Текст книги "Ожидай странника в день бури"

Наталья Солнцева
Ожидай странника в день бури

Дорогой читатель!

Книга рождается в тот момент, когда Вы ее открываете. Это и есть акт творения, моего и Вашего.

Жизнь – это тайнопись, которую так интересно разгадывать. Любое событие в ней предопределено. Каждое обстоятельство имеет скрытую причину.

Быть может, на этих страницах Вы узнаете себя. И переживете приключение, после которого Вы не останетесь прежним...

С любовью, ваша

Наталья Солнцева.

Все события и персонажи вымышлены автором. Все совпадения случайны и непреднамеренны.

Глава 1

«Все, что мы видим

и чем кажемся,

Всего лишь сон во сне».

(Эдгар Аллан По)

В Москве стояло раннее жаркое лето. Разогретый асфальт, духота и пыль повсюду. Тина свернула в тихий переулок с улицы, полной выхлопных газов и шума машин, – и словно нырнула в тихий омут. Во дворе старого дома росли вековые липы. В их тени каким-то чудом сохранялась прохлада.

Тина вошла в знакомое парадное, нажала на кнопку звонка. Прислушалась. В квартире было тихо. Из-под лестницы вышла кошка, заинтересованно посмотрела, помахала кончиком пушистого хвоста.

Дверь никто не открыл. Тина позвонила еще дважды, постояла в недоумении. Ожидание вдруг стало тягостным. Она пожала плечами и вышла на улицу. Непонятная тревога охватила ее. В уголке двора расцветала акация, порыв ветра донес ее горький аромат. Тина подумала, что Альберт Михайлович уже человек немолодой, хотя на здоровье не жалуется. Он звонил ей, просил о встрече, и вот...

В детстве она мучительно искала объяснений своим чувствам, желаниям, непонятным мечтам. С возрастом пришло осознание, что поиск объяснений – это попытки облечь непонятное и необычное в привычную и понятную форму. В конце концов она позволила жизни идти и нести себя по течению своей собственной странной внутренней реки. Это ее путь. И пройти его предстоит именно ей. Найдется человек, способный разделить его с ней, – хорошо. Нет – что ж, так и будет...

На стене в ее комнате висел красивый спортивный лук. Спортом она совсем не увлекалась, но однажды, гуляя с отцом недалеко от спортивного комплекса, увидела тренировку стрелков из лука. С тех пор она не знала ни дня покоя, пока отец не нашел тренера, который согласился ее учить. Тина впервые взяла в руки лук, и тот как будто прирос к ней, словно она не расставалась с ним ни на мгновение. Любые цели она поражала шутя, наслаждаясь пением тетивы и любуясь полетом стрел. Это была настоящая большая любовь ее юности, пожалуй, единственная, если не считать любви к книгам...

Ей было скучно со сверстниками, она избегала шумных и бестолковых вечеринок, и вскоре ее перестали на них приглашать. Но ей никогда не было скучно со своим луком и книгами. Сначала она перечитала все, что стояло в бабушкином книжном шкафу, потом всю библиотеку родителей, потом все, что было интересного у друзей и знакомых, потом... Она решила, что ее место – среди книг, и стала работать в библиотеке и учиться заочно.

Иногда Тина подходила к зеркалу и внимательно изучала свое отражение. На нее смотрела худощавая стройная темноволосая девушка с удлиненным лицом, высокими скулами и чуть раскосыми глазами. Она не была дурнушкой, но мальчики в школе, затем молодые люди ее круга никогда не обращали на нее внимания. Тина приняла это как должное и не расстраивалась по этому поводу. Они были совершенно не похожи на героев тех романов, с которыми она не расставалась – трубадуров, благородных рыцарей, отважных воинов.

Тина, конечно, желала большой и романтической любви, но примеры подруг и знакомых совершенно не вдохновляли ее. Все это было не то, и она перестала об этом думать.

С Альбертом Михайловичем она познакомилась в библиотеке. В тот день ее напарница Людмилочка отпросилась по своим семейным делам. Посетителей почти не было, гулкий полупустой зал насквозь прочерчивали солнечные лучи, тишину изредка нарушало чье-то покашливание.

– Сказать вам, на кого вы похожи? На Евлалию Кадмину! Великолепную, неистовую Евлалию.

Прямо перед ее столом стоял очень старый, добрый и умный человек. Все это, конечно, она узнала потом. А сейчас просто смотрела на говорившего.

– А кто это?

– Я удивился бы, если бы вы знали. – Старик добродушно рассмеялся. – Позвольте вас пригласить в гости, вы меня поразили. Давно не видел такого лица. Хорошие лица вообще редкость, ну а такое, как ваше, встречается раз в жизни.

Тина улыбнулась. Она не привыкла к комплиментам.

– Смею надеяться, вам не будет скучно. Раньше я был известным московским антикваром. Люблю старинные вещи, знаете ли. Есть в них особая эстетика. У меня дома великолепнейшая коллекция. В старых вещах, скажу я вам, есть какая-то тайна. А молодые девушки обожают старые тайны. Ну, так как? Придете?

Глава 2

Квартира Альберта Михайловича оказалась просторной, с высоченными потолками, узорным паркетом и мебелью красного дерева.

«Будет что рассказать Людмилочке!» – удивленно оглядываясь, подумала Тина.

Она и не подозревала, что могут еще существовать такие жилища. Комнаты напоминали музей. Здесь смешались все времена и стили – индийские божки, фарфоровые пастушки, портреты дам в напудренных париках. В хрустальных горках расставлены дивные сервизы. Повсюду – какие-то кувшинчики, табакерки, ларчики, подсвечники...

В гостиной пахло то ли духами, то ли нафталином, то ли ароматическими палочками, одна из которых все еще курилась в подставке в виде дракона.

Целую стену занимали книжные шкафы со стеклянными дверцами, набитые книгами с тиснеными переплетами, и Тине захотелось немедленно достать хотя бы одну.

Словно угадав ее желание, хозяин взял с полки книгу, полез во внутренний карман пиджака и вынул... самое настоящее пенсне в тонкой золоченой оправе. Водрузив его на нос, нашел нужную страницу и прочитал: «Мы всего лишь строки, слова и буквы магической книги, и эта вечно пишущаяся книга – единственное, что есть в мире, вернее, она и есть мир».

Он долго смотрел куда-то в сторону, потом, спохватившись, вспомнил о своей гостье:

– Сейчас будем пить чай из настоящего самовара. Вы пока посмотрите безделушки, женщины это любят.

Он ушел на кухню и стал там греметь посудой, а Тина увлеклась разными диковинными вещицами. На бюро стояла давняя фотография: молодая женщина с причесанными на прямой пробор волосами и уложенной сверху косой пристально смотрела вдаль. Чуть прикрытые тяжелые веки придавали взгляду загадочную томность. Прямой красивый нос, полные чувственные губы, мягкий подбородок...

«Страсть и противоречие, – подумала Тина. – Милые черты и внутренний огонь».

– А вот и чай. Милости прошу! – Альберт Михайлович втащил в комнату пузатый начищенный самовар. – Вас, вижу, привлекла «святая грешница» Евлалия?

– Кто она?

– Всенепременно расскажу. Да вы пейте, пейте чай, у меня заварка особая. – Альберт Михайлович с откровенным удовольствием смотрел на Тину. – Вы любите оперу? Евлалия Кадмина была блистательной оперной примой. Ангел и дьявол в одном лице! У нас в семье был своеобразный культ этой пылкой ветреницы. Современники поклонялись ей. Чайковский даже написал романс «Страшная минута», и слова сам сочинил: «Иль нож ты мне в сердце вонзишь, иль рай откроешь...» Кадмина приняла романс и не раз его пела.

Каждый, кто сталкивался с этой женщиной, и при жизни, и после ее таинственной смерти испытывал непреодолимое, буквально магическое притяжение ее личности.

Альберт Михайлович встал, достал из бюро потертую тетрадку в гобеленовом переплете, полистал ее:

– Вот послушайте! «Сотни людей, бывало, ожидали актрису возле служебного входа Мариинки и других оперных театров. Мерзнешь полчаса, час, – и вдруг точно электрический удар пробежит по всему телу – это показалась Кадмина. Ее огненный, гипнотизирующий взор случайно, на мгновение, столкнулся с вашими глазами – и вы уже счастливы и готовы сделать бездну глупостей, лишь бы заслужить еще такой же взгляд или мимолетную улыбку» – это моя мать записала в своем дневнике. О тайне жизни и смерти Кадминой писали Лесков, Куприн, Чехов, да мало ли еще кто...

Тина читала много и обо всем, но эту историю слышала впервые и смотрела на фото «сумасшедшей Евлалии» с возрастающим интересом.

– Обманчивая безмятежность, – заметил старик. – Будучи уже известной оперной дивой, которой рукоплескали многие театры мира, Кадмина могла зимой в санях уехать домой в костюме дочери египетского фараона, не дождавшись окончания спектакля. Она заставляла антрепренеров «валяться в ногах» и колотила зонтиком режиссеров. На гастролях в Италии она заболела – известный итальянский врач Форкони лечил ее, а затем, на свою беду, женился на ней. Прекрасная Евлалия быстро разочаровалась в своем первом и единственном супруге. Они разъехались. Певица влюблялась часто и безоглядно. Мужчины ей нравились порывистые, страстные, – итальянский тенор Станио, например, или какой-нибудь бравый гвардейский офицер.

«Вся жизнь для нее была игра в любовь», – подумала Тина.

– Эта великолепная женщина сама дописала концовку своего романа. – Старик пожевал губами, обдумывая сказанное. – Выпила из театрального кубка яд прямо на сцене! Возможно, хотела, чтобы ее гибель была последним актом трагедии, которую бы наблюдали партер, галерка и ложи. Но получилось по-другому: занавес закрыли, Кадмину увезли домой. Она умерла в страшных мучениях. Грустно...

Альберт Михайлович помолчал немного. Молчала и гостья.

– Ее похоронили на Харьковском городском кладбище. А потом на ее могиле стали появляться иконы с ликом покойницы. Зловещая и странная история. Их убирали, – ведь самоубийство считается страшным грехом, а тут икона с лицом самоубийцы...

Тина почувствовала себя неуютно, словно что-то недосказанное встало между ней и стариком, сидящим напротив.

Альберт Михайлович заметил смену ее настроения – он подошел к коллекции индийских фигурок, выбрал одну и показал Тине. Божество из потемневшего металла сидело и смотрело на раскрытый лотос. В серединке цветка мерцал синий камень.

Тина взяла фигурку в руки – на основании она увидела изображение глаза.

– Глаз Дракона – произнес негромко старик. – Вход в неизвестное.

Между коленями божка и лотосом была надпись. Буквы почти сливались с узором из листьев и бутонов и казались частью орнамента.

– А что... – она хотела спросить, что означает надпись, но старик продолжал, как будто не слыша:

– Через Глаз Дракона можно перейти в иную реальность. Так считали древние. Глаз Гора[1]1
  Гор – в древнеегипетской мифологии бог Солнца, покровитель власти фараона. Глаз Гора, или Око Гора, – символ победы жизни над смертью.


[Закрыть] – видели когда-нибудь?

Тина кивнула. Отец часто водил ее по музеям и выставкам – «расширял кругозор». В залах, экспонирующих оружие, она завороженно рассматривала алебарды, мечи, дротики, луки, колчаны для стрел и прочие подобные вещи, приводя родителя сначала в недоумение, а затем в раздражение таким нетипичным для девочки пристрастием.

Еще ей нравились египетские залы. Она с удовольствием рассматривала украшения, ритуальные статуэтки, талисманы, амулеты. Глаз Гора – конечно же, именно там она его и видела. Искусно и тонко сделанный из лазурита и эмали, – даже реснички видны, – глаз смотрел из глубины веков, взирая на этот мир, проникая в самые потаенные его глубины, мерцал золотом, надменный в своей Истине.

– ...и ведомо теперь мне, что уже тысячи раз пережил я и старость, и смерть. И был я женщиной, и мужчиной, простолюдином и верховным жрецом, жил среди бессмертных... Стократ исчезал я с гибелью и растворением миров и появлялся с новым творением, но снова и снова я падал жертвой обманного существования... – донеслись до Тины слова Альберта Михайловича.

Она очнулась. Сколько он говорил? И о чем? Она ужаснулась своей невоспитанности и попыталась сгладить неловкость. Индийский божок улыбался, сидя у своего лотоса.

– Что же все-таки тут написано?

Старый антиквар посмотрел на Тину долгим взглядом, вздохнул, взял у нее из рук фигурку и прочитал: «Я могу ответить. Но ты не в состоянии понять ответ»...

Глава 3

С того дня Тина часто приходила в гости к Альберту Михайловичу. Они пили чай из саксонских чашек и разговаривали. Несмотря на разницу в возрасте, их тянуло друг к другу. Осенние или зимние вечера уже не казались Тине нескончаемыми.

В своей квартире она подолгу жила одна. Родители имели редкую для Москвы специальность – вулканологи – и годами пропадали в экспедициях. Тина выросла вполне самостоятельной. Но иногда ей очень не хватало семейного уюта, праздничного пирога и неторопливых бесед за круглым обеденным столом. Когда в ее жизни появился Альберт Михайлович, эта пустота заполнилась.

Иногда после работы Тина забегала в кондитерскую, покупала пирожные и спешила к старику. Он развлекал ее невероятными историями – казалось, он знал все.

Подруг у Тины не было, кроме Людмилочки, с которой они выросли в одном дворе и делились детскими секретами. Людмилочка всегда слушала Тину раскрыв рот, половину не понимала, всегда во всем соглашалась. За многие годы они ни разу не поссорились.

Потом Людмилочка вышла замуж за студента пединститута, переехала к нему и жила в его квартире с двумя детьми и собакой. Дети и семья отнимали все ее время, так что болтали они с Тиной теперь в основном на работе. Когда одна из сотрудниц ушла на пенсию, Людмилочка согласилась работать в библиотеке: работа спокойная, можно отпрашиваться по своим делам – Тина всегда подменит. Восьмого марта или в дни рождения подруги шли в кафе рядом с библиотекой, где заказывали кофе, торт, мороженое и рассказывали друг другу о своих проблемах. Проблемы, впрочем, были в основном у Людмилочки – муж работал школьным учителем и получал маленькую зарплату, денег вечно не хватало, дети болели, свекровь обижалась, что Людмилочка не помогает ей на даче, у собаки был авитаминоз, и прочее...

Людмилочка была совершенно обыкновенная, замотанная, вечно уставшая, прозаическая и не загадочная женщина. Пределом полета ее мысли была манная каша и способ вязки носков. Как ни странно, Тина нежно любила свою обремененную заботами подругу, старалась вникать в ее дела и помогала по мере возможностей.

Людмилочка была чем-то вроде якоря, который не давал душе Тины сорваться в запредельность. Она служила отрезвляющим холодным душем, слишком земная, возвращающая из небесных странствий на грешную землю. И это было хорошо и приятно, как возвращение в родной дом после опасного путешествия.

* * *

Тина уже полчаса сидела за столиком в кафе и ждала Людмилочку. Она лениво ковыряла ложкой взбитые сливки, настроение было прескверное. Не застав Альберта Михайловича дома, она вернулась на работу, где не находила себе места от беспокойства.

Антиквар позвонил ей утром в библиотеку и попросил зайти. Она дождалась обеденного перерыва, побежала в знакомый переулок. Старик не открыл ей. Это Тине ужасно не понравилось. Альберт Михайлович всегда был дома, тем более, что они договорились о встрече.

– Ой, пирожные! Я такая голодная. Пока приготовила своему ужин, детей притащила из садика, накормила, сама уже не успела. – Людмилочка тараторила все это с набитым ртом. – А ты чего не ешь? И вообще, что случилось-то?

Тина вынырнула из беспокойных дум. Людмилочка, как всегда, наспех причесана, кое-как одета... Все равно смотреть на нее было приятно. Один ее вид как бы говорил, что ничего страшного никогда случиться просто не может.

– Что с тобой? Ты меня пугаешь! – Людмилочка перестала жевать и уставилась на подругу желтыми, как у кошки, глазами. – Зачем ты меня позвала? Сегодня вроде... Да нет, день рождения твой еще не скоро. Я в метро думала – повода вроде нет? А? Или я забыла? Боже, только не обижайся! Я со своими могу что угодно забыть! Свекровь вчера опять звонила, плакалась Костику, какая она несчастная, всеми брошенная, он дулся потом весь вечер. У Алеськи опять диатез. Ужас! Да ты что молчишь-то?

Тина смотрела на осунувшееся лицо подруги, и ей стало совестно, что она вызвала ее сюда без серьезной причины. Сейчас, в уютном зале, полном людей, ей казались смешными свои страхи, и было как-то неловко заводить об этом разговор.

– Альберт Михайлович сегодня просил меня зайти, а сам не открыл...

– Был дома и не открыл? Вот свинство! – возмутилась Людмилочка.

– Я так испугалась... там, в подъезде. Захотелось убежать. Как будто за дверью кто-то притаился. Я на улицу выскочила, солнце печет, а мне холодно. Всю дорогу стучала зубами.

– Скажешь тоже! Пожилой человек, солидный, интеллигентный, станет он за дверью прятаться!

– Не он это был...

– Не он? А кто же? Откуда ты вообще знаешь, что кто-то там был?

– Не знаю... Просто показалось.

Тине не с кем было поделиться своими страхами во всей огромной Москве. Не идти же в милицию? Станут ее там слушать!

– Ну не открыл он тебе, и что? Мало ли...

– Я ведь после работы опять к нему заходила. Звонила, звонила, а он снова не открыл. Понимаешь?

– А как у него со здоровьем? Человек старый, перенервничал, ну и... того. А? У него родственники какие-нибудь есть?

– Сколько я к нему приходила, никогда никого не встречала. Он вообще не любит, чтобы к нему люди заходили, у него же ценности в квартире, вещи старинные, дорогие.

– Ну, а у соседей ты спрашивала?

– С какой стати я по соседям буду ходить? Я что, уголовный розыск?

– Ну, все-таки... – Людмилочка задумалась. – Один день – это еще не срок. Все бывает.

– Постой-ка... один раз он говорил, что у него в Москве есть племянник. Работает в банке. Даже банк называл.

– Вот видишь, может, у них какие-то дела семейные. Слушай, а вдруг этот племянник его «заказал»? Решил избавиться от старика, а коллекцию себе прикарманить!

– Зачем? Альберт Михайлович и так человек очень старый...

– А племяннику ждать неохота! – Всегда бледные щеки Людмилочки даже покрылись румянцем. Глаза заблестели. – Как его зовут, кстати?

– Не знаю... Фамилия Сташков, я запомнила.

– Странно. Что ж, у них с дядей разные фамилии?

– Разве такого не бывает?

– Вот что мы сделаем. Завтра ты опять сходи к нему. Если не откроет... тогда... – Возможность помочь Тине, которая всегда помогала ей, воодушевила Людмилочку. – У меня есть один знакомый. Он раньше работал в органах, потом уволился. Теперь работает начальником охраны в какой-то большой фирме.

– В банно-прачечном комбинате?

– Нечего иронизировать! – обиделась подружка. – Фирма эта не простая. У них там знаешь, какой забор? И подъезжают все иномарки.

Тина поморщилась. Людмилочка многократно пыталась познакомить ее то с одним, то с другим засидевшимся маменькиным сынком. Все эти мероприятия заканчивались одним и тем же – взаимным непониманием и раздражением.

Она никогда не наряжалась и не прихорашивалась перед очередным знакомством. Наоборот, волосы убирала назад в узел, на нос надевала очки в роговой оправе, хотя зрение имела отменное, а очки были мамины.

– Только не надевай свои противные очки, когда пойдем знакомиться! – будто прочитала ее мысли подруга. Они так давно были близки, что думали порой как один человек. – Мы ведь по делу, а не со всякими глупостями. Слушай, вот здорово, как в кино! В кабинет частного детектива вошли две дамы...

Людмилочка мечтательно закатила глаза.

– Знаешь, сколько стоят услуги частного детектива? Где мы возьмем такие деньги!

– Платить мы ему не будем – пустим в ход личное обаяние!

– О боже!

Тина засмеялась. Затея показалась ей глупой. И правда, стоит ли поднимать панику? Завтра она пойдет к Альберту Михайловичу, он извинится, объяснит, что произошло, и все будет в порядке.

Внезапно у нее возникло тягостное чувство грядущих неприятностей, и она отчетливо осознала, что по-прежнему никогда уже не будет, что произошло ужасное непоправимое несчастье и что это несчастье каким-то образом коснется и ее. Мысль о том, что можно будет положиться на сведущего человека, показалась ей спасительной.

– Только не будь занудой, Тинка! Ты кого угодно отпугнешь своим интеллектуальным видом. В конце концов, нам нужна его помощь.

– При чем тут мой вид?

– В жизни никогда не знаешь наверняка, что при чем. – Людмилочка посмотрела на часы и вскочила. – Ну и засиделись мы с тобой! Мои там с ума сходят. Пошли скорее!

На улице зажглись фонари. Дневная жара сменилась прохладой. Тина проводила подругу до метро, а сама решила пройтись пешком. Она никогда не боялась возвращаться домой по пустынным улицам в позднее время. Но сегодня все дышало тревогой. Захотелось побыстрее запереться в квартире на все замки, укрыться с головой и заснуть.

– Утром все будет по-другому, – сказала она себе...

* * *

На следующий день Тина отправилась к антиквару. Дом в тени деревьев выглядел вполне мирно. Во дворе играли дети, солнце ярко светило, ветерок легко пробегал по листве, образующей повсюду текучий узор света и тени.

Она шагнула в полумрак подъезда и остановилась в нерешительности.

– Да что со мной? Все в порядке, все хорошо...

Тина несколько раз позвонила в дверь старика. Все то же, что и вчера, – тишина, безмолвие.

В библиотеке ее ждала подруга.

– Ну что? – По такому случаю Людмилочка даже не опоздала на работу. – Застала его дома? – По лицу подруги она поняла ответ. – Я так и знала! Все, сегодня же идем к Сиуру.

– К кому? Ну и имечко! Час от часу не легче...

– Я никогда не задумывалась, почему его так зовут. Может, в чью-нибудь честь назвали. И вообще, какая разница? Главное, чтобы он согласился помочь. Попросим Ленку посидеть вместо нас на абонементе, а сами съездим к нему на фирму. Где он живет, я не знаю, телефон потеряла. В любом случае по телефону всего не расскажешь.

– И с личным обаянием не тот эффект, – засмеялась Тина.

Людмилочка пришла в такое возбуждение по поводу пропажи старика, что всю дорогу громко обсуждала собственные версии происходящего. Между делом она сообщила Тине, что Сиур «крутой парень», бывший спецназовец, что у него квартира в спальном районе. Женат никогда не был, хотя успех у женского пола имел бешеный. По возрасту – чуть старше Тины и Людмилочки, а по внешности – писаный красавец.

Тина вспомнила «писаных красавцев», с которыми раньше ее знакомила подружка, и усмехнулась...