Текст книги "На берегу Тьмы"

Катерина переживала: «Какая же я дура. Выскочила голая. Стыд-то какой! Ах, что бы бабка сказала? Как я покажусь-то теперь? Александр так глянул, будто кто ударил его. А Николай чуть не сожрал глазами своими».

Агафья торопила ее, и Катерина нехотя стала переодеваться и вдруг нащупала в кармане клочок бумаги. Это был тоненький листок, испещренный мелким почерком с завитушками. От кого это? И что в этой записке? Катерина, едва научившаяся читать только печатными буквами по слогам, не могла разобрать ни слова. Что же делать? Из прислуги грамотная только Клопиха, но ее не спросишь – засмеет, а то и вовсе неправду скажет. Николаю тем более не покажешь – вдруг это послание от Александра? В глубине души Катерина надеялась, что записку написал именно он. Но как она могла оказаться у нее в комнате? И самое главное: что в ней написано?

Катерина расспросила Кланю и Агафью, заходил ли кто в комнату, но те божились, что никого не видели.

Делать нечего – спрятав записку в карман, Катерина отправилась на праздник: было любопытно, придет ли Александр и будет ли с кем прыгать через огонь? А может, ее позовет?

Уже стемнело. На площади, недалеко от церкви, развели «живой огонь» – большой костер, зажженный особым способом, с помощью двух кремней и березовых поленьев. Чучела фигуристой русалки и соломенного коня, на котором русалка должна была отправиться к себе домой через очистительный живой огонь, стояли рядом. Конь, украшенный разноцветными лентами, железными и глиняными колокольчиками, походил на собаку. Ждали, когда огонь раззадорится сильнее, чтобы можно было бросать в него чучела. Девушки на выданье стояли поодаль и пели песни, лукаво поглядывая на разгоряченных парней, расположившихся тут же, неподалеку. После пары, весело хохоча, начали прыгать через объевшийся соломой, чуть успокоившийся костер. Если коснулись земли одновременно – примета счастья, а если споткнулись или упали – к несчастливой семейной жизни. А тому, кто прыгал выше всех, по поверью, суждено было стать богатым.

Катерина приблизилась. У костра, с противоположной стороны, стоял Александр и исподлобья сверлил ее взглядом. Катерина улыбнулась и робко кивнула ему. Но он внезапно шарахнулся в сторону и затерялся в толпе.

«Он, наверное, не хочет и знать меня теперь. Голая, среди бела дня… Надо сказать ему, но что?»

Катерина отправилась искать Александра, но, обойдя всю площадь, так и не нашла его.

Праздник продолжался: вдалеке слышались песни, взвизги и жеманный девичий смех. Отчаявшись найти Александра, Катерина решила вернуться домой и стала пробираться вверх по холму по узкой тропинке к спящей усадьбе.

Внезапно кто-то рывком затащил ее в густой куст колючих акаций, которые обрамляли парк.

– Какая встреча… А я давно тебя поджидаю, невестушка, – просипел Митрий.

Катерина набрала в легкие воздух, чтобы закричать, но Митрий зажал ей рот сильной жилистой рукой и обхватил сзади, обдавая кислым запахом лука и самогонки.

– Ты не кричи, не кричи зря.

Свободной рукой он торопливо начал расстегивать пуговицы на ее платье, но они были такими маленькими, что его грубые пальцы с ними не справлялись. Тогда Митрий резко повернул ее лицом к себе и с треском рванул одежду Катерины. В темноте забелела ее грудь. Катерина заплакала от стыда и бессилия, пытаясь укрыть свою наготу. Мысли стремглав проносились у нее в голове: «Что делать? Как спастись?»

Митрий жадно шарил в ошметках платья, повалил Катерину на траву, зажимая ей рот, и начал стаскивать свои штаны.

– Ух, ты какая… не-е-ежная. Не дала – сам теперь возьму. Да ты не бойся – я быстро тебя…

Договорить он не успел, свалившись от удара по голове. Николай, подхватив Катерину, увидел ее разорванное платье и тут же накинул на нее свой пиджак.

– Узнала, кто это?

Катерина кивнула – говорить она не могла. Дрожала.

– Хорошо, пусть отдохнет – завтра с урядниками найду, не уйдет.

Николай обнял обессилевшую Катерину за плечи и повел домой. В окнах усадьбы свет не горел – все, кроме уже спящих детей и няньки Никиты, гуляли на празднике.

Зайдя на кухню, Николай по-хозяйски легко разжег плиту и поставил греться молоко.

– Удивлена, что я, барин, плиту могу разжечь?

Катерина слабо усмехнулась сквозь слезы, которые продолжали литься.

– О, да ты еще многого обо мне не знаешь.

Когда молоко нагрелось, Николай разбил в него свежее яйцо и взболтал серебряной ложечкой:

– Пей – успокоит нервы.

Катерина отхлебнула глоток.

– Вот так, молодец. Да ты дрожишь!

Николай принес плед и укрыл им Катерину.

– Спасибо вам.

– Ох, Катерина…

– Слава Богу, вы там оказались. Не иначе, ангел-хранитель вас ко мне привел.

– Глупость моя меня к тебе привела. Шел я за тобой, весь вечер тебя из виду не выпускал. А тут кусты эти – не заметил вовремя в темноте…

– Стыд-то какой… – Катерина закрыла лицо руками.

– Почему стыд?

– Сватался за меня зимой, а я ему отказала.

– Это твое право, раз не мил он тебе. Силой никто принуждать не может. Кто он такой?

– Малков Митрий из моей деревни.

– А, слышал про такого – давно по нему тюрьма плачет.

– Что же с ним станет?

– Будет выбирать между армейскими сапогами и тюремной баландой.

– Ах, что люди-то скажут? Теперь мне вовек не отмыться!

А про себя подумала: «Что скажет Александр? Еще подумает, что не невинная я…»

– Да про тебя не узнает никто – я ему рот на замок смогу закрыть, положись на меня. За ним и без тебя много грешков числится.

– Спасибо вам, что так вы со мной.

– Глупости. Не надо благодарить. Я бы за любую заступился, тем более за тебя.

Катерина растерянно поднялась. Ей стало не по себе, что именно Николай спас ее, именно он вытащил ее в грязном разорванном платье. Снова было стыдно перед ним, но в то же время она чувствовала себя в безопасности, знала, что он никому не расскажет, и от этого он стал ей еще ближе. Но не ждет ли благодарности?

– Ты сядь, сядь, не бойся, не стану больше – я тебе слово дал, помню.

– Пойду, не могу я.

Катерина подошла к нему и с чувством сказала:

– Спасибо вам, Николай Иваныч.

Сердце Николая бешено заколотилось. Ему захотелось вмиг нарушить все запреты, обещания себе и ей, схватить ее и больше никуда не отпускать. Но он сдержался: «Что же я за зверь такой? Не лучше этого неотесанного крестьянина».

На Петра и Павла Катерина ждала, что Александр, как это уже у них завелось, подойдет к ней после службы, и они вместе с Наташей пешком отправятся на воскресный обед в усадьбу. Александр, наскоро поздоровавшись, вскочил на коня и понесся в усадьбу один, не сказав ни слова.

Катерина растерялась: совсем недавно он во что бы то ни стало добивался ее внимания, а сейчас и подойти не хочет. Конечно, любой бы на его месте…

Приблизившись к усадьбе, Катерина заметила Александра с Верой у флигеля. Вера хохотала и ласково гладила лошадь.

Клопиха, проходя мимо, прошипела:

– Да, хорошая пара. И как подходят друг другу!

За обедом пытка Катерины продолжалась: Александр делал вид, что не замечает ее, и продолжал любезничать с Верой.

Клопиха блаженствовала.

«Вера красивая, грамотная. Дворянка со своим имением, лесами, полями. Одни достоинства. А я – безграмотная бедная крестьянка. Ничего у меня нет. Не ровня ему. На что только надеялась?» – переживала Катерина.

Александр жил в одноэтажном каменном флигельке, примыкающем с левой стороны к усадьбе. Каждый вечер Агафья носила туда ужин. С дворней на кухне он не сидел – все-таки не ровня им, а управляющий. Утром уезжал засветло, наспех перекусив тем, что оставалось от вчерашней трапезы, и вечерним молоком, а обедал где работа застанет. Весь день проводил в полях, на лесопилке, мельнице, спиртзаводе или на строительстве больницы, а вечером при свете керосинки листал сельскохозяйственные справочники, перечитывал университетские конспекты, подчеркивая важные места красным карандашом. Агафья нахваливала управляющего: в еде непритязателен, всегда «спасибо» говорит, сам посуду на поднос составляет, скромен и деревенских девок не щупает.

Как-то вечером Агафья чистила картошку и порезалась. Закручивая тряпицей кровоточащий палец и стеная, попросила Катерину помочь – отнести ужин управляющему.

Катерина отнекивалась. Она боялась, что Александр, оставшись с ней наедине, скажет все то неприятное, что она сама о себе придумала. Ей казалось, что даже лучше, что он молчал, не объяснялся с ней. Была хоть какая-то надежда, что все забудется и снова станет как прежде. Наконец, пристыженная Агафьей, что «не съест он тебя» и что «а я тебе завсегда помогаю», Катерина в отчаянии схватила поднос и отправилась во флигель.

Из полей все еще доносились песни усталых косарей, устраивающихся на ночлег. В ложбины лугов уже воровато пробирались первые туманы, принося с собой прохладу после жаркого сенокосного дня.

Катерина робко постучала.

– Да? – Александр распахнул дверь, торопливо застегивая непослушные пуговицы на рубашке.

Катерина, глядя в пол, осторожно поставила поднос на стол и собралась уходить.

– Постой…

– Лучше пойду.

– Все же хотел спросить тебя – неужели у меня нет никакой надежды?

– Надежды?

– Я совсем не нравлюсь тебе?

– Почему же? Нравишься.

– Что же ты тогда не пришла? Получила мою записку?

– Получила.

– Почему же тогда не пришла ко мне в десять часов к пруду? А вместо этого пошла на праздник – я встретил тебя там.

Катерина не отвечала.

– Что я не так сделал? В чем ошибся?

– Ни в чем.

– Так что же? Почему?

– Я не умею читать, – сквозь слезы выдавила Катерина и бросилась к двери.

– И только-то? Я не знал! Ты поэтому не пришла? Да? – обрадовался Александр.

Катерина обернулась и робко кивнула.

– Я хотел сказать тебе… я люблю тебя, – это и написал в письме! Я это понял тогда, у речки! А ты?

– Да.

– Правда? Не могу поверить!

– Да!

– Выйдешь за меня?

Катерина замялась.

– Я не могу.

Александр опешил:

– Отчего же? Катя, родная моя?

– Не могу, – Катерина выбежала из флигеля, еле сдерживая рыдания. «Как ему сказать про поцелуй? А что, если не поверит? Как объяснить, почему после всего осталась в усадьбе? Скажу – и что сделает? Поссорится с Николаем? Уедет и потеряет свое место? За что ему такая любовь?»

Утром Александр бросил камешек в окно детской. Катерина выглянула и, накинув на плечи шаль, вышла на крыльцо. Его волосы были взъерошены, под глазами синело.

– Я должен поговорить с тобой, Катя.

– Но вчера…

– Ты действительно любишь меня, как сказала мне?

– Да.

– И не хочешь выйти за меня?

– Прости меня.

Александр не сдавался:

– Может, это потому, что ты не знаешь меня? Или думаешь, что обманываю и не женюсь на тебе, потому что ты крестьянка? Так послушай: когда мне исполнилось пять лет, мать моя умерла, и отец женился на другой. Мачеха нас сразу возненавидела, меня и брата, а отец колотил всех без разбору. Я только и ждал дня, когда уеду оттуда. И еще решил, что не хочу стать как отец. Не хочу быть купцом. Никогда не вернусь туда. Поэтому я здесь. Все построю заново, всю жизнь. И для этого мне нужна ты, понимаешь?

– Я? Именно я?

– Что же не так? Ты засватана?

– Нет, совсем нет!

– Почему же мучаешь меня?

– Прости меня, прости!

– Ты скучаешь по родителям и хочешь вернуться домой?

– Нет, ни за что не хочу возвращаться, я там чужая.

– Тогда выходи за меня. У нас будет своя семья. Ты никогда больше не почувствуешь себя ни чужой, ни одинокой. Я позабочусь о тебе. Ты согласна?

Катерина помолчала.

– Если ты уверен, что готов любить меня до самой смерти и никогда ни в чем не упрекнешь…

– Да!

– Тогда да – согласна.

– Господи, как я счастлив! Я должен всем рассказать! – Александр поцеловал Катерину в лоб и, чуть помедлив, неловко, бережно прикоснулся к ее губам. Катерина потянулась к нему, прильнула. Его губы были мягкими, нежными, по-мальчишески робкими. Катерина затрепетала в ожидании, но Александр еще раз осторожно, невесомо поцеловал ее и отстранился:

– Как я счастлив, одному Богу известно, – прошептал он.

«Да, это правильно – страстно целоваться до свадьбы грешно», – успокоила себя Катерина. Ее неприятно кольнуло воспоминание о горячих поцелуях Николая.

– Постой, а как же Вера? – опомнилась Катерина.

– Вера?

– Я думала, у вас с ней чувства, ты нравишься ей.

– Что ты! Вера и Петр давно влюблены друг в друга, но не могут в этом сознаться, боятся скандала: она дворянка, а он бывший крестьянин, потомок крепостных. Петр Петрович мне друг и доверил свой секрет. Поэтому Вера так ласково со мной разговаривает.

– Я тоже сохраню этот секрет.

– Ты самая чистая, невинная девушка на всем белом свете!

Николай с Александром стали приятелями. Николай мог запросто вечерком зайти во флигель с бутылкой вина. Оба начитанные, хорошо знали Москву и, несмотря на разницу положений, нередко бывали в одних и тех же местах. Общей у них была и любовь к Катерине, но об этом Александр не догадывался. Николаю же это обстоятельство нисколько не мешало дружить с Александром и даже привязаться к нему.

Этим же утром Александр вместе с Николаем поехал объезжать владения.

Поля стояли серо-желтыми от сухого распластанного по ним сена. Бабы, подоткнув исподние юбки, ворошили прелую траву деревянными граблями. Мужики вдалеке косили, время от времени останавливаясь и смачно поплевывая на мозолистые руки. Сладко пахло сухостоем.

– А я на Кате женюсь! – гордо заявил Александр.

– Быстро же ты, – изумился Николай, не заметив, как съезжает с межи в поле. – Поздравляю.

Николай подумал: «Ведь совсем недавно Катерина и Александр обижались друг на друга. Как же они так быстро все сладили? Когда?»

«Господи, за что ему? Ему, а не мне?» – думал Николай, пряча за улыбкой гримасу отчаяния.

– Счастливчик… И когда же свадьба?

– Я бы прямо сейчас! Но сначала письмо отцу написать надо – благословение получить.

– Да, это правильно.

– Вот хочу земли у вас под хутор купить, десятин тридцать. Я все обдумал – в Крестьянском банке ссуду возьму.

Николай усмехнулся:

– Ты и место уж, наверное, присмотрел?

– А то как же! Между Берновом и Павловским, на высоком берегу, где переправа. Продадите?

– Почему ж не продать? Другому бы подумал. А тебе – бери!

«Черт! Вейте, вейте свое гнездо у меня под носом! Так мне и надо! Хотел благородства, чтобы все было правильно, – и вот!»

Пожали друг другу руки.

– Сюрприз для Кати будет!

– Что же, здесь корни пустишь?

– Мне нравится – места в округе особенные!

– Да, это правда.

В тот же день Александр написал письмо отцу в Новгород о том, что хочет жениться на крестьянской девушке и просит благословения. Уехав из дома, он чувствовал себя отделенным от семьи и не видел причин для отказа. Его будущее с Катериной представлялось исключительно счастливым.

Дни летели незаметно: шел покос, начали уборку озимых хлебов. Влюбленные, хоть и кратко, виделись каждый день: Александр привозил букеты полевых цветов, в сумерках гулял с Катериной по парку.

Николай же засел в кабинете. Ни солнце, ни отменная погода, ни хороший урожай его не радовали. Углубился в чтение и приказал приносить еду в кабинет. По ночам мучила бессонница.

Николай завистливо наблюдал за влюбленными из-за портьеры, и темные мысли обуревали его. Невыносимо было видеть чужое счастье. Порывался идти к Катерине, снова объясняться, убеждать ее, говорить, что он любит сильнее Александра. Но это же смешно. Как измеряется любовь? Как доказать, что чьи-то чувства сильнее? Да и какое право он имеет вставать между ними? Александр женится на ней. А он, Николай, мог только сделать ее любовницей, опозорить перед всеми!

После Ильина дня налетели грозы. Небо сверкало, страшный грохот доносился со всех сторон: Илья-пророк на колеснице едет. Идя вечером по коридору на кухню, Катерина встретила Клопиху. Та возвращалась со двора – страшно боялась грозы и выставляла за порог кочергу, чтобы молния не ударила в дом. Клопиха грозно двинулась на Катерину и зашипела:

– А жених-то твой знает, что ты с барином путалась?

Катерина отшатнулась:

– Неправда это!

– Правда, правда, – сладким дребезжащим голосом продолжила экономка. – Мне ли не знать. И мать его, Татьяна Васильевна, меня просила за тобой присматривать, чтобы лишний раз хвостом не крутила.

– Да что ж это?

– Пустили лису в курятник. Так я и знала – беды не миновать! – грозно махала руками Клопиха.

– Не виновата я ни в чем!

– Ты думаешь, так просто Анна Ивановна уехала? Прознала про ваши шашни и не снесла, голубушка, – Клопиха театрально прослезилась. – Мало ты их семью крепкую разрушила – вон в церкву почем зря ходишь, а там говорят: что Господь сочетал, то человек да не разлучает. Блудница – вот ты кто! А теперь на управляющего нашего нацелилась, все тебе неймется!

– Что я сделала? За что меня? – заплакала Катерина.

– Я все ему расскажу, управляющему, уберегу от тебя, змеи поганой.

Катерина опрометью побежала по коридору обратно в комнату. Вслед ей неслись угрозы экономки: «Я все ему расскажу, все! Благодарить меня будет, в ноги кланяться».

Катерина решила, что лучше ей самой открыться Александру, все без утайки ему рассказать. Она пыталась подобрать правильный момент, когда они оставались наедине, но Александр всегда пребывал в приподнятом настроении, мечтал об их будущей жизни, и Катерина никак не решалась начать этот разговор.

На Успение, в престольный праздник, в Бернове устроили ежегодную ярмарку. Несмотря на самый разгар страды, крестьяне, как давно повелось, гуляли три дня. Широкая «ярманка» расплеснулась прямо в центре села, возы выстроились на площади перед церковью вокруг памятника Александру II. Тут и там кружились привезенные по случаю передвижные карусели, гармонисты заливались, не умолкая, заглушая крики назойливых зазывал и коробейников. Берновские крестьяне в праздничной одежде водили хороводы, пели и танцевали. Босые деревенские дети мусолили выклянченные у родителей баранки и подбирали под возами куски бечевки, бумаги и цветные обертки от конфет. Торговали прямо с обозов: табаком и воском, медом и конопляным маслом, кофе и чаем, пивом, вином и квасом, конфетами и пряниками, сахаром и солью, деревянной посудой, шапками и рукавицами, сапогами и кожами. Здесь же трудился сапожник, починявший прохожим старые сапоги. Чуть поодаль сновали приезжие торговцы вперемешку с крестьянами: продавали, придирчиво осматривали и покупали домашний скот: усталых от летних работ жилистых лошадей, бодливых грустных коров и грязных, заросших навозом овец. Здесь божились, плевались, били по рукам и дрались. Тут и там побирались калеки, невесть как добравшиеся в этот не самый ближний кут Тверской губернии.

Александр и Катерина неспешно прогуливались между рядами и ели только что купленные имбирные пряники.

«Пирожки горячие с солью, перцем и собачьим сердцем!» – доносилось откуда-то.

Катерина заметила, как завистливо смотрят им вслед и цокают языком торговки. А что? Теперь они – пара, пусть и сговора пока не было.

Заметив щуплого татарина, торговца чаем и кофе, Александр сказал:

– Надо бы кофе по случаю прикупить? Как раз запас в усадьбе закончился – Клопиха говорила.

Катерине стало приятно, что он интересуется ее мнением, словно они уже женаты и покупают этот кофе для себя.

Узнав, что молодая пара хочет купить целый мешок, торговец расплылся в широкой белозубой улыбке и стал рассыпаться в любезностях:

– Сразу видно, жених и невеста. Ай-ай-ай! Какая красивая пара! – и наклонился, подмигивая, к Катерине: – Подвезло тебе, девица, хозяйственный у тебя жених!

Татарин тонкими смуглыми пальцами зачерпнул из мешка, на котором сидел, пару зерен, всыпал их в небольшую медную мельницу, ловко закрутил ручкой и вытряхнул ароматный коричневый порошок в ладонь Александра.

– Вкусно, а? – довольно захохотал тоненьким голоском торговец.

– Не поспоришь.

Александр дал вдохнуть кофейный аромат Катерине и ласково притронулся ржаво-коричневой пыльцой к ее носу. Катерина засмеялась, вытираясь платком.

– Какой шутник! – застрекотал татарин. – Ну что, берешь?

– Беру, но сперва развяжи мешок.

Торговец, разведя руками, мол, что еще за недоверие, распутал бечевку и раскрыл мешковину. На волю вырвался знакомый пряный аромат. Но Александр на этом не успокоился: сняв пиджак и засучив рукав рубашки, полез рукой на дно мешка.

– Нет, так нельзя! Не пачкай товар! – засуетился и забегал вокруг щуплый татарин, хватаясь за бритую голову.

Не слушая его причитаний, Александр пошарил по дну и сунул торговцу добытые зерна:

– На, теперь мели!

– Чего молоть-то? Такие же – не видишь, что ли? Хоть ты ему скажи, – беспомощно заморгав глазами, торговец уставился на Катерину.

– Правда, такие же, Саша.

Катерине стало жаль маленького торговца.

– Мели, говорю, – не отступал Александр.

Торговец все еще сопротивлялся:

– Так я на вас, проверяющих, весь свой кофий переведу, а он вона сколько стоит!

Но Александр остался невозмутим:

– Мне урядника позвать?

Татарин весь съежился, как от удара, чуть ли не в два раза уменьшившись в размерах:

– Урядника? Зачем урядника? Не нравится товар – не бери. Иди себе с богом.

Александр выхватил у сопротивляющегося торговца мельницу, решительно прокрутил ручкой и вытряхнул на руку грязно-серый порошок и показал Катерине:

– Ты поняла, кого защищала? – И повернулся к торговцу: – Купил германскую машинку и из муки зерна лепишь да красишь? Ну, кто мы тут по-твоему, идиоты деревенские? Думаешь, не слыхали про таких, как ты?

– На то щука в море, чтобы карась не дремал, – попытался отшутиться торговец.

– Собирай свой так называемый товар и проваливай отсюда, покуда я урядника не позвал!

– Дай же торговлю довести – дорого ехать сюда к вам. А я тебе вот хороший мешок даром дам. Клянусь, что настоящий, барин!

– Не барин я тебе! Ты людей обманываешь! Тут ни у кого лишней копейки нет, все потом и кровью добыто. Ты – вор!

Вокруг стали собираться любопытные. Татарин взмолился:

– Не шуми ты так, прости меня, в честь праздника святого прости!

– Что ты про праздник наш знаешь, нехристь? Ты обманул меня, а обмана я никогда не прощаю, запомни! Человек, который меня обманул, – для меня умер!

Торговец с обиженным видом, молча, исподлобья поглядывая на Александра, стал поспешно собирать товар, завязывая и укрывая, утрамбовывая свои многочисленные тюки, припасенные на три дня бойкой торговли.

Александр, не проронив ни слова, с каменным лицом следил за его сборами.

Вскоре, растолкав зевак, татарин запряг, так и не успев напоить, свою лошадь, и, ведя ее под уздцы, не без труда, распихивая прохожих, смог наконец выбраться прочь с ярмарки. Въезжая на пригорок дороги на Торжок, татарин остановил лошадь, спрыгнул с воза и долго грозил пальцем в сторону ярмарки, приговаривая неслышные на непонятном языке проклятья.

Катерина, пораженная, смотрела на Александра. Ее потрясло его хладнокровие, в голове эхом раздавались слова: «Обмана я никогда не прощаю, запомни! Человек, который меня обманул, – для меня умер!»

После обеда Катерина постучалась в кабинет Николая. С трудом решилась на этот шаг: не бывала здесь с зимы, с тех пор, как прервался ее последний урок грамоты. В кабинете все осталось прежним – те же портьеры и кресла, те же книги на полках. И сейчас ей это напомнило былое, их уроки, жар камина: вот здесь, на этом кресле она сидела, когда он поцеловал ее.

Катерина испугалась, что воспоминания снова поглотят ее, и она поддастся соблазнам, поэтому выпалила:

– Я скажу ему.

Николай сразу все понял.

– Да что, что ты ему скажешь?

– Что мы…

– Что я поцеловал тебя? И что? Это случайность. Я за день до того упал с лошади, чуть не погиб.

– Я не знала, – растерялась Катерина.

– Да, это правда: упал, ударился головой, помешался и поцеловал тебя – несчастный случай.

– Но я ведь тоже… целовала…

– Что ты хочешь, Катерина? Зачем пришла?

– Я…

– Скажи! Скажи! Но сперва подумай!

– Я хочу выйти за него, – решительно сказала Катерина.

– Тогда не говори ему.

– Я промолчу – Клопиха донесет, если уже не донесла.

Николай нервно зашагал по кабинету:

– Что? Клопиха? Эта старая шпионка? Ах вот оно что! Ничего она не сделает: знает, что в тот же день я прогоню ее из усадьбы.

– А правда, что Анна Ивановна из-за меня уехала?

– Глупости! Да Анна Ивановна в Москву больше всего на свете хотела, вот и уехала – от меня подальше.

– Но все же так неправильно, – все еще сомневалась Катерина.

Николай подошел к ней и взял за руки. Катерина отшатнулась.

– Милая моя, милая, чистая, невинная девочка, человеку свойственно ошибаться. Перестань мучиться. Это страшный сон. Забудь его. Ступай и будь счастлива.

– А может, и доложил кто ему, вот он со сговором тянет, – чуть слышно прошептала Катерина.

Когда она вышла, Николай по-прежнему сидел на месте и повторял: будь счастлива… Будь счастлива… Хватит ли у меня сил отдать тебя ему? Не разрушить, не разметать все между вами? Самому сказать ему. Он из-за своей гордости тут же оставит ее, уедет. И тогда она точно станет моей… Да что со мной такое? Уехать, что ли, к чертовой матери? Бросить все…

Николай верхом примчался в поле к Александру. Тот следил, как бабы в поле теребили лен, стараясь успеть до дождей.

Николай сразу приступил к делу:

– Что ты со сговором тянешь? Успенский пост закончился, ты про свадьбу давно говорил. Катерина бледная ходит. Бабы за спиной шепчутся – нехорошо.

Александр не привык хитрить, признался:

– Отец прислал письмо: сядет в долговую яму, если не женюсь на дочери Свешникова. Отец не выполнил договор с ним, а денег возместить нет. Тот простит долг, только если породнимся. Та давно за меня замуж хотела. Теперь не успокоится, пока не получит меня. Вот, не знаю, как сказать Катерине.

– Ты же сам от него бежал, не хотел у него работать.

– Отец учебу оплатил – я ему должен. Он старик уже. Да и брата жалко.

– И что же, ты вот так просто откажешься от Катерины? Не поборовшись?

– Как бороться? С кем? С отцом? Это долг мой. Не могу подвести семью, которой всем обязан.

– Неужели нельзя найти другой способ рассчитаться? – недоумевал Николай.

Александр развел руками:

– Другого Свешников не хочет. Знать, судьба моя такая, с нелюбимой жить.

Николай разозлился:

– Судьба, судьба. Обещал – женись, чего бы ни стоило!

– Разорю всю семью. Отец слово свое купеческое дал – в тюрьму сядет. Что с ними со всеми будет? Младшие, сводные, еще дети совсем.

– А с Катериной что станет, ты подумал?

– Она поймет меня и поддержит – я уверен. Катерина знает, что такое честность и благородство. К тому же она свободна – сговора еще не было.

– Ы-ы-ых, не борешься ты! Знала бы Катерина, за кого выйти хочет! Стыдись – недостоин ты ее! – Николай, резко развернув коня, ускакал с поля.

Вечером, уложив Наташу, Катерина принесла ужин во флигель. После того, как они объявили о своей помолвке в усадьбе, Агафья молча ставила поднос с едой и кивала Катерине – мол, уж неси своему сама. Пора стояла жаркая – Александр уходил до рассвета и возвращался домой затемно – ужин во флигеле стал единственной возможностью для них увидеться.

Александр умывался, стесняясь Катерины и не снимая рубахи. Катерина тоже робела. Она страшилась прикасаться к нему. Пока он мылся, она с удивлением и нежностью рассматривала его загорелые, в веснушках уши с круглыми пухлыми мочками, вьющиеся завитушки темно-русых волос на шее, мокрой от воды, и там же белую отметину от рубашки, куда не смогло забраться солнце. Совсем скоро он станет ее мужем. Как это будет? Она сможет прикоснуться к нему, дотронуться до его ямочки на шее, рассмотреть все его родинки, пощекотать его пальцы на ногах. Охваченная мечтаниями, она аккуратно вылила ему остаток теплой воды из кувшина на подставленные руки и подала заранее приготовленное чистое накрахмаленное полотенце.

Александр, умывшись, набросился на еду. В последние дни, после того как он получил от отца письмо со словами «женишься на крестьянской девке – прокляну» вперемешку с просьбами спасти его, Александр не находил себе места. Былая доверчивая нежность между ним и Катериной пропала. Оба это чувствовали.

Катерина первой решилась заговорить:

– Что-то ты сам не свой, Саша, в последнее время.

– Послушай, я вот что хотел сказать тебе, Катя…

Александр замолчал.

– Скажи.

– Вот что я хотел сказать тебе. Нынче на ярмарке я зря так с тем татарином.

– И ты поэтому такой? – с облегчением выдохнула Катерина.

– Какой такой?

– Смурной какой-то.

– Ну да, – неумело соврал Александр, проклиная себя за малодушие.

Но что-то все же не давало ей покоя. «Нет, тут что-то еще»:

– И все?

– Конечно, – опять соврал Александр, мысленно упрекая себя: «Господи, что же я так обманываю ее? Дай мне сил побороть это малодушие!»

– Может, ты письмо от отца получил?

– Понимаешь…

– Скажи уж как есть. Благословляет он нас? – все еще цеплялась за надежду Катерина, уже понимая, что все потеряно.

– Катя.

Александр резко встал, отвернулся от Катерины и заплакал, укрываясь руками:

– Катя, я подвел тебя.

– Саша, что? Что?

– Не могу я на тебе жениться, Катя. Отца в тюрьму сажают – просит меня вызволить.

– Как же ты его вызволишь?

– Жениться мне придется на дочери купца.

– На другой? Как? Ты любишь ее? – обомлела Катерина.

– Что ты! Нет!

– Так как же тогда?

– Ты должна понять меня: отец старик, я всем ему обязан, это мой долг, как же я его подведу? Никто ему руки не подаст. Что же ему после этого, жизнь самовольно кончать? – Руки и губы Александра предательски дрожали, но голос его был решителен.

Катерина почувствовала, что судьба ее предопределена:

– Да, конечно, так правильно. Но ты же говорил, что любишь меня, уговаривал. А теперь оставляешь? Что люди-то скажут? – заплакала Катерина.

– Как же я виноват перед тобой! Простишь ли ты меня? – Александр встал перед ней на колени.

– Простить? Бог простит! Пойду я. – Катерина словно окаменела и на ватных ногах вышла из флигеля. Она хотела кричать от негодования, с трудом сдерживала себя.

Александр рванулся за ней, побежал, крикнул вслед:

– Катя! Что же я наделал? Как же мне быть?

Вечером Николай решил заехать посмотреть на будущую больницу и поразмыслить немного в одиночестве. Ему не давал покоя последний разговор с Александром.

Больницу пока не рубили – лес собирались вывезти только по установившемуся зимнику. Да и не до того было сейчас – страда. Здесь, на левом берегу Тьмы, было хорошо и спокойно. Вдалеке протяжно мычали коровы из деревенского стада, которое, покрикивая, разводили по домам пастушки. Солнце, небрежно осветив верхушки деревьев на правом берегу, протяжно садилось за горизонт.

На берегу, возле мельницы, у самого омута Николай встретил Катерину.

– Что ты здесь?

– На закат посмотреть пришла…

– Да, закаты здесь красивые, – согласился Николай. – Ты нездорова? – Он с тревогой стал всматриваться в лицо Катерины и заметил, что она плакала.