Текст книги "Спаситель Птолемей"

Клеомен низко опустил голову. Вид у него был потерянный и жалкий.

– Тебе нечего мне сказать в свое оправдание, Клеомен. – Я накажу тебя способом, достойным моего имени и звания полководца Александра Великого. Я прощаю тебя. Ты можешь возвратиться в Александрию.

Не веря услышанному, Клеомен поднял свой взгляд на Птолемея, а тот спокойно закончил:

– И запомни, в ближайшие дни ты, Клеомен, должен вернуть в казну всё, что было украдено тобой и твоим ближайшим окружением. Сумму тебе сообщит Филокл.

После этих слов Клеомен, удивленный и всё еще не верящий в свое освобождение, поклялся Птолемею в своей верности и преданности, со слезами на глазах благодарил за то, что тот даровал ему жизнь и свободу, обещал тут же по прибытии в Александрию вернуть все деньги в казну, никогда не замышлять против него никаких заговоров.

Но едва оказавшись на свободе, Клеомен тотчас забыл все клятвы и обещания и стал искать новых путей для исполнения своего преступного замысла, при этом потеряв всякую бдительность и осторожность.

Клеомен не терял надежды, веря во всемогущество подкупов и взяток, убеждал своих оставшихся на свободе сторонников в том, что пути назад ни для кого из них нет.

– Ваша гибель не за горами, – говорил он, – если сейчас, в самый роковой момент, вы отступитесь и предадите меня. Думаете, вам позволят спокойно жить после того, как вы приложили столько усилий с целью погубить Птолемея? Поздно. Нам уже некуда отступать.

Хорошо осведомленный о подлинных чувствах регента к Птолемею, Клеомен отправил со своими гонцами послание к Пердикке, открыл ему свои тайные планы и согласился принять на себя роль доносчика. Черный замысел был хорошо задуман, но потерпел снова неудачу, так как гонцы были тут же захвачены людьми Филокла, следящими за каждым шагом Клеомена. Послание к Пердикке, которое было немедленно доставлено Филоклу, заканчивалось словами: «Птолемей коварен и опасен. Пора принять срочные меры, чтобы спасти государство от гибели, сохранив его единство.»

Вскоре в один из дней Филокл получил от Истомаха неожиданную вестъ.

«Первым в покоях Клеомена я обнаружил раба, красивого мальчика лет четырнадцати. Он лежал на широком ложе с открытым ртом. Рядом с ним, сраженная сном, спала флейтистка. Покои были плохо освещены, и я сразу же заметил, что глаза раба широко открыты. Я собрался выйти, но вернулся обратно, чтобы рассмотреть спящих поближе. Широко открытые глаза мальчика были устремлены в пустоту, рот тоже был открыт, – это был образ смерти. Моя нога наткнулась на кубок – пустой, валявшийся на полу. Я понял, что попал в самый центр катастрофы. Молоденькая флейтистка тоже была мертва… Я бросился к ложу, на котором лежал Клеомен, уткнувшись лицом в подушку, стиснув в руках пустой кубок. Мне с трудом удалось перевернуть Клеомена на спину. Сердце его не билось. Участь его была решена. Как жаль, что не мне выпала честь совершить возмездие над негодяем.»

Филокл немедленно отправился к Птолемею, с порога сообщил:

– Клеомен отравлен. Кто-то опередил нас.

– Его же сообщники, – без тени сомнения сказал Птолемей.

– Ужасный конец Клеомена должен послужить уроком тем, кто добившись высоких должностей, делают своих подданных самыми несчастными из смертных, – задумчиво произнес Филокл.

– Счастливы народы, имеющие мудрых и гуманных правителей, но, к сожалению, пока приходится править, не выпуская из рук меча, – сказал Птолемей.

Глава третья
Интриги царицы Олимпиады

Афины объявляют войну Македонии. Антипатр осажден в Ламии. Смерть Леосфена. Олимпиада предлагает Пердикке руку своей дочери Клеопатры. Дочь Олимпиады. Пердикка отвергает предложение Антипатра.

Многие знатные жители Пеллы косо смотрели на растущую мощь Антипатра. Несмотря на преклонный возраст, этот испытанный в боях воин и хитрый политик, подобно мощному дубу, пустившему глубокие корни, с каждым годом набирал силу. В свои семьдесят два года он был крепок, вынослив, удачлив в битвах. Но, главное, Антипатру сказочно везло, судьба благоволила ему.

После смерти – Александра за пределами Македонии тревог было достаточно. Но главная угроза исходила прежде всего из Афин. Афиняне ненавидели македонцев, на протяжении многих лет пытающихся низвести великие Афины, не уступающие ни единому городу на земле, до положения зависимого города.

Необыкновенное ликование охватило Афины, едва весть о кончине завоевателя мира достигла стен города.

С раннего утра глашатаи трубили об уходе из этого мира Александра Великого. Весь город мгновенно пробудился. Тысячи людей заполнили узкие улочки. Топот, крики, призывы к оружию огласили Афины.

– Наконец-то настало время освободиться от господства Македонии, – кричали в толпе.

Афиняне бежали к Пниксу, где уже собрались члены народного собрания. Едва многотысячная толпа расположилась на скале Пникса, здравомыслящие и благоразумные в обычной жизни граждане города, превратились в буйных крикунов.

– Свободу Афинам.

– Свободу Демосфену! Надо немедленно вернуть Демосфена из изгнания!

– Демосфен воодушевит нас на борьбу.

– Вон из города сторонников Македонии!

Воины, исполнявшие на собраниях обязанности стражей порядка, вынуждены были выносить на руках наиболее буйных.

Как только толпа успокоилась, глашатаи обратились к членам народного собрания:

– Кто хочет говорить первым?

Слово взял афинский оратор Гиперид:

– Вся вселенная уже наполнилась трупным запахом. Впереди дальнейшее разложение и раздоры между регентом Пердиккой и сатрапами, между государством и его отдельными провинциями. Необходимо срочно выступить против Македонии. Необходимо превратить Коринфский союз в федерацию греческих государств под главенством Афин. Необходимо вернуть Афинам свободу и былое могущество. Настало время возвышения Афин!.. Для этого надо немедленно восстать против Македонии.

Многочисленный хор голосов поддержал оратора.

– Македония – это циклоп, которого настало время ослепить!..

– Македонские гарнизоны уже изгнаны из Родоса!..

– Нечего медлить…

Тщетно Фокион и Демад, сторонники Македонии, старались обуздать возбуждение народа.

– Не надо кровопролития. Мирные переговоры лучше войны. У нас еще есть время принять благоразумное решение, – взывал Фокион.

Но его никто не слушал.

– Фокион, тебе пора на покой!

– Прочь, сторонники Македонии, из народного собрания.

– Да здравствует Гиперид!

Крикунов было слишком много. Прекрасные слова – былая слава, былое господство, свобода – были могущественнее, чем голос благоразумия.

Фокион в сердцах сказал Демаду:

– Слепцы, неумолимые в своем гневе… Они идола сегодняшнего дня обратят завтра в жертву.

Демад согласно кивнул:

– Невежество заставляет их верить, что всё возможно. Они предпочтут шарлатана, пообещавшего им быструю победу, тому, кто завоевал полмира!..

Один из воинов, протиснувшись сквозь плотную толпу, вскочил на возвышение и крикнул:

– Леосфен готов вести нас на поле битвы во имя афинян!

Громкие крики радости потрясли Пникс, заполненный тысячами граждан города.

Вскоре Леосфен, наняв восемь тысяч испытанных в боях воинов, лично прибыл в Афины.

Леосфен мгновенно стал кумиром города, на которого афиняне возлагали большие надежды.

В один из погожих весенних дней Леосфен встретился у Гиперида с Фокионом и Демадом.

Дом Гиперида стоял во Внутреннем Керамике неподалеку от Дипилонских ворот. Во дворе была небольшая колоннада с цветными колоннами, росли оливковые и яблоневые деревья и кусты винограда. Цветы яблонь уже осыпались и лежали на земле, прибитые весенними дождями.

Ложа для гостей были расставлены во дворе под старой раскидистой яблоней, откуда открывался прекрасный вид на окрашенный в весенние серо-зеленые краски хребет Парнаса.

Гиперид, удивительно похожий на Герма, что стоял перед его домом, обвел внимательным взглядом гостей.

… Леосфен был самым молодым среди собравшихся в его доме. Он был ровесником Александра, прошел с ним большую часть похода, командуя наемниками. Леосфен был высок ростом и хорошо сложен. Короткая стрижка и отсутствие бороды молодили его, сохраняли юношеский вид. Сероглазый, смуглый и золотоволосый он был красив и держался с достоинством, свойственным людям, привыкшим к поклонению.

… Фокион был самым старшим и всем своим обликом напоминал умудренного жизнью философа, привыкшего к одиночеству и размышлениям. Только темные глаза были молодыми, пронзительными, умеющими подмечать главное в человеке.

… Лицо Демада напоминало лики на древних картинах: жесткий рот, редко раскрывающийся в улыбке, длинная седая борода, суровый взгляд человека, много пережившего на своем веку, Демад был не на много моложе Фокиона.

Рабы принесли разбавленное охлажденное вино, сушеные фрукты и овечий сыр.

Хозяин приветствовал Леосфена, поднял кубок за его здоровье и сказал, что полностью поддерживает предложение талантливого военачальника немедленно выступить против Македонии.

Фокион, бывший часто стратегом Афин, возразил Гипериду, предостерег от слишком поспешного решения, ибо опасность достаточно велика, советовал не нарушать союзного договора, напомнил о несомненных достоинствах Антипатра. Он говорил не спеша, обдумывая каждое слово.

Гиперид нетерпеливо перебил его.

– Мы знаем, что Антипатр мудрый и дальновидный правитель, но Афины не нуждаются ни в каком чужом повелителе, тем более из Македонии. Ни один афинянин никогда не будет желанным гостем в Македонии. Ни один македонянин не будет желанным гостем в Афинах. Чего стоит обыкновение македонян натравливать город на город, партию на партию, или их обходительность с врагами Афин. Сколько наших друзей из других полисов они уничтожили или склонили на свою сторону.

Леосфен, осушив кубок, с насмешкой поинтересовался у Фокиона:

– Фокион, какую пользу принес ты Афинам в те года, когда был полководцем?

– Разве мало, что граждане находили себе могилу на родине и покой? – ответил Фокион вопросом на вопрос.

– Высшею славою лично я считаю погребение в Керамике и надгробную речь, – два отличия в честь павших в бою. Это есть награда, достойная мужа.

Фокион, не согласный с услышанным, попытался предостеречь военачальника:

– Твои речи, Леосфен, подобны кипарисам. Они высоко и гордо поднимаются кверху, но не приносят плодов. Моя слава заключается в том, что за всё то время, когда я был стратегом Афин, мне не пришлось держать ни одной надгробной речи.

Демад поддержал Фокиона:

– Не благоразумно ввязываться в войну преждевременно. Афины может постигнуть участь Фив.

Старания Фокиона и Демада убедить Леосфена и Гиперида отказаться от начала войны были безуспешны.

Через несколько дней народное собрание приняло решение объявить войну Македонии.

Леосфен срочно выступил со своими наемниками в поход.

В Афинах начались преследования сторонников Македонии.

Против Демада было выдвинуто семь обвинений: он был лишен права произносить речи к народу; за то, что он при жизни Александра внес предложение чтить великого царя как бога, Демад был наказан штрафом в сто талантов.

Многие из знатных афинян были с позором изгнаны из города.

Аристотелю, преподававшему в Ликее, пришлось поплатиться за то, что он был учителем Александра. Философ был осужден и бежал в Халкиду на остров Эвбею, где вскоре и умер.

Узнав, что Леосфен двинулся во главе армии к Фермопилам, Антипатр быстро собрал все свои войска, чтобы защитить Македонию извне.

Леосфен, прекрасно осведомленный о малочисленности боевых сил Антипатра, принудил его к битве.

Опытный Антипатр отступил в свой лагерь, поспешил напасть на город Ламию и укрепился в нем, чтобы во что бы то ни стало удержаться до прибытия помощи из Азии.

Афинские послы срочно стали призывать правителей соседних полисов к союзу против Македонии.

Во всех греческих городах вспыхнул патриотический энтузиазм.

Коринфский союз, служивший основой влияния Македонии на Грецию, совершенно распался.

Самым тяжелым ударом для Антипатра было отпадение Фессалии. Эта неожиданная измена преградила ему сообщение с Македонией.

Положение Антипатра становилось критическим и безвыходным.

Вскоре Леосфен подошел к Ламии. Штурм города с трудом был отбит воинами Антипатра. Леосфен приступил к блокаде.

Антипатр предложил мир.

Леосфнн был неумолим и потребовал сдачи. Антипатру не оставалось никакой надежды, но от сдачи он категорически отказался.

С каждым днем неприятельские окопы теснее и теснее подступали к стенам города. Штурм города повторялся, но с храбростью и упорством, свойственным македонянам, был отбиваем.

Однако политика – дело неблагодарное и переменчивое.

При одном из таких сражений, когда Леосфен спустился в только что выкопанный ров, ему в голову попал камень. Полководец упал в бесчувственном состоянии и на третий день его не стало.

Неожиданная смерть Леосфена в самое сердце поразила Афины, граждане которых возлагали на полководца большие надежды.

Афинский народ устроил Леосфену погребальное торжество в Керамике. Гиперид произнес надгробную речь в честь Леосфена и павших в Ламийской войне. Все граждане города пришли проститься с прославленным полководцем.

На следующий день невеста Леосфена сама предала себя смерти со словами: «Никто другой не достоин ввести в дом невесту Леосфена!»

Антипатр торжествовал. Богиня Тихе явно покровительствовала ему. Война изменилась в пользу македонян. Явно благоволившая к Антипатру судьба именно в этот сложный для него момент послала ему на помощь Кратера с ветеранами македонской армии, возвращающимися из Азии.

Кратер, любимый военачальник Александра, соединился с Антипатром, передал ему командование, как стратегу Македонии и Греции.

Македонские отряды беспрепятственно подступали то к одному, то к другому городу Фессалии, которые сдавались один за другим. Вскоре Фессалия снова находилась во власти македонян. Македонское войско выступило из Фессалии, беспрепятственно прошло через Фермопилы и стадо лагерем у Кадмеи.

Государства Коринфского союза срочно вступили в переговоры с Антипатром и Кратером. Стали просить мира и Афины. Мужеству афинских граждан пришел конец.

В македонский лагерь в Фивах было отправлено из Афин посольство во главе со старым Фокионом и Демадом.

Требования Антипатра, хорошо усвоившего, что условия мирного договора диктует победитель, были суровы.

Прежде всего Антипатр потребовал немедленно выдать Демосфена, недавно возвратившегося из ссылки в Афины, Гиперида и их сторонников; предоставить ему неограниченную власть над Афинами; разместить для дальнейшей гарантии безопасности Македонии гарнизон в Мунихии и оставить его там до тех пор, пока это будет необходимо.

Фокион обратился к Антипатру с просьбой не размещать в Мунихии македонский гарнизон. На вопрос, поручится ли он за то, что афиняне не нарушат мира, Фокион не ответил. Промолчал!.. Послам пришлось согласиться на все требования, которые предъявил им Антипатр.

Между Македонией и Афинами был заключен мир, – мир, который был «для рабов слишком мягок, а для свободных граждан слишком суров.»

Ораторам и прежде всего Демосфену и Гипериду первым пришлось испытать на себе мщение Антипатра.

Рука победителя тяжело легла на побежденную Грецию. Кроме Демосфена и Гиперида, многие приверженцы антимакедонской партии в Афинах были подвергнуты жестокой казни, и лишь немногим повезло быть отправленным в изгнание.

Антипатр и Кратер вместе с воинами-победителями возвратились в Македонию.

Леосфен погиб. Еще раньше, чем в Элладе, об этом стало известно в Македонии. Вошла эта весть и в царский дворец в Пелле, в покои Олимпиады и поразила её, как удар грома.

Олимпиада задыхалась от ярости. Надо же этот Антипатр, ненавистный, вероломный, безжалостный, снова в силе, снова на коне, снова ходит в победителях. А какой он победитель, просто ему сказочно везет. Она видела Антипатра насквозь. Всегда знала и чувствовала, что если погибнет Александр, то погибнет и она. И вот свершилось… После смерти Александра она не знала покоя.

Ночи становились одна страшнее другой. Ночами её мучили кошмары.

– О, мой сын. Мой любимый, любимый сын. Мой Александр! – громко стонала она.

По возвращении в Пеллу Антипатр и Кратер даже не явились к ней. Ужас сковывал Олимпиаду. Семейка Антипатра договаривается убить ее.

– Испугалась! – корила она себя. – По-настоящему испугалась!.. Мщение со стороны Антипатра не замедлит себя ждать. Погиб мой сын. В Пелле упорно говорят, что его отравил Кассандр, сын Антипатра. Теперь очередь за мной, а затем… Нет, об этом лучше не думать. Надо срочно действовать!..

Даже приезд Роксаны и маленького внука не принес душевного успокоения. Наоборот, теперь Олимпиада тревожилась не только за свою жизнь, но и за жизнь наследника македонского престола. Часто ей чудились голоса Антипатра и его сыновей за толстыми стенами дворца.

Новая рабыня Электра, которая постоянно теперь спала рядом с ней, успокаивала:

– Все тихо. Стража охраняет надежно, царица…

– Нет, нет. Они все подкуплены Антипатром, – возражала Олимпиада. – Антипатр хочет отнять у меня царство. И теперь после победы в Ламийской войне отнимет!..

Рабыня сокрушенно думала про себя: «Александр умер, умер её единственный сын, а она мечтает о царстве!»

– Они растерзают меня на части. Но растерзать внука я не позволю. Скорей бы наступило утро! Скорей бы наступило утро. – молила царица.

Олимпиада проснулась рано, когда рассвет еще мерцал за окном. Весна набирала силу. Щебетали первые птицы. Вдали уже слышался топор дровосека.

Но настроение у царицы, как всегда за последнее время, несмотря на пробуждающуюся природу, уже с утра было мрачным. Антипатр не выходил у нее из головы. Она на расстоянии ощущала угрозу, исходящую от него, а пренебрегать этой угрозой было нельзя.

Поднявшись с ложа, Олимпиада приказала рабыням умыть, причесать и одеть себя. В свои пятьдесят три года она была всё еще стройна и царственно величава. В темномедных волосах предательски проглядывали седые пряди. Жесткий, властный взгляд её блестящих живых глаз подчинял и завораживал всякого, беседующего с ней.

Рабыни обмыли тело царицы прохладной водой, умастили благовониями, тщательно зачесали волосы вверх и уложили их в виде венка вокруг небольшой яркой повязки, одели шерстяной хитон темно-красного цвета с золотой каймой.

Закончив утренний туалет, Олимпиада сразу же поспешила к алтарю Гестии, расположенному в нише одного из её покоев. Рядом с алтарем рабыни уже расставили вокруг очага сосуды для жертвоприношений, развели огонь.

Царица бросила на алтарь священный ячмень и обратилась к богине:

– Гестия, великая богиня домашнего очага. Пусть буду я в состоянии еще долго приносить жертвоприношения вместе с моей дочерью Клеопатрой, Роксаной и моим единственным внуком Александром. Продли нам наше счастье и нашли беды на наших недругов. Покарай Антипатра и весь его род.

На женской половине Олимпиады всё было пропитано интригами, гаданиями, клятвами перед богами, запахами благовоний, душистых трав и жертвенного мяса. Несколько особо близких к царице слуг постоянно доносили ей, что происходит в городе за стенами дворца.

Наступившее утро принесло новое потрясение. Олимпиаде сообщили, что Антипатр выдает свою дочь Филу замуж за Кратера. Свадьба состоится на днях.

Новость была неожиданной. Выслушав её, Олимпиада поднялась со своего кресла. Её подбородок невольно дернулся вверх, спина напряглась, на бледном лице появился румянец, опасные серые глаза метали молнии.

– Наступила пора, когда дикие звери в лесах ищут себе пару, – с издевкой произнесла она. – Как же точно рассчитал Антипатр. Теперь Кратер никогда не рискнет выступить против него, представителя верховной власти в Македонии…

Но более тревожным было второе известие.

Пердикка попросил у Антипатра руки его дочери Никеи. Антипатр изъявил на это предложение свое полное согласие и несколько дней назад отправил Никею в Азию в сопровождении родного брата Иолы.

Олимпиада прогнала слуг, оставшись одна, опустилась в кресло и разразилась гневными рыданиями.

«Значит, у них отличные отношения… И интересы Пердикки и Антипатра идут рука об руку,» – это открытие ошеломило Олимпиаду.

Но царица была умна и дальновидна.

«Они не могут доверять друг другу. Не могут. Тем более теперь, когда влияние Антипатра упрочилось и в Македонии, и в Греции. Очень скоро Антипатр станет для Пердикки опасным. Очень скоро!.. Пердикка стремится к неограниченному господству над сатрапами и стратегами государства. Пердикка должен стать моим союзником. Как можно скорее. Вместе мы уничтожим Антипатра. Но как привлечь его на свою сторону?» – рассуждала Олимпиада.

Озарение пришло внезапно.

Это был беспроигрышный вариант!..

– Никея никогда не будет женой Пердикки, – твердо произнесла Олимпиада. – Пердикка женится на моей дочери Клеопатре. Он умен и сразу оценит мое предложение. Судьба могущественного регента будет связана с судьбой царского дома. Нам двоим покорятся все. Это лучший способ убрать с дорога Антипатра и весь его род.

Огромная тяжесть упала с души царицы. Она позвала Электру, приказала немедленно разбудить дочь и передать, что желает позавтракать с ней.

Клеопатра недавно овдовела. Муж Клеопатры царь Александр, которого царь Филипп сделал царем Молоссии и гегемоном Эпира, недавно умер. Этот брак с престарелым царем не сделал Клеопатру счастливой в любви, но царская корона досталась ей раньше, чем её великому брату. Клеопатра приехала к матери погостить, чтобы познакомиться с Роксаной и маленьким Александром.

Рабыни поставили на круглый стол еду: свежевыпеченный хлеб, козье молоко, овечий сыр, оливки.

В ожидании дочери Олимпиада продолжала размышлять, просчитывать все выгоды своей новой интриги.

Безусловно Пердикка решился вступить в брак с Никеей, когда Антипатр после смерти Александра достиг апогея своего могущества, благодаря своей победе над греками. Этим союзом с Антипатром он думает упрочить свою власть с помощью царского войска.

Но только при помощи союза с Клеопатрой Пердикка может проложить себе путь к более высокой цели, к царскому трону. Арридей, хоть и считается царем Филиппом Третьим, будучи незаконным сыном царя Филиппа, имеет мало нрав на престол. Македонян, которые поторопились возвести его на престол, можно будет без труда заставить отвернуться от этого самого глупого в государстве человека. Сын Александра, её внук, рожден азиаткой, таким образом законное право на престол остается за Клеопатрой, единственной представительницей царского дома, рожденной в законном браке.

Когда дочь вошла в покои матери, Олимпиада поднялась ей навстречу, привлекла к себе. Она редко обнимала дочь, даже когда та была ребенком. Вся нежность и любовь Олимпиады была отдана Александру.

– Ты вскоре должна будешь выйти замуж, – этими словами мать встретила дочь.

Никаких возражений Олимпиада не признавала.

Клеопатра молча взглянула на мать, подумала: «Ты считаешь само собой разумеющимся принимать за меня решения. Недавно умер твой брат, мой дядя и мой муж, жестокий омерзительный старик. Кого же на этот раз ты выбрала мне в мужья?»

И с горечью произнесла:

– Боги не справедливы к женщинам!..

Олимпиада возразила:

– Ты принадлежишь к избранным! Ты – царица! Об этом многие могут только мечтать. Но, главное, удержать власть!.. И боги должны помочь нам в этом.

Их глаза встретились, но мысли текли врозь.

– Антипатр становится опасен, – сразу перешла к делу Олимпиада.

– Ты позвала меня, чтобы поговорить со мной об Антипатре? – удивилась Клеопатра.

– Да. Он может погубить всех нас.

– Ты просто его не любишь.

– Да. Не люблю. Ненавижу!.. Особенно сейчас, когда он подбирается к трону Македонии со своми сынками.

Олимпиада крепко сжала кисть дочери. Та невольно вскрикнула.

– Больно.

– Будет больнее, если мы не уничтожим Антипатра.

Обе удобно расположились за столом. Ни одна, ни другая к еде не прикасались, внимательно рассматривали друг друга.

Клеопатра достигла того возраста, когда красота главное для женщины. В свои неполные тридцать лет она больше чем когда-либо походила на своего отца Филиппа. Грубое, круглое лицо, крупный нос, широкие плечи, жесткие темные волосы, маленькие грустные глаза никем нелюбимой женщины. Для Олимпиады дочь была точной копией её злейшего врага, мужа Филиппа.

Дочь видела, что сама по себе она мать совершенно не интересует, что та в очередной раз задумала выгодно использовать её в своей игре.

«Она никогда не любила меня, – с тоской подумала Клеопатра. – Зачем я приехала сюда?»

Мать смотрела на дочь, и не видела её. Мысли матери были далеко.

– Что случилось? Ты странно выглядишь. Дурной сон? – осторожно поинтересовалась Клеопатра.

Олимпиада оживилась.

– Запомни. Нас осталось двое: ты и я.

– А Роксана? А маленький Александр?

– Роксана из рода варваров. Азиатка!.. Александр еще мал. Мы с тобой не должны уронить могущества царского дома, не имеем права после смерти Александра выпустить власть из своих рук.

Глаза Олимпиады пронизывали Клеопатру, как пронзительный холодный ветер.

Взгляд Клеопатры задержался на лице матери, царственном, властном, жестоком. Если бы она была похожа ликом на Олимпиаду. Мать по-прежнему была очень красива.

– Ты должна… Я рассчитываю на тебя…

– Что я должна на этот раз?

– Я хочу предложить Пердикке твою руку.

Клеопатра тупо покачала головой. Слова матери ошеломили ее. Если она сейчас откажет, это выльется в ужасную ссору. Олимпиаде не било равных в искусстве устраивать скандалы. Спрятанные в складках хитона руки молодой женщины задрожали. В голове снова пронесся тоскливый вопрос: «Зачем я приехала сюда?»

И услышала ответ матери:

– Антипатр стремится захватить власть. Мы должны помешать ему. Я сегодня же отправлю наше предложение Пердикке. Знаю, тебе по-прежнему нравится Птолемей. Но сейчас мне нужен Пердикка.

Грустные глаза Клеопатры потемнели под грузом нового бремени.

В то же самое время, когда Никея, дочь Антипатра, поехала со своим братом в Азию к Пердикке, царица Олимпиада предложила регенту руку своей дочери Клеопатры.

Пять недель спустя по большой царской дороге, которая вела с запада мимо Вавилона в Сузы, двигалась небольшая процессия из нескольких богатых повозок и вооруженных всадников, приближавшихся к городу, показавшемуся уже вдалеке.

Весеннее солнце ярко светило на безоблачном небе.

В четырехколесной раззолоченной повозке под навесом, поддерживаемом деревянными небольшими колоннами, пустое пространство между которыми было задернуто плотными занавесками, сидела на мягких подушках дочь Антипатра, Никея.

По бокам повозки ехали её провожатые и старший брат Иола.

Несколько других повозок со слугами, поварами, пекарем, виночерпиями, массажистами, музыкантами и рабами и вьючные животные, груженые богатыми подарками, следовали за ними. Вооруженные телохранители невесты скакали впереди и вслед за торжественной процессией.

Дорога тянулась вдоль реки Евфрат среди полей, засеянных пшеницей и ячменем. Стройные финиковые пальмы высились среди полей, окруженных канавами с водой, за которыми тщательно ухаживали. Громадная река пестрела многочисленными лодками, которые доставляли из Тапсака в Вавилон и Сузы товары, привозимые из Греции и Малой Азии.

Процессия остановилась у небольшой гостиницы.

Иола соскочил с лошади, подошел к повозке, в которой сидела Никея.

– Вот и последняя гостиница на нашем пути! Видишь на горизонте виднеется дворец персидского царя Дария. В нем сейчас живет Пердикка – твой будущий супруг. Говорят, один из красивейших дворцов!.. Позволь высадить тебя из повозки. Приведи себя в порядок. Совсем скоро ты встретишься со своим женихом. У тебя усталый вид. Пусть рабыни приведут тебя в порядок. Первое впечатление часто решает всё. Если ты понравишься Пердикке с первого взгляда, в чем я не сомневаюсь, то пленишь его сердце на всю жизнь. Если же не понравишься, а нрав у него крутой, то ласковые слова он будет произносить редко. Главное, помни наставления отца! Этот брак сейчас необходим Македонии.

Никея вытерла слезы, навернувшиеся на глаза. На душе её было и грустно, и тревожно.

– О, не покидай меня, Иола! – она обвила шею брата и поцеловала его, как нежная и любящая сестра.

Едва Никея с братом вошли во двор гостиницы, их встретил посланец Пердикки и передал для невесты корзину с фруктами и цветами.

Никея прошла в гостиницу в отведенную ей комнату, со слезами на глазах приказала снять с себя свой любимый нежно-голубого цвета хитон, который был сшит в Пелле, велела распустить свои с медным отливом волосы, как у всех, кроме Эвридики, детей Антипатра. Вскоре рабыни облекли её в тончайший розовый хитон, расшитый жемчужинами.

Слегка перекусив, Никея с братом направились к повозкам. На этот раз Иола расположился в повозке напротив сестры. Процессия продолжила свой путь.

– Доволен ли ты моим видом, Иола? – поинтересовалась Никея.

– Афродита подарила тебе пленительную красоту. Ты прекрасна! – ответил, улыбаясь, брат.

Все три дочери Антипатра были красивы каждая по-своему. Никея отличалась нежным ликом, который украшали большие голубые глаза и полные губы. Красота Филы отличалась царственностью, а ум и необыкновенной выразительности голос покоряли окружающих. Только Эвридика напоминала суровую лесную нимфу. В отличие от сестер, младшая Звридика была темноволосой, с карими непроницаемыми глазами, как у матери, а жестким характером напоминала отца.

– Удобно ли тебе сидеть, или еще нужны подушки? – заботливо спросил брат и вдруг воскликнул, – Смотри! Смотри!

Вдали со стороны Суз показались облака пыли.

– Это, наверняка, Пердикка, скачущий тебе навстречу. Постарайся смело смотреть ему в глаза. Немногие выносят его суровый взгляд.

Прижав руки к сильно бьющемуся сердцу, сидела Никея в богатой повозке. Облако пыли приближалось. Вскоре яркие блики солнца осветили отдельные мужские фигуры. Несколько десятков всадников следовали за высоким статным мужчиной, скачущим на норовистом вороном коне. Этот конь порывался вперед, но всадник умело сдерживал его своей сильной рукой и доказывал строптивому скакуну свою способность обуздать его вспыльчивый норов. На всаднике был аттический шлем, серебряная кираса, ярко-синий гиматий с серебряной каймой. Во всем облике Пердикки виден был отпечаток силы и безмерного тщеславия. Взгляд его больших темных глаз был не согревающим, а сжигающим.

Никея не могла оторвать взора от этого человека. Она невольно подумала, что эта гордая внешность и есть олицетворение мужской силы. Она почувствовала страх, но однако её девичье сердце, привыкшее к покорности, было согласно подчиниться этой силе.

Когда Пердикка осадил бешено хрипевшего коня около её повозки, Никея, затаив дыхание, не могла отвести взгляда от властных глаз своего жениха. Строгое лицо Пердикки постепенно принимало приветливое выражение, чем дольше Никея переносила его взгляд. Наконец, Пердикка улыбнулся и сделал ей и ее брату приветственный жест рукой.