Текст книги "Все друзья делают это"

Глава № 14

– Ты ведь не можешь подойти к нему так… – прошептал Никита и, прижав ладонь к открытому участку моей груди, нырнул большим пальцем в ложбинку. – Платье легкое, и оно откровенно выдает, что под ним только твоя кожа – гладкая, нежная, но слишком прохладная для такого душного вечера. Слишком спокойная.

Вечер действительно был душным, я чувствовала, что мне не хватает воздуха, и я почти задыхалась от ласковых прикосновений мужчины. Наверное, поэтому и не могла найти в себе силы, чтобы вырваться и если не уйти, то хотя бы сделать шаг в сторону. И произнести не могла ничего, только судорожно хватала ртом воздух и вздрагивала от духоты, наваливающейся ватной истомой.

– Ты хочешь ему сказать что-то важное. Но если он увидит тебя такой… – в шепот Никиты закралась легкая хрипотца, которая заставляла вслушиваться, ловить каждое слово и предвкушать. – Все равно, что ты скажешь. Ты можешь просто молчать. Он все увидит. И все поймет…

Голос Никиты стал тише отголоска ветра, забившегося в высокие кроны деревьев и свисающего оттуда, чтобы подсмотреть, утолить древнее любопытство. И нетерпеливо подуть мне в лицо, вынуждая сказать хоть что-то. А не дождавшись, переключиться на Никиту, взъерошить его короткие черные волосы, пройтись вдоль открытого ворота, покружить вокруг кадыка и донести до меня не только привычные ароматы августа, но и цитрусово-сандаловые нотки дорогого одеколона и запах уверенной силы. Мужской силы, которая не нуждалась в том, чтобы утверждаться за счет более слабого существа – женщины. А наоборот, раскрывала для нее свои теплые лапы.

– Он поймет… – палец Никиты опустился ниже и продолжил выводить на моей коже опаляющие узоры, а вторая рука скользнула по моим длинным прядям. – Поймет, что совсем тебя не волнует.

Неожиданно руки мужчины меня отпустили. Оставили в покое, не успев приучить к тому, что мелко дрожать в летний вечер – это нормально, если дрожь как две плети из жара и холода, бросающих тело то в кипяток, то в сугроб озноба. И если рядом такой мужчина, что внезапно вспыхнувший в небе фейерверк кажется его отражением.

Огненное разноцветие отвлекло и я не заметила, когда руки Никиты снова ко мне вернулись. Лишь ощутив их на груди, почувствовав, как они обхватили ее, сминая тонкую ткань платья, чуть сжали, словно проверяя, надежно ли она разместится в пытливых горячих чашах, я поняла, что упустила момент, чтобы отодвинуться или уйти.

– Я хочу показать тебе, как выглядит женщина, когда хочет мужчину, – пальцы Никиты потерли мои соски и чуть потянули за них, вырвав у меня изумленный вздох. – Ты поймешь разницу. Ты увидишь сама и, возможно, поймешь даже больше, чем я сейчас надеюсь…

Я хотела спросить. Хотела что-то сказать. Хотела поспорить, уточнить, задать массу вопросов. Несмотря на затуманенный разум, мне нужна была ясность.

Но пальцы Никиты, посчитав, что ласки достаточно, сжали мои соски. Когда же я ахнула и невольно дернулась, он сделал еще один маленький шаг ко мне и потерся бедрами, показывая, что прежняя духота не в счет и что тогда еще можно было вволю дышать. Тогда – да. А теперь…

Я снова отчетливо ощутила жесткую ткань его джинсов. Одновременно с плавными движениями бедер мужчины она поглаживала меня, дразнила, а в какой-то момент Никита прижался сильнее, как-то глубже, почти впиваясь в меня своим телом, и я почувствовала себя полностью беззащитной, словно на мне не было не только платья, но даже трусиков.

Трение стало более интенсивным, острым, с надавливанием на чувствительные участки кожи, где стало влажно и горячо. Я заерзала, наверное, пытаясь отстраниться, но одна рука Никиты опустилась с моей груди на живот и надавила, прижав еще ближе к телу мужчины и заставив меня прогнуться в спине.

– Вот так, одновременно со мной… – послышался одобрительный шепот, который и пугал, и успокаивал в то же время. – У тебя хорошо получается. Дикие танцы мы не осилим, а вот медленные… Давай зажжем их…

Мысли и ощущения путались. Не имело значения, что это Никита, что он – всего лишь мой друг. Что он – друг, которого я не хочу потерять. Что он – друг, без которого я не смогу. Все, что не могла сейчас, – это отстраниться. Не могла быть без его шепота, пальцев, без его дыхания, которое ласкало кожу на моей шее, превращая ее в оголенные провода. Если бы он убрал сейчас руки, я бы вернула их. Да, бесстыдно, да, не должно быть, но… Сладко, и уже происходит.

Бессмысленно с чем-то там разбираться. После… пусть будет после… Какая разница, как долго он будет ко мне прикасаться, если я уже позволила его рукам нырнуть в вырез платья и сжать мою грудь вот так, когда кожа к коже, когда пальцы как горячая вода, под струями которой хочется закрыть глаза и блаженствовать.

И забыть о том, что нас разделяет. Столько лет дружбы. Мои чувства к другому мужчине. Все казалось смутным и неважным в эту минуту, не таким важным, как пальцы Никиты, обхватившие мои соски, и его мучительный выдох:

– Хочу взять их в рот… Хочу погладить их языком и всосать…

На этот раз мысли исчезли совсем, остались одни ощущения.

В какой-то момент мне начало казаться, что я чувствую на теле не только джинсы мужчины, но и его нежные пальцы. Которые пробовали, поглаживали меня по ложбинке ягодиц, а потом опустились по ней чуть ниже и замерли. Но заметив мое напряжение, не вошли, а потянули мои трусики вверх.

– Не сбивайся, – требовательно напутствовал шепот, в то время как бедра мужчины вновь показали, как надо двигаться, а пальцы обрели плоть, перестав быть чем-то эфемерным.

Я отчетливо ощутила их – указательный и большой. Они тянули и отпускали резинку моих трусиков танго, вынуждая тереться, скользить и безмолвно требовать большего.

И они же вызвали минутную остановку дыхания, отодвинув влажную ткань трусиков и прикоснувшись к набухшей плоти. Погладив ее, чуть раздвинули и уверенно нашли точку, которая пульсировала, вожделея прикосновений. И которой было плевать, что я чумею от откровенного танца с мужчиной, что я задыхаюсь, горю от стыда и желания, что меня изнутри разрывают на мелкие части страхи-противоречия и что все это происходит на улице, где нас могут увидеть, и что всего в нескольких метрах от нас, танцующих под музыку тихих стонов, – Филипп.

Это имя мелькнуло со скоростью света и растворилось, забылось под натиском пальцев, сжавших сосок и надавивших на клитор. Я всхлипнула, бессильно взглянула на небо, озарившееся новой радостной вспышкой, и испуганно откинула голову на грудь Никиты.

– Чувствуй ритм моего сердца, – приказал он, и я услышала громкий бой барабанов.

Одновременно с ними ускорился темп, пальцы Никиты сжали мой клитор.

– Хочу на него подуть, – почти простонал он, – хочу покатать его на языке… Мне кажется, он не менее сладкий, чем твои губы…

Мое сердце по скорости опередило сердце Никиты и замерло в напряжении, когда он оставил в покое грудь.

– Дальше лучше не заходить… – мужчина убрал с моего лба влажные пряди, чуть подул на мои прикрытые веки, остужая их. – А то загоришься желанием, лишишься сна, а потом… Что потом, страусеныш? Молчишь?.. Раз четких планов на эту ночь у нас с тобой нет, мы сильно увлекаться не будем. Да, страусеныш? Только немного взлетим…

Мужской шепот стал ощутимо нежнее, словно разбавился улыбкой. А пальцы – в противовес этой нежности, вернулись к груди и принялись натирать поочередно соски, делая их невероятно чувствительными. В то время как внизу меня, благодаря непрекращающимся нежным поглаживаниям, тихая искра готовилась вырасти в настоящее громкое пламя. Требующее большего и заставляющее меня прогибаться глубже и тереться самой. И выдыхать одновременно с тем выдохом, что раздавался у чувствительной мочки уха.

– Чьи-то шаги… – предупреждение Никиты не охладило, а наоборот бросило в еще более сильный жар, как и слова, которые последовали за ним. – Правильный выбор, мы дотанцуем… Просто это будет не такой медленный танец, какой мне хотелось тебе подарить…

Я не слышала никаких шагов. У меня в ушах по-прежнему стоял бой сердца Никиты. Но, повинуясь его подсказкам, я стала тереться о его пальцы усердней, да и он усилил свой натиск. В какой-то момент трение стало быстрым, по ощущениям почти невозможным и едва ли переносимым.

Меня шатало, смывая волной эмоций, ноги подкашивались, ресницы практически закрывались, реагируя только на вспышки в небе. Белые искры летели и рассыпались где-то у самой земли. Красные, синие, желтые…

А я… В какой-то момент я перестала различать огненные цвета – видела лишь темноту, что накрыла меня. Испуганно дернулась, задрожала, чувствуя, что срываюсь в пропасть, которой даже не вижу, и лечу, куда-то лечу… И вдруг я не увидела, а пропустила через себя яркую вспышку! В которой цвета искр не менялись, а соединялись, переливаясь ярким коктейлем и красовались довольством, мол, а ты не хотела видеть нас раньше… Мы такие красивые и горячие… А ты не хотела… зря…

Лишь спустя несколько минут я смогла удивленно выдохнуть, осознать, что сижу в кресле на руках у Никиты и что только что благодаря лучшему другу пережила второй, но самый яркий оргазм в своей жизни.

– Ань? – спустя какое-то время Никита прикоснулся костяшками пальцев к моей щеке.

Зная, что он хочет увидеть мои глаза, я посмотрела на него. Вместо солнца в небе висела пузатая луна, отсверкали последние искры салюта, но темноту охотно разгоняли фонари и отсветы от окон коттеджа. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы я увидела то, что скрывалось в темных глазах – раскаяние там даже не пробегало. И этого было достаточно для Никиты, чтобы понять – истерики с моей стороны не будет.

Не только потому, что я терпеть не могу сама повышать голос и когда кто-то другой кричит. А просто – какой в истерике смысл?

Честно говоря, сейчас я не видела смысла ни в чем. Ни в том, что случилось сейчас. Ни в том, что этого не случилось раньше.

Никита продолжал водить костяшками пальцев по моим скулам и внимательно всматриваться в мои глаза. И вдруг резко выдохнул, откинулся на спинку кресла, взъерошил пятерней и без того непослушные волосы и снова решительно взглянул на меня. Я видела – он был готов к серьезному разговору, но у меня было только одно желание – спать. Мозг отключился гораздо раньше, тело, получив вспышку адреналина, расслабилось и не желало мне подчиняться. Да еще эти высокие каблуки… хнык…

Нет, к серьезному разговору я не готова категорически! Вот отдохну, подумаю, потом еще раз хорошенько подумаю, а уж потом…

– Ань… – позвал Никита откуда-то издалека.

Встрепенувшись, поняла, что уже не сижу, а практически лежу на нем и нагло впадаю в дрему. Подняла голову вверх и, хотя окон было не видно, прикинула, что на второй этаж в таком состоянии не взберусь. А тут еще кто-то настроен поговорить… на серьезные темы… нет, не хочу, не хочу…

– Анька, – Никита предпринял очередную попытку перейти к разговору.

– Так, – приоткрыв один глаз, решительно объявила я. – В данный конкретный момент я не Аня, а страусеныш. Но только в данный конкретный момент, а вообще мне прозвище не понравилось. Так вот. Птица я, конечно, крупная, к сожалению, жутко уставшая и растерянная, но, к счастью, наглая и говорливая. И вот о чем хочу тебя по-дружески предупредить: так как взрослым страусом ты мне стать не позволил и продемонстрировал полеты только на короткие расстояния, сама я к своему гнезду не взлечу!

Откровенно зевнув, я снова прислонилась к груди Никиты и закрыла глаз.

Сквозь мгновенно подступившую дремоту я наконец-то услышала чьи-то шаги.

– А вы видели?.. – воскликнул приятный женский голос и тут же притих, прошептав едва слышно: – Пусть на новом месте приснится жених невесте. Пусть на новом месте приснится жених невесте. Пусть на новом месте приснится жених нашей невесте…

– Видели, – раздался другой женский голос, с какими-то смешинками, которые насторожили и заставили поморщиться.

А потом были другие шаги.

Голоса остались где-то вдали и исчезли. А шепот, который меня одурманил чуть раньше, вернулся. И что-то снова шептал… непонятное… Но, наверное, очень приятное, потому что даже сквозь дымку сна я осознавала, что улыбаюсь. Там было что-то про полеты, про расстояния и нескончаемые горизонты, которые мы рассмотрим когда-то вблизи… И, пусть это было невозможным, я знала, чувствовала, что кто-то тоже мне улыбается.

И выдыхает.

Нервно, но облегченно.

И снова что-то мне шепчет, но я уже ничего не могу разобрать, потому что плыву во сне.

Плыву и понимаю, что сейчас я увижу… сейчас я увижу лицо своего жениха… И все у нас будет по правде…

Глава № 15

Деревья, нависая надо мной, удивленно шелестели листвой. Тропинки в шоке разбегались в разные стороны. Шишки предпочитали падать подальше и оборачиваться в траву и хвойные иголки. Птицы, не смея открыть клювы, отмалчивались. Ну, или, в отличие от меня, еще не проснулись.

Я бы с удовольствием разделила их интересы, если бы меня не уговорили разделить другие.

Впрочем, проснись я хотя бы на минуту раньше, чем вышла из дома, мне бы не пришлось встречать утро так!

В лесу, где кроны деревьев утопали в сизом тумане. В длинной футболке защитного цвета, хорошо маскирующей, что ниже талии у меня имеются не только ноги, но и шорты. В чужих мокасинах ядреной желтой расцветки. И самое удручающее – активно бегущей с высунутым языком на плече.

Да, я могла бы остановиться. И даже вернуться обратно. Но, видя, как бодро бежит впереди меня Инга Викторовна, не позволила себе поддаться минутной слабости. Несмотря на то, что пробежка мало походила на обещанную прогулку для удовольствия, о поднятии настроения и речи не шло, а второе дыхание, несмотря на более чем получасовую активность, открываться упорно не торопилось.

– Составишь мне компанию на прогулке? – именно эти слова я услышала, когда активный стук в дверь вынудил меня сползти с кровати.

Я несколько раз удивленно моргнула, пытаясь навести в сонных глазах резкость и понять, не привиделось ли мне все это. Но Инга Викторовна, уже облаченная в бриджи, майку и кроссовки, увидев, как я хлопаю ресницами, с готовностью приняла мою реакцию за согласие.

– Аня, ты не пожалеешь! – она, как девчонка, радостно всплеснула руками. – Мы получим от этого удовольствие! Настроение вырастет до небес! И заряд… Какой будет заряд бодрости! Жду тебя внизу!

– Эм… – Она уже была у лестницы, когда я немного пришла в себя и вспомнила, что спортивную форму не посчитала вещами первой необходимости и на увеселительный уик-энд не брала.

– Как же так? – удивилась Инга Викторовна. – Я знаю, что ты активно занимаешься фитнесом!

– В общем, да, – подтвердила я, немного пораженная осведомленностью женщины. – Но Никита сказал, что мы на два дня. И цель нашего визита… обозначил немного иначе.

– Мужчины! – фыркнула Инга Викторовна, но было видно, какой гордостью наполнился ее взгляд. – Ничего. Не страшно. Зато ты захватила с собой больше прекрасных нарядов. А этот вопрос я решу! Жду внизу!

На этот раз Инга Викторовна упорхнула быстрее, и я не успела сказать, что наряд захватила только один, и она сама может составить мнение: прекрасен он или нет, потому что вчера уже его видела.

Это платье.

То самое платье, в котором я…

Пожалуй, именно воспоминания о том, что случилось вчера, когда я была в этом платье, и вытолкнули меня из комнаты, заставив спуститься вниз и безропотно облачиться в то, что мне предложили.

И когда оказалось, что наша прогулка с Ингой Викторовной мало напоминает ее неспешную прогулку со старшим сыном, я в первые минуты растерянности пошла на обгон. И каждый раз, когда стопы мягко ударялись о проторенную дорожку, в ушах стучало: «Филипп… Филипп… А как же Филипп».

Эх, если бы там же еще настучали ответ…

Я набирала скорость, сбрасывала и снова летела впереди ветра, но в моей голове по-прежнему крутились одни вопросы. А когда я порядком устала, Филипп больше не вспоминался. Филипп! Тут бы понять, как дальше я. Я и Никита.

То, что случилось вчера…

Нет, не так. То, что вчера весь день между нами происходило, сильно выходило за рамки дружбы. Да что там – оно ломало эти рамки, уничтожало!

А что взамен?

Я не готова была растоптать двенадцать лет самых лучших отношений с мужчиной. С самым лучшим мужчиной, которого знаю. С мужчиной, в котором столько лет видела только друга. И который меня тоже воспринимал исключительно в этой роли. Иначе не было бы за его спиной такого шлейфа из бывших девушек. Он бы не смог, не сумел так играть. Я его знаю. И не было бы пяти лет моей безграничной любви к Филиппу. Я знаю себя.

Но все это было.

И есть.

Раньше, если мы ссорились по мелочам, то просто давали себе время остыть. А если между нами возникали какие-либо недоразумения посерьезней, мы всегда говорили друг с другом. Да, неприятно. И, несмотря на все уверения психологов, сразу легче не становилось. Но потом отпускало, растворялось, исчезало, стиралось из памяти.

Но это раньше. Когда я видела в друге лишь друга. А как быть теперь?

В какой-то момент, примерно на сорок пятой минуте пробежки я поняла одну вещь. Хорошо, что Инга Викторовна выманила меня из дома. Несмотря на то, что ноги уже заплетались, футболка промокла от пота, а носки мокасинов плюнули на все и порвались. Хорошо. Потому что свежий воздух, потому что вокруг красиво, потому что активные движения, частые повороты тропинки и подбадривающая улыбка бегущей впереди меня стройной, подтянутой женщины отвлекали, не позволяли себя накручивать. А так бы я лежала в кровати, думала, думала, снова думала и не решалась выйти из комнаты.

Вышла. Выбежала. Теперь уже все.

Я не знала, каким будет наш разговор с Никитой, понятия не имела, чем он закончится. Но не сомневалась, что не стану его избегать. Это не мелкая ссора, когда нужно просто чуть-чуть подождать и само рассосется. Мы с ним не ссорились. Возможно, мы просто оба ошиблись, и все.

Несмотря на обидную кличку страуса, которой можно было бы прикрыться, я решила не прятаться. Пусть мне вспушат перья или даже выпотрошат – один раз я переживу! Да, вероятно, это малоприятная процедура, но куда лучше, чем постоянно бегать возле ветряных мельниц и бояться, что ненароком продует!

Бег…

В какой-то момент он вытеснил абсолютно все мысли. Я неслась…

Нет, не так. Я плелась позади Инги Викторовны. Надо мной по-прежнему нависали деревья. Тропинки все так же поражали извилистостью. Изредка мелькающие силуэты именитых грибников не вызывали ни малейшего интереса. Осмелевшие шишки, расстелившиеся колючим ковром под моими дырявыми мокасинами, не раздражали, даже когда они промахивались и попадали в голову или плечи. Второе дыхание сообразило, что я доползу и без него, и не подавало признаков жизни. Но кое-что изменилось. И сильно.

Мне начало нравиться это состояние утомленной невесомости.

А еще вместо тревожных мыслей о том, что будет и чем все закончится, меня окутали теплые воспоминания.

На новом месте…

На новом месте приснись жених невесте…

Я слышала эти слова перед тем, как уснуть. И не забыла удивительную нежность, которая меня окружила, когда я отправилась в сладкий мир грез. Нет, не так – когда я туда улетела. А еще я помнила то нервное ожидание, когда знала, что увижу лицо своего суженого, и понимала, что как я увижу – так все и будет, по-настоящему. Суженый – это ведь суждено…

И вот я лечу, приближаюсь к едва различимому силуэту, скрытому плотным туманом. И знаю, что он тоже ждет этой встречи. И он будет рад. Мне бы только добраться к нему – сам он почему-то не может ко мне даже шагнуть. Я четко это осознаю – как бывает во сне, удивляюсь, но стараюсь уже за двоих. Я лечу к нему. Лечу, я так счастлива, всего минутка… всего секунда… всего мгновенье до того, как увижу его лицо…

И… наверное, именно в этот момент я проснулась, потому что…

Нет, я проснулась чуть позже.

Резко остановившись, сошла с тропинки. Села у какого-то дерева. Прямо на иглы хвои, на приличную горку шишек и только чудом не на муравейник, коих было в лесу полно.

Подняв голову вверх, я уставилась на туман, который соскальзывал с далеких верхушек и неспешно растворялся, прощаясь со мной и делая лес гораздо светлее, уютней. Но на душе было как-то тоскливо. Наверное, потому, что туман бесследно исчез. Бесследно… И еще я сильно устала.

Да, наверное, только поэтому.

Ведь не могло же мне быть плохо из-за того, что я вспомнила лицо мужчины из сна и поняла, что это был не Никита. Это был его брат.

– Аня? – я даже не сразу узнала светловолосую женщину, которая надо мной склонилась. – Ты очень бледная. Как ты?

Удивленно осмотревшись, я поднялась с земли, пожала плечами и убежденно ответила:

– Лучше всех.

И действительно, разве может быть плохо тому, кто только что получил некий знак свыше, что его давняя мечта может сбыться.

– И все-таки обратно мы лучше пройдемся пешком, – усомнилась в моем ответе Инга Викторовна и, чтобы подстраховаться и не тащить на своих хрупких плечах бездыханное тело, взяла меня под руку.

– Со мной правда все хорошо, – улыбнулась я, но вырываться не стала.

Близкое присутствие женщины не напрягало. Наоборот – ее теплый взгляд и улыбка бодрили и располагали к тому, чтобы быть еще чуточку ближе. Ведь если верить сну, однажды мы станем…

– Не вздыхай, – заметила Инга Викторовна. – По-моему, тот час сна, что я у тебя украла, я полностью компенсировала этой прогулкой.

– Ну да, – согласилась я ради приличия и нашла тот плюс, который можно было отыскать в этой ситуации. – Теперь я могу позволить себе на одну шоколадку больше.

Смех Инги Викторовны прозвенел колокольчиком и укатился далеким эхом, заставляя грибников оборачиваться и улыбаться в ответ. А потом она вдруг стала рассказывать о том, как они познакомились с Иваном Петровичем, и уже хохотала я. Оказывается, они были одногруппниками, и она заметила, что давно ему нравится, но сама его избегала. Он не раз пытался к ней подступиться – и через подарки, и через подружек, но она с легкостью ускользала.

В подарках не нуждалась, так как семья у них была вполне обеспеченной, а подружки быстро влюблялись в черноволосого парня и вместо помощи, на которую он рассчитывал, только мешали. То к телефону не позовут, то записку порвут, то придут на свидание сами.

Иван Петрович не сдавался, но Инга Викторовна его упорно не замечала. Да, симпатичный парень, но все в нем слишком – и самоуверенный слишком, и слишком видный, и слишком взрывной, и слишком опасный. Она же искала какой-нибудь вариант попроще, спокойней, и очень важно, чтобы избранник не имел скверной привычки буквально испепелять темным взглядом.

– И я нашла, – продолжила женщина. – Все, как хотела. Он был рассудительным, степенным, вежливым, добрым, любил меня безгранично…

Я вздрогнула, услышав последнее слово, ведь так же я думала о своих чувствах к Филиппу.

Какое-то время мы шли молча, под шелест шишек, многоголосье птиц и ветерок уже свободных от тумана деревьев.

– А я… – на этом моменте мое предплечье сжали, но, быстро одумавшись, отпустили. – Только спустя три года брака я поняла, что единственные достоинства, которые меня в нем привлекали, – это то, что он был светлоглазым блондином и на меня боялся даже смотреть.

Тропинка петляла, зазывая нас свернуть, прогуляться еще немного, но я заметила, с каким ожиданием женщина всматривалась вдаль, и как облегченно выдохнула, когда показался белый коттедж за узорчатыми воротами. Как будто боялась, что, если зайдет слишком далеко, удалится надолго, его может не оказаться на прежнем месте.

– За эти три года многое изменилось и у Ивана, – теперь Инга Викторовна вздохнула, почти как я, тяжело, чуточку виновато. – У него появилась семья. Он быстро пошел вверх по карьерной лестнице. Мне многие говорили, те, кто, в отличие от меня, продолжали общаться с ним… Говорили, что он будто пытается что-то кому-то доказать. А когда мы случайно увиделись на встрече бывших одногруппников, я поняла, что все, что он сделал за это время, – было из-за меня. И ради меня. В том числе и развод, который последовал после встречи. И та боль, которую он причинил семье.

Подойдя к воротам, Инга Викторовна любовно погладила ажурную решетку. Открыла, впуская меня. Улыбнулась, заметив, что я напряглась при виде Никиты, сидящего на ступенях крыльца.

– Я долго колебалась. Мне было безумно страшно, – призналась Инга Викторовна, идя рядом со мной, все так же под руку. – Каждый день я металась в сомнениях, а в снах то уходила от мужа, то оставалась. Меня многие отговаривали, убеждали, что мой супруг идеален. И я была со всеми согласна. Но в какой-то момент позволила себе не бояться.

До дома оставалось несколько метров, и меня начало жечь от пристального взгляда Никиты. А еще я заметила, что он встал со ступеней и начал спускаться.

– И знаешь, – Инга Викторовна неожиданно остановилась и так же внимательно, как ее младший сын, на меня посмотрела. – Единственное, за что я до сих пор упрекаю себя – что отпустила любимого человека на целых три года.

Я кивнула. Женщина улыбнулась, бросила взгляд на Никиту, который был уже близко, но шел не торопясь, давая нам время договорить.

– Целых три года было упущено, – повторила она. – И я жалею о них едва ли не каждый день. Понимаешь?

– Да, – согласилась я, – это грустно.

– Конечно, – она тепло улыбнулась. – А ведь это куда меньше, чем пять лет. И я уж не говорю про двенадцать.

Она, наконец, отпустила меня и медленно направилась в сторону дома. Обменявшись с сыном парой фраз, женщина подняла голову вверх и послала воздушный поцелуй черноволосому мужчине, который за ней наблюдал с таким нетерпением, что это ощутимо передавалось и мне. Быстро поднявшись по лестнице (видимо, тоже успела соскучиться по любимому мужу), Инга Викторовна обернулась.

Подавив нелепый порыв помахать ей рукой, я сосредоточилась на Никите. Тем более что он уже подошел, а у нас запланирован разговор, и лучше его не откладывать, и вообще…

– Привет, – начал он.

Что же, вполне нормально. Нейтрально, в спокойном тоне, как я привыкла, со знакомыми смешинками в темных глазах, на которые я неожиданно для себя засмотрелась.

– Привет, – немного сипло ответила я, надеясь, что маленькую оплошность никто не заметил.

Куда там!

В карих глазах заплясали не безобидные смешинки, а наглые чертики! И, видимо, наглостью поделились с Никитой, потому что он сделал еще один крупный шаг, став ко мне буквально вплотную. А еще, прежде чем я удивилась или отодвинулась, обхватил ладонями мое лицо, прикоснулся прохладным лбом к моему горячему и шепнул практически в губы:

– Я соскучился.

А потом поспешил продемонстрировать, как удобно и как повезло, что мои губы оказались так близко к его.

– Ты тоже соскучилась, – сделал он вывод спустя пару мгновений и возобновил поцелуи.

Подняв руки в протестующем жесте, я вспомнила об Инге Викторовне и ее муже, которые наблюдали за нами, и прислонила ладони к груди Никиты. Ладно, пусть пока так… Еще один поцелуй… чтобы они поверили, будто мы настоящая пара…

Впрочем, судя по тому, что поцелуй прекращаться даже не думал, я, может, и возражала, но слишком вяло и про себя, а Никита пугал меня безграничной нежностью и губами, от которых оторваться не было сил, он не просто соскучился, а тосковал.

Где-то вдали витали мысли о разговоре, слышались незнакомые голоса, взгляд выхватил и отметил, что за нами с Никитой больше никто не следит, и можно все прекращать, можно больше не целоваться.

Но тут же мелькнула совершенно другая мысль – да, абсурдная и немного нелепая, но такая удобная в этот момент. А вдруг все-таки кто-то смотрит? Тогда ведь нужны доказательства поубедительнее…

И хотя закрались у меня подозрения, что это просто кто-то маленький, длинношеий и пернатый тоже немного соскучился, и еще – что, если продолжать в том же духе, то изменится многое и всерьез, но я от них отмахнулась.

Это предположения. А точности нет.

Нет ведь?

И потом, именно в этот момент у меня неожиданно взяло и открылось второе дыхание!