Текст книги "Девушки из бумаги и огня"

Наташа Нган
Девушки из бумаги и огня

Посвящается Алекс. Эта книга – о прекрасных и отважных девушках, а ты – одна из прекраснейших и отважнейших девушек на свете. Благодарю тебя от всей души.

Natasha Ngan

GIRLS OF PAPER AND FIRE

Печатается с разрешения авторов и литературных агентств Baror International, Inc. и Nova Littera SIA

Copyright © 2018 by Natasha Ngan

© А. Дубинина, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Предисловие

Мне выпала удача внезапно обрести литературный эквивалент бесценного клада, и я испытываю глубочайший восторг. Хотя я и сам писатель, и книгами меня непросто удивить, я даже не знаю, как описать свои невероятные чувства по поводу этого романа.

Когда-то я основал издательство «JIMMY Patterson Books», чтобы выпускать для молодых читателей те книги, которые им действительно хочется читать – причем редкие, подобных которым не сыскать. Одна из радостей издательской жизни состоит в том, что вы раньше всех получаете доступ к чему-то совершенно новому и интересному и имеете право выбирать, какие из множества историй будут опубликованы. Когда я впервые прочел «Девушек из бумаги и огня», я сразу понял, что мне в руки попало нечто исключительное.

Эпический стиль и ярчайшее воображение Наташи Нган создают удивительную вселенную, где граница между людьми и животными размыта, но действие таких основных движущих миром сил, как любовь, жажда власти, месть, от этого не становится менее отчетливым. В этом романе взаимодействуют несколько историй в одной: история угнетаемой девушки, жертвы насилия, которая находит в себе внутреннюю силу и обретает свободу; романтическая история запретной любви, расцветающей в тяжелейших условиях; история несправедливости, подлежащей исправлению. К тому же, это дань мультикультурному воспитанию автора. Наташе удалось сплести сложные сюжетные линии и создать из них единое уникальное произведение.

По-моему, «Девушки из бумаги и огня» Наташи Нган – одна из самых сильных и значимых книг, опубликованных нашим издательством за время своего существования. Ее глубина и эмоциональность станет для читателей настоящим откровением.

Я очень рад, что внес свой небольшой вклад в успешное путешествие этого романа к читателям, то есть ко всем вам.

Джеймс Паттерсон

Касты

«Боги увидели во сне цвета – и, пробудившись, пролили эти цвета на землю. Цвета излились на бумажный народ, окрашивая его и благословляя дарами богов. Но некоторые в страхе спрятались от дождя, и он их не коснулся. Другие же, напротив, целиком погрузились в бурю и ливень – и были благословлены превыше всех прочих, получив в дар силу и мудрость небес».

Отрывок из рукописи ихаранской «Книги Жизни»

Каста Бумаги – люди, не обладающие чертами звероподобных демонов и не владеющие демоническими способностями – такими, например, как способность летать.

Каста Стали – люди, частично обладающие чертами и способностями звероподобных демонов.

Каста Луны – демоны, человекоподобные существа, которым присущи атрибуты зверодемонов, например, рога, крылья, шерсть. Они в совершенстве владеют демоническими способностями, свойственными их виду.

«Договор о кастах», подписанный Королем-Демоном по окончании войны

* * *

В нашем королевстве есть давняя традиция, которой следуют все касты – и люди, и демоны. Мы называем ее «благословлением новорожденного». Этот обычай настолько давний, так глубоко коренится в наших сердцах, что считается, что его установили сами боги, когда призвали на землю наши народы. Когда ребенок умирает, не дожив до года, возникают слухи, похожие на шелест темной листвы под ночным ветром: мол, обряд произвели слишком поздно, а может, родители нарушили молчание во время церемонии, а может, шаман, совершавший обряд, был недостаточно искусен…

Оба моих родителя принадлежали к низшей касте, Бумажной, то есть были полностью людьми, и поэтому начали копить деньги на мое благословление с того самого дня, как узнали о беременности. За девять месяцев им удалось отложить необходимую сумму. И хотя сама я, конечно, не помню ничего о церемонии, я столько раз пыталась ее представить, что порой мне кажется – я могу ясно ее увидеть, стоит лишь закрыть глаза.

Темная дымная ночь, чернота неба, как тяжелая черная рука, обнявшая мир. Треск костра. Над костром – склоненная фигура шамана, его сухая морщинистая кожа покрыта сплошным узором татуировок, оскаленные зубы остры, как у хищного зверя. Он наклонился над тельцем новорожденной девочки, которой всего несколько часов от роду. Ребенок тихонько плачет. По ту сторону огня, сжав руки, в напряжении и безмолвии замерли родители малышки. Глаза шамана закатываются, обнажая белки, и он начинает петь дао, одновременно чертя в воздухе символы, из которых складывается песнопение. Следы его движений повисают над ребенком в темноте золотыми нитями – и какое-то время мерцают, прежде чем растаять в воздухе. Наступает кульминация молитвы – и поднимается сильный ветер, пробегающий по верхушкам высоких трав, они тревожно шуршат, словно под шагами божества. Речитатив шамана ускоряется, шорох ветра в траве становится громче, пламя костра взлетает ввысь – и танцует в воздухе несколько секунд оранжево-алыми языками перед тем, как угаснуть.

Тьма.

Только звезды сияют.

Шаман поднимает руки – и выхватывает из воздуха, где только что танцевали языки пламени, что-то маленькое: золотой медальон, закрытый, похожий на голубиное яйцо. Но сам по себе медальон не важен – важно то, что скрыто внутри.

Судьба ребенка. Моя судьба.

В нашем королевстве верят, что слова обладают силой, что они могут стать благословением или проклятием. Внутри медальона скрыто слово. Слово, в котором заключено предназначение человека. Либо – как надеялись мои родители, откладывая деньги на церемонию, – моя жизнь под защитой благодати, либо меня ожидает что-то куда более темное. Проклятые годы, которые будут отданы тьме и огню.

Через четыре месяца, когда мне исполнится восемнадцать, медальон откроется – и я наконец узнаю ответ.

Глава первая

Сегодня с утра у нас в лавке полно народу. Первая половина дня, а здесь уже толпятся покупатели, шум и смех, в теплом летнем воздухе слышится резкий голос Тянь, отдающей распоряжения. Солнечный свет струится сквозь щели ставень, снаружи звенят цикады и гудят пчелы. По деревянному полу шлепают сандалии. Ко всей этой какофонии добавляется привычный звук биения сердца нашей аптеки – в котлах кипят и булькают отвары трав. Вдоль стены стоят шесть высоких бочонков – больших, мне по плечо. Пять из них заполнены травяными отварами, которые издают резкие запахи, а шестой пока заполнен мной. И я уже тоже довольно резко пахну потом после получаса тяжелой работы: я сижу в бочонке и старательно отдраиваю изнутри его стенки от присохших остатков микстуры.

Я как раз оттираю особенно глубоко въевшееся пятно, когда над краем бочонка появляется лицо Тянь.

– Ну что, закончила, маленькая негодница? – спрашивает она, и ее усы сердито подрагивают. Кошачьи глаза с темной обводкой кажутся очень яркими – даже на фоне рыжеватой шерсти, которой поросло ее почти человеческое лицо. В шерсти видно много седых волосков, побелевших от возраста.

Я закатываю глаза. Она меня так называет… Всегда, сколько я себя помню.

– Тянь, мне семнадцать лет, – напоминаю я. – Семнадцать, понимаешь? Я тебе больше не маленькая.

– Но все еще негодница.

– Интересно, у кого я научилась скверным манерам?

Тянь усмехается.

– Делаю ставку на твоего отца. Ай, к слову сказать, где этот бездельник? Он должен был добавить в отвар дождевых ягод еще полчаса назад! – Она всплескивает руками. – Беги, найди его, а то мы загубим микстуру. К тому же госпожа Земби его ждет для консультации.

– Сбегаю, если скажешь «пожалуйста».

Уши Тянь гневно шевелятся.

– Еще чего! Любезничать с девчонкой из Бумажной касты!

– А ничего, что у тебя, гордой дамы из Стальной касты, начальник тоже из Бумажных?

– Я привыкла, но все равно жалею об этом каждый день, – фыркает Тянь.

Она спешит обслужить очередного покупателя – а я улыбаюсь ей вслед. Она так гордо топорщит усы, а на самом деле очень нас любит. Тянь проработала в отцовской аптеке всю мою жизнь, она – член нашей семьи, несмотря на кастовые различия. Да, собственно, живя с ней, очень просто забыть, что кастовые различия вообще существуют. Мы с отцом принадлежим к низшей касте, Бумажной, а Тянь – к средней, Стальной. То есть она – что-то среднее между нами, людьми, и демонами, высшей кастой Луны. Поэтому тело у нее почти человеческое, но притом есть некоторые черты животного. Лицом Тянь сошла бы за одну из Лунных – голова у нее почти совсем как у рыси, с кошачьими глазами и высокими ушками, но ниже ключиц ее тело совсем человеческое, с обыкновенной светлой кожей.

За дверью Тянь приветствует покупательницу, а сама машинально пытается заправить за высокий воротник непослушный клочок шерсти. Но он не желает заправляться.

Я невольно усмехаюсь: хорошая шутка богов – даровать такой щепетильной и сверхаккуратной личности настолько непослушную и жесткую шерсть!

* * *

Выбравшись из бочонка, я могу получше разглядеть заказчицу, с которой говорит Тянь. Судя по одежде, это довольно высокопоставленная дама, имеющая связи с королевским двором. Это редкость в нашей провинции – встретить кого-то настолько богатого и знатного. Дама одета в элегантную тунику кебая, украшенную серебряными нитями и вышивкой, волосы собраны на затылке, чтобы открыть всеобщему обозрению пару изящных оленьих рогов, покрытых тонкими отростками, как виноградная лоза. Каста Стали, нет сомнений.

И пока я удивляюсь, почему такая почтенная женщина удостоила посещением нашу скромную лавочку, взгляд покупательницы скользит мимо Тянь и упирается в меня.

Глаза ее расширяются.

– Так значит, это правда.

Ее слова достигают моего слуха даже сквозь шум магазинчика. И я краснею до ушей. Конечно, теперь все понятно – она тоже слышала россказни обо мне.

Я быстро отворачиваюсь и ныряю в завешенный нитями бус дверной проем, чтобы поскорее убраться на задний двор. Эта элегантная женщина-олень в очередной раз напомнила мне о моей особенности – а заодно заставила осознать, как я сейчас выгляжу. Потная кожа, грязная одежда – на мне сейчас пара свободных полотняных штанов песочного цвета и рубашка с запа́хом, кое-как подпоясанная потрепанным пояском. Ноги до лодыжек покрыты камфорным маслом, которым я только что чистила бочку изнутри, мокрые волосы прилипли к щекам. Откинув пряди назад, я собираю их в хвост – и в этот миг мой разум уплывает в прошлое, меня накрывает воспоминанием.

Нежные руки, перевязывающие мои волосы алой ленточкой…

Улыбка, похожая на рассвет. Смех, похожий на полуденное солнце.

– Ее больше нет с нами, – говорю я себе, не давая распуститься. И прикусываю губу, чтобы загнать обратно подступившие слезы. – Она не вернется.

Так странно проявляется в нас скорбь. Бывают дни, когда я с трудом могу вспомнить ее лицо. А бывают дни, когда присутствие мамы кажется настолько реальным, что стоит только обернуться – и она войдет в комнату, благоухая пионами, смоченными дождем, и движения ее будут легкими, как шепот, а улыбающиеся губы сами собой сложатся для поцелуев – один мне, один – папе…

Совсем иной она явилась мне во сне прошлой ночью.

Тот сон навалился стремительно, стоило мне закрыть глаза – и я оказалась в море огня и крика, кругом были когти и клыки, и пальцы мамы безнадежно выскальзывали из моей руки…

Хотя утро очень теплое, даже жаркое, мороз пробегает по коже. Этот кошмар довольно долго не возвращался – но вот снова пришел, и кажется таким знакомым, будто годы так и не смогли стереть воспоминания.

Я трясу головой, будто силясь вытряхнуть из нее остатки страшного сна, и спешу по коридору на веранду. На меня волной наплывает летний свет, нежное тепло. Наш садик совсем узкий, зато длинный, тянется вдоль замшелой стены. Старое фиговое дерево бросает на траву уютную тень. В летнем воздухе травы пахнут особенно сильно. Грядки тянутся лучами к середине сада, знакомые ароматы овевают меня: хризантема, имбирь, полынь. Над грядками натянуты ленты с бубенчиками, чтобы отпугивать птиц, и они тихо позванивают под дуновением легкого ветерка.

Я слышу радостный собачий лай. В траве на корточках сидит папа, а у его ног радостно распластался наш песик Бао, подставляя живот, чтобы его почесали. Папа ласкает его и угощает кусочками сушеного манго – любимым лакомством Бао.

При звуке моих шагов папа быстро распрямляется и прячет угощение за спиной. Бао недовольно гавкает – и в прыжке выхватывает у папы из рук последний кусочек манго, а потом бежит меня поприветствовать, его короткий хвостик весело виляет.

Я наклоняюсь погладить его, нахожу пальцами его любимое местечко между ушами.

– Привет, маленький обжора!

– Ты ничего не видела, ладно? – поспешно говорит мне отец.

Я бросаю на него косой взгляд.

– Да не волнуйся, я не собираюсь ябедничать Тянь!

– Вот и отлично. Потому что если наябедничаешь, я ей скажу, что сегодня утром ты проспала и забыла забрать у Мастера Оши нашу посылку с калганом.

О боги! Я и правда совершенно забыла про калган!

– Давай я сейчас сбегаю, – предлагаю я, но папа качает головой.

– Это не срочно, милая. Сходишь завтра.

– Да, пап, там пришла госпожа Земби и ждет консультации, а вот это действительно срочно. Если не хочешь, чтобы Тянь с тебя шкуру спустила…

Он дергает плечом.

– И не напоминай! Я и так отлично знаю, на что эта женщина способна с помощью обычного ножа для чистки рыбы…

Смеясь, мы вместе возвращаемся в дом, шагая в ногу. На миг я чувствую себя почти как раньше, когда наша семья еще была полной, когда наши сердца еще не были разбиты. Когда мысль о маме не причиняла боли. Когда можно было позвать ее – и не расплакаться от того, что она больше никогда не ответит. Папа все так же улыбается и шутит со мной, но его улыбка больше не отражается в его глазах, и это напоминает мне, что я не единственная, чья память навеки отравлена горечью.

* * *

Я родилась в первый день Нового Года, под внимательным взглядом полной луны. Под оком луны родители везли меня домой с церемонии благословления в нашу лавку травников, которой предстояло стать моим домом на следующие семнадцать лет. Мне дали имя Леи – с восходящим в конце мягким тоном: родители сказали, что выбрали это имя, потому что всякий раз, когда его произносишь, губы растягиваются в улыбку, а им хотелось всегда улыбаться при мысли обо мне. Так и вышло – даже когда я внезапно переворачивала поднос с перемолотыми травами, или запускала Бао в спальню, не помыв ему грязные лапы, все равно уголки губ мамы и папы неуклонно поднимались вверх при моем имени, как бы громко они его ни выкрикивали.

Однако в последние несколько лет даже это имя не может вызвать улыбки у моего отца.

Я очень похожа на нее. Я имею в виду – на маму. Иногда я замечаю, что папа вздрагивает, когда я спускаюсь в гостиную из спальни и неожиданно появляюсь в дверях – с распущенными волосами, в домашней одежде. Но ни один из родителей не знает, от кого из предков я унаследовала цвет глаз. Не представляю, что они подумали, когда впервые взглянули мне-младенцу в глаза и увидели ярко-золотые радужки.

Глаза цвета Новогодней Луны считаются благословением, редким символом удачи. Даром богов. Поэтому наши заказчики нередко просят, чтобы лично я смешала для них лекарство – думают, что это может добавить ему целительной силы. К нам в лавочку порой заглядывают даже демоны – вроде сегодняшней женщины-оленя: их привлекают слухи о человеческой девочке с золотыми глазами.

Тянь постоянно надо мной из-за этого подтрунивает.

– Они не верят, что ты чистокровная Бумага, – с заговорщицким видом сообщает она. – Говорят, что в тебе есть кровь демонов, что это от них у тебя глаза цвета Новогодней Луны.

Я никогда не признаюсь ей, что и в самом деле хотела бы, чтобы во мне текла кровь демонов.

В редкие выходные я ухожу в долину, окружающую нашу деревню со всех сторон, чтобы полюбоваться издалека на племя птицеобразных демонов, обитающих в горах к северу отсюда. Хотя они совсем далеко, и я различаю только их силуэты на фоне неба, глазами души я вижу каждую деталь. Я представляю их серебряные и золотые перья, отблески солнца на крыльях. Демоны парят высоко над долиной, ловя крыльями ветер, и движения их грациозны, как ритуальный танец. Они выглядят настолько свободными, что я чувствую боль где-то глубоко внутри.

И хотя я понимаю, что все это пустые мечты, все же не могу перестать думать – если бы у моей мамы были крылья, она смогла бы просто улететь от тех, кто забрал ее у нас. И снова вернуться домой.

Иногда я подолгу смотрю в небо, надеясь неизвестно на что.

* * *

Следующие несколько недель проходят спокойно, отмеченные знакомыми умиротворяющими звуками – бульканьем кипящих в котле зелий, дружелюбным лаем Бао. Мы работаем не покладая рук. К отцу приходят новые заказчики, он консультирует их, беседует с фермерами, покупает редкие травы у заезжих торговцев, ездит за покупками. Так что, в основном, управление лавкой ложится на Тянь. А мне, как главной счастливице, достается вся остальная работа, которую больше некому делать. Тянь то и дело появляется за плечом, чтоб поворчать – мол, я небрежно режу травки, слишком медленно пакую заказанные зелья, и неужели мне всякий раз надо напоминать, что она в бог знает каком поколении происходит от легендарных воинов клана Сиа и, в случае чего, будет вынуждена продемонстрировать мне свои великие боевые навыки…

– Увидеть наконец твои боевые навыки – и то интереснее, чем работать тут не разгибая спины, – бормочу я сердито, нагибаясь над полками кладовки, где мы храним заказы, готовые к отправке.

Моя последняя задача на сегодня – наполнить свежими травами банки и коробочки, которые стоят на аптечных полках, занимая пространство от пола до потолка. Это ингредиенты для лекарств. Вдоль стены идет стойка, а за ней стоит лестница на колесиках, нужная, чтобы добраться до самых верхних полок с травами. Я подкатываю лестницу, поднимаюсь на пару ступенек и как раз протягиваю руку к банке с надписью «Дождевые ягоды», но тут вдалеке слышится грозный звук.

Низкий гул боевого рожка.

Все звуки в округе мгновенно стихают. Разговоры, шлепанье сандалий по полу, – даже бульканье воды в котелках с лекарствами, кажется, затихло.

Несколько мгновений мы просто ждем и прислушиваемся. А потом тишину разрывает стук подков. Лошади. Они скачут быстро, очень быстро. И приближаются – их топот становится все громче, вот он уже почти оглушает. За окнами вырастают высокие кривые тени, заслоняющие дневной свет, и лавочка погружается в сумрак. Тени, похожие на те, что являются мне в ночных кошмарах. Жуткие пародии на людей.

Тишина. Темный трепет страха. Где-то в соседнем доме начинает тоненько плакать ребенок. Со двора слышится собачий лай – и мое сердце сжимается. Это же Бао! Он давно убежал погулять, поклянчить чего-нибудь вкусного у торговцев, поиграть с детьми на школьном дворе – он обожает, когда ему ерошат шерсть, и всегда готов лизнуть малышей в щеки…

– Леи!

У подножия лестницы стоит отец. Он шепчет еле слышно и напряженно, протягивая мне руку, чтобы помочь спуститься. Лицо его бело, как полотно, и искажено страхом.

Рожок снова гудит – на этот раз куда громче, чем прежде, совсем рядом.

Я спускаюсь с лестницы и хватаю папу за руку. Пальцы дрожат. Или это дрожит его рука? Потому что оба мы слышим звук, подобный тому, который возвестил похищение мамы. Такой же рог звучал той самой ночью, когда слуги Короля-Демона навсегда забрали ее. Что они могут отнять у нас на этот раз?

Глава вторая

Стук подков во дворе кажется особенно громким в полной тишине. Я слышу все легкие звуки: хруст земли под ногами идущих, скрип их кожаных доспехов. Вот всадник спешивается, тяжело ступая на землю. Кони топчутся на месте и фыркают, отходя чуть в сторону. Шаги всадников приближаются и удаляются. Они неспешно расхаживают туда-сюда по улице, то и дело останавливаясь. Будто что-то ищут.

Только не нас, только не нас, лихорадочно думаю я, повторяя слова, как молитву.

Наконец шаги останавливаются прямо напротив нашего дома. Я слышу мужской голос, глубокий и низкий.

Демон.

– Тут? Ты уверен?

– Да, генерал.

– Не похоже. Знак еле читается.

– Это обычная нерадивость Бумажных, мой генерал. Я вас уверяю, это нужный дом.

Пауза. За ней – выдох, похожий на рычание.

– Ну, смотри, если ты ошибся…

Снова шаги – и наш дверной колокольчик бешено звонит.

Этот звук действует на всех как сигнал к пробуждению. Когда солдаты вступают на порог нашей лавки, присутствующих накрывает паникой. Покупатели бросаются на колени, склоняясь в низких поклонах, сшибая пузырьки с настойками и банки с травами, роняя мебель. Пространство наполняется их дрожащими голосами – приветствующими, умоляющими. Где-то рядом разбилось что-то стеклянное. Я морщусь от звука разлетающихся осколков, а отец дергает меня за руку, задвигая себе за спину.

– Кланяйся! – шипит он.

Демоны приближаются. Несмотря на страх, прошивающий тело, несмотря на то, что сердце колотится где-то в горле, я не могу заставить себя поклониться им. Страх силен – но ненависть еще сильнее.

Солдаты демонов забрали мою мать. Такие же солдаты Лунной касты, как эти.

И только когда отец почти беззвучно выдыхает мое имя – скорее умоляя, чем приказывая, – я наконец опускаю голову. Когда я распрямляюсь, то вижу, что отец все еще старается заслонить меня от чужаков. Я чуть подаюсь в сторону, чтобы выглянуть из-за его спины.

Демонов трое. Каста Луны, столь чуждые облики – звероподобные существа, приближенные к людской форме. Быкообразный демон, который стоит посредине, – самый высокий из них и явно самый высокопоставленный. Это, очевидно, и есть генерал. Его широченные плечи, огромный рост и бычья сила заставляют кровь леденеть. Он одет в фиолетовое кимоно шитаги и широкие штаны, по бедрам перепоясан кожаным ремнем. Его короткие белые, как кость, рога увиты талисманами, медальоны ярко блестят на темной коже, похожей на звериную шкуру.

Рядом с ним – второй демон-бык, только поменьше, и с одним сломанным рогом. Третий – солдат-рептилия с длинными человекообразными руками и ногами, кожа которых покрыта зеленоватой чешуей. Демон-игуана вертит головой, оглядывая нашу лавчонку. Изо рта его то и дело вырывается раздвоенный розовый язык и нервно облизывает губы.

Генерал поднимает руки – и все присутствующие припадают к полу от страха. Но он только улыбается.

– Ну что вы, что вы, – лениво выговаривает он. – Нет нужды так бояться, друзья мои.

Друзья мои. Он произносит эти слова с улыбкой, но они горьки, как яд.

У него глубокий бычий голос. От левого уха все его лицо пересекает длинный извилистый шрам, от которого он кажется еще уродливее, а улыбка делается кривой усмешкой. Я чувствую внезапный прилив благодарности к воину, который наградил его этим шрамом.

– Мы отлично помним, что случилось в вашей деревне несколько лет назад, – продолжает он. – Но, уверяю вас, сейчас нет повода пугаться. Мы пришли с мирными намерениями. Я – генерал Ю, командующий Седьмым Королевским Батальоном, элитной гвардией нашего великого Короля-Демона. Возможно, вам уже случалось слышать о наших подвигах? – Ответом ему служит молчание, и улыбка его делается напряженной. – Ладно, неважно. Не слышали – значит, услышите. И запомните после сегодняшнего дня.

Он подступает еще ближе – тяжелыми бычьими шагами. Я борюсь с желанием отшатнуться, убежать. Нас с ним разделяет только деревянная стойка. И тут его взгляд падает на меня.

Он замирает, и я вижу, как в его глазах при виде меня поднимается нечто… клубящееся. Какой-то сгусток энергии. Я вздергиваю подбородок, стараясь отважно ответить на его взгляд, но щеки пылают, сердце бьется часто, как воробьиные крылышки. Он разворачивается к присутствующим – и его лицо выглядит довольным.

Торжествующим.

Отчего же он так доволен, увидев… просто-напросто меня?

– Добро пожаловать, генерал Ю, – говорит наконец мой отец, и голос его кажется очень тихим по сравнению с генеральским бычьим ревом. – Большая честь служить вам и вашим солдатам! Но, как вы сами видите, у нас сегодня очень много покупателей. Если вы скажете, чем мы можем вам помочь, мы будем очень рады исполнить ваше желание. А потом вы продолжите свой путь, а мы вернемся к работе.

Генерал снова взмахивает руками.

– Конечно, мы скажем! Мы совершенно не собирались отрывать вас от дел надолго. Наверное, непросто заправлять лавкой с таким множеством посетителей в одиночку, без помощи жены? Я слышал, она была в числе женщин, которых забрали в тот день, – добавляет он обыденным тоном, от которого меня бросает в дрожь.

У Тянь, которая стоит в другом конце комнаты, шерсть встает дыбом.

– Итак, – продолжает генерал, кивнув своим солдатам, – я слышал, что после потери жены вам отлично помогает дочь. И эта девочка отличается особенной удачей, – улыбка его становится еще шире, обнажая зубы. Я вижу пятна на его рогах. Темные пятна… Чья-то кровь? – Ну, что скажешь, старина? Могу я удостовериться, насколько правдивы слухи? Покажи нам свою дочурку с бумажной кожей и крадеными глазами демона!

– Скажите… скажите, что вам нужно, – с трудом выговаривает мой отец, но солдаты уже движутся в его сторону.

– Нам нужна твоя девчонка! – рявкает генерал.

И бросается на меня.

Дальше все происходит одновременно и сразу. Тянь пронзительно вопит, отец пытается отбросить меня назад с криком – «Беги!».

Я успеваю только развернуться – но генерал перепрыгивает через стойку, которая трещит и ломается под его весом. Все кругом кричат и мечутся. Вопли покупателей, которые разом пытаются выскочить наружу, треск ломающегося дерева… Я ныряю вперед, устремляясь к задней двери, но генерал срывает занавески из бусин одним движением, бусины со стуком разлетаются по полу. Я поскальзываюсь на них и теряю сандалию.

Мгновение – и генерал хватает меня.

– Нет! – отчаянно кричу я, пытаясь вырваться из его рук, крепких, как железо, но он подхватывает меня, как пушинку, и вместе со мной выскакивает из лавки.

Я пытаюсь вывернуться, чтобы разглядеть, куда он меня тащит. Ниже по улице стоит большая повозка, запряженная двумя лошадьми. Они огромные, больше всех коней, которых я видела в своей жизни, их глаза дико блестят, ноздри выпускают пар, морды схвачены железными намордниками. Еще два таких же коня запряжены в повозки поменьше – для солдат генерала.

Позади слышатся крики. Из лавки за нами выбегают отец и Тянь, но солдаты – ящерица и бык – перехватывают их.

– Генерал Ю! – отчаянно кричит папа, пытаясь вырваться. – Прошу вас! Умоляю! Скажите, куда вы забираете мою дочь?

Солдат-игуана плюет ему в лицо.

– А ты как думаешь, болван?

Генерал спокойно разворачивается, опуская меня на землю.

– Ну что ты, Сит, – укоризненно отвечает он своему солдату. – Ты же знаешь, что ничего тут нет страшного. – Он перехватывает меня поудобнее, причем так крепко прижимает меня к себе, что я ощущаю его твердые пальцы сквозь одежду. – Старина, я просто забираю твою дочь, чтобы доставить ее по назначению. До меня дошли слухи о ее красивых глазах, и я подумал, что она наверняка пригодится при дворе. Или так: из нее получится отличный подарок.

Лицо отца бледнеет, как полотно.

– Вы… вы же не хотите сказать…

– Откуда такая грусть? Старина, тебе следовало бы улыбаться! Твоя девчонка попадет туда, куда мечтает попасть любая девушка королевства! Любой отец был бы в восторге! Она будет жить в Сокрытом Дворце Хана всю оставшуюся жизнь, в роскоши, которая пристала верным служанкам нашего милостивого государя – и служить ему в постели. И не только в постели!

– Нет, – в отчаянии выдыхает мой отец. Тянь замирает, как будто ужаленная змеей, ее глаза расширяются.

Генерал разражается смехом и ерошит мне волосы.

– Представляешь? Твоя дочь удостоится чести стать Бумажной Девушкой! Наверняка ты о таком даже мечтать не смел!

Бумажной Девушкой.

Эти слова словно повисают в воздухе. Все это чудовищно, неправильно, невозможно, такого просто не может со мной произойти. Только не я. Только не в Бумажные Девушки.

Но раньше, чем я успеваю выговорить хоть слово, снизу слышится яростный собачий лай. Маленькая тень на коротких ножках бросается к нам. Белая собачка с серыми пятнами.

У меня внутри все обрывается.

– Бао, – выкрикиваю я хриплым от ужаса голосом. Потом чуть громче: – Бао! Быстро домой! Домой! Кыш!

Но песик, как обычно, меня не слушается. Подскочив к ногам генерала, он припадает на передние лапы и яростно скалит зубы.

– Привет, малыш, – издевательски цедит генерал, глядя на Бао своими бычьими глазами. Песик кажется размером не больше его заканчивающейся копытом стопы. – Пришел попрощаться со своей подружкой?

Он протягивает руку, и Бао щелкает зубами.

Генерал бросает взгляд на своего солдата-рептилию.

– Сит, – холодно говорит он, – разберись с ним, будь добр.

Рептилия усмехается.

– Один момент, генерал.

Слышен свист стали – он вытягивает из ножен катану.

Лезвие блестит в воздухе. Один взмах клинка – и сталь входит Бао в живот. А потом Сит медленно, ужасающе медленно протягивает катану в мою сторону. На клинок нанизан мой песик.

Бао не успевает издать ни звука. На одно отчаянное мгновение я пытаюсь убедить себя, что он жив, что все это неправда, что катана каким-то образом могла пройти его тельце насквозь, не причинив ему вреда, и сейчас он соскочит с клинка и отбежит в сторону, будет жить, махать хвостиком, клянчить у отца угощения, вертеться у Тянь под ногами… Сейчас, сейчас все снова станет хорошо, а весь этот кошмар окажется тем, что он и есть: просто кошмарным сном. И можно проснуться, положить ему конец.

Но тут Бао начинает извиваться, из раны хлещет кровь и стекает по клинку, окрашивая его темным, пачкая костяную рукоять и сомкнутые на ней чешуйчатые пальцы.

– Прощайся с родней, девчонка, – шипит ящер, между зубов виден его раздвоенный язык. – Поторопись. Больше ты их никогда не увидишь. А если будешь сопротивляться, твой папаша и эта старая драная рысь закончат так же, как твой щенок. Ты этого хочешь?

Я выворачиваюсь в руках генерала – и вижу, как мой отец и Тянь безуспешно пытаются вырваться из хватки второго солдата-быка. Наши с папой взгляды встречаются. Я пытаюсь растянуть губы в подобие улыбки – и он затихает, на его лице проступает робкая надежда.

– Я люблю тебя, – шепчу я отцу, и в глазах его вспыхивает страшное осознание. Но я успеваю отвернуться и удерживаю слезы.

– Я не буду сопротивляться, – говорю я генералу.

– Вот и славно, хорошая девочка.

Он ведет меня к повозке – вернее, волочит за собой, так грубо, что я спотыкаюсь. Отец и Тянь начинают кричать у меня за спиной, и мне требуются все силы, чтобы просто не смотреть в их сторону, карабкаясь на сиденье. Повозка слегка проседает под тяжестью генерала, когда он поднимается и плюхается рядом со мной. Через мгновение лошади трогаются с места, увозя нас из деревни. Под тяжкий стук подков мой мир сжимается до темного пространства повозки, наполненного острым звериным запахом демона-быка.