Текст книги "Сневер"

Круто!.. я по-другому взглянул на ситуацию. Или они так решили сторожить меня?.. вряд ли, они гораздо более тонкие психологи. Но лучше тут не делать предположений. – Пожалуй, еще трое из вас, кроме меня, поместятся вполне комфортно! – Мы будем гостить по очереди! – Вера улыбался: он явно понял мои сомнения. – Некоторые уже строят серьезные планы побыть здесь альпинистами и с вашей помощью залезть на какую-нибудь вершину. Это оказалось для мня совершенно необычным направлением мыслей. Но я обрадовался столь полному моему участию. – Классно! Будем готовиться!

Мы растянули палатку. Инопланетяне все схватывали без лишних пояснений. Из нас получалась хорошая команда, и я почти не чувствовал себя дикарем, за которым наблюдают исследователи. Я уложил вещи в палатку так, чтобы на них удобно было сидеть и пригласил всех зайти в музей этнического быта. Они расселись как смогли, и я вытащил примус. Он должен казаться им примитивной экзотикой! Примус был бензиновый, вонючий и довольно своенравный, но я умел его надежно приручать. Вечер окончательно опустился на горы, и когда примус зашипел голубой короной пламени, сразу стало тепло и уютно. Я наполнил кастрюльку кусками смерзшегося снега и поставил на огонь. Инопланетяне наблюдали, переговариваясь и смешно пытались объяснять происходящее. Они мне напоминали школьников своей непосредственностью при невысоком росте или, наоборот, старичков, затаивших свой огромный жизненный опыт. Пока топилась вода, мы решили, что я подготовлю желающих залезть на пик Западный Аламедин, – самую высокую вершину Киргизского хребта, к которой выходил гребень нашего цирка. Мне казалось это вполне возможным раз они так хорошо переносят здесь разрежение воздуха. В кастрюльке уже парила вода, и я добавил еще снега, заполнив ее до верху. В этот момент полог палатки отвернулся, и мы увидели девчонку, а за ней выглядывали еще любопытные лица. Кое-как мы потеснились, стараясь не задевать примуса. Толкучка – советский атрибут. Выстоять очередь в магазине, залезть во всегда переполненный автобус, поехать на жигулях в компании десяти человек с рюкзаками, непонятно как утрамбовываясь в салончике. Даже базар назывался толкучкой. Но тут в палатке было уютно соприкасаться плечами и быть максимально компактно вместе. Биологу экспедиции – Гене, – смуглому инопланетяшке с веселыми глазами, места не хватало, и только его голова была с нами в палатке. Я передал ему свою куртку, чтобы прикрыл зад, и он принял ее как будто так всегда у нас было. Когда закипела вода, я бросил в кастрюльку пару горстей сухофруктов. Все притихли, наблюдая за таинством и принюхиваясь. Я достал продукты, нарезал единственную булку хлеба, открыл банки с мясным паштетом и сгущенкой, высыпал из пакета шоколадные батончики и почистил ломоть вяленой рыбы. У меня в канистре был отличный сироп: смесь клубничного и смородинного варенья с апельсиновыми корками. Я влил сиропу в компот и достал свою кружку. – А высокоразвитые инопланетяне смогут решить проблему дефицита посуды для еды? – спросил я, зачерпнув кружкой компот и любуясь его густым цветом. Доктор сбегал на модуль и скоро все нюхали обжигающий губы горячий напиток. Я гадал как они отнесутся к земной еде, но проблем не возникло. Девчонка увлеченно рвала зубами вяленую рыбу, – видимо входила в первобытный образ, а я наслаждался этим чудесным зрелищем. Потом она попробовала батончики и, наконец, смогла отпить остывший компот. Все с интересом и без опасения дегустировали земную еду. Наверняка их медицина позволяла такую опрометчивость. Я смотрел на людей чужого мира и удивлялся своему спокойствию. Смуглые и бледные лица, разного оттенка прически, чуть скраденные полумраком, странно живые, не по земному утонченные черты. Но с ними было просто и хорошо. Их любопытство не было навязчивым. Они, как самые обычные туристы, до последней капли прикончили компот, вылизали сгущенку и расправились с паштетом. Что еще нужно для взаимопонимания? Я был удовлетворен. Точно не помню, о чем именно мы говорили, закончилось тем, что, решив, кто сегодня останется со мной в палатке, все ушли на модуль готовится. Стало тихо и полезли мысли. Вот этот момент помню хорошо. Я остался один в палатке, выдернутый из совершенно непривычного бытия. Я не мог ничего планировать потому, что ничего не знал и не понимал, оставалось просто продолжать переживать все это и скоро наступит продолжение. Нужно бы навести какой-то приличный порядок. Я собрал мусор в небольшой полиэтиленовый мешок и с хрустом смерзшегося снега вдавил его поглубже снаружи. Ледник Джинды-Су отходит со скоростью около 100 метров в год. Значит где-то лет через пять очередной скол на ледопаде рассыплется с этим пакетом, разбросав сохранившиеся на холоде огрызки для птиц и железные банки для перегнивания. И кроме меня тут никто не наследит в ближайшие годы, если не десятилетия. Об этом я думал, совершая антиэкологический поступок с захоронением отходов. Продукты, веревки и другое снаряжение я уложил вдоль палатки вместо подушек, уселся на спальник и принялся ждать. Раздался резкий шум полога. В палатку пролезли смуглый биолог Гена, Вера и суетливая девчонка, прихватив с собой что-то вроде легких скафандров. Пока они устраивались я вылез наружу. Меня никто не караулил, за мной даже не подсматривали и я совсем перестал осмысливать тему освобождения от инопланетян. Я всегда любил смотреть на горы один ночью. Звезды, рассыпанные в черной мгле, густо рассыпались в районе Млечного Пути. Скалы гребней в темноте казались гигантскими стенами, окружившими весь мир. В такие минуты меня всегда поражает: как смеет человек забираться так далеко от надежного жилья и спокойно спать, не думая, насколько он слабее стихий и как он здесь неуместен. Я не спеша брел по твердому снегу, стараясь вызвать в себе ощущение единства с силами природы, но здесь был еще и инопланетный модуль. И, возможно, его сила была соизмерима с силой местных стихий. Я совсем по-другому представлял себе встречу с инопланетянами, как погружение в заведомо комфортную, высокоморальную среду типа библейского рая. На это настраивали советские книги и фильмы. Далеко в чуждой культуре оставались зловещие романы типа «Война миров», оканчивающиеся неизменным противостоянием. А идеи советских писателей отождествляли коммунизм и то, чего несомненно достигает развитие разума во вселенной. Мне казалось, что все земные дела и проблемы должны были преобразиться только к лучшему от такой встречи, добро везде немедленно восторжествует, и мир обретет сказочные формы новой действительности. Одним лишь своим присутствием в ореоле нвероятных достижений науки и техники инопланетяне должны были лишить силы все зло на Земле. Но сейчас мое сознание отказывалось обожествлять их, настолько естественным и понятным было их поведение, включая отрезвляющий цинизм, с которым они меня встретили, суля поместить в клетку, если откажусь сотрудничать. Я вернулся в палатку. Все уже лежали в рядок в своих скафандрах. Я зашнуровал вход и заполз в спальник. У стойки наверху матово сиял инопланетный светильник. Просто шар и все, без выключателя. Я ненадолго завис в раздумье, но Вера понял мое намерение и что-то прошептал, после чего свет сдулся в кромешную тьму. Никто не спал. Через щель прямо мне в нос дула тонкая свежая струйка чистейшего воздуха. Я на опыте знал, насколько глубокий и живительный сон это обеспечивает. Мы, как это положено по технике горной безопасности, все лежали головой к выходу. Рядом думала о чем-то девчонка, за нею ворочались Гена с Верой. В таких случаях я обычно рассказываю какие-нибудь истории, но… И неожиданно для себя я выдал: – Хотите услышать этнический рассказ про горную деву?.. Если мы собираемся на восхождение, должны же вы знать альпинистские легенды? – Конечно! – хором обрадовались инопланетяне. Я услышал, как они мягко зашуршали тканью скафандров, устраиваясь поудобнее. Эту историю я рассказывал уже раз десять новичкам на сборах, помнил ее хорошо и начал медленно, будто описывал то, что когда-то видел.

Длинная сиреневая молния прорезала небо и грохотом заглушила на мгновение яростный вой ветра. Около черной от полумрака палатки, пригнувшись, стояла девушка. Ее тонкие пальцы сжимали воротник штормовки, волосы трепал ветер, а широко раскрытые глаза пытались что-то разглядеть в небе. Из рвущейся ветром во все стороны палатки вылезли два парня. – Как внезапно! – прокричала девушка. Парни молча усмехнулись. Один из них, более высокий и стройный, наклонился к ее уху: – Гора уже совсем рядом! Если мы сегодня не залезем, то придется возвращаться!

И вот руки вновь сжимают холодную сталь ледорубов, а ветер слепит глаза и захватывает дыхание. Камни с ревом срываются с крутых склонов, унося за собой щебень и снег. Путь шел по широкой осыпи из крупных обломков. Иногда они точно живые уходили из-под ног, ветер налетал со всех сторон и приходилось вставать на четвереньки. – Мы только вымотаемся в такую погоду, – тяжело прокричала девушка, когда они на минуту остановились чтобы унять сердца, но парни молча повернулись и опять полезли вверх. Ветер понемногу утихал. Густой холодный туман поднимался снизу. Стали влажными камни, а в воздухе запорхали редкие маленькие снежинки. Когда далеко внизу остался облизанный ветром горб ледника, повалил густой крупный снег. Впереди на несколько шагов ничего не стало видно. – Вот же везет! – остановился высокий парень, – А до вершины совсем рядом! – Дальше даже идиоты не пошли бы! – хмуро проговорила девушка. – Идиоты пойдут, а ты подождешь здесь! – повернулся к ней другой парень, – в двойке мы быстро выскочим. – С ума сошел?! – воскликнула девушка будто ее облили холодной водой и со страхом посмотрела на высокого. – Мы тебе поставим палатку. Залезешь в спальник и спи. – Вы хоть снег переждете!

Под нависающей мощной скалой под порывами ветра с трудом сумели поставить палатку. В палатке, казалось, было еще холоднее. – Скоро вернемся! – улыбнулся высокий, – а не вернемся, – больше будет «черных альпинистов»! – А мне тогда в кого превращаться? – В горную деву!

Девушка фыркнула и полезла дрожать в ледяной спальник. Парни выбрались из палатки и скрылись в тумане. Но девушка не смогла вот так остаться и ждать, вершина-то совсем рядом! Как только ветер утих, стало так спокойно, что ей показалось, что она тоже сможет дойти. Она вылезла из спальника, торопливо собралась, схватила ледоруб и полезла на верх. Ей везло. Все было легко и просто. Ей слишком везло пока она не вышла к огромной скале, загородившей путь на гребне. На ней было много надежных зацепок. Неужели девушке так хотелось попасть на эту вершину? Вообще-то не очень, но ее же парень полез…

Ветер выбрал момент и засвистел с неожиданной силой. Пальцы и лицо начали быстро стынуть. Девушка закрепилась, перекинув репшнур через выступ и сунула онемевшие ладони в штаны между ног. Пальцы начали медленно отходить, сообщая об этом болью. Под ней уходила вниз и скрывалась в тумане скала. И туг сверху на ее каску по скалистому желобу обрушилась небольшая снежная лавина вперемешку со щебнем. Девушка оглушено повисла на веревке. Довольные успехом парни возвращались к палатке. – Я думал, что она нас будет встречать! – нарочно громко крикнул высокий. – А она все проспала! – в тон ему добавил другой, просовывая голову в палатку. – Ее там нет… – с нескрываемой дрожью в голосе сказал высокий, – значит полезла за нами, вот дура же…

Парни опять молча пошли вверх, оступаясь от усталости. Но стемнело, а нигде, где могла бы остановиться или застрять девушка они ничего не нашли и вернулись. Небо разъяснилось, и огромная луна залила все вокруг волшебным светом. Парни вернулись к палатке. Какое странное совпадение: Луну заслонила та самая вершина. Снежная макушка озарилась короной фиолетового свечения и ничего не было фантастичнее в этот момент. Леденящий ужас заставил замереть сердца. В палатке стоял пустой примус, еды не осталось. Нужно было продолжать поиски, но где взять силы? Ночь ей не пережить. Они сложили палатку. Высокий опять пошел вверх, но через десяток шагов остановился и в изнеможении сел на снег. Побежденные, они начали спуск. Молча, шатаясь как в дурном сне. Девушка долго искала парней. Ей совсем не было холодно и есть не хотелось. Она даже об этом не думала. Она ни о чем не думала, только искала. Научилась съезжать верхом на лавинах, когда видела людей, идущих с рюкзаками, а потом долго раскапывала снег и всматривалась в побелевшие лица, но не находила. Она осторожно пробиралась к палаткам ночью и ее дыхание легким морозным ветром покрывало инеем закрытые ресницы спящих. Некоторые спали ногами к выходу. Тогда она вытаскивала их спальники чтобы посмотреть кто же здесь спит, но не находила. О горной деве начали рассказывать легенды…

Вот поэтому, – наставительно заключил я, – нужно спать головой к выходу, а не ногами. Она может быть и сейчас ходит, ищет…

– Ой! – выдохнула девчонка и плотнее прижалась скафандром ко мне. – А на меня что-то дует… Как будто чье-то дыхание! – встревожено сообщил Вера. И тут же раздался резкий, неожиданно сильный хлопок. Мы вздрогнули, а девчонка взвизгнула. Почти сразу я понял, что это Вера хлопнул рукой по натянутой материи. – Ну, Александр, – как-то официозно вымолвил Гена, – я русский знаю не очень глубоко, но ты так рассказывал, что теперь приснится. – Саша, вы понимаете, что теперь вас ждет? – строго вопросил Вера привстал и гипнотически уставился на меня. Оказалось, что у них в темноте светятся глаза как у кошек. Это было очень круто и я не сразу ответил. – Рассказывать на ночь – это теперь ваша судьба!

Я довольно заржал и произнес формулу: – Спокойной ночи, приятных снов, цветных и радужных. Все поняли назначение формулы и больше никаких звуков не последовало, создавая общий настрой на погружение в сон. Была и альтернативная формула из детства: «Кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот и съест!» – вполне-таки законная этническая поделка, но я пока еще не посмел. Да и не мотивировало такое на сон, скорее – на желание красиво преодолеть логику запрета.

Ночью инопланетяне спали неспокойно, ворочаясь в своих скафандрах и только к утру крепко заснули. Я встал поздно, когда солнце выглянуло из-за гребня чтобы дать им выспаться. На стенках палатки длинными иголками вырос иней, было холодно. Я разжег примус, безжалостно ликвидировав эту красоту. Через минуту палатка просохла и стало комфортно. Девчонка открыла глаза и изумленно уставилась на меня. Я улыбнулся ей, потом взял кастрюлю и, высунувшись наружу, наскреб снега. Когда вскипела вода, заварил чай. Девчонка выбралась из своего скафандра и помогла мне разложить еду. Меня порадовал этот признак хорошей горной этики. Я налил ей и себе чаю, булькнув туда кусочки прессованного сахара. И тут биолог Гена заворочался, принюхался и, следуя носом, привстал на локтях. – Стой, Саша! – он суетливо принялся выбираться из скафандра. Моя рука застыла с куском вяленой рыбы у рта. – Я ведь собирался вас исследовать натощак!

Я сдулся и с сожалением оставил еду. Надо так надо. Девчонка неожиданно показала мне длинный язык, и я не придумал, чем ответить. – Резать не больно будете? – пошутил я и не получил ответа. Вера тоже выбрался из скафандра и попросил чай у девчонки. Гена вылез следом за мной из палатки, сразу пожалев, что снял скафандр, было очень холодно. Мы пробежались по твердому снегу с другой стороны корабля и влетели уже в другой тамбур. Из-за полупрозрачных, да еще в разной степени, стен длиннющего коридора трудно было понять, где куда что ответвляется, и во все стороны, кажется даже сзади тамбура, что-то простиралось с неузнаваемо-неуловимыми деталями. И я подумал, что, возможно, входной левитатор сразу переносил куда-то вглубь корабля. Как-то отец в первый раз привел меня к себе на работу в институтское здание, мы поднялись на второй этаж, там по коридору повернули куда-то, и я потерял ориентацию. Говорят, крыса тем умнее, чем более сложный лабиринт она способна осилить, особенно запоминания дорогу. Так вот, тогда я был не способнее крысы, но потом научился ориентироваться даже в сложных зданиях, но сейчас было понятно, что тут нет никакой системы, за которую я мог бы зацепиться. Возникла мысль, как важно мне не потерять Гену из вида, чтобы не пришлось выковыривать меня из каких-то устройств. А Гена шел впереди быстро, все время поворачивая и не оглядывался на меня. Может это уже был тест?

Но все вдруг завершилось какой-то явно психиатрической палатой, но больничкой не пахло. Сстены и полы здесь были из бархатно-мягкого, упругого материала, хоть бейся головой. На потолке сквозь тот же материал матово просвечивала сложная трубчатая структура, отливающая перламутровыми бликами. Освещение отличалось необычайной однородностью, а воздух вообще не ощущался. У нас бы воняло пластиком. Посредине царил явно операционный стол сложнейшей конструкции с нависающими сверху жуткими инструментами, ну, просто трудно было бы придумать что-то более подавляюще-неизбежное для пациента. Но Гена прошел мимо этого ужаса, у меня сильно отлегло, пнул в тускло подсвеченный узор стены и оттуда возникло что-то вроде массажной лежанки. Он наконец-то приветливо улыбнулся мне. – Саша, разденься полностью, пожалуйста!

А как же! Я подчинился. В руках у нетерпеливо предвкушающего ино-биолога откуда-то, я позорно всякий раз не улавливал эти чудеса, появились черные диски, похожие на хоккейные шайбы, только маленькие и тонкие. Когда я остался в плавках и начал озираться, возникла память от прохождения комиссии военкомата. Плавки снимать не заставили. Гена усадил меня как ребенка или дебила на лежанку, потому как она оказалась не такой уж простой и я мог бы промахнуться в чем-то. Я снова уже не был абсолютно уверен, что меня не станут резать, но доверчиво замер, цепенея от предчувствий. Когда я иду к стоматологу и он берется за шнурок бор-сверлильного истязатора, я втыкаю ноготь большого пальца в ноготь другого и при сверлении начинаю давить. Это больно, но зато это – мною управляемая боль, и она отвлекает от боли в зубе. Гена взглянул на меня и покачал головой. – Сильно больно не будет, расслабьтесь. Он деловито разбросал несколько шайб по моей голове. Точнее, они сами выскальзывали из его рук, находили свое место, замирали и, несмотря на волосы, держались там цепко. В воздухе надо мной возникла моя объемная, но полностью прозрачная копия и я уставился сам на себя. Рядом змеились непонятные значки и графики. Чуть вздрогнул, почувствовав макушкой некий центр боли, небольшой, но неожиданной. И из этой точки вниз начал опускаться обруч боли. Но не только боли, а всего того, что могло быть в зоне красного тонкого среза на макете надо мной. Пройдя нос, я ощутил взрывы запахов и хорошо, что эта штука не останавливалась, потому как некоторые были отвратительны. Так же были пройдены глаза и язык. Пылающий обруч, обойдя лицо, начал надвигаться на мозг, и я вцепился пальцами в податливый материал лежака. И не зря. Тут меня накрыло таким разнообразием, что сказать, что я пережил свою жизнь как перед смертью, было бы невыразительно. Хорошо, что все прошло мимолетно, не выделяя ничего из этой каши чувств. Обруч опоясал шею с нестерпимой щекоткой у кадыка, и я невольно кашлянул. Потом он пошел вниз вдоль тела. Подумалось, а что будет когда он минует пах. Этого очень не хотелось демонстрировать. Но все нормально обошлось, только проход пяток был почти невыносим, я боялся щекотки. – Ну и хорошо, – сказал Гена, протянул руку, и диски послушно прильнули к его ладони. – Все, что ли? – чуть ошалело вымолвил я, свесив ноги с лежанки. – Да, Саша, все просто чудесно, я так вам благодарен! – А вы случайно не владеете телепатией?

Гена улыбнулся этому, как если бы я пошутил. – Нет, конечно! Слишком сложные и слишком индивидуальные процессы. Мы не можем себе представить такой носитель информации, кроме слов, который мог бы передать сведения об всем этом другому мозгу, а ведь их еще надо сделать доступными восприятию. – У нас в фантастике телепатия – обязательный атрибут инопланетян, а вы не проходите по этому пункту, – заявил я укоризненно, но в шутку. – Зато у нас очень развито эмпатийное взаимопонимание. И есть технические средства. Так что часто обходимся без громких слов. Я как-то не обратил должного внимание тогда на слова про технические средства. – Как у вас получается так хорошо разговаривать на нашем языке? – Ну, мы все освоили киргизский и русский язык, как только прилетели сюда. Ваши теле и радиопередачи постоянно записываются. Компьютер быстро составил лингвистическую модель и свел ее с нашей моделью. Так что мы в игровом режиме в эмуляторе ситуаций довольно быстро отработали навыки. Тебе обязательно покажут этот эмулятор, это круче вашего кино!

И тут меня застигла насущная потребность, которую я проигнорировал с самого утра. Бежать до ближайших скал было далековато, а все вокруг просматривалось. Есть люди, которые могут просто остановить свою машину на трассе, близко подойти к колесу и освободиться от проблемы. Но это не я. Я оделся и нерешительно замялся. – О чем задумались?

Я сделал неопределенный жест и слегка поморщился. И тут сработала их эмпатия, так кстати удивившая меня. – Ааа.. из комнаты сразу налево, я пущу указатель. Там все как у вас, осваивать не придется, просто сядьте и делайте все, что нужно, а потом чуть приподнимите зад, не вставая полностью, и оно очистит. Я не знал даже как выйти из комнаты. Опять сработала эмпатия и Гена провел меня чуть ли не за ручку. А там было их обыкновенное инопланетное чудо, на которое я сел и все случилось так, как было обещано. Вернулись мы в другое место и там нас ждала Наташа. Я уже начал привыкать к особенностям черт лица и мне она показалась очень красивой, несмотря на тонкие морщинки. Чуть заметно улыбнувшись, она сказала просто: – Закончили? Пойдемте кушать. – Да, мы сейчас, только переоденемся! – откликнулся Гена. Наташа вышла и Гена достал из стены пакет, – Оденьте это, Саша. Я уверен, что вам понравится. – А душ у вас есть, а то я не очень…? – Лучше дать ткани адаптироваться к микрофлоре, она сделает все как нужно. Я натянул на тело эластичную материю. Костюм как живой отслеживал каждое движение, совершенно не стесняя. Гена произнес какую-то фразу и передо мной возник мой объемный двойник. Я взглянул и вполне удовлетворился, перестав казаться дикарем в тряпье по сравнению с элегантным прикидом инопланетян. Через мгновение я обратил внимание, что это отражение не зеркальное. Скорее всего это было какое-то голографическое изображение. У меня не возникло щенячьего удивления от очередного чуда, я вел себя достойно как индеец в таверне. – Гена, а почему мне лучше не знать, что такое сневер? Вы мне пока не вполне доверяете? – Полностью доверяем, твои мотивации и твоя этика – на нашей стороне. Но вам будет не просто повести себя правильно, без ошибок из-за недостающих представлений. Все должно пониматься в определенном порядке. Вы же не пускаете детей туда, где им пока не место? – Мне всегда казалось, что лучше видеть опасность, чем делать вид будто ее нет. – От прямых опасностей здесь мы вас убережем. Эта же напасть совсем другого характера. Пока вы не знаете этой проблемы, вы будете вести себя естественно. Гена своеобразно повел рукой, и голограмма исчезла. Когда я постигну эти управляющие жесты?.. Опять у меня возник приступ абсолютной чуждости этого странного места. Но я сделал усилие и наваждение пропало. Конечно же, меня его объяснение только зарядило еще большей интригой, и в голове невольно начали возникать самые абсурдные предположения. В том числе вспомнился сюжет рассказа Станислава Лема про «сепульки». Что такое сепуьки? На планете развитого сепуления землянин так и не смог узнать это, как ни выспрашивал у аборигенов, только попадал в разные неприятные казусы. Нужно было вырасти в сепулярии и впитать в себя культуру сепуления, чтобы понять суть. Такой довод был достаточно убедительным для меня, и я отпустил проблему. Есть вещи поважнее. Еще во мне зудел мой гражданский и в чем-то комсомольский долг как первого представителя Земли, но даже это требовало своего времени. – Столовая в другом конце модуля, придется немного прогуляться. Я шел за Геной по непостижимому лабиринту, стараясь подсмотреть, как он открывает проходы, но почему бы просто не спросить? Если что, мне скажут, что пока еще не пришло время. – А я сам могу открывать двери?

Гена замедлился и остановился. – Это не так просто… – Еще не пришло время?

Гена совершенно поземному заржал. – Да. Но давайте сделаем это. Нужно прописать ваш образ как разрешенный для доступа, и все сможете делать сами. Ну, почти все. Интеллект корабля отлично понимает русский, он как раз и обучил нас ему. – Да, я уже слышал про это. – Корабль, внимание!

Прямо перед нами возникли фигурки и значки. – Зарегистрируй новый гостевой доступ, – Гена указал пальцем на меня. – Сделано, добро пожаловать! – О, как… Спасибо! – но я все равно не знал, что делать дальше. – Просто идите, а система распознает намерения, открывает проходы и вообще позволяет все, что можно. Голосовые командами можно уточнить, что требуется, например, пустить указатель до нужного места. Попробуйте довести нас до столовой. Я сосредоточился, вздохнул и выдал: – Нужен указатель до столовой. Тут же под ногами возникла слабо пульсирующая в определенную сторону тонкая линия. И я пошел вдоль нее. Проходы галантно распахивались вовремя. Это было здорово!

Мимо с легким шорохом по полу пробежало несколько крупных зверей, похожих на крыс. Я с удивлением посмотрел на Гену. – У них сейчас уборка, – пояснил он, – это биороботы. Они считают модуль своим домом и вычищают все до стерильности. Наконец мы вошли в комнату, где собрался весь экипаж. Я принюхался, как всегда невольно делал в наших столовых, запах был, но не столовский и не вызывающий аппетита. То ли дело как пахнут только что отжаренные котлеты с соленым огурцом или борщ и даже в рыбный день тефтели настойчиво выдавали себя. В комнате было тихо, у нас в столовой гремят ложки по тарелкам, но тут все молчали. Никто не переговаривался и это меня несколько насторожило. Я еще не знал, что им не нужно было переговариваться вслух. Перед каждым парил небольшой подносик с едой. У нас в столовых за слово «поднос» персонал устраивал показательную взбучку, громко на весь зал наставляя провинившегося: «Не поднос, а разнос!!!» и с этим ничего нельзя было поделать. Присмотревшись, понял, что нет, это – не антигравитация, а какие-то очень тонкие и прозрачные держатели. Но подносики не раскачивались, как это просто неминуемо должно происходить. Потом оказалось все очень просто: в каждом был вращающийся диск, не позволяющий резко отклонять подносик – как колесо у велика. Неважно, я в общем-то хотел есть, но опять был беспомощен и ничего из увиденного мне не подсказывало, что делать. Я сглотнул, посмотрел на Гену и сел рядом с ним, подальше от девчонки потому как я всегда стеснялся своей неловкой манеры еды, а тут наверняка был свой какой-то этикет. Обеденных столов не было, все сидели большим кругом. И все тут совершалось вразнобой, многие уже отщелкивали свои подносики и роняли их в ловко глотающие кухонные пасти. Из снеди, которую поглощали еще не справившееся с едой, я заметил зеленый хворост, светящееся лимонными бликами желе, сцепившееся дрожащими шариками, еще какие-то баночки, в общем, ничего шокирующего. Да я сам ел жаренных лягушек, только что пойманных у рисового поля, когда нас свезли на уборку хлопка и толком не кормили. Без шкурок они походили на маленьких кроликов, пахли тиной, но были очень даже съедобны. Разнообразие меню говорило о явном гурманстве инопланетян. Я как-то размечтался о таблетках вместо кулинарных изысков: съел одну и нет проблем на целый день, особенно хорошо для гор – не таскать тяжести. Уж такое сбалансированное питание инопланетяне могли бы сделать, но нет, значит гурманство было важнее, чем прямо в кровь вводить уже готовое питание. Горло, желудок, кишки и все ниже к попе, наверное, отвалились бы от ненужности. А без них и другие органы забуксовали бы, в организме ведь все взаимосвязано: волос внизу выдернешь, слезы текут. Я слегка удивился тому, что начал делать такие длинные выводы, вот что значит стимуляция новыми впечатлениями. Между тем, Гена прищелкнул мне подносик и навалил на него разных штуковин. Блин, я опять не заметил как! но теперь был уверен, что как-то очень просто, без фокусов. У меня был и хворост, и желе, и баночки. Я присмотрелся, что делают со всем этим. Кто-то выдавливал себе из банки что-то в рот, кто жевал длинные зеленые хворостины, а девчонка методично разворачивала мои шоколадные батончики, прихваченные из палатки. Она почувствовала мой взгляд, посмотрела в упор, и я позорно отвел глаза. И вот, я откусил край теплого прямоугольного бруска с золотистой хрустящей корочкой. Это было что-то вроде картофельного крокета, но только лишь по консистенции. Мне понравилось. Потом я смелее взялся за зеленый саксаул, но в нос густо пахнуло тухлое сушеное мясо. Я заставил себя дожевать кусочек, сглотнул, и, взяв первую попавшуюся банку, выдавил ее содержимое в рот. Сладкое пюре с освежающим запахом замаскировало тухлое послевкусие. Как назло, никто не ел в этот момент светящиеся шарики. Пришлось спросить у Гены. Он просто взял один двумя пальцами, отправил в рот и.. все, жевательных движения не последовало. Я взял другой шарик, оторвав от подружек и вся горка радостно задрожала. Он был упруго мягким как виноградина, на просвет там затаилась интригующая красная искорка. Во рту шарик разошелся легким взрывом, разливая кисловато-острый, невероятно приятный вкус. Я с удовольствием взял еще один и Гена поднял одну бровь. – Не торопитесь с этим, хоть и не наркотик, но довольно сильный модулятор настроения. Осталась еще пара неизведанных упаковок. В одной был очень вкусный, густой напиток, а в другом остро приправленная паста. Я запил ее остатками напитка, и решил на этом мой завтрак завершить, не претендуя на добавку. Ко мне невзначай подошел Федя. – Самое вкусное оставили? – он показал пальцем на сухую тухлятину, – а я думал раз такой большой, то кушает много. Ответная колкость крутилась в голове, но скользко не оформлялась словами, возможно мешало послевкусие тонизирующего шарика. На меня опять накатило ощущение мультяшной реальности. Я не переставал удивляться внешнему виду инопланетян, все никак не привыкнув хотя они уже не казались близнецами, и сейчас с любопытством смотрел на маленького добродушного бородача. Хотелось его потрогать чтобы убедиться в реальности. В его ярко-рыжей бороде контрастно зеленели крошки хвороста. Наконец я мстительно сказал ему об этом. – Моя извиняется, – он жизнерадостно улыбнулся, стряхивая бороду, – это обезвоженная водоросль-животное. Очень распространенный продукт! Саша, пойдемте, поговорим про схемотехнику?