Текст книги "Кошки-мышки"

Так, нужно рассуждать логически. Что бы это ни было, вреда оно ей не причинило. И, кажется, не собиралось. Домовой? Призрак? Или просто игра воображения? Когда она в последний раз нормально отдыхала? Высыпалась? Так, чтобы лечь, ни о чем не думая, и проспать часов десять-двенадцать? А работа сложная, требующая внимательности, напряженная. И наследственность не самая хорошая, если вспомнить бабулю, которая к старости откровенно тронулась умом, завешивала окна и розетки плотной тканью, на порог соль сыпала, только что шапочку из фольги не надевала.

Рассуждая таким образом, Лера добралась до кухни, не удержавшись и бросив взгляд на разбитое зеркало. Зажгла все лампочки, даже на вытяжке, вытащила из шкафа бутылку коньяка и стакан, плеснула на дно. Руки заметно дрожали, но страх внутри немного притупился под натиском трезвых мыслей. Подняла стакан, но пить передумала. Среди соседей есть один, кому можно рассказать об увиденном. Кто не покрутит пальцем у виска и не посоветует записаться на прием к психиатру. И поговорить с ним захотелось нестерпимо, до покалывания в кончиках пальцев.

Лера быстро переоделась, натягивая футболку на еще влажное тело, подхватила бутылку, два стакана, вышла в общий коридор и постучала в дверь напротив. Только когда в соседней квартире послышались шаги, она вспомнила, что даже не посмотрела на часы. Никита не был любителем лечь спать в десять вечера, но и ломиться к нему за полночь было бы не лучшей идеей. Повезло: он еще не спал и, судя по внешнему виду, даже не собирался: на нем был удобный домашний костюм и очки в черной оправе, которые он надевал дома только когда читал или работал за компьютером, темные волосы аккуратно приглажены, значит, еще не ложился.

– Не спишь? – дежурно поинтересовалась Лера. – А я в гости.

– Что-то случилось или тебе просто не с кем выпить? – поинтересовался он, впуская ее в квартиру и недвусмысленно глядя на бутылку коньяка.

– Выпить я вполне могу и сама, – передернула плечами Лера.

– Значит, случилось, – констатировал Никита, запирая дверь.

Лера без приглашения прошла на кухню, поставила бутылку и стаканы на обеденный стол и плюхнулась на стул рядом. Никите не пришлось спрашивать повторно, она все рассказала сама. Он за время ее рассказа успел вытащить из холодильника открытую бутылку белого вина, мотивировав тем, что с утра у него лекции, так что пить коньяк не лучшая затея, нарезать сыр и свежий хлеб. Лере было все равно, что пить. Уже сам подробный и обстоятельный рассказ заставил ее успокоиться, и теперь она радовалась, что смогла сдержать себя от первоначального плана «заорать и выбежать из ванной». Глупо смотрелась бы, очень глупо.

– Так что вот, – она залпом допила вино и развела руками, – у меня, кажется, завелся барабашка.

Никита ничего не ответил, даже не посмотрел на нее. О чем-то думал, крутя длинными пальцами тонкую ножку бокала. Он, в отличие от нее, вино только пригубил. С таким же успехом они могли бы пить и коньяк, его лекции не пострадали бы.

– Хочешь, я посмотрю? – наконец предложил Никита, и Лера не стала отказываться.

Собственно, именно поэтому она к нему и пришла. Не для того, конечно, чтобы он посмотрел, а для того, чтобы выслушал и не посмеялся. А уж если еще и посмотрит, ее благодарность не будет иметь границ. Несмотря на профессию, Лера никогда не была отъявленным скептиком. А уж после того как познакомилась с Никитой, и вовсе поверила в то, что многие считают выдумками фантазеров. Сосед был в некотором роде… экстрасенсом.

Никита вошел в квартиру первым, Лера замешкалась на мгновение, вспоминая произошедшее в ванной, но почти сразу шагнула следом. Никита не прошел далеко, остановился у вешалки с верхней одеждой, машинально поправил криво свисающий красный шарф. Сначала стоял молча, потом медленно, будто прислушиваясь к чему-то, повернул голову и посмотрел точно на комод, где стояло на подставке разбитое зеркало.

– Оно упало? – спросил он.

– Оно, – подтвердила Лера, чувствуя, как завязывается тревожный узел в груди. Но на этот раз ей было не столько страшно, сколько любопытно. Знать она знала, что Никита кое-что умеет, он этого не скрывал, но вот подтверждение получала впервые.

Никита заглянул на кухню, но не задержался там, направился к ванной. Снова остановился на пороге.

– Записки себе пишешь? – поинтересовался он.

Лера выглянула из-за его плеча и обомлела: на запотевшем зеркале чьим-то пальцем были выведены две цифры: «2» и «1». 21.

– Это не я, – пискнула она.

Никита, казалось, и так понимал, что это не она. Опустил взгляд вниз, разглядывая теперь пол. И лужа, и следы невидимого существа еще не высохли до конца, но Лера была уверена, что он их раньше почувствовал, чем увидел. Никита присел на корточки, протянул руку и коснулся капель воды на плитке.

– Это не барабашка, – сказал он.

Улыбнулся уголком губ и взглянул на Леру, но она была слишком напряжена, чтобы ответить тем же.

– А кто? – глупо спросила она.

– Женщина.

– Женщина?

– Призрак женщины. Или ментальный след. Как угодно можно называть.

– И что ей надо?

Никита задумался, снова прислушиваясь. То ли к ощущениям, то ли к голосу невидимой женщины. Они никогда прямо не обсуждали его способности, и Лера не знала, может ли он слышать голоса призраков.

– Не знаю, – наконец сказал он. – Не могу понять. Но она очень хочет спать.

– Чего-о?

– Спать, – повторил Никита, выпрямляясь. – Она очень хочет спать. Это чувство так сильно, что я не могу разобрать ничего другого.

– Ей что, моя постель нужна? – не поняла Лера, чем снова заставила его улыбнуться.

– Нет, едва ли. Я не знаю, кто она и почему пришла к тебе. Может быть, просто заблудшая душа. Так иногда бывает, я не знаю почему.

– Но она уйдет? – уточнила Лера.

– Думаю, да. По крайней мере, она точно не хочет тебя обидеть, я не чувствую агрессии.

– А что значит это «21»?

– А вот тут я совсем без понятия, – развел руками Никита. – Возможно, это число что-то значило для нее при жизни. Призраки порой сохраняют память о чем-то очень важном. Если ты боишься, я могу предложить тебе переночевать у меня. Даша уехала с друзьями кататься на лыжах, постелю тебе в ее комнате.

– Я ненавижу спать в чужой постели, – Лера наконец улыбнулась.

– Тогда могу лечь у тебя. Мне все равно, где спать. Твой диван тоже подойдет.

– Кремнёв, это крайне благородно, но по-настоящему легче мне станет, только если ты ляжешь в мою кровать и всю ночь будешь держать меня за руку, – призналась Лера. – А разницы, дойти до дивана или твоей двери в случае чего, нет ровно никакой.

– Ну что ж, стучи, если понадоблюсь.

Ему даже в голову не пришло, что насчет кровати она не шутила. Не то чтобы Лера действительно не шутила, но он мог хотя бы рассмотреть такой вариант. Беда была в том, что с самого первого дня знакомства они стали друзьями, со временем превратившись в лучших друзей. Хотя нет, это не беда. Это просто констатация факта. Настоящая беда в том, что с того же первого дня Лера была в него влюблена. И за десять лет знакомства так и не избавилась от этого чувства. Возможно, она до сих пор так и не была близка к замужеству потому, что всех кавалеров сравнивала с Никитой Кремневым и все они непременно проигрывали.

Наверное, что-то в выражении ее лица натолкнуло его на верную дорогу мыслей. Правда, до конца так и не довело. Просто удивительно, как экстрасенс, понимающий чувства призраков, до сих пор не догадался о чувствах живой женщины.

– Но если ты еще не готова оставаться одна, мы можем допить вино у меня, – предложил он.

Что ж, на безрыбье, как говорится, и рак рыба.

Глава 3

Было очень страшно. Настолько, что никакие другие чувства и ощущения не могли пробиться к ней. В непроглядной темноте, окружающей ее, существовал один этот страх, будто в мире не осталось ничего другого. Чуть позже – насколько позже, она разобрать не могла, потому что время тоже перестало существовать – вдалеке зажегся слабый огонек. Он медленно приближался, но ярче не становился, однако и его хватало, чтобы немного разогнать темноту, позволить думать и пытаться понять, что происходит вокруг.

А вокруг пахло чем-то терпким, и на руках ощущалось что-то липкое. Это липкое обволакивало пальцы, ладони, предплечья, будто она сунула руки в горячий мед по самые локти. В ладонях что-то лежало. Живое. Оно шевелилось, и хотелось отбросить его, замахать руками, но она не могла.

Огонек приблизился настолько, что Яна наконец смогла рассмотреть свои руки. Липкая субстанция оказалась темно-красного цвета, и именно она терпко пахла. Яна не сразу поняла, что это кровь, но даже когда поняла, не испугалась. Просто потому, что бояться сильнее было уже некуда. И только разглядев, что держит в руках настоящее человеческое сердце, хоть и не связанное больше с венами и артериями, но все еще продолжающее биться, она наконец закричала.

– …Яна! Яна, проснись!

Знакомый голос ориентиром пробился и через крик, и через страх, и Яна наконец смогла вынырнуть из кошмара. Распахнула глаза, не сразу понимая, где находится, и, лишь разглядев встревоженное лицо Элизы, вдохнула, выдохнула и разрыдалась.

Элиза торопливо забралась к Яне в кровать, обняла ее и крепко прижала к себе. Яна рыдала как ребенок, громко всхлипывая и хватая ртом воздух. Элиза обнимала ее, ничего не спрашивая, а Яна сквозь слезы и крепкие объятия пыталась разглядеть свои ладони, убедиться, что на них нет крови, потому что биение сердца она все еще чувствовала.

Насилу удалось заставить себя успокоиться: еще немного – и начнет задыхаться. Элиза все это время обнимала ее и осторожно гладила по волосам и, только когда она наконец перестала всхлипывать, спросила:

– Плохой сон?

– Не то слово, – скривилась Яна, вспоминая приснившееся.

Разве подобный кошмар можно назвать просто плохим сном? Плохой сон – это когда снится, что ты пришла на зачет неподготовленной. Или что застала своего парня в постели с другой. Или тебя преследует маньяк. А это – не плохой сон. Это самый настоящий кошмар!

– Хочешь, выпьем чая, чтобы ты успокоилась окончательно?

Яна хотела. И даже не чая, а чего-нибудь покрепче, но сказать постеснялась, что на самом деле было не очень-то на нее похоже. Яна Васильева крайне редко стеснялась. И тем не менее, хоть ей уже исполнилось девятнадцать, а Элиза была всего на десять лет ее старше, говорить, что в три часа ночи выпила бы что-то гораздо крепче чая, Яна не решилась. Мало того, что Элиза – ее бывшая учительница, так еще и практически мачеха. Пусть они с папой так до сих пор и не поженились, но живут вместе уже не первый год. А штамп в паспорте – простая условность.

Отца дома не было, он уехал по делам в соседний город, там и остался ночевать, поэтому они не боялись никого разбудить, дверь на кухню закрывать не стали. Элиза зажгла над столом неяркое бра, и Яна будто впервые увидела эту кухню. Нет, она много раз здесь бывала, даже ужинала при свете бра, но никогда раньше не понимала, насколько тут уютно и насколько людям необходим такой уют.

С десяти лет Яна жила вдвоем с отцом в маленьком городке, окруженном лесами и болотами. Папа был хорошим хозяином, зарабатывал на жизнь тем, что делал мебель, поэтому в их доме с нею проблем не было. Но мало иметь хорошую мебель, чтобы создавать уют. Папа этого по-мужски не умел, и Яну тоже никто не научил. У них на кухне даже занавесок не было, не говоря уже о милых глазу картинах и статуэтках.

К тому моменту, как в их жизни появилась Элиза, Яне было уже почти шестнадцать. Но первое время они собирали вещи, чтобы переехать на новое место жительства, потом обустраивались здесь, а затем Яна закончила школу и уехала учиться в другой город. Жила сначала на съемной квартире, потом в общежитии. Так и получилось, что за девятнадцать лет жизни ей не у кого было научиться создавать уют. На ее кровати не лежали клетчатые пледы, на стене не висели постеры, а посуда была куплена в обычном гипермаркете. И никогда до этого момента она не задумывалась, что бывает по-другому. Что ей нужно по-другому. Сейчас, когда Элиза щелкнула кнопкой и по кухне разлился желтоватый свет, разогнавший по углам тени, мягко осветивший скатерть на столе, огромный букет цветов в вазе, занавески на окне, милые фотографии на стене, она поняла, что даже горький привкус сна стал не таким ощутимым, страх уменьшился и уже не хотелось бежать в ванную и оттирать руки от невидимой крови.

Элиза поставила чайник на плиту, огляделась в поисках спичек и, не найдя, легонько взмахнула рукой, спустив с ладони язычок пламени, мгновенно поджегший конфорку. Яна уже давно должна была привыкнуть к таким вещам, но каждый раз не могла сдержать восхищенного взгляда.

Пока чайник закипал, Элиза села напротив Яны, подперла щеку кулаком и уставилась на нее.

– Расскажешь, что приснилось? – заметив ее заминку, добавила: – Говорят, чтобы кошмар не сбылся, его обязательно нужно рассказать.

Рассказывать Яне не хотелось не потому, что в ее сне было что-то тайное или постыдное. Ей было страшно вспоминать то липкое чувство ужаса, которое не позволяло проснуться, не пропускало к ней ничего другого. Но Элиза права, лучше поделиться. Конечно, они обе не считали, что в таком случае сон не сбудется, но знали, что рассказать другому полезно для успокоения. Именно для этого люди и делятся секретами: чтобы разделить их тяжесть с кем-то другим.

– Я была в темноте, – начала Яна, разглядывая отблески света в золотистых волосах Элизы. – И мне было так страшно, как будто в мире ничего, кроме страха, и не осталось вовсе. Казалось, что я ничего не вижу и не слышу, только чувствую что-то липкое на ладонях. Потом стало чуть светлее, и я увидела, что мои руки выпачканы кровью, очень много крови вокруг. А в ладонях я держу сердце, и оно еще бьется!

Яна и сама не заметила, как по щекам потекли слезы. Только когда Элиза протянула руку и погладила ее по щеке, вытирая их, поняла, что и сама снова дрожит. Замолчать и не лезть глубже в неприятные воспоминания не получалось. Особенно когда руки уже сжимают горячую чашку, а напротив сидит человек, который всегда поддержит.

– Но самое главное, что это уже третий такой сон за последний месяц, – все-таки добавила она.

– Всегда один и тот же? – уточнила Элиза.

– Да.

Яна замолчала, и Элиза тоже молчала, глядя в чашку и о чем-то думая.

– Как думаешь, это что-то значит? – осторожно спросила Яна.

– Наши сны всегда что-то значат, – пожала плечами Элиза. – Как минимум для нас самих. Ты уверена, что недавно не произошло ничего такого, что тебя впечатлило бы? Может быть, кадры какой-нибудь аварии? Страшный фильм?

Яна нервно фыркнула.

– Я, конечно, довольно впечатлительная, как говорит папа, но не настолько. Да и не припомню ничего такого. Сны появились будто из ниоткуда.

– И в целом никаких потрясений в жизни не было?

– Если не считать того, что я не сдала зачет по Уголовному праву, никаких. Ты всегда в курсе всех моих потрясений.

– Что ж, тогда действительно непонятно и пугающе, – признала Элиза.

Вот за это она всегда Яне нравилась. Если Элиза чего-то не знала и не понимала, она не пыталась давить разницей в возрасте и непременно отстаивать свое мнение, придумывая его на ходу. Яна и сейчас не ждала, что Элиза непременно что-то придумает, достаточно было просто выговориться.

– Может, мне сходить к какой-нибудь гадалке? – не то в шутку, не то всерьез предложила Яна. – Вдруг это вещий сон.

– А ты знаешь гадалку, которая наверняка что-то умеет? – приподняла брови Элиза. – И потом, ты ведь будущий следователь, должна понимать, что о готовящемся преступлении должно знать как можно меньше людей.

Яна не выдержала и рассмеялась. Конечно, она не думала, что сны ее предвещают, будто она кого-то убьет и вырвет ему сердце. Скорее всего, на нее действительно что-то сильно повлияло, а теперь подсознание шлет такие вот пугающие сигналы. И поможет ей не гадалка, а хороший отдых. Сдаст зачет по Уголовному праву и укатит с друзьями на недельку отдыхать, как и собиралась. После такого отдыха все кошмары исчезают как по мановению палочки, уж она-то знает.

Они просидели на кухне за чаем еще почти час, болтая обо всяких глупостях и обсуждая ближайшие планы. Элиза делилась тем, что никак не может уговорить Максима, Яниного отца, отодвинуть дела и поехать на Новый год куда-нибудь, где есть снег. Потому что на Новый год всегда должен быть снег. Лучше бы в Европу, но в условиях бушующей пандемии коронавируса такая перспектива выглядела слишком призрачной уже летом. Максим вроде бы и не против, но при этом до сих пор не разрулил все дела, а без его твердого согласия Элиза не может ни отель забронировать, ни билеты купить. Между тем январь все ближе, и они запросто могут не успеть, поскольку такие вещи следует планировать заранее. Сильно заранее. Желательно летом.

Что Яна могла на это сказать? Она прекрасно знала отца. У него вечно куча дел, но ровно до того момента, пока не случится что-то очень важное, ради чего он все бросит. Яна прекрасно помнила, как твердо, без малейших признаков сожаления он бросил и обустроенный дом, и наработанную клиентскую базу в Лесном, подхватил практически под руки и ее, и Элизу и перевез сюда. Наверняка и сейчас так сделает: за час до самолета все бросит и поедет. Так что на месте Элизы она взяла бы билеты и просто поставила его перед фактом.

Яна рассказывала об учебе, хотя на этом фронте у нее не было особых проблем. И даже зачет она не сдала не потому, что не подготовилась вообще, а потому, что не подготовилась на своем уровне. Преподаватель по уголовному праву не скрывал, что относится к ней не так, как к другим студентам, и требует гораздо больше.

– Не так?.. – уточнила Элиза, тоном предлагая продолжить, и Яна не сразу поняла, что она имеет в виду, а когда поняла, расхохоталась:

– Ой, да не в этом плане! Если бы я и решила закрутить роман с преподавателем, то уж точно не с ним.

– Он старый и страшный? – улыбнулась Элиза.

– На самом деле он молодой и довольно симпатичный, но… – Яна осеклась.

Преподаватель уголовного права Никита Андреевич Кремнев действительно был молод и хорош собой, но в университете его считали немного чокнутым. Говорили, что он умеет общаться с призраками и видит их не хуже, чем реальных людей. Так это или нет, Яна не знала, но была одной из немногих, если вообще не единственной, кто в это в принципе мог поверить. Но был в самой Яне один изъян, который сильно мешал ей жить, но победить который она пока не могла: ей было важно чужое мнение. Не каждое, конечно, но мнением большинства друзей и однокурсников она дорожила. Наверное, дело было в том, что в десять лет она сменила место жительства и полностью круг общения, в новый коллектив вливалась тяжело и долго и с тех пор переживала, что ее снова оттолкнут. А закрутив роман с Кремневым, она определенно удостоилась бы косых взглядов. Но сказать сейчас об этом Элизе постеснялась: Элиза ведь тоже не такая, как другие, вон как ловко огонь одним желанием зажигает, а ведь это далеко не все, что она может! Яна не была уверена, что правдивый ответ не обидит ее.

– …но я не завожу романов с преподавателями, – закончила она.

Когда они наконец разошлись, часы уже показывали почти пять утра, но за окном по-прежнему было темно. В декабре светлеет поздно, но в этом регионе хоть светлеет. Яна прекрасно помнила шесть лет жизни в Лесном. Вот там и осенью бывали дни, когда, казалось, совсем не светлело, что уж говорить про зиму.

Сон не забылся, конечно; никакой чай, никакие занавески и откровенные разговоры не могли так быстро стереть его из памяти. Поэтому, когда Яна испуганно остановилась на пороге своей комнаты, глядя в темноту, Элиза все поняла.

– Хочешь, я лягу с тобой? – предложила она.

– Хочу, – не раздумывая, согласилась Яна.

Глава 4

На кладбище было не столько холодно, сколько ветрено и промозгло. В той его части, где продолжались захоронения, деревьев не было совсем, а потому ничто не мешало зимнему ветру носиться между могил и крестов, выть по покойникам и кусать за обнаженную кожу редких посетителей.

Вынырнув из теплого салона машины в декабрьскую серость, Саша поежился и торопливо застегнул молнию куртки. Шапки он не носил принципиально даже в самые лютые морозы, поэтому сейчас ледяной ветер шевельнул волосы и, как нашкодившего ребенка, схватил за уши. Оперативник Лосев, велевший звать его Лешей и на «ты», нехотя выбрался следом. Выскользнула с заднего сиденья и судмедэксперт Лера. В ее присутствии не было необходимости, но, как Саша понял по их с Лешей разговору, вечером они вместе собираются куда-то ехать, а так как рабочий день уже закончился, она решила прокатиться с ними.

– Хорошая у тебя машина, – сказал Леша, тоже застегивая пальто.

Похвалил, конечно, но таким тоном, будто укорил.

– Отец подарил, – не стал скрывать Саша.

Он такие вещи никогда не скрывал. Ежу же понятно, что на зарплату участкового ни айфон, ни БМВ не купишь. И это он в форменной одежде, а то сразу по дорогущей куртке все стало бы понятно. Врать и выкручиваться Александр Сатинов не любил, да и смысла в этом не видел. Люди же не слепые, зато фантазеры. Сами такого напридумывают, что потом надоест разгребать.

– И не совестно такому здоровому лбу деньги у отца брать? – А вот Лера вроде и поддела, но, наоборот, со смешком и будто даже одобрением.

– Не-а, – рассмеялся Саша. – Если уж повезло с отцом, зачем строить из себя бедного гордого героя?

Лера понимающе кивнула, а Леша только что-то фыркнул. Он сегодня был заметно не в настроении, но лезть в душу к малознакомым людям Саша привычки не имел.

Кладбище было большим, открылось давно, поэтому были здесь и старые могилы, но они заехали в новые ворота и сразу попали в действующую его часть. И вот ведь странно: Саша всегда думал, что жуть навевают старые, заброшенные и заросшие погосты, но оказалось, что новые гораздо страшнее. В старых царит забвение и спокойствие, а новые, со свежими могилами, усыпанными цветами и венками, с не осевшей еще землей, нагоняют страх и напоминают, что однажды в такой могиле будешь лежать ты сам. И вовсе не обязательно тебе при этом будет девяносто восемь лет, а вокруг соберется толпа рыдающих наследников.

Поскольку только Леша знал из материалов дела, где нашли тело бомжа, он пошел вперед, а Саша и Лера потянулись следом.

– Жутко как, – не выдержал Саша, когда они проходили мимо очередной свежей могилы, которой было почти не видно за огромным количеством венков, только крест с датами возвышался над этой пластиковой скорбной горой. И табличка утверждала, что умершему было всего двадцать шесть лет.

– Что именно? – отозвалась Лера.

Она, в отличие от него, головой не крутила и могилы не разглядывала. Ну и правильно, чего еще ждать от судмедэксперта? Она этих смертей каждый день десятками видит, и большая часть ее «клиентов» как раз молодые. Ее такими табличками и такими датами не удивить.

– Ну, молодой такой, – Саша кивнул на впечатлившую его могилу. – Венков много, столько людей скорбит.

– А по-моему, гораздо более жутко было бы, если бы был всего один венок, – заметила Лера, – и не важно, сколько лет тому, кто под ним. Важно, что здесь, в этом мире, остался один человек. Понимаешь?

Саша даже притормозил немного, до того неожиданной оказалась эта мысль. В таком ключе он о смерти никогда не думал. Наверное, потому что если бы ему внезапно пришлось умереть, то на его могиле тоже было бы много венков.

– Ну, вы идете? – окликнул их Леша.

– Пойдем, – Лера чуть подтолкнула его вперед и даже едва заметно растянула губы в улыбке. – Потом над этим подумаешь.

Саша растерянно кивнул: смысл сказанного дошел лишь мгновение спустя, когда она уже ушла вперед. И поскольку теперь он шел последним, последним и увидел то, что открылось ранее Леше и Лере. На самом деле, он до последнего не замечал ничего странного, только когда обратил внимание, что коллеги остановились и на что-то удивленно смотрят, тоже притормозил.

– Что за ерунда? – едва слышно произнес Леша.

– Это точно то место? – уточнила Лера, и в ее голосе отчетливо сквозило удивление пополам с недоверием.

– Точно, я все записал.

Саша выглянул из-за спин коллег и наконец увидел, что так удивило обоих: на одной из могил, выложенной темно-серой плиткой, будто пьедестал, виднелось огромное черное пятно в форме креста. И если сначала казалось, что оно нарисовано краской, то при ближайшем рассмотрении выяснилось, что не нарисовано, а выжжено. Будто кто-то выложил на могиле крест каким-то горючим материалом, а затем сжег дотла, оставив только пепел.

– На этой могиле и нашли убитого бомжа, – пояснила Лера, видя его недоуменный взгляд.

– И, судя по фотографиям с места преступления, ничего выжженного здесь тогда не было, – добавил Леша.

– И само тело без следов огня.

Только тогда до Саши дошло, что это не крест, а очертания тела. Бомж, как и убитая ведьма, лежал на спине, раскинув руки в стороны и вытянув ноги. Саша еще тогда поинтересовался, не может ли это иметь какого-то религиозно-ритуального значения, но Лера ответила, что это типичная поза пациента во время операции. Руки привязывают к столу, чтобы человек нечаянно не дернулся.

Леша тем временем подошел к могиле, наклонился, разглядывая пепел, а затем стянул с руки перчатку и аккуратно притронулся к нему.

– Еще теплый, – удивленно произнес он.

Выпрямился, огляделся по сторонам, будто ждал, что человек, сделавший это, все еще где-то здесь. Саша тоже огляделся, но в этой части кладбища находились только они. Впрочем, спрятаться за одним из памятников не составило бы труда. Особенно если учесть, что некоторые родственники умерших умудряются сделать из могилы настоящий цветник, а то и сад. По правде говоря, здесь роте солдат спрятаться несложно, не то что одному человеку.

Леша вытащил телефон, вывел на экран фотографию фотографии, которой с ним поделился следователь, сравнил с тем, что они видели.

– Это убийца, – взволнованно произнес он. – След точно повторяет позу и местоположение жертвы.

Лера и Саша подошли ближе, заглянули в экран телефона.

– Или не убийца, а кто-то из полицейских или криминалистов. Они тоже хорошо знают, как лежало тело, – заметила Лера.

Леша удивленно взглянул на нее.

– И зачем им это?

– Понятия не имею. Просто говорю, что не один убийца имеет эту информацию.

Леша посмотрел на нее так, что Саша почти наяву услышал: «Зануда!» Однако хотел он это сказать или нет, узнать не удалось, потому что у Леры зазвонил телефон, отвлекая внимание на себя. Она вытащила мобильник, почему-то нахмурилась, а затем отошла в сторону и приложила телефон к уху.

– Как думаешь, что это может значить? – поинтересовался Саша.

– Ни одной мысли, – признался Леша.

– Может, убийца оставляет нам какое-то послание?

– Может. – Леша вроде бы и согласился, но как-то так, что Саша сразу понял: версия кажется ему слабоватой. – Только откуда ему было знать, что мы снова вернемся на место убийства и непременно это увидим? Даже если предположить, что кто-то мог нам оставить сообщение, то не в случае убийства с бомжом. Он никому не нужен, едва ли кто-то озаботился бы передачей данных полиции.

Тем временем вернулась Лера, и вид у нее был крайне озабоченный.

– Вы сейчас удивитесь, – заявила она. – Но тела бомжа больше нет.

Оба как по команде повернулись к ней, и на лицах было написано одно и тоже выражение.

– Куда оно делось? – первым спросил Леша.

– Сгорело.

– Чего-о?

– Сгорело, – невозмутимо повторила Лера. – Буквально минут пятнадцать назад. Полностью, остался один пепел.

Вот это номер! Ввязываясь в расследование, Саша предполагал, что оно окажется интереснее рутинной работы участкового инспектора, но чтобы настолько! Этого он даже в самых смелых фантазиях представить не мог.

– Но кто его мог сжечь? – недоумевал Леша.

– Так, чтобы от тела остался один пепел? – хмыкнула Лера. – Никто. Морг – не крематорий, а тело сгорело прямо в холодильнике. Если я все правильно поняла, конечно.

Все трое снова переглянулись. Общую мысль высказал Леша:

– Поедем посмотрим?

⁂

Лосев действительно собирался провести этот вечер с Лерой, но все-таки думал, что рядом будут еще его жена и родители обеих, а вовсе не участковый Саша Сатинов. И сидеть они будут за накрытым столом, ломящимся от угощений, на которые всегда была мастером вторая жена его тестя, а не ехать по темной дороге в морг соседнего городка. Впрочем, когда он высказал робкое предложение вместо семейного ужина, на котором наверняка поднимется тема его развода с Анютой, поехать в морг посмотреть на то, что осталось от бомжа, Лера недолго думала. А уж когда мажорчик-участковый предложил их отвезти на своей крутой тачке, сомнения и вовсе исчезли.

Сообщив о том, что увидели на кладбище, следователю Воронову и получив его заверения, что сейчас сюда будут направлены криминалисты, и благословение ехать в морг, они и поехали. По дороге, естественно, все разговоры крутились только вокруг дела, полицейские выстраивали разные версии, но так ни до чего и не додумались. Да и сложно было что-то понять, пока не видели тела или того, что от него осталось. До морга добрались уже в полной темноте. Местный судмедэксперт, который и обнаружил произошедшее, ждал у входа, поскольку Лера успела позвонить ему чуть раньше. Он нервно курил, и Лосев мог бы поклясться, что за сегодняшний вечер это далеко не первая его сигарета.

Грузный мужчина лет шестидесяти, с залысинами и пивным брюшком, оторвался от стены и шагнул навстречу приехавшим. Лосев заметил, что пусть руки у него и не трясутся, но на лице написана крайняя степень встревоженности и даже испуга. Мужчина выбросил окурок, пожал руки всем приехавшим и кивком пригласил их внутрь. Лера сразу же поинтересовалась, как все произошло, а вот от вопроса до ответа прошла почти целая минута. Судя по всему, эксперт, представившийся Николаем Вадимовичем, собирался с духом.

– Я закончил все вскрытия еще до обеда, – наконец начал он, ведя гостей по длинному пустому коридору, в котором гулким эхом раздавались шаги, и звук этот казался Лосеву зловещим. Он работал в полиции больше десяти лет, но такие преступления случаются не каждый день, а потому производят впечатление и на видавших виды оперов и следователей. – До конца рабочего дня занимался бумагами, сами понимаете, пришли результаты анализов, нужно было внести их в документы. В общем, обычная рутинная работа, в которую ушел с головой, даже покурить не выходил. И вдруг чувствую: паленым пахнет. А зима же, окна все закрыты. Я сразу пошел проверять. Туда ткнулся, сюда. Нету ничего. И пожарные извещатели молчат. Но пахнет! Наконец сообразил, что запах из холодильников доносится. Начал все проверять. Открыл отсек с вашим жмуриком, а там, можно сказать, горстка пепла вместо тела. Сразу вам позвонил, потом уже начальству. Жуткое зрелище.