Текст книги "Злой волк"

– Эй, фрау главный комиссар, у вас шикарное платье, – заметил один из них и одобрительно свистнул. – И потрясающие ноги!

– Спасибо. О чем спор? – поинтересовалась Пия.

– Как всегда. Шеф утверждает, что доктор умышленно уничтожил следы, – сказал другой и поднял свою камеру. – Но фотографии мы уже сделали.

Пия начала спускаться со склона в надежде, что не споткнется у всех на глазах и не угодит прямо в крапиву метровой высоты, которая росла с правой и с левой стороны тропинки.

– Что ты делаешь? – закричал Крёгер истерически, увидев действия Пии. – Ты ходишь прямо по следам ДНК! Сначала Эренберг, хитрец, потом несчастный вспарыватель трупов, затем врач «Скорой помощи», а теперь еще и ты! Почему вы никогда не обращаете на это внимания? Как мы можем вообще здесь работать?

Вопрос был вполне резонным. Участок, на котором они оба стояли, составлял максимум пять квадратных метров.

– Добрый вечер, господа, – Пия не обратила внимания на вспышку гнева Крёгера, к которому уже привыкла. Он был перфекционистом, который предпочитал каждое место преступления в течение нескольких часов обследовать в полном одиночестве, прежде чем кто-то еще оставит там свои следы.

– Привет, Пия, – приветствовал ее Хеннинг. – Ты стала свидетелем оскорблений словом, которыми этот человек вновь осыпал меня самым примитивным образом.

– Проблемы ваших отношений меня не интересуют, – ответила Пия коротко. – Что здесь случилось?

Крёгер быстро поднял взгляд, затем его глаза расширились, и он с удивлением уставился на нее.

– Первый раз видишь женщину в платье? – рявкнула на него Пия. Без джинсов и удобных туфель она чувствовала себя не в своей тарелке и на редкость беззащитной.

– Вообще-то нет. Но… тебя да. – Выражение одобрения в его глазах в другое время, вероятно, польстило бы ей, но сейчас лишь разозлило.

– Ты насмотрелся? Тогда рассказывай, что у нас тут. – Пия щелкнула пальцами перед его лицом.

Крёгер откашлялся.

– Ах… да. Гм. Обнаружено следующее: юноша без сознания лежал на животе, точно там, где сейчас стоит господин судебный эксперт. Его левая нога была в воде. Девушка была обнаружена там, где она находится и сейчас.

Молодая девушка лежала на спине между камышом и береговым кустарником, ее глаза были широко раскрыты, рука высовывалась из воды. Когда накатывала легкая волна, казалось, что она шевелится.

Пия рассматривала ужасную картину в холодном свете прожекторов. На какой-то миг ей пришлось преодолеть осознание всей чудовищности того факта, что такая молодая девушка умерла, еще вообще не начав жить.

– Чуть дальше, наверху, под плакучей ивой, мы нашли пустые бутылки из-под водки и банки из-под «Ред Булла». Кроме того, кое-какую одежду, обувь, мобильный телефон и большое количество рвотных масс, – сказал Кристиан Крёгер. – На мой взгляд, несколько молодых людей пробрались в эту закрытую для посторонних зону, чтобы спокойно напиться. Но ситуация вышла из-под контроля.

– Что с молодым человеком? – поинтересовалась Пия.

– Прежде чем парня увезла «Скорая помощь», Хеннинг обследовал его, хотя тот был без сознания.

– Этот тоже изрядно напился, – ответил доктор. – И его тоже рвало. И брюки были расстегнуты.

– И с чем ты это связываешь?

– Возможно, он хотел справить нужду. И при этом свалился со склона. У него свежие царапины на руках и на подмышках. Наверное, он получил их, когда пытался удержаться.

Что здесь могло произойти?

Пия отошла чуть в сторону, чтобы освободить место для коллег Крёгера. Вдвоем они вытащили труп девушки из воды.

– Она почти ничего не весит. Кожа да кости, – сказал один из мужчин.

Пия присела на корточки рядом с мертвой девушкой. На ней был светлый топ на лямках и джинсовая мини-юбка, которая задралась наверх и облегала ее талию. Света было недостаточно, но Пия разглядела, что бледное, худое тело девушки было усеяно темными пятнами и кровоподтеками.

– Хеннинг, это гематомы? – Пия указала на живот и бедра мертвой девушки.

– Гм. Возможно. – Хеннинг осветил тело карманным фонариком и наморщил лоб. – Да, это гематомы и рваные раны. – Он внимательно осмотрел сначала ее левую, затем правую кисть.

– Крёгер, – позвал он.

– Что?

– Могу я ее перевернуть?

– Пожалуйста.

Хеннинг передал Пие карманный фонарик и руками, на которые были надеты перчатки, перевернул тело девушки на живот.

– Бог мой! – воскликнула Пия. – Что это?

Нижняя часть спины и ягодицы девушки были полностью раздроблены. Через более темные мышечные ткани беловатым цветом поблескивали кости позвоночника, ребер и таза.

– Повреждения от гребного винта, – вынес свое заключение Хеннинг и посмотрел на Пию. – Малышка умерла не сегодня вечером и не здесь. Она находилась в воде дольше. Сморщивание кистей рук уже достаточно хорошо выражено. Вероятно, ее принесло течением.

Пия встала.

– Ты думаешь, что она не имеет никакого отношения к остальным подросткам? – спросила она.

– Я здесь только судмедэксперт, – возразил Хеннинг. – Выяснить это – твоя задача. Факт в том, что девушка умерла не сегодняшним вечером.

Пия задумчиво потерла свои обнаженные плечи и почувствовала дрожь, хотя было вовсе не холодно. Она огляделась, пытаясь представить себе картину произошедшего.

– Я попробую узнать что-нибудь у девушки, которая обнаружила этих двоих, – сказала она. – Отвезите труп в Институт судебной медицины. Надеюсь, что прокурор быстро даст разрешение на вскрытие.

– Подожди! – Крёгер галантно предложил руку, чтобы помочь ей преодолеть склон, и она воспользовалась этим.

– Спасибо. – Пия чуть улыбнулась, забравшись наверх. – Но смотри, чтобы это не вошло в привычку.

– Ни за что. – Он усмехнулся. – Только если ты в летнем вечернем наряде и в неподходящих туфлях бредешь по непроходимой местности.

– Ты слишком много общаешься с Хеннингом. – Пия тоже усмехнулась. – Это заметно по твоей манере изъясняться.

– Он и в самом деле заносчивый парень, но его лексикон умопомрачителен. Я изучаю его всякий раз, когда мы пересекаемся по работе.

– В таком случае ты можешь объявить ваши встречи курсами повышения квалификации. Пока.

Крёгер приветственно поднял руку и опять направился к склону.

– Да, Пия! – крикнул он, и она обернулась.

– Если тебе холодно – в моей машине лежит флисовый жакет.

Пия кивнула и направилась к машине «Скорой помощи».

Вечер в кругу бывших одноклассников и неожиданная встреча с Пией привели Эмму в хорошее расположение духа. Воодушевленная и в приподнятом настроении, она открыла темно-зеленую входную дверь, выполненную в грегорианском стиле, на большой вилле родителей мужа, весь первый этаж которой занимали Флориан, Луиза и она. Выросшая в безликом квартале с домами рядовой застройки в Нидерхёхстштадте, Эмма с первого взгляда влюбилась в огромный дом из крошащегося красного кирпича, с его эркерами, башенками и белыми ланцетными окнами. Ей нравились высокие потолки с гипсовой лепниной в гостиных, застекленные книжные шкафы, орнамент полов, изогнутый ажурный парапет лестниц. Все было роскошно. Мать Флориана называла архитектурный стиль дома «рококо», а сам Флориан пренебрежительно именовал его стилем «пряничного домика». Он находил его безвкусным и вычурным и, к сожалению Эммы, не планировал жить здесь всю жизнь. А она хотела бы остаться здесь навсегда.

Вилла располагалась на краю большого парка, который тянулся до самого леса. Совсем рядом находился жилой дом «Общества солнечных детей». Пока отец Флориана в конце шестидесятых годов прошлого века не купил его, здесь размещался дом престарелых, позднее к нему присоединилось также расположенное напротив здание, в котором в настоящее время находилась администрация, детский сад и учебные помещения. Позади, в парке, стояли три бунгало с собственным подъездом, в которых жили близкие коллеги свекра Эммы со своими семьями. Средний дом вообще-то был построен для Флориана, но он предпочел не уезжать из большого дома, поэтому он тоже был сдан в аренду.

Эмма еще в машине сняла туфли. В жару за целый день ее лодыжки и ступни опухали, и к вечеру было почти невыносимо ходить в обуви. Деревянная лестница скрипела под ее весом. За матовым стеклом трехстворчатой двери, ведущей в квартиру, она увидела слабый проблеск света. Она тихо открыла дверь и на цыпочках вошла в квартиру. Флориан сидел за кухонным столом перед ноутбуком. Он был так сосредоточен, что не заметил ее. Эмма долго стояла в дверном проеме и рассматривала четкие контуры его профиля. Даже спустя шесть лет его облик все еще очаровывал ее.

Когда они познакомились в палаточном лагере в Эфиопии, между ними не вспыхнула любовь с первого взгляда. Она была техническим директором проекта, а он ее напарником по медицинской части. С самого начала они только ссорились. На его взгляд, все делалось недостаточно быстро, а ее злило его высокомерие и въедливость. Было совсем непросто через сотни километров по проселочным дорогам доставлять туда медикаменты и техническое оборудование. Но они, в конце концов, работали ради одного и того же дела, и хотя он ужасно ее раздражал, она всегда восторгалась им как врачом. Ради своих пациентов он работал до полного изнеможения, иногда непрерывно по 72 часа, а в экстренных случаях он импровизировал, лишь бы помочь и вылечить.

Доктор Флориан Финкбайнер ничего не делал наполовину. Он был врач до мозга костей и беззаветно любил свою профессию. Человеческую жизнь, которую ему не удавалось спасти, он рассматривал как личное поражение. Противоречивость его характера медленно, но верно очаровывала Эмму. С одной стороны – сочувствующий филантроп, с другой – склонный к долгим размышлениям скептик, который мог быть почти циничным. Иногда он впадал в глубокую меланхолию, которая временами оборачивалась депрессивными состояниями, но он также умел быть остроумным, галантным и ярким. Кроме того, он был самым элегантным мужчиной, которого она когда-либо встречала.

Коллега Эммы предостерегала ее, когда она призналась ей, что влюбилась во Флориана. «Держись от него подальше, если не хочешь быть несчастной, – сказала она. – Он занят проблемами всего мира». Но потом язвительно добавила: «Хотя, может быть, с твоим синдромом добрячки он – как раз то, что тебе нужно». Эмма быстро подавила в себе сомнения, которые породили в ней эти слова. Такой мужчина, как Флориан, вынужден был делить внимание между ней и работой, пациентами, но то, что оставалось ей, ее вполне устраивало. Ее сердце переполнилось нежностью, когда она увидела его вот так сидящим за столом. Темные волнистые волосы, щетина на щеках и подбородке, добрые темные глаза, чувственный рот, нежная кожа на шее.

– Привет, – сказала она тихо. Он испуганно вздрогнул, пристально посмотрел на нее и захлопнул ноутбук.

– Бог мой, Эмми! Ты меня напугала! – воскликнул он.

– Извини, пожалуйста. – Она включила свет. Галогеновые лампы на потолке озарили кухню ярким светом. – Я не хотела.

– Луиза весь вечер хныкала, – сказал он и встал. – Она не хотела есть и говорила, что у нее болит живот. Тогда я ей немного почитал, и сейчас она спит.

Он обнял ее и поцеловал в щеку.

– Как прошла встреча выпускников? Ты довольна? – поинтересовался он и положил руку ей на живот. Он этого давно не делал. Еще чуть больше пяти недель, и конец этой беременности, которая с самого начала зародилась под несчастливой звездой. Флориан не хотел второго ребенка, и она, собственно говоря, тоже, но это все-таки случилось.

– Да, это было забавно – увидеть всех спустя столько времени. Но они мало изменились. – Эмма улыбнулась. – Я встретилась с моей прежней лучшей подругой, которую не видела со времени выпускных экзаменов.

– Здорово. – Флориан тоже улыбнулся, потом посмотрел на часы, висевшие над дверью кухни. – Скажи, ты не обидишься, если я еще схожу к Ральфу выпить пива?

– Конечно. После вечера с хныкающей Луизой ты это вполне заслужил.

– Я вернусь не слишком поздно. – Он еще раз поцеловал ее в щеку и влез в стоящие рядом с входной дверью туфли. – Пока!

– Да, пока. Приятного вечера!

Дверь защелкнулась за ним, и на лестнице зажегся свет. Эмма вздохнула. В первые недели после возвращения с Гаити Флориан вел себя как-то странно, но в последние дни он, похоже, вновь стал самим собой. Эмма знала эти его периоды угрюмого состояния, когда он казался отсутствующим, но потом приходил в себя. В большинстве случаев эти приступы длились пару дней, но на сей раз это продолжалось значительно дольше. Несмотря на то что это было именно его предложение – остаться в Фалькенштейне до рождения ребенка, он, должно быть, чувствовал себя не слишком комфортно от того, что неожиданно вновь оказался вынужден жить в Германии, в доме своих родителей, который покинул более двадцати пяти лет назад.

Эмма открыла холодильник, достала бутылку минеральной воды и, налив ее в стакан, села за кухонный стол. После долгих и неспокойных лет кочевой жизни, которую она вела, отправляясь в самые отдаленные точки земного шара, Эмма находила исключительно привлекательной возможность окончательно поселиться в каком-то определенном месте. В следующем году Луиза пойдет в школу, и не позднее этого срока должно быть покончено со скитанием по палаточным лагерям. Флориан был выдающимся хирургом, и его с распростертыми объятиями приняла бы на работу любая клиника Германии. Правда, в свои сорок шесть лет он тоже уже не чувствовал себя молодым и как-то недавно в разговоре на эту тему предположил, что, вполне возможно, его начальство окажется моложе его. Кроме того, он не мог себе представить, как день за днем в какой-нибудь больнице будет сталкиваться с дегенеративными зажравшимися жертвами материального благосостояния. Он сказал это с той же решительностью, с которой добивался своих целей, и Эмма поняла, что его ничто не сможет переубедить.

Она зевнула. Пора идти спать. Эмма поставила свой стакан в посудомоечную машину и погасила свет. Идя в ванную, она заглянула к Луизе. Девочка глубоко и мирно спала в окружении мягких игрушек. Взгляд Эммы упал на книгу, которую малышке читал Флориан, и она улыбнулась. Кто знает, сколько времени ему пришлось читать! Луиза безумно любила сказки, она знала книги со сказками наизусть, и не так важно, кто был героем – Хензель и Гретель, Рапунцель, Беляночка и Розочка или Кот в сапогах. Эмма осторожно закрыла дверь. Флориан, несомненно, сориентируется в своей новой жизни. Когда-нибудь у них будет свой собственный дом и настоящая семья.

Футбольное поле опустело, но за ограждением территории, прилегающей к шлюзу, все еще толпились падкие на сенсации любители зрелищ и подоспевшие представители прессы. Пия еще раз попробовала дозвониться своему шефу, но опять безрезультатно. Его мобильник был, правда, включен, но он не отвечал. Со старшим комиссаром уголовной полиции Каем Остерманном ей повезло больше: он отозвался сразу.

– Извини за беспокойство, – сказала Пия. – В Эддерсхайме, рядом с гидроузлом, мы вытащили из реки труп. Мне нужна твоя помощь.

– Нет проблем, – ответил Кай, ни словом не упомянув позднее время. – Что я должен сделать?

– Мне нужно разрешение на вскрытие, прямо на завтра. И, может быть, ты смог бы проверить заявления о пропавших без вести. Молодая девушка, от четырнадцати до шестнадцати лет, светлые волосы, очень худая, темно-карие глаза. Хеннинг предполагает, что она погибла дня два назад.

– Все ясно. Я уже еду в офис.

– Да, и попробуй, пожалуйста, дозвониться шефу. – Закончив разговор, Пия отправила эсэмэс-сообщение Боденштайну. Вот уже четыре дня о нем не было никаких известий. При этом на прошлой неделе он сказал ей, что начиная с вечера четверга он будет на связи.

– Фрау Кирххоф, – крикнул мужчина с камерой гессенской телерадиокомпании на плече, – можно сделать пару снимков?

По привычке Пия хотела ему отказать, но потом передумала. Сообщение по телевидению могло помочь в опознании погибшей девушки.

– Да, пожалуйста, – сказала она и попросила одного из патрульных полицейских, которые стояли у ограждения, проводить операторов и журналистов к месту обнаружения трупа. HR, Sat₁, «RTL Гессен», «Antenne Pro», «Rheinmaintv». Все предпочитали слушать по радио полицейскую волну, а не музыку.

Один из автомобилей «Скорой помощи» уехал, забрав с собой юношу, напившегося до состояния комы. На его месте стояла машина для перевозки трупов.

Пия постучала в боковую дверь второго автомобиля, которая сразу открылась.

– Могу я поговорить с девушкой? – спросила она.

Врач «Скорой помощи» утвердительно кивнул.

– Она все еще в шоке, но нам удалось стабилизировать ее состояние.

Пия забралась в машину и села на дополнительное откидное сиденье рядом с девушкой. У той было бледное, но симпатичное, еще совсем детское лицо с широко распахнутыми глазами, в которых Пия прочитала страх и испуг. Она никогда не избавится от того кошмара, который ей пришлось пережить.

– Добрый вечер, – сказала Пия приветливо. – Меня зовут Пия Кирххоф, я из уголовной полиции Хофхайма. Вы можете назвать свое имя?

– А… Алина Хиндемит.

От нее исходил неприятный запах алкоголя и рвотных масс.

– Но вы только что сказали, что вас зовут Сабрина, – вмешался ассистент врача. – И ваш паспорт…

– Вы не могли бы оставить нас одних? – перебила его Пия.

– Я… я могу это объяснить, – прошептала девушка и подняла глаза на потолок машины. – Это… это было глупо с моей стороны, но… но я взяла паспорт моей старшей сестры. Мы… мы очень похожи.

Пия вздохнула. К сожалению, этот трюк удавался в любом супермаркете Германии.

– Я… я благодаря ему смогла купить… алкоголь. Водку и сливянку, – она начала всхлипывать. – Родители меня убьют, если об этом узнают.

– Сколько тебе лет, Алина?

– Пят… пятнадцать.

Пятнадцать лет и два промилле алкоголя в крови. Серьезное достижение.

– Ты можешь вспомнить, что произошло?

– Мы перелезли через ворота. Март и Диего знали это место и сказали, что здесь нам никто не помешает. И здесь… здесь мы, значит, потом сидели и… и пили.

– Кто здесь был еще?

Девушка быстро взглянула на нее, потом наморщила лоб. Казалось, ей было трудно вспоминать.

– Март, и Диего, и… и я. И Катарина, и Алекс… и… – Алина замолчала и посмотрела на Пию глазами, полными ужаса. – Мия! Я… я не знаю точно, что произошло, у меня… у меня какой-то провал в памяти. Но потом я увидела Мию, лежащую в воде! О боже, о боже! И Алекс, он так напился, что я не могла привести его в чувство!

На ее лице появилась гримаса, из глаз брызнули слезы.

Пия какое-то время не останавливала ее. Девушка, найденная в реке, не могла быть Мией, которая веселилась вместе с Алиной и ее друзьями. Хеннинг ошибался очень редко. И повреждения от гребного винта говорили о том, что погибшая находилась в воде длительное время.

Зазвонил мобильный телефон Пии. Это был Кай Остерманн. Он сообщил лишь то, что, к сожалению, его запрос не принес результата. Пия поблагодарила его и выключила телефон.

Она попросила девушку назвать фамилию и адрес находящегося в коме юноши, а затем номер телефона его родителей. После того как она все записала, она выбралась из автомобиля и коротко переговорила с врачом «Скорой помощи».

– Ее состояние стабильное, и она может ехать домой, – сказал он. – Завтра у нее будет изрядное похмелье, но она с этим справится.

– Что с молодым человеком? – поинтересовалась Пия.

– Его везут в Хёхст. Я боюсь, что он не отделается просто сильной головной болью.

– Добрый вечер, фрау Кирххоф, – обратился к ней кто-то. Пия обернулась. Сзади стоял темноволосый мужчина с трехдневной щетиной на лице, в застиранных джинсах, футболке и изношенных мокасинах, который показался ей смутно знакомым. Прошла пара секунд, и она узнала в нем главного прокурора доктора Фрея.

– А, приветствую вас, господин Фрей, – пролепетала она удивленно, и у нее чуть не вырвалось: «Что это вы так нарядились?» Она никогда не видела его иначе чем в костюме-тройке, с галстуком, всегда гладко выбритым и с безукоризненной прической, уложенной с помощью геля. Со своей стороны, он также оглядел ее с той же смесью любопытства и удивления.

– Я была на встрече одноклассников, когда мне позвонили из главной конторы, – объяснила она, чуть смущаясь за свой внешний вид.

– А я жарил мясо на гриле со своей семьей и друзьями. – Прокурор Фрей также, казалось, счел необходимым оправдаться за свой необычный костюм. – Мне сообщили об обнаружении трупа, и так как я все равно был во Флёрсхайме, я вызвался заняться этим делом.

– Вот оно что… хорошо. – Пия все еще была слегка сбита с толку метаморфозой, произошедшей с прокурором, которого с трудом представляла себе расслабленным, в кругу друзей, вечером на пикнике. От него исходил легкий запах алкоголя и мяты. Очевидно, ему не были чужды обычные человеческие удовольствия. Абсолютно новая сторона в образе этого кальвиниста, привыкшего к железной дисциплине и чрезмерному рвению в работе, живущего, в ее представлении, исключительно в своей конторе или в зале суда присяжных.

– Вы позвоните родителям этих двух выпивох? – врач «Скорой помощи» энергично задвинул боковую дверь автомобиля.

– Да, разумеется. Я позабочусь об этом.

– Мне сказали, что вы руководите следствием, – прокурор Фрей взял ее под локоть и чуть отодвинул в сторону, уступая дорогу автомобилю «Скорой помощи».

– Да, это так. – Пия кивнула. – Мой шеф еще в отпуске.

– Гм. А что именно здесь произошло?

Пия кратко обрисовала ситуацию.

– Я сочла правильным предоставить прессе доступ к месту обнаружения трупа, – сказала она в завершение своего сообщения. – Мой коллега не смог на скорую руку найти ни одного заявления о пропавших без вести лицах, которое хотя бы приблизительно подходило под наш случай. Может быть, гласность помогла бы в установлении личности погибшей девушки.

Прокурор наморщил лоб, но потом одобрительно кивнул.

– Быстрое расследование смертельного случая всегда очень важно, – ответил он. – Я пойду взгляну, что там. Увидимся позже.

Пия подождала, пока он не исчез в темноте, потом набрала на своем мобильнике номер, который ей продиктовала девушка. Поднялся легкий ветер, и ей стало зябко. Вернулись представители прессы.

– Вы можете сделать официальное заявление?

– Сейчас. – Пия отошла на пару метров в направлении берега реки, чтобы ей никто не помешал говорить, так как на другом конце линии ответил очень живой мужской голос. – Добрый вечер, господин Хиндемит. Моя фамилия Кирххоф, я из уголовной полиции Хофхайма. Я звоню по поводу вашей дочери Алины. Не беспокойтесь, с ней все в порядке, но я просила бы вас приехать в Эддерсхайм, на гидроузел.

Появились сотрудники ритуальной службы, поднимавшиеся вверх по протоптанной тропинке с носилками, на которых в специальном мешке лежал труп девушки. Сразу заработали вспышки камер. Пия направилась к служебному автомобилю Крёгера, который, как обычно, не был закрыт, взяла с заднего сиденья темно-синий флисовый жакет и влезла в него. Затем она собрала на затылке распущенные волосы и стянула их в узел резинкой. Теперь она хотя бы отчасти чувствовала себя в своей тарелке и была готова что-то сказать перед работающими камерами.

Начиная с раннего вечера в кемпинге повсюду что-то жарили на гриле и пили. В летние месяцы жизнь местных обитателей преимущественно протекала на свежем воздухе. Постепенно возрастал уровень шума и принятого алкоголя. Смех, шум, музыка – никто ни на кого не обращал особого внимания, но порою сами по себе незначительные события перерастали в громкие и грубые столкновения между соседями, которые и в трезвом состоянии не были особенно дружелюбны по отношению друг к другу. Смотрителю кемпинга обычно удавалось улаживать конфликты, но жара усиливала агрессию, и в последние недели пришлось несколько раз вызывать полицию, пока кого-нибудь не покалечили или вообще не убили.

Уже несколько лет его никто больше никуда не приглашал, так как он неизменно отказывался от любого приглашения. Общение с другими обитателями кемпинга было ему неинтересно, к тому же при его прошлом было однозначно лучше, чтобы никто не знал, кто он такой и почему здесь живет. Арендодатель был единственным человеком, которому он однажды назвал свое истинное имя, и он сомневался, что тот его помнил. Официального арендного договора на жилой вагончик не было. Чтобы не будить спящее лихо, он аккуратно наличными вносил арендную плату. Его официальным адресом был почтовый ящик на почтамте в Шванхайме. Здесь, в кемпинге, он не значился, и это было хорошо.

Еще несколько лет назад он сделал своей привычкой вечерние прогулки, когда в кемпинге веселились и пьянствовали. Шум не мешал ему, но с тех пор как он стал работать в закусочной, ему с трудом удавалось переносить запах жареного мяса и колбасок, который ветер доносил до его вагончика. Пройдя по тротуару вдоль Майна, он на некоторое время присел на скамейку. Обычно его успокаивало ленивое течение реки, но сегодня равномерное журчание воды, как никогда ранее, вызвало в нем мучительное, усиливающееся ощущение ничтожности своей жизни и всей ее бесперспективности. Чтобы избавиться от круговорота бессмысленных размышлений, он решил пробежаться вдоль берега реки до Гольдштайна и назад.

Полное физическое изнеможение, как правило, было лучшим средством от горьких мыслей. Но на сей раз это не помогло. Возможно, причиной тому была эта невыносимая жара. Холодный душ принес лишь кратковременное облегчение, через полчаса он опять обливался потом, беспокойно переворачиваясь с боку на бок. Неожиданно раздался резкий звонок мобильника, стоявшего на столе в зарядном устройстве. Кто это мог быть в такое время? Он встал и посмотрел на дисплей, затем нажал кнопку ответа.

– Извини, что так поздно звоню, – сказал хриплый мужской бас на другом конце линии. – Включи телевизор. Об этом говорят на всех каналах.

Прежде чем он успел что-то ответить, раздались короткие гудки. Он взял пульт и включил маленький телевизор, который стоял в ногах его постели.

Через несколько секунд на экране появилось лицо блондинки. Сзади нее мигали синие проблесковые «маячки», а между деревьями, освещенными светом фар сверкала черная вода.

«…тело молодой девушки, – услышал он обрывок фразы, сказанной блондинкой. – Первый осмотр места происшествия показал, что предположительно труп находился в воде несколько дней. Более подробную информацию мы получим после вскрытия тела».

Он оцепенел.

Двое мужчин грузили в специальный автомобиль для транспортировки трупов носилки с телом погибшей девушки, помещенным в пластиковый мешок. За ними двое сотрудников в защитных комбинезонах несли полиэтиленовые пакеты. Затем камера переместилась на шлюз.

«Сегодня недалеко от гидроузла, под Эддерсхаймом, в Майне был обнаружен труп молодой девушки, – сообщил голос за кадром. – Личность убитой пока остается неизвестной, и полиция рассчитывает на помощь населения. Еще живы воспоминания о похожем случае пару лет назад».

Пожилой мужчина щурил глаза от яркого света.

«Эх, ведь уже однажды в реке находили труп девушки. Это было там, в Хёхсте, у Вёртшпитце. До сих пор неизвестно, кто была та бедная девочка. Если я не ошибаюсь, это случилось десять лет назад, и я…»

Он выключил телевизор, и его окутала темнота. Он часто дышал, как будто куда-то мчался.

– Девять, – прошептал он сдавленно. – Прошло девять лет.

От страха по его телу побежали мурашки. Его помощник, оказывающий ему содействие как условно осужденному, знал, что он живет здесь. Так что для полиции и прокуратуры не составляло никаких проблем это установить. И что тогда произойдет? Помнят ли они о нем?

Вся усталость мгновенно улетучилась, мысли сбивались. О сне нечего было и думать. Он включил свет, взял ведро для уборки и вынул из шкафа рядом с мини-кухней бутылку чистящего средства «Клорикс». Если они придут, они обшарят все и найдут здесь, в его вагончике, следы ее ДНК! Этого ни в коем случае нельзя допустить. Если он нарушит условия испытательного срока, то немедленно отправится опять за решетку.

Пия осторожно открыла входную дверь, чтобы избежать радостного приветственного лая собак и не разбудить Кристофа. Но в холле не оказалось ни одной собаки, а вместо этого в нос ей ударил запах жареного мяса, и она увидела, что в кухне горит свет. Положив сумку и ключи от машины на столик в прихожей, она вошла в кухню. Там сидели четыре собаки и, синхронно поворачивая головы, следили за действиями Кристофа. Он стоял у плиты в шортах, майке от спального костюма и кухонном фартуке, держа в руках две вилки для мяса. Вытяжка работала на полную мощность.

– Привет, – сказала Пия радостно. – Ты бодрствуешь или творишь во сне?

Собаки лишь слегка повернули головы и завиляли хвостами, но тут же решили, что происходящее у плиты значительно интереснее.

– Привет, дорогая, – Кристоф улыбнулся. – Я уже почти спал, но здесь меня как кипятком ошпарило, потому что я вспомнил, что забыл про рулет в холодильнике. Я ведь обещал Лилли сделать рулет для торжественной встречи.

Пия улыбнулась, подошла к нему и поцеловала.

– Есть ли во всей Германии хоть еще один мужчина, который в половине второго ночи жарит рулет, когда на дворе плюс двадцать шесть? Невероятно.

– Я его даже начинил, – сказал Кристоф не без гордости. – Горчица, огурец, сало, лук. Обещал, так держи слово!

Пия стянула флисовый жакет Крёгера, повесила его на спинку стула и села.

– Как прошла твоя встреча одноклассников? – поинтересовался Кристоф. – Должно быть, было весело, если ты так поздно пришла.

– Да, встреча одноклассников. – Пия об этом совершенно забыла. Смеющиеся и щебечущие женщины на террасе виллы «Боргнис» под бархатно-черным, усыпанном звездами небом показались ей безобидным киножурналом об идеальном мире перед предстоящим триллером под названием «реальность». И в этой реальности погиб подросток.

Она скинула с ног «лодочки», которые после путешествия по лесу можно было выбросить в контейнер для мусора.

– Да, было очень мило, но, к сожалению, мне пришлось еще и поработать.

– Поработать? – Кристоф обернулся и поднял брови. Он знал, что означает ночная работа в профессии Пии. Она редко бывает безобидной. – Что-то серьезное?

– Да. – Пия уперлась локтями в стол и потерла лицо. – Действительно серьезное. Погибшая девочка и два подростка, напившиеся до комы.

Кристоф воздержался от пустой фразы: «О боже, это ужасно».

– Ты хочешь чего-нибудь выпить? – спросил он вместо этого.

– Да, хорошее холодное пиво сейчас было бы как раз кстати, хотя сегодня вечером я вновь убедилась в том, что алкоголь не решает никаких проблем, а наоборот, их создает.

Она хотела встать, но Кристоф покачал головой.

– Сиди, я достану.

Он отложил вилку для мяса, прикрыл сковороду крышкой и убавил огонь на плите, потом взял из холодильника две бутылки пива и открыл их.