Текст книги "Трепач"

Трепач
Нелли Копейкина

© Нелли Копейкина, 2024

ISBN 978-5-0055-9061-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ТРЕПАЧ

Слава сидел на бревне, вытянув по траве длинные худые ноги, и наблюдал за ужом. Тихо в овражке журчал ручеёк, в кустах пели птицы. Сзади послышался шорох. Слава оглянулся. К нему прямо через папоротник шла женщина, сначала показалось, немолодая, но, когда она приблизилась, он рассмотрел её улыбающееся лицо, молодая, лет двадцати пяти, не больше, а может, даже и того меньше. Немолодой она показалась ему из-за полноты и какой-то уж очень бабьей походки.

– Ты чего тут? – всё так же улыбаясь, спросила его женщина, ничуть не смущаясь тем, что они не знакомы.

– Сижу, – нелепо ответил он и добавил назидательным тоном: – Доброе утро! – как если б не доброго утра желал ей, а упрекал её.

– Да, доброе, – согласилась она, садясь рядом с ним на бревно. – А я ещё вчера тебя видела, когда ты загорал на лужайке. Он смутился. Вчера он загорал нагишом, полагая, что никто его не видит. Женщина не заметила его смущения или сделала вид, что не заметила. Она всё так же продолжала говорить: – Ты к кому приехал-то?

– К Васильчиковым.

– А, значит, ты Евдокии Марковны внук будешь! А звать-то тебя как?

– Слава.

– А я – Ксюша. Я живу в Горшково, – она махнула рукой в сторону другой деревни, – в крайнем доме. Такой, с металлической крышей, видал, наверное? Ты вчера мимо проходил… Он в нашей деревне один металлом обшит. Батяня в прошлом году крыл. А нынче зимой уж помер… У нас вообще в деревне все перемерли. Из мужиков остался только один дед Павел, да и всех-то нас – раз-два, да обчёлся: старуха Лиза, жена Матвеича – тётя Таня, тётя Шура, да дачники приезжают на лето в два дома. А так – тишина!

– Чем же вы занимаетесь? – спросил Слава.

– Живём, – просто ответила Ксюша.

– А где же вы работаете?

– А кому работать-то? Все уж давно пенсионеры. А я раньше работала в санатории, тут недалеко, за леском, километра три, не больше, да сократили. Пособие по безработице получаю.

Славе стало как-то неловко, как если бы это он был виновен в бедственном положении этой женщины.

– А вы не замужем? – зачем-то спросил он.

– Нет ещё, – весело заулыбавшись, ответила она. – Да мне ещё рано! Мне к осени двадцать два будет. Успею ещё! А тебе сколько лет?

– Мне двадцать, – зачем-то приврал Слава, хотя ему было лишь восемнадцать.

– Почти ровесники! – чему-то обрадовалась Ксюша.

Планировка дома Ксюши напоминала планировку дома Васильчиковых. Перед дверью – крыльцо, за дверью – прохладные тёмные сени. В сенях – кадка с водой, какие-то мешки, жбаны. Дальше шла сама изба – одна большая комната, разделённая печкой с полатями. С лицевой стороны печки – кухня-столовая, с тыльной – спальня, она же и гостиная.

Несмотря на грузность, делала всё Ксюша споро. Быстро сбегала в огород, нарвала с грядок огурцов, зелени, быстро нарезала салат, нажарила на сале яиц с луком, разлила в бокалы молоко. При этом она всё говорила, рассказывала о себе. Слава узнал о ней всё, или почти всё: где училась, с кем дружила, почему не уехала в город с подругами. Ели за маленьким столом у окна, выходящим на улицу. Славе Ксюша положила две трети яичницы.

– Ешь, ешь, тебе поправляться надо.

Ему не понравились эти слова, но незлобивость тона, приветливость хозяйки уняли его злобу.

После обеда Слава попросил показать радио, которое пришёл чинить, Ксюша махнула рукой.

– Да успеется ещё, идем лучше отдохнём.

Она потащила его за печку в комнату. Из-за отсутствия мебели комната казалась просторной. Вдоль печи стояла металлическая кровать с грудой взбитых подушек, рядом – маленький кованный металлом сундук, с другой стороны – старомодный комод, над ним – зеркало. В углу на табурете, накрытом какой-то скатёркой, стоял телевизор старого образца, какой уже нигде не сыщешь. У стены под окнами, занавешенными белыми короткими накрахмаленными занавесками, стоял круглый стол, крытый выцветшей бархатной скатертью, вокруг него четыре старых венских стула. Слава задержался в проходе, ища глазами радио, Ксюша плавно прошла к кровати, сбросила на сундучок лишние подушки, покрывало и, отогнув угол лоскутного одеяла, села.

– Ты что, – не понял Слава, – спать что ли собралась?

– Иди сюда, – вкрадчиво позвала Ксюша, приглашающе мотнув головой.

– Иди, не бойся.

Последние слова задели Славу.

– Я не имею привычки, отдыхать после еды в постели. Пойду, лучше, искупнусь.

Он повернулся и пошёл к выходу.

– Сла-а-ав, – зазывно крикнула вдогонку Ксюша, – приходи вечером!

Вечером он не пришёл.

На следующее утро она нашла его на пруду. Он лежал на старых мостках и глядел в воду. Подошла тихо, от неожиданности он даже вздрогнул.

– Загораешь?

Он обрадовался ей.

– Доброе утро, Ксюша!

– А что вчера не пришёл? – не отвечая на приветствие, спросила Ксюша. – Я думала, придёшь, даже радио с чердака принесла.

– Занят был, – отчего-то сердясь, буркнул он.

– Пойдём со мной за малиной, – предложила Ксюша.

Он, томимый одиночеством и бездельем, обрадовался её предложению, но виду не подал. С Ксюшей Слава чувствовал себя старше, даже покровительственно.

– А далеко? – спросил он.

– Да нет, прямо за Левашихой.

Время шло к полудню. По дороге назад на окраине леса у широкого дуба Ксюша вдруг скомандовала:

...

конец ознакомительного фрагмента