Текст книги "Женщина ночи"

ГЛАВА 5

Выполняя просьбу агента Рэндела в Нью-Йорке, Мэри позвонила ему.

– Мы устроились в Лондоне, – сказала она ему.

– Как он? – спросил Джордж Бламберг. Он знал, что она всегда звонила, когда Рэндела не было рядом. Как много таких разговоров они вели друг с другом вот уже на протяжении многих лет.

– Мы работаем над новой книгой, – сказала Мэри. – Как обстоят дела с «Ценой истины»?

– Нормально, – сказал Джордж. – А как будет называться следующая?

– Он еще не знает. Может быть, «Хозяин».

– Хорошо. Я поработаю над этим. Может быть, удастся продать ее, пока он еще не закончил ее. Пришлите мне первую часть.

– Он не любит так делать.

– Уговорите его, – сказал Джордж. – Скажите, что он популярен и очень хорошо пишет. Подбодрите его.

Мэри было приятно слышать эти слова, которые подобно розам усыпали творческий путь Рэндела, но по праву принадлежали ей. Она вздохнула.

Ее не охватывало чувство досады. Ей совсем не хотелось быть предметом назойливых расспросов читателей, обсуждений критиков и зависти несостоявшихся писателей.

– Желаю вам удачи, – сказал Джордж, обращаясь к ней как к жене писателя, которая выполняла и функции секретаря.

Мэри представила себе Джорджа, сидящего в одном из кабинетов высотного здания агентства в Нью-Йорке. Она представила его рабочий стол, полки, заставленные книгами в алфавитном порядке. Она увидела стопки книг с фамилией ее мужа на мягких обложках. Скоро они появятся в книжных магазинах. Они разойдутся повсюду: их будут читать в вагонах метро, в автобусах и электричках; они займут свое место на журнальных столиках и книжных полках людей, которые купили их. Эти книги несли мысли, вложенные в них автором, и, кроме того, приносили доход, позволявший жить.

Рэндел посещал в основном библиотеки и винную лавку. Да и то изредка. Когда все собирались дома, уставшие и голодные, Рэндел, как правило, уже находился дома, с неизменной трубкой, стаканом вина и блокнотом для записей. Всегда он отвечал одно и то же: «Я работаю».

Дважды в неделю Джей и Бет ходили в ботанический сад Кью-Гарденз. Сентябрь был на исходе. Джей часто бывал в Вестминстерском аббатстве.

– Что такое живопись? – спросила Бет однажды вечером. – Сегодня на экскурсии в Галерее Тейт гид часто употреблял это слово. Это окно в мир или кусок холста, покрытый краской?

Когда Рэндела спрашивали о делах, он всегда отвечал, что работа над книгой продвигается. Он любил говорить, что для него не существует ни каникул, ни выходных дней.

– Но ты не обязан работать. Ведь отпуск у тебя неоплачиваемый, не так ли? Университет не оплатил твою поездку в Лондон, – сказала Мэри. Она украдкой посмотрела на открытые страницы блокнота. Все они были исписаны хорошо ей известным почерком: ничего не означавшие бессмысленные каракули. Но она знала, что ему необходимо писать, ощущать себя писателем.

Рэндел не ответил ей.

Лондонский сентябрьский ветер становился с каждым днем все холоднее, а дома было тепло и уютно. Вся семья сидела у телевизора. Передавали новости. В них сообщалось, что на днях были найдены останки Джона Пила, известного камберлендского охотника. Сегодня состоялось их захоронение. Была вырыта могила глубиной в три фута. Вместе с ним в могилу положили голову лисы и посвященные ему стихи.

Рэндел выключил телевизор. У него была дурацкая привычка выключать телевизор, никого не спросив. Некоторое время он стоял у погасшего экрана, не обращая никакого внимания на просьбы окружающих досмотреть передачу. Самое интересное, что никто не знал, почему он это делает. Ему нравилось делать это, и все.

Гуляя по Лондону, Дон нашел магазин, специализировавшийся на продаже джинсов, кожаных ботинок и ковбойских шляп. Это был именно тот бизнес, которым он хотел бы заняться.

На следующий день во время обеда он заявил:

– Я хочу вернуться домой.

– Скучаешь по Карле? – спросила Мэри.

– Ты сошел с ума! – воскликнула Бет.

– Не увидеть Италию и Грецию? – возмутился Джей.

Мэри печально произнесла:

– Ты можешь вернуться домой, если хочешь начать новое дело и быть рядом с Карлой. – Вместе с тем она понимала, что с отъездом Дона их семья, подобно оброненной китайской фарфоровой тарелке, даст трещину. Рэндел, казалось, не слышал их разговор.

Дон уехал на следующей неделе. Возвращаясь домой из театра, Мэри, Джей и Бет встретили его в вечерних сумерках под проливным дождем на Кенсингтон-стрит. Он шел на вокзал.

– Рэндел дал достаточно денег? – спросила Мэри.

– Да, но я не уверен, что он в курсе моего отъезда, – ответил Дон.

– Будь осторожен. Скажи Карле, что мы все ее очень любим.

– Непременно. Мы с ней приготовим все к Рождеству и к вашему приезду – витраж с мадонной, над окном, у парадной двери, – и вообще все необходимое, – сказал Дон, поцеловав ее. Он обнял Бет, похлопал Джея по спине и ушел.

Втроем они направились домой по узкому мокрому тротуару. Все хранили молчание.

Ожидая, когда можно будет перейти дорогу, Мэри заметила за окном одного из домов дюжину черных глаз, похожих на кнопочки, смотревших на нее.

Она и раньше видела их: эти глаза принадлежали сваленным в кучу старым игрушкам: выцветшим медвежатам, утятам, щенкам. Кто забыл их здесь? И почему они лежат до сих пор на виду у всех прохожих? Игрушки абсолютно выцвели, как будто провели многие годы под палящим солнцем, которое их отбелило.

Пересекая улицу, Мэри обернулась еще раз, бросив взгляд на окно. Дождь стекал по стеклу, как будто это были слезы, струившиеся из глаз игрушек.

Заметил Рэндел, что Дон уехал? Целыми днями просиживал он в комнате, вперив свой неподвижный взгляд в стену. Он прерывал свое оцепенение только для того, чтобы пойти в ванную комнату покурить.

– Папа, ты должен выйти погулять, – сказал Джей. Они убеждали отца побродить вдоль Гринвича. Мэри подумала, что мысленно он давно уже там побывал. Интересно, видел ли он лондонские доки, протянувшиеся на десятки миль, судно «Катти Сарк» с человеческой фигурой в виде украшения носовой части?

Рэндел плелся далеко позади них, когда они спустились в трюм «Катти Сарк». Здесь стоял затхлый запах морской воды.

– С отцом что-то не так, – сказал Джей. – Я думаю, ему было бы значительно лучше, если бы он отрывался от своего кресла и вина и почаще гулял по городу.

Мэри ничего не сказала в ответ. Она внимательно рассматривала носовую часть удалявшихся в море кораблей. Мэри попыталась прочесть надпись на деревянном корпусе «Авраама Линкольна».

– Отец сутки напролет проводит в ванной и даже не ходит больше в библиотеку, – сказала Бет.

– Невероятно. Мы живем в центре Лондона. За это время мы посетили Тейт, Национальную галерею, концертный зал «Алберт-Холл», «Ковент-Гарден», аббатство, а он все сидит и занимается какой-то писаниной, – возмутился Джей.

– Он почти закончил писать свою новую книгу, – возразила Мэри. – Мне останется только напечатать ее, когда мы вернемся домой.

– Хорошо, хорошо, – сказала Бет.

– Ну, это уже что-то, – заметил Джей.

«Диана», – прочла про себя Мэри. – Корабль построен в 1799 году. Он ходил в Арктику на поиски северной экспедиции Джона Франклина и затонул…»

– Мы вытащили его сегодня на улицу, – сказала Бет и посмотрела на Рэндела, который шёл вдоль покинутых кораблей.

«Моод», – снова прочла Мэри. – Парусное трехмачтовое судно водоизмещением 1108 тонн, построенное в 1878 году. Оно давно уже стало непригодным для плавания».

Рэндел отрешенно бродил среди кораблей, его взгляд скользил по ним, однако мысли его были где-то совсем далеко.

«Грейвсенд». Шхуна, водоизмещением в сто тридцать тонн, построенная в 1867 году в Салкомбе. Первое ее название – «Весна». В прошлом это одна из самых быстрых шхун Салкомба по перевозке фруктов, которая была построена специально для Вест-Индской торговой компании. Затем она перешла во владение другой компании и была переименована в «Грейвсенд».

ГЛАВА 6

– У нашего отца выросла борода. Он совсем зарос, – сказала Бет в субботу за завтраком. За эту последнюю неделю они убедились в том, что Рэндел совершенно не слышит их разговоров, даже когда речь заходит о нем самом. Вот и сейчас он был совершенно безучастен. Сидя напротив Мэри, он уткнулся в свой салат, в то время как Бет пошла в ванную помыть руки.

– Папа, ты ли это? – Джей коснулся руки Рэндела.

– Конечно, я, – сказал Рэндел, удивляя всех. Он посмотрел на Джея. – Читали вы газеты?

– Газеты? – переспросил Джей.

– Атомная война. Как глупо, – сказал Рэндел. – Все дело в том, что вы не читаете газет.

Взволнованная Бет быстро вернулась из ванной комнаты.

– Там разбито стекло, – сказала она.

– Что могло случиться? – взволнованная, Мэри встала из-за стола. Они бросились в ванную комнату. Рэндел оставался на месте. Холодный ветер устремился в открытое окно.

Джей вышел в маленький дворик.

– Мама, – крикнул он, вернувшись в дом. В руках он держал бритву Рэндела и пакет с лезвиями.

– Он выбросил все это в окно.

Все трое пошли в спальню и закрылись там.

– По всей вероятности, он болен, и мы не сможем послезавтра поехать в Грецию, – сказала Мэри.

– Но мы уже купили билеты. Вернут ли нам за них деньги? – спросил Джей.

В дверях спальни появился Рэндел. Рот его был полон салата. Он промычал: «Атомная война, а вы все едите это дерьмо!» Куски пищи разлетелись изо рта во все стороны. Разъяренный, он изо всех сил хлопнул дверью.

– Я должна показать его врачу, – сказала Мэри, – а вы поезжайте в Грецию и Италию. Поезжайте и хорошо проведите там время.

– Без тебя? – спросила Бет.

– Плохая шутка! – сказал Джей, присаживаясь рядом с ней на кровать.

– Нет, я серьезно.

– Но, может быть, он не так уж и плох. Может, ему станет лучше завтра… – не очень уверенно сказала Бет.

– Он провел большую часть прошлой ночи, изучая маршрут, – сказала Мэри. И добавила: – Если за нами заедет машина светлого цвета, это будет означать, что атомная война не начнется. Но если она будет темного цвета, то мир взорвется в течение двадцати минут. Рэндел в этом уверен.

– Ой, мама! – воскликнула Бет.

– Я знаю одного психиатра в Лондоне, которого мне порекомендовал доктор Паркер, – сказала Мэри дрожащим голосом.

В течение всего путешествия она старалась не замечать того, что неизбежно должно было случиться. Но вот оно пришло. Эту беду она всегда распознавала по комку, сжавшему ее горло, и постоянно влажным рукам.

– Позвони ему немедленно, – сказала Бет. – Может быть, когда доктор завтра осмотрит его, он может дать ему какие-нибудь таблетки, все уладится, и мы вместе поедем.

– Я думаю, что ни один доктор в субботу не придет, – сказала Мэри.

– Все же давай попробуем. Позвони. Я закрою дверь и отвлеку отца разговорами, чтобы он ничего не услышал, – предложил Джей.

Мэри дрожащими руками набрала номер телефона доктора. Бет стояла на карауле. Телефон в квартире был платный. Она держала наготове монету с изображением профиля английской королевы и старалась четко выговаривать каждое слово.

– В Штатах мой муж находился в психиатрической больнице, – говорила Мэри доктору, чувствуя, как дрожит ее голос. – Похоже, что он снова заболел. Его лечащий врач доктор Эдвард Паркер порекомендовал нам обратиться здесь к доктору Буну.

Мэри была очень взволнована. Руки ее дрожали, во рту пересохло. Доктор сообщил ей, что сможет осмотреть Рэндела не раньше понедельника. Они условились, что он придет в одиннадцать часов утра. К новым пациентам доктор Бун не приходил по субботам. Да и Мэри не знала таких врачей, кто пришел бы в выходные дни.

Джей о чем-то разговаривал с Рэнделом в ванной комнате. Когда он вышел, Мэри сообщила ему, что доктор придет в понедельник утром.

– Послушай, я запишу все, что вам пригодится в путешествии: где остановиться, что посмотреть, как приобрести конверты и отправить письма. Поезжайте вдвоем. Так мы сэкономим сотни долларов.

– Ну, мама, – захныкала Бет.

– Я без тебя тоже не хочу ехать, – поддержал ее Джей.

– В следующий раз. Я поеду с вами обязательно в следующий раз. А сейчас мне нужно позвонить владельцу квартиры и спросить его, сможем ли мы с Рэнделом остаться здесь до середины декабря.

Мэри сделала еще один звонок, который отделил ее от Бет и Джея. Хозяин квартиры согласился продлить срок их пребывания до пятнадцатого декабря.

Голова Мэри болела, и она машинально потерла лоб рукой.

– Это было так мило с их стороны. Если бы они отказали, где бы мы еще так хорошо устроились?

Все трое сидели сгорбившись на двуспальной кровати и молча смотрели друг на друга.

– Деньги. Все наши деньги в чеках. Часть чеков подпишу я, а другую часть – Рэндел. Тогда можно будет обменять их на доллары, – рассуждала Мэри.

– Мы что, должны взять все деньги наличными?

– Другого выбора нет, – произнесла Мэри. – Мы должны взять Рэндела в Хитроу. Там банки работают по субботам, для людей, у которых есть авиабилеты на этот день. Вы сможете купить чеки в Афинах и не носить столько наличными при себе.

Рэндел сопровождал их до Хитроу. Он подписал чеки. «Интересно, понимает ли он сейчас, что делает?» – удивленно следя за каждым его движением, подумала Мэри. Дети молча наблюдали за ним. Сейчас у них было две тысячи четыреста долларов наличными, по тысяче двести на каждого. Бет и Джей тщательно спрятали деньги в потайные карманы своих курток.

Возвращаясь домой, Рэндел молча любовался садами пригородных домов. Залитые полуденным солнцем, они представляли собой необыкновенно красивое зрелище.

Весь вечер Рэндел провел у окна, неотрывно наблюдая за улицей. В руках он держал блокнот. Быстро и сосредоточенно он записывал количество проехавших машин. Сейчас его интересовало только одно: сколько проедет машин светлого цвета, сколько темного цвета. Он исчеркал своими каракулями груду бумаги, и эта писанина была его будущим романом. Рэндел сообщил Мэри, что роман готов и можно его печатать.

Мэри почти уже уснула, когда Рэндел разбудил ее своим криком: «Огни самолета! Огни самолета!» Он бросился к ней, прижался, обхватив ее руками и дрожа всем телом. Он так крепко обнял ее, что Мэри стало больно.

– Успокойся. Это просто зажженные фары какой-нибудь машины, – проговорила она, успокаивая Рэндела, мягко поглаживая его лысую голову и спину.

– Это огни самолета! Он садится на улицу! – упрямо повторял Рэндел.

– Это улица Лондона, – прошептала Мэри, продолжая баюкать его. Так странно было находиться в объятиях Рэндела и обнимать его. Она уже и забыла, когда он в последний раз так крепко обнимал ее.

– Это всего лишь автомобили. Они постоянно проезжают мимо дома.

– Это огни самолета, – не успокаивался Рэндел. Тело его дрожало и было горячим. На лице выступили капельки пота.

– Послушай, – прошептала Мэри, пытаясь удобнее устроить Рэндела на своей узкой кровати и накрывая его одеялом. – Ты помнишь, мы условились, что, если твоя голова перестанет нормально работать и тобой овладеет страх, ты будешь использовать мою голову, пока тебе не станет лучше. Ты помнишь наш уговор?

– Мир находится на пороге смерти! – изрек Рэндел. Его ноги путались в одеяле, но он так крепко вцепился в Мэри, что ей наконец удалось втащить его целиком на кровать и укрыть одеялом. Они лежали вместе, обнявшись, словно два любовника, и голова Мэри покоилась на его плечах. Мэри продолжала успокаивающе поглаживать его по спине.

– Ты помнишь наш уговор? – снова спросила она.

– Да, – приглушенным голосом ответил Рэндел, уткнувшись лицом ей в плечо.

– Если так, то ты должен поверить мне: это обыкновенные огни. Это – свет фар. И больше ничего. Они ничего не означают. Это всего лишь огни машин. В них сидят люди и едут по своим делам: на работу и с работы, в Лондон и из Лондона.

Постепенно Рэндел стал успокаиваться. Его объятия перестали быть такими судорожными, он стал расслабляться.

– Что с новым романом? – пробормотал Рэндел, засыпая.

Мэри ответила, что все идет хорошо, он почти закончен, он будет самым лучшим его произведением. Она хорошо знала, что следует говорить. Его дыхание, с неприятным запахом винного перегара, стало более ровным и глубоким. Мэри продолжала обнимать его, пока не убедилась, что он заснул. После этого она перебралась в его кровать, залезла под одеяло и попыталась согреться. Сон убежал от нее. Она долго еще лежала в темноте с открытыми глазами и слушала ночные звуки, слегка содрогаясь вместе со стенами, когда мимо проезжали машины.

Будильник разбудил ее, когда было еще темно. Рэндел повернулся на другой бок, но не проснулся. Пока Бет и Джей одевались, Мэри приготовила завтрак. Дети собрали свои сумки, и Мэри услышала звук закрываемой молнии – последний звук приготовления, перед тем как сказать «до свидания». Ей вдруг стало очень грустно и одиноко. Они быстро проглотили свой завтрак. Говорить много никому не хотелось. Посидев некоторое время за столом, под уютным светом лампы, и прислушиваясь к тишине в спальне, они стали прощаться.

– До свидания, – прошептала Бет. – Ты ведь приедешь позже?

– Мы где-нибудь встретимся, – тихим голосом сказал Джей.

Мэри еле сдерживала слезы. Она кивнула головой в знак согласия и по очереди поцеловала их. Вместе вышли за дверь. Еще не рассвело, и вокруг было тихо. Ни звука не доносилось из соседней квартиры. Наверное, все еще спали. Мэри смотрела вслед уходящим детям: вот они вышли за ворота дома и зашагали по Кенсингтон-Черч-стрит, освещенной уличными фонарями. Еще раз обернулись, помахали руками. Они становились все меньше и меньше, пока поворот улицы окончательно не скрыл их из виду.

Мэри закрыла двери, и ее окружила тишина. Она стояла в холле, но ее мысли шли вслед за детьми по Кенсингтон-Черч-стрит. Незримая нить связывала ее с ними и тянула, тянула ее прочь из дома, вслед за ними.

Ее стало знобить, каждой клеточкой тела она ощущала это сильное натяжение.

Еще не поздно догнать их. Стрелки часов двигались слишком медленно, чтобы замечать их движение. Бет и Джей все еще шагают по Кенсингтон-Черч-стрит. Еще не поздно встать, распахнуть платяной шкаф, вытащить сумку, побросать туда свои вещи; затем взять свой билет до Афин, билет на поезд до Италии и авиабилет до Люксембурга, а оттуда уже домой. Да, еще совсем не поздно. Она вполне может успеть. Ее всю затрясло от непреодолимого желания вскочить и бежать за детьми, сию же минуту.

Ей показалось, что стрелки ее часов замерли на месте. Тиканье будильника ушло из гостиной вместе с детьми. Ее тело сжалось на стуле, словно пружина, готовая распрямиться. Мэри готова была бежать.

Но время шло, а она продолжала сидеть на стуле. Сейчас дети уже в аэропорте… Но все равно еще не поздно. Она успеет взять такси и догнать их. Они вместе увидят Парфенон, Акрополь, Рим, Флоренцию! Она еще может успеть. Еще не высохла капелька молока на краю стакана, из которого пил Джей.

По Кенсингтон-Черч-стрит прогромыхал грузовик.

Стрелки ее часов продолжали свой неумолимый бег. Мэри продолжала неподвижно сидеть на стуле, чувствуя, как незримая нить натянулась до предела, готовая лопнуть. Иногда ей казалось, что она раздваивается. Одна Мэри продолжает оставаться на стуле, а другая – мечется по квартире, собирая вещи, приводя себя в порядок, упаковывая сумку. Вот она перекидывает сумку через плечо, бросает прощальный взгляд на двери и выбегает на пустынную улицу. Ее ждут Бет, Джей, Рим, Флоренция, Афины…

Мэри перестала смотреть на часы.

Он не знала, сколько прошло времени. Ей показалось – целая вечность. В комнату стал проникать бледный свет рассвета. В его тусклом сиянии стали видны аккуратно заправленные кровати мальчиков. За исключением посуды на столе, оставшейся после Бет и Джей, все выглядело, как в день, когда они впервые вошли в эту гостиную. В холле тоже все было по-прежнему: только небольшая стопка бумаг, карты Лондона и журналы, оставшиеся после Бет, напоминали о ней.

Войдя в ванную комнату, Мэри даже не включила свет. Она бросила взгляд на выбитое стекло, на месте которого была теперь газета. Она опять почувствовала сильное натяжение нити, ее мышцы напряглись: «Поторопись! Ты еще можешь успеть!» – говорил ей внутренний голос.

Еле передвигая ноги, она доплелась до кровати Рэндела и села на нее. Рэндел повернулся во сне, что-то пробормотал и снова заснул, продолжая храпеть.

Первые солнечные лучи заглянули в комнату и светлыми пятнами покрыли стену спальни.

Мэри взглянула на часы: судя по всему, Бет и Джей должны уже лететь. На Кенсингтон-Черч-стрит загорался рассвет, проезжали машины, сотрясая стены спальни. А дети поднимались все выше в воздухе, направляясь на восток, навстречу солнцу.