Текст книги "Тайны острова Плам"

Глава 5

На самом деле я направился в западное крыло дома, где Гордоны вместо спальни устроили кабинет.

За компьютером сидел человек. Я представился, представился и он – детектив Майк Ресник, криминалист, специалист по компьютерам из полицейского департамента графства.

Принтер стучал и выбрасывал распечатки на крышку стола.

– Ну и что мы имеем? – спросил я его.

– О, в основном письма... личные – друзьям и родственникам, некоторые служебные письма... некоторые...

– Есть упоминания об острове?

– Нет.

– Научные записи?..

– Нет. Я дам знать следователю, если найду что-то интересное.

– Есть ли что-либо о финансах: вклады, чековые книжки, домашний бюджет?

– Да. Это первое, что я выгрузил. Они выписывали чеки на компьютере. Есть распечатки всех чеков за последние два года – с тех пор как они открыли счет. – И он указал на кучу бумаг у принтера.

– Не против, если я взгляну?

– Пожалуйста. Только я должен все подколоть к своему отчету.

– Я буду в гостиной, там больше света.

По дороге я прошелся мимо книжных полок. На нижней стоял ряд изданий по мореплаванию, навигационные карты и тому подобное. Гордоны всерьез увлекались морскими прогулками. Это опять привело меня к мысли об их возможной причастности к перевозке наркотиков.

С этими мыслями я отложил компьютерные распечатки и, используя носовой платок, взял здоровенный атлас морских карт. Перелистывая страницы пальцем, завернутым в платок, я искал пометки о радиочастотах, номерах сотовых телефонов и тому подобное, что заносят в атласы наркодельцы.

Я уже хотел захлопнуть атлас, когда заметил, что из-под моего носового платка выглядывают какие-то цифры – внизу страницы, в водах южнее Плама, карандашом было написано: 44106818. Словно предвосхищая возникшие в моей голове сомнения, за ними следовал вопросительный знак.

Что за этим скрывалось – обычная восьмизначная сетка координат? Радиочастота? Номер телефона? Шифр? Что именно?

Браться за расследование убийства имеет смысл, если держишь в руках столько нитей, что трудно решиться, за какую потянуть. Напрашивается аналогия с обедом. Все для его приготовления под рукой, только нет рецепта, что и как делать. Если все сделать правильно, получится обед. Если нет, придется остаться ни с чем после долгой и бесполезной возни на кухне.

Прижав атлас носовым платком, я отнес его сонной даме, занимавшейся дактилоскопией.

– Вы не могли бы заняться этой книгой? – приятно улыбнувшись, спросил я.

Строго взглянув на меня, она взяла атлас рукой, обтянутой латексной перчаткой, и начала внимательно разглядывать.

– Бумага, на которой нанесены карты, вряд ли сохранила какие-либо отпечатки... а вот с этой обложкой из отличного глянцевого материала дела пойдут лучше... Сделаю все, что возможно. – Она добавила: – Придется отправить в лабораторию.

– Приятно говорить с женщиной, отлично знающей свое дело.

Сверкнув улыбкой, она поинтересовалась:

– Где можно найти больше всего отпечатков? В ФБР, ЦРУ или ЗЭП?

– Что такое ЗЭП? Может быть, это сокращение имеет отношение к охране окружающей среды?

– Нет, к заднице Элизабет Пенроуз. – Она рассмеялась. – Эта шутка бродит по всему департаменту. Вы ее не слышали?

– Кажется, нет.

Она протянула руку:

– Сэлли Хейнс.

– Джон Кори. – Я пожал руку в перчатке и заметил: – Как приятно ощущать прикосновение латекса. А вам приятно?

– Ответа не будет. – После небольшой паузы она спросила: – Вы не тот парень из департамента полиции Нью-Йорка, которого прислали помочь департаменту округа раскрыть это убийство?

– Тот самый.

– Забудьте ту шутку про Пенроуз.

– Обязательно забуду. Так чем мы располагаем, Сэлли?

– Видите ли, дом недавно убирали, поэтому мы располагаем хорошими чистыми поверхностями. Я еще вплотную не приступала к отпечаткам, однако бросается в глаза, что чаще всего встречаются две пары пальцев, вероятно, принадлежащих Гордонам. Иногда попадаются и другие отпечатки. Если хотите знать мое мнение, детектив, то убийца работал в перчатках. Но им был не наркоман, оставляющий четкие отпечатки пятерни на баре.

Я кивнул.

– Уж постарайтесь извлечь из этого атласа все, что можно.

– Я всегда стремлюсь к совершенству. А вы? – Она вытащила пластиковую сумку из ящика, опустила в нее атлас и добавила: – Мне понадобятся отпечатки ваших пальцев.

– Чтобы сличить их с отпечатками на заднице Пенроуз?

Она рассмеялась и приказала:

– Положите-ка руки на стекло этого кофейного столика.

Я сделал, как она велела, и поинтересовался:

– Вы взяли отпечатки пальцев у тех двоих ребят, которые были с начальником Максвеллом?

– Мне сказали, что ими займутся позднее.

– Вот как. Послушайте, Сэлли, многие, подобно тем ребятам на кухне, начнут хвастаться перед вами, что работают в разведывательном управлении. Вам же надлежит докладывать только в департамент округа по убийствам, желательно лично Пенроуз.

– Понимаю. – Она огляделась и спросила: – А с микробами как?

– Микробы здесь ни при чем. Так уж случилось, что жертвы работали на острове Плам, но это чистое совпадение.

– Да, ясно.

Я сгреб кипу компьютерных распечаток и направился к раздвижной стеклянной двери.

– Мне не нравится то, как производится осмотр места преступления, – прокричала мне вслед Сэлли.

Я не ответил.

Я спустился вниз к заливу, где у самой воды стояла уютная скамья. Бросил на нее похищенные бумаги и взглянул на водную гладь.

Подступавшая слабость напоминала, что я всего лишь простой смертный, а уже не тот супермен, каким был до того дня, когда в меня стреляли.

Я опустился на скамью, откинулся на спинку и некоторое время созерцал ночь. На небольшом клочке лужайки, слева от пристани Гордонов, стоял высокий белый флагшток с траверсой, именуемой нок-реей, с которой свисали две веревки, называемые фалами. Видите, я уже усвоил кое-что из морского жаргона. Короче говоря, Гордоны нашли в гаражном шкафчике полный комплект флагов и вымпелов и время от времени забавы ради вывешивали на нок-реях сигнальные вымпелы, оповещавшие, что пора подниматься на борт или что капитан сошел на берег.

Я заметил раньше, что на вершине мачты Гордоны вывесили "Веселого Роджера". "Какая ирония судьбы, – подумал я, – что в последний день их жизни на ветру развевался пиратский флаг с черепом и костями".

Я также заметил, что с каждого фала свисал сигнальный вымпел. В темноте они были едва различимы, что, впрочем, не имело никакого значения, поскольку я мало что соображал в морской сигнализации.

Слева на край скамьи села Бет Пенроуз. К моему огорчению, на ней была куртка. Она прижимала руки к своей груди, словно ей было холодно. Женщины всегда мерзнут. Ничего не говоря, Бет сбросила туфли, потерла стопы о траву, пошевелила пальцами ног. Женщины всегда носят неудобную обувь.

Прошло несколько минут в приятном, а может быть, прохладном молчании, и я решил, что пора завязать разговор:

– Наверное, ты права. Это, скорее всего, была лодка.

– Оружие при тебе?

– Нет.

– Замечательно. Тогда я собственноручно вышибу твои дурацкие мозги.

– Послушай, Бет...

– Я тебе, мужлан, не Бет, а детектив Пенроуз.

– Полегче.

– Почему ты так отвратительно вел себя с Тедом Нэшем?

– Это кто такой?

– Сам прекрасно знаешь. Так в чем же дело?

– Это мужское дело.

– Ты свалял дурака, все считают тебя спесивым идиотом и полным невеждой. Ты потерял мое уважение.

– В таком случае, думаю, о сексе нечего и заикаться.

– О сексе? С тобой даже одним воздухом дышать не желаю.

– Обидно это слышать, Бет.

– Не называй меня Бет.

– Тед Нэш называл тебя...

– Видишь ли, Кори, это дело мне досталось потому, что я уговорила шефа департамента по убийствам. Я получила свое первое настоящее дело. Раньше мне подсовывали всякое дерьмо – наркоманов, стреляющих друг в друга, мам и пап, улаживающих семейные скандалы с помощью кухонных ножей, и тому подобное.

– Мне жаль это слышать.

– Разумеется. Ты-то этим занимаешься все время, отсюда пресыщенность, цинизм и умничанье.

– Все же я бы не стал...

– Если ты пришел сюда смеяться надо мной, то проваливай.

Она встала. Я тоже поднялся.

– Подожди. Я пришел, чтобы помочь тебе.

– Тогда помоги.

– Хорошо. Послушай. Сначала дам один совет. Не разговаривай слишком много с Фостером или своим дружком, этим дерьмом Тедом.

– Знаю, и не говори так о Теде.

– Послушай... можно, я буду называть тебя Бет?

– Нет.

– Послушайте, детектив Пенроуз, вам кажется, что вы неотразимы и я заигрываю с вами... Вы полагаете, что оказались в неловком положении...

Она отвернулась и смотрела на залив.

Я продолжал:

– Мне очень трудно говорить, но... так и быть, вам нечего бояться этого... и меня...

Она обернулась и уставилась на меня.

Я прикрыл лицо правой рукой и потер лоб. Собравшись с духом, я продолжил:

– Видите ли... одна из пуль, угодивших в меня... О Боже, как мне объяснить?.. Ну, она попала в интересное место, понимаете? Теперь вы все знаете. Так что мы можем быть чем-то вроде... друзей, напарников... брата и сестры... Я хотел сказать, чем-то вроде сестер...

Я бросил взгляд на Бет и увидел, что она снова смотрит на море.

Наконец она нарушила молчание:

– Кажется, ты говорил, что пуля попала в живот.

– И туда тоже.

– Макс сказал, что у тебя серьезное ранение в легкое.

– Тоже верно.

– Мозг не пострадал?

– Вполне возможно, что пострадал.

– И ты хочешь, чтобы я сейчас поверила, что еще одна пуля сделала тебя кастратом.

– В такой ситуации мужчина не станет врать.

– Если твоя печь погасла, почему в глазах все еще горит огонь?

– Я вспоминаю прошлое, Бет... Можно звать тебя Бет? Я вспоминаю время, когда при помощи шеста мог перемахнуть через свою машину.

Она закрыла лицо рукой, и я не мог догадаться, плачет она или смеется.

Я умолял:

– Только, пожалуйста, не говори никому.

Наконец она овладела собой и ответила:

– Позабочусь, чтобы это не попало в газеты.

– Спасибо. – Немного помолчав, я спросил: – Ты живешь здесь поблизости?

– Нет, я живу на западе графства Суффолк.

– Далековато. Возвращаешься домой или ночуешь здесь?

– Мы все живем в мотеле "Саундвью" в Гринпорте.

– Кто "мы все"?

– Я, Джордж, Тед, ребята, присланные окружным прокурором, и те, кто были здесь раньше... люди из министерства сельского хозяйства. Нам всем полагается работать днем и ночью, круглые сутки, семь дней в неделю. Лакомый кусок для прессы и читателей... если все всплывет на поверхность. Видишь ли, если это как-то связано с болезнями...

– Ты хочешь сказать, что слух о чуме может вызвать массовую панику?

– Да что угодно может вызвать панику.

– Послушай, у меня есть хороший дом, и ты можешь жить в нем когда захочешь.

– Спасибо.

– Это большой викторианский особняк у моря.

– Мне все равно, где жить.

– Тебе там будет удобнее. Я не в счет, меня можно не опасаться. Только представь себе, в департаменте полиции Нью-Йорка поговаривают, что мне разрешено пользоваться дамским туалетом.

– Перестань.

– Серьезно, Бет. Тут у меня компьютерные распечатки – финансовые дела за два года. Мы можем поработать над ними вместе.

– Кто тебе разрешил забрать их?

– Ты. Разве не так?

Немного поколебавшись, она кивнула и заявила:

– Завтра утром вернешь мне прямо в руки.

– Что ж, придется сидеть всю ночь. Помоги мне.

Она, казалось, о чем-то задумалась.

– Оставь мне номер телефона и адрес.

Я стал рыться в карманах в поисках ручки и бумаги, но она уже достала свою маленькую записную книжку.

Я записал свои координаты, объяснив, как меня лучше найти.

– Я позвоню, если надумаю приехать, – сказала она.

– Хорошо.

Я опустился на скамью, она села на прежнее место, распечатки лежали между нами. Мы сидели молча и, мне казалось, думали, как продолжить разговор.

Наконец Бет заметила:

– Надеюсь, ты не так глуп, как выглядишь или говоришь.

– Лучше сформулируем так: начальник Максвелл совершил самый умный поступок за всю свою карьеру, когда пригласил меня принять участие в этом деле.

– Скромно.

– Скромность тут ни при чем. Я самый лучший. Недаром "Коламбиа бродкастинг корпорейшн" сейчас работает над телевизионной программой "Документы Кори".

– Не может быть!

– Могу подыскать тебе роль.

– Спасибо. Когда придумаешь, как мне отблагодарить тебя, дай знать.

– Нет лучше благодарности, чем твое участие в программе.

– Конечно. Послушай... Можно я буду обращаться к тебе по имени?

– Обязательно.

– Джон, что здесь происходит? Я говорю об этом деле. Ты что-то скрываешь.

– Каково твое нынешнее положение?

– Не поняла.

– Обручена, разведена, с мужем не живешь, увлечена кем-нибудь?

– Разведена. Что ты знаешь об этом деле? Кого подозреваешь? Что скрываешь?

– У тебя есть дружок?

– Нет ни дружка, ни детей, зато есть одиннадцать ухажеров, пятеро из них женаты, трое стоят на учете как извращенцы, двое ими скоро станут, один идиот.

– Я лезу в твою личную жизнь?

– Да.

– Окажись моим напарником мужчина и задай я ему те же вопросы, все было бы в порядке вещей.

– Ну... я не твой напарник.

– Хочешь сохранить свое нынешнее положение. Понятно.

– Послушай... Ладно, расскажи мне о себе. Только кратко.

– Хорошо. Разведен, детей нет, десятки поклонниц, но все так себе. – Я добавил: – Половых болезней нет.

– И половых органов тоже.

– Верно.

– Ладно, Джон, так что же с этим делом?

Я откинулся на спинку скамьи и ответил:

– Понимаешь, Бет, вся загвоздка в том, что лежащие на поверхности факты приводят к невероятным выводам, и все пытаются привести последние в согласие с первыми. Но из этого ничего не выходит, напарник.

Она кивнула, затем сказала:

– Ты намекаешь, что это дело никак не связано с тем, что мы думаем о нем.

– Мне начинает казаться, что здесь происходит нечто другое.

– Почему тебе так кажется?

– Ну... некоторые улики, похоже, трудно увязать.

– Может быть, все станет на свои места, когда получим результаты лабораторных анализов и допросов. Мы еще не говорили с работающими на острове Плам.

– Давай спустимся к пристани, – предложил я и поднялся.

Она надела туфли, и мы направились к пристани. Я сказал:

– В нескольких сотнях метров отсюда Альберт Эйнштейн ломал голову над трудной задачей – нравственно ли производить атомную бомбу или нет? И решил дать свое добро. У хороших ребят не было иного выбора, потому что плохие ребята, отбросив всякие моральные соображения, уже решили этот вопрос. – Я добавил: – Я знал Гордонов.

Она задумалась.

– Ты хочешь сказать, что Гордоны не могли продать смертельно опасные микроорганизмы из моральных соображений?

– Нет. Подобно ученым-атомщикам, они уважали силу джинна в бутылке. Понятия не имею, чем конкретно они занимались на острове Плам, и вероятно, мы никогда этого не узнаем, но полагаю, знал их достаточно хорошо, чтобы утверждать: Гордоны не стали бы продавать джинна в бутылке.

Она ничего не ответила.

Я продолжил:

– Помню, как Том однажды сказал, что у Джуди подавленное настроение. Теленка, к которому она привязалась, умышленно инфицировали чем-то, и он умирал. Гордоны не из тех, кто равнодушно смотрит, как от чумы умирают дети. Когда будут допрашивать их коллег на острове Плам, ты в этом сама убедишься.

– Возможно. Люди обычно двойственны.

– И намека не было на то, что Гордоны торгуют смертоносными микробами.

– Иногда люди пытаются найти рациональное объяснение своим поступкам. А как быть с теми американцами, которые выдали атомные секреты русским? Они же утверждали, что поступили так по убеждению. Значит, нельзя судить о людях по тому, что они говорят о себе.

Пока мы шли, я бросил взгляд в ее сторону и заметил, что она смотрит на меня. Не без удовольствия я обнаружил, что Бет Пенроуз способна мыслить глубже. Я знал, ей стало легче, когда она поняла, что я не такой уж идиот, каким ей казался.

– Что касается ученых-атомщиков, – заметил я, – то они жили в иное время и у них были другие секреты. Отбросим случайные обстоятельства и зададим вопрос: какой смысл Гордонам продавать бактерии и вирусы, способные уничтожить их самих и их семьи в Индиане и все живое в любом другом месте?

Немного поразмыслив, Бет Пенроуз ответила:

– Может быть, за это заплатили десять миллионов, деньги уже лежат в швейцарском банке, и у Гордонов появилась вилла, где полно шампанского и закуски. Оба пригласили туда друзей и родственников. Не знаю, Джон. Почему люди совершают безумные поступки? Они находят оправдание, уговаривают себя поступить именно так. Они недовольны чем-то или кем-то. Десять миллионов зеленых. Двадцать миллионов. Двести зеленых. Все имеет свою цену.

Мы подошли к пристани, где полицейский из Саутхолда в униформе сидел на дачном кресле. Детектив Пенроуз обратилась к нему:

– Пойди перекури.

Полицейский встал и направился к дому.

Мелкие волны набегали на корпус катера Гордонов. На его борту хорошо читалась надпись: "Форму-ла-303". По мнению Тома, это означало, что длина катера 30 футов и три дюйма.

– На книжной полке Гордонов стоял атлас морских навигационных карт, на одной из которых карандашом нанесена восьмизначная цифра. Я попросил, чтобы Сэлли Хейнс выяснила, чьи отпечатки пальцев остались на нем, и доложила тебе. Надо забрать этот атлас и хранить его в надежном месте. Нам обоим следует изучить его. В нем должны быть еще какие-нибудь пометки.

Бет смотрела на меня несколько секунд и выпалила:

– Хорошо, и что, по-твоему, это означает?

– Ну, если опуститься на нижние ступени шкалы моральных ценностей, то вместо торговли чумой получим торговлю наркотиками.

– Наркотиками?

– Да. Наркотики вызывают сомнения морального свойства, зато приносят большие деньги и не связаны ни с какими угрызениями совести. Что ты думаешь? Это наркотики?

Бет уставилась на мощный катер и кивнула:

– Наверное, этот остров вызывает у нас панические настроения.

– Похоже.

– Об этом следует поговорить с Максом и другими.

– Ни в коем случае.

– Почему?

– Потому что мы строим всего лишь догадки. Пусть они разрабатывают версию о чуме. Если наша версия верна, лучше о ней не распространяться.

– Хорошо, но это же не повод для того, чтобы не доверять Максу и другим.

– Доверяй мне.

– Не могу. Убеди меня.

– Я сам еще не убежден. Мы располагаем двумя достоверными версиями – микробы за деньги или наркотики за деньги. Давай посмотрим, придут ли Макс, Фостер и Нэш к собственным выводам и поделятся ли они с нами.

– Хорошо... Я буду играть на твоей стороне.

Я указал жестом на катер.

– Как ты думаешь, сколько он стоит?

Она пожала плечами.

– Не знаю ... "Формула" дорогая вещь... Прикинь, если дают три тысячи за один фут, то этот катер, совершенно новый, обойдется в сто тысяч долларов.

– А аренда этого дома? Тысячи две?

– Думаю, да. Еще включи сюда обслуживание. – Она добавила: – Все это мы выясним.

– А как же ежедневные поездки катером на работу и домой? Только в одну сторону на это уйдет почти два часа и горючего на целое состояние. Ведь так?

– Правильно.

– Наверное, полчаса требуется на то, чтобы добраться отсюда до государственного парома в Ориент-Пойнт. Сколько длится поездка на пароме? Может быть, минут двадцать благодаря заботам Дяди Сэма. Всего около часа от двери до двери, в то время как на катере понадобится около двух часов. Однако Гордоны добирались до острова Плам на катере, и я знаю, что бывали дни, когда из-за шторма они не могли вернуться назад. Тогда приходилось садиться на паром, затем добираться домой на попутной машине. Я в этом не видел никакой логики, но, признаюсь, раньше как-то не задумывался. А надо было. Теперь, возможно, логика обнаружится.

Я спрыгнул на катер и тяжело приземлился на палубе. Я протянул руки, и она спрыгнула, хватаясь за мои руки. Мы оба очутились на палубе, я на спине, а Бет Пенроуз на мне. Задержавшись в таком положении дольше, чем следовало, мы вскочили на ноги. Мы смущенно улыбались, как обычно улыбаются незнакомые люди противоположного пола, неожиданно сталкиваясь интимными частями своих тел.

– Ты не ушибся? – спросила она.

– Нет.

На самом деле из-за больного легкого я никак не мог отдышаться и думаю, она это заметила.

Наконец я отдышался и пошел к корме катера, где находилась скамейка. Я указал на палубу возле нее.

– Здесь всегда стоял ящик, – сказал я. – Большой, фута четыре длиной, фута три высотой и столько же шириной. Его объем составлял около тридцати кубических футов, он был покрыт алюминиевой фольгой. Иногда, сидя на этой скамье, я клал ноги на ящик и потягивал пиво.

– Ну и?..

– После работы в определенные дни и часы Гордоны покидали остров и стремительно выходили в море. Там, далеко в Атлантическом океане, они встречались с каким-нибудь кораблем, возможно, грузовым судном из Южной Америки, возможно, с гидропланом. Брали на борт около ста килограммов наркотиков из Колумбии и быстро возвращались к суше. Береговой охране они показались бы развлекающейся парочкой. Даже если бы катер остановили, они сверкнули бы опознавательными знаками острова Плам, после чего могли бы спеть и сплясать. На самом же деле ни один движущийся по воде объект не догнал бы их. Интересно, сколько катеров останавливают и обыскивают? На море тысячи прогулочных катеров и рыболовных судов. Если только береговую охрану или таможню заранее не предупредят или кто-то не поведет себя подозрительно, ни один катер не остановят для обыска. Правильно?

– Как правило, да. Таможня имеет право на обыск. Надо проверить, нет ли каких-нибудь донесений в береговой охране или на таможне относительно "Спирохеты".

– Отлично. – Я немного подумал и сказал: – Так вот, получив наркотики, Гордоны причаливают к берегу в каком-нибудь условленном месте или встречаются с маленькой лодкой и передают ящик местным оптовым торговцам, те возвращают Гордонам другой ящик с кипой зеленых. Оптовики отправляются на Манхэттен и, не платя пошлины, ввозят туда свой товар. Это продолжается изо дня в день. Вопрос в том, участвовали ли в этом Гордоны, и если да, не стало ли это причиной их смерти? Думаю, все так и было. Ибо другая версия бросает меня в дрожь, а я не из пугливых.

Она раздумывала над моими словами, оглядывая катер. Потом заключила:

– Правдоподобная версия. Однако возможно, что ты принимаешь желаемое за действительное.

Я промолчал.

Она продолжила:

– Если удастся доказать, что во всем виноваты наркотики, можно спать спокойнее. Но пока нам этого сделать не удалось, придется и дальше разрабатывать версию о чуме. Если она верна и мы не сумеем ее обосновать, нас следует считать покойниками.