехать через площадь, чтобы даже из окна машины не видеть раздражавших его картин. Он предпочитал в это время читать газету, но в этот день газеты на заднем сиденье, обтянутом тонкой белой кожей, не оказалось. Он заставил водителя остановиться прямо на площади и пойти к газетному киоску. Безразлично смотрел он сквозь окно на толпу.

Прямо перед машиной он увидел девочку Он ждал, что она будет просить у него денег или станет навязчиво предлагать свой товар. Но она стояла спокойно, тихо и смотрела прямо на него. Удивительно. Он присмотрелся и увидел, что глаза этой девочки, необыкновенно большие, очень красивые, с нереально длинными ресницами, наполнены слезами. Такого цвета глаз ему еще никогда не приходилось видеть.

Время впервые в его жизни потянулось медленно, как кинолента, отчеканивая перед глазами каждый кадр яркой вспышкой. Она стояла просто перед ним и, прижимая к груди свои маленькие руки, улыбалась.

Когда она закрывала глаза и вновь открывала их, ему казалось, что ее ресницы трепещут, как крылья птиц на ветру. Он не мог отвести от нее взгляда.

Время для него замерло, дыхание остановилось, даже сердце не билось в груди. Он боялся ее спугнуть. Только бы она не исчезла, как нежный сон, когда осознаешь, что вот-вот проснешься, и понимаешь, что не в силах удержать это мгновение. Но так хочется продлить его. А ощущение сокровенной тайны неизбежно уйдет от тебя и уже не вернется. И все же, еще хотя бы секунду…

Медленно пошел мелкий дождь. Ласковый. Девочка собралась уходить. Он сидел в машине и не мог пошевелиться. Давно уже он не чувствовал себя растерянным. Он всегда знал, что, как и когда нужно делать, но только не сейчас. Какая-то необъяснимая радость овладела им. Отчего? Он не мог понять. Было такое чувство, будто он заглянул в рай…

Однажды, узнав лучшее, уже не хочешь возвращаться назад, к былому. Одно лишь мгновение… Способно ли оно изменить жизнь?

Именно это произошло с ним сейчас. Он вдруг отчетливо осознал, что прошлое – не более чем грустная тень, преграда на пути к счастью, которое он так давно и бесполезно искал. Казалось, протяни руку – и вот оно, в твоих руках. Нужно только разбить прозрачную стену, разделяющую их жизнь, сделать всего один шаг. Иначе уже невозможно. В этот миг он увидел то, без чего больше нельзя жить…

Простая бедная девочка посреди грязной Сайгонской площади улыбается, как ангел… Разве это возможно? Его рациональный ум не мог найти объяснения.

В памяти всплыли детские воспоминания. Он часто видел одну и ту же картину из прошлого. Он еще совсем ребенок. Его любимый лондонский дом. Лужайка. Ярко-зеленая трава. Запах росы, тающей под первыми лучами солнца. Теплые и нежные руки бабушки, заменившей ему мать. Мякоть белого хлеба, размоченного в молоке. Его вкусный запах. И голуби парят над ним. Как нежно трепещут их крылья, как мягко они шуршат. Кружась, они сбрасывают на него, ребенка, свой пух. И льется звонкий смех, и какое-то бесконечное счастье чувствует он…

Звезды в ладонях

Звезды в ее ладонях казались такими маленькими. Они были так далеки, но для нее стали самыми близкими. С ними она говорила, открывая им свои тайны, умываясь их серебряным светом, только им доверяя свои мечты.

Ночь не может длиться вечно. Так она думала, когда от голода не могла заснуть. Она никогда не наедалась досыта и почти привыкла к этому. Но младшие братья и сестры плакали от голода, и матери приходилось громко кричать на них, чтобы они наконец замолчали. Когда наступала тишина, она пыталась не думать о еде. Лежа на спине, сквозь разорванную кровлю она смотрела на звезды. Ей хотелось оказаться там, высоко, чтобы кто-то смотрел на нее. Она протягивала вверх свою маленькую ручку, и звезда оказывалась у нее между пальцами, потом в ладони. Она дотрагивалась до нее то одним, то другим пальцем. Так незаметно пролетала ночь, и лишь на рассвете, когда гасли звезды, она ненадолго засыпала.

Утро всегда было одинаковым. Мать звала всех к столу. Сидя на старой циновке, дети очень быстро и жадно выцарапывали до дна похлебку из чугунного казана. Все это происходило в полной тишине. С тех пор как умер отец, мать больше не была доброй. С тех пор дети уже не чувствовали ни ласки, ни любви. Только боль от осознания того, какой горькой стала их жизнь.

Потом те, кому посчастливилось найти работу, пускай и за жалкие гроши, спешили туда. Хозяин мог не заплатить или даже побить, но все равно получить работу было большой удачей. Те, кому повезло меньше, шли с матерью на поле. С утра и до поздней ночи они работали на плантациях риса. Вознаграждением за этот тяжкий труд были овощи, рис и молоко. Когда они приносили свой заработок домой, в семье был настоящий праздник. Все ели рис, сваренный в молоке. И это было наивысшим счастьем…

Такими были радостные дни. Но случались и другие, когда приходил сборщик податей. Тогда семью охватывал настоящий ужас: мать сначала тихо плакала, умоляя не отбирать последнего, а потом переходила на крик. Несмотря на яростное сопротивление, мужчина в высоких черных блестящих сапогах забирал жалкие монеты и всю еду, которую только мог найти. Он всегда приходил внезапно, и мать ничего не успевала спрятать. После его визита семья несколько дней голодала. Эти мучительные дни тянулись долго, и никто не знал, когда они закончатся.

Но самым страшным было другое. Иногда от голода или отчаяния мать впадала в ярость: била детей, кричала, чтобы они не плакали и не тянули к ней свои тощие руки. А ведь они всего лишь просили поесть, не понимая, что для матери эти минуты были хуже смерти: ее будто резали без ножа. Она ничего не могла им дать, ее сердце разрывалось на части от боли и бессилия. Успокоившись, она горько плакала, обнимая и прижимая к груди голодных и испуганных детей.

Когда начиналась эта истерика, девочка убегала в самый дальний угол лачуги, закрывала глаза и крепко зажимала уши. Сидела так до тех пор, пока руки и ноги не затекали настолько, что она не могла ими пошевелить. Тогда она выходила на свет и продолжала жить дальше…

Бамбук, мед и птица в клетке

Зачем люди едят птиц? Этот вопрос интересовал ее с тех пор, как старый вьетнамец впервые рассказал ей о птицах. Иногда, когда ее хозяин отлучался, она приходила в птичью лавку. Старик всегда угощал ее бамбуком, сваренным в меду. Он рассказывал ей о разных птицах и о том, что люди тоже бывают разные. Она смотрела на клетки с пестрыми и серыми птичками. Одни красиво пели, другие невпопад голосили, а третьи сидели молча, будто обижаясь на свою судьбу. Одна птица всегда пела громче других и смотрела на девочку. Ей казалось, что птица поет для нее. Старый вьетнамец рассказал, что люди покупают птиц по разным причинам. Одни хотят украсить ими свой дом. Другие – насладиться их пением, а третьи, очень богатые, покупают их, чтобы приготовить различные изысканные блюда. Они готовы платить много ради того, чтобы отведать белого голубя, или перепелку, или даже жаворонка. Он говорил, что ему жаль отдавать птиц в чужие руки. Все они ему как дочери. Он дает им имена, говорит с ними и даже знает их характер. Он плачет, когда приходит время прощаться, но ничего не в силах изменить, ведь только так он может прокормить свою старую жену и сына-калеку

Он говорил, а она ела мед и бамбук. Она знала, откуда берется бамбук: каждый день по дороге домой она проходила мимо бамбуковой рощи. Там было много птиц. Они перепрыгивали с ветки на ветку, плескались в лучах солнца или прятались у самого основания в пышной листве. Когда начинался дождь, крупные капли падали на листья и они шелестели и пели песню о родной земле, ее красоте и бескрайних просторах. Если б у нее было много денег, она бы купила всех птиц в мире и выпустила бы их на свободу…

Ее лакомство – бамбук – рос в том райском саду. А вот откуда берется мед? Она думала, что мед приносят птицы. Потому что они красивые и добрые. Они летают по миру, едят цветы и пьют росу. Ранним утром, еще до восхода солнца, чтобы никто не видел и не помешал, они приносят мед добрым людям, таким, как старый вьетнамец. Ей казалось, она понимает, почему люди едят птиц: потому что они такие же сладкие, как мед…