Текст книги "Заложники Света"

Она лежала в траве. В мягкой густой траве, пахнущей свежо и остро. Солнце ласково касалось лица, ветерок тихонько трогал крылья, словно просил взлететь снова. Архэл села, захватила полные пригоршни душистого луга, прижалась к нему лицом. Но это не помогло. Она снова выпала из своего безмятежного уютного мира. Ангел перестала чувствовать его настоящим. Реальность была другой. Темной с красными полосами. И черной фигурой, которая тянула к ней руку со скрюченными болью пальцами и просила о помощи. А в ушах стоял тяжелый грохот и гул…

Архэл снова легла на землю. Травинки посыпались из ее ладоней. «Они не понимают и не чувствуют того, что чувствую я. Даже Эласеор, наверное, не понимает. Он не проникает в это страдание до конца… Мои сильные братья и мудрые сестры… Их миры слишком далеки, закрыты, их свет настолько силен, что рассеивает любую тень. Разве я смогу описать им мои видения, разве я сумею объяснить, что такое человеческая боль!?»

Ангел вскочила, сильным взмахом расправила крылья и полетела вперед и вверх, сквозь ясную безоблачность своей зеленой долины…

Эрнолтинаор любил музыку природы. В его огромном, ослепительно-белом дворце жил не умолкающий шелест песка, шепот ветра, журчание воды.

Каждый зал звучал по-своему. В одном шумел летний ливень. В другом волна перебирала мелкие камешки, терла их друг о друга. В третьем печально и протяжно пел дельфин – его голос летел из морской глубины, повторяя разные мелодии…

Шаги Архэл звенели на мраморных плитах, разбивая шелест и шепот. Эхо испуганно заметалось под потолком, повторяя отзвуки ее беспокойства. Волны загрохотали, выбрасываясь на берег, где-то вскрикнула испуганно чайка, смолк дельфин, певший не хуже морских сирен… Тревогу она несла с собой. Тревогу и дисгармонию…

Архиангел [30]30
  Архиангел – ангел-архитектор, умеющий выстраивать сложные пространства из разной по структуре материи. В отличие от простых ангелов, способных изменять только свои собственные миры.


[Закрыть] читал, когда Архэл вошла. Он поднял голову, увидел ее сверкающие доспехи, строгое нахмуренное лицо, услышал лавину звуков, которая неслась следом. Солнечный луч упал на страницы книги. Архэл показалось, что они тут же отозвались мелодичным звоном, и буквы, вспыхнув золотом, спелись в затейливый узор. Она поспешно тряхнула головой, чтобы отогнать наваждение. Выхватила меч из ножен и швырнула его под ноги старшему брату. Клинок зазвенел по мрамору, описал сияющий полукруг и замер. Эрнолтинаор поднял взгляд, полный спокойного внимания, на Архэл.

– Я знаю, что надо делать, – сказала она.

Сияние над страницами книги померкло, мелодичный перезвон колокольчиков стих. Гроза звуков, разбуженная тревогой неожиданной гостьи, оборвалась. Ангел-архитектор закрыл книгу.

– Вот, что нам нужно. – Архэл указала на свой меч, узкой светящейся полосой лежащий у его ног. – Мы должны спуститься туда. Вниз. К людям. Нельзя больше ждать. Нельзя, слышишь?! Они зовут. Я внимаю этому зову постоянно. Это мучительно! Невыносимо!

Эрнолтинаор отложил книгу и указал в кресло напротив (кажется, того не было только что). Архэл опустилась на мягкое сидение, сложила руки на коленях, крепко переплела пальцы. Он продолжал молча смотреть на нее, улыбаясь едва заметно. И был прав. Пришлось глубоко вздохнуть и начать объяснять заново.

– Мы – это ты, я, и Элас. Нам нужно спуститься на землю. К людям. Они нуждаются в нашей помощи. Мы должны откликнуться.

Архэл посмотрела на меч, все еще лежащий на полу и блестящей полосой разделяющий их с Эрнолом.

– Скажи, ты ведь тоже слышишь? – Это прозвучало почти умоляюще. – Ты чувствуешь их боль?

– Через тебя, – он улыбнулся, и в глубине дворца снова робко зазвучала волшебная мелодия. – «Свет, который сильнее любой тени…» Ты думала это про меня?

– Про тебя тоже.

Архэл нагнулась, подняла меч, положила его на хрупкий столик, возникший возле руки, встала из удобного кресла и пересела на пол возле ног архиангела. Закрыла глаза, прислонилась лбом к его колену.

– Ты очень сильный и очень мудрый. Скажи, что нам делать.

Архитектор тронул меч, и тот тихо зазвенел, запел, откликаясь на это прикосновение.

– Мы должны спуститься вниз… – задумчиво повторил он…

Трисмес стоял рядом. Бледная тень на черной стене.

– Я дал тебе свою силу.

Раны на груди Арэлл не было, но на лбу запеклась дорожка крови. Отблески белого света все еще мерцали в глазах.

– Я дал тебе, все что мог. – Голос Древнего звучал приглушенно, сдавленно. – Вспомни обо мне, когда твое бессмертное могущество преодолеет человеческую сущность. И будь осторожна. Раньше демоны не видели тебя, не знали кто ты. Теперь, когда воспоминания пробудились, они могут почувствовать.

–Но как ты узнал, кто я?

– Я бог, дорогая, не забывай. И у меня хорошая память. Я помню древние пророчества. Безграничная власть демонов в срединном мире заканчивается. – Он помолчал, рассматривая свои руки, потерявшие материальность. – Убить тебя легко. Пока легко. Я провел над тобой ритуал Миркары. Он дает существу воспоминания о прежней его сущности и частично возвращает былую силу. К сожалению, только очень маленькую ее часть. Но чем больше ты вспомнишь, тем сильнее возрастет твое могущество. Только для этого нужно время. Я дал тебе силу… и сделал еще более беззащитной, чем ты была. – Трисмес улыбнулся, видимо мысль о ее беспомощности позабавила его. – Жестоко, не правда ли?

– Спасибо тебе.

Девушка поднялась с холодного каменного пола. Ее немного покачивало, голова кружилась, но светлая сила, теплым клубком свернувшаяся в груди, давала уверенность и спокойствие. То, чего она не чувствовала никогда раньше.

– Не благодари. Рано или поздно ты поняла бы сама. Я всего лишь слегка подтолкнул события. Но если ты, действительно, чувствуешь себя обязанной мне, выполнишь одну личную просьбу?

– Я слушаю.

– Принеси мне голову Верховного Турвона.

Элланка рассмеялась. Не над кровожадной просьбой бога, над его верой в ее безграничную мощь.

Все изменилось. Не только она сама, но и мир вокруг. Все стало другим.

Гай с Атэром бросились ей навстречу. Встревоженные, почти испуганные.

– Где ты была?! Что случилось?! Что ему нужно было от тебя?! Что с тобой?! Кровь?! Ты ранена?!

Арэлл улыбнулась, чувствуя, как на ее плечи ложится еще один груз. Ответственность. Они думают, что по-прежнему оберегают ее, но на самом деле – теперь она отвечает за них. За их жизни, безопасность, спокойствие.

– Все хорошо. Не волнуйтесь.

– Но кровь?!

– Всего лишь царапина.

– Где Трисмес?! Это он сделал?

– Он помог мне узнать мое будущее.

– Ну, и…?

– Мы будем делать то, что должны. То, что считаем нужным. Никто не сможет нас остановить, если только сами не остановимся.

Обращенные к Арэлл взволнованные лица прояснились. Атэр перевел дыхание и посмотрел на Гая с довольной улыбкой.

Демоны считают людей тупым скотом. Но они не тупы и не слепы, хотя не видят и часто не чувствуют того, что доступно высшим созданиям. Для счастья и спокойствия им нужна всего лишь надежда. Так мало! – В душе Арэлл зашевелилось сомнение: имеет ли она право давать им эту надежду? Должна ли заставлять рисковать своими жизнями этих двоих? И остальных. Всех тех, кто пойдет за ней. «Должна. – Пришел немедленно ответ. – Я не могу дать им свободу, если они сами не захотят ее. Одна я ничего не смогу». Трисмес помог ей вспомнить только себя. Такую, какой она была. Другие воспоминания оставались закрытыми.

«Я вспомню. Не сейчас. Не сегодня. Но обязательно вспомню».

– Пора уходить. – Гай с тревогой всматривался в ее лицо. Наверное, чувствовал произошедшие изменения, но не понимал, в чем они. – И нужно поторопиться, Арэлл.

«Архэл, – поправила она его мысленно. – Меня звали Архэл. Но это в той, другой жизни».

– Да, идемте.

Человек с факелом ждал их у выхода из зала со статуей.

– Подождите. – Атэр порылся в кошельке, висевшем на поясе, вытащил круглый медальон на тонком шнурке и повесил его на руку мраморному Трисмесу. Оглянулся на спутников.

– Мне он ни к чему, а ему, может, пригодится. Я выиграл этот амулет. Он помогает в азартных играх.

– Идем, – поторопил его Гай.

Уходя, Арэлл оглянулась. Медальон исчез со статуи.

Путь наверх оказался короче, чем спуск. Арэлл шла, думая о том, что скрывается в этих подземельях. Куда ведут многочисленные темные проходы. Кто вырубил их? Древние? Или те, кто был до них? Служители Трисмеса и сам бог вынуждены скрываться здесь.

«Он надеется на меня. Что случилось с этим миром, если сам древний бог может надеяться только на меня…?»

Человек с факелом проводил их до лестницы, ведущей в дом. Еще раз поклонился и, не произнеся ни слова, ушел в темноту.

– Ух, жуть, – прокомментировал его исчезновение Атэр. – Мне показалось он не совсем человек.

– Это один из служителей Трисмеса, – ответила Арэлл. – Они, действительно, не совсем люди.

– А кто?

– Его тени.

Стена, закрывающая потайной ход опустилась, пропуская их. Старика за столом не оказалось. Подвал был освещен зеленоватым кристаллом, подвешенным к потолку. В его слабом мерцании лица молодых людей приобрели трупный оттенок. Арэлл предполагала, что выглядит не лучше. В углах комнаты клубился полумрак, приобретая странные очертания. Тянуло холодом.

– Пошли отсюда быстрее, – заявил Атэр, настороженно озираясь.

В вестибюле дома тоже оказалось полутемно. Шары едва светили. Казалось, змея с барельефа прокусила светящуюся сферу и выпила из нее почти всё.

Старуха ждала у выхода. Несколько мгновений она рассматривала Арэлл, потом неожиданно поклонилась ей.

– Тебе придется помнить о многих, – произнесла она своим звонким голосом молоденькой девушки. – Не забывай и о нас. Помни, мы отдали всю свою силу, чтобы ты могла жить.

– Я знаю. Я помню.

Старуха поклонилась еще раз и отворила дверь.

Заговорщики вышли на улицу и услышали, как за спиной загремел тяжелый засов.

Предрассветный мрак был густым и холодным, черные дома стояли по обеим сторонам улицы. Деревья чуть слышно шелестели листвой. Часто взмахивая крыльями, пролетела летучая мышь, похожая на неровно оборванный кусок черного бархата. В траве у обочины вспыхнули и погасли два желтых глаза.

– Арэлл, – тихо произнес Гай, шагающий по левую руку. – Ты думаешь, от нашего путешествия была польза? Кроме того, что ты узнала о своем… нашем будущем?

Элланка оценила деликатность преторианца, которому не терпелось узнать, что именно произошло в подземелье Древнего, но он умело умерял свое любопытство.

– Была, Гай.

– И в чем она?

Нужно ли им говорить? Смогут ли они понять? Очередной сложный моральный выбор – какое количество правды человеку можно дать, чтобы не лишить его душевного покоя.

Ответа Гай не дождался, но настаивать не стал. Атэр, которого Трисмес обозвал демоном, в глубокой задумчивости шел рядом. Вопросов не задавал, размышляя о чем-то своем. Но именно он заметил отряд вооруженных людей, идущий им навстречу.

– Храмовники! – тихо воскликнул он, хватая Арэлл за руку. – Слуги Некроса!… Какого Дьявола им здесь нужно?!

Гай потянулся за мечом.

Элланка немедленно обругала себя за рассеянность. Если бы она не увлеклась размышлениями о силе правды, то заметила бы служителей раньше. Тогда удалось бы разойтись с ними. Спрятаться в тени колонн.

– Может, они пройдут мимо, – без особой уверенности предположил Гай.

– Как же! – злобно отозвался Атэр. – Пройдут они!

Их было шестеро. Один вел на коротком поводке приземистую зубастую тварь, помесь жабы, собаки и крысы. Та шумно принюхивалась, утробно порыкивала и косилась по сторонам круглыми красными глазами. В народе говорили, этих демонических зверей держали в храмах, чтобы скармливать им останки человеческих жертв. Судя по гладким, лоснящимся бокам, тварь кормили неплохо.

– Арэлл, уходи отсюда, – шепнул Гай, загораживая ее собой. Атэр встал рядом с ним. – Ты успеешь спрятаться.

Она отвечает за обоих…

– Смертные, – зычно произнес один из жрецов, как будто забывая, что он сам человек. – Сейчас вам будет оказана великая честь. Пролить кровь во славу Великого Некроса.

А ведь они пьяны, поняла элланка. От собственного могущества, безнаказанности. От беспомощности трех человек, стоящих перед ними. Демоническая тварь зарычала, царапая когтями землю.

Нельзя позволять ораве злобных нелюдей убивать. Да, они вытравили из себя все человеческое, просто подражая своим темным господам. Но можно ли простить это?! Арэлл почувствовала, как в груди поднимается… Нет, не ярость, не бешенство. Спокойствие. Если может спокойствие быть ледяной дрожащей волной, сотрясающей все тело. Мир вокруг угас, превращаясь в мутный расплывчатый набросок. И только шесть черных теней стали необычайно четкими, и еще две светлых – рядом. Те, кого она должна защищать. Двигаясь плавно и быстро, словно танцуя, Арэлл пошла вперед. Мимоходом отодвинула Атэра, стоящего на дороге, перехватила рукоять меча преторианца прежде, чем он сам вытащил оружие. Спата была тяжелой, слишком громоздкой для ее рук, но клинок легко вышел из ножен, и ледяная дрожь сменилась почти равнодушием.

– Арэлл! Что ты делаешь?! – запоздалый вскрик Гая прозвучал за спиной, но девушка не обратила на него внимания.

Жрец, стоящий впереди, позволил себе снисходительную усмешку. Девица с мечом, который она может удержать только двумя руками – что может быть забавнее. Лениво потянулся за своим оружием, но не успел достать. Спата легко вошла в его тело, кровь брызнула Арэлл на руки. И показалось странным, что она не черная.

Со злобными воплями храмовники повыхватывали мечи и бросились на нее, сталкиваясь и мешая друг другу. Каждый хотел первым заколоть негодяйку, осмелившуюся поднять руку на служителя Верховного демона.

И она убивала их не потому, что ей это нравилось. Иначе было нельзя. В ней нет жалости. Только справедливость.

Один из жрецов упал с рассеченной грудью, второй покатился по земле, зажимая рану на горле. Меч третьего со звоном встретился с мечом Арэлл. Она отбила удар, и противник, не ожидавший от девушки такой силы, отшатнулся назад. Но элланка не дала ему времени опомниться. Оказалась рядом, со всей ненавистью впечатала рукоять меча врагу в зубы. И тут же очутилась за спиной, крутанулась, сжав зубы, ударила тяжелой спатой, разрубая плоть и шейные позвонки. Отскочила в сторону, избегая брызнувшей из безголового тела крови.

Атэр с восторженным воплем ввязался в бой на четвертом враге. Правда, Гай сразу оттолкнул его в сторону, принимая на себя тяжесть рычащего темного зверя, прыгнувшего вперед гораздо быстрее, чем его хозяин. Сцепившись, они покатились по земле. Одной рукой преторианец держал тварь за горло, другой пытался дотянуться до кинжала. Храмовник раньше державший тварь на поводке, бросился вперед, желая одним ударом покончить с занятым борьбой Гаем. Настала очередь эллана спасать преторианца.

Он, что есть сил, заорал, отвлекая внимания жреца от друга, а затем бросил меч. Превратившись в размытый круг, клинок совершил три оборота и по рукоять вошел в лицо храмовнику. Несколько мгновений Атэру понадобилось на то, чтобы выдернуть оружие из тела мертвеца и подбежать к визжащей твари. Его короткий гладиус вонзился в бок зверюге, но та как будто не заметила этого, продолжая щелкать зубами у самого лица преторианца и драть когтями его лорику. Эллан ударил еще раз. И еще. И еще. Безрезультатно. Снова издав воинственный вопль, Атэр вскочил на спину живучей твари, взялся за рукоять меча двумя руками и принялся наносить в загривок и шею зверя удар за ударом. Гай, которому теперь приходилось удерживать вес не только животного, но и человека, застонал от напряжения.

Арэлл с последним оставшимся в живых храмовником кружили в осторожном ожидании. Жрец, видя как умерли его товарищи, не торопился бросаться в бой. Девушка научила его осторожности. Но элланка жаждала закончить поединок как можно быстрее. С гневным криком она бросилась на врага, ударила спатой снизу вверх, затем, тут же, без остановки, сверху вниз. Затем крест накрест. Потом в голову. В живот. По плечу. Крутанула тяжеленный меч над головой. Подрезала. Опять уколола, целясь в глаза. И, наконец, пнула следящего за мечом врага ногой в колено. Когда тот потерял равновесие, рубанула в грудь. Клинок рассек кожаную тунику, плоть, ребра и добрался до сердца. Кровь, брызнувшая во все стороны, попала девушке на хитон, лицо и шею.

В этот самый момент демонический пес содрогнулся в предсмертных судорогах, заскулил и, обмякнув, упал на Гая. Взмокший Атэр, сжимая в руках окровавленный меч, соскользнул со спины твари. Гай, изрядно испачканный в крови, сбросил с себя мертвого зверя, медленно встал на колени. Эллан помог ему подняться.

– Идемте. – Арэлл хотела повесить меч на пояс, но поняла, что у нее нет ножен, и протянула оружие Гаю. Тот взял спату, глядя на девушку настороженно, холодно, почти враждебно. В отличие от Атэра, который улыбался, играя ямочками на щеках.

– Кто учил тебя драться? – раздраженно поинтересовался преторианец.

– Потом, Гай. Нам нужно поторопиться. – Она вдруг почувствовала, что очень устала. – Идемте, пожалуйста.

Как они добрались до дворца, Арэлл не запомнила.

Глава 3
Разрешение на смерть

Народный трибун Тиберий Гратх стоял на коленях перед алтарем в храме Некроса. «Высший Господин, Повелитель Рэйма, обрати взор на недостойного смертного слугу. Поверни колесницу свою к жилищу скорби. Взываю к тебе у подножия идола твоего…» Такими словами начинался призыв Верховного демона – Правителя Великой Рэймской империи. Бывало, что он откликался. Если считал просителя достойным своего визита.

Больное колено ломило от холода каменных плит. Тиберий чувствовал, что еще немного, и он обезножеет на месяц, не меньше. Но это самая ничтожнейшая плата, на которую он мог рассчитывать.

Только вчера, в поздний, неурочный, час Адриан Марий срочно вызвал его в свой особняк, прислав гонца – запыхавшегося темнокожего раба, который ничего не мог сказать о причине лихорадочной спешки, но имел, пожалуй, самые быстрые ноги в городе.

Гратх, наплевав на постоянно напоминающую о себе боль, прибыл к другу верхом, пренебрегши носилками.

– Первое заклание состоится через три дня. Не’Лктаур лично выбрал жертву. – Префект посмотрел на него покрасневшими слезящимися глазами, отвел взгляд. Зачем-то похлопал ладонью по своему блестящему панцирю.

– Кто? – коротко спросил Тиберий, хотя уже предполагал, что услышит в ответ.

– Твой Гай.

– Он личный телохранитель невесты наследника.

– А что я могу сделать?! Что сделать?!! Самому лечь под нож, чтобы спасти твоего щенка?! Так меня не возьмут! Слишком стар!

– Да, Марий. Нас не возьмут. Мы слишком стары. Будут убивать наших молодых. Тех, кто хочет хоть что-то изменить. Нам позволят тихо доживать, трястись, жрать вино и тискать хорошеньких рабынь. А они будут умирать! За нас. За тебя! – Тиберий ткнул префекта чашей с вином в грудь. – Мой брат умрет за тебя, старая свинья, чтобы ты мог прожить еще пару лет.

…Утром оба сидели в новом особняке Ферста. Сенатор был бледен до синевы и запивал горе неразбавленным вином. Его единственный сын служил в личной гвардии императора и вместе с Гаем был занесен в смертный свиток Не’Лктаура.

Сам префект, мрачный и злой после вчерашней пьянки, с черными кругами под глазами и плохо выбритой физиономией, возлежал за столом и сосредоточенно мял в коротких толстых пальцах хлебный мякиш.

– Ну, неужели ничего нельзя сделать?! – Страдальчески вопрошал Ферст, глядя на всех по очереди покрасневшими, заплывшими глазами. – Марий, ты же меня знаешь. Любые деньги заплачу. Убери имя Севера из списка. У тебя шесть тысяч человек, выбери любого другого.

Адриан выругался, плюнул на мраморный пол и показал сенатору неприличный жест.

– Вот тебе, а не любого другого.

Страдающий отец не оскорбился на грубость.

– Хорошо-хорошо, не убирай совсем, передвинь подальше. На полгода, ну хотя бы на месяц. Ты же знаешь, я в долгу не останусь.

– Иди императора попроси. Или Не’Лктаура, пусть он твоего сынка не больно режет.

Сенатор непритворно застонал.

– Ему всего двадцать. Почему он должен умереть так рано?! Кому я все это оставлю?! – Он с ненавистью оглядел роскошную трапезную, украшенную розовым мрамором и статуями. – Потолок раскрывающийся. На обедающих цветы падают. Кому нужен этот раскрывающийся потолок?! Кому, я вас спрашиваю?!

– Ко мне каждый день приходят и ноют – убери из списка, перенеси на месяц! – Адриан, схватил сенатора за край тоги, сгреб в кулак тонкую ткань. – Ну, перенес и что дальше?! Пройдет месяц, и его все равно зарежут!

– За месяц много чего может случиться. – Жарко зашептал Ферст. – Например – умереть император.

– Да! Надейся! Он тебя переживет. – Префект оттолкнул его и пригорюнился. – Тиберий, что скажешь?

Сенат был в панике. Почти у всех сыновья состояли в охране императора. И каждый из них мог стать подношением Высшему демону. Военные пребывали в состоянии пока еще тихого бешенства. Отправлять под нож элитные войска мог только сумасшедший.

– Надо идти к Некросу. Просить у него позволения убрать императора. Пока не поздно.

Ферст затряс головой, в ужасе отодвинулся от стола.

– Я к Некросу не пойду! Нет! Нет! И не просите! И никто не пойдет. Это самоубийство!

Гратх шарахнул кубком по столу, разбудив задремавшего Адриана.

– Убьют твоего сына!

Сенатор заморгал, страдальчески скривился.

– Но что я могу, Тиберий?! Что я могу?! Что мы все можем!?

Гратху показалось, что Ферст снова заплачет пьяными слезами, упиваясь своей беспомощностью, но Марий сел на ложе, и схватил Гратха за плечо.

– Иди к нему ты. – Заявил он, громко засопев. – Кроме тебя этого никто не сделает. Ты же знаешь. Проси разрешения отправить императора на тот свет. Если позволит, мои мальчики с удовольствием зарежут этого старого козла.

«Обрати взор свой на недостойного смертного слугу… Прими кровь мою и боль мою. Услышь мольбу…»

Изнутри храм Некроса был черным, блестящим. Словно лоснящимся гранитом стен. Он давил, почти уничтожал своим мрачным величием. Здесь, как нигде, человек чувствовал себя ничтожеством, копошащимся у ног великих темных хозяев.

Два ряда факелов, горящих ровным красным племенем – яркая полоса света на уровне человеческого роста и гораздо выше, почти под потолком. Широкие курительницы в виде рук, сложенных чашей. Дым, поднимающийся над ними в дни сенполий, мог довести до исступления и внушать дивные картины. Алтарь. Красная гранитная плита, покрытая сложной резьбой. В ее глубоких выемках остались следы крови. Золотой трон перед алтарем.

Некрос даст разрешение убрать Транквила только в одном случае – если тот перестал быть ему интересен. Огромное количество жертв, которые в последнее время приносил император, могло оказаться не следствием приказа Повелителя, а лишь попыткой сохранить расположение Высшего. Так бывало и раньше. Когда человеческий правитель становился слишком «пуст», его заменяли на другого, как опорожненную чашу на столе. Повелитель Рэйма должен всегда пить только лучшее «вино». А ведь эмоции и чувства людей, которые он хочет смаковать, с годами не становятся ярче. Это Тиберий знал по себе.

– Что тебе надо? – На троне, пустом секунду назад, сидел молодой человек в черно-красной тоге и золотом венце на густых темных кудрях. Его Могущество Повелитель Рэймской империи.

– Господин. Великий Некрос. Прошу о милости. – Слова давались с трудом. Они обдирали пересохшее горло. Отдавали тупой болью в гудящей голове.

– Я не раздаю милости, Гратх.

Тиберий вздрогнул от неожиданности, вскинул голову. Демон знал его. Узнал.

– Господин должен знать своих слуг, – с улыбкой пояснил темный. – С чем ты пришел?

– Молить о смерти.

Демон рассмеялся. Звонким молодым смехом, который прокатился по залу гулким эхом.

– Хороший ответ. Только о смерти и можно просить в моем доме. Для кого?

– Для императора.

Некрос наклонился вперед, рассматривая человека, униженно лежащего на полу у его ног.

– Зачем тебе его смерть?

– Он собирается приносить в жертву преторианцев. Мой брат служит в когорте драконов. Через три дня его зарежут для тебя.

Черные, словно нарисованные, брови демона приподнялись.

– Хорошая жертва. А ты, значит, пришел просить смерти ради жизни.

– Да, Повелитель.

– Мои служители подозревают, что твой брат состоит в секте противников демонического порядка.

– Я ничего не знаю об этом. Но знаю, что он молод и глуп. Они все слишком молоды. – Говорить было очень трудно. Усталость сделала Тиберия равнодушным, почти нечувствительным к боли, текущей от демона. – Господин, вы же знаете, что они не опасны для вас. Они ничего не могут сделать. Тешат свое самолюбие. Люди все такие. Особенно молодые.

Демон молча смотрел на него сверху вниз.

– Еще несколько лет, и она поймут бессмысленность. Борьбы, жизни, станут верными вашими рабами, как все мы.

Некрос знал, что это правда. Как могли помешать его правлению несколько юных безумцев. Кто они для него? Всего лишь десяток слабеньких огоньков человеческой силы.

– Что ты можешь предложить взамен?

– Что вам угодно будет взять?

Демон наклонился еще ниже. Теперь Тиберий чувствовал его запах. Нечеловеческий, острый, словно от раздавленного насекомого, почти забитый дорогими благовониями.

– Твою жизнь. Смерть императора я меняю на твою. Согласен?

И этого он тоже ждал. Чем еще можно заинтересовать темного, кроме собственной боли и страха.

– Да… Повелитель.

– Я позволяю вам заменить императора Транквила. А ты придешь в этот храм и убьешь себя. Сам. Своим мечом. На этом алтаре.

Некрос поднялся, провел рукой по кудрявым волосам, поправляя венец, и растворился в воздухе.

Раньше люди легко расставались с жизнью. Лет тридцать назад поэты воспевали прелесть тихой смерти. Наслаждение покоем. Нежный ветер с ароматом цветов, уносящий в другой мир, где не будет боли, страха, унижения. Не все ли равно, что будет с твоим телом здесь, если там ты обретешь покой…

Ее звали Ливия. Так же, как рабыню Мария. Тринадцатилетняя, худая, нескладная, с золотистыми глазами и пепельными волосами. Ему было пятнадцать, когда он увидел ее на площади во время осеннего праздника Принесения даров. Долговязая девчонка в сером хитоне. Он встал у нее за спиной и во время долгого ритуала, смотрел на кудрявый затылок. А потом вдруг неожиданно для себя самого наклонился и быстро поцеловал в шею, в теплые, мягкие завитки… Она не оглянулась, не пошевелилась, только мочка уха, выглядывающая из светлых локонов, покраснела.

Она могла бы стать его женой. Но не стала, потому что умерла через неделю. Выпила эликсир покоя, который продавали на каждом углу для всех желающих. Тринадцатилетняя девочка захотела покоя! Какая глупость! Но он не мог винить ее в этом. Что она могла найти в этом мире, кроме боли, страха за себя и за близких, унижения.

Он тоже ничего не хотел. Целый месяц после ее смерти. А потом понял, что ему нужно. Убивать. Мстить за нее. Не важно кому. А легионы императора Светония всегда нуждались в солдатах…

Тиберий поднялся по шаткой лесенке в голубятню, выбрал птицу, привязал к ее лапке записку и выпустил. Она полетела в сторону особняка Адриана Мария.

Наверное, это произойдет сегодня. Ночью. Самое удобное время для смены императоров. Значит, на следующий день ему придется возвращаться в храм Некроса. Остается меньше суток. Что можно сделать за это время? Привести в порядок бумаги? Поговорить с Гаем? Сходить на могилу к Ливии?

Зря он вспомнил о ней. Зря он вспоминает о живых. Сейчас надо опустошить душу, постараться не чувствовать ничего. Не думать. Не ощущать. Не помнить. Он был готов умереть каждый день, как и все в Рэйме. Думал, что готов. Но, оказывается, не смог приучить себя к смерти. Не приходит этот глубокий покой, который, по словам мудрецов должен заставлять сердце биться медленней, а мысли течь плавно, не касаясь реальных предметов.

«Я жил не так, как хотел. Делал не то, что хотел. И умираю не так. Я не хочу умирать! Почему я должен умереть?! За брата? За любимого младшего брата, который еще не успел пожить? Который проживет такую же никчемную жизнь, как и я?! Чем его жизнь лучше моей?! Почему я?!»

Трибун знал ответ. Потому что брат лучше его. Потому что он готов умереть ради других. Ради всех.

Тиберий сидел в кресле у окна, смотрел на небо, в котором радостно кувыркались белые голуби, и мысленно обращался к другу, живущему на другом конце города. «Они лучше нас, Марий. Они знают, чего хотят. У них есть цель. Пусть живут. Может еще десяток таких, как они… десяток поколений таких, как они, и демоны не смогут приказывать нам. Убивать нас».

Он думал так, а в душе по-прежнему рвалось, скреблось, выло: «Я хочу жить! Еще несколько дней! Еще хотя бы один! Я никогда не чувствовал себя на столько живым!»

Аромат цветущей магнолии под окном никогда не ощущался так остро. Крики стрижей, синее небо, наполняющееся полуденным жаром, приглушенные голоса рабов, женский смех, неосторожно взлетевший до высокой звонкой ноты, и тут же испуганно оборванный, плеск воды. Боль в ноге, которую он всегда ненавидел, сейчас была лишним подтверждением того, что он еще жив. Завтра ничего этого не будет.

Теплый ветер теребил край занавески, шелестел бумагами на столе.

«Я всегда хотел покоя. Почему сейчас он не нужен мне? Почему за последние часы я так страстно полюбил жизнь?!»