Текст книги "Иногда они умирают"

Девушки, обиженные подобным обращением, окинули его одинаковыми пренебрежительными взглядами и отошли к своему проводнику.

Мы вернулись на тропу и отправились дальше, к новому крутому подъему.

Время от времени со мной здоровались знакомые гиды и носильщики, мы обменивались приветствиями и краткими новостями, желали друг другу удачи и снова расходились.

– Ты здесь почти всех знаешь, – удивлялась Тисса, глядя вслед очередному кайлатцу, согнувшемуся под тяжелой ношей, с которым мы только что перекинулись привычным «намаскар».

– Не всех, но многих.

– А язык местный ты где выучил? – спросил Дик, остановившись для того, чтобы почесать палкой спину.

– Здесь.

– Ему это было очень легко, – сказала Тисса, и легкой колкости в ее голосе было больше, чем одобрения. Хотя последнее тоже присутствовало.

Впереди появился еще один мост через бурлящую Дудх Коши. Точно такой же мы уже переходили в начале пути – конструкция, подвешенная на железных тросах и опутанная неизменными молельными флажками, тянулась с одного склона на другой. Чуть ниже виднелись обломки старого деревянного моста, снесенного каким-то из паводков. Раньше ходили по нему. Но когда туризм в Кайлате стал активно развиваться и иностранцам надоело падать с этих шатающихся досочек – они оплатили более надежные опоры.

Мы уже дошли до середины, когда с противоположной стороны послышался знакомый веселый перезвон. Вереница нагруженных эбо ступила на металлические перекладины. Я развернулся и, стараясь перекрыть шум воды, крикнул Джейку, идущему последним:

– Назад! Поворачивай назад!

– Что?! – не понял он.

Тисса замахала руками, показывая, что нужно срочно возвращаться обратно.

Он наконец сообразил, в чем дело, и развернулся. Мы успели чуть раньше быков добежать до склона и теперь, стоя на площадке, смотрели на эбо, бредущих мимо.

Их погонщик остановился на минуту, чтобы поболтать со мной. Окинул вежливо-любопытным взглядом моих туристов, но ничего не спросил про них. Зато передал важное сообщение.

– Семья Пемы приглашает тебя на похороны, – сказал он на горкхали, слегка пришепетывая из-за отсутствия передних зубов. – Ты вроде помогал тело его брата вытаскивать?

Перспектива присутствовать на небесных похоронах меня, признаться, не прельщала. Я уже видел однажды это зрелище, и мне понадобилось некоторое время, чтобы смириться с подобным отношением к мертвому телу. Но то, что иностранца пригласили на ритуал, говорило об уважении и доверии, не оценить это было нельзя.

– Передай мою благодарность. Однако, к сожалению, я не смогу прийти. Мне нужно провести моих гостей по треку. Я не имею права их оставить, но и привести их с собой будет невежливо.

Кайлатец важно покивал, выражая полное понимание, широко улыбнулся моим спутникам, распрощался и отправился дальше, подгоняя эбо.

– Что он сказал? – тут же спросил меня Джейк, подозрительно глядя вслед низкорослой фигуре погонщика.

– Передавал приглашение на похороны.

– Кстати, я не видела здесь ни одного кладбища, – вмешалась Тисса, не интересуясь, на чьи именно похороны я должен был идти. – Они где-то в горах?

– Да. В горах, – ответил я уклончиво. – Идемте. Пока дорога свободна.

Мы быстро перешли через мост, успев до появления очередного каравана, и снова начали подъем. Теперь, на трех с половиной тысячах, высота стала очень ощутима. Хотя мы поднялись всего на шестьсот метров – минимальное, смешное расстояние по прямой, здесь оно становилось очень заметно, иногда полностью меняя картину окружающего, погоду, самочувствие человека и даже природные климатические зоны.

Красный, обливающийся потом Джейк отмахнулся от Тиссы, хотевшей сфотографировать его.

– Хватит. Погуляли, – сказал он мне, обводя пейзаж ненавидящим взглядом. – Доходим до места, ночуем и завтра поворачиваем обратно. Мне надоело.

Я понимал его. Сил мужчины хватало на один рывок. Долгая, нудная физическая нагрузка была ему сложна. Так же как и Дику.

– После этого подъема так говорят многие, – попытался успокоить я его. – Завтра мы останемся в Намаче для акклиматизации. Вы отдохнете и поймете, что хотите идти дальше.

Он хмуро посмотрел на меня, навалившись на палки, оглянулся на тяжело дышавшего атлета. Одарил своего подчиненного мрачным взглядом, словно осуждал за то, что тот оказался недостаточно выносливым.

– Он мой личный тренер в клубном спортзале. Ты правильно догадался. И я, когда брал его с собой, думал, толку будет больше.

– Со мной все нормально, – недовольно отозвался Дик, прислушивающийся к разговору.

Джейк стиснул зубы с выражением злобного упорства и снова зашагал вперед.

Еще один подъем по крутой тропе, и наконец показались синие крыши поселка.

Возле будки, установленной на подходе к Намаче, стояли несколько вооруженных солдат в серо-зеленой форме королевской армии Кайлата. Они провожали равнодушными взглядами выходящих из селения, их интересовали лишь те, кто входил.

Я показал наши оплаченные пропуска, разрешающие допуск на территорию национального парка. А мои подопечные тем временем наблюдали за кайлатцами, которые тут же неподалеку забивали старого эбо. Тот уже не мог нести на себе груз. Покорное животное повалили на землю, а затем прижали голову к плоскому камню и перерезали горло. На землю хлынула темная кровь. Тисса брезгливо отвернулась.

– Идемте, – сказал я, когда с формальностями было покончено.

Второй раз за эту неделю я оказался в Намаче. Спутники, предвкушая окончание долгого дня, с любопытством поглядывали по сторонам. Тиссу тут же потянуло к рядам сверкающих на солнце сувениров. Но мужчины, требуя заслуженного отдыха, не дали ей как следует покопаться в безделушках.

Я отвел их на верхние террасы. В один из самых лучших отелей, почти не отличающийся от «Кайлата» Лукулы. Его хозяйка жила в Кантипуре, а здесь бизнес вела ее родственница.

Двухэтажную гостиницу постарались сделать современной – стены просторного холла выложили декоративным камнем, на них повесили фотографии гор в деревянных рамках и широкоэкранный телевизор, а по периметру поставили несколько диванов. Но, несмотря на все старания, здесь было холодно и неуютно. Не помню, чтобы кто-то из постояльцев проводил время в этом помещении. Зато столовая на втором этаже полностью соответствовала обычному кайлатскому лоджу. В ее центре стояла железная печка, возле которой обычно собирались трекеры, на столах лежали замусоленные клеенчатые папки с меню. Большие окна покрывались инеем от холода, льнущего к стеклам с улицы.

Мне нравилось это место именно из-за двойственности своего дизайна, а еще потому, что отель стоял на возвышении и отсюда был виден почти весь городок.

Тшеринг, довольный свободным днем, за который он между тем получал деньги, отправился бродить по улицам в поисках знакомых.

Мои подопечные ушли в свой номер отдыхать и наслаждаться горячей водой, здесь проведенной в ванную каждого номера. Затем отправились в обеденный зал, где уже собрались несколько трекеров, остановившихся в этом отеле.

Темнота подкралась, как всегда, незаметно. Облака отползли, открывая вершины гор, в окружении которых лежала долина. Над ними в свете луны мерцала зыбкая дымка. Ветер сдувал с пиков снег, и тот длинными серебристыми шлейфами летел в пустоту. Сосна, растущая напротив моего окна, казалась очень аккуратно вырезанной ножницами из черной бумаги и наклеенной на этот сюрреалистический пейзаж.

День подходил к концу. Последний относительно спокойный день нашего долгого путешествия…

Я выключил свет, забрался в свой спальный мешок и, уже засыпая, слышал веселые голоса из соседней комнаты.

А ночью явился Уолт. Он сел на тумбочку рядом с кроватью и уставился на меня. Я чувствовал сквозь темноту его пристальный взгляд и видел смутные очертания тела.

– Ну как ты, Ран? – спросил он приглушенно, словно из-за стены или закрытой двери.

– Нормально.

– Ты нашел его?

Я понял, о чем он говорит. Все о том же источнике душ.

– Нет. Не нашел.

– Поторопись. Тебе дали все возможные подсказки.

– Какие?

– Травы, листья, корни. Ты поджег их?

– Нет.

– Сделай это. Немедленно.

– Уолт, я не могу заниматься поисками источника. Сейчас у меня другие заботы.

– Никаких других дел. Это – самое главное. – Он наклонился ближе ко мне, и я увидел, что его лицо совершенно белое, бескровное, а прежде светлые умные глаза наполнены черным безумием. – Если не сделаешь – умрешь. Мы все умрем.

Уолт вскочил и принялся метаться по комнате. Его речь зазвучала невнятным глухим бормотанием. А сам ночной гость стал меняться, превращаясь в нечто совершенно чуждое, опасное.

Я потянулся за ножом и, едва мои пальцы прикоснулись к его рукояти… проснулся.

Это был сон. Один из тех диких снов, что приходили ко мне время от времени.

Но на этот раз в нем было нечто невероятно правдоподобное. Мне казалось, будто мой друг действительно был в этой комнате. Я даже ощущал запах трубочного табака, которым всегда пропитывалась его одежда.

Клубок из сухих листьев и корней лежал в кармане рюкзака.

Я поднялся, достал подарок неведомого горного существа и несколько минут смотрел на него. Уолт всегда давал полезные советы. Но если сейчас я последую этому, то, скорее всего, мой привычный мир рухнет. Он и так был хорошо раскачан после нескольких лет проживания в Кайлате всевозможными мистическими событиями, о которых и я понятия не имел, живя в цивилизованной реальности. Еще один, последний удар – и все полетит вверх тормашками. Нужно ли мне это? Хочу ли я этого? Что сильнее во мне – здравый смысл, жгучее любопытство, обещание, данное несколько лет назад?

Сухие стебли шуршали в моей руке, давая едва слышный ответ.

Мне вдруг очень захотелось выйти из лоджа и пойти по тропе к молельному камню, стоящему выше по склону. Я почти чувствовал запах влажного, холодного базальта, а под ладонями ощущал его шершавые бока. Ледяной ветер коснулся моего лица, мимо пронеслась невидимая в черноте ночи птица, задев мягким крылом. Где-то едва уловимо позвякивал колокольчик одинокого эбо.

Легкий морок развеялся, как только я подумал, что в темноте нечего и думать бродить по горам. И вовсе не из-за того, что трудно разглядеть дорогу.

Я вытащил железную миску из рюкзака. Поставил на подоконник, бросил в нее траву. Сел на кровать, вплотную придвинутую к окну, поджал ноги, устроившись в позе кайлатского божества, и чиркнул зажигалкой. На этой высоте она еще работала.

Трава вспыхнула сразу. Красный язычок побежал по стеблям, скручивая и изгибая их. Тонкая струйка дыма, не больше чем от сигареты, потянулась в воздухе. Я наклонился, вдыхая терпкий аромат, защекотавший ноздри.

Сначала ничего не происходило, горький дымок полз по моей гортани, медленно затекал в легкие. Заслезились глаза. Голова потяжелела, тоже как будто наполняясь густым туманом. На мгновение меня накрыла тьма, а потом неожиданно я увидел человека, сидящего на кровати. На подоконнике перед ним стояла миска с дотлевающей травой, тонкая спираль дыма вилась вокруг.

Рассматривая его, я подошел ближе.

Длинные волосы стянуты в хвост на затылке, одни пряди светло-русые, другие казались гораздо темнее. Еще один феномен Кайлата – здесь волосы у всех темнели. А если пожить подольше – не исключено, что сам станешь похож на местного.

На худом лице человека резко выступали скулы, кожа вокруг глаз была более светлой, чем на щеках и лбу, – незагоревший след от горных очков, и поэтому тени усталости на веках казались еще заметнее. Жилистое, поджарое тело – постоянные нагрузки вытопили из него последние капли жира.

И тут я вдруг понял, что вижу себя самого. Но не удивился, как будто в нашем мире нет ничего естественнее, чем встретить собственного двойника.

Я шагнул вперед, и в лицо мне ударил яркий свет. Я вскинул руку, пытаясь защититься от него, зажмурился, а когда открыл глаза, смог разглядеть белую снежную равнину. Мягкие волны снега, вспоротые длинными следами от полозьев. Черную узкую зазубренную линию леса вдалеке и коричневую полосу обрыва.

Несколько мгновений я рассматривал эту картину, а потом вспомнил тот самый день, из-за которого оказался здесь, в Кайлате.

Волна холодного воздуха ударила меня в лицо. И тут же четыре одноместных снегохода пронеслись мимо, взрывая снежный наст.

Мы в отпуске. Уолт со своей бывшей студенткой – Тигони, я и Тисса, с которой я начал встречаться пару месяцев назад… Рев моторов, веселые приглушенные крики. К морозному воздуху примешивается запах бензина и опасности. Сейчас я ощущаю его так сильно, словно он разлит по снегу и взлетает вверх вместе с ним.

Веселая игра, беззаботные гонки друг за другом внезапно превращаются в нечто иное. Один снегоход, красный с белыми полосами, неожиданно начинает рыскать из стороны в сторону, а затем, словно обезумев, несется прямо к обрыву. Тонкая фигурка на нем, кажется, еле удерживается на сиденье. Я слышу громкий, истошный вопль, мольбу о помощи, и тут следом за потерявшей управление машиной устремляется другая. Быстро. Слишком быстро. Мужчина пытается догнать девушку. Снегоходы соприкасаются почти у самого края. Он приподнимается, хватает и выворачивает руль ее машины, направляя ту прочь от обрыва… А потом я услышал собственный как будто раздвоившийся крик. Один из прошлого, другой сейчас – из настоящего, хотя ничего нельзя было изменить ни тогда, ни теперь. Уолт не справился с управлением, его темно-зеленый снегоход полетел вниз вместе с облаком снега.

Я видел все это, когда мчался следом за ними, но не успел… А девушка притормозила как ни в чем не бывало, оглядываясь в недоумении и не понимая, куда делся ее друг. Тисса, остановившаяся рядом с ней, влепила подружке пощечину. В отличие от нее, она прекрасно поняла, что произошло и почему.

– Ты убила его!

– Я не хотела, – растерянно бормотала Тигони, держась за щеку. – Я не думала, что он… Я, серьезно, не думала…

Она всего лишь хотела посмотреть, действительно ли Уолт готов рискнуть своей жизнью, чтобы спасти ее. Правда ли то, о чем иногда пишут в научных журналах о таких, как он и я.

Девушка моего друга сделала вид, будто в ее машине отказали тормоза. Никто из ее нормальных приятелей не стал бы подвергать себя опасности. Мгновенно бы оценил ситуацию, остановился и пронаблюдал, что произойдет дальше – рухнет она вниз или затормозит на самом краю, смеясь над собственной забавной проделкой…

Потом я сидел в больничной палате рядом с Уолтом. Он умирал, а я слушал голоса, раздающиеся из-за неплотно прикрытой двери. Спор, начатый на склоне, продолжился в салоне «скорой помощи» и все никак не мог закончиться.

– Ты спятила?! – громко и яростно говорила Тисса. – Зачем ты это сделала?

– Не знаю! – кричала в ответ Тигони. – Я не понимаю, как это случилось! Я не хотела. Я не думала, что он бросится за мной.

– Ты знала, кто он такой! – со злостью отвечала ее подруга. – Ты знала, на что он способен. Он любил тебя! Ты вообще понимаешь, что это такое? В книжках читала? Надо быть полной дурой, чтобы уничтожить это самой. Где ты еще найдешь такого, как он?!

– Ну, еще остался Райн, – возразила та беззаботно.

– Даже не думай, – ледяным тоном отозвалась Тисса.

– Уезжай, – тихо прошептал мне Уолт. – Ты тоже умрешь… Они убьют и тебя. Уезжай в Кайлат… Найди Источник. Верни им души. Обещай, что найдешь.

Я смотрел в его тускнеющие глаза, и мне казалось, что он обращается ко мне настоящему. Глядящему на него из будущего, которое для него уже никогда не наступит. И я ответил твердо:

– Обещаю.

Его взгляд застыл, изломанное тело замерло, и я увидел легкую светлую тень, взметнувшуюся над моим другом. Бабочка или птица. Стремительная и свободная. Крылатая. Не зря кайлатцы называют душу – ханса, «птица». Она покружилась по комнате и устремилась прочь сквозь стену, в небо.

А я последовал за ней. Внизу мелькнули уменьшающиеся коробки-дома студенческого городка, башня с давно остановившимися часами, полуразрушенный средневековый замок на холме. Крылатая тень купалась в лучах света, кружила над аллеями, прудами, проносилась над деревьями и снова взмывала к самым облакам. Она словно прощалась с тем, что было дорого ей при жизни. Облетела старинное здание университета, посидела на подоконнике однокомнатной квартиры Уолта… и неожиданно сорвалась с места. С бешеной скоростью понеслась прочь. Все дальше и дальше. Я видел леса и города, мелькающие внизу, серые пятна пустынь, истыканные нефтяными вышками, рваные куски моря со спичками-кораблями, разбросанными тут и там. Яркую буйную зелень джунглей, наползающих на смятые складки гор.

Тонкий светлый силуэт замедлил полет и стал снижаться. Я стал различать в безликих склонах знакомые вершины. Тамерску, Одинокая Дева, Седой Старик, Мать Богов… глубокие провалы ущелий, морщинистые старые языки ледников, поле с пирамидами. Черная гора… Тень покружила над ней и нырнула вниз, к озерам, круглыми ярко-синими пятнами лежащим на льду. Заскользила дальше над едва заметной тропой, теряющейся среди огромных булыжников. Метнулась в сторону, и я узнал это место. Перевал Гару-Ла. Пять тысяч восемьсот над уровнем моря. За ним, внизу – горячие ключи и… черное устье пещеры в стене из синего льда. Узкий ход, ведущий вниз. Я смотрел на него и видел далеко внизу глубокое озеро, наполненное сияющим светом. Оно бурлило и переливалось, перетекало из одной формы в другую, пело разными голосами.

«Источник», – произнес кто-то. Быть может, я сам.

Душа Уолтера пролетела над ним несколько раз, словно давая мне возможность лучше запомнить это место, и устремилась прочь. Свободная, легкая, готовая жить дальше, пусть и в другом теле.

Синий лед зазвенел, рассыпаясь яркими бликами, вспыхнул, ослепив меня, и погас, разлетевшись мелкими танцующими искрами… Один из осколков коснулся моего лба, остужая его, все сильнее, настойчивее врезаясь в кожу. Ощущение было слишком правдоподобным… идущим из реальности.

Я открыл глаза. Несколько мгновений окружающий мир вращался вокруг меня, приобретая причудливые формы, до тех пор пока мозг не подсказал правильный ответ – я лежу на своей кровати, прижимаясь лбом к ледяной стене лоджа. И кроме того, только что я получил ответ на вопрос, где искать источник душ.

Невероятно, но мы шли прямо к нему, по тому самому маршруту, который я составил. И Уолт сам показал мне его…

Настойчивый, повторяющийся звук прервал мои попытки осознать только что полученную информацию. Несколько мгновений я старался понять, что это, и наконец сообразил. Стучали в дверь моей комнаты.

Я поднялся, натянул ботинки, дошел до двери и распахнул ее. На пороге стоял Дик. Он принюхался к запаху дыма, оставшемуся в помещении, окинул меня любопытным взглядом, заглянул в глаза, увидел расширившиеся зрачки и понимающе ухмыльнулся.

– Хорошо проводим время? Местные стимуляторы?

– В чем дело? – спросил я резко, все еще не до конца осознавая, в каком мире нахожусь. – Зачем ты пришел?

Дик улыбнулся еще шире.

– Только сообщить, что Тисса в отключке.

– Ей плохо?

– Типа того. – Дик сделал широкий приглашающий жест в сторону коридора. – Иди полюбуйся.

Я прошел в их комнату, она была точно такой же, как моя, только более обжитая и теплая. Кто-то, нарушив запрет всех лоджей, расставил кругом разноцветные свечи, скорее всего, Тисса, она всегда их любила и покупала в огромных количествах, самые разные. На подоконнике стояла статуэтка белого эбо. Пахло горячим воском и ванилью.

Джейк, явно не в самом лучшем расположении духа, полулежал на кровати у стены, просматривая сделанные за день снимки. Увидев меня, небрежно кивнул и снова уставился в окошко просмотра.

Тисса, запустив пальцы в растрепанные волосы, сидела на своей кровати, поверх которой лежал спальный мешок темно-синего цвета, точно под цвет ее глаз. Я подошел к ней, сел рядом:

– Что с тобой?

– Голова болит, – ответила она глухо, – просто раскалывается, и мутит все время.

– Похоже, горная болезнь, – со скрытым злорадством сообщил Дик. – Та самая, от которой женщины страдают меньше всех. Но у нас тут, похоже, исключение.

Тисса опустила руки и с ненавистью посмотрела на него:

– Это не горная болезнь. Сам знаешь.

– Да ладно, – рассмеялся тот, плюхаясь на свою кровать. – С чего бы это мне знать?

– Сейчас я дам тебе что-нибудь от головной боли…

– А еще лучше, – раздраженно перебил меня Джейк, отрываясь от снимков, – если ты заберешь ее отсюда. Я бы хотел отдохнуть, а не слушать жалобы всю оставшуюся часть ночи.

– Я не жалуюсь. – Тисса резко повернулась к нему и тут же побледнела, закусив губу.

– Идем. – Я встал и помог ей подняться. – У меня в комнате две лишние кровати. Выберешь любую.

Взял синий спальник и, не обращая внимания на глумливую усмешку Дика, повел девушку за собой. Ее заметно покачивало, лицо осунулось, губы пересохли.

– У тебя действительно, похоже, легкий приступ горной болезни. – Я открыл дверь своей комнаты, пропуская Тиссу внутрь.

– Ерунда. Дик мне что-то подлил в чай. – Она прикрыла глаза ладонью, хотя свет лампочки был и так тусклый.

– Зачем ему это делать? – Я положил ее спальник на свою кровать, рядом со своим, и усадил ее.

– Ах, Рай, не делай вид, будто ты ничего не понимаешь. Ему выгодно, чтобы я была больной и слабой. Задерживала всех, так от меня было бы проще избавиться. Оставить здесь и пойти дальше без меня.

Она наклонилась, чтобы снять ботинки, но не смогла справиться со шнурками, и мне пришлось помочь ей.

– Ты же знаешь, я не оставлю тебя одну.

– Но он-то этого не понимает… Подожди, ты что-то говорил про лишние кровати. Почему я оказалась на твоей?

– Берег твою репутацию в глазах босса.

– Моей репутации уже ничто не может повредить. – Тисса слабо улыбнулась и забралась в свой спальник, не застегивая клапан.

Я выключил свет, лег рядом, но не прикоснулся к ней, хотя очень хотел это сделать. Вместо этого закрыл глаза и представил, как тонкая ниточка моей душевной силы тянется к ней, мягко обвивает лоб, гладит волосы, растекается на сотню ручейков – они скользят по ее шее и плечам под водолазкой, струятся вниз по телу. Смывая с него боль, болезнь и усталость.

Тисса вздрогнула, замерла, дыхание ее выровнялось, а потом снова участилось. Она сама потянулась ко мне, прижалась лбом к моей шее. Я обнял ее, продолжая окатывать потоком тепла и нематериальной ласки, которую она ощущала как реальные прикосновения.

Потом накинул сверху мой спальник, укрывая нас обоих с головой.

– Тебе лучше? – спросил я в темноте и тепле, окутавших нас.

– Да. – Жаркий шепот обжег мою щеку. – Но ты продолжай. Не останавливайся.

– Голова больше не болит?

– Нет. Если бы они знали, что ты умеешь лечить и доставлять столько удовольствия – они бы разорвали тебя на кусочки.

Горячие губы запечатали мой рот, не дав ответить, а нетерпеливые руки нашарили край моей футболки и потянули вверх… я стянул с нее водолазку, гладкая, шелковая, теплая кожа прижалась к моей коже, и в тот же миг ледяная стена, которую я держал вокруг себя, отгораживаясь от людей, треснула, обломки тщательно возведенной холодности полетели во все стороны. На Тиссу хлынул невидимый поток силы, так хорошо сдерживаемый мной до сих пор. Она вздрогнула, вскрикнула сдавленно, тихо рассмеялась, вывернулась из моих объятий, нетерпеливо срывая с себя брюки, швырнула их в темноту, следом за ними, брошенная моей рукой, улетела и моя оставшаяся одежда…

Тисса была точно такой же, как прежде, но я заново узнавал ее прикосновения, вздохи, поцелуи.

Холод уполз из промерзшей комнаты. Стало светлее. Она сидела на мне верхом, и я видел все линии ее тела, пышную гриву волос, сверкающие глаза.

– Ты принадлежишь мне, слышишь? И твоя душа тоже моя. – Пальцы с острыми ногтями впились в мою грудь.

Она, сама того не подозревая, играла роль прекрасной демоницы – охотницы за человеческими душами. О которых в древности было рассказано столько жутких историй. Я улыбнулся, накрывая ладонями ее руки.

– Зачем тебе моя душа?

– Не спрашивай! Нужна!

Девушка снова прильнула ко мне, жадно целуя, и я, как и раньше, чувствовал, что мои руки не помещаются на ее узкой спине, а бешено колотящемуся сердцу не хватает места в груди…

Потом она лежала, дыша размеренно и глубоко. Красивое лицо вновь стало свежим, щеки – розовыми, глаза – ясными.

Тисса прошептала что-то умиротворенное, теснее обняла меня за шею, зябко повела плечами. В комнате постепенно становилось холоднее, и мне пришлось убеждать ее одеться, преодолевая сонное сопротивление… затем она опять прижалась ко мне и крепко уснула.

Когда в тишине за окном прозвучал громкий заунывный вой, Тисса вздрогнула, но не проснулась. А я пытался восстановить свою ледяную стену, отгораживающую меня от людей все остальное время. Это получалось с большим трудом.

Я невольно вспомнил о Свене. Мы вместе учились в старшей школе. В разных классах. Это был второй человек с душой, которого я встретил за свою жизнь. Мы не дружили, почти не разговаривали, лишь знали о том, что находимся рядом. Девушек очень тянуло к нему, и он, в отличие от меня, всегда ставившего ледяную преграду между собой и остальными людьми, согревал их теплом своего душевного обаяния. Встречался то с одной, то с другой, то с двумя одновременно. Наблюдал, как они яростно борются за него. И открыто называл это выставкой тигриц. Впрочем, многие парни также добивались его дружбы и внимания. Как-то я попробовал предостеречь его, убедить не рисковать попусту, Свен только рассмеялся в ответ, а в его глазах я увидел тщательно скрываемое отчаянное стремление к саморазрушению. И он его добился. Не знаю, как это произошло, но он погиб. Дирекция школы говорила о несчастном случае. Я знал, что «тигрицы» все-таки растерзали его.

С тех пор моя ледяная стена стала еще крепче. И давала трещину лишь с Тиссой.

Обнимая ее и погружаясь в ласкающую полудрему, я вдруг подумал – зачем мне нужны поиски этого источника? Не лучше ли забыть о своем видении, которое вполне могло быть всего лишь наркотическим бредом…

С этой мыслью я уснул окончательно.

Не знаю, сколько я спал. Мне чудилось, будто я лежу не в теплом спальнике на кровати, а на мокрой траве. В бока впивается острая галька, рука прижимается к холодному боку огромного камня так сильно, что иероглифы молитв, выбитые на нем, впечатываются в ладонь. Валун дрожит, пытаясь вырваться из своего ложа, чтобы покатиться вниз по склону. А вокруг бродит существо, скрытое мглой и туманом, – оно скользит совсем рядом, я его не вижу, но слышу частое хриплое дыхание.

Это видение отступало временами, я просыпался в комнате рядом с Тиссой, но продолжал ощущать запахи камня, мокрой шерсти, прикосновения холодной травы и порывов ветра, уныло воющего в горах.

Похоже, мое сознание стало чересчур восприимчивым к изменениям в этом мире, и я не мог защищаться сейчас, различая голоса гор и магических камней совсем отчетливо. Они говорили со мной, угадывая мое присутствие, но было непонятно, враждебны они ко мне или дружественны. Злятся на то, что я почти разгадал их загадку, или им все равно…

Еще какое-то время я блуждал между сном и явью, но потом наконец отключился и пришел в себя, лишь когда яркие солнечные лучи зазолотили раму окна.

Ночное наваждение развеялось. Кровать рядом со мной была пуста. Тисса быстро шнуровала ботинки, торопясь уйти из моей комнаты. Я ей не мешал, делая вид, что по-прежнему сплю. Но с закрытыми глазами слышал шелест одежды, поскрипывание половиц под осторожными шагами. Теплая рука коснулась моего плеча, словно пытаясь собрать еще немного моей силы, сжала пальцы и тут же соскользнула, не сумев больше ничего получить. А спустя несколько секунд щелкнул замок в двери.

Я открыл глаза, продолжая лежать неподвижно. Никаких мыслей в моей голове не было. Ночь с Тиссой сейчас представлялась абсолютно нереальной. Мелькнувшее видение пути до источника, который показали мне в наркотическом сне, рассеялось, уничтоженное утренними лучами. А сама идея искать его стала казаться совершенно безумной. Я чувствовал, что не отдохнул и привычный покой не возвращается.

Я снова думал о том, почему уехал в Кайлат.

Это произошло, когда я осознал, что на самом деле никому не нужен в цивилизованном мире. У меня возникло такое впечатление, будто я стою один в пустоте, над пропастью. Жутковатое чувство.

Нелегко выдержать поединок с бесконечностью.

Уже здесь, в горах, я думал об одном молодом поэте прошлого века. В шестнадцать лет он перевернул галийскую поэзию. Буквально взорвал основы стихосложения. Представители модернизма и реализма боролись за его имя, каждый считал его ярчайшей звездой своего направления. А с девятнадцати и до самой смерти в тридцать семь – поэт не написал больше ни строчки.

Иногда я чувствовал духовное родство с ним. Мне казалось, что он, как и я, был наделен душой. В голосе его стихов мне слышалась отчаянная попытка яростной борьбы с окружающей безликостью. Но так же, как я, он понял бессмысленность этой борьбы и уехал, бросив цивилизованный мир. Вероятно, искал свой источник душ на жарком экваториальном континенте. Но не нашел. Я же отправился в горы.

Однажды во сне ко мне пришла смутная догадка, что его душа досталась мне. С этой тягой к странствиям и риску, поискам неизведанного, желанием превратить фантазии о дальних странах в реальность.

Он был яростным, безрассудным, отчаянным, дерзким до грубости. Я уравновешен, рационален, холодно вежлив.

В него стреляли, пытаясь убить, подчинить или испугать. Мимо меня смерть прошла, чтобы забрать моего друга.

Он был слишком молод и еще не научился сдерживать жар своей души, как это умел делать я.

По легенде, души возвращаются обратно в Источник. Но есть те, которые скитаются по миру и после смерти одного человека переселяются в другого. Быть может, мне досталась такая же, блуждающая…

Мое созерцательное состояние разрушил негромкий дребезжащий звук. Я сел на кровати и увидел, как в одно из стекол ударил маленький камешек, повторив тихий звон. Выглянув из окна, я обнаружил Тшеринга, стоящего внизу, он как раз замахивался, чтобы повторить бросок. Заметил меня и тут же принялся строить многозначительные рожи, загадочно разводя руками. Так и не разобравшись, что ему нужно, я показал жестом, что сейчас спущусь, и начал одеваться.

По небу ползли облака. Солнце то пробивалось сквозь них, разбрасывая по долине щедрые пригоршни желтых горячих лучей, то снова пряталось, и тогда холод налетал с порывами резкого ветра. Горы, окружающие Намаче, видимые этой ночью, с утра закутались в плотную белую пелену облаков, оставив на виду лишь серо-зеленые подножия. Два ворона кружили над долиной, играя в потоках воздуха, словно беззвучные, неуловимые тени.