Текст книги "Царица ночи"

Позже, когда у него выдалась свободная минута, Матвей достал телефон и с облегчением увидел, что пропущенных вызовов не было. Он все еще боялся, что друзья Льва, которых он мог посвятить в свой план, попробуют связаться с ним и узнать, согласится ли он воровать для них. О присутствии Матвея на той роковой вечеринке никто из его коллег так и не узнал. Но если ему все же позвонят… если попробуют связаться другим образом… он ненавидел собственный разум, который все не мог успокоиться. На пути в реанимационное отделение вдруг закружилась голова, и Матвей сжал кулаки, заставляя себя сосредоточиться. Здесь не могло быть никаких «если», зато у него еще оставались пациенты.

Пострадавший в аварии мужчина и его жена лежали на соседних койках в реанимации, оба стабильны, но пока не приходили в сознание. Проверив показания аппаратов, он вышел за дверь и остановился, разглядывая неподвижные фигуры сквозь стекло. Через несколько часов сюда приедет их сын; он был в другом городе в командировке, но сообщил по телефону медсестре, что направляется на вокзал. Благодаря Матвею и его коллегам его семья сегодня осталась целой. Все трое получили шанс – не на новую жизнь, а на то, чтобы исправить ошибки в старой.

Матвей не мог не подумать, что его семье повезло меньше. У отца случился инсульт прямо на рабочем месте, а через два дня у матери остановилось сердце. В тот момент список уже никогда не ставших бы реальностью «если» грозил свести его с ума, особенно потому, что большинство из них упиралось в его беспомощность и рассеянность – и как доктора, и как сына. Ему стоило больших усилий остановиться и взять себя в руки, и если бы не поддержка коллег, то, пожалуй, он бы не смог вернуться к хирургии.

Качнув головой, Матвей быстро перевел взгляд на соседа супругов по палате. Он получил удар ножом в живот в пьяной драке, и его близких до сих пор не смогли найти.

– Несчастный одиночка, – пробормотал Матвей себе под нос.

– Ненадолго, – ответил ему тихий голос.

Матвей обернулся, и по его спине пробежали мурашки. На металлической скамейке у стены сидела уже знакомая ему зеленоглазая шатенка. И снова он был готов поклясться, что минуту назад ее здесь не было. Сегодня платье на ней было черное, подчеркивающее бледность лишенного макияжа лица, а глаза смотрели ему в лицо так внимательно, словно пытались прочитать мысли. Матвея кольнуло странное чувство – словно он должен был вспомнить нечто очень важное, но, как ни старался, не получалось.

Он сглотнул, решив пока не упоминать о трагедии.

– Вы, – он махнул рукой в сторону палаты, – к нему?

Девушка помедлила, прежде чем ответить:

– Еще рано. Я пришла к вам, Матвей Иванович.

Стандартные слова о правилах посещения для родственников замерли на языке. Прежде чем Матвей осознал это, он уже сидел рядом. Вдалеке слышались голоса медсестер, но эта девушка была единственным, что сейчас имело значение.

– Почему вы сказали, что еще рано?

Уголки ее губ приподнялись в улыбке, и Матвей едва сдержал дрожь. Это было похоже на предчувствие. Странные, чуть ли не сверхъестественные ощущения, терзавшие его весь день, неожиданно вспыхнули, а затем начали отступать.

– Время для меня такой же секрет, как и для вас, – доверительно сообщила ему девушка. – Оно непредсказуемо. Впрочем, к вам оно, как правило, благоволит.

– Спасибо, – осторожно ответил он.

– В девяти случаях из десяти в вашем распоряжении целые секунды, – продолжала она, словно рассуждая сама с собой. – Их достаточно, чтобы спасти чью-то жизнь. Еще у вас есть минуты, чтобы спастись самому, например, избежать пожара в ресторане и неприятного разговора о болеутоляющих. Часы, чтобы…

Его руки сжали края скамейки до боли. Заметив это, девушка умолкла. Она не отводила от него глаз, и Матвею показалось, что он не просто сделал шаг; он провалился куда-то в бездну, разверзшуюся прямо посреди коридора реанимационного отделения.

– Вы… – прошептал он, не зная, что сказать дальше, и невольно отстранился.

– У меня есть к вам дело.

– Какое дело? Вас послали его друзья? – спросил Матвей, ненавидя себя за растущую внутри панику.

Она приподняла бровь:

– Вопреки распространенному мнению, меня никто ни к кому не посылает. Люди всегда все делают сами. Друзья человека, о котором вы говорите, прямо сейчас заливают горе в самолете на пути в Швейцарию и снимают об этом видео. Они не станут докучать вам.

– Тогда о чем речь?

Он еще раз пристально посмотрел на девушку, пытаясь угадать, не понадобятся ли ей наркотики. В ее чертах скрывались твердый характер и сила. Обычно его это восхищало, но сейчас к восхищению примешивалась дикая, непонятная тревога – почти на уровне инстинкта. Казалось, что девушка могла быть способна на все, и он усилием воли остался сидеть на своем месте.

– Я хотела попросить вас сопровождать меня на одном крупном мероприятии. Сегодня вечером, – таинственно сказала она. – За вознаграждение, конечно.

Даже когда Матвей впервые в жизни столкнулся с коварным, незаметным на первый взгляд раком носоглотки, он не чувствовал себя настолько растерянным. Мысли в его голове сменяли одна другую, пока наконец не выстроились во вполне логичную, но пугающую последовательность.

– Вы ушли из ресторана до меня и исчезли так быстро. Откуда вам известно про «неприятный разговор»? – в приступе паники его голос дрогнул. – Вы с ним заодно? Кто-то другой хочет втянуть меня в эту темную историю?

– Для такого талантливого врача у вас мрачный взгляд на мир.

Матвей вскочил на ноги:

– Может, потому что вы ведете себя странно и говорите какими-то намеками.

– А мне показалось, вчера вам мои слова нравились, – парировала она, явно намекая на их обмен взглядами.

От неожиданности и смущения у Матвея перехватило дыхание, и он разозлился на себя за подобную реакцию. Мать учила его всегда относиться к женщинам с уважением, но сейчас он не смог сдержаться и грубо бросил:

– Разговор окончен, не болейте.

– Ваш отец считал, что случайности не случайны, – спокойно сказала ему в спину девушка. – Он случайно ехал по улице в тот дождливый день, когда ваша мать ловила такси. Они случайно встретились взглядами и влюбились. А теперь вы гадаете, ради чего случайность сохранила вам жизнь.

Матвей медленно повернул голову, чувствуя, как тело будто налилось свинцом. Она назвала точное число людей, которых он спас и потерял за все время работы, словно читала по бумаге, но смотрела ему прямо в глаза. Затем уверенно добавила несколько имен его давних пациентов, с указанием времени и причин смерти – без злорадства, насмешки или гнева. Матвей молча смотрел на нее и не чувствовал ничего. Казалось, даже сердце в его груди перестало биться.

– Вы посвятили всего себя спасению других. Но, сколько бы жизней вы ни отвоевали, – торжественно произнесла девушка, – вы всегда думаете только о тех двух, которых потеряли. Родителям не хватало времени на вас и друг на друга, а вы опоздали, когда случилось несчастье, и каждый день думаете, что ничего уже не исправить. Что ж, прошу. Оставайтесь здесь, смотрите на счастливые семьи и несчастных одиночек. Молитесь, чтобы время всегда покорялось вам, а кошмары никогда не снились..

Просто удивительно, смутно подумал Матвей, что в коридоре все еще было пусто.

– Я не понимаю, – тихо сказал он. – Об операциях вы могли где-то прочитать… пообщаться с коллегами… угадать количество людей… Вы что, журналистка? Сотрудник министерства? Но как тогда вы могли узнать мои мысли?!

Когда она не ответила, он добавил, сильно повысив голос:

– Кто вы такая? Откуда?

– Сядьте, – просто сказала девушка, ничуть не потревоженная его криками. Матвей повиновался и спросил еще раз, уже намного тише:

– Кто вы?

– Вы это знаете, – ответила она с улыбкой, в которой Матвей неожиданно увидел восхищение. Взгляд ее глаз стал более пронзительным. – Люди дали мне тысячи имен, и они вам уже известны. Вам бросают вызов каждый день, и вы выходите победителем куда чаще, чем проигрываете. У смерти мало достойных соперников, и я верю, что годы спустя ваши таланты и знания прославят вас на весь мир.

Она склонила голову в знак уважения. В тот момент, когда ее глаза опустились, Матвей наконец сумел сделать вдох. Он разрывался между ужасом, потрясением – и странным облегчением при мысли, что теперь все стало абсолютно ясно. Его инстинкты кричали, что нужно бежать из этого коридора не оглядываясь; так животные, предчувствуя грозу, срываются со своих мест в поисках укрытия. Но Матвей был бы отвратительным врачом, если бы не понял: его гроза уже настигла. Мир, каким он его знал, рассыпался прямо у него на глазах, повинуясь мягкому, вкрадчивому голосу той, что сидела рядом…

– Вам не следует опасаться за себя. Никто, кроме меня, не знает о предложении вашего бывшего пациента, а мне совершенно незачем предавать его огласке. Вчера вы были сильно расстроены, поэтому я отложила наш разговор на сегодня.

Пережив клиническую смерть, некоторые люди утверждали, что видели ангелов или говорили с Богом, и он не спорил, не претендуя на то, что знает все. Сейчас же, однако, он был полностью уверен и в следующую секунду прошептал всего одно слово. Его мир сложился снова, целый, но абсолютно другой.

– Смерть.

Тысячи имен, которые он знал наизусть. Вызовы, которые принимал не раздумывая. Конец боли, надежд, обещаний. Его вечная соперница в гонке времени.

Смерть сложила руки на коленях. Ее зеленые глаза торжествующе блеснули.

– Матвей Иванович Рокотов. Надеюсь, теперь вы готовы меня выслушать.

Глава 2

Матвей определенно был сильным человеком: к тому моменту как он возобновил обход пациентов, он уже вспомнил, как дышать и даже говорить, а после, когда интерны попросили его рассказать о недавно поступившем пациенте с гемофилией, рассказал им об операции не моргнув глазом. К сожалению, она закончилась, едва начавшись, так как потеря крови оказалась несовместимой с жизнью. Гемофилия все еще оставалась одним из самых опасных, пусть и редких заболеваний в его практике.

Во время рассказа перед его глазами появилась маленькая улыбка воплощения Смерти, не торжествующая, но понимающая, и он нахмурился в ответ. Что-то подсказывало ему, что девушка, которая была человеком лишь внешне, здесь больше никогда не появится. В последний раз он увидит ее лицо уже совсем скоро.

– Каждый год я даю бал, – объяснила ему Смерть; в коридоре по-прежнему было пусто. – Он называется Балом под черной луной, или Балом любви. Как вы понимаете, Матвей Иванович, я не замужем – но Балу нужен хозяин.

Он покорно слушал ее, не пытаясь сбежать и не чувствуя ни тени страха; казалось, как только он узнал ее и назвал по имени, его разум уже примирился с новой реальностью.

– Есть традиция, – продолжила Смерть, – зародившаяся еще в древности. Хозяином Бала всегда становится мужчина, который принадлежит к роду Перуна по крови.

– Перун? Это который древний бог грома? – Матвей смутно припомнил, что слышал это имя по телевизору.

– Не только. Он был верховным богом славянских земель долгое время, пока не воцарилась новая религия. Судьба придуманного им бала оказалась под угрозой, но было решено, что, поскольку смерть и любовь будут в мире всегда, вне зависимости от того, кому поклоняются люди, его не следует отменять.

Матвей хотел спросить, кем было принято такое решение, но подумал, что не стоит. Вместо этого он поинтересовался не менее важным фактом:

– Если он реально существовал, откуда во мне взялась его кровь?

– В ранний период своего царствования он время от времени спускался на землю к смертным женщинам, – без обиняков ответила она. – И положил начало многим родам, включая ваш. Даже спустя почти тысячу лет в вашей крови остался его след. Что вы так удивились? Вам ли не знать, что вопросы крови самые сложные в мире.

Он это знал. Но если бы боги и существовали на самом деле, то в его представлении занимались бы более важными вещами, чем искали способы завести потомство со смертными. Поэтому древние мифы он считал не более чем детскими сказками и не тратил время на размышления о них.

– Откуда мне знать, что вы не врете?

– Я бы не стала тратить свое и ваше время на вранье, – без грубости, но откровенно сказала Смерть. Отчего-то Матвей ей поверил. – Идолы на капищах стояли не просто так, Матвей Иванович. Раньше миром управляли другие силы.

– Его потомком был мой отец или мать?

Смерть на мгновение задумалась. Его родители были однофамильцами.

– Мать.

– И что еще, кроме приглашения на Бал, ждет меня как его потомка?

Смерть изогнула брови.

– Если вы намекаете на сверхъестественные способности вроде управления молниями, то должна огорчить: они не проявлялись ни у одного из его потомков. Все они, впрочем, были хороши в том деле, которое для себя избрали, и имели крепкое здоровье. У вас недостатка нет ни в том, ни в другом, – бесстрастно заметила она, смерив взглядом его широкие плечи.

– Допустим, я действительно его потомок…

– Это так.

– Но почему хозяин Бала должен быть живым?

Смерть охотно ответила:

– Хозяева Бала любви олицетворяют ее могущество. Любовь – единственная вещь в мире, над которой не властна смерть. Она соединяет ее и жизнь в одну бесконечность. Вы сами убедитесь в этом, когда увидите наших гостей. Они все из разных сословий и стран. Благодаря им Бал всегда проходит очень пышно, и я рассчитываю, что сегодня вы будете моим кавалером. Не беспокойтесь: на следующее утро вы не вспомните ни меня, ни ничего из того, что с вами происходило. Сейчас, чтобы быть уверенным, что все это не плод вашего воображения, возьмите это.

Она протянула ему маленькую еловую веточку, живую и пахнущую смолой.

– И что мне с ней делать?

– Носите ее сегодня с собой до окончания дежурства, затем…

– Это негигиенично, – не выдержав, перебил ее Матвей.

Смерть и глазом не моргнула в ответ на его грубость. Должно быть, он был не первым потомком Перуна, который не пришел в восторг от идеи сопровождать ее на мифический древний бал.

– Уверяю, она не причинит никому вреда. Вернете, когда мы снова встретимся. Я приду в одиннадцать часов.

– Вы знаете, где я живу?

Она кивнула. Матвею оставалось лишь смириться с этим фактом.

– Теперь о вашем вознаграждении. Если все пройдет хорошо, вы можете попросить об одной вещи…

Веточка осталась лежать у него на ладони и после того, как неожиданная посетительница попрощалась с ним и растаяла в воздухе, слившись с тенью. Матвей рассеянно убрал ее в карман штанов и встал, напоминая себе, что рассиживаться нечего и у него еще оставались дела.

Итак, размышлял он, отпустив интернов и вернувшись к обходу, он только что встретился с самой Смертью. Мир продолжал вращаться, люди шли на поправку или готовились к новым операциям, посетитель в конце коридора искал монеты для автомата с кофе. А Матвея только что позвали на бал, история которого уходит глубоко в древность, лишь потому, что он был далеким потомком мифического бога по материнской линии. Он бы решил, что все это розыгрыш, плод его воображения или усталости, если бы Смерть, девушка с глазами, излучавшими древнюю силу, не знала о нем того, чего не знал никто, даже давние коллеги; если бы вместо страха внутри у него не появилось странное чувство, до жути напоминавшее узнавание. Матвей нащупал мягкие иглы сквозь ткань и невесело усмехнулся.

Конечно, у Смерти под рукой была именно еловая веточка.

– А я ведь говорила тебе не гонять на этом чертовом мотоцикле.

Матвей поднял глаза и вздрогнул от неожиданности. Над койкой, где лежал спасенный после аварии на шоссе мужчина, стояла крохотная, одетая в бархатное платье старушка с седым пучком на макушке. На ее лице читались тревога и забота.

– Что же ты за дурачок-то такой, Васька. Сколько можно рисковать своей головой?

– Вы тут откуда? Почему на вас нет халата и бахил? – спросил Матвей. Когда старушка не отреагировала, он подошел ближе и протянул руку, чтобы коснуться ее плеча.

– Какого…

Раскрыв рот, он смотрел, как его пальцы двигаются в области ее ключицы, пройдя сквозь тело, как через чуть теплый плотный пар. Матвей выдернул руку и, потрясая головой, попробовал на этот раз прикоснуться к запястью. Результат был тот же, а старушка не обращала на него никакого внимания.

– Что за черт.

Услышав, как кто-то произнес эту фразу одновременно с ним, он обернулся и попятился, в шоке пройдя сквозь тело старушки и едва не врезавшись спиной в монитор у ширмы. Над девушкой, которая впала в кому после избиения мужем, стояли уже трое – поседевшие мужчина и женщина, а с ними подросток.

– Мне он сразу не понравился, но она сказала, что любит его. Мразь, – продолжил мужчина.

– Надеюсь, его накажут, – подал голос мальчик.

– В тюрьму он, к сожалению, теперь не сядет, но хотя бы уехал подальше и возвращаться не намерен. А у нее все впереди, – сказала женщина со слезами в голосе. – Ей к нам еще рано. Моя милая девочка заслуживает счастья. Она, может, и не слышала, как сегодня приходил Рома и сказал, что всегда будет рядом, но, когда она проснется, он повторит это снова. Он любил ее с первого класса. Дурачок.

– Как? – выдохнул Матвей, переводя взгляд со старушки на группу людей, но не получил ответа. – Как вы тут оказались?

Он несколько раз ущипнул себя за плечо, потер глаза, чтобы проверить, что не спит, но обстановка осталась прежней. Матвей начал задыхаться. Его сердце билось так часто, что стало почти больно. Он вылетел из палаты в коридор, не чуя под собой ног, и зажмурился на несколько секунд, стараясь успокоиться. Когда он обернулся, то увидел, что с больными по-прежнему были их семьи. Умершие семьи. Он дошел до одного конца коридора и медленно вернулся к другому, заглядывая в комнаты через стеклянные стены. Спустился на этажи ниже, где были палаты интенсивной терапии, и везде видел одну и ту же поразительную картину. Мужья, жены, дети, родители – отделение неотложной хирургии было полно родственников, пришедших поддержать своих родных, и их не заботило, что медсестры проходили прямо сквозь их тела или задевали головы.

Одни сидели на одеялах.

Другие стояли в ногах.

Третьи ходили по палате, рассказывая то, чем не удалось поделиться при жизни.

Это был параллельный мир, ставший реальным, и ему ничего не оставалось, кроме как поверить в это – или сопротивляться и сойти с ума.

Матвей вспомнил о еловой веточке и, вытащив ее из кармана, покрутил в дрожащих пальцах. Своей новой необычной способностью он, конечно, был обязан Смерти, и подозревал, что, даже взяв в руки ее дар, коллеги не увидели бы ничего необычного. Это был ее способ показать ему, что их разговор был реален, а мертвые могли танцевать на балу, и она преуспела. Матвей не верил, что после смерти была жизнь, потому что не имел весомых доказательств, и никогда бы не смог вообразить увиденное сегодня. Но вот они, доказательства, – прямо перед ним, четкие и ясные…

От переполнявших его чувств, запутанной смеси шока, растерянности, ужаса и благоговения, голова шла кругом. Он дошел до кулера, выпил воды и сделал несколько глубоких вдохов, уговаривая собственный разум примириться с происходящим. Когда-то врачи даже не верили в трансплантацию, однако сейчас это был самостоятельный раздел медицины. Матвей сам ассистировал при пересадке вены всего месяц назад, и пациент сохранил ногу. Он был уверен, что однажды люди изобретут способ пересадить и голову, как некогда описал Александр Беляев, фактически спасая мозг от смерти. Но теперь получалось, что после нее ничего не заканчивалось. Матвей узнал секрет, над которым бились столетиями.

– Простите. – Медсестра протиснулась мимо него и зашла в палату к спавшей после операции на печени женщине. У ее кровати сидели сразу трое детей, и Матвей почувствовал, что разрывается между безумным желанием попросить коллегу дать им спокойно пообщаться хотя бы несколько секунд и необходимостью оставить все как есть, потому что мертвые, к сожалению, уже ничем не могли помочь живым.

– Ой! Матвей Иванович, что с вами? – спросил санитар, потирая ушибленное плечо. Матвей молча посторонился, не отрывая взгляда от старика, целовавшего в лоб пожилую женщину. Ее прогнозы после падения с эскалатора в метро были неутешительными.

– Это просто невероятно, – прошептал он, ощущая необходимость поделиться хоть с кем-нибудь переполнявшими его чувствами из-за происходящего.

– Да уж. Продержаться столько времени после таких травм. Сильная женщина… – Качая головой, парень поспешил прочь.

Убедившись, что ноги держат его крепко и он не упадет в обморок, Матвей спустился на первый этаж, чтобы переодеться. Пора было идти домой. Готовиться к балу.

Он не отличался разговорчивостью и в обычные дни, а сегодня его молчаливость коллеги легко списали на усталость. Ни у кого не возникло подозрений, что ему пришлось только что пережить – да и кто мог бы представить подобное?

К тому моменту как Матвей вышел с работы, передав пациентов новой бригаде, на улице сгустились сумерки. До их встречи со Смертью оставалось не так много времени. Сердцебиение у него было на удивление ровным, шаг – уверенным и твердым, словно ему всего лишь предстояла встреча со старой знакомой. Так оно и было, по правде говоря: Смерть сама признала, как хорошо он успел изучить ее. А потом дала ему надежду, которую он не рассчитывал никогда обрести.

Пока поезд метро вез его домой, мысли о том, что он только что видел в больнице и что еще предстояло ему в эту ночь, заставили подумать о прошлом. Слушая старую поп-музыку, доносящуюся из наушников сидевшего рядом парня, Матвей вспоминал редкие дни, когда они с родителями завтракали вместе и смеялись над всякой ерундой, просто потому что они были семьей и были вместе. Он вспоминал поездки на машине и печенье, купленное на заправке; у матери под рукой всегда была салфетка, чтобы стереть с лица отца остатки шоколада, а Матвей смеялся, когда отец гордился вслух, что не испачкал рубашку. Он вспоминал запах кофе, который каждое утро пила мать, и пирогов с яблоками, которые она пекла, когда он был совсем маленьким. Времена стояли непростые, но каким-то образом у его родителей получалось доставать продукты.

Он вспоминал дни, когда сидел в своей комнате, слушая крики родителей из-за закрытой двери. Повод мог быть абсолютно любым – некому было пойти с ним на день открытых дверей в институт, командировка выпадала на праздники, а поездка в магазин снова откладывалась. Слова «тебе нет до нас дела» и «ненавижу» то и дело разрезали воздух, не давая ему сосредоточиться на произношении сложных медицинских терминов из старой энциклопедии. Затем кто-то из них уходил в другую комнату, хлопнув дверью, оставляя другого ругаться, глухо стуча кулаками по подушкам. Матвей слышал звон хрусталя и звук льющегося в стакан виски и смотрел в книгу, не различая ни слова. Тогда ему действительно казалось, что шутки и сладости были всего лишь плодом его воображения.

Он вспоминал время, когда ужинал один, пока учился в медицинской школе, потому что оба родителя задерживались на работе, ставя это друг другу в укор. Перед сном мать заглядывала к нему в комнату и нежно ерошила волосы, а отец, топчась на пороге и сунув руки в карманы, смотрел неуверенно и робко, словно не мог поверить в его существование. Матвей знал, что в свое время его появление стало для молодоженов большой неожиданностью, заставившей в корне пересмотреть карьерные планы. Они обменивались ободряющими, неловкими улыбками, и отец уходил.

Выйдя на своей станции, он вспомнил, как они ссорились годы назад из-за какой-то мелочи, связанной с отпуском, которая переросла во взаимные обвинения в эгоизме и пристрастии к виски. Вмешиваться было бесполезно: во время ссор родители не слышали никого, кроме себя. Матвей тихо вышел из-за стола и направился в прихожую, не в силах больше выносить это после тяжелой смены, когда до него донесся яростный шепот, пробежавший по телу словно яд:

– Я ненавижу тебя. Ты разрушаешь нашу семью.

– А по-моему, это делаешь ты. Я больше не могу.

– Так уходи!

Матвей остался на чай, как обещал, чтобы не давать им нового повода для ссоры, но вернулся к себе в тихую съемную квартиру с чувством облегчения. Из разговоров по телефону он знал, что четыре дня в доме родителей царило холодное молчание. В итоге они всегда мирились, но он начинал беспокоиться.

На пятый день вечером Матвей поднес телефон к уху, чтобы ответить на звонок. Через несколько секунд послышался грохот. Опустив голову, он смотрел, как в забрызгавшем пол ординаторской чае плавают осколки чашки, и не слышал вопросов вокруг.

Отца привезли к нему в отделение. Матвей принял документы от врача «Скорой» и просмотрел их, и, хотя его разум четко знал, что делать дальше, руки отказывались повиноваться. Его тело на мгновение потеряло вес, а затем стало таким тяжелым, что он не мог даже вздохнуть. Этот неподвижный мужчина с лицом его отца и седыми висками, как у него, не мог быть тем самым Иваном Рокотовым. У того были проблемы с давлением, но он регулярно принимал лекарства и ни на что не жаловался, сколько бы Матвей его ни спрашивал. В день ссоры он сказал жене, что перестанет принимать их, чтобы быстрее умереть, но ведь не мог поступить так на самом деле. Верно? Или мог?

Матвей пришел в ужас. Голоса коллег доносились до него словно издалека сквозь плотный шум, кто-то вырвал у него документы и оттолкнул в сторону. Он слепо пошел за каталкой, постепенно вспоминая, где находится, но слова о том, что зрачки отца не реагируют на свет, привели его в чувство лучше любой пощечины. Он бросился вперед, готовый оказать помощь.

Он опоздал. Он потерял драгоценное время с самого начала, потому что испугался, словно был новичком и не имел дело с инсультами раньше. И хотя коллеги уверяли, что Матвей в приемном покое смотрел на документы всего пару секунд – не минут, как ему казалось, – и что водитель «Скорой» ругался на таксиста, который вовремя не пропустил его на шоссе, он знал, что подвел отца. Но не мог найти в себе силы признаться в этом матери.

– Я ведь никогда не хотела, чтобы ты уходил, – шептала она сыну в плечо тем же вечером. Матвей кусал губы, чувствуя, как щеки щекочут горячие слезы. Он пообещал себе, что сознается во всем – немного позже, после похорон.

– Я скучала. Всегда скучала… Ты ведь это знал, правда? Пусть нашим последним разговором была ссора, ты должен был знать, Иван.

– Конечно, мама, – повторял Матвей. Любовь родителей, то ранящая, то ласковая, всегда была для него загадкой, но в тот момент он не сомневался в ее силе. – Конечно, он все знал.

У него не было никакого особого предчувствия в тот день. Он был занят мыслями о похоронах и приближающихся экзаменах, но понял все в тот же миг, как зашел в квартиру. Было тихо – слишком тихо, и, к тому моменту как он дошел до комнаты родителей и побежал к креслу, бросив продукты, уже знал, что случилось. Оставить мать одну было худшей ошибкой, которую он мог совершить. Он подвел их обоих.

Теперь, идя домой, Матвей гадал, был ли с ними отец в той самой комнате, присутствовали ли их духи на похоронах, приходили ли посмотреть на него, когда он сидел один у себя в квартире. В дни отпуска, выписанного начальством, он безуспешно пытался пить, ненавидя алкоголь после всех их ссор, свалил все учебники, атласы и конспекты в кучу за диваном, отодвинув его от стены, потому что все они казались бесполезными, и плакал, пока не засыпал, только чтобы проснуться от не задержавшегося в памяти жуткого сна. Матвей не любил думать об этом периоде своей жизни, но появление Смерти впервые сделало воспоминания менее болезненными. Он надеялся, что сегодня она согласится ответить на все его вопросы.

Мартовское небо не заволокло облаками, и луна была особенно яркой. Ее свет заливал его квартиру через незашторенные окна. Все вещи были на своих местах, и Матвей не мог не удивляться, как все могло выглядеть таким обычным. Он как будто стал далек от собственной жизни, со стороны наблюдая за простейшими действиями – поставить еловую веточку в стакан с водой, разогреть ужин, поскольку чувство голода никуда не делось, выпить таблетку от головной боли, преследовавшей его с самого утра. Включить ноутбук, чтобы восполнить многочисленные пробелы в знаниях о славянской мифологии перед балом. До одиннадцати оставалось еще немного времени, и он не собирался терять его впустую.

Ровно в одиннадцать в дверь позвонили. Матвей поднял брови, впечатленный подобной тактичностью, и пошел открывать.

– Добрый вечер, Матвей Иванович. – Смерть ступила через порог, скользнув по квартире спокойным взглядом, и посмотрела на него. Матвей был выше, так что ей пришлось задрать голову. – Я полагаю, вы не передумали?

– Нет. И, – Матвей махнул рукой в сторону стола, – я хочу поблагодарить вас за этот необыкновенный дар.

– Верните его мне, пожалуйста. Думаю, одного дня вам было достаточно.

Матвей повиновался. Когда Смерть спрятала веточку в рукав, он спросил:

– Скажите, а души могут…

– Прошу, давайте оставим вопросы на потом. Нам пора.

Прежде чем он мог потянуться за пальто, Смерть уже протягивала ему маленький флакон с бесцветной жидкостью. На пробке был выгравирован узор – белое солнце с волнистыми лучами, которое напомнило ему увиденный в интернете символ Перуна.

– Выпейте это.

– Что в нем? – нахмурился Матвей, изучая жидкость.

– То, что поможет вам отправиться в Ирий, оставшись при этом в живых.

Что такое Ирий, ему тоже уже было известно. Матвей посмотрел в зеленые глаза Смерти, лишенные тепла, но честные. Заметил он и кое-что другое на ее лице – веснушки. Они делали ее более живой и настоящей, насколько эти слова вообще были уместны. Девушка перед ним никак не соответствовала образу Марены, о котором он успел немного прочитать. Но, конечно, за века, прошедшие с момента воцарения христианства, древние божества могли измениться.

Смерть приподняла бровь:

– Все еще не верите мне?

– Я правда смогу попросить ту вещь, о которой вы говорили?

– Правда. Я не нарушаю своих обещаний.

У него не было выбора, кроме как довериться ей. Матвей вздохнул и поднес флакон к губам. Сперва на языке появилась фруктовая сладость, но, стоило ему проглотить жидкость, в груди сразу вспыхнула резкая боль. Он пошатнулся, опершись рукой о дверь и тщетно пытаясь вздохнуть, пока она распространялась по всему телу. Ощущение было, будто его резали изнутри, не давая воздуху доступа в легкие. Смутно он почувствовал, как Смерть шагнула ближе и коснулась его спины. В тот момент, как перед глазами все почернело, дверь растаяла в воздухе, оставив его без опоры, но боль сразу начала отступать. Вслед за Смертью Матвей сделал маленький шаг вперед и почувствовал под ногами холодный каменный пол.