Текст книги "Лабиринт Ворона"

Глава 7

– Вы к кому? – вежливо осведомилась молодая женщина в сером костюме.

Тесно прилегающий пиджак, короткая юбка, туфли на высоких каблуках. Судя по описанию бухгалтерши, это была Марина, секретарша покойного Тетерина.

Никаких признаков траура по поводу потери шефа она не демонстрировала. В офисе царила мирная деловая обстановка. Помещение сияло чистотой, на подоконниках цвели фиалки, в углу зеленела большая пальма. Сама секретарша сдержанно улыбалась.

– Я вас слушаю, – вымолвила она.

С места в карьер спрашивать про Тетерина было бы ошибкой. Астра сделала вид, что робеет, и принялась рассматривать рекламные панно на стенах. Марина терпела. Она обладала недюжинной выдержкой.

– Вы по какому поводу? – через пару минут напомнила она о себе.

Посетительница скромно опустила глаза и покраснела.

– Мы с мужем собираемся купить кафе… вот, подбираем оборудование для кухни…

– Показать вам каталог?

– Если можно… Надеюсь, цены у вас приемлемые?

– Сейчас на нашей фирме действует гибкая система скидок…

Марина вызвала парня по имени Гарик, и тот увлек «заказчицу» в коридор, к двери с надписью «Менеджеры». Астра нарочно замешкалась, незаметно оглядываясь. В коридор выходило несколько дверей. Вероятно, одна из них вела в зал для торжественных мероприятий и вечеринок. Она не успела сообразить, какая именно.

Гарик усадил ее за стол, подал каталог и предложил чаю. Астра «смущенно» кивнула. Посыпались заученные вопросы.

– Какое у вас кафе? Для взрослых, для молодежи, для детей?

– Для детей…

– Дизайн уже готов?

– Не совсем…

– Это усложняет нашу задачу, – покачал патлатой головой Гарик. – Ну, ничего… Выбирайте, что вам больше по вкусу!

Он развернул каталог на нужной странице и пододвинул к посетительнице. На его руке поблескивали часы, стоившие больше, чем годовая зарплата менеджера. Астра отважилась на прощупывание почвы:

– А кто мне все обсчитает? У вас есть бухгалтер?

– Есть… но в данный момент она в отпуске.

– Какая жалость! Понимаете, наши средства ограничены, и мы с мужем хотели бы знать, во сколько обойдется заказ…

– Нет проблем. Я сам подсчитаю, – бодро заявил Гарик. – Сначала выберите все необходимое.

Астра послушно уставилась на яркие картинки, которыми пестрел каталог. Она не продумала заранее, как будет действовать. Ее интересовала атмосфера фирмы, настроение сотрудников, даже интерьер имел значение. Пока здесь ничего не производило гнетущего впечатления.

– Ой! А мне вообще-то посоветовали обратиться к Леоноре Истоминой! – выпалила она. – Можно ее позвать?

Гарик дернулся и выдавил кривую улыбочку:

– Истомина у нас не работает.

– Ка-а-ак? Разве это не «Маркон»?

– «Маркон»… только фирма Истоминой называется по-другому. «Маркус»! Вас ввело в заблуждение похожее название. Они продают такое же оборудование, но гораздо дороже.

– Да? Что вы говорите? А мне сказали…

– У нас разная ценовая политика! – пустился в объяснения менеджер.

Он бил на дешевизну их товара, сулил Астре значительные выгоды. Она же прислушивалась к возне в коридоре. То ли любопытная секретарша прильнула к двери, что ли кто-то еще…

Дверь вдруг распахнулась, и на пороге в негодовании застыла уборщица.

– Опять зал закрыт на ключ! – заверещала она. – Гарик! Когда я там уберусь? Мне уходить пора! Дети позвонили, просят внука забрать из садика. Самое позднее через час я должна уходить. А зал закрыт!

– Потом уберете, Зина Петровна… – отмахнулся он. – Не видите, я с клиенткой разговариваю?

– Там уже пылищи, наверное, с палец толщиной накопилось, – продолжала гундосить уборщица. – И проветрить надо!

– Идите, Зина Петровна! Не мешайте!

– Дайте мне ключ, и я уйду.

– Нет у меня ключа. Искал, не нашел.

– Как же теперь быть-то?

– Потом разберемся! – отрезал менеджер. – Потом!

Она неожиданно смирилась и кивнула:

– Ладно, Гарик, я тогда пойду… за внуком. А вы ключ поищите. Нехорошо без ключа-то! В зал не попадешь, грязь накапливается… с кого за беспорядок спросят? Зина Петровна будет отдуваться! Я, Гарик, уже не в том возрасте, чтобы замечания от начальства выслушивать.

– Валите все на меня. Я ключ потерял, мне и ответ держать.

– Ладно… – огорченно повторила уборщица. – Так вы меня отпускаете?

– Сказал же, идите с богом.

Зина Петровна скрылась за дверью, в коридоре раздались ее торопливые шаги. Гарик набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, успокаиваясь. На его впалых щеках чернела модная, аккуратно выбритая местами щетина.

– Простите. Технический персонал у нас невоспитанный.

– Ничего, – улыбнулась Астра. – Бывает… Я, пожалуй, пойду.

– Почему? – опешил парень. – Вы же еще не выбрали товар!

– Я забыла снять размеры.

– Ну, хоть приблизительно…

– В следующий раз.

Он уже понял, что заказчица «срывается с крючка», и делал отчаянные попытки заинтересовать ее скидками. Но Астра не слушала. Она думала, как бы ей успеть выйти на улицу, перехватить по дороге уборщицу и завести с той знакомство.

Отделавшись от разочарованного Гарика, она на ходу попрощалась с секретаршей и выскочила из офиса. Зина Петровна, по ее расчетам, должны была появиться с минуты на минуту…

* * *

Матвей вышел из диетического ресторана в скверном расположении духа. Трудно было определить, что сильнее испортило ему настроение – безвкусная пища или щекотливая просьба Ларисы. Возможно, им вообще не стоило встречаться. Она поцеловала его на прощание, на мгновение тесно прижавшись к нему в полумраке гардеробной. Старик-гардеробщик, подававший ей легкое манто из меха шиншиллы, деликатно отвел глаза.

Матвей ощутил горячий внутренний всплеск – не то проснувшегося желания, не то вины перед Астрой. Ужасно глупо!

– Я по-дружески, – усмехнулась Лариса, отстраняясь. – Не пугайся!

Для дружеского поцелуя прикосновение ее губ было слишком страстным, слишком горячим.

«Должен ли я помогать ей? – спрашивал он себя. – Тем более, впутывать в это Астру? У ее мужа появилась любовница… Эка невидаль! Лариса сама меняет бойфрендов, как перчатки… Чего же она ждала от Калмыкова? Безответной верности?»

Матвей отвез Ларису в салон красоты. Они ехали в полном молчании.

– У меня нет ни одного искреннего друга, – сказала она, когда «Пассат» притормозил у салона. – Кроме тебя. Я поздно поняла, насколько ты мне дорог.

– Как же твои молодые мужчины?

– Им нужны от меня только деньги и секс. Я все еще хороша в постели.

– Получается, Калмыков субсидирует молодых плейбоев, которые ублажают твою чувственность? И ты удивляешься, что он решил развлечься на стороне?

– Там что-то другое… Его серьезно взяли в оборот, понимаешь? Кахлмыков испытывает оргазм от еды, а не от женского тела! Поверь мне. Я живу с ним не первый год.

– Но…

– Хватит талдычить про «второе дыхание», – разозлилась она. – Скажи еще про «беса в ребро»! Это к Калмыкову не относится.

– Он у тебя особенный?

– Знаешь, да! Мы оба особенные. Каждый по-своему.

Она разъяренно хлопнула дверцей и зашагала к салону. В ее походке, в напряженном наклоне головы ощущался немой упрек. Вот, мол, какой ты подлец, Карелин! Отказываешь в помощи женщине, которая когда-то дарила тебе нежность и наслаждение… Ты такой же неблагодарный самец, как все мужчины!

Его проняло. Он и без того был на взводе. Возможно, на него повлияли ночные кошмары, возможно, обида на Астру. Она занималась чем угодно, только не их отношениями. Ей наплевать, что творится у него в душе! Она с головой погружается в чужие проблемы. Разгадывает чужие загадки! Рискует его и своей жизнью из-за каких-то чертовых тайн! Она – азартный игрок, готовый поставить на кон все ради сомнительного триумфа…

– В чем же состоит ее выигрыш? – пробормотал Матвей, выезжая с тихой улочки на проспект и встраиваясь в поток машин. – Все мы – участники заранее предопределенного процесса, тщетно следящие за безумным вращением рулетки. Но шарик уже занял свое положение! Все уже так или иначе свершилось…

Оказавшись в пробке на Кутузовском, он получил время для размышлений. Заторы на дороге не всегда тебя задерживают. Порой они позволяют человеку остановиться и словно бы выпасть из суеты, оглянуться вокруг, осмыслить, куда он мчится. И стоит ли ему продолжать путь?..

Матвей вдруг вспомнил, что отец одного из его подопечных – близкий приятель Калмыкова. Именно по просьбе Ларисы подросток попал в группу Карелина и начал посещать военно-спортивный клуб. Отец парня недавно звонил, рассыпался в благодарностях. Что, если поговорить с ним?

Он прямо из машины попробовал связаться с господином Аврамовым. Тот почти сразу ответил:

– Рад слышать вас, Матвей. Вы по поводу моего балбеса?

– Нет…

– Слава богу! Я уж думал, опять сорвался мой недоросль!

– С ним все в порядке. Я по другому вопросу…

– Хорошо. Долг платежом красен, – грохотал в трубке Аврамов. – Чем могу служить?

– Надо бы встретиться…

– Понял. Давайте через пару часов в бильярдной «Черный конь».

Глава 8

Москва. Август 1917 года

Ольшевскому пришлось поломать голову, прежде чем он привел содержание «писем из шкатулки», – как он окрестил свое приобретение, – в соответствие с современным стилем изложения. Все языки с течением времени претерпевают определенные изменения. Английский – не исключение.

Он не сразу смог сделать точный перевод эпистолярных откровений неизвестной дамы, которая подписывалась «Swarthy». – Что сие означало? Имя? Фамилию? Прозвище? Лексику писем можно было отнести приблизительно к семнадцатому веку, посему далеко не все слова и обороты оказались понятными. Но сию трудность быстро удалось преодолеть. Чем глубже пытливый ум исследователя проникал в смысл этих необычный посланий, тем сильнее они интриговали. На поверхностный взгляд можно было бы подумать, что некая дама сообщает своему благодетелю – то ли наставнику, то ли родственнику, то ли опекуну – о жизни в чужой стране, о новых для нее обычаях и правилах, о душевных порывах и сердечных переживаниях. Однако за всеми перечисленными обыденностями жизни крылась некая сокровенная суть, которую Swarthy, Сьюзи, старательно вуалировала. Казалось, она нарочно облекает свои послания в такую форму, дабы придать им вид банальной переписки. А на самом деле за строчками, рисующими быт и нравы той среды, куда забросила автора писем судьба, прятался подтекст. Тем более серьезный, чем тщательней он маскировался. Подразумевалось, что адресат должен был уловить сей подтекст как именно ту информацию, которую истинно желала донести до него неизвестная Сьюзи…

– Впрочем, я могу ошибаться, – бормотал ученый, потягиваясь и разминая затекшие члены. – У меня с детства бойкое воображение, от коего родители мои и товарищи по играм имели множество неприятностей и впадали в заблуждения.

У Ольшевского сложилось мнение, будто переписка велась между мужчиной и женщиной, которых связывали отнюдь не родственные и не любовные отношения. Однако же они, несомненно, являлись единомышленниками и людьми, духовно близкими между собою. Собственно, писала дама… а дошли ли ее послания по адресу? Кстати, адреса сего указано не было. Можно догадаться, что отправлять письма намеревались с нарочным, сначала сухопутным, а потом морским путем в Англию. Нарочный сей должен был знать, кому доставить корреспонденцию. Но вот доставил ли он ее? Вопрос!

Ежели не доставил, то что ему помешало? Ежели доставил, то по какой причине послания вернулись в Москву? Впрочем, потомки адресата могли приехать в Россию и привезти с собой семейный архив. Вариантов много…

Письма были сложены в хронологическим порядке и пронумерованы… видимо, уже в более позднее время. Не похоже, чтобы нумерация принадлежала руке старушки, продавшей Ольшевскому сундучок с письмами. Скорее, она получила их уже в том виде, какими они предстали перед покупателем.

Опыт работы с архивными документами, старинными рукописями и манускриптами позволили Ольшевскому сделать вышеозначенные заключения. Как ученый-филолог, он дивился красоте стиля этих затейливых посланий из прошлого. Как человек – удивлялся перечисляемым подробностям и взгляду приезжей особы на житие российское, предшествующее славным преобразованиям Петра Великого. Как мужчина – испытал вдруг необъяснимую жгучую потребность увидеть воочию даму, оставившую после себя сии строки… а пуще того, разгадать тайну, которая будто бы проступала между слов, однако не давалась уразумению…

Ольшевский завел специальную тетрадку, куда переписал на современный манер «письма из шкатулки». Разговоры доктора про грабителей, от которых он прежде отмахивался, теперь показались ему достойными внимания. Он нашел укромное местечко в кладовой, где вместо съестных припасов хранил книги, и спрятал туда деревянный сундучок, окованный по углам почерневшим металлом, вместе с его содержимым. Уходя, он прятал под матрац и тетрадку, что совершенно уж не вязалось с его убеждениями, будто бы к нему не залезут, ибо красть у него нечего, кроме бумаг и книжных томов, коими воры мало интересуются…

Тетрадка стала олицетворять для него развлечение совершенно особого рода. Читая и перечитывая сии свидетельства из прошлого, Ольшевский погружался в мир чужих страстей и тайных стремлений, постичь которые стало для него делом чести…

Первое письмо было довольно длинным:

«Мой дорогой! Уж и не чаяла добраться живой до стольного града царей московских. Не раз и не два прощалась я с белым светом и горевала о том, что не сумею оправдать ваше доверие и возложенные на меня надежды. Жизнь здешняя оказалась куда проще и опаснее, чем мы могли предполагать. Впрочем, и простота сия, и опасности заключаются в странных нравах жителей этой северной страны, холодной и пустынной, где можно долго-долго ехать, не встретив ни путника, ни селения, ни самих признаков человеческого обитания. Ужасающая нищета соседствует в Московии с невиданной роскошью, а чрезмерная богобоязненность – с самыми дичайшими суевериями. Никогда не знаешь наверняка, что на уме у кучера, у хозяина постоялого двора… у торговца в захудалой лавчонке… тем более, у служилых людей – бояр и дворян, окольничих, стольников, стряпчих, думных дьяков и прочих придворных, кои окружают особу государя. Мгновение назад наивные и доверчивые, они вдруг становятся подозрительными и лицемерными, способными на любое злодейство. Как с ними вести себя, неведомо.

По дороге к Москве мне чудом удалось избежать столкновения с разбойниками. Шайки вооруженных грабителей совершают повсеместно необычайно дерзкие и жестокие нападения. Лесную чащу, овраг, болото и даже станционный домишко, где меняют лошадей, они превращают в укрытие, откуда набрасываются на путников, ничего дурного не ожидающих. Сии сборища беглых слуг, городских бедняков и разорившихся крестьян нередко совершают ужасные смертоубийства, не щадя никого. Предводительствуют им иногда умные вожаки из высших сословий, даже княжеского роду, обиженные властелином своим. Никакие предосторожности не спасают от сей лютой напасти. Путешественника, который отправляется дальше двадцати верст, считают обреченным на неминучую погибель. Вот какова Россия! Бесконечными унылыми трактами я добиралась до города, куда вы изволили послать меня. Представьте, как я волновалась за главное мое сокровище, без коего мои действия будут сильно затруднены, если вообще возможны.

Постоялые дворы здесь деревянные, грязные, кровати с клопами, так, что я ночь напролет глаз не смыкала. Вынужденная бессонница сия не раз спасала мне жизнь. Однажды к приютившим нас хозяевам ворвались разбойники, – устрашающие крики их, свист, лязг оружия и топот ног заставили меня вскочить и приготовиться к самому худшему… Счастье, что вместе со мной на постой остановился мужчина. Он оказался знатным дворянином; весьма опрометчиво он путешествовал без свиты…

Не буду описывать, чем закончилось ночное происшествие, но несколько головорезов упокоились навеки от руки сего постояльца, и мы смогли наутро выехать в дорогу. Началась осенняя распутица. Лошади нам доставались порою истощенные, кучера – неопытные… Останавливаться на ночлег в деревнях было опасно из-за разбойничьих шаек, и благодетель мой, господин Волынский, который отбил нападение на постоялом дворе, предложил ночевать прямо в лесу. Однажды мне пришлось спать на болоте, под заунывные крики не то птиц, не то каких-то зверей… а наутро кучер нехотя объяснил, что так стонет и дышит трясина. У него на шее висел мешочек с заговоренными травами, и он молился, держась за этот мешочек.

Думала ли я, что порядки в самой Москве будут немногим лучше, нежели на бескрайних окольных землях? В царской столице больше домов деревянных, но есть и каменные палаты, принадлежащие высшей знати – боярам. Селятся они в Китай-городе, поближе к государеву дворцу. Дома сии большие, в два, а то и в три этажа… полные дворни, которая живет без надлежащего занятия и призрения[9]9
  Призрение – приют и пропитание.


[Закрыть], каждого просителя к боярину или даже простого прохожего, особенно в вечерние часы, может обобрать и «надавать по шее», как здесь выражаются. Приживалов и челяди на боярских дворах по две сотни и более…

После захода солнца город погружается в кромешный мрак. Улицы не освещаются совершенно. В домах тускло мерцают слюдяные окошки. Жители ходят со своими фонарями или жгут факелы. Мостовых нет и в помине. Кое-где по приказу царя вымостили проходы между домами бревнами. Подобная роскошь доступна только в центре, ближе к Кремлю, где находится дворец царской семьи. Но более темноты и бездорожья докучают лихие люди, воры. Так что с наступлением сумерек лучше ездить в карете, а не ходить пешком. Карету же могут себе позволить далеко не все.

Еще в Москве орудуют «кабацкие ярыги» – пьяницы из числа людей хорошего происхождения, но доведенные вином до полного ничтожества. Таковые обозлены чрезвычайно. Кто из них не решается грабить, те толпятся у кабаков или назойливо выпрашивают подаяния. Смотреть на сие стыдно и боязно.

Невоздержание в питии сделалось тут всеобщим бедствием. Пьют поголовно – и в кружечных дворах, и в подпольных корчмах, где кроме вина еще процветают игры, продажные женщины и курение «свекольного листа». Так московиты называют табак, запрещенный в России. Его поставляют с Востока отчаянные головы, готовые ради наживы рисковать собственной жизнью. Табак курят из коровьего рога: заливают туда воду и вставляют внутрь трубку, чтобы пропускать дым через воду. Затягиваются до одурения и потери чувств. Некоторые курильщики падали на моих глазах без памяти…

Карты для игры привозят из Польши, и московиты весьма ими увлекаются. Они легко впадают в азарт, а кроме того, чураются бесед, благотворных для ума, оттого и заполняют время веселыми и бездумными развлечениями. Между ними не принято разрешать споры ударом шпаги или выстрелом. Дуэлей они не знают, и при всякой обиде или разногласии пускают в ход кулаки. Кулачные поединки здесь популярны как среди дворян, так и в народе. Даже судебные тяжбы они умудряются превратить в мордобитие. Таковы их законы.

Почему я так подробно описываю здешнюю жизнь? Да потому, что сыскать себе помощников из простолюдинов пока не могу… а кто повыше чином и при должности, те осторожно, с предвзятостью относятся ко всякого рода просьбам, особенно исходящим от иноземцев. Приходится ждать подходящего случая.

Благодетель мой, который храбро отбивался от разбойников на постоялом дворе, оказался служилым человеком, вхожим в царские палаты. На него только и уповаю…

Надеюсь, мое послание дойдет до вас, но не жду, что скоро».

Этот текст заканчивался, как и все последующие подписью – Сьюзи.

Изложенные в письмах факты и детали быта позволили Ольшевскому подтвердить вывод, что речь идет о Москве семнадцатого века, причем второй его половины. Дама – явно иностранка – как будто рисовала картины того времени, но некоторые намеки наводили на мысль, что она преследовала иную цель. Филолог пока не мог разгадать, какую. Сьюзи словно прощупывала почву, предлагая адресату варианты: разбойники… курильщики… пьяницы… картежники… Что крылось за этими вариантами?

«Письма из шкатулки» лишили Ольшевского покоя и сна, заставили забыть о бурлящих на улицах нынешней Москвы революционных выступлениях и надвигающейся на Россию катастрофе…

* * *

Москва. Наше время

– Зинаида Петровна!

Пожилая дама в черном пуховике и вязаной шапочке оглянулась.

– Это я вас окликнула, – сказала Астра.

– Извините, я тороплюсь. За внуком, в садик.

– Далеко вам добираться?

– Пару кварталов пройти, – удивленно объяснила уборщица из «Маркона». – Да только я быстро-то не могу. Одышка…

– Как же вы работаете?

– А что делать? На пенсию не больно-то разгонишься. Детям помогать надо. Дочка учится на заочном, зять получает немного, едва на еду хватает. Малец-то растет шустрый, обувка на нем горит, одежда рвется. Я ведь бабушка! Конфеткой хочу внука побаловать, игрушкой, обновку ему купить…

Астра зашагала рядом с ней, стараясь приноровиться к ее медленной, тяжелой походке. Уборщица, к счастью, оказалась словоохотливой.

– Мы здесь рядом живем. Пешком до «Маркона» минут десять будет. Удобно!

– Я вот что подумала. Может, вы хотите дополнительно подработать? Мой… друг ищет техничку для своего офиса. Убираться надо один раз в неделю, по выходным. У вас выходные тоже заняты на «Марконе»?

– Нет. В выходные я отдыхаю, внука в зоопарк вожу, гуляю с ним. Молодым-то не до ребенка. Сами еще норовят на гулянку сбежать.

– Ну, как насчет подработки? – спросила Астра. – Фирма солидная, платить будут хорошо.

Она лихорадочно соображала, куда в случае согласия пристроить уборщицу: в конструкторское бюро к Карелину или в один из отцовских филиалов?

Та приостановилась и вприщур уставилась на Астру.

– С какой стати вы мне работу предлагаете? Вы меня первый раз видите.

– Я разбираюсь в людях. К тому же помещение «Маркона» просто блестит и сверкает. У меня глаз наметанный. Соглашайтесь, Зинаида Петровна. Не пожалеете!

– Ой, не знаю…

– Выходные ведь у вас свободны, – убеждала ее Астра. – Каждую субботу в первой половине дня приедете, наведете порядок… и положите в карман приличные деньги.

Она готова была обещать Зинаиде Петровне золотые горы. Очень кстати было бы заиметь своего человека в «Марконе», который постоянно находится среди сотрудников фирмы и, естественно, в курсе всех событий.

– Вы меня ошарашили, – призналась уборщица. – Даже не знаю, что сказать… Заманчиво! С другой стороны, субботу жалко терять. Устаю я шваброй-то шаркать да пылесос таскать из комнаты в комнату. Руки болят, сердце сдает…

– Соглашайтесь. Работы там кот наплакал. Хотя бы попробуйте. Не сможете – уйдете.

На лице уборщицы отразилось колебание.

– Хорошо, – кивнула она. – Я подумаю. Деньги позарез нужны!

– Вот вам мой телефон, – обрадовалась Астра. – Звоните прямо с утра. А то потом я закручусь…

– Вы заказ-то сделали?

– Нет еще… Я хочу сначала обмерить все помещения, а потом уже оборудование выбирать.

– Тоже правильно, – переминалась с ноги на ногу уборщица. Первой попрощаться неловко, а дамочка явно уходить не торопится.

– У вас, кажется, новый директор скоро появится, – вскользь произнесла Астра. – А новая метла по-новому метет. Лучше подстраховаться.

Зинаида Петровна выпучила глаза.

– Какой еще новый? Чего вдруг новый-то?

– Ваш Тетерин умер, говорят.

– Тетерин?! – обалдела пенсионерка. – Владислав Алексеич?! Да вы что?! Когда?! Господи… я ж его третьего дня видела, живого и здорового! Он в свой кабинет заскочил, взял что-то и выскочил. Спешил. Ну надо же! Неужто самолет разбился?

Настала очередь Астры хлопать глазами:

– Какой самолет?

– На котором Владислав Алексеич вчера в отпуск улетел, с супругой. На эти… на острова. Марина сама им билеты заказывала… по телефону. Они оба разбились? Пресвятая Богородица! – всплеснула она руками. – Вот беда-то! А мы ни сном ни духом…

– Погодите… какой отпуск? Какие билеты?

– Человек три года без отпуска, – запричитала уборщица, схватившись за сердце. – Наконец, решил отдохнуть. И на тебе! Катастрофа! А вы откуда знаете про самолет? По телику передавали?

– Нет-нет… я, кажется, все перепутала. Вы меня извините, Зинаида Петровна, я не то сказала. Вероятно, фамилии похожи. Да, вспомнила! Не Тетерин, а Петелин. Точно, Петелин… и он не в самолете разбился, а под машину попал. Простите, ради бога.

– Ой, как вы меня напугали, – с облегчением выдохнула пенсионерка. – Аж сердце сжалось! Где у меня валидол-то?..

Она полезла в сумку, искать таблетки.

За забором, во дворе детского садика, с шумом резвились дети. Две воспитательницы сидели на скамейке возле песочницы и оживленно беседовали.

Астра похвалила себя за то, что вовремя сумела перестроиться. И за предусмотрительность тоже. Хорошо, что она не ляпнула про смерть Тетерина секретарше или менеджеру!