Текст книги "Всеми частями тела. Визуальная поэзия"

Наташа Трейя
Всеми частями тела. Визуальная поэзия

© Наташа Трейя, текст, 2023

© Екатерина Самофеева, фото-арт-концепт и фото, 2023

© Аля Панина, иллюстрации, 2023

© Дарья Дементьева, дизайн, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

В этой книге – стихи разных лет. Я собрала их в неназванные темы, которые повторяются в жизни, как и темы в музыке. Поэтому в книге нет хронологии. Рядом может быть школьное стихотворение и стих, написанный через много лет. Наверное, если бы к каждому стихотворению я написала музыку, то это можно было бы назвать саундтреком моей жизни.

Но песни написаны только на несколько стихотворений из книги. И это значит, что саундтрек ещё не закончен. И если мир не погибнет в эти тревожные дни, то будет продолжение…

Посвящается Мэй

Половинка

 
С детства мечтала найти свою половинку,
Как возраст – морщинку, как пестик —
тычинку,
Как горе – слезинку, как хейтер —
слабинку…
Сидеть на скамейке, обнявшись, в каком —
нибудь скверике.
Но попадались всегда какие-то
четвертинки,
Осьмушки какие-то и четверики.
Я влюблялась безжалостно и до боли,
Проявляла бешеные эмоции.
Но всегда попадались какие-то доли,
Какие-то детские, что ли, порции.
И поэтому разных и всяких столько.
И о том, и о том, и о каждом – строчки.
Потому что пытаюсь собрать осколки,
В половинку вторую сложить кусочки.
И они приходят – седьмые части.
И хватаю руками я их обеими.
Но ни с кем не случается целого счастья,
Чтобы ни пробоины, ни расщелины.
 

Место

 
Хорошо бы, чтоб было такое место,
Куда можно приехать, когда надоест всё,
И найти, просмотрев жизни даты,
Всё, что ты потерял когда-то:
Куклу в платье из розового сукна,
Попугая, вылетевшего из окна,
Во дворе – черепашку в миске
В Минске, мысли,
Ключи, очки,
Волос пучки,
Колпачки и крышки,
Номер из записной книжки,
Книгу, в центре торговом покупки,
Телефон тот, что выпал из куртки
Где-то… около дома в Марьино,
И расческу, конечно же, мамину,
Одноклассника имя и шутки,
Что погиб, когда ехал в маршрутке,
И прогулки, ногами как шаркали
С дедушкой в меховой шапке,
Время и колесо фортуны,
Детство… юность,
Стихи, записанные на обоях,
Встречи с тобою.
Просто печали вместо
Приехать в то место,
Полное красоты,
А там – ты.
Стоишь и ждешь, как и прежде,
С букетом помятым,
Потому что приехал в надежде
Встретить меня там.
 

Венеция

 
Разбежимся же, как ног поток… чтоб не выплеснуть, как кипяток… в лицо, гнев – в чемоданы пакуем бережно,
Как тряпье. Чтоб остынуть, кофе холодный пьем… на набережных
В лучах солнца и ультрамарина.
В каждом доме – Христос распят. Развернемся же
у Риальто на сорок пять, как рыбный рынок.
После – плоть утешат жизни новые главы, язык – крэк, помидоры черри…
А сейчас – располземся, как тени от сувенирных лавок, как от пьяцца – мерчерии.
К необщим друзьям разлетимся, как к конвертам прилипшие марки.
Но сперва переклеим указатели до Сан-Марко
В нашу последнюю ночь, пока
Все спят. Посмотрим, как уткнувшиеся в карты, как в плечо кого-то родного… будут искать выход из очередного… тупика.
Напялим смеющиеся венецианские маски, словно собственных чувств нет,
И ни один мускул лица не дрог-нет.
Кофе допит. Мерцающий вечер дожит.
Разойдемся же, как в коридорах дворца – дожи.
Расплывемся, как два катера, в противоположные,
Заменив очевидное на понятия ложные.
Будем считать, что каждый своего достиг.
Разорвемся, как сердце – на мине гор-дости.
 

Куба

«Время остановилось. Где-то в шестидесятых…»

 
Время остановилось. Где-то в шестидесятых.
Социализм, свобода… С чувством и непредвзято:
«Сорок девятого года, а все ещё, видишь, в форме», —
Выкурив важно трубку, гордо сказал шофер мне.
Ветхие закоулки, и каждый дом обшарпан.
На барахолках куклы смотрят легко и с шармом.
Стекла побиты в окнах и облупились стены.
И человек с сигарой счастлив, идя со смены.
 

«Город-призрак. Мечтать – его главный признак…»

 
Город-призрак. Мечтать – его главный признак.
В переулках помочь затеряться признан.
Как никто, дружелюбен… свой шарм и призвук.
Круглый год – загорелый народ и лето.
По дорогам, катаясь в кабриолетах,
Едут дамы в театры смотреть балеты.
Из всех баров доносятся звуки сальсы.
Пеликан извернулся и сделал сальто.
Затянул кто-то Quanta na mera альтом.
Если хочешь отправиться куда-либо,
Пусть на нем остановится тотчас выбор:
Будешь есть Pastelitos, пить «Куба либре».
И забудешь, волны аромат вдыхая,
Что погода и дружба была плохая,
Потому что нет скуки и нет вай-фая.
 

«Я люблю наблюдать за людьми, заглядывать им в души…»

 
Я люблю наблюдать за людьми, заглядывать им в души
И представлять, что я могла бы быть любым из них.
Мы бы сидели большой семьей на террасе дружные
На другом полушарии среди новых родных.
Тело каждого могло бы быть моим домом:
Мужчины-официанта в очках больших,
Женщины-продавщицы с глазами бездонными,
Мальчишки, продающего беляши.
Я бы могла ощущать всё по-новому,
Другие проблемы бы меня волновали.
Они бы были самыми важными, безусловно, —
Где-то в Мексике, на Карибах или в Непале.
Я люблю смотреть на кого-то и ощущать себя им.
Полностью погружаться в его разум.
Мир необыкновенен и неповторим:
Со своим цветом кожи, разрезом глаза.
Трудягой, идущим в свои трущобы.
Старушкой, делающей замечания.
«Ты всё так же любишь меня?» – «Еще бы», —
Говорил бы мне кто-то вместо молчания.
Я так пытаюсь разнять тиски,
Мыслить учусь иначе
И абстрагироваться от тоски,
Которая ничего не значит.
 

Иерусалим

 
Люди такие разные. Женщин всякие типажи:
Одни замотаны с ног до головы, только глаза из-под паранджи;
Другие – разряжены, взгляды кроткие, платья в пол;
Третьи – юбки короткие, почти голые, смотрят с вызовом и в упор.
И мужчины, молча, идут к святыням рядами:
Одни – серьезные, с бородами;
Другие – в черных сюртуках, с косичками и в шляпах черных;
Третьи – в майках, джинсах, без манер утонченных.
Одни крестятся и кланяются, зажигают свечи,
Целуют иконы и просят шепотом что-то вечно;
Другие снимают обувь, ритуал выполняют некий,
Молятся пять раз в день, повернувшись к Мекке;
Третьи качаются и суют записки с просьбами в щели
в стене.
Люди такие разные. Лицом к лицу. Спина к спине.
Выглядят все по-разному, а заглянешь в души —
все похожи:
Думают об одном же, просят одно и то же:
Здоровья, денег, славы, быть рядом с милыми.
Боятся одиночества, что не измеряется милями,
Смерти боятся и стать ненужными.
Копошатся внизу там со своими нуждами.
И я их немного жалею, но лишь слегка.
Они изрядно наскучили мне за эти века:
Пробуют подкупить, пожертвования несут,
Думают, что судьба зависит от их заслуг,
Они придумали имена мне, и страшный суд,
Грехи, и правила, и как провести досуг.
И я послушаю их пение не слишком уж увлеченно,
Мысли их, крик муэдзина, погляжу на блеск куполов золоченых,
И без любви излишней, без лишней злости
Вздохну, зевну – и брошу кости:
Чтобы решить судьбу их – кто будет огорчен,
Кто награжден и от радости слезы прольет ручьем,
А кто не замечен вовсе и не учтен.
Чтобы никто не догадался, смысл в чем:
Сижу, баламучу воду в океанах тростью —
И просто бросаю кости.
 

Барселона

 
Ночи – бессонные.
Волны – соленые.
Что-то нашептывает Барселона мне
Там, где когда-то бродили влюбленными,
Я, благосклонная,
Кофе с бурбоном пью
В бежевом доме с большими балконами.
Я б зачеркнула все надписи броские,
Сюрреализм, на картинах что Босха,
Письма писала б тебе в стиле Бродского,
Только нет адреса, даже наброска.
Только неясен их пункт назначения.
Тут ничего не имеет значения.
Чувства сквозь сито,
И бусы рассыпаны.
Как аллергия, их звездная сыпь по мне.
И Барселона, веселая, сытая,
Что-то нашептывает голосом сиплым мне.
О том, как в краске коробок картон линял.
Мы с непробитыми сели талонами,
И наш автобус с Carrer de Moscú тронулся,
Ехал до площади Каталонии.
Как ты вплетал мне гацанию в локоны.
Только те дни, ну, настолько далекие.
Ночи – бессонные.
Волны – соленые.
Что-то нашептывает Барселона мне
Там, где когда-то бродили влюбленными,
В твои глаза я смотрела бездонные…
Как была счастлива, хоть и бездомная.
 

Индия

«Волны – под ноги вдребезги со скандалом…»

 
Волны – под ноги вдребезги со скандалом.
И индийские девушки шьют сандалии
И рисуют цветы у дверей сандалом.
На лбах – точки… и фрукты в подол собрали.
Псы, как яблоки с яблони, в тень попадав,
У подруг выедают с любовью блох.
И у каждого есть колесо без палок
И свой бог.
 

«Будто бы под зонтиком – за стволом…»

 
Будто бы под зонтиком – за стволом,
Под густыми листьями, словно в шляпке,
Я болтаю ногами под столом
И смотрю на свои слегка растоптанные тапки.
И думаю: когда я их купила,
На них не было ни трещинок, ни пыли,
Они были яркие и красивые,
Новые были.
Безусловно, я дорожила ими,
Хотя они жали немного,
Иногда – слегка, но, бывало, сильно
Натирали ногу.
А сейчас они такие мягкие и удобные,
Хотя немножко потрепанные.
Сижу в них, по полу топаю.
Поднимаю глаза и тебя вижу:
Все та же ухмылка и ямочки около губ.
И только чуть больше морщинок у глаз кожу выжгли,
И седая прядь вплетена в чуб.
Вспоминаю, как мы ругались, ссорились,
Как, собрав рюкзак, убегала в ночь,
Чтоб переживал, отключала сотовый.
Как подружки, мне пытаясь помочь,
Говорили, что от тебя нет толку.
Ты бухал и звонил телкам.
А сейчас нас соединяет столько:
Столько теплого и тонкого.
Мы сидим, родные, с тобой в теньке
И молчим. И думаем о своем.
Нам сейчас так хорошо вдвоем,
Как со старыми тапками на ноге.
 

«Если бы я выросла на узких улочках…»

 
Если бы я выросла на узких улочках,
Из бамбука мне б дедушка сделал дудочку.
Лотос бабушка бы продавала на цепочке.
Была бы я маленькой индийской девочкой.
Угощали бы сладким бурфи соседи.
Меж людьми нет обид, когда каждый беден.
Папа бы возил меня на мопеде.
Всемером на одном, бывает, едем
С четырьмя моими сестрами и братиком.
Волосы украшены красным бантиком.
Я бы рыжего пса на руках держала.
А потом сама на велосипеде ржавом,
Достался мне от сестер который,
В платье, которое было не впору,
Ездила б в школу.
Или пешком с большим ранцем за спиной
Топала со школы домой,
Щебеча с подружками что-то на языке тамильском.
И картину в уме рисовала мысленно:
Как я вырасту, в доме с большими окнами
Буду жить и шить чуридар и сари.
И вдруг передо мной возникла высокая
Девушка со светлыми волосами.
Она сказала бы мне что-то на непонятном языке,
Достала фотоаппарат, что был в замшевом рюкзаке,
И стала бы меня фотографировать.
Интересно, какое там фото выйдет?
И подумала б я, прядь смахнув рукой:
А вот если бы я была такой.
Я была бы несчастней, хотя и стройней.
Выросла бы в далекой незнакомой северной стране
И поехала путешествовать в Индию…
 

«Мой маршрут звучит как заклинание…»

 
Мой маршрут звучит как заклинание.
Пусть все сбудется, что не загадаю я,
О подставах все знают заранее.
И к мерзавцам придет наказание.
Маршрут: Пондичерри —
Тиручираппали.
Закат был как черри,
И чайки напали.
Пусть каждый получит
В Аппели и Кочи
Все самое лучшее
И все, что он хочет.
В Кумили, в Кумили
Курили, курили.
И в Каньякумари
Были в кумаре.
И чаек кормили.
Ракушки в кармане
Сверкали
И пели,
Как море, в Варкале.
Тривандрум.
Улыбнись, кто угрюм.
Скажи правду, кто врун.
Музыкант – коснись струн.
Все сбудется soon.
 

Сицилия

«Живешь, путешествуешь, начал сначала…»

 
Живешь, путешествуешь, начал сначала,
Как будто б любовь никогда не случалась,
И я не встречалась, и в дверь не стучалась…
Живешь там, как будто б меня и не было.
Распахнуты шторы, там – краешек неба
И шумная улица солнцем согрета,
Дымит сигарета, звучит чей-то бас,
И жизнь продолжается где-то…
Без нас.
 

«Захлебнувшись от чувств… До Сицилии – письма и мили…»

 
Захлебнувшись от чувств… До Сицилии – письма и мили.
Взгляд тогда у меня был другой и другая фамилия,
Тогда не было третьего… выбор был лишь – «или – или».
Я лежала, смеясь… под тобой… на камнях… слишком острых.
И вода попадала мне в ноздри, и плавился остров.
И мы были семьей… неразлучной семьей – Коза Ностра.
 

«Приплыву на надувной я лодке на Стромболи…»

 
Приплыву на надувной я лодке на Стромболи,
Чтоб заесть печаль всю сдобами и вином запить всё, что болит,
И противиться чтоб спаду настроения резкому,
И в доверие втереться чтоб морю Тирренскому.
Чтобы слушать мощь вулкана и оползней рокот,
Чтобы Эол повелел тоску сдуть сирокко,
Буду бусинки блестящие скупать, как сорока,
Не смотреть в твои глаза, ища любовь, как сиротка.
И цветов благоухание вдыхать буду вечером,
Буду ласковой, как кошки, что живут там, доверчивой:
Не бояться подойти, чтоб за ушком погладили,
Так, как будто никогда мне в душу не гадили.
 

Крым

«Клейкая лента…»

 
Клейкая лента
Песчаных карьеров, рельефы.
Мыс Фиолент.
И волны резвятся, как эльфы.
Выступы, камни
Отвесные, полдень и дзоты.
Горечь бескрайняя.
Синий излом горизонта.
Выключен сотовый.
Что-то, как тень эшафота.
Сделать охота
Над склоном опасное фото.
Выезда нет. Нет и въезда.
И черная бездна —
Море без дна.
И старушка ко мне в кадр влезла.
Катер причалил
Внизу, фуксом пару обрив волн.
И за плечами —
Крыло, чтоб сорваться с обрыва.
 

«Где, скажи, сил раздобыть…»

 
Где, скажи, сил раздобыть,
Чтобы тебя разлюбить?
Так, чтоб не броситься с пирса,
Чтоб в сотый раз не был написан
Текст тебе в смс
О том, какой в сердце замес.
 

«Бухта «Мечты»…»

 
Бухта «Мечты».
Безутешные мачты
В дымке маячат.
Дно – в цвет чая матча.
Губы – в цвет брюквы.
Тот, кто с большой буквы,
Возвращен в бухту,
Будто сын блудный
В снах и стенаниях,
В зыбких страданиях,
В сказках и триллерах
Ларса фон Триера.
Пусть сотрет Ласпи
Грусть всю, как ластик.
Вырежут скалы
Скорбь всю, как скальпель.
Номер твой набранный.
Брит отель наголо.
Портит вид на гору.
Выстроен внаглую.
И в неотвеченных
Вызов мой вечно.
Я с бухты-барахты
В миг бунта барахтаюсь.
Бухта Мечты.
Как, скажи мне, не мрачной быть,
Не обмельчать,
О мечтах не замалчивать?
Бухта Мечты,
Как, скажи мне, как мяч отбить,
Образ заманчивый,
Не заморачиваясь?
 

Нью-Йорк

«Посреди американской мечты, у барных стоек…»

 
Посреди американской мечты, у барных стоек,
Ликер подливает бармен густой мне —
Я подрываю страны устои:
Где граждане все излучают счастье,
Проблемы свои за улыбкой прячут,
Я стою и – плачу.
 

«Я бы хотела жить с тобой в одном из этих цветных домиков…»

 
Я бы хотела жить с тобой в одном из этих цветных домиков,
Целоваться голыми на подоконнике,
Обнимать по утрам и заваривать кофе в зернах
И не выходить хотя бы год из нашей заветной зоны,
Упиваясь друг другом целыми сутками…
Быть может, только за продуктами с цветастыми сумками,
Чтобы не ругались ни редко, ни часто,
На год запастись шоколадной пастой
И смотреть наши мультики и фантастику.
 

«Можно бесконечно смотреть на океан…»

 
Можно бесконечно смотреть на океан
И медитировать на Брайтон-Бич,
Русским квасом наполнив стакан.
С пенсионерами поболтав, стричь
Волосы на улочке, где вывески
С русскими надписями, но английскими
Буквами… Борщ несут, мощь океана
И ресторан «Татьяна».
 

«Есть плюсы в том, что тебя нет около…»

 
Есть плюсы в том, что тебя нет около.
Мой каждый день без тебя такой огромный, как тысячи окон
В небоскребах, которые, чтоб рассмотреть, голову ходишь, вверх задирая.
И, если нажать выше сотого, можно доехать до рая.
Собачки бульдожки и йорки
Повсюду в кафешках, как в норках,
Я прячусь от мыслей и орков
На улочках где-то Нью-Йорка,
И каждый мой миг без тебя ощущаю я… пусть и поломками.
Наверное, можно найти плюсы в том, что тебя нет около.
 

«Никого, меня кроме… и в поисках крошек от булки…»

 
Никого, меня кроме… и в поисках крошек от булки
Сядет на подоконник, нахохлившись, голубь и буркнет.
И под вечер – в сон клонит. В музеях и в граффити Бруклин
Тонет, в Хадсоне будто.
И повсюду хасиды в еврейском квартале и осень,
И район Бруклин-Хайтс, где когда-то жил Бродский Иосиф.
И снимаю квартиру я, сердце порадовать чтобы,
С видом на небоскребы.
 

«Чтобы тебя забыть, я путешествовать буду…»

 
Чтобы тебя забыть, я путешествовать буду
По городам и дорогам с большими мостами,
Но я тебя никогда не забуду.
Как бы красивы ни были другие места.
Чтобы меня забыть, ты в другие страны,
Уедешь любить девушек новых,
Но будешь вспоминать меня снова и снова
Ночами поздними и утром ранним.
И мы случайно встретимся под крики чаек,
Там, где играют кошки с солнечными лучами,
В каком-то далеком городе, пожмем плечами —
И сделаем вид, что с тобою вовсе
Не помним друг друга и у нас хорошо все.
 

«Разбросаны где-то… под небом синим…»

 
Разбросаны где-то… под небом синим.
Где птицы летают… и феи – с ними.
Где слезы из облака моросили —
Места силы.
 

Грузия. Зарисовка

 
В зелени башни… грузинские улочки.
Вкусное – всё… хачапури и булочки.
Все – угощают… гостям рады очень.
Церковь на площади… лавки цветочные.
Фрески… С цитатами из «Мимино»
Вывески… Джаз… Катамадзе Нино.
 

Гереме

 
Поселок спросонок развесил по склонам вывески,
И вылезли из-под простынок ростки и выселки.
И капли росы (или слезы) пока не высохли,
И воспоминания из мира мертвых вызвали.
И сердце забилось, как будто бы вновь зависело
Хоть что-то от нас, но песками покрыты выступы,
И здешние вырубки брешь здесь когда-то высекли.
Прогнав ностальгию, решила поспать – и выспалась.
 

Монблан

 
Вершины. Снежинки
Становятся жидкими,
Бегут под ногами ручейками-жилками.
Забывшись, не сетую.
И облако серое
Плывет от нас в метре и свет рассеивает.
Простор белоснежный. Дочь ручкой вдаль тычет.
Склон. Фуникулер. Высота пять тысяч.
Над пропастью мостик вихляет от ветра.
И вдруг все равно, что любовь без ответа.
 

«Сидишь, пьешь чай, завернувшись в плед…»

 
Сидишь, пьешь чай, завернувшись в плед,
Смотришь в небо ночное, куришь…
Нашей земле четыре с половиной миллиарда лет.
Лишь через двенадцать миллиардов лет солнце поглотит Меркурий.
В своих мыслях живешь, звенишь чашкой.
В небе сотни звезд в этот миг сгорают.
Человечеству всего-то – миллиона два с натяжкой.
Исчезновение наше не за горами.
Только вдумайся: два миллиона и – четыре с половиной миллиарда.
Через тысячу о нас уже никто и не вспомнит.
Ну а звезды всё рождаются и взрываются, как петарды.
А мы лишь за сотню лет свои знаем корни.
Из простых частиц зародилось что же?
Упиваемся гордостью своей и местью.
Все такие нужные и ничтожные,
И такие хрупкие, и – не вместе.
Нашей земле четыре с половиной миллиарда лет.
Лишь через двенадцать миллиардов лет солнце поглотит Венеру.
Сколько же лет я буду ждать от тебя ответ
И не потеряю веру?
 

«Чей-то бюст с пьедестала смотрит, щерясь…»

 
Чей-то бюст с пьедестала смотрит, щерясь.
Но большинство людей человечество забыло.
От кого то остался рисунок на стене пещеры:
От кого-то – каменное зубило.
Кто-то оставил после себя глиняный кувшин,
Кто-то – коренной зуб,
Но никто не оставил надежд души
И привкус соленых губ.
А кто-то жил позже и оставил после себя имя:
Название деревни, речки, горного пика,
Но никто не знает, какой была на вкус клубника,
Которую он нес для любимой.
Литературные герои живут дольше, чем большинство настоящих людей.
А люди всё суетятся, хотят чего-то.
Дом снесут, могилу засыплют, правнуки уже не будут знать, кто ты —
Праведник или злодей.
Каких-то сто лет (а для Вселенной это пшик) – и никаких следов.
И только бескрайняя ширь садов.
Или бескрайняя гладь пустынь.
Но не ты.
Погаснет сознание, смерть разорвет нейросети,
Никто и не вспомнит, что жил такой парень на свете,
К которому чувства, казалось, у ней бесконечны,
Смешной и беспечный.
Никто и не вспомнит, как пел в волосах его ветер
И верилось в нечто.
 

«Мы жертвы случайности… той, что приводит к печали…»

 
Мы жертвы случайности… той, что приводит к печали.
Случайные встречи, случайные взгляды вначале,
Влечение, секс, которого не было б в здравом рассудке,
Затем – боль и мысли о нем/о ней круглые сутки.
Потом: отношения, дети, пеленки, уроки,
Ненужные ссоры, бессмысленные упреки,
Обман, сожаление, родственники тупые,
Тоска, унижение, скука, шкафы в слое пыли.
Кто в выигрыше? Слезы бессилия льются.
А выиграла эволюция.
 

«Жизнь – дорога…»

 
Жизнь – дорога.
Идешь по ней, обречен.
На обочине дети играют в мячик,
Заглянуть пытается некий мальчик,
Чтоб списать домашку, через плечо.
Кто-то мимо промчался, промелькнул так,
Что ты даже не успел рассмотреть, кто это,
Заслонив собой предупредительный знак,
Куртку развеяв по ветру.
Кто-то рядом шел, значил многое,
Но отстал, свернул, пошел своей дорогой.
Парень, что верен был и любим,
Встретил девушку, и она повела его путем другим.
С кем-то песни писали, смеялись, спали,
Но они почему-то тоже отстали.
Вдоль дороги – церкви, фасад из фресок
И большие окна без занавесок:
В каком-то – влюбленные – ночи
Целуются напролет,
В каком-то старушка сидит в одиночестве —
Чай пьет.
Днями светлыми самыми —
Воздух вкуса зефирного.
Девочки стали мамами,
Вышли замуж рано.
С кем-то сидели, смотрели вместе фильмы,
И он так и остался сидеть у экрана,
Растерянный, как на экзамене.
Люди в воспоминаниях замерли.
Идешь себе и идешь по дороге один.
Ты знаешь, что ждет тебя впереди.
Но чувствуя почву, лучами согретую,
Не хочешь думать об этом.
И надеешься, что шаг за шагом к мечте ближе будто бы,
Всколыхнется под пульсом аорта,
И что-то, что ждет тебя, отступит,
Как линия горизонта.