Текст книги "Под колпаком. История одного отравления"

Под колпаком
История одного отравления
Наташа Богиня

© Наташа Богиня, 2023

ISBN 978-5-0059-7895-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

ШКОЛА КОНДИТЕРОВ «СОЛЯРИС»

Школа находилась там, где кончался вельветовый лес, – в тупике вишнёвого сада. Там, где отступали болотные ягоды и сливались воедино несколько виноградников; там, где лакрица была вырвана с корнем; где никто никогда не мог найти выход, а уж тем более вход.

Густо заросших тропинок было так много, что они не раз пересекались, запутывая друг друга. Но зефирные фиалки были высажены только вдоль одной. Стоило лишь приблизиться к цветам, как фиалки начинали плакать, выпуская из бутона каплевидное разноцветное стекло. И если подобрать его, а затем поднести к одному глазу, при этом зажмурив другой, непременно откроется вид на дивный сад. Затем нужно посмотреть на серый фасад здания школы. Он обязательно поменяет свою цветовую гамму. Вслед за этим заведение резко станет прозрачным. И только после этого в стене можно будет увидеть тайную дверь. Прозрачная дверь раскрывается, впуская желающего, если посчитает нужным. Она как будто бы видит и слышит каждого. Словно блестящий фантик, она глотает, обволакивает и укрывает собой любого, кто хоть раз осмелится пройти сквозь неё, превращаясь в начинку.

Школа пахла имбирными пряниками, лестницы – зефирным молоком, коридоры – щербетом и корицей, а классы насквозь были пропитаны пряным мускатным орехом. Пахли ванилью даже преподаватели, источал благоухающий аромат имбиря сам директор школы.

Здесь мальчики учились изготовлению тортов, пирогов, конфет, бисквитов, кексов, печенья, начинки. Учились быть немножко художниками и скульпторами, поскольку работа кондитера не только печь изделия, но и придумывать его дизайн, а затем красиво украшать. Каждый ученик от рождения обладал непревзойдённым вкусом. И только так мальчики попадали в эту школу. Здесь они создавали оригинальные сладости, те лакомства, которые ещё не вкушал ни один человек. Эти шедевры рождались в просторных классах-лабораториях, где царила своя атмосфера.

Вновь прибывшие ученики с чемоданчиками стояли посредине холла и ждали своего распределения по комнатам. Учитель Вилл повёл новичков в правое крыло здания. Затем попросил всех в четыре часа по полудню собраться в классе алхимии.

Комната с огромными окнами в пол была рассчитана на десять человек. Цвет штукатурки напоминал какао с молоком. На аккуратно застеленной дубовой кровати лежал свёрток с банными принадлежностями и полотенцем в виде фигурного печенья. У каждого была и своя дубовая тумбочка, и шкафчик для одежды. Пахло благородной древесиной и сосной, освежающе, словно мокрый лес после дождя. Все обустраивались, доставали свои вещи, аккуратно раскладывая по полочкам, предвкушая что-то новое, увлекательное и захватывающее в их новой жизни.

Тим немного зазевался, поднимаясь по длинной парадной лестнице. Именно по ней ученики каждое утро спешили в свои классы. Царственная кремовая опалово-белая конструкция растекалась, словно парное молоко с миндалём, затем испарялась и соединялась уже на верхнем пандусе, обрамляя величественную скульптуру из пряника. Статуя была, без сомнения, точной копией Хью – директора школы. Мистер Хью в коричневом смокинге возвышался на шоколадном пьедестале, руки застыли в порыве донести очень важную и ценную информацию. Цилиндр и ботинки были облиты карамелью. Леденцовые лацканы пиджака аккуратно являли миру белую глазурную рубашку. Фигура пахла мёдом, пряностями, орехами и цукатами. На миг Тим понял, что ещё никогда в жизни не чувствовал столь изысканного тёплого аромата. Непроизвольно выделилась слюна. Язык вытянулся в сторону пряника. Исследовать и ощутить, как раскрывается во рту его вкус.

Зажмурив глаза, Тим отважно подался вперёд. Перед носом оказался согнутый локоть профессора. Аккуратно откусив, мальчик стал медленно, не спеша пережёвывать.

– Ммм, волшебно! – не переставал наслаждаться Тим.

Этот вкус был идеальным. Всё остальное меркло на его фоне. Всё, что до этого пробовал Тим, в одночасье забылось.

Тиму вдруг захотелось стать лучшим кондитером на всём белом свете. Мальчику показалось, что он способен создать нечто безукоризненное. Он нашёл свой путь, своё призвание. Ему захотелось стать Величайшим Кондитером и стало стыдно за содеянное. Памятник был испорчен. Огорчённый своими действиями, мальчик поднялся в класс алхимии. Здесь уже никого не было, кроме профессора.

– Урок закончен, – произнёс спокойно учитель.

Тим стоял в проходе словно каменная рыба, притаившаяся на дне океана, маскируясь под цвет водорослей. Молчал, боялся пошевелиться. Боялся разоблачения.

– Проходи в лабораторию, не стой на пороге! – так мягко произнёс мистер Хью, что Тим шевельнул ухом, напрягая слух.

Затем осторожно, с особым любопытством проследовал к столу. Принялся детально разглядывать камин – небольшой свод с трубой и все предметы, стоявшие вокруг. Постепенно взор упал на набор стеклянной алхимической посуды, затем на печь, весы, муфель и тигли. Дальше мальчик обратил внимание на огромную книгу с латинскими терминами и символами. Снова взгляд уткнулся в калибровочные пробирки, колбы, лабораторные стаканы, химические воронки, реактивы, в два огнетушителя, стоявших возле двери. После он заметил в мусорном бачке скомканный обрывок листа.

Наконец директор перевёл своё внимание с записи прошитого журнала прекурсоров на мальчика. Лицо Тима с большими ярко-серыми глазами, в которые хотелось смотреть бесконечно и которые чего-то боялись, было полностью усыпано веснушками. Над верхней губой устроились хлебные крошки. От мальчика пахло пряником.

– Ну что, вкусно было? – спросил профессор Хью.

– Да, сэр, очень, очень, очень, очень вкусно, – ответил Тим. Он так распереживался, что не заметил, как несколько раз повторил слово «очень».

– Я думаю, ты скоро сам сможешь испечь такой же вкусный пряник, – улыбнулся Хью. – А теперь поспеши на полдник и потом не опоздай на урок, – с этими словами он показал Тиму, куда нужно было идти, чтобы попасть в столовую.

ПОЛДНИК

На застеленных белоснежной скатертью столиках стояли хрустальные бокалы с молочным шоколадным коктейлем, а рядом, на пирожковых тарелочках, лежали сдобные булочки с поджаренными орехами и сырным кремом. Чайная серебряная ложка с выгравированным гербом школы располагалась по всем правилам – с правой стороны. Прозрачные плотные трубочки для коктейля также лежали справа, на отдельной тарелочке. Все столики были сервированы на две персоны, и повсюду стоял запах свежеиспечённого хлеба.

Два мальчика сели друг напротив друга, невольно выпрямив спины. Положив к себе на колени льняные салфетки оливкового цвета, они обменялись приветствиями. Обстановка располагала к деликатной беседе.

– Тебя как зовут? – спросил первый, беря толстую трубочку.

– Ник.

– А меня Тим.

Тим закрыл глаза и начал медленно потягивать коктейль через прозрачную трубочку. На мгновение он подумал, что небольшие промежутки между шоколадным коктейлем в трубочке, эта пунктирная линия, похожи на устремившиеся вверх вагоны.

В голове стоял запах шоколада. Коктейльных трубочек стало так много, что вскоре они заполнили всё пространство. Они переплелись друг с другом и стали… пассажирскими вакуумными трубопроводами. Скрученные бесцветные провода хаотично путались и соединялись. По ним с огромной скоростью перемещались шоколадные капсулы-вагоны. Каждый такой вагон был оснащён солнечными батареями – шоколадными крошками. Картина завораживала движением. Очутиться внутри вагона было превеликим наслаждением.

– О чём задумался? – спросил Ник. Он, конечно, не хотел мешать наслаждаться напитком, но ему так захотелось узнать, о чём думает в этот момент Тим.

– О вагонах! – затуманенно ответил Тим.

– О вагонах?

Ник не понимал, как можно было думать о железной дороге в данный момент. О тяжёлых пахнущих рельсах, которые пропитаны дёгтем и смолой. Он поморщился немного. Демонстративно отвернулся, проглатывая размягчённую слюной булочку.

Тим продолжал сидеть с закрытыми глазами, наслаждаясь каждой капелькой напитка, до тех пор, пока не пригласили пройти в учебный класс.

ДЕГУСТАЦИЯ НАСЕКОМЫХ

Учитель Вилл казался немного странным, если вы впервые видели его. Ростом он был чуть больше метра. Припудренное античное белое лицо с рыжими кудрями, торчащими в разные стороны, и чётко посередине – лысина. Его рубашка была покрыта яркими жёлтыми пятнами, а коротенькие штанишки изорваны, тут и там торчали куски ткани. Одет неряшливо и выглядел грязно, а пах одновременно навозными жучками и свежей травой. Но его это нисколько не смущало. Видимо, по причине того, что это был лучший из лучших дегустаторов.

В руках он держал две стеклянные литровые банки: в одной находился кузнечик, а в другой – божья коровка.

– Вот! – обратился он к ученикам. – Кто осмелится лизнуть это насекомое и объяснить, какой вкус у сего прелестного создания? – показывая на кузнечика, спросил Вилл.

Класс затих. Не потому что было противно лизнуть кузнечика. А потому что это было непривычно, что-то из ряда вон выходящее. Ещё оставалось послевкусие шоколадных крошек, взбитых сливок, печёной сдобы, которое хотелось как можно дольше сохранить. Даже более того – повторить. И вдруг предлагалось испортить непонятно чем. Длинноусым, зелёным, с шевелящимися неприятными ножками.

– Вот! Вот! – подняв вверх указательный палец и тряся им, произнёс Вилл. – Чтобы приготовить что-то волшебное и прекрасное, сначала необходимо попробовать омерзительное. Всё познаётся в сравнении. Невозможно создать идеальное, не вкусив уродливое.

Кузнечик может и не был настолько отвратителен, но всё же не хотелось его даже пробовать.

Однако Вилл аккуратно открыл банку, нежно захватил пинцетом насекомое, медленно поднёс его к своему длинному носу, похожему на баклажан, и сильно втянул аромат в себя. Закатил вверх глаза, словно записав в маленький блокнотик ощущение, провёл по крыльям кончиком своего языка. Поморщился, потом снова лизнул и наконец выпустил кузнечика в окно.

– Я так и думал! – сказал учитель Вилл.

Все в классе внимательно наблюдали за происходящим, и теперь им явно не хватало тех знаний, которые только что получил Вилл.

– Какой же у него вкус? – выкрикнул Тим. – Не томите нас, ответьте!

Вилл покрутил языком, как будто пытаясь уловить что-то очень важное, затем торжественно объявил:

– У кузнечика вкус! Вкус! Вкус свежей скошенной травы с кислинкой!

Все ученики без исключения записали в свои тетради, каков вкус кузнечика. Тим не поленился, даже нарисовал самого кузнечика и подписал: скошенная трава с кислинкой.

Вилл открыл вторую банку и аккуратно, насколько это позволили сделать его непослушные пальцы, пинцетом достал божью коровку. Увидел ядовитую жёлтую жидкость, которая имела чрезвычайно неприятный, отвратительный запах. Выпустил. Божья коровка, словно почуяв дуновение свежего ветерка, поспешила покинуть помещение.

Вилл сморщил своё лицо, выдавив на лбу огромную складку. Сделал паузу. Потом подумал, подбирая правильную вкусовую характеристику, и задумчиво произнёс:

– На вкус божью коровку не определить. А вот запах возможно. Запах! Её запах! Запах сушёной ушной серы.

– Ушной серы? – переспросил Тим.

– Да. Ушной серы.

Все снова стали конспектировать, а Тим и зарисовывать запах божьей коровки. Он нарисовал ухо и торчащую из него серу.

Вилл пытался обнажить вкус неприятного, недопустимого, перепрыгнуть через барьер неприязни и отвращения. Он учил новому вкусовому мышлению.

Он мог обнюхать всех насекомых и уловить тот еле слышный запах, который в дальнейшем будет доминировать и издавать особый аромат в основных блюдах и который в будущем можно будет получить, смешав одно с другим. Он искал и анализировал особенность, разделяя и дробя вкус на множество оттенков. Даже из самого неприятного можно выцепить, словно пинцетом, тот единственный и неповторимый, непохожий на другие аромат.

Затем Вилл надел белую перчатку, подошёл к шкафу, приподнялся на цыпочках и, шаря рукой по полке, нащупал сухую муху. Положил её на стол, взяв пинцетом за одно крыло. Обратился к сидевшему напротив него Нику:

– Что вам известно, молодой человек, о крыльях этой мухи?

Ник задумался, пожал плечами.

– Ничего, – раздосадованно произнёс он.

– А если она сядет, не дай бог, на торт или пирог, то что, тоже не знаете, что с ней будете делать?

– Прихлопнем! – выкрикнул Тим.

Ребята оживились, тут и там можно было услышать смех и веселье. Муха с согнутыми тонкими ножками висела на одном крыле в лапах пинцета. А Вилл периодически потряхивал насекомым в воздухе.

– Запомните! Не все крылья можно попробовать на вкус! Правое крыло у мухи ядовитое! – очень медленно выговаривал он. – Крыло ядовитое!

Теперь стало понятно, почему подсознательно все стремятся шлёпнуть это двукрылое.

– А левое? – спросил Ник.

– Левое обычно – антидот, – ответил Вилл. – Ни в коем случае не допускайте, чтобы муха села на сладкий пирог! Ни в коем случае! – Снова в воздух взметнулся указательный палец. – Но если села на продукт, то утопите её в нём полностью! Ибо на втором крыле мухи – противоядие!

Вилл подошёл к подоконнику, ещё раз взглянул на сухую муху и произнёс:

– А ведь её можно было оживить. – И с безразличием выбросил беднягу в окно.

Ученики наблюдали за каждым жестом преподавателя – сопоставляли, отделяли и делали выводы. Учились пробовать, определять, обнюхивать, словно распутывали свитый в узел язык, давая ему возможность ощущать.

Когда урок закончился, все стали выходить из класса. Тим решил задержаться возле той полочки, где только что преподаватель нашёл дохлую муху. Он увидел методичку, которая не давала ему покоя весь урок. На ней была надпись «Оживление мух». Тим дотянулся до тоненькой книжечки, взял с полочки пожелтевшую брошюрку и положил к себе в середину тетради.

МУХОЛОВКА

Перед сном Тим и Ник сыграли партию в шахматы. Позиция была патовой, поэтому Ник остался весьма доволен, чего было не сказать про Тима. Тим весьма недурно просчитывал на несколько шагов вперёд, знал, как можно обойти соперника. Он заранее представлял каждое движение фигуры. Видел, как лёгким движением одной пешкой можно было многое сделать. И если бы не эта пожелтевшая методичка, от которой пахло заплесневевшей сыростью и старостью, то точно бы поставил мат. В конце игры он даже не пожал руку Нику, чего требует шахматный этикет. Видно было, что его мысли сейчас не об игре, а о чем-то более важном.

Тим с нетерпением достал тетрадь, раскрыл её на середине и вынул брошюрку. Начал подробно вчитываться и изучать, как оживить мух. Зачем ему вообще нужно было оживлять мух, он и сам не знал, знал только, что слова «оживление» и «оживить» его будоражат и приводят в дикий восторг. Как так взять и мёртвого, обречённого на вечный покой, на разложение и гниение, вдруг оживить? Тим с нетерпением листал странички и впитывал каждое слово, пропускал в себя, словно он дотянулся до чего-то великого и бессмертного.

На обороте обложки красовалась мухоловка с огромной выпирающей челюстью и острыми зубами. Тим её так хорошо представил. Будто она своими огромными челюстями схватила Тима, подбросила в воздух, а потом проглотила. Оказавшись внутри, он скользил по внутренней поверхности растения, напоминавшей спуск с самой экстремальной горки. Затем, сделав три сальто, рухнул в кучу с мухами. Оказаться в желудке у цветка совсем не входило в его планы.

– Где я? В мухоловке? – испугался Тим, отряхивая с себя мух, которые лежали неподвижно. Постучав кулаками по стенке растения, он закричал изо всех сил: – Кто-нибудь, помогите!

Никто не отвечал.

– Что же делать? – успокоившись, Тим внимательно стал осматривать целую кучу мух. Те лежали недвижно.

Тим стал анализировать процесс оживления мух:

– В боковой части как раз расположены отверстия, через которые муха дышит. Они сейчас закрыты. Чтобы их открыть, нужно обсыпать их солью. Соль, в свою очередь, перетянет всю влагу на себя, тем самым даст возможность снова открыть эти отверстия. А если эти трубочки будут открыты, значит, муха задышит. Вроде так было написано в этой самой методичке, – с этими словами Тим залез к себе в карман, нащупал там целую горстку соли и стал натирать ею бока мух.

Старания были ненапрасными. Минуту спустя образовался целый рой мух. Растению только оставалось выплюнуть не переваренных в желудке насекомых вместе с Тимом.

В луже слизи Тим и несколько мух лежали на полу посередине школы.

– Тьфу! Какая мерзость! – вытирая с себя сгустки мокроты, сказал Тим.

Мухи же, почувствовав свободу, устремились к пряничной скульптуре. Они набросились на статую мистера Хью. Мерзкими лапками облепили, а затем начали отвратительно чавкать, хлюпать, чмокать до тех пор, пока от директора школы не осталось ничего. Ничего. Даже пьедестал из шоколада был в одночасье разрушен и съеден.

Брошюра упала на пол с таким грохотом, что Тим невольно дёрнулся. Затем он убедился, что вздремнул во время чтения, успокоился. Решил завтра во что бы то ни стало отнести методичку на место.

– Нет, мухи абсолютно ненужные насекомые, и оживлять их ни в коем случае нельзя, – с этими словами мальчик уснул.

КОЛПАК

Утром Тим, просчитав ступени, по которым он каждое утро поднимался в класс – а всего их было шестьдесят девять, – к своему великому удивлению обнаружил, что монумент, возведённый в честь директора школы, цел. Вид же его был даже лучше прежнего. На душе полегчало. Наверное, за последнее время он так не радовался, как сейчас. И он поскакал в задорном настроении, поднимаясь на площадку второго этажа. Вежливо поклонился пряничной статуе Хью и отправился через длинный коридор в самое сердце кондитерской школы.

Тим важно прошёл по красному паркетному коридору, остановился возле монументальной двери в два этажа, чтобы вобрать в себя струйку пряного аромата, доносившегося из-под двери. Подойдя ближе, долго стоял и не решался войти. Но когда всё же двери распахнулись, приглашая внутрь, Тим увидел старушку. Её лицо было полностью покрыто морщинками, она склонилась над огромным чаном. На мгновение она подняла голову, посмотрела на мальчика, одобрительно кивнула, затем поднесла Тиму поварской китель и произнесла:

– Дисциплина и санитария прежде всего!

Тим зачем-то повторил слова старушки про себя. Он немного растерялся. Сначала не понимал, в каком направлении ему двигаться. Колпаки кондитеров один выше другого мешали ему сосредоточиться. Мешанина запахов сбивала. Но вскоре он собрался, сориентировался и поспешил в гардеробную для переодевания. Это был новый белоснежный колпак, водоотталкивающая куртка, которая пахла глаженым шёлком, и брюки. Когда Тим надел на себя все атрибуты повара-кондитера, он посмотрелся в зеркало. Перед его взором стоял небольшого роста мальчик. Больше всего поразил тот факт, что увидел он себя крохотным и сравнить мог только разве с кусочком сахара.

– Сахарный мальчик!

Маленький колпак казался ему настолько несущественным, что Тим чуть не снял его. Естественно, он сравнивал свой колпак с колпаками других поваров. Те колпаки были намного длиннее, выше и величественнее. Тим ещё, наверное, не знал, что высокие колпаки надевают самые влиятельные особы. Не знал, что при помощи поварского колпака определяют статус человека. И чем выше и длиннее колпак, тем важнее господин. Старушка, которая пахла сладким соусом, была влиятельной фигурой.

Тим вышел в просторный зал, который напоминал многоярусный торт. Вишенкой на торте была сама старуха. Она пыталась с каждого сырья снимать пробу, а затем могла разрешить или вовсе не разрешить довести блюдо до готовности. Снимала пробу с мёда, сливок, желирующих веществ, с джема, варенья, повидла, конфитюра, различных кремов, марципана, мусса, помадки и многих других ингредиентов, которых насчитывалось около сотни.

В самом верхнем ярусе комнаты-торта восседали кондитеры. Высота колпаков их была чуть меньше, чем у величественной старухи. Разного размера колпаки нужны были для того, чтобы можно было без труда отличить главного кондитера от начинающего. Кондитер с высоким колпаком искусно пёк пироги, торты, вафли, ватрушки, пончики, кексы, пряники, коврижки и эклеры. В то время как начинающие лишь успевали запоминать тонкости мастерства.

Следующими в ложе располагались пекари. Каждый день они пекли наивкуснейший хлеб, который мог подаваться на завтрак, обед и ужин.

Ещё ниже находились те, кто занимался исключительно приготовлением мороженого. И там же конфисье, а в их власти – изготовление конфет.

Ну а на самом что ни на есть последнем, самом низком ярусе находились стажёры, такие как Тим, которые всему учились, а также поварята-мармиты, которые мыли всю грязную посуду. И высота их колпака составляла всего лишь два сантиметра.

– Что ты там стоишь как истукан? – проговорила Аза, так звали старушку. – Подай мне пять стаканов фильтрованной воды!

Тим, удостоверившись, что мадам Аза обратилась именно к нему, вдруг испугался, затем, сбивая всех на своём пути, пустился к кухонной утвари. Радость его была чрезвычайно великой. Тим стал искать стаканы в шкафах, ящиках, корзинках, коробках, лотках. Но совершенно не видел, где этот сосуд. Попадались на глаза только скалки, венчики, кисти, скребки, лопатки, шпатели. На несколько секунд он запутался в бордюрной ленте, затем уронил кондитерские насадки и только потом, недалеко от мойки, увидел чистую посуду на полке.

А когда все же справился с задачей, оказалось, что мадам Азе уже кто-то принёс на подносе графин с чистой водой и бокалами. Она добавила в один из них несколько капель сиропа, проверив его готовность.

Спиной Тим почувствовал, что на него давит стена, пытаясь вытолкнуть вперёд. Он шагнул вбок, тем самым дав возможность раскрыться дверям кухонного лифта. В стене эти двери были совсем незаметны. Они скрывались за толстым слоем штукатурки, и их никоим образом не мог видеть даже знающий человек. Как не видел Тим и дверей в полу.

Когда кондитер принёс готовый украшенный мастикой торт, подошла мадам Аза и стала внимательно рассматривать его со всех сторон. Затем, убедившись, что с тортом всё в порядке, поставила его на поднос лифта, нажав при этом кнопку. Вскоре торт исчез в неизвестном направлении.

– Это торт для мэра! – произнесла Аза, повернувшись к Тиму. – Директор школы давно подписал контракт с мэром города. Мэр – покровитель и меценат школы, его нужно уважать, всячески обхаживать и, конечно, любить.

К вечеру суета усилилась, всё кругом вертелось и крутилось. Все стажёры, в том числе Тим, не успевали даже записывать в свой блокнотик вкуснейшие рекомендации. По крайне мере, Тим записал целых сорок шесть рецептов. Здесь были тарта де Сантьяго, тыквенный чизкейк, кинтоны, булочки с заварным кремом, шарлотка, манник, кексы и множество другой выпечки.

Кондитеры бегали взад и вперёд, пронося мимо свои шедевры, от которых пахло взбитыми белками и сливочным кремом. Маленькие мармиты успевали начищать до блеска грязную посуду. А мадам Аза постоянно что-то пробовала на вкус и кричала:

– Это не годится!

Так Тим в полном восхищении простоял ещё несколько минут там, где не стоило стоять. И пока все были заняты исключительно приготовлением очередного шедевра, двери пола расползлись в разные стороны именно в том месте, где стоял Тим. Разъехались, словно ненасытный огромный рот, чтобы поглотить и переварить все помои, всю гниющую шелуху, всю вонь. Тим провалился вниз.

Он полетел по широкой трубе в темноту. Ощутил мгновенный испуг, оцепенение от великого ужаса, который ещё больше ввёл его в ступор. Шокирующее состояние не дало возможности закричать, горло, голосовые связки застыли. Тим летел вниз, ударяясь и отлетая от одной стенки к другой. Он с каждым метром всё больше удалялся от самого прекрасного пряничного места на земле, даже не вкусив как следует всё то, что он собирался познать, создать и воплотить.