Текст книги "Курт Сеит и Шура"

Глава 4
Курт Сеит
Алушта, 1892

Эминовы были одной из старейших и самых уважаемых крымских семей. Их владения и дом находились в Алуште. Мехмет Эминов, глава семьи, как и его предки, прошел обучение в юнкерском училище в Санкт-Петербурге, затем служил в кавалерийском полку, элитном подразделении охраны царя, состоявшем по большей части из наследников лучших семейств Крыма, Кавказа и Азербайджана. В довольно молодом возрасте Эминов был повышен в звании до майора и стал адъютантом царя. Каждый год ему предоставляли длительный отпуск, во время которого он мог уезжать в поместье к семье, чтобы заняться хозяйством: фермами, виноградниками и садами. После каждого отпуска он должен был возвращаться к своим военным обязанностям в столице. Он следовал за царем, куда бы тот ни направлялся. Хотя ему нравилось путешествовать между Санкт-Петербургом и Ливадией, где находилась летняя резиденция царя, он скучал по своей родине в Алуште, по своему дому с огромным дубом, по виноградникам, соленому аромату Черного моря и более всего – по своей красавице жене и семье.

После многолетней веселой холостяцкой жизни Мехмет Эминов женился на Захиде, дочери Партерова, дальнего родственника. Партеров, прусс по происхождению, был землевладельцем в Полтаве. Захиде, которой по желанию ее матери дали татарское имя, была его четвертым ребенком и единственной дочерью, вследствие этого сильно избалованной. Захиде с семьей проводила лето в доме Эминовых. Захиде нравилось здесь, и она никогда не хотела возвращаться в Полтаву после каникул. Она была высокой, стройной, белокожей, синеглазой красавицей – сочетание этих свойств заставляло всех юношей в Алуште бегать за ней, но она замечала только Мехмета Эминова. Он, с другой стороны, почти все время был в Санкт-Петербурге, где то учился, то служил, и возвращался только по редким важным случаям. Однако, когда он приезжал и гордо появлялся на городской площади на своем вороном коне с белой звездочкой на лбу, она приходила в такое волнение, что ей казалось, будто сердце сейчас остановится. Она думала, что ее любовь будет безответной, неизлечимой, неразделенной, и иногда тихонько плакала. Она говорила себе: «Бог знает, сколько русских любовниц у него должно быть в Москве, Санкт-Петербурге и везде, где он путешествует». С чего бы ему обращать внимание на маленькую, неопытную и неуклюжую девчонку?

С одной стороны, она была права, поскольку Мехмет вел разгульную жизнь и был ею безмерно доволен. Однако, с другой стороны, она ошибалась, поскольку с тех пор, как Мехмет встретил ее на свадьбе одного родственника два года назад, ее стать, ее синие глаза не шли у него из головы. Он даже говорил с ее отцом о сватовстве, но получил временный отказ: «Нужно подождать. Девочка еще слишком мала». Он, правда, прекрасно знал всех, кто крутился рядом с Захиде. Почти все эти молодые люди были его друзьями. Если он будет ждать еще, есть вероятность, что девушка не достанется ему. Между тем красавица при виде очередной свахи всякий раз выдумывала предлог, чтобы отказать очередному поклоннику, ведь она тайком вздыхала по одному-единственному принцу. Несмотря на мечты, когда Эминовы прислали к ней сватов, она сначала в это просто не поверила. Родители ее, прекрасно знавшие, что дочка тайно влюблена, тут же ответили согласием. А к тому же лучшего жениха, чем Мехмет Эминов, сыскать было сложно. Да и Захиде к тому моменту уже минуло шестнадцать лет. Тут же ударили по рукам и вскоре сыграли свадьбу.

Мехмет вспоминал о минувших днях, опустившись на колени рядом с лозой и рассматривая горсть земли. Его любимая жена принесла ему столько же блага, сколько эта почва. Спустя девять месяцев после свадьбы она родила ему красивую девочку. Спустя год после рождения первенца она вновь была беременна. Теперь она ожидала их второго ребенка со дня на день. Эминов хотел много детей. Он будет выращивать зерно, табак, виноград для них, и они пустят корни в эту землю. Его внуки будут брать почву в ладони, чтобы увидеть, как она плодородна, – так же как он сейчас. Он потер ладони одну о другую, стряхивая землю, и встал. Его шапка висела на лозе. Он надел ее и пошел вниз по склону. Он смотрел вперед, туда, где виноградник заканчивался у скал, спускавшихся к Черному морю.

«Черное море, страстное море», – думал Мехмет Эминов.

Внезапно его размышления прервал голос управляющего, который бежал к нему с другого конца сада. Его охватил страх. Не случилось ли что-нибудь с его дорогой Захиде?

– Говори быстро, что стряслось?

Управляющий, задыхаясь, пытался прийти в себя:

– Хорошие новости, господин! Хвала Аллаху, хорошие новости. У вас родился здоровый мальчик.

Эминов перевел дыхание:

– Хвала Аллаху, как моя жена?

– Хаджер сказала мне, что с хозяйкой все хорошо, господин, так же как и с мальчиком.

Хаджер была женой управляющего Джемаля. Джемаль был кахьей, человеком, который вел у Эминовых хозяйство. Жена его была повитухой. Она помогала рождению первого ребенка Эминовых, их дочери Ханифе. Хаджер была мастером своего дела, работала тихо, без лишней суеты, успокаивая и мать, и набившихся в дом родственников.

Мехмет, счастливый, что стал отцом во второй раз, достал из кармана крупную купюру и вложил ее в нагрудный карман жилета кахьи. В его глазах светилась благодарность. Он похлопал Джемаля по плечу и сказал:

– Спасибо тебе!

И быстро зашагал в сторону дома.

Сорок дней спустя в большом двухэтажном каменном доме Эминовых на Садовой улице муэдзин пел на ухо имя младенцу:

– Сеит Мехмет, Сеит Мехмет, Сеит Мехмет!

Маленький Сеит плакал так много, что к его имени добавили прозвище Курт, что означает «волк». В Крыму верят, что дети плачут, потому что слышат издалека волков и боятся их. Есть только один способ остановить этот страх – назвать «волком» самого малыша. Судьба то была или нет, но с того времени мальчик плакать перестал, а звать его все стали Курт Сеит.

Глава 5
Алушта
1904

Эминовы с детьми жили в большом доме, стоявшем в тени высоких чинар, и были самой счастливой семьей на земле. Все дети росли здоровыми, были красивыми и изящными. Глаза у Сеита были ярко-синими, как у Захиде. Вечный заводила, он всегда поступал умнее своих сверстников, что сделало его любимцем отца. Мехмет Эминов был горд и счастлив, любуясь своими детьми, когда они играли у его ног. Ему хотелось, чтобы Сеит занял его место, стал главой семьи, когда он состарится. Однажды Захиде услышала, как он говорит эти мысли вслух, и шутливо сказала ему:

– Ну и планы у тебя, Мехмет Эминов, на крошечного ребенка, который всего-то от горшка два вершка! Ты посеешь рознь среди других детей. Так говоришь, будто остальные дети не наши.

Мехмет согласился с женой. Он взял ее за руку, посадил на диван перед очагом, и так они долго сидели. Сеит рассказывал сказку, а Ханифе, Махмут и Осман слушали, то широко открывая глаза от испуга, то смеясь. Ханифе всегда искала у Сеита совета и защиты, хотя она и была на год старше. Осман и Махмут также уважали его старшинство. Стоило им вместе выйти на улицу, как они брали его за руки. Дети никогда не ссорились. Сеит никогда не командовал сестрой и братьями, но дети признавали его своим вождем.

Когда сказка кончилась, Сеит поцеловал братьев и сестру и сказал:

– Пойдем, пора спать.

Дети пожелали родителям спокойной ночи и ушли наверх. Мехмет Эминов ласково сказал жене:

– Ты видела, что я имел в виду? Никогда они не будут завидовать ему, потому что сами выбрали его быть их ханом. Этот мальчик никогда не будет нечестен с кем-либо, никогда не разобьет чье-то сердце. Если он поведет наше дело, все домочадцы будут жить в мире и довольстве.

– Надеюсь, ты прав, Мехмет, – сказала Захиде. – Я, должно быть, зря тебя упрекала. Твое мнение верно. Только пусть Аллах не пошлет им ничего дурного.

Захиде занималась образованием детей, пока Эминов был занят своими многочисленными обязанностями и разъездами между Москвой и Петербургом. Мехмет хотел, чтобы мальчики, и особенно Сеит, стали хорошими наездниками. С этой целью он попросил Джемаля-кахью тренировать их. Каждый раз, когда он возвращался из своих поездок, которые иногда длились по несколько месяцев, он видел их верхом, и Сеит обязательно показывал ему несколько новых трюков. Мехмет очень гордился сыном, видя, что надежды его не напрасны.

Ненадолго приезжая домой, Эминов начал поговаривать о некоторых беспорядках в столице. Жизнь в Алуште была столь безмятежной, а семья такой счастливой, что Захиде с большим удовольствием дала жизнь пятому ребенку, девочке, которую назвали Хавва. Когда Хавва родилась, Ханифе было тринадцать, Сеиту двенадцать, Осману восемь, а Махмуту четыре. Хавва, светлокожая и с большими синими глазами, была точной копией матери. Захиде было уже двадцать семь лет, но, несмотря на то что у нее было уже пятеро детей, по ее внешнему виду этого нельзя было сказать. Кожа ее сохранила цвет слоновой кости, и она по-прежнему выглядела той пятнадцатилетней девочкой, которую Мехмет полюбил много лет назад. Но только Эминов знал, что теперь эта невинная чистая красота скрывает страстную взрослую женщину.

Обряд обрезания мальчиков был запланирован на лето. Сеит был взволнован переменой, которая должна была произойти. Дом гудел от приготовлений.

В одной из просторных комнат на первом этаже установили большую латунную кровать. Ее покрыли белыми кружевами и накрахмаленными простынями, уложили на нее пышные подушки и одеяла в шелковых пододеяльниках. Три старухи во главе с Захиде тщательно вычистили дом. Для гостей и прибывших издалека родственников были приготовлены спальни. В саду были расставлены столы, кресла и лампы. Захиде старалась приготовить все наилучшим образом, чтобы Эминов мог ни о чем не беспокоиться, когда вернется домой со службы.

Между тем Мехмет сумел приехать домой только накануне церемонии, глубокой ночью. Захиде ужасно беспокоилась, что муж опаздывает. Обычно он доезжал поездом до Ливадии по прямой линии, построенной для царя. На станции его должен был встретить слуга, который приводил ему из дома коня. От Ливадии Мехмет ехал верхом в Алушту.

Услышав приближающийся стук копыт, Захиде схватила лампу и бросилась к двери. Даже на большом расстоянии по посадке на лошади она узнала мужа. Захиде так обрадовалась, что побежала ему навстречу в одной белой ночной сорочке, накинув на плечи шаль. Он тут же галопом подлетел к ней, спрыгнул с лошади и обнял:

– Захиде, что ты делаешь на улице в такой поздний час?

Лицо молодой женщины светилось счастьем и радостью. В тусклом свете лампы она была похожа на сказочную пери – стройная, с развевающимися волосами и глазами, полными любви. Они крепко обнялись и простояли так некоторое время.

– Ты замерз, – сказала Захиде, гладя его усталое небритое лицо. Он взял лампу из ее рук, поставил на стоявшую рядом скамейку, затем запрыгнул на коня и протянул ей руку. Она взялась за его руку, поставила ногу на стремя и дала поднять себя. Держась за него обеими руками, прижимаясь к его спине, она положила голову ему на плечо. Мехмет повернулся назад и мягко сказал:

– Там, откуда ты пришла, должно быть, уютно и тепло, отведи меня туда.

Он почувствовал, как ее сердце забилось быстрее. Несмотря на темноту, он знал, что щеки ее покраснели. Она была счастлива и волновалась, как юная невеста.

Той ночью радость от встречи после долгой разлуки и мысли о следующем дне не дали им уснуть. Мехмет сомкнул глаза лишь тогда, когда первые лучи солнца коснулись их постели. Захиде тихо встала, поцеловала мужа, укрыла его и задвинула занавески, затем оделась и на цыпочках вышла из комнаты. Комната Хаввы была рядом. Захиде вошла к дочери. Та была похожа на куклу – нежная белая кожа и розовые щечки. Она спала на животе, посасывая палец. Боясь разбудить ее, Захиде осторожно взяла малютку на руки, положила на тахту и расстегнула блузку. В груди было очень много молока, так что все болело. Она притянула к себе ребенка. Инстинктивно, не просыпаясь, девочка широко открыла рот. После нескольких промахов она начала жадно сосать. Глядя на нее, Захиде прошептала:

– Аллах Всемогущий, благодарю тебя за счастье быть матерью такой красавицы.

Когда девочка наелась, Захиде уложила ее назад в кроватку и закрыла дверь. Затем пошла в комнату мальчиков. Сеит, уже встав, пытался разбудить братьев:

– Давай, Осман, просыпайся, у нас сегодня большой праздник! Вставай, уже утро.

Осман наконец вскочил, будто его иголкой укололи. Он протер глаза и спросил:

– Когда идти на обрезание, прямо сейчас?

Захиде не смогла сдержать смеха:

– Нет, не прямо сейчас, сынок. Нам еще многое надо подготовить. Вам с братом надо вымыться, и отец отведет вас обоих на намаз в мечеть.

Мальчики заметили, что мать стоит на пороге, подбежали к ней, обняли и поцеловали. Сеит очень переживал и засыпал ее вопросами:

– Папа вернулся? Когда он вернулся? Можно пойти к нему прямо сейчас?

– Не так быстро, сынок. Отец очень устал. Дай ему немного отдохнуть. Я разбужу его, когда пора будет идти в мечеть. Прежде ему надо выспаться.

– Мама, скажи, а папе делали обрезание? – спросил Осман.

– Конечно, делали, глупый, – Сеит ущипнул брата за щеку. – Всем мужчинам делают обрезание.

– Что нам будут делать на обрезании?

– Отрежут тебе кусочек пи-пи, – ответил Сеит с умным видом.

Глаза Османа широко распахнулись от ужаса, он в недоумении посмотрел на мать:

– Это неправда! Да, мама? Мой брат ведь врет! Или нет?

Прежде чем Захиде нашлась, что ответить, он забрался на кровать и зарыдал:

– Я не хочу, чтобы мне пи-пи резали, не хочу, не хочу!

Пытаясь успокоить младшего, Захиде ругала старшего сына:

– Видишь, что ты наделал, Сеит? Ради Аллаха, скажи, разве можно так пугать брата?

Только Осман начал успокаиваться на руках у матери, как Сеит снова заговорил с умным видом:

– Почему испугал? Мужчина не должен ничего бояться. Я говорю правду. Он скоро увидит это, когда ему подрежут пи-пи.

Осман зарыдал снова. Захиде запаниковала, дело принимало дурной оборот. «Чем раньше Мехмет поговорит с сыновьями о некоторых жизненных вещах, тем лучше», – подумала она. Захиде не знала, что сказать им. Когда к обрезанию готовили ее братьев, подготовительный разговор всегда проводил отец. Матери никогда не приходилось вмешиваться. Сеиту было неловко за брата. Он искал, что бы такого сказать, чтобы успокоить его.

– Осман, послушай меня. Это вовсе не так плохо. Заткнись, ради Аллаха.

Он погладил залитые слезами щеки брата и мягким голосом попробовал успокоить его:

– Представь себе только, сколько мы с тобой получим подарков, и к тому же после обрезания ты станешь взрослым мужчиной.

Мальчик немного утих. Захиде воспользовалась затишьем, чтобы сходить в спальню и предупредить мужа. «Муж должен встать и сам разобраться с этой ситуацией», – думала она. Мехмет уже проснулся. Он весело спросил жену:

– Ради Аллаха, что за шум? Даже в Петербурге тише, чем здесь.

– Эминов, тебе нужно кое с чем разобраться.

Захиде всегда обращалась к мужу по фамилии, когда речь шла о чем-то серьезном.

– Тебе необходимо поговорить с детьми, и чем скорее, тем лучше.

Он шутливо спросил:

– С которыми: с мальчиками, с девочками, с тремя старшими или со всеми вместе?

– Это даже не смешно, Эминов. Сегодня день их обрезания, и никто не поговорил с ними об этом. Они не знают, что их ждет. Только Сеит, кажется, что-то знает. Что знает, от кого, один Аллах ведает.

Мехмет тут же посерьезнел. Он обнял жену и мягко сказал: – Ты права, я мало времени посвящаю детям. Мне следовало поговорить с ними уже давно, и вообще мне следует чаще разговаривать с ними. Не беспокойся, я разберусь. А потом мы помоемся и отправимся в мечеть.

У Захиде отлегло от сердца. Мехмет пошел в комнату к мальчикам.

Вскоре мужчины в доме были вымыты, одеты и готовы идти. Осман больше не плакал. Наоборот, в оставшийся час перед обрезанием он даже задирал нос, стараясь держаться как взрослый.

Мальчики надели приготовленную накануне одежду для обрезания. Одежда состояла из белых рубах, белых штанов, красной сатиновой перевязи с левого плеча к поясу. На левое плечо каждому была приколота синяя с белым бусина от сглаза. Захиде с гордостью смотрела на них.

«Аллах Всемогущий! – думала она. – Как быстро они выросли».

Когда все были одеты и готовы, Мехмет повел сыновей в мечеть на намаз.

Сразу после полудня предпраздничная суматоха в доме усилилась. Прислуга и все взрослые женщины готовили на кухне праздничную еду – пеклись слоеные пирожки-бёреки с мясом, тушился плов, составлялись блюда из свежих овощей с оливковым маслом, варилась кунжутная халва с фисташками, заправлялся шафраном сладкий рис-зерде, перебирались фрукты на шербет. Еда благоухала в больших луженых медных казанах. Мехмет занимался сыновьями. Захиде носилась между кухней, кладовой, комнатами для гостей и садом. О маленькой Хавве заботилась Ханифе.

Убедившись, что все идет как надо, Захиде сама стала готовиться к празднику. Она вымылась, но длинные волосы высушить не успела. Она выбрала в шкафу голубое шифоновое платье. Мехмету оно нравилось больше других. Потом заплела влажные волосы в косы, надела широкий серебряный пояс – подарок мужа на свадьбу. Отбросив косы за спину, быстрым взглядом осмотрела себя в зеркале. Косы доставали ровно до пояса и очень красиво смотрелись с серебром. Теперь пора было возвращаться на кухню. Она уже спускалась по лестнице, когда раздался голос Джемаля, объявлявшего о прибытии первых гостей.

Мехмет Эминов встречал их. Он приветствовал имама-ходжу и хирурга-сюннетчи, которые следовали за Джемалем. Почетных гостей провели в гостиную. Подали им шербет. Мехмет вышел в соседнюю комнату, где с нетерпением дожидались мальчики, взяв их за руки, привел и поставил перед ходжой. Сеит и Осман благоговейно поцеловали тому руку. У старого имама были седые волосы, длинная седая борода и мягкий тихий голос.

– Машаллах! Твои сыновья – настоящие львята, машаллах! Имам поздравил Мехмета, а затем повернулся к Сеиту.

Ходжа поднял одну ладонь вверх в молитвенном жесте, а другую положил ему на голову. Закрыл глаза, шепча молитвы, время от времени наклоняясь к мальчику и дуя ему в лицо. Каждый раз, когда ходжа дул, волосы Сеита развевались и он вздрагивал. Осману это казалось очень смешным. Потом на тюрбан ходжи села муха, и Осман, не выдержав, захихикал. Строгий взгляд отца вернул его к действительности. Молитва закончились проникновенным «аминь», и ходжа убрал руку.

– Желаю тебе стать хорошим сыном и сильным мужчиной, иншаллах, по воле Аллаха.

Сеит чувствовал, что серьезное испытание наполовину пройдено. Он сел рядом с отцом и смотрел, как Махмута тоже очищают от назара, сглаза, и дают ему защиту самого Аллаха.

В соседней комнате хирург уже подготовил все необходимые инструменты. Хирург был маленьким скромным человеком. Его вид внушал детям покой и уверенность, что этот человек не сделает им больно. Хирург вымыл над тазом с горячей водой руки, а затем показался на пороге гостиной и произнес:

– Господин, я готов. Который первый?

Мехмет Эминов, зная, как страшно младшему сыну, решил, что он должен быть первым, но Осман уже стоял позади Сеита, цепляясь за его рубаху. Сеит выступил вперед:

– Я первый.

Сказав это, Сеит задержал дыхание, чтобы скрыть дрожавший голос. Осман кинул на него благодарный взгляд. Как обычно, Сеит пришел на помощь. Эминов ласково положил руку на плечо старшего сына, ведя его за хирургом в соседнюю комнату, и закрыл за ними дверь. Османа, который очень хотел посмотреть, что будет, оставили снаружи, чтобы он не испугался. Хирург не хотел, чтобы оба мальчика вошли в операционную одновременно, потому что боялся: плач одного может напугать другого, поднимется суматоха, и трудно будет все закончить, как полагается.

Джемаль-кахья взял Османа за руку и повел в другие комнаты, чтобы мальчик отвлекся.

Сеит старался не смотреть на инструменты на столе. Мысль, что часть его тела вот-вот будет отрезана, вызывала у него ужас, голова болела, его подташнивало, но он изо всех сил старался держать себя в руках. Никто не должен знать, что он боится. Он почувствовал прикосновение отца и поднял взгляд. Оказывается, тот тихонько вошел в комнату.

– Мой мальчик, я горжусь тобой, знай это. Приготовься.

– Как я должен приготовиться?

– Раздевайся и ложись на диван.

– Почему не на праздничную постель?

– Туда нужно будет лечь позже, после того как доктор все закончит.

Сеит потянулся к уху отца и прошептал:

– Отец, стыдно раздеваться перед незнакомцем!

– Не беспокойся, сынок, он ведь проводит ритуал, и все должно быть как положено.

– Почему не ты делаешь мне обрезание?

Мехмет не смог сдержать улыбку:

– Потому что я не сюннетчи, я солдат.

Сеит продолжал медленно раздеваться.

– Я тоже стану солдатом, правда, отец?

– Конечно, мой мальчик, ты тоже станешь солдатом! Так что ты должен быть готов к небольшой боли вроде той, что сейчас предстоит тебе. Увидишь, все произойдет так быстро, что ты даже не почувствуешь.

Время для Сеита внезапно остановилось, когда он сел перед хирургом. Стараясь не глядеть ни на врача, ни на инструменты, он затаил дыхание. Сжал зубы крепко, чтобы не закричать. Его правая ладошка, которая лежала в огромной руке отца, вспотела. Левой рукой он поддерживал длинную рубаху. Запахло антисептиком, а потом Сеит почувствовал, как жидкость потекла у него между ног. Он обязан был не издать ни звука, потому что снаружи ждал младший брат. В ушах у Сеита звенело. Издалека послышался голос хирурга:

– Бисмилла! Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! «Вот сейчас», – подумал Сеит. Он собрался с силами, сжав руки, глубоко вздохнул, закрыл глаза, и вот все случилось прямо в тот момент. Пришла резкая боль, правда, быстро притупившаяся. От страха все онемело. Между тем хирург говорил ему:

– Ну вот и все, машаллах! Скоро все будет в порядке.

Отец произнес:

– Вот и все, мой смелый сынок. Теперь можно лечь на праздничную постель. Будь молодцом, мой смелый сын. Я надеюсь, что брат будет держаться так же хорошо.

С этими словами Мехмет помог сыну одеться, положил его на постель, погладил по голове, поцеловал в лоб и спросил:

– Больно?

Мальчик отрицательно помотал головой, но, увидев, что ему не верят, добавил:

– Больно, но не очень.

Мехмет поцеловал Сеита и отправился за младшим сыном. А под нос еле слышно пробормотал:

– Вот же маленький лжец.

Осман, который убедился, что Сеиту совершенно не было больно, потому что за всю операцию не раздалось ни звука, успокоился. Правда, его собственная операция прошла не столь гладко. Сеит, ожидая момента, когда брата тоже подведут к постели, где они должны лежать рядом, страдал, что ничем не может помочь Осману. Потом в комнату вошла Захиде, чтобы обнять детей. В этот момент Сеит вытирал брату слезы с щек и приговаривал:

– Осман, фу, как некрасиво плакать. Ничего не произошло. Все закончилось. Ты ведь хочешь стать солдатом?

Осман перестал плакать, повернулся к брату и сказал:

– Хочу, но только когда вырасту.

– А что, разве солдаты плачут, когда им больно?

Захиде не могла сдержать слез. Она тихонько ушла из комнаты. Муж проводил хирурга. Когда он вернулся в дом, то увидел, как жена плачет за дверью.

– Что случилось, дорогая?

– Ничего.

– Ты плачешь просто так?

– Не знаю. Наверное, плачу от счастья. Пусть Аллах никогда не даст мне увидеть страдания моих сыновей, Эминов. Иначе я умру от горя.

– Если ты плачешь, когда счастлива, что же будет, если беда случится? Возьми себя в руки, джаным, пойдем посмотрим, как там наши мальчики.

Толпа гостей заполнила комнату, а подарки – кровать. Мальчики почти забыли о боли. Их плечи и грудь были усыпаны золотыми монетами и бумажными деньгами. Коробки, большие и маленькие, будоражили воображение. Каждый пришедший вначале подходил к братьям, чтобы осведомиться об их самочувствии.

Осман говорил, как научил Сеит:

– Это совсем не больно. – И приосанивался. Гости желали благополучия и вручали подарки. Мальчики никогда не думали, что болезненное и неприятное дело может закончиться такими удовольствиями и заботой.

Длинные столы под чинарами в саду были уставлены всевозможными яствами, а с кухни подносили еще и еще. Пылали огни, на которых целиком жарились туши ягнят и козлят.

Захиде в какой-то момент поднялась в дом, чтобы покормить дочь. Весь вечер старшая дочь Джемаля-кахьи должна была нянчиться с ней. Уложив ребенка в постель, она вышла на балкон взглянуть на сад. Теплая тихая летняя ночь накрыла Алушту бархатным покрывалом. В саду давно зажгли светильники. Музыканты занимали свои места на выделенной им части веранды, у входа. Вино для этого вечера Мехмет приготовил много лет назад из лучших сортов своего винограда. Вино, с незапамятных времен томившееся в бочках, теперь лилось ручьем. Праздник только начался, но некоторые гости были уже навеселе. Захиде пыталась разглядеть мужа в толпе гостей. Вот он, обняв двоих друзей, о чем-то громко разговаривает с ними и смеется. Некоторое время Захиде смотрела на мужа влюбленными глазами. В толпе гостей он был самым красивым. Она была очень счастлива. Захиде крепко сжала решетку балкона, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Соленый воздух Черного моря, смешавшийся с ароматом зеленых виноградников, соединился с легким бризом, который овевал их сад, чуть шевеля листья вековых платанов. С благодарностью посмотрела на звездное небо Захиде:

– Благодарю тебя, Аллах!

Из дома раздался голос дочери Джемаля-кахьи, Лейлы, которая перекладывала детские подгузники:

– Вы что-то сказали, ханым-эфенди?

Захиде вошла в комнату и ответила с улыбкой:

– Я сказала, чудесный вечер.

Она спустилась в комнату обрезания к мальчикам. Они отдыхали в постели, обложенные вышитыми кружевными подушками, довольные и вниманием, и подарками. Маленький Махмут смотрел на них с завистью, надеясь, что скоро придет его черед. Появление Захиде напомнило гостям о том, что мальчикам нужно отдыхать. Захиде любезно проводила всех из комнаты и села на постель. Дети были уставшими, но счастливыми.

– Как вы? Чего-нибудь хотите?

– Мне хорошо, – сказал Осман. – Сеиту тоже, да, Сеит?

Захиде улыбнулась так, что младший забыл о боли. Она сказала:

– Хорошо, я вижу, что все в порядке. Я счастлива. Ваш отец тоже будет очень рад слышать это.

– Отец придет к нам? – спросил Сеит.

– Конечно, придет. В свой черед мы с отцом придем проведать вас.

Она направилась к широкому окну напротив кровати, открыла щеколды, раздвинула занавески, раскрыла ставни. Музыка, огни, звуки ворвались в комнату.

– Вот вам целый спектакль! Как раз перед вами, прямо в вашей комнате. Будете смотреть, пока не уснете.

Мальчики попытались сесть в кровати. Захиде для удобства положила им под спины подушки, расцеловала и вышла из комнаты. Но, уставшие от впечатлений, страха и волнений, они быстро провалились в сладкий сон.

На следующее утро Сеит проснулся первым. Пытаясь выбраться из постели, он увидел, что в комнату входит отец.

– Эй, юноша, что это ты задумал? Вылезать из постели самому на первый же день нельзя!

Сеит сказал, что ему нужно в туалет, отец помог сыну выбраться из постели, и они медленно пошли в сторону ванной. На мальчике была длинная ночная рубаха, надетая на голое тело. При ходьбе боль ниже пояса не давала покоя, и, чтобы облегчить ее, он инстиктивно расставлял ноги и выглядел так, как будто шел на костылях.

Внезапно он увидел большую, красиво перевязанную коробку, которую отец оставил на столе. Мехмет сказал:

– Ты можешь открыть ее, когда опять будешь в кровати.

Сеиту не терпелось посмотреть, что же в ней и от кого этот последний подарок. Вскоре при помощи отца мальчик уселся на софу у окна и потянулся к коробке, которую Мехмет с улыбкой медленно обеими руками двигал к нему. Ясно, что в ней было что-то тяжелое. Сеит залюбовался блестящей упаковочной бумагой и сатиновой лентой. Он думал: «Что же в ней может быть?»

Он уже собирался спросить: «Можно мне это открыть?» – как Мехмет спросил:

– Ты не хочешь спросить, от кого это?

– Ты знаешь, кто это прислал?

– Конечно, знаю. Кто, как ты думаешь, вез ее всю дорогу из Санкт-Петербурга?

– Ты, папочка?

– Да, я. Но из-за его важности мы не положили этот подарок к другим. Я решил вручить его тебе отдельно.

Сеиту было нестерпимо любопытно. Он с прошлого вечера запомнил, что отец купил им с братом по лошади. Дополнительный подарок мог создать зависть между братьями, так что Сеит даже понизил голос, чтобы не разбудить спавшего сладким сном Османа. Он не хотел, чтобы брат подслушал разговор.

– Этот подарок особенный, – сказал отец. – Чтобы понять его важность, тебе надо открыть коробку. По правде сказать, я даже не знаю, что внутри. Мне самому очень любопытно.

– Ты ведь знаешь, от кого он, правда?

– Я знаю, но не хочу тебе говорить. Это часть сюрприза.

Сеит не мог понять, кто же, живя в Санкт-Петербурге, мог послать подарок к обрезанию только ему, а не его брату. Он начал развязывать ленту, затем развернул блестящую бумагу. Любопытство требовало разорвать упаковку, но внутренний голос подсказывал растянуть удовольствие. Бумага к тому же была слишком яркой и красивой, чтобы рвать ее. Тот, кто упаковывал подарок, словно специально упаковал его так, чтобы испытать терпение Сеита. Появилась коробка из плотного картона. Открыв коробку, Сеит увидел, что подарок обмотан белой папиросной бумагой, и опять не понял, что это. Мехмет разглядывал упаковку так же пристально, как и сын. Наконец показался подарок. Мехмет присвистнул, не сумев сдержать восхищения.

На столе стоял деревянный сундучок. Сундучок был необычный. На черной лакированной поверхности его сторон были нарисованы красивые виды. Картинки были так замечательны и так сложны, что выступали из сияющей тьмы лака, как если бы светились в ночи. Однако красивее картинок был бронзовый петух, восседавший на бронзовом замке крышки. Его клюв, перья, когти, вцепившиеся в ветвь, выглядели столь натурально, что Сеит не мог больше сдерживаться:

– Как красиво! Словно живой! Как будто сейчас закукарекает! Правда, папа?

– Правда! Он именно это сейчас и сделает!

Увидев взгляд сына, Мехмет засмеялся, сунул руку в карман, достал золотой ключ на шелковом шнурке и передал Сеиту. Тот взял ключ и удивленно спросил:

– Какая прелесть! Кто же мог сделать такой подарок?

Мехмету не хотелось больше испытывать терпение сына, и он произнес:

– У тебя есть ключ. Открой и посмотри!

Сеит вставил дрожащими руками ключ в замок и повернул его. Внезапно бронзовый петух начал крутиться на бронзовой ветке, на которой сидел, и закукарекал, как настоящий. Прокукарекав три раза, петух замолчал. Сундучок открылся.