Текст книги "Как в лучших домах…"

– Да! Алло!

– Ангелина, дорогая, надеюсь ты не забыла, что завтра из Америки возвращается Гошик? – спросила трубка голосом матери.

– Да, мама. Конечно же, я помню…

– Так вот, по этому поводу Матильда хочет устроить небольшой приём. Ничего грандиозного, просто праздничный ужин в кругу семьи. Будут только свои. То есть будете вы, а к вам в гости приедем мы… Нет, не так… будем только мы…

– Да, мама. Хорошо-хорошо, я поняла, – Ангелина поняла, что мать начала путаться в объяснениях, а это означало, что разговор может затянуться надолго.

– Скажи Олежеку и Олесе… – начала Элизабет.

– Да, мама. Хорошо. К скольким завтра нам подъехать?

– Ну ты же знаешь, ужинаем мы обычно в восемь. Вот к восьми и подъезжайте. Можете раньше…

– Хорошо, мама. Целую, – поспешила закончить разговор дочь, потому что до начала следующего урока осталось семь минут.

Ангелина Александровна Соболевская трудилась учителем химии в обычной общеобразовательной школе города С. Воспитанная тремя женщинами из высшего общества, – матерью и двумя тётками – Ангелина была женщиной утончённой и грациозной до кончиков ногтей. Роста она была небольшого, светловолосая, как и её мать, и имела такую же бледность лица. От отца, которого она никогда не видела, Ангелина унаследовала небесно-голубой цвет глаз и, по словам тётушки Кло, упорство и целеустремлённость. Тётушка рассказала ей, что её отец всегда добивался своего. Откуда уж ей это было известно, Ангелина не знала. Как рассказывала мать, отец бесследно исчез из её жизни ещё до рождения Ангелины. Уехал куда-то в командировку, то ли в Хабаровск, то ли ещё куда, откуда уже не вернулся. И как в дальнейшем мать не старалась, не смогла ничего узнать о его местонахождении или вообще хоть что-нибудь о нем. «Как в воду канул».

Судьбу матери повторила и Ангелина. Она, как и мать, влюбилась в друга семьи – в друга своего двоюродного брата Георгия, в Дмитрия Агеева.

Дмитрий был внешне не так интересен, как Георгий, но с ним было легко и весело. Балагур и весельчак по натуре, он быстро привлёк к себе внимание робкой молоденькой девушки, никогда не имевшей отношений с мужчинами. А как красиво он ухаживал! И цветы, и красивые слова, и томные взгляды, и жаркие объятия. И наша Ангелина потеряла от любви голову. Узнав о беременности, Дмитрий, не разделив её радости, отбыл в неизвестном направлении. А Ангелина в положенный природой срок разродилась двумя очаровательными малышами – дочерью Олесей и сыном Олегом. Дети росли здоровыми и на редкость спокойными и послушными – на радость трех бабушек и одного деда. Личная жизнь у неё так и не сложилась. Она два раза сходила замуж и оба раза разочаровалась в своём выборе.

Первый муж Ангелины, Арсений, был слишком строг и требователен к её детям. И после очередного наказания, когда он за какую-то шалость ударил Олега, она уже не выдержала и выгнала этого изверга. Второй муж, Иннокентий, был интеллигентом до мозга и костей. А также занудой и снобом. Он так кичился и хвастался на каждом углу её дворянским происхождением, что невольно возникало впечатление, что он и сам князь, не меньше. А на деле оказался лентяем и альфонсом. Их брак продлился недолго, полтора года. И вот, к сорока годам дети, мать, тётушки и две кошки – Плюшка и Матроскин – и были членами её семьи.

«Не забыть позвонить детям, чтобы ничего не планировали на завтрашний вечер», – пронеслось у неё в голове, и Ангелина Александровна отправилась на урок.

– Да, мам! – ответила Олеся на звонок матери, лёжа поперёк кровати в своей комнате.

Она только что пришла с занятий в университете. Училась Олеся на третьем курсе журфака и мечтала стать известным журналистом, побывать в горячих точках, брать интервью у знаменитостей, политиков и звёзд шоу-бизнеса.

– Дочь, завтра на вечер ничего не планируйте, мы едем в имение. Звонила бабушка, завтра прилетает дядя Гера, и тётя Матильда планирует небольшой праздничный ужин в кругу семьи. Ваша с Олегом явка обязательна! – отрезала мать, чтобы у дочери не возникало и мысли возразить.

– Но мама! – начала канючить дочь. – На завтра у меня были свои планы, да и у Олежки, думаю, тоже. Мы с Игорьком хотели сходить на концерт «Би-2». – Игорёк был бойфрендом Олеси и учился тоже на журфаке, но уже на пятом курсе. – Они дают один концерт в нашем городе. Завтра.

– Дочь! – строго сказала Ангелина Александровна. – Отнесись к этому серьёзней. Дядя Гера год не был дома, а твои «Би-2», думаю, не раз будут гастролировать и ещё не раз посетят наш город.

– Хорошо! – согласилась с доводами матери Олеся. – Но Игорёк поедет со мной, – поставила она условие.

– Хорошо. Пусть едет. Думаю, твоим бабушкам будет весьма интересно посмотреть на твоего избранника. Только надо предупредить, чтобы для него приготовили комнату.

– Мам! Нам не по пятнадцать лет! Ты же понимаешь, что мы уже спим вместе, – возмутилась Олеся и добавила: – Двадцать первый век на дворе.

– Я-то понимаю. Но для бабушек это будет большим шоком. Они не поймут.

– Ладно, мам, – сдалась дочь. – Делай, как знаешь, – сказала Олеся, мысленно представляя, как Игорёк ночью на цыпочках пробирается в её комнату.

От этой мысли ей стало весело, она дурашливо замотала ногами и засмеялась в голос, морща свой маленький носик, от чего стала похожа на свою бабушку. Олеся во многом походила на своих старших родственниц – на бабушку и мать. Такая же бледность кожи, миниатюрность фигуры, низкий рост, только у неё были чёрные волосы и карие глаза.

Олежек Соболевский обладал внешностью этакого херувимчика. По-девичьи красивое лицо, большие синие глаза, пухлые алые губы, маленький аккуратненький носик и кокетливая родинка на подбородке. Всё это великолепие венчала светлая шевелюра кудрявых волос. Олежек имел ангельскую красоту и нетрадиционную сексуальную ориентацию. Сестра знала о его специфических наклонностях и не осуждала за это, она любила брата. И чего можно было ещё ожидать от мальчика, выращенного и воспитанного бабским батальоном?

Олежеку безумно нравился его одногруппник Алёша Швейкин, но он не решался подойти к нему и рассказать о своих чувствах. Это из-за него он поступил в институт антропологии на археологический факультет, из-за него же он мотался на эти археологические раскопки и был волонтёром русского географического общества.

И пока Лёша флиртовал с девушками, Олежек молча наблюдал и сходил с ума от ревности.

– Олеж, – позвала сестра, заходя на кухню. – Ты уже пришёл?

Олег сидел за обеденным столом, и из-за огромного холодильника его не было видно.

– Да, Лесь. Чё хотела? – дружелюбно спросил он сестру.

– Звонила маман, завтра мы едем в наш антропологический музей, – пошутила она, под антропологическим музеем подразумевая своё родовое гнездо.

– Ок. Хоть какое-то разнообразие, – ответил он равнодушно.

– Ты чё такой кислый? Случилось чё? – спросила Олеся у брата.

– Нет, всё норм. Всё норм, – задумчиво и как-то невесело ответил Олег.

– Олеж, ну что ты? Чем-то расстроен?

– Лесь, вот скажи мне, почему жизнь так несправедлива ко мне? Вроде не урод… не дурак. Вот у тебя есть Игорь, а я что?.. – он обхватил голову руками.

– Что, этот кобель Алёша окучивал очередную дурочку у тебя на глазах? – спросила сестра, обнимая брата.

– Ага, – только и смог ответить он, уткнувшись головой ей в живот.

– Олеж, забей на него. Он не такой, как ты. Ты же это понимаешь. Найди кого-нибудь, кто разделяет твои взгляды. В наше время это не проблема. Половина звёзд шоу бизнеса такие же, и ничего, не парятся по этому поводу. Наоборот, даже…

– Спасибо, сестрёнка, – Олег поднялся и чмокнул её в щеку. – Спасибо, родная. Только ты одна меня понимаешь…

* * *

Я постучала металлическим молоточком по морде коня, прикреплённого у огромной входной двери. Нам никто не открывал. Никита увидел на стене электрический звонок и позвонил в него.

Минут через пять дверь отворилась и на пороге появилась нескладная фигура мужчины в тяжёлых роговых очках. Он склонил голову набок и в упор уставился на нас, как бы вопрошая: «Чему обязан?».

– Здравствуйте, – пробормотала я, чувствуя себя неудобно под его немигающим взглядом. – Мы из агентства «Ясная поляна». Нам назначено…

– А-а-а. Да-да-да. Конечно-конечно. Проходите.

Глеб Осипович – я сразу же поняла, что это он – любезно отошёл в сторону, пропуская нас внутрь. Внутри особняк выглядел лучше и современней, чем снаружи. Длинный коридор был выложен мраморной плиткой, и шаги по нему отдавались гулким эхом. Небольшая гардеробная. Два шкафа-купе, в одном из которых через приоткрытую дверцу я заметила шикарное норковое манто. С другой стороны – металлические крючки, видимо, предназначенные для верхней одежды гостей.

Воронцов любезно помог мне снять кардиган и повесил его на один из этих крючков, а рядом свою кожаную куртку.

Мы прошли ещё один, но уже небольшой коридорчик. К одной его стене было прикреплено зеркало в полный рост, а с другой расположился красивый антикварный столик из чёрного дерева, на котором стояла ваза с белыми розами. Розы эти, как я уже заметила, росли то там то сям по всему садовому участку.

И вот мы наконец-то вошли в гостиную. Она поражала своим великолепием, мы как будто перенеслись в середину девятнадцатого века. Огромных размеров люстра свисала с высокого потолка. Стены задрапированы парчой бордового цвета, с одной стороны, над камином, висели портреты мужчин в военной форме. На каминной полке – фигурки коней, со всадниками и без. На полу лежал такого же бордового цвета палас, покрывающий весь пол. На окнах – тяжёлые плотные шторы серо-чёрного цвета. По левую сторону вдоль стены стоял старинный сервант со всевозможными бокалами, фужерами и графинами на полках за стеклом. А рядом примостился вполне себе современный бар с большим выбором спиртных напитков. С правой стороны расположился угловой диван, обитый серо-чёрным материалом, со множеством валиков и маленьких подушечек. Рядом с ним – невысокий журнальный столик, опять-таки чёрного цвета. Около дивана разместились торшер с, естественно, бордовым абажуром и столик для напитков, на котором в данный момент стояло ведёрко со льдом и начатая бутылка виски. Со стороны дивана раздавался рык какого-то животного. Я не сразу поняла, что это за звуки, и испуганно посмотрела на Никиту. Он развёл руками, еле сдерживая смех. Тут до меня дошло… Храп!!! Кто-то храпел, лёжа на диване, а из-за подушек нам не было видно, кто это. В этот момент я сама чуть не засмеялась в голос.

В комнату с подобием улыбки на каменном лице вошла высокая женщина.

– Спасибо, Глеб! Можешь идти, заниматься своими делами, – сказала она нашему сопровождающему. – Но вначале забери свою жену. Разрешите представиться: Матильда Аристарховна Соболевская, – как будто не открывая рта, промолвила она, протягивая нам по очереди свою костлявую с длинными пальцами и длинными ухоженными ногтями руку. – Рада приветствовать вас в нашем имении, – также, не открывая рта, надменно продолжала вещать эта каменная леди. – Как я могу обращаться к вам?

Меня уже стала слегка раздражать её аристократическая манера разговора. Одета она была в чёрное атласное расклешённое платье чуть ниже колена. Её шею украшали две нитки крупного розового жемчуга. Такого же цвета жемчужины были вдеты в мочки её ушей. Длинные седые волосы были прибраны сзади в низкую коковку а-ля Софья Ковалевская.

– Наталья Радужная. Ландшафтный дизайнер, агентство «Ясная поляна». А это мой помощник, Никита Воронцов.

Никита поцеловал протянутую ему руку.

В этот момент поднимаемая с дивана женщина неожиданно для всех очнулась, оглядела нас нетрезвым взглядом, икнула и, отмахиваясь от мужа, пытавшегося удержать её, направилась в нашу сторону При этом короткое ярко-красное платье задралось, оголив весьма упругие для её возраста ляжки. Её заинтересовал Никита, к нему она и направилась неуверенной походкой, слегка пошатываясь.

Клотильда Соболевская, а это была именно она, вплотную подошла к Воронцову и, дыша ему в лицо перегаром, еле разборчиво проговорила:

– Клотильда Соболевская, – произнося эти слова, она положила руку с ярко-красными наманикюренными ногтями ему на голову и, стуча своими пальчиками ему по лысине, продолжала: – Может, познакомимся поближе?

Воронцов словно онемел от такого напора.

На помощь ему пришла Матильда Аристарховна:

– Кло, прекрати!!! Как ты ведёшь себя? Глеб, – обратилась она к зятю, – забери её и запри в спальне. Пусть проспится. Я дико извиняюсь за проведение сестры. Мне так неудобно, право, – начала извиняться старшая Соболевская, заламывая при этом руки.

– Ничего страшного. Бывает, – только и смог выдавить из себя потрясённый Воронцов.

Так ему ещё никто не предлагал заняться сексом. Тем более учитывая возраст дамы… Немудрено, что он был шокирован таким приёмом.

Сволочи! Позорные сволочи! Сколько можно их терпеть?! Всю жизнь, всю жизнь они помыкают им, относятся, как к пустому месту. Но ничего! Скоро! Скоро он отомстит им! Хватит терпеть их хамское обращение с ним. Надо действовать! Да, надо действовать, тем более скоро наступит подходящий момент. И тогда они с Лизой смогут быть вместе. Жить долго и счастливо. Только они вдвоём. Он и его Лиза.

И когда мы, удобно расположившись на диване, допивали по второй кружке ароматного травяного чая, любезно принесённого нам молоденькой горничной, одетой в форменную одежду, попутно обсуждая план предстоящей работы, Матильда Аристарховна сказала:

– Ребята, это только я так планирую переделать и приукрасить нашу усадьбу. Последнее слово – за моим сыном, Георгием, который всё это и затеял и будет оплачивать. Кстати, он завтра прилетает из Америки. И у меня к вам такое предложение: а не согласитесь ли вы некоторое время погостить у нас? – говоря это она, почему-то смотрела на Никиту, как будто решать, соглашаться или нет, было ему. – Будете на месте, так сказать, контролировать ситуацию. Ну и заодно отдохнёте на свежем воздухе от этой вашей городской суеты, – она вопросительно уставилась уже на меня, тем самым требуя незамедлительного ответа.

– Ну так-то да, я планировала заночевать сегодня у вас, с вашего позволения, конечно, потому что дорога туда-сюда занимает много времени, плюс обсуждение проекта и осмотр усадьбы. Но проживать на рабочем объекте… – я пожала плечами и посмотрела на Никиту, ища у него поддержки.

У меня не было аргументов, чтобы отказаться от столь «шикарного» предложения.

Ответ Никиты поразил меня:

– Я – за! – Воронцов был, как всегда, немногословен и не собирался ничего объяснять, сказал как отрезал.

Предатель!!!

– Ну и славно! – то ли реально, то ли наиграно обрадовалась сидевшая напротив меня хозяйка дома.

– Но у нас с собой нет сменных вещей, – с деланным испугом в голосе сказала я.

– Ничего страшного, милочка.

«О, я уже и милочка?!»

– Сегодня вы заночуете у нас, а завтра поутру съездите и привезёте всё необходимое. Сейчас я распоряжусь, пусть приготовят для вас комнаты, где вы сможете отдохнуть с дороги. Ольга! Ольга! – властным голосом позвала она. – Да где ж тебя черти носят? – с нетерпением проговорила она.

– Да, мадам! – в комнату вошла домработница Ольга и расплылась в добродушной улыбке при виде нас.

– Проводи гостей в комнаты на втором этаже, – распорядилась мадам Соболевская и замолчала, давая тем самым понять, что аудиенция закончена.

Ольга проводила нас на второй этаж и показала наши комнаты. Поднимаясь по лестнице, я с интересом разглядывала портреты, висевшие на одной из стен. Вот мужчина верхом на гнедом коне в военной форме старого образца. Вот седовласый суровый на вид человек. «Начальник, наверное, генерал какой-нибудь», – подумала я. А вот какой-то молодой «гусар» с жидким подобием усиков на простоватом лице.

Моя комната располагалась прямо напротив лестницы, комната Никиты – напротив моей и чуть-чуть поодаль.

– Ты совсем идиот? – накинулась я на Воронцова, когда мы вошли в мою комнату.

– Что опять не так? И почему сразу идиот-то? – попытался узнать причины моего гнева помощник.

– А как я ещё должна назвать тебя? Умным твой поступок не назовёшь! Ты зачем согласился погостить здесь? – продолжала нападать я.

– Да что случилось-то? Что в этом плохого? – то ли он и вправду не понимал меня, то ли прикидывался.

– Никит, – стараясь сдерживать себя, продолжала я. – Я здесь босс и мне решать, где нам ночевать, а где нет! Вот что-то мне нифига не улыбается провести недельку-другую в окружении этих, мягко сказать, странных людей. Ты видел их? – спросила я, как будто это не он сидел рядом со мной во время разговора с Матильдой. – Старшая – как хозяйка медной горы, одним взглядом может превратить неугодного ей в каменную глыбу. Вторая – нимфоманка-алкоголичка, и это мы ещё третью не видали, – от негодования я почувствовала, как у меня непроизвольно округлились глаза. – А этот чудаковатый старичок? И ты ещё спрашиваешь, что случилось?

– Ну ладно, извини. Да ну чё ты? Все будет нормально, – заверил он. – Или у тебя фобия? Боязнь пожилых людей? Ты боишься, что один из них укусит тебя и ты станешь стремительно стареть? – Воронцов изобразил ужас на лице, при этом глаза его смеялись.

Я не выдержала, схватила с кровати подушку и запустила в него. Но этот негодник увернулся и успел выскочить из комнаты. Подушка, не достигнув цели, ударилась о дверь и упала на пол. Юркий, гаденыш!

* * *

Георгий Константинович уже почти двадцать лет не видел своего некогда лучшего друга, Дмитрия Агеева. Ни разу после его позорного и трусливого бегства из их имения, из-за того что Ангелина объявила ему о своей беременности. Утром он не спустился к завтраку, а когда Георгий поднялся к нему в комнату, чтобы узнать, всё ли у него в порядке, обнаружил, что комната пуста. Негодяй сбежал под покровом ночи, никому ничего не сказав. «А чего он ожидал? Иногда от дружбы мужчины и женщины случаются дети».

А теперь представьте его изумление, когда после двадцати лет безмолвия он встретил своего бывшего друга Дмитрия. И где? На ранчо своего американского партнёра – и теперь уже друга – Билла. Дмитрий работал у него управляющим и по совместительству конным тренером.

Георгий приехал на ранчо к Биллу, чтобы поздравить с очередной удачной покупкой – гнедой жеребец, два метра в холке, двукратный призёр «Дерби», а заодно проверить своих, купленных у Билла, – жеребую кобылку-трёхлетку и годовалого стригунка их, Соболевской, породы. Именно из-за них он прилетел год назад в Америку, попутно изучая и обучаясь коневодству у таких мастеров и знатоков этого дела, как Билл.

Они обменялись рукопожатиями и дружескими объятиями, поговорили о погоде, о ценах на овёс и сено, и Билл распорядился, чтобы к ним привели красавца-скакуна. Ему не терпелось похвалиться перед другом удачным вложением. По дорожке между загонами шёл Дмитрий, ведя под уздцы гнедого жеребца.

Георгий сразу же узнал его кудрявую черноволосую шевелюру. Та же уверенная походка, широкая, располагающая к себе улыбка. Кровь ударила Георгию в голову, кулаки сжались сами собой. Он ринулся на мужчину с конём. Всё это произошло так стремительно, что ни Билл, ни сам Дмитрий ничего не успели понять. Даже конь оторопел от такого натиска и встал как вкопанный. Удар был такой силы, что Дмитрия отбросило на пару метров назад, он даже выпустил узду из рук. Георгий подбежал к нему и продолжил наносить удары своими кулаками-кувалдами. Он забил бы его насмерть, если бы не вовремя подоспевшие Билл и ещё один парень, работник ранчо. Они вдвоём с трудом оттащили Георгия от поверженного Дмитрия. Дмитрий лежал весь в крови и пытался подняться на ноги, из-за полученных увечий это удалось ему не сразу. Георгий дышал как паровоз, не понимая, почему ему не дали убить этого гада. Отдышавшись, он постепенно стал приходить в себя. Ярость уступила место гневу.

– Что это было, Георг? Что на тебя нашло? – спросил Билл, всё ещё удерживая его.

– Всё в порядке, Билл. Всё в порядке. Не держи меня. Всё под контролем, – уже более спокойно ответил ему Георгий и продолжил, объясняя причину своей агрессии: – Этот негодяй бросил беременную женщину у нас в России, мою сестру Ангелину. Она родила двоих малышей и вот уже более двадцати лет растит их одна. Потому что этот мерзавец сбежал, как только узнал о её интересном положении. Понимаешь? И вот сейчас, спустя двадцать лет, я встречаю его у тебя на ранчо, весьма здорового и жизнерадостного.

Билл стоял, в растерянности вертя головой, смотрел то на Дмитрия, то на Георгия и ничего не понимал. «Как? Как такой честный и добропорядочный человек, как Дмитрий, мог поступить так с женщиной?» Он знал его уже шесть лет, и все шесть лет ни один поступок не давал повода усомниться в его порядочности.

– Давай поговорим спокойно? – еле слышно спросил Дмитрий. – Я знаю, что виноват! Даже оправдываться не буду…

– Этому нет оправдания! – перебил его Георгий.

– Да-да, я понимаю, что поступил плохо, повёл себя как трус… – начал как бы оправдываться он.

– Друзья, друзья! Давайте пойдём в дом, где вы за рюмочкой-другой хорошего бренди сможете спокойно поговорить, – предложил Билл.

Дмитрий вопрошающе посмотрел на Георгия.

– Хорошо. Пошли! – согласился тот, и по лицу Дмитрия понял, какое это для него облегчение.

Сидя на веранде и попивая бренди, мужчины разговаривали уже спокойно.

– Гер, знаю, я виноват, но теперь уже ничего не вернёшь и не исправишь, – начал разговор Дмитрий.

Георгий молча смотрел на него, ожидая продолжения исповеди.

– Как она? – не зная, с чего начать, спросил Агеев у бывшего друга.

– В порядке. Да, у неё всё хорошо.

– Ты сказал, что она родила двоих малышей? – продолжал Дмитрий.

– Да, девочку и мальчика. Олеся и Олег, – сухо излагал факты Георгий.

– Я очень часто представлял нашу с ней встречу… что бы я говорил… как бы оправдывался, – сбивчиво продолжал Дмитрий. – Как бы она себя повела…

– А что тебе сейчас мешает это сделать? Встретиться, покаяться, – со злостью в голосе перебил сидящий напротив Георгий, и желваки заиграли на его скулах. – Лучше поздно, чем никогда! – философски закончил он.

– Ты думаешь, это возможно? Ты думаешь, у меня есть шанс? Она сможет меня простить? – с надеждой в голосе спросил Дмитрий.

– Шанс? Простить? О чём ты? Разве можно такое простить? – ещё больше распыляясь, спросил Георгий.

«Хотя она может», – подумал он, вспомнив младшую двоюродную сестрёнку. Ангелина была слишком мягкой, слишком доброй. И имя у неё было подходящее. Ангелина. Ангел.

Он вспомнил образ сестры, сердце его наполнилось любовью и наступило какое-то умиротворение, поэтому он вполне мирно сказал Дмитрию:

– Попробуй. Не знаю. Она, может, и простит. – Пожав плечами, он добавил: – Через пару дней я улетаю домой. Хочешь, можешь лететь со мной. – Он наклонился вперёд и, глядя прямо в глаза Агееву, произнёс: – Но если ты ещё раз сделаешь ей больно – клянусь: я убью тебя!

* * *

Я оглядела свою комнату. В отличие от угрожающего вида гостиной моя комната была убрана в спокойных золотисто-белых тонах. Золотистые шторы с такого же цвета ламбрекеном и белого цвета тюль ниспадали с огромного, во всю стену окна, выходящего на тисовую аллею. Белые, с едва заметными золотистыми цветочками обои. Белый, инкрустированный золотом столик. Белого цвета старинный комод с позолоченными ручками. Кресло у стены золотисто-жёлтого цвета. Белая кровать с золотым декором на спинках и белоснежными подушками, накрыта золотистого цвета покрывалом. Прикроватный коврик был такого же тускло-золотистого цвета. Лишь только небольшая картина, висевшая напротив кровати над комодом, выбивалась из этого золотисто-белого спокойствия. В позолоченной рамке (естественно!) было изображено тёмно-синее бушующее море с одиноким белым парусом.

Сняв обувь, я прилегла на кровать. Ноги нещадно гудели. «А что ты хотела, дорогая? Тебе ведь в июне исполнится сорок три. Уже сорок три! Капец!»

«Два пропущенных от мамы», – мысленно констатировала я, вытащив телефон из заднего кармана джинсов. У нас так заведено: каждое утро мы созваниваемся с родителями. Когда папа был жив, он каждое утро в девять часов звонил мне, чтобы узнать, как у меня дела.

– Привет, мамуль! Как ты? – спросила я, услышав в трубке голос матери.

– Привет, дочь! Всё хорошо. У тебя как дела? Марина тебе не звонила?

Марина – это моя средняя сестра, мать троих прекрасных детей.

Но уж лучше всё по порядку. Нас три сестры, рождённых с интервалом в два года. Потом детородная функция наших родителей почему-то резко закончилась.

Старшая сестра, Татьяна, ведёт размеренную спокойную жизнь. Дом-работа-дом. Всё как у всех. Муж. Дети. Таня с молодых лет начала работать на почте кассиром-операционистом. За тридцать лет трудового стажа от простого оператора она дослужилась до начальника почтового отделения. Года три-четыре назад ей присвоили звание «Ветеран труда», наградили медалью и выдали соответствующий документ. Я, ни дня не проработавшая в госучреждениях, и не подозревала даже, что такое звание до сих пор существует. С мужем Михаилом они родили двоих ребятишек. Первенца, моего первого племянника Алёшеньку, и красавицу-дочурку Светочку, мою «лисоньку».

Средняя моя сестра, Марина, обладает привлекательной внешностью и весёлостью характера. Трижды была замужем, и все три мужа скоропостижно скончались. Авария, рак, рак. От каждого из них она родила по ребёночку. Старшая – Евгения, мой ангел, девочка невероятной красоты. Про таких красавиц, как она, Пушкин писал «Очей очарованье». Средняя дочь Марины, Мария – девочка-бунтарь, напоминает мне меня в её возрасте. И сынишка, наш Артёмушка – очень добрый и умный человечек, не по годам развитый мальчуган.

Ну и последняя – я, Радужная Наталья Александровна. «Последыш» и любимая папина дочка. Я свою трудовую карьеру начинала на рынке, простым продавцом, а потом открыла своё ИП. Но в наше время – время жёсткой конкуренции, когда открылись десятки, сотни магазинов, магазинчиков и всевозможных бутиков – розничная торговля потеряла свою актуальность. По крайней мере, для меня. Да и возраст и погодные условия сыграли свою роль. Надоело, знаете ли, в тридцатиградусный мороз стоять, приплясывать, чтобы ноги не замёрзли, и скрюченными от холода пальцами стряхивать налипший на вещи мокрый снег. А дождь осенью-весной? А жара летом? Ой, как вспомню, через что пришлось пройти…

Поэтому я подумала-подумала, перебрала массу вариантов и остановила свой выбор на ландшафтном дизайне. Зря, что ли, я пять лет этому училась?

– Что там у них опять стряслось? – спросила я свою родительницу.

– На носу ОГЭ, а Мария не взяла в руки ни один учебник, – жаловалась на внучку бабушка.

– Мам, дайте ей покой! Выучит ещё, время есть. И вообще, она такая же, как я. Мне тоже вполне хватало того, что учитель объяснял на уроке.

В комнату заглянул Воронцов.

– Ты идёшь? – спросил он меня.

Я посмотрела на часы в телефоне, время было без десяти восемь. Пора спускаться к ужину.

– Иди. Я сейчас догоню, – отмахнулась я от него. – Ладно, мам. Мне пора.

– Я тебя на лестнице подожду. Валентине Ивановне привет, – сказал он, и его лысая голова исчезла за дверью.

– Мам, тебе от Никиты привет, – передала я слова Воронцова.

– Кстати, о Никите, – завела мать старую песню. – Пригляделась бы ты к нему…

– Ма-ма! Не начинай, – отрезала я и продолжила: – Я вижу Никиту Воронцова уже тридцать лет и ничего такого я в нем не разглядела.

– Доча, доченька! Он любит тебя, как ты этого не понимаешь. Любит! Поэтому до сих пор и не женился.

– Ма-ма! Мне как-то по фигу, кто и кого любит! Мне хватило двух предыдущих браков! Я хочу пожить одна, для себя. Вот послушай меня, – уже успокоившись, продолжала я: – Вот даже на секундочку предположим, что он меня любит… И дальше что? Ты предлагаешь мне жить с человеком моложе меня на пять лет, который работает у МЕНЯ водителем без каких-либо перспектив и карьерного роста? Такого мужа ты хочешь для своей младшей дочери, мама?

Трубка молчала. Сквозь эту тишину я даже «слышала» мысли своей матери.

– А вам с Маринкой только принцев подавай! – в конце концов обиделась на меня мать.

– Ну принцев, не принцев, а меньше, чем на графа, я не согласна, – постаралась развеселить её я. – Ладно, мамуль. Целую. Завтра заеду. Пока, – сказала я напоследок и отключилась.

– Вот, Никит, скажи мне, пожалуйста, – начала я, желая сорвать свою злость на Воронцове, но посмотрев на него, замолчала.

Он стоял на верхней лестничной площадке такой весёлый, такой… настоящий что ли, и я не захотела портить ему настроение.

– Пожалуйста, – дурашливо повторил он мои слова, и в его зелёных глазах заплясали чёртики.

Мы спустились на первый этаж, проходя по коридору мимо столовой, я заметила, как Ольга, накрывая на стол, суетливо копошилась то на кухне, то в столовой. Одна из горничных, Ирина, по-моему, ей помогала.

Зайдя в гостиную, мы увидели нового персонажа – сухонькую старушку, она сидела с одного края дивана и о чём-то тихо беседовала с Глебом Осиповичем. Я сразу поняла, что это младшая из сестёр Соболевских, Элизабет.

Одета Элизабет была в белое лёгкое платье с тоненьким пояском, белые туфли-лодочки, белая роза украшала её белые, совершенно седые волосы. Голос её был тихим, как шорох осенней листвы, а улыбка, которой она одарила нас, была такой искренней, что я невольно подумала: «Вот только гномов не хватает. Белоснежка уже здесь», и улыбнулась от своих мыслей. Моя улыбка была в тему. Получилось так, будто я улыбнулась ей в ответ. Глеб Осипович что-то тихо рассказывал ей, сидя напротив на стуле и держа её за руку. Матильда Аристарховна сидела в центре дивана, придвинув к себе журнальный столик, и раскладывала пасьянс.

– О! Ребятки, вы уже спустились, – поприветствовала нас хозяйка дома. – Позвольте представить вам мою младшую сестру, Элизабет. Элизабет, это Наташенька, она мастер по ландшафтному дизайну, и её помощник Никита. Они любезно согласились сделать из нашего старого имения конфетку.

– Очень приятно! – сказала младшая Соболевская, вставая с дивана. – Рада нашему знакомству! – продолжала она, подавая мне руку для рукопожатия.

– Взаимно! – отозвалась я, в то время как Никита уже коснулся губами протянутой ему маленькой, почти кукольной ручки.

– Друзья, прошу за мной, – сказала Матильда Аристарховна, решив тем самым закончить обмен любезностями. – Ужин уже готов. Ждать нам, как вы сами понимаете, больше некого. Клотильда к нам не присоединится… по известным причинам, – произнося это, она зло посмотрела на Глеба Осиповича, как будто это он, а не её сестра напился и вёл себя неподобающим образом.

Глеб Осипович проигнорировал её взгляд, из чего я сделала вывод: эти нападки со стороны Матильды в его адрес уже не в первый раз, и он научился не обращать на них внимания.