Текст книги "Операция «КЛОНдайк»"

Глава седьмая

Давно подмечено, что дни, проводимые в работе, тянутся как недели – медленно и томительно, зато дни отдыха летят с космической скоростью. Леонид даже не заметил, как пролетела первая неделя отпуска, а за ней вскачь промчались вторая и третья.

Дней за пять до отъезда они были с Есенией на органном концерте в Домском соборе. Выйдя после концерта на площадь перед собором, они увидели фотографа.

– Давай сфотографируемся на память, – предложил Леонид.

Есения почему-то замялась.

– Ты чего, не хочешь? – удивился он. – Выглядишь ты прекрасно, если тебя смущает прическа или еще что-то…

– Нет, меня смущает не это. Говорят, что фотографироваться вместе – плохая примета, вроде как к разлуке, – сказала она.

– Здра-а-сьте… – протянул Леонид. – А как же быть с семейными фотографиями? Люди всей семьей снимаются на память о каком-нибудь событии и не расходятся же потом, живут себе годами счастливо…

– Но мы-то с тобой не семья… – тихо заметила она.

– Это поправимо… – рассмеялся он и, не удержавшись, привлек ее к себе. – А ты бы вышла за меня замуж? – спросил он, глядя ей в глаза.

Есения сначала растерялась, а потом с полуулыбкой спросила:

– Ты шутишь?

– Да нет, зачем же! Я говорю совершенно серьезно, – возразил Леонид. – Я бы хотел, чтобы ты до нашего отъезда определилась с этим вопросом.

– Ага… «По какому вопросу плачете?..» – опустив голову, задумчиво произнесла Есения.

– Что-что? – не понял он.

– Это один из примеров канцеляризмов в обыденной речи, – пояснила она, насмешливо взглянув на него. – Значит, ты хочешь, чтобы я «определилась с этим вопросом»? А ты не мог бы сформулировать его более конкретно?

– Иронизируешь? – расстроился Леонид. – Тогда я не буду спрашивать, а просто скажу: я хочу, чтобы ты вышла за меня и стала моей женой, супругой, суженой и еще этой… второй половиной. Так лучше?

– Леонид, ну куда ты так торопишься? – тихо спросила она, не принимая его шутливый тон. – Мы же еще так мало знаем друг друга!

– Понимаешь, я почему-то очень боюсь тебя потерять, – честно признался он. – Поэтому и хочу привязать тебя к себе всеми возможными узами. Примерно вот так… – Он быстрым движением снял у нее с шеи шарфик и обмотал им их руки.

Есения рассмеялась, и в этот момент вдруг блеснула вспышка.

Опустив фотоаппарат, к ним виновато спешил фотограф.

– Извините, ребята, но вы так красиво смотритесь вместе, что я не мог удержаться и сфотографировал вас. Приходите завтра сюда же вечером, я подарю вам вашу фотографию, – сказал он.

– А можно тогда сделать две? – спросила Есения, вздохнув – от судьбы, мол, не уйдешь: чему быть – того не миновать.

– Можно, будет вам две, приходите завтра, – ответил фотограф.

– Обязательно придем, – пообещал Леонид и, подхватив Есению под руку, побежал с ней к санаторскому автобусу, на котором их привезли на концерт. Водитель уже нетерпеливо сигналил, поторапливая задержавшихся отдыхающих.

Последние дни отпуска пролетели вообще мгновенно. Леонид очень привязался к старику Охмнетычу, к Дубултам, и было грустно, что нужно отсюда уезжать. Все хорошее всегда когда-то заканчивается… Единственное, что его утешало, так это то, что домой он ехал вместе с Есенией и у них с ней, наоборот, все еще только начиналось.

Их поезд уходил на следующий день вечером, и они решили оставшееся время провести на пляже, наслаждаясь последними часами ничегонеделания. Правда, Есения стала какой-то грустной и задумчивой. Леонид так и не решился за все эти три недели завести с ней разговор о ее рождении и родителях, а наоборот, пытался отвлечь ее от этой темы. Но сегодня, видимо, ему уже не удастся уйти от обсуждения. Есения была уже вся там, в Питере, вместе со своими проблемами. На его попытки развеселить ее она отвечала вяло и в конце концов сделала вид, что дремлет. Ему ничего не оставалось, как взяться за книжку, в которой он за время отпуска прочел лишь пять страниц.

Вечером, перед тем как идти на ужин, Есения вдруг решила, что все-таки нужно дать телеграмму родителям.

Собрав пляжные принадлежности и закинув их к Леониду в комнату, они направились к почте, которая находилась на окраине поселка.

На почте было безлюдно.

Скучающая над кроссвордом почтовая служащая оторвалась от своего занятия и подняла на них любопытный взгляд.

– Лабас динас, – приветствовала она их.

– Здравствуйте, – поздоровались они, а Леонид добавил: – Нам бы хотелось отправить телеграмму.

– Пожалуйста, нет никаких проблем, – улыбнулась женщина и протянула Есении бланк.

Сев за стол, Есения попросила у Леонида ручку и принялась заполнять бланк, вписывая свой домашний адрес.

– Смотри-ка, а номер вашей квартиры зеркален нашему: у нас – тринадцатый, а у вас – тридцать первый, – заметил Леонид, глядя ей через плечо.

– Ну и как тебе живется под таким номером? – поинтересовалась Есения, поднимая на него грустные глаза.

– Чудесно живется! – заверил ее он. – Думаю, и тебе тоже понравится…

Она быстро опустила взгляд и продолжила заполнять бланк телеграммы.

Леонид несколько раз после их разговора у Домского собора пытался вернуться к своему вопросу: выйдет ли она за него замуж, – но она всячески избегала обсуждения этой темы под предлогом, что ей нужно сначала вернуться домой и разобраться с родителями.

Отправив телеграмму, они вернулись в санаторий, поужинали, а потом решили в последний свой вечер в Юрмале погулять еще у моря.

Вечер был превосходный, солнце уже село, и лишь алевшая кромка неба подкрашивала волны, отражаясь в них розовыми бликами.

Они не спеша брели с Есенией под руку по песку, с удовольствием подставляя лица дувшему с моря свежему ветерку. Идиллию нарушали комары, шлейфом тянущиеся за ними.

У кромки леса на берегу стояли скамеечки.

 
По дороге лесной
Шел с красавицей милой,
И деревья вослед
Мне шептали: «Прощай!» –
 

вспомнились Леониду строчки неизвестного поэта.

Они присели на скамейку. Есения тут же принялась что-то чертить палочкой на песке.

Да, завтра они едут домой, и там все будет по-другому… Возможно, сложнее, чем здесь. Ощущение перемен уже витало в воздухе.

Леонид, помня свое обещание, старался держать себя в руках, хотя ему это давалось все труднее.

Есения приподняла голову и долгим взглядом окинула Леонида. Он взял ее за руку, отобрал палочку и зашвырнул ее куда-то далеко за голову.

Он не пытался сам придвинуться к Есении и не притягивал ее, а просто сидел, держа ее за руку, и глухо наливался желанием и отчаянием. Видно, он сильно сжал ее пальцы, потому что она поморщилась и вдруг сама придвинулась к нему.

– Ты так мучаешься, неужели ты… тебя так сильно ко мне… тянет? – спросила она смущенно.

– Да, меня очень к тебе тянет, – честно признался Леонид, наклоняясь к ней и зарываясь лицом в ее волосы. – Скажу больше: я безумно хочу тебя…

Она вздохнула и прислонилась к нему, не поднимая головы. Он тихонько поцеловал ее в шею. Она вздрогнула. Прикосновение к ее коже словно током пронзило его губы, а руки отчетливо ощутили сквозь легкую ткань кофточки ее тело. Как в тумане, он начал осыпать поцелуями ее шею, плечи, волосы, не думая о последствиях и пытаясь добраться до губ, которые она все время от него прятала. В этот момент, проводя по ее спине рукой, он не почувствовал под тканью традиционной застежки, и ему стало жарко, когда он понял, что это означает…

Быстрым движением усадив Есению к себе на колени, он прижался лицом к ее груди и, почувствовав уже знакомую упругость, почти обезумел, целуя ее прямо через ткань. Его губы мгновенно наткнулись на что-то еще более упругое – это потревоженный сосок с готовностью откликнулся на его ласку, приподнимаясь ему навстречу. Леонид крепко обхватил его губами и сжал.

Есения вздрогнула, тело ее напряглось, а руки судорожно прижали голову Леонида к груди.

«О боже, она не против!» – безумная надежда налила тело Леонида несгибаемой силой. Чуть не оборвав все пуговицы, он одним движением расстегнул ее кофточку, и освобожденная грудь скользнула по его губам. Не в силах больше сдерживаться, он припал к ней в страстном поцелуе.

Есения, запрокинув голову, прерывисто вздохнула и, выгнувшись ему навстречу, сильнее прижала к его губам нежную вершину своей упругой груди. Чем неистовее он ласкал ее, тем сильнее она прижимала его голову к себе.

Через несколько сумасшедших мгновений он почувствовал, как шевельнулись и ожили ее бедра, инстинктивно ищущие более тесного контакта с ним. Едва сдержав стон, он скользнул рукой вверх по внутренней стороне ее бедра. Но тут ее тело среагировало совсем не так, как он ожидал: Есения резко вскочила с его колен, чуть не вывернув ему руку, и молча кинулась от него прочь.

Оторопев на секунду от неожиданности, Леонид рванулся за ней следом.

Несколько раз он догонял ее, но она вырывалась с каким-то обреченным упорством. Ее обнаженная грудь, немыслимо красивая, вздымалась не то от страха, не то от бега.

Есения мчалась по берегу у самой кромки воды и вдруг, споткнувшись обо что-то, упала в воду.

Здесь он ее и настиг.

Барахтаясь на мелководье, он обхватил Есению за талию и, удерживая ее на месте, пытался успокоить:

– Да что с тобой?! Если не хочешь – я не буду принуждать тебя! Ты чего испугалась? Или… у тебя этого никогда не было?

И уже предчувствуя ее ответ, но еще боясь его спугнуть, он начал таять от счастья и нежности к этой девочке…

Едва слышно она выдохнула:

– Да…

Он прижал всю мокрую и дрожащую Есению к себе, покрывая ее лицо поцелуями, и шепотом поклялся ей на ухо:

– Я никогда не возьму тебя силой, любовь моя, и никогда не сделаю тебе больно!

Есению била дрожь.

– Дуреха, ты же вся вымокла, еще не хватало, чтобы ты простудилась! – сказал он, обхватив ее плечи и стараясь согреть своим телом.

Никакой речи о том, чтобы она шла в таком виде к Охмнетычу, не могло и быть. Они выбрались из воды и побежали вдоль берега к санаторию.

Все уже спали. Леонид тихонько открыл окно, оставленное незапертым днем, и помог Есении вскарабкаться на подоконник.

Быстро стащив с себя мокрую одежду, Леонид остался в одних плавках и повернулся к Есении. Она стояла у окна не двигаясь и только подрагивала от озноба.

– Есения, тебе нужно раздеться, ты простудишься, – сказал Леонид и начал снимать с нее мокрые кофточку и юбку, складывая их на журнальный столик.

Когда на Есении остались лишь кружевные трусики, он нерешительно остановился. Свет луны, пробивающийся сквозь ветви деревьев в комнату, окутал серебристым сиянием тело девушки.

Накинув на Есению большое пушистое полотенце, Леонид коснулся края ее трусиков и предложил:

– Сними и это и ложись под одеяло – тебе нужно согреться. Я тебя не трону… Если хочешь, я даже могу поспать в кресле.

Последнее предложение было большой жертвой с его стороны, к тому же он всегда был согласен с северной традицией, считающей, что лучшим средством при переохлаждении является не одеяло, а «грелка во все тело».

Есения молча сняла трусики и положила их на горку мокрой одежды.

У Леонида побежали мурашки по телу. Он старался не смотреть на Есению, хотя это было очень нелегко.

«Да, усну я сегодня, пожалуй!» – усмехнулся он про себя, ощущая недвусмысленную реакцию своего тела.

Есения подошла к нему вплотную и тихо сказала:

– Ты тоже можешь простыть. Ложись со мной, я больше не боюсь… И это сними, – она легонько коснулась краешка его плавок.

– Ложись, я сейчас, – прерывающимся голосом ответил Леонид и, схватив полотенце и халат, пулей выскочил в коридор.

Переведя за дверью дух и стараясь тише шлепать босыми ногами, он пробрался в ванную комнату.

Сев на краешек ванны, он уставился на свои подрагивающие руки. Потом перевел взгляд на свои плавки – в их мокрой неволе томился готовый к восстанию узник… Пожалев его, он стянул влажные, холодные и прилипающие к телу плавки и, не рискуя в эдакой тишине включать душ, пустил в ванну из крана тихую струйку горячей воды.

Машинально намыливая свое тело и ополаскивая его теплой водой, он пытался оттянуть момент принятия решения. Одно дело – предаваться страстным поцелуям на берегу моря, другое – лечь с Есенией в постель, чувствовать ее тело рядом и, зная о ее невинности, бояться собственной несдержанности…

Когда через десять минут Леонид смывал мыло с в сотый раз намыленного тела, уже начавшего поскрипывать под руками, он понял, что дальше тянуть нельзя.

Выбравшись из ванны, он насухо вытерся, накинул халат и вернулся на цыпочках в комнату.

Было тихо. Если Есения и не спала, то лежала молча.

Леонид подошел к кровати, постоял, потом быстрым движением скинув халат, отогнул край одеяла и скользнул под него.

Через несколько долгих секунд Есения повернула к нему лицо и остановила на нем свой характерный долгий взгляд.

– О чем ты думаешь? – спросил Леонид, приподнявшись на локте.

– О нас, о том, что я сегодня стану женщиной и, возможно, зачну, как положено, ребенка, который будет расти во мне – там, где предназначено природой, – и родится, как все нормальные дети…

– О господи, Есения! – простонал он, откидываясь обратно на подушку. – С такими мыслями ты никогда не станешь женщиной…

– Почему?

– Да потому, что они не хуже ледяного душа остужают… Ты не можешь хотя бы сейчас не думать об этом? Посмотри на себя – ты же совершенно нормальный человек, и какая разница, как тебя зачали!

– В том-то и дело, что меня не зачинали, а…

– А отпочковали, – закончил он за нее. – Ну и что? Значит, ты родилась, как настоящая таукитянка.

– Кто-кто? – переспросила Есения.

– Дед Пихто! – передразнил Леонид и слегка куснул ее за плечо. – Песня об этом у Высоцкого есть.

– Ты чего кусаешься? – Она со смехом отпихнула его и села на кровати, натянув одеяло себе до подбородка.

– А ты думала, я тебя просто в постель затащил? Вот и нет! Моя мания в другом – вот покусаю тебя сейчас немножко, а потом вообще съем… – пошутил Леонид.

– Насчет того, чтобы съесть, – это очень на тебя похоже, – насмешливо заметила Есения, вернувшись к своему обычному подтрунивающему тону. – Помнишь, как в том мультике: «Обожруся и помру молодой». Так это про тебя…

– Про меня, про меня, – согласился он и обнял ее.

Есения слегка напряглась, но потом, вздохнув, опять легла рядом и, прижавшись к нему, затихла, уткнувшись носом в его шею. Ее подрагивающие ресницы слегка щекотали кожу.

– Жабы поют… – вдруг тихо сказала она.

– Где, какие жабы? – удивился Леонид, прислушиваясь.

И действительно, в тишине откуда-то издалека доносился характерный многоголосый жабий хор.

– Наверное, в каком-нибудь пруду собрались на концерт и заливаются… – предположила Есения.

«Замечательно страстная ночь у нас! То проблемы зачатия обсуждаем, то жаб…» – подумал Леонид и, не выдержав, хмыкнул.

– Ты чего? – подняла голову Есения.

– Ничего… Можно я тебя поцелую?

– Не знаю, наверное, можно…

Но он, не дослушав, уже завладел ее губами, которые на этот раз охотно встретили его и были теплыми и податливыми.

– Что это? – прервав поцелуй и, отодвигаясь от него, спросила Есения, пытаясь понять, что же это так сильно прижимается к ее боку…

– Я тебе сейчас объясню, – несколько севшим голосом пообещал он и, почувствовав, что на этот раз его уже не остановят, снова приник к ее губам…

Утро он встретил совершенно счастливым и уставшим самой замечательной усталостью в мире. Есения, свернувшись клубочком, сладко посапывала у него под боком.

«Родная моя!.. – думал он, прижимая ее к себе и глядя на ее нежное лицо с залегшими под ресницами тенями. – Господи, за что мне такое счастье! Спасибо Тебе…»

Глава восьмая

Поезд прибыл на Варшавский вокзал Ленинграда без опоздания.

Протолкавшись через узкий коридор, Леонид с Есенией вышли вслед за другими пассажирами из вагона.

– Странно, – сказала Есения, растерянно оглядывая людей на перроне. – Мы же дали телеграмму моим родителям, почему они меня не встречают? Может, подождем чуть-чуть?

– Конечно подождем, только чего здесь стоять, пойдем к вокзалу, они же все равно с той стороны подойдут, если опаздывают, – предложил Леонид.

Взяв вещи, они пошли по перрону. Мимо них спешили люди, отовсюду слышались радостные оклики встречающих.

Есения напряженно всматривалась в лица идущих навстречу людей, но ее родителей среди них не было.

Подойдя к началу перрона, они остановились.

– Ну, что будем делать? – спросил Леонид.

– Давай подождем минут пять; если они не появятся, я пойду позвоню, – ответила Есения, расстроенно посмотрев на него. – Наверное, они на меня очень рассердились.

– А чего ждать? Давай я им позвоню, а ты стой здесь, чтобы вам не разминуться, если они все-таки придут, – предложил он.

– Хорошо, – согласилась Есения и, нацарапав на листочке бумаги два телефонных номера – домашний и рабочий, отдала ему. – Вот, спросишь Виктора Ивановича Вербицкого… или Веру Евгеньевну, это моя… мама.

– Понял. Я мигом, ты не волнуйся, – постарался успокоить ее Леонид.

Она грустно кивнула.

Разыскав работающий телефон-автомат, Леонид набрал сначала рабочий номер отца Есении – был вторник, будний день, – но ему никто не ответил.

«Странно, там что, никого нет рядом? – удивился Леонид, вслушиваясь в длинные гудки. – Хотя, возможно, у ее отца отдельный кабинет».

Постучав по рычагу, он набрал домашний номер. Результат был тот же: никого нет дома… Может быть, они выехали сюда и опаздывают? Для верности он еще раз набрал рабочий номер, но там было по-прежнему глухо.

Тогда он позвонил к себе домой и доложил обрадовавшейся маме, что он уже на вокзале и будет дома, как только разберется с Есенией. Она тут же заинтересовалась, о ком это он говорит, но он пообещал ей все подробно рассказать по приезде, заочно чмокнул в щеку и повесил трубку.

Вернувшись к Есении, с волнением ожидавшей его, он покачал головой:

– Ни там, ни там не отвечают. У тебя есть ключи от дома?

– Конечно, – ответила она.

– Боюсь, что тогда нам придется самим добираться к тебе, – сказал Леонид. – А может, ты к нам поедешь, я тебя с мамой познакомлю? Я ей о тебе уже сказал.

– Нет-нет, я поеду домой, нужно как-то ситуацию разрешить, потом уже… – покачала головой Есения.

– Ну хорошо, но я тебя провожу, ты не возражаешь?

– Не возражаю, – грустно улыбнулась она. – Тем более что ехать нам недалеко, на Васильевский остров.

– Я помню, ты же писала адрес на телеграмме. Поехали?

– Поехали, только знаешь что… – Есения замялась, – подожди меня еще немного, мне нужно зайти… в одно место.

Он деликатно улыбнулся, сообразив, что она имеет в виду.

– Ну, пойдем, поищем тебе «комнату милосердия».

Подхватив вещи, они направились к залу ожидания, но в этот момент к ним подскочил водитель-частник с предложением подвезти «куда надо».

– Есения, ты иди, я тебя догоню, – сказал Леонид и, повернувшись к водителю, назвал адрес.

В ответ тот заломил такую цену, за которую можно было доехать до Выборга. Объяснив, что он местный, к тому же бухгалтер и хорошо знает расценки, Леонид послал зарвавшегося водилу гораздо дальше, чем тот собирался их везти, и поспешил за Есенией, которую успел потерять из виду.

В зале ожидания ее не оказалось.

Спросив киоскершу «Союзпечати», где здесь женский туалет, Леонид отправился по ее подсказке в дальний угол зала и сел так, чтобы увидеть Есению, когда она будет выходить.

Через десять минут он уже начал недоумевать, почему ее так долго нет. Очередь у них там, что ли, или у Есении какие-нибудь проблемы?

Через полчаса Леонид начал нервничать. Подойдя к двери в туалет, он попытался заглянуть внутрь помещения поверх головы очередной посетительницы, вызвав у той брезгливо-негодующий взгляд.

Ему пришлось поспешно ретироваться, чтобы его не приняли за какого-нибудь извращенца.

Постояв несколько минут в ожидании, он заметил, как к туалету направляется толстая, расфуфыренная дамочка в ярко-красном примодненном платье, и решительно направился к ней. Та испуганно остановилась, уставившись на него маленькими круглыми глазками.

Изобразив на лице обольстительную улыбку, Леонид обратился к дамочке:

– Прошу прощения, мадам, вы не поможете мне? Моя жена пошла в туалет и вот уже полчаса не выходит. Посмотрите, пожалуйста, не случилось ли с ней чего-нибудь плохого? Ее зовут Есения. А то мне самому туда нельзя…

– А, хорошо, хорошо, посмотрю, – согласилась та с явным облегчением и, заулыбавшись ему в ответ, поспешила скрыться за дверью.

Минут через пять она вышла и сказала:

– Нет там никакой Есении.

– Как нет? – опешил он.

– Так и нет, не смыло же ее в унитаз… – усмехнулась дамочка, поводя плечами, отчего ее грудь, затянутая в тиски явно маленького бюстгальтера, вспучилась над декольте, как убегающее тесто, грозя вывалиться наружу.

– А тут другого туалета нет, может, она в другой пошла? – спросил Леонид, вконец растерявшись.

– Послушайте, молодой человек, у меня нет ни желания, ни времени выяснять, в какой туалет пошла ваша жена. Так что извините и дайте пройти, – поджав накрашенные губы, процедила мадам и гордо понесла мимо него свое удовлетворенное тело.

Леонид побежал обратно к киоскерше, но та сказала, что ближайший туалет есть только на Балтийском вокзале.

«Есения, куда же ты подевалась, не могли же мы с тобой разминуться?» – недоумевал Леонид.

Выйдя на улицу, он огляделся. Пассажиры уже разъехались, на перроне перед вокзалом народу было мало. Одни частники-извозчики кучковались сбоку у стоянки машин.

Он задумчиво направился к ним.

– Что, сбежала твоя краля? – раздался вдруг за его спиной насмешливый голос.

Леонид повернулся. Сзади, улыбаясь, стоял давешний бомбила.

– А вы что, ее видели? – спросил Леонид.

– Видел, девка она у тебя приметная. Буквально через несколько минут после того, как мы с тобой расстались, – он насмешливо осклабился, – она вышла из зала с каким-то высоким мужиком, села в «Волгу» с государственными номерами и… фьють.

– Это отец, наверное, за ней приехал, – предположил Леонид и удивился: – Что же она вещи-то у меня не забрала?

– Да не похоже, чтобы отец, – хохотнул водила. – Скорее, любовник: молодой, высокий.

– В морду хочешь? – моментально взъярился Леонид.

– Ну ты, полегче! – тут же в ответ окрысился водила. – А то я тебе тоже монтировкой харю-то отрихтовать могу. Рогач хренов… – И презрительно сплюнув ему под ноги, он отошел к настороженно наблюдавшим за ними другим водителям.

С трудом удержавшись, чтобы не броситься за ним, Леонид раздраженно глянул на часы и вконец разозлился: проторчал, как дурак, в ожидании Есении почти час, а она уже, поди, давно дома.

Нащупав в кармане монетку, он направился к телефонному автомату. Набрав домашний номер Есении, он напряженно прислушался. Там долго не отвечали, потом кто-то снял трубку.

– Есения, – закричал Леонид. – Что же ты уехала, ничего мне не сказав?

В ответ раздались щелчок и зуммер отбоя.

«Вот так так, ничего не понимаю! – растерялся Леонид. – Почему она бросила трубку? А может, это была не она? Нужно еще раз позвонить».

Порывшись в карманах, он попытался нащупать двухкопеечную монету, но мелочи больше не оказалось.

Решив, что позвонит из дома, он пошел к метро на Балтийский вокзал.

Дома его встретила мама, отпросившаяся в этот день с работы. Судя по запаху, витавшему в квартире, на столе его ожидали любимые пирожки с мясом, но аппетита на этот раз у него не было никакого. Мама даже всполошилась, не заболел ли он, глядя, как Леонид без обычного энтузиазма садится за стол.

Торопливо выпив кружку чая с шестью пирожками, он засобирался.

– Ты куда, сынок? – спросила мама.

– Мне нужно кое-куда заехать, вещи отдать, – сказал он, кивнув на сумку Есении.

– Да чего такая спешка? – удивилась мама. – Завтра нельзя, что ли? Ты же только с дороги, отдохни.

– Не устал я, вернусь, расскажу все, – пообещал Леонид и, схватив сумку Есении, направился к двери, но, вспомнив о рабочем телефоне отца Есении, решил уточнить организацию.

Набрав справочную службу «09», он назвал дежурной номер телефона и попросил ее посмотреть, какой организации принадлежит этот номер и где она находится. Та переключила его на платную справку, где ему ответили, что такого номера в их базе данных нет, но похоже, что это где-то на Васильевском острове, точнее они сказать не могут, и утешили тем, что «зато вам не нужно оплачивать эту справку». Слабо утешившись этим обстоятельством, он, совершенно озадаченный, покинул свой дом.

Доехав до станции «Василеостровская», Леонид вышел из метро и решил еще раз позвонить Есении. На этот раз трубку вообще никто не снял, и он пошел пешком к ее дому, подумав, что, может быть, у них там что-нибудь случилось с телефоном.

Пройдя по Среднему проспекту до 1-й линии, Леонид перешел дорогу и, углубившись в проходные дворы, добрался наконец до дома Есении, который стоял на углу набережной Макарова прямо напротив Академии тыла и транспорта. Увидев его, он опешил – вид у дома был явно не жилой. В некоторых окнах зияли провалы разбитых стекол, вокруг стояла техника и суетились рабочие, а до второго этажа были установлены строительные леса.

Судя по номеру, квартира Есении должна была находиться на третьем этаже. Он, задрав голову, посмотрел на темные окна и направился к подъезду.

Дорогу ему преградил выходящий из подъезда рабочий:

– Куда вы? Сюда нельзя!

– Тут у меня знакомые живут, – ответил Леонид и попытался его обойти, но тот снова заступил ему путь:

– Никто тут уже не живет, дом отправлен на капитальный ремонт.

– Когда? – попытался уточнить Леонид.

– Да уж неделю тут ковыряемся…

– А жильцов куда переселили? – спросил Леонид, впадая в отчаяние, потому что начал понимать, что они с Есенией уже не просто разминулись, а растерялись.

– Слушайте, не знаю, спросите в ЖЭКе, – нетерпеливо сказал рабочий.

– Спасибо за совет, – поблагодарил Леонид, решив больше не испытывать его терпение.

Перейдя дорогу, он медленно побрел по бульвару в сторону университета. Вдруг какой-то неприятный холодок прокатился у него между лопаток, как будто кто-то смотрел в спину.

Он обернулся, но ничего подозрительного не заметил, только в машине, припаркованной у обочины на набережной Макарова, кто-то изнутри закрывал темное тонированное стекло, одновременно трогаясь с места.

 «Наверное, показалось», – подумал Леонид и пошел дальше, хотя неприятное ощущение в спине еще какое-то время сохранялось.

Выйдя на Менделеевскую линию, он пошел вдоль здания Двенадцати коллегий, как вдруг, бросив взгляд на другую сторону улицы, он увидел комплекс Института акушерства и гинекологии, в просторечье называемого «Институтом Отто», и его осенило: «Да ведь здесь же, наверное, работают родители Есении! Она говорила, что они врачи-гинекологи и работают недалеко от дома. Может быть, Есения сейчас у них? Она, похоже, ничего не знала об отправке их дома на капремонт, иначе сказала бы мне».

Ободренный этой догадкой, Леонид быстро перебежал по газону на другую сторону улицы, честно выполнив просьбу озеленителей: «По газонам не ходить », и, открыв тяжелую старую дверь, ворвался в холл института.

Сидящая на вахте пожилая женщина в белом халате, испуганно посмотрела на него, но тут же, вспомнив о своих обязанностях, грозно поднялась со своего места:

– Вы куда, мужчина?

– Лично к вам, Мария Ивановна! – выпалил Леонид, поднимаясь по ступеням к ней.

– Не Мария Ивановна, а Мария Петровна, – недовольно поправила та. – А в чем дело?

– Извините, Мария Петровна, за оговорку. Меня направили к вам, сказав, что вы очень душевный человек, всех здесь знаете и обязательно поможете мне в моих поисках.

Вахтерша, усевшись на место, недоверчиво посмотрела на него, а потом спросила:

– А в чем дело?

Леонид в двух словах объяснил ей, что здесь работает отец его подруги и что, скорее всего, разминувшись с Леонидом на вокзале, она поехала сюда и он хотел бы найти ее, чтобы отдать ей сумку, которую она забыла забрать. Высоко подняв в руке, Леонид продемонстрировал ей спортивную сумку Есении.

– Может быть, вы позвоните ее отцу? Его зовут Вербицкий Виктор Иванович. Вот его телефон… – попросил Леонид.

Взяв у него бумажку с телефонами, вахтерша посмотрела на нее, потом, поелозив пальцем по институтской телефонной распечатке, озабоченно произнесла:

– Странно, телефон вроде похож на наш, цифры рядом, но именно такого номера у меня нет. Вербицкий, говорите? Что-то не помню я такого врача… Ну, давайте, позвоним.

Набрав номер, вахтерша поднесла трубку к уху и, чуть приподняв белую шапочку, прислушалась. Потом, покачав головой, положила трубку на рычаг:

– Не отвечает.

– Может быть, у кого-то можно узнать, вдруг он на каком-нибудь совещании или… как это… консилиуме? – спросил Леонид, умоляюще взглянув на Марию Петровну.

Та недовольно посмотрела на него, потом, смягчившись, махнула рукой и опять взялась за телефон.

Набрав какой-то номер, она сказала:

– Алё, Светлана Фёдоровна, здравствуйте, это Мария Петровна с вахты. Вы не подскажете, тут одного нашего работника разыскивают, Вербицкий его фамилия… Где он у нас работает?.. Да очень нужно, ага, я подожду… – Прикрыв рукой трубку, она прошептала Леониду: – Сейчас в кадрах посмотрят…

Он приложил руку к сердцу и благодарно поклонился Марии Петровне. Она отмахнулась: мол, не стоит благодарности.

– Да-да-да, – сказала она, когда в трубке послышался чей-то голос. – Ясно, спасибо, Светлана Фёдоровна… Ой, здравствуйте, Иван Антонович. Что? А, понятно-понятно, извините.

Положив трубку, она сердито посмотрела на Леонида:

– Никакой Вербицкий тут не работает и никогда не работал! А из-за тебя меня обругали, сказали, что мы вообще не имеем права давать такие справки.

– Но ведь телефон?.. – робко напомнил Леонид.

– Я ж тебе сказала, что у меня такой номер не значится; может, папаша твоей подружки просто где-то поблизости работает. Все, давай иди, ищи в другом месте, а то мне попадет. Позвони в справочное.

– Да звонил я, – обреченно махнув рукой, сказал Леонид. – Спасибо и на этом, Мария Петровна, до свидания.

Выйдя на улицу, он остановился в нерешительности: что же теперь делать? Единственный путь найти Есению – разыскать ее родителей. А для этого нужно выяснить, где они работают. Или, может, действительно, для начала попробовать обратиться в ЖЭК, там ведь должны знать, куда переселили жильцов ремонтируемого дома.

«А вдруг Есения мне уже позвонила, а я здесь околачиваюсь?» – всполошился он и заторопился к метро, по пути высматривая телефонные автоматы. Как назло, во всех встретившихся ему будках были либо неисправны аппараты, либо отсутствовала трубка, вырванная с корнем какими-то фанатами – последнее время их излюбленным занятием стало крушить светофоры и телефонные будки.

Добежав до метро, он набрал свой домашний номер, но мать сказала, что ему никто не звонил.

– Мама, я скоро буду, если меня будет спрашивать девушка, запиши, куда мне ей перезвонить, – попросил Леонид.