Текст книги "Пассажирка с «Титаника»"

Глава 12

Квартира на Шаболовке вернула Лаврова в прошлое. Сюда он приходил по службе, когда работал у покойного мужа Глории начальником охраны[2]2
  Подробнее читайте об этом в романе Н. Солнцевой «Копи царицы Савской».


[Закрыть]. Ненависть к боссу бурлила внутри подобно вулкану. Роман не сразу осознал, что ревнует Анатолия к его жене. Он тайно желал хозяину смерти – грешен. Но в том, что босс погиб, нет его вины.

Сиреневые шторы, ореховая мебель, восточный ковер на полу… комод, на котором стояли часы с бронзовыми амурами. Сейчас часы перекочевали в Черный Лог.

– Плохо спал? – улыбнулась Глория. – Бледный, мешки под глазами.

– Многовато пью в последнее время.

– Где Дора?

– Ждет внизу, в машине.

– Ты оставил ее одну?

– Я поднялся поговорить с тобой. Ты была права. Убийца Генриха очень опасен. До вечеринки в клубе «Фишка» он отправил в мир иной еще двоих: ресторанную певицу и менеджера по сетевому маркетингу. В обоих случаях смерть произошла на публике и признана естественной. Как он это проделывает, черт возьми?!

Глория молча опустила глаза.

– Я думаю, – после паузы заявила она и отвернулась. Как будто перед ней стоял посторонний человек, которому нельзя довериться.

– Раньше ты мне доверяла.

– Ты тут ни при чем.

– В чем же дело? – злился Роман. – У тебя есть какие-то наметки? Ты кого-то подозреваешь?

– В клубе установлены камеры наблюдения?

– Не везде. Я говорил с администратором. Они дорожат своей клиентурой. Большинство посетителей клуба не желают светиться, и хозяин вынужден с этим считаться.

– А в ресторане, где умерла певица, есть камеры?

– Только снаружи, – вздохнул сыщик. – Боюсь, запись двухмесячной давности стерта. Даже если она сохранилась, убийца достаточно умен, чтобы не оставить свое лицо потомкам. Он мог отвернуться, прикрыться шляпой или воротником.

– Верно.

– Про собрание сетевиков и говорить нечего. Я в первую очередь поинтересовался камерами. Да это и не важно. Он все предусмотрел. Камеры его не смущают.

Глория уставилась на то место, где стояли часы, и ее губы тронула печальная улыбка. Призраки пухлых младенцев-амуров витали в этой респектабельной гостиной и целились в хозяйку из луков, изукрашенных цветами.

– Выходи за меня замуж, – брякнул Лавров.

Тени амуров захихикали над ним, как раньше. Он с наслаждением запустил бы в них тяжелым предметом – к примеру, малахитовой пепельницей. Но с тенями сражаться бессмысленно.

Проклятые тени! Они обступили его со всех сторон. Покойный муж Глории, покойный карлик Агафон… он вынужден отбиваться от них, как от живых противников. Наверное, с живыми соперничать проще.

– Веди Дору сюда, – сказала она, словно пропустила его предложение мимо ушей. – Мы теряем время.

– Ах, вот как! – вспыхнул он. – А как же…

Слова застряли у него в горле, дыхание перехватило. Глория молча сидела, сложив руки на коленях и глядя ему в лицо. Волосы, подстриженные в каре, мягкая челка, облегающее трикотажное платье, аквамарины в ушах. Ведьмы выглядят по-другому.

«Она колдунья, – гундосил внутренний голос. – Она приворожила тебя. Присосалась, чтобы пить твою кровь! Беги от нее, Рома! Спасайся!»

Ноги не слушались. Сердце стучало так, словно он поднялся пешком на двадцатый этаж. В ушах шумело.

Там внизу, во дворе, сидела в машине Дора, ждала, когда он придет за ней.

– Я пойду, – выдавил Лавров.

Глория кивнула, не меняя позы. Изваяние из мрамора, такое же твердое и холодное. Не помня себя, он спустился за Дорой и привел ее в квартиру с сиреневыми шторами и призраками амуров.

Она не сразу согласилась ехать. Однажды испытав судьбу, она боялась, что второго раза не вынесет. Заглядывать в будущее – все равно что стоять над разверстой могилой. Лавров приводил доводы, которые убедили ее рискнуть. Он пустил в ход свое красноречие и мужское обаяние. Женщина даже в скорби остается женщиной.

– Не понимаю, зачем это нужно, – пробормотала Дора вместо приветствия.

Она была скованной и напряженной. Руки дрожали, мяли сумочку из черной кожи. На голове облегающая шляпка. Костюм в стиле Шанель, туфли, шарф из гипюра – все черное. Богемный образ не принес ей счастья, и она изменила ему.

Глория молча указала ей на кресло напротив себя. Гостья осторожно села.

– На вас лежит тень смерти.

– Это я уже слышала, – вспыхнула Дора. – И что мне прикажете делать? Повеситься? Лечь в гроб?

Глория едва заметно поморщилась. Излишняя экзальтация, будь это радость или горе, раздражала ее.

– Этим вы себе не поможете.

– А чем я себе помогу? Чем? Пачками таблеток, которые мне выписали? Абсентом?

– Должна предостеречь вас, как врач: алкоголь и транквилизаторы несовместимы.

– Вы еще и врач? – скривилась Дора. – Чудесно! Скажете, что умеете лечить душу? Я вам не верю. Я больше никому не верю!

– Я не собираюсь лечить вашу душу.

– Что же вы мне предложите? И главное, за какую цену?

Глория знала породу людей, которые все привыкли мерить деньгами. Чем дороже, тем «круче». Сама когда-то была такой же. Если она откажется от гонорара, Дора перестанет ее уважать.

Она назвала сумму. Лавров чуть не подпрыгнул, зато гостья одобрительно склонила голову. Цифра произвела на нее должное впечатление.

– Ладно. Только у меня с собой минимум налички. Чек подойдет?

– Разумеется.

– Оплата после услуги! Надеюсь, вы не мошенница, которая выдает себя за ясновидящую.

– Я тоже надеюсь, – улыбнулась Глория.

Дора с вытаращенными глазами повернулась к Лаврову и заговорила о хозяйке так, словно той рядом не было.

– Она странная! Где ее причиндалы?

– Какие причиндалы?

– Ну… зеркала, шары для гадания… карты Таро… руны, камешки… Может, дать ей руку? Она хиромантка?

– Не знаю, – смешался сыщик.

Дора внимательно огляделась. Гостиная ничем не напоминала салон магии. Обыкновенная, хорошо обставленная комната. Современная мебель, дорогой ковер, картины на стенах.

– Она любит модернизм, – бесцеремонно заключила гостья. – У нее дурной вкус!

– О вкусах не спорят, – вставила Глория.

Дора небрежно передернула плечами и положила сумочку на колени.

– Роман обещал, что вы снимете проклятие. Вы действительно умеете это делать?

Перед Глорией замелькали картинки: девочка со светлыми волосами… мужчина и женщина… откупоренная бутылка шампанского…

– Тяжелый случай, – обмолвилась она.

– Вы на попятную?

Глория с сожалением качнула головой и заявила:

– Вас прокляла собственная мать!

Дора раскрыла рот и застыла, как громом пораженная. Она ожидала услышать что угодно, кроме этого.

– Ма… мать?.. Моя мама?.. Моя?..

– Именно.

– Мама? – переспросила гостья, царапая ногтями сумочку.

– Она прокляла убийцу своего любовника… не зная, что это ее дочь.

Дора побелела и дрогнула. Казалось, она лишится чувств, но этого не произошло.

– Я понимаю, что вы были ребенком и поступили так из любви. Любовь и ненависть бывают тесно связаны.

– Я… любила… – вырвалось у Доры. – Я обожала своего отца! Он и сейчас… самый дорогой для меня человек. Если бы не он… я бы давно наложила на себя руки. Я боюсь причинить ему боль. Он не переживет…

Лавров оторопел. Что же выходит? Дора – убийца? Может, она сама прикончила своих женихов? Мориса, Дмитрия и Генриха! С нее станется. Она с приветом.

Эти мысли пронеслись у него в голове и рассыпались, оставив после себя горестное недоумение.

– Мой отец – ангел! – запальчиво воскликнула Дора. – А мать – чудовище!

– Вы человек крайностей. Это губительный подход к жизни.

– Мне всегда был присущ максимализм.

– Вам сложно ладить с людьми, – кивнула Глория. – В детском садике вы не смогли адаптироваться. Учеба в школе была для вас пыткой.

– Меня воспитывала няня, из школы отец меня забрал и перевел на домашнее обучение. Я с трудом получила аттестат. О дальнейшей учебе не могло быть и речи. Я не признаю рамок и правил! Не признаю насилия над личностью!

– Зато признаете насилие физическое.

Дора поникла, сгорбилась. Она гнала от себя страшные воспоминания, ей почти удалось избавиться от них, спрятать в самом потаенном уголке души.

– Я выбрала творческую профессию потому… потому… что… она дает мне свободу.

Она старалась увести разговор в сторону от больной темы. Но Глория не отступила.

– Вы убили любовника своей матери, чтобы та не разводилась с отцом. Таким образом вы позаботились о нем.

– Он очень любит маму. Всегда любил. А она… изменила ему. Он не заслужил…

– Измена наказуема, не так ли? И вы взяли на себя роль карающей десницы?

Высокопарный слог покоробил Лаврова, для которого все выглядело куда проще. Любовь, ненависть. Детский эгоизм. Жестокая непримиримость. Дора совершила убийство, желая сохранить брак родителей. Зло, мотивированное добром. Коварная штука.

– Сколько вам было лет, когда…

– Двенадцать, – обронила Дора.

Она не плакала, не пыталась оправдаться. Впервые за многие годы она осмелилась заглянуть туда, куда сознательно или неосознанно закрыла себе доступ. В шкаф со скелетом.

Ее прорвало. Она говорила и говорила, захлебывалась, задыхалась, снова говорила. О том, как однажды приехала на дачу в Лопатино и застала там мать с любовником. Они занимались сексом в супружеской спальне. Бесстыжие!

– Какой-то телеоператор. Ничтожество со смазливой физиономией и большим членом… Я думала, что умру на месте, когда увидела их в постели. Мать сказала, что уезжает к подруге, отец ее отпустил. Он ей верил! Понимаете? А она его обманывала! Они не ожидали, что я могу приехать на дачу. Я никогда не ездила туда одна. Но в тот день… меня словно подмывало отмочить что-нибудь этакое…

В Лаврове проснулся опер.

– У вас были ключи от дачи? – спросил он.

– Я взяла запасные. Отец был на работе, а мне вдруг приспичило побыть одной. Смыться от всех! От учителей, которые мне докучали, от подружек, от домработницы. Если бы я знала, что меня ждет…

– То не поехали бы?

Дора подумала и упрямо наклонила голову.

– Меня было не остановить. Я не умею взвешивать, рассчитывать. Бросаюсь в бой и действую по обстоятельствам. Меня испугало, что дверь дачного дома оказалась закрытой, а окно спальни – распахнутым настежь. Я заглянула в комнату. Там… там… лежала моя мать… а сверху на ней – чужой мужчина… он непрерывно двигался, а она… вскрикивала и постанывала… Сначала я решила, что он насилует ее… но потом…

Дора вдруг превратилась в девочку-подростка, которая заново переживала прошлое потрясение и весь ужас содеянного.

– В общем, я убедилась, что они… занимаются любовью! Я не могла смириться с этим…

– Вы потихоньку открыли дверь своим ключом и вошли в дом?

– Да… я ничего не соображала… мое тело стало роботом. Оно само сходило в кладовку, взяло там банку с порошком для крыс. В подвале развелись крысы, и отец травил их. Он показал мне банку с ядом и предупредил, чтобы я ни в коем случае не прикасалась к ней. Я насыпала яду в бутылку шампанского… она была открыта и стояла на столе в кухне. Там же лежали конфеты, апельсины и виноград…

– Ваша мать тоже могла выпить отраву.

– Не могла. У нее аллергия на шампанское.

«Генрих пил шампанское на помолвке! – подумал Лавров. – И умер!»

– Потом я вышла из дома, закрыла за собой дверь и уехала. Никто не знал, что в тот день я была на даче. Никто… Я запретила себе вспоминать об этом, убедила себя, что ни в чем не виновата. Просто обстоятельства так сложились. Кто-то вошел и насыпал яду в шампанское. Кто-то чужой, неизвестный…

– Один Бог знает, что там творилось, когда… любовник вашей матери выпил отравленное шампанское. А он его выпил! Не сразу почувствовал, что у вина необычный вкус: отдает горечью, неприятным запахом. Ведь он все еще был во власти пережитого наслаждения. Опустошил бокал залпом, спохватился, да поздно.

– Мама приехала вечером, полумертвая, опухшая от слез. Она во всем призналась отцу. У нее не было выхода! На даче лежал труп…

– Ее могли обвинить в убийстве и посадить в тюрьму, – заметил сыщик. – Вас это не смущало?

– Я не понимала, что наделала. Но если бы ее посадили…

– …это стало бы справедливым наказанием за измену! – подхватил он. – Вы так рассудили?

– Примерно.

Лавров представил, как она жила с этим все последующие годы. Засыпала и просыпалась, смотрела в глаза матери… Неудивительно, что у нее башню снесло. Она решила мстить всем мужчинам. Подряд. Первой жертвой стал ее жених Морис.

«Не сходится, – возразил внутренний голос. – Дора не могла предугадать лавину. Не могла утопить дайвера. Когда он нырял с аквалангом в Красном море, она сидела в Москве. Это проверенный факт».

– Папа простил ее, – продолжила Дора. – Он слишком любил маму, чтобы… в общем, он помог ей выкрутиться. Я подслушала их разговор в ту ночь. Отец сказал, что надо избавиться от трупа. Они собрались, закрыли меня в квартире и уехали. Вернулись утром. Никто так и не узнал, куда подевался оператор. Родственники подали в розыск, но…

– Тайну его исчезновения не раскрыли, – заключила Глория, которая до сих пор молча слушала. – А ваш отец до сих пор уверен, что ваша мать отравила любовника. Кто еще мог подмешать ему яду в шампанское? Ведь в доме, кроме них, никого не было.

– Вероятно, так он и подумал. После того мама слегла с нервным расстройством. Она отказывалась есть, разговаривать, не хотела никого видеть. Долго лечилась. Ей пришлось уволиться с телевидения. Отец окружил ее вниманием и заботой, как будто забыл о ее проступке. Постепенно наша жизнь наладилась. Я не простила матери ее предательства, но старалась вести себя как раньше. У меня плохо получалось.

– С того дня между членами вашей семьи появилась тень мертвого человека. Господин Дудинский подозревает в убийстве свою жену, жена подозревает его. Они скрывают друг от друга взаимные подозрения. Только вы знаете правду, Дора.

– Что вы такое говорите? – поразилась она. – Мама… думает на отца?

– А на кого ей думать? У него были запасные ключи от дачи. И был мотив для убийства – ревность. Ему могло стать известно о том, что у жены есть любовник, и он расправился с ним. Причем ловко все подстроил. Обидчик мертв, жену обвиняют в убийстве и сажают в тюрьму. Возмездие настигло обоих любовников, а настоящий виновник вышел сухим из воды. Таким был его замысел, по мнению вашей матери. Но, увидев ее слезы и отчаяние, муж сжалился над ней и все переиграл. Вместо того чтобы сообщить в милицию, он помог спрятать труп. Вероятно, они под покровом темноты вывезли тело подальше от дома и закопали где-нибудь в лесу. Вы превратили жизнь родителей в пекло, – безжалостно заявила Глория. – По вашей милости страдают невинные люди.

– Я не могла допустить, чтобы мать бросила отца ради… того выродка. Он получил по заслугам и она тоже.

– А ваш отец?

– Ему не стоило быть добреньким и прощать предательство. Я бы на его месте не простила.

– Значит, вы не раскаиваетесь?

– Нисколько.

– Ваша мать прокляла убийцу любовника. Не потому, что страстно любила мужчину, с которым вы застукали ее на даче. Она лишилась покоя! Вы вынудили ее жить с убийцей! И день за днем скрывать свою ненависть.

– Мой отец не убийца, – возразила Дора.

– Но об этом известно только вам.

– Почему же мать не ушла от него?

– Потому что муж ее шантажировал! Грозился предать огласке то, что произошло на даче в тот роковой день. Он был не в силах ее отпустить.

– Не может быть… папа не такой… он добрый…

– Добро и зло – два лика луны. За ее светом таится мрак. Обратная сторона чего бы то ни было.

– Кого вы оправдываете?! – взвилась Дора.

– Никого. Я не адвокат и не прокурор. Вы пришли ко мне, чтобы снять проклятие. Этим я и занимаюсь. Или вы передумали?

Дора сжалась в комок. Ее плечи опустились, на лицо легла горестная гримаса.

– Разве в прошлом возможно что-либо исправить?

– В прошлом нет, в настоящем – да.

– Убитого человека к жизни не вернешь, – вставил Лавров. – Это непоправимо.

– Выходит, я расплачиваюсь за свой грех? – всплакнула Дора. – Из-за меня гибнут люди?

– Люди гибнут по разным причинам, – сказала Глория. – Однако именно вам встречаются мужчины, которым суждено вскоре расстаться с жизнью. Чтобы вы вновь и вновь переживали то, что заставили пережить родную мать.

– Неужели виной всему… тот мой поступок?

– Я не сужу вас и ни на чем не настаиваю. Делайте, как считаете нужным. Можете просто встать и уйти, забыть о нашем разговоре.

Дора прижала руки к груди, ее губы беззвучно шевелились. Потом она достала из сумочки сигарету.

– У нас не курят, – заметил Лавров.

– Простите…

Сломанная сигарета упала на пол. Дора, казалось, ничего не видела вокруг себя. Она боролась с желанием уйти, понимая, что решается ее судьба. Сейчас или никогда. Эта женщина больше не согласится помогать ей. Похоже, она не в восторге от того, что открылось.

– Я думала, что прошлое осталось в прошлом, – пробормотала гостья. – Мертвец похоронен, и моя тайна похоронена вместе с ним.

– Как видите, это не так.

– Что я должна сделать? Пойти в церковь? Молиться? Совершить паломничество в самый отдаленный монастырь?

– Желательно пешком, босиком и в рубище, – усмехнулся сыщик.

Его нисколько не разжалобила история Доры. Наоборот, та доля симпатии, которую он питал к ней, улетучилась. Теперь она являлась для него преступницей, избежавшей наказания.

– Вам придется во всем признаться, – заявила Глория.

– Явиться с повинной, – вторил ей Лавров.

– Идти в полицию? – испугалась Дора. – Ну уж нет! Режьте меня на куски, но…

– Я предлагаю вам признаться во всем матери и отцу. Расскажите им, что произошло в тот день на даче. Подробно и без утайки! Снимите груз, который вы на них взвалили. Тогда и вам станет легче.

Дора шатнулась, будто от удара, закрыла глаза и застонала…

Глава 13

Дневник Уну

Хозяин нарочно нанял «Ниву», чтобы я ничего не заподозрила и села в машину. Он сидел сзади и всю дорогу сверлил взглядом мой затылок. Я едва дышала, ни жива, ни мертва от страха. Что он со мной сделает, когда мы доберемся до гостиницы? И доберемся ли? Может, он захочет придушить меня прямо в лесу!

Я возлагала большие надежды на водителя. Он должен за меня заступиться. Я буду кричать, отбиваться и звать на помощь. Терять мне нечего, кроме жизни.

Машина остановилась у того же придорожного отеля, откуда я убежала.

– Вот и наша избушка на курьих ножках, – пошутил Хозяин, расплачиваясь с шофером. – Спасибо тебе, выручил.

Я на ватных ногах вышла из машины и застыла, готовая разреветься в голос.

– Нашлась? – улыбнулся официант, который подавал нам ужин.

Он стоял под навесом и курил. На деревянном фасаде гостиницы красовалась надпись: «Постоялый двор».

«Вот где закончатся мои дни, – сказала я себе. – Это последнее, что я вижу».

– Слава Богу, – с притворной радостью ответил Хозяин. – Она не могла далеко уйти. Решила прогуляться по лесу и заблудилась. Да, малышка?

Я молча кивнула.

Официант выбросил окурок и пошел работать. Он всякого навидался. Разные люди останавливались в «Постоялом дворе». Лучше не совать нос, куда не просят. Нашлась девчонка, и хорошо. А чего ей взбрело в голову гулять ночью по лесу? Кто ж ее разберет?

– Вперед, – подтолкнул меня в спину Хозяин, и я понуро побрела к дверям.

Мои подружки по несчастью – Хаса и Тахме – не думали никуда бежать, воспользовавшись отлучкой Хозяина. Они сидели в номере и пили пиво.

– Ты че, обалдела? – в один голос воскликнули девочки, когда я переступила порог комнаты. – Куда ты подевалась?

– Медведь утащил, – огрызнулась я.

– Мы из-за тебя всю ночь не спали! Корова безрогая! Достала всех!

Я не собиралась извиняться перед ними. С угрюмым выражением лица я уселась на кровать, игнорируя их упреки и оскорбления.

– Чокнутая, блин! – возмущалась Хаса. – Какая тебя муха укусила?

– Ее родаки по пьяни состряпали, – злилась Тахме. – Вместо мозгов – опилки.

– Она под дурочку косит!

– Типа, лучше сдохнуть, чем в бордель!

– Лучше, – выдавила я.

– Так че не сдохла, подруга? – накинулись они на меня. – Че не сдохла-то? Зашла бы в лес подальше, и дело с концом. Ты нам во как надоела!

Тахме выразительно провела пальцем по горлу. Мне ужасно хотелось ее стукнуть, но я сдерживалась. За драку нас накажут.

Домик лесника показался мне раем по сравнению с гостиничном номером, который придется делить с этими змеюками.

– Ты че морду воротишь? Сопля зеленая!

– Неужели вам все равно, куда вас везут? – вырвалось у меня.

– Хуже, чем дома, не будет. Мы в столицу едем. Усекла? Москва – город-сказка! Там все желания сбываются.

– Ну да, – недоверчиво протянула я. – Как же! Разевай рот шире!

Скрипнула дверь, и в номер заглянул Хозяин, поманил меня пальцем. Мои товарки примолкли и сделали мне знак, чтобы держала язык за зубами. Пожалуешься, мол, пожалеешь.

Я вышла в коридор. Хозяин взял меня за руку, привел в соседний номер, где поселился сам, и закрыл дверь на ключ.

– Что это значит? – спросил сурово.

Я не знала, что ему ответить. Стояла, глядя в пол и затаив дыхание. Дрожала от страха.

– Я торчу в этой дыре из-за твоей глупости. Нанимаю машину, объезжаю окрестности. Зачем ты сбежала?

– Я… мне страшно…

– А в лесу ночью не страшно было?

– Лучше умереть, чем стать шлюхой…

– Что-о? – изумился он. – Кто тебя заставляет быть шлюхой? Я тебя хоть пальцем тронул?

– Вы же продадите нас в бордель…

– Дура! – разозлился он. – Думаешь, ты годишься для продажной любви? Погляди на себя!

Он схватил меня за руку и подтащил к шкафу с встроенным зеркалом. Я опустила голову так низко, что мой подбородок уперся в грудь.

– Нет, ты смотри! Смотри! Полюбуйся, какой дорогой товар я приобрел!

– Живые люди – не товар, – промямлила я.

– Подними глаза! – потребовал он.

Я крепко зажмурилась, готовая к чему угодно, даже к побоям. Заглянуть в зеркало было для меня смерти подобно.

– Ты оглохла? Я долго терпел твои выходки, Уну. Но и моему терпению может прийти конец.

«Аф… йомен… эвибр… – пульсировало у меня в голове. – Тах… пе…»

Я сцепила зубы и тяжело дышала. Он меня не заставит! Ни за что! Странные звуки вспыхивали в моем сознании подобно молниям. Я ждала грома. И он грянул.

– Ах, ты, упрямица! Вздумала шутки со мной шутить?

Я почувствовала резкую боль и вскрикнула. Хозяин дернул меня за волосы, принуждая поднять голову. Я извернулась, укусила его за руку и вырвалась. О том, чтобы выбежать из номера, не могло быть и речи. Дверь была заперта. Разбить окно и выскочить на улицу? А что потом? Опять лес? Болото? Комары?

Мне бросилась в глаза стеклянная пепельница на журнальном столике. Секундное замешательство, и пепельница полетела в зеркало… со звоном посыпались осколки. Одним из них Хозяину рассекло плечо. Он выругался и зажал рану. По его пальцам сочилась кровь.

– Ты что творишь? Ах, ты…

Я пятилась, пока не уперлась спиной в стену. Все. Сейчас он прикончит меня. Тем же осколком от зеркала. Завернет труп в простыню и спрячет под кровать. А едва стемнеет, погрузит в минивэн и вывезет подальше отсюда. По дороге сколько угодно мест, где можно спрятать тело. Вокруг глухие леса, топи.

Я резко наклонилась, подняла отлетевший к стене острый кусочек зеркального стекла и судорожно зажала в руке, не ощущая боли.

– Не подходи…

– Ты рехнулась! – воскликнул он, в изумлении уставившись на меня. – У тебя кровь… Ты порезалась! Брось осколок, Уну. Я не причиню тебе вреда.

– Я не сдамся…

– Я только хотел, чтобы ты посмотрела в зеркало.

– Я ненавижу зеркала! – простонала я. – Ненавижу! Я разбиваю их, где могу. Они преследуют меня… преследуют…

Изумление на его лице сменилось замешательством. Он все еще прижимал руку к порезу на плече, ища глазами, чем бы перевязать рану.

– Полотенце… – подсказала я, сама того не желая.

– Я тебе не враг, Уну.

Я впервые взглянула на него, как на мужчину. Он был намного старше меня. Но я не увидела в нем ни отца, ни брата, ни друга. Должно быть, сильное волнение и вид крови возбудили мою чувственность. Я запылала.

– Не приближайся!..

Тогда я не понимала, что за истома овладевает мною, что за сладкая слабость. Я не подозревала, что ощущаю желание и просыпаюсь для любви.

Бывает, что жизнь человека начинается как у всех. Детство, юность, школа. Мечты. Но у меня даже этого не было. Я сразу стала взрослой и научилась бороться с обстоятельствами. Судьба обделила меня. Я мечтала не о том, к чему тянулись мои сверстники, мне хотелось вырваться из постылого дома, глотнуть свежего воздуха. Попытать счастья где-то на стороне.

Вместо родительской заботы и ласки я познала лишения и обиды. Я привыкла быть начеку, держать ухо востро. Моя мать продала меня незнакомцу за ничтожную сумму, которая, в силу ее нищеты, показалась огромной. Она не устояла перед искушением.

Я не осознавала себя женщиной до того момента, как разбила зеркало в номере заурядной придорожной гостиницы; до мига прозрения, когда мои глаза и мое сердце открылись для любви. Может, кто-то сочтет момент неподходящим… но у меня все наперекосяк. Все не как у людей.

– Что с тобой? – спросил Хозяин, заметив мою бледность. – Тебе плохо?

Он перевязал плечо и с любопытством наблюдал за мной. Казалось, для него тоже что-то вдруг открылось. Какая-то вещь, в которую он не мог поверить.

Бывает, что заурядная жизнь вдруг резко меняется, словно течение реки, когда ее русло преграждают камни. Доселе спокойная вода кипит на порогах, бурлит и несется, сметая все на своем пути и внушая страх. Нечто подобное произошло со мной. Меня подхватило и понесло неведомо куда. Я не знала, что будет в следующую минуту… будет ли эта минута.

Мои пальцы разжались. Дзинь! Осколок зеркала выпал, и я осталась безоружной.

– Так-то лучше, – выдохнул Хозяин, приблизился и взял меня за подбородок. – Надо же! Ты решила, что я везу тебя в бордель, малышка? Я не так глуп. А ты не зря боишься зеркал. Ты ведь их боишься?

– Боюсь.

– Вот оно что… – задумчиво молвил он. – Подними-ка глаза.

– Нет!

Я не понимала, почему не могу подчиниться. Понимание пришло гораздо позже. В тот миг мои веки отяжелели и отказывались двигаться. Провалиться мне на месте, если тот, кого я называла Хозяином, не испытал такого же потрясения, как и я. Нас обоих захватило что-то темное, неосязаемое и грозное. Будто сама смерть дохнула нам в лица.

– Твою мать… – выругался он, не в состоянии по-иному выразить свои эмоции. – Неужели я не напрасно тащился в чертов поселок на краю света?! Бордель… Ты ошибаешься, малышка, если думаешь, что годишься для этого ремесла. Было бы непростительно использовать тебя не по назначению!

– Я так безобразна?

– Провидение наградило тебя невероятным уродством. И затолкало в ужасную дыру. Одно объясняет другое.

Он не щадил меня, не заботился о моем самолюбии. Я, только что вознесенная на необозримую высоту, была безжалостно низвергнута вниз. Обратно на дно.

– Зачем же вы взяли меня с собой?

– Зачем? – усмехнулся Хозяин. – Пожалел, если уж быть честным. Вообще-то жалость мне несвойственна. Мне бы следовало задуматься над этим, черт побери!

– Когда я убежала, вы искали меня тоже из жалости?

– Мне пришлось заплатить водителю «Нивы», чтобы он согласился колесить со мной по здешним дорогам. Далеко ты уйти не могла. Но, завидев минивэн, спряталась бы в лесу. Дуреха! Я – твое пристанище, твоя гавань. Пройдет время, и ты убедишься, что я прав…