Текст книги "Злой волк"

Колокол в расположенной рядом церкви пробил одиннадцать раз, и совсем неожиданно у Ханны возникло недоброе чувство. Она замялась.

– Что?.. – начала она, но докторша мягко, но решительно подтолкнула ее перед собой в направлении входной двери.

В доме ощущался застоявшийся дневной зной, было душно, и Ханна покрылась потом. Почему Леония Вергес хочет непременно говорить здесь, в доме, а не во дворе?

В коридоре докторша остановилась и взяла Ханну за запястье.

– Я не уверена, что это хорошая идея – втягивать вас в это дело. – Она почти перешла на шепот. Ее темные глаза казались неестественно большими. – Но остальные здесь… иного мнения.

Остальные! В сочетании с закрытыми воротами, этим черным автомобилем-монстром и странным поведением фрау Вергес казалось, будто в доме собрался какой-то тайный союз, который собирался принять ее в свои ряды, произведя какой-нибудь отвратительный ритуал посвящения.

– Леония, подождите, – Ханна говорила нормальным голосом. Она терпеть не могла напускной таинственности, и после этого ужасного дня у нее не было желания натолкнуться на какой-нибудь неприятный сюрприз. – Что все это значит?

– Мы вам все объясним, – уклонилась женщина от ответа. – Вы можете сами решить, как к этому относиться. – Она отпустила руку Ханны и пошла по коридору в кухню.

Доносившееся из кухни тихое бормотание прервалось, когда вошла Ханна. Мужчина, сидевший за кухонным столом, повернулся в ее сторону. Помещение казалось слишком низким и маленьким для горы мускулов, покрытых загорелой кожей в татуировках. Мужчина поднялся со стула во весь свой двухметровый рост, и когда Ханна взглянула на него, в ее мозгу непроизвольно зазвенели все тревожные колокольчики. Темная, тщательно подстриженная борода, длинные волосы, заплетенные в косу, внимательные темные глаза, которые вмиг оглядели ее с ног до головы. На мужчине была белая футболка, джинсы и ковбойские сапоги, на шее была отчетливо видна темно-синяя татуировка. Ханна проглотила слюну. Такую татуировку могли иметь только члены франкфуртской группы байкеров «Короли дороги». Что, черт возьми, делает один из них в кухне ее врача?

– Добрый вечер, – сказал великан необычно хриплым голосом и протянул ей руку. На безымянном пальце его правой руки было толстое серебряное кольцо, которое украшал череп. – Я Бернд.

– Ханна, – ответила она, подавая руку.

Только теперь она заметила второго мужчину. Взгляд пугающе голубых, словно ледник, глаз неожиданно пронзил все ее тело, словно удар током, ее колени задрожали. Остальную часть его лица она едва видела. Он был немного выше, чем она, но рядом с великаном производил впечатление хрупкого гнома. В этот момент Ханна отчетливо осознала, как она выглядит: без макияжа, вспотевшие волосы собраны в небрежный пучок, футболка, джинсы, спортивные туфли. Так она обычно выходила из дома для пробежки!

– Что вам предложить выпить, Ханна? – спросила Леония Вергес, стоявшая позади нее. – Воду, колу-лайт, безалкогольное пиво?

– Воду, – ответила она и почувствовала, как ее первоначальное недовольство переходит в любопытство, которое превышало чисто профессиональный интерес к увлекательной истории. Что это за странная пара? Почему эти двое мужчин в одиннадцать часов вечера сидят в кухне Леонии Вергес? Почему они, не зная ее, считают, что она согласится ввязаться в какое-то дело? Поблагодарив, она взяла стакан и села на угловую скамью за маленький четырехугольный стол, покрытый клетчатой клеенкой. Мистер «голубые глаза» сел слева от нее, Леония и великан заняли места на стульях.

– Вы не будете возражать, если я закурю? – обратился к ней великан неожиданно вежливо.

– Нет.

Он достал пачку сигарет, затрещала штормовая зажигалка. По его лицу пробежала мимолетная улыбка, когда он в ее глазах прочитал желание.

– Пожалуйста. – Он придвинул ей пачку.

Она взяла сигарету, поблагодарила кивком головы и обнаружила, что ее пальцы дрожат. Она не курила уже четыре недели, первая затяжка подействовала на ее центральную нервную систему, как сигарета с марихуаной. Вторая затяжка, третья, и ее внутренняя дрожь исчезла. Она почти физически ощущала на себе взгляд мистера «голубые глаза», ее кожа горела, сердцебиение участилось. Ей пришло в голову, что он не назвал своего имени. Или она его прослушала? Ей показалось неудобным переспрашивать его.

На какое-то время воцарилось напряженное молчание. Собравшиеся оценивали друг друга. Наконец Леония нарушила тишину. Она спокойно сидела на своем стуле, почти так же, как во время сеанса, но за ее невозмутимым лицом Ханна заметила сильное напряжение и увидела морщины вокруг глаз и рта, которые раньше были едва заметны.

– Причина, по которой мы попросили вас прийти сегодня вечером, не совсем бескорыстна, – сказала она. – Мы расскажем вам, о чем идет речь, и тогда вы сами сможете решить, будет ли эта история представлять интерес для вашей программы или нет. Если нет, то вы просто забудете этот разговор. Но прежде чем мы посвятим вас в детали… – она немного замялась, – я должна вам сообщить, что это в высшей степени сенсационная история, которая для многих может быть крайне неприятной и опасной.

Похоже, что речь шла о каких-то проблемах, которые были нужны сейчас Ханне как прыщ на носу.

– Почему вы обращаетесь именно ко мне? – поинтересовалась она и одновременно с мистером «голубые глаза» протянула руку за стеклянным графином с водой и кубиками льда, стоявшими на столе. Их руки соприкоснулись, и она отдернула свою руку, как будто обожглась.

– Прошу прощения, – пробормотала она смущенно.

Он чуть улыбнулся и налил воды сначала ей, а потом себе.

– Потому что вы не боитесь браться за трудные дела, – ответил великан вместо Леонии. – Мы знаем вашу программу.

– Обычно я не рассказываю о своих пациентах, – проговорила Леония. – Это мне не позволяет делать обязательство о неразглашении врачебной тайны, но в этом особом случае я была от него освобождена. Я надеюсь, вы поймете, почему.

Ханна была заинтригована, но все еще колебалась. Обычно она работала иначе. Темы, которые ее интересовали, находила она сама или ее команда – в газетах, в Интернете, на улице. Но если говорить честно, то этот вид поисков потерял свою актуальность. Семьи, живущие благодаря системе «Хартц IV», мошенники-трюкачи, несовершеннолетние мамаши, дети мигрантов, занимающиеся преступной деятельностью, жертвы врачебных ошибок и прочее – эти темы уже десятки раз обсуждались в ее программе и вряд ли могли вызвать у кого-нибудь интерес. Было самое время для истории, которая по-настоящему подняла бы рейтинг программы.

– Так о чем речь? – спросила она и достала из кармана диктофон. – Если вы знаете мою программу, то вы также должны знать то, чем мы занимаемся. На первом плане стоят человеческие судьбы.

Она положила диктофон на стол.

– Ничего, если я буду записывать нашу беседу?

– Нет, – сказал мужчина с голубыми глазами, имени которого она не могла вспомнить. – Никаких записей. Только слушайте. Если вы не хотите этого делать, то этой встречи здесь не было.

Ханна посмотрела на него. Ее сердце начало колотиться. Она не могла долго выдержать этот взгляд. В его глазах она разглядела сочетание силы и ранимости, которое одновременно завораживало и беспокоило ее. И на этот раз она увидела больше, чем только глаза. Четко очерченное худое лицо с высоким лбом, прямой нос, волевой подбородок, широкий чувствительный рот, слегка поседевшие волосы – достаточно привлекательный мужчина. Сколько ему могло быть лет? Сорок пять? Сорок шесть? Какое отношение он имеет к байкерам? Почему он находится здесь, на кухне Леонии Вергес? Какую тайну держит в себе?

Ханна опустила глаза. Она приняла решение, именно в эту секунду. Такое дело, как это, ее тоже интересовало, но решающую роль сыграло что-то иное. Этот привлекательный незнакомец с голубыми глазами, приводящими в смятение, совершенно неожиданно что-то тронул в самой глубине ее души, что-то, о существовании чего она даже не подозревала.

– Объясните мне суть дела, – сказала Ханна. – Меня не пугают трудные дела. А за стоящую историю я всегда готова взяться.

Две недели спустя
Четверг, 24 июня 2010

Совещания команды отдела К2 теперь проводились в привычном месте на первом этаже. Помещение дежурного подразделения позади охраны пару дней назад освободили и вновь передали для его непосредственного использования.

Прошло две недели после обнаружения трупа девушки, но, несмотря на кропотливое расследование дела, они ни на шаг не продвинулись в раскрытии преступления. Сотрудники Специальной комиссии «Русалка» проверяли бесчисленные сигналы и опрашивали десятки людей, но каждый след неизменно приводил их в тупик. Никто не знал погибшей девушки, никто ее не искал. Изотопный анализ показал, что она выросла недалеко от города Орша, в Белоруссии, но последние годы своей короткой жизни провела в Рейн-Майнской области. Следы мужской ДНК, которые были обнаружены под ногтями пальцев девушки, вселили небольшой проблеск надежды, но и это ничего не дало, так как данная ДНК не была зарегистрирована ни в одной базе данных.

Были установлены и исследованы все корабли, которые в промежуток времени, когда было совершено преступление, находились на Майне, при этом ограничились, разумеется, кораблями, которые имеют радар или были зарегистрированы на шлюзах. Были проверены даже плавучие рестораны, которые пришвартованы на Майне в районе Франкфурта, а также прогулочные яхты. Многие частные спортивные лодки, которые курсируют по Майну, не подходили по определенным параметрам. Учитывая то, что была масса возможностей просто сбросить труп с моста или прямо с берега в реку, задействованные колоссальные человеческие усилия и технические мощности были несоизмеримы с итогом.

Пресса, которая страстно жаждала результата, упрекала полицию в слепой показухе и бессмысленном разбазаривании денег налогоплательщиков.

– К сожалению, сотрудничество с коллегами из Минска нам тоже ничего не дало, – подвел разочаровывающий итог Оливер фон Боденштайн. – Там также нет никаких заявлений об исчезновении людей, которые можно было бы применить к погибшей девушке. Акция по расклеиванию листовок в районе Орши также до сего времени остается безрезультатной. Ни одежда девушки, ни фрагменты ткани из ее желудка не дают никакой конкретной наводки или, по меньшей мере, надежды на успешное расследование.

Боденштайн посмотрел на свою притихшую команду. Недели наивысшего напряжения под прицелом общественности, две недели непрерывной работы без выходных давали себя знать. Он видел усталость и безропотное смирение на усталых лицах своих коллег и хорошо понимал их душевное состояние, потому что и сам вряд ли чувствовал себя лучше. Редко приходилось ему сталкиваться с делом, в котором было бы так мало зацепок, как в этом.

– Я предлагаю всем пойти сейчас по домам и немного отдохнуть, – сказал он. – Единственная просьба – оставаться на связи на случай, если вдруг произойдет что-то экстренное.

В дверь постучали, и в комнату вошла доктор Николя Энгель. В тот же момент ноутбук Остерманна издал негромкую трель.

– Мы получили подтверждение, – объявила советник уголовной полиции. – Боденштайн, на следующей неделе вы едете в Мюнхен. Наша «русалка» будет привязана к «Делу № XY». В любом случае стоит попытаться.

– Эй, люди! – воскликнул Кай Остерманн. – Я только что получил сообщение из лаборатории в Висбадене. Они наконец закончили анализ воды из легких девушки.

Тот факт, что девушка утонула в хлорированной воде, был одной из самых больших загадок данного дела. Боденштайн не относился к тем людям, которые полагались на результаты анализов, но он настоял на анализе воды. Он лелеял почти отчаянную надежду на какую-нибудь ценную зацепку.

– И что? – спросил он с нетерпением. – Каков результат?

Остерманн с сосредоточенным лицом пробежал отчет.

– Гипохлорид натрия, гидроокись натрия, – читал он вслух. – Эти вещества входят в состав хлорных таблеток для бассейнов и джакузи. Кроме того, были обнаружены небольшие следы сульфата алюминия. К сожалению, ничего, что выводило бы нас на настоящий след. Я боюсь, что мы опять ищем иголку в стоге сена.

– В общественном бассейне она не могла утонуть. Это каким-то образом обязательно раскрылось бы, – предположила Катрин Фахингер. – А что, если мы обратимся через прессу с просьбой откликнуться тех, кто имеет дома бассейн?

– Но это абсурд, – возразила Пия. – Здесь тысячи домов оборудованы бассейнами и еще больше джакузи.

– И тот, в чьем бассейне утонула девушка, все равно не позвонит, – добавил Кай.

– Если мы будем проверять все частные бассейны, то потратим на это ближайшие несколько лет, – вставил свое слово Джем Алтунай, который отложил свой отпуск на родине, в Турции, и отправил туда жену и детей одних. – Ты хочешь потребовать от каждого владельца бассейна предоставить анализ воды?

– Очень смешно, – фыркнула Катрин обиженно. – Я только хотела сказать, что…

– Хорошо, – прервал Боденштайн свою юную коллегу. – Получив этот результат, мы действительно не вышли непосредственно на горячий след, но, возможно, добыли ценный кусочек мозаики.

– Тогда все на этом? – Пия посмотрела на часы. – У меня сегодня полдня отпуска.

– Да, на сегодня все свободны. – Боденштайн кивнул. – Но прошу всех оставаться на связи на всякий непредвиденный случай.

Все кивнули и разошлись. Кай схватил следственное дело, сунул ноутбук под мышку и вслед за Джемом и Катрин вышел в коридор.

– Нам тоже нужно идти, – сказала доктор Энгель.

Боденштайн обернулся.

– Куда? – спросил он удивленно.

– В моем календаре помечено, что у тебя сегодня в два часа допрос в Управлении уголовной полиции земли, – ответила она и посмотрела на него. – Ты забыл об этом?

– Черт возьми, да. – Боденштайн покачал головой. В шесть часов вечера он договорился с Козимой, что приедет нотариус с покупателями дома. Из-за загруженности он намеренно назначил встречу на ранний вечер. Он надеялся, что дольше часа этот нелепый допрос не продлится.

После столкновения с Боденштайном две недели назад Франк Бенке закрыл свой временный инквизиционный суд в одном из соседних кабинетов и несолоно хлебавши ушел в Управление уголовной полиции земли. Разумеется, уже через два дня на письменном столе Боденштайна появилась повестка о вызове в управление. «Слушание с оценкой действий полиции, заключающихся в прекращении расследования дела по нанесению опасных телесных повреждений господину Фридхельму Дёрингу 7 сентября 2005 года в связи с подозрением на ненадлежащее должностное преследование уголовного преступления и воспрепятствование наказанию».

– А зачем тебе ехать? – спросил Боденштайн у своей шефини, когда они шли по коридору. – Это ведь все равно пустая трата времени.

– Я не допущу, чтобы в отношении одного из моих руководителей комиссариата выдвигались такие подозрения, – ответила она. – Бенке задумал личную месть, и я собираюсь при необходимости ему кое-что напомнить.

– Привет, Ханна, – Вольфганг поднялся из-за письменного стола и подошел к ней с улыбкой на губах. – Как я рад тебя видеть.

– Привет, Вольфганг, – она подставила ему щеку для поцелуя. – Спасибо, что так быстро нашел для меня время.

– Еще бы, ты меня по-настоящему заинтриговала, – ответил он и предложил ей сесть за стол для совещаний. – Хочешь что-нибудь выпить?

– Нет, спасибо. – Ханна повесила сумку на спинку стула и потерла ладонями оголенные плечи. – Если только глинтвейн.

В большом кабинете царил сумеречный свет, и было прохладно от работающего кондиционера, что заставило ее поежиться.

– Как бы тебя не хватил удар, когда ты выйдешь отсюда! На улице тридцать пять!

– Когда я выйду от тебя, будет уже одиннадцать вечера. В это время уже не так жарко.

Вольфганг улыбнулся и сел напротив нее.

– Ты давно не звонила. – В его голосе послышался тихий упрек, и Ханна неожиданно почувствовала угрызения совести.

– Я знаю, я вела себя легкомысленно. Но на это была причина, – она понизила голос. – Я волей случая натолкнулась на эту историю. От этого можно сойти с ума! Она настолько невероятна, что сначала мне пришлось поговорить с некоторыми людьми, прежде чем я смогла во все это поверить. Клянусь тебе, это будет грандиозно! И больше всего я хотела бы, чтобы этой теме была посвящена первая же программа после летних каникул, тогда мы сможем за несколько недель до передачи сделать громкий анонс, прежде чем пол-Германии ровно в 21.30 усядется перед телевизором.

– Ты просто пылаешь от восторга, – констатировал Вольфганг. Он наклонил голову и улыбнулся. – Здесь кроется нечто большее, чем ты мне рассказываешь?

– Что за глупости? – Ханна выдавила из себя короткий смешок, который даже в ее собственных ушах прозвучал слишком искусственно. Вольфганг знал ее действительно слишком хорошо, о чем она постоянно забывала. – Просто такой сенсационной истории мне еще не удавалось раскопать. И это абсолютно эксклюзивный материал.

Кризис, который Норман вызвал своей опрометчивой болтовней, она преодолела самостоятельно и своим публичным раскаянием после грозящей потери имиджа одержала победу по очкам. Руководство канала и акционеры были довольны, она нашла нового работоспособного продюсера, отметила случившееся галочкой и навсегда забыла об этом. Ее автомобиль через три дня пребывания в сервисе выглядел как новый. И она нисколько не была обескуражена, когда Майке пару дней назад объявила ей, что на остаток каникул переедет в Заксенхаузен, в квартиру своей подруги, которая проводит лето в Чили или Китае. Все, что раньше казалось ей таким невероятно важным, теперь отошло на второй план. В тот вечер на кухне ее психотерапевта с Ханной произошло нечто такое, что она сама едва могла понять.

– Тема в высшей степени взрывоопасная. Лицо, о котором идет речь, хочет остаться неизвестным, но это не проблема. – Она достала из своей сумки несколько листов и протянула их Вольфгангу. Он хотел было взять их, но она отдернула руку. – Это строго конфиденциально, Вольфганг. Я верю, что ты не расскажешь об этом ни одной живой душе.

– Конечно, нет, – с обидой уверил он. – Я еще никогда не обсуждал ни с кем то, что ты мне доверяла.

Она передала ему четыре плотно отпечатанных листа, и он начал их читать.

Ей было нелегко сдерживать нетерпение.

«Читай же быстрее», – думала она про себя. – Скажи же наконец хоть что-нибудь!»

Но он молчал, его лицо ничего не выражало. Единственным внешним признаком его эмоций была резкая складка на переносице, которая углублялась по мере чтения.

Ханне пришлось взять себя в руки, чтобы не ударить ладонью по столу.

Наконец он поднял глаза.

– Ну что, – спросила она с нетерпением. – История оправдала мои обещания? Это чистой воды взрывчатка! За ней стоит человеческая трагедия апокалиптического масштаба! И все это не просто смелые подозрения, я лично разговаривала со многими, чьи интересы были затронуты! Они назвали мне конкретные имена, места, даты, факты! Ты можешь себе представить, что сначала я не могла во все это поверить! Вместе с крупной кампанией в прессе это даст такой рейтинг популярности, какого у нас не было уже много лет!

Вольфганг продолжал молчать. Красноречие не было его сильной стороной. Иногда ему требовались минуты, чтобы облечь свои мысли в пространные объяснения, и она часто чувствовала себя глупо, потому что говорила очень быстро и очень много, перебивая его, и уходила на десять мыслей вперед, пока он отвечал на первый вопрос.

– Ханна, я не хочу на тебя давить, но если ты меня спрашиваешь, то я скажу, что такая тема, как эта… слишком тривиальна. Это ведь постоянно мелькало и продолжает мелькать в прессе, – сказал он после раздражающе долгой паузы. – Ты на самом деле думаешь, что это еще кого-то может заинтересовать?

Ее полное надежды ожидание рассыпалось, как карточный домик, когда она увидела в его глазах скепсис. Она была безмерно разочарована и одновременно рассержена. На него, но прежде всего на саму себя. Опять она поспешила, опять раньше времени впала в эйфорию.

– Да, я думаю. Кроме того, я считаю, что эта тема недостаточно доводится до сознания общественности. – Она протянула руку и постаралась придать своему голосу нотки невозмутимости. – Мне жаль, что я отняла у тебя столь драгоценное время.

Он замялся, не делая ни малейшего движения, чтобы передать ей листы. Вместо этого он положил их на стол, тщательно выравнивая, пока они не образовали аккуратную стопку.

– В конце концов, это твое право решать, какие темы обсуждать в своей программе. – Вольфганг улыбнулся. – Но ты хотела услышать мой совет, и я тебе его даю. – Он стал серьезным. – Не делай этого.

– Что ты сказал? – Ей показалось, что она ослышалась. Что ему пришло в голову?

Он быстро опустил глаза, но она все же заметила странное выражение на его лице. Между его бровями залегли напряженные складки. Что же его так взволновало?

– Как твой друг я советую тебе не будоражить эту историю, – сказал он, понизив голос. – Это опасное дело! Ты не представляешь, во что собралась впутаться. У меня нехорошее предчувствие. Если то, что здесь написано, правда, то это значит, что в дело вовлечены люди, которые просто не станут мириться с тем, что их имена всплывут на поверхность.

– Тебя беспокоит репутация канала? – спросила Ханна. – Ты боишься предупредительных исков? Или еще чего-нибудь?

– Нет, – возразил он. – Я беспокоюсь за тебя. Ты не оцениваешь ситуацию должным образом.

– Мы уже несколько лет занимаемся скользкими темами, – парировала Ханна. – Именно этим моя программа отличается от других.

Они долго молча смотрели друг на друга, пока он, тяжело вздохнув, не прервал тягостное молчание.

– Ты все равно поступишь так, как ты хочешь. – Он положил ладонь на ее руку. – Я прошу тебя только об одном – обдумай все как следует еще раз!

Она действительно любила Вольфганга. Он был ее старым и лучшим другом. Она знала его положительные стороны, но и слабости тоже. Вольфганг был расчетливым человеком, но в то же время разумным, надежным и осторожным. Но это были именно те положительные качества, которые ему постоянно мешали, потому что одновременно в нем жил нерешительный, трусливый скряга, которому просто недоставало мужества, чтобы идти на риск.

– О’кей. – Ханна кивнула и натянуто улыбнулась. – Я это сделаю. Спасибо за твой совет.

В «Майн-Таунус-Центре» в пятницу вечером царила суматоха. После длительных поисков Пия нашла парковочное место.

– А что мы будем покупать? – спросила с любопытством Лилли, возбужденно прыгая рядом с ней.

– Я должна забрать туфли из мастерской, – ответила Пия. – Но сначала нужно купить что-нибудь из одежды для нас с тобой на сегодняшний вечер.

– А что будет сегодня вечером?

– Я ведь тебе уже рассказывала, – Пия взяла Лилли за руку, чтобы не потерять ее в толчее, – бабушка Мирьям устраивает вечер и пригласила также и нас.

– А дедушка тоже пойдет с нами?

– Нет, он ведь сегодня в Дюссельдорфе.

– Ой, жалко!

– Моего общества тебе недостаточно? – Пия усмехнулась.

– Достаточно, конечно! – заверила ее Лилли. – Но больше всего я люблю, когда мы идем куда-нибудь все вместе!

Пия погладила девочку по голове. Иногда Лилли могла довести ее до белого каления своей бесконечной болтовней, но ее всегда трогала обезоруживающая честность. Ей наверняка будет немного не хватать этой девочки, когда через две недели та улетит назад в Австралию.

– Давай еще купим один DVD-диск? – стала клянчить Лилли, когда они проходили мимо «Медиа-Маркта». Пия быстро посмотрела через витрину на сутолоку внутри магазина и покачала головой:

– Сначала мы должны сделать самое важное.

Всю неделю она собиралась поехать в торговый центр и подобрать себе летнее платье, но когда поздним вечером приходила домой, у нее уже отпадало всякое желание устремляться в толпу народа. В Интернете она нашла красивое платье, но, конечно, именно ее размер закончился и вновь появится только в самом начале осени. Тогда ей, разумеется, уже не потребуется летнее платье.

– Ой, смотри, мороженое! – Лилли с восторгом показала на кафе-мороженое и потянула Пию за руку. – Я та-а-ак хочу мороженого. Сейчас так жарко!

– С мороженым мы не сможем ходить по магазинам. – Пия потащила ее дальше. – Мороженое потом.

Пока они дошли до магазина, в котором Пия надеялась найти платье, Лилли высмотрела пять вещей, которые она непременно хотела бы иметь.

Пия была взвинчена.

– Я тебя больше никогда не возьму с собой в магазин, если ты будешь продолжать действовать мне на нервы, – сказала она энергично. – Сейчас мы покупаем только одежду, а там видно будет.

– Ты противная, – ответила Лилли и надула губы.

– Ты тоже, – сказала Пия невозмутимо.

Была ли эта мера верной с педагогической точки зрения или нет, Пия не знала, но она возымела действие. Ребенок замолчал.

В первом магазине Пия не нашла ничего подходящего. Во втором она отобрала два платья, но оба плохо сидели и выглядели на ней как домашние халаты. От этого настроение Пии не улучшилось. Кроме того, она терпеть не могла в такую жару переодеваться в тесных примерочных кабинках. К тому же ее расстраивало зеркальное отображение ее потной физиономии в беспощадно ярком свете неоновых ламп. Наверное, кто-то должен дать совет владельцам торгового центра: сумеречное освещение в примерочных кабинах явно способствовало бы продажам. В магазине номер три ей улыбнулась удача. Она приказала ребенку подождать у входа, но именно в тот момент, когда она в нижнем белье пыталась влезть в платье, Лилли просунула голову в кабинку.

– Ты еще долго? Мне надо в туалет, – сказала Лилли.

– Я скоро. Подожди еще немного.

– Сколько это – «немного»?

– Пять минут.

– Но так долго я не выдержу, – продолжал ныть ребенок.

Пия не ответила. Пот струился по ее лицу и спине. Она никак не могла застегнуть молнию.

– Ты слишком толстая, – констатировала Лилли.

На сей раз Пия потеряла терпение.

– Выйди отсюда! – прошипела она. – Подожди меня у входа. Я сейчас приду!

Маленькая ведьма показала ей язык и полностью отодвинула занавеску, чтобы ее окончательно разозлить. Две узкобедрые юные газели в топах нулевого размера удивленно посмотрели на Пию и глупо захихикали.

Пия обругала в мыслях бабушку Мирьям с ее дурацким благотворительным вечером, а после этого и себя за то, что вообще согласилась поехать во Франкфурт. Взглянув на платье, она немного успокоилась. Оно было красивым и прекрасно сидело, к тому же стоило не слишком дорого.

Когда она вышла из примерочной кабины, Лилли нигде не было видно. Вероятно, она спряталась где-нибудь между штендерами с одеждой, чтобы ее позлить. Пия пошла к кассе и встала в ту очередь, которая показалась ей самой короткой. Как выяснилось, это было ошибочное решение, так как у покупательницы, стоявшей перед ней, было четырнадцать вещей, а ее пластиковая карта дала сбой. Пия нервно высматривала девочку. Наконец она расплатилась и, сунув пакет под мышку, пошла искать Лилли.

Ни в отделе дамской одежды, ни в отделе одежды для мужчин маленькой хамки не было. Она спросила у продавщицы, где находится туалет для покупателей, и поехала на эскалаторе на первый этаж, но и там не нашла Лилли. Постепенно досада Пии перешла в беспокойство. Она не привыкла нести ответственность за ребенка. Безуспешно обойдя весь центр и спросив каждую продавщицу о маленькой девочке со светлыми косичками, она вышла наружу. Толпы людей двигались по торговому пассажу. Как ей было в такой толчее найти девочку? Ее бросило в жар. Она вспоминала случаи, когда дети бесследно исчезали в торговых центрах, так как они, будучи излишне доверчивыми, уходили с каким-нибудь незнакомцем, который им обещал мороженое или игрушку.

В спешке она заглянула в магазин дешевых украшений, на витрине которого Лилли до этого увидела нитку розового жемчуга, которую непременно хотела получить. Но ее не было и там. Никто ее не видел. Безрезультатно завершились поиски и в кафе-мороженом, и в отделе DVD-дисков «Медиа-Маркта» на втором этаже. В панике Пия помчалась назад к фонтану. Она грубо толкала прохожих, не реагируя на недовольное брюзжание в ответ. Сначала она представляла себе, как будет отчитывать Лилли, но спустя полчаса лишь молча молилась, чтобы ребенок нашелся невредимым.

Перед информационным киоском была очередь.

– Вы не пропустите меня вперед? – сказала она, с трудом переводя дыхание. – Я ищу ребенка, который пропал здесь в толпе.

Многие отнеслись к ней с пониманием и пропустили вперед, кроме двух бабуль, которые упрямо настаивали на том, что их проблемы важнее, чем исчезнувший ребенок. Одна совершенно спокойно купила три купона на покупку, другая спросила о каком-то магазине и не могла понять, что ей пыталась объяснить дама в киоске. Наконец подошла очередь Пии.

– Объявите, пожалуйста, что пропала моя… – Она замялась. Да, кто ей была Лилли? – «Объявите, пожалуйста, что пропала внучка моего друга» звучало бы совершенно по-идиотски.

– Как вы сказали? – пухлая копуша в окошке информационного бюро, скучая, смотрела сквозь Пию, без стеснения почесывая ярко намалеванными ногтями в декольте.

– Я… – начала объяснять Пия во второй раз, но потом решилась на более простой вариант. – Потерялась моя дочь, – выдавила она из себя. – Вы можете дать объявление о ее пропаже?

– Как ее зовут? – спросила толстуха флегматично. – Где вы будете ее ждать?

– Ее зовут Лилли. Лилли Зандер.

– Как?

Бог мой, что за идиотка!

– Л-И-Л-Л-И, – продиктовала Пия, теряя терпение. – Я буду ждать ее у фонтана. Или нет, подождите, лучше у кафе-мороженого. Она здесь плохо ориентируется.

Наконец глупая овца удосужилась сделать сколько-нибудь понятное объявление, но Пия засомневалась, что Лилли поняла, что речь идет о ней.

– Спасибо, – сказала она и направилась к кафе-мороженому. Что она могла сделать еще? Ее колени дрожали, желудок сводила судорога, и она знала, что это чувство называлось страхом. Пия заставила себя не думать о том, что могло случиться с симпатичной светловолосой семилетней девочкой.

В первый раз в жизни она поняла, что испытывали родители исчезнувших детей. Беспомощность и неизвестность были чистым адом. Как ужасно, должно быть, жить с этими чувствами недели, месяцы и даже годы. Она также поняла, насколько малоутешительным для родителей является уверение полиции, что они предпримут все возможное, чтобы найти их ребенка.

В каждом светловолосом ребенке Пия видела Лилли. Ее сердце каждый раз замирало, и тут же следовало разочарование, от которого на глазах выступали слезы отчаяния. Люди лениво протискивались мимо нее, и в какой-то момент Пия поняла, что больше не в состоянии дальше ждать и бездействовать. Она просто сорвалась с места. Нужно что-то делать, иначе она просто свихнется. Все эти пустые призывы к благоразумию, с которыми она сама обращалась к родителям пропавших детей, были забыты. Вооруженная сумкой и пакетом, она забегала в каждый магазин, в котором она была с Лилли. Она еще раз заходила в кафе-мороженое, в магазин дешевых украшений, в лавку декоративных изделий, где Лилли высмотрела для себя какую-то мягкую игрушку, и под конец во второй раз прошла весь «Медиа-Маркт». Она спрашивала десятки людей о Лилли, но ребенка по-прежнему никто не видел.