Текст книги "Имя убийцы"

Ник Кварри
Имя убийцы

Глава 1

В восемь часов вечера зазвонил телефон. Один из мужчин снял трубку: «Уголовная комиссия. Говорит Нейл». Потом он слушал, не прерывая и не задавая вопросов, только морщил лоб.

– Понятно, – сказал он в конце, – сейчас я кого-нибудь пришлю.

Взял карандаш, записал фамилию и адрес. Кроме него, в ярко освещенной комнате находились еще три сотрудника. Двое из них играли в карты, устроившись за столом, стоящим перед шкафами с документами. Третий – видный, крупный, с резко очерченным, умным лицом – ходил по комнате, заложив руки за спину. На скамейке у деревянного шкафа сидели полицейский и доставленный им негр. Негр был молодой и на вид очень сильный, но сейчас он был насмерть напуган и с мольбой глядел то на одного, то на другого полицейского.

Игроки отложили свои карты и наблюдали за Нейлом, который все еще писал: лицо его посуровело и сделалось серым. Один из них, Кармоди, пригладил свои и без того прекрасно лежащие волосы и устало поглядел в окно, за которым хлестал дождь.

– Так я и знал, что в такую погоду без дела мы не останемся.

Его партнер, Кейс, чье широкое лицо и сплющенный нос говорили о боксерском прошлом, пожал плечами.

– Я ничего другого от этого вечера и не ждал, – у него был на редкость мягкий голос, что совершенно не вязалось с его внешностью.

А третий, все еще мерявший комнату своими длинными ногами, улыбнулся им.

– Ну, а у меня уже есть дело, – он кивнул в сторону негра, – а то я с удовольствием побегал бы с вами под дождем.

– Да, Бурке, ты у нас везучий, – заметил Кармоди.

Нейл, низкий, рыжеволосый мужчина с лицом терьера, положил трубку и взглянул на часы, висящие над шкафом.

– Бэньон не говорил, когда они собирается вернуться?

Все невольно взглянули на часы. Бурке сказал:

– Около восьми. Он звонил из девятнадцатого отделения и передал, что еще зайдет.

Была одна минута девятого. Нейл нервно барабанил пальцами по столу, морщины на лбу не пропадали.

– Что случилось? – спросил Бурке.

– Звонила жена Тома Дири. Она сказала, что ее муж покончил самоубийством. Застрелился.

– Боже мой! – пробормотал Кармоди.

– Еще сегодня он был наверху, у инспектора, правда? – На этот вопрос Бурке никто не ответил.

– Почему он это сделал? – прозвучал мягкий голос Кейса.

– К сожалению, он не посвящал меня в свои планы, – устало проговорил Кармоди.

Нейл взглянул на него с упреком.

– Мы еще подождем несколько минут, и, если Бэньон не придет, я должен буду передать сообщение по инстанции. Они, конечно, потребуют подробного объяснения…

– Как всегда, когда речь идет о копе .

Бурке опять начал ходить по комнате. Кармоди закурил сигарету. В помещении было тихо, только дождь все стучал и стучал по стеклу. Молчание становилось гнетущим. Если коп умирает – это целое событие. В его отделении несколько дней приспущен флаг на мачте, в газете помещается некролог, мэр города и начальник умершего выражают соболезнование семье, но если коп кончает с собой – тут жди чего угодно! Это может означать, что он был слабодушным, чересчур нервным или просто дураком, во всяком случае, не тем человеком, который способен охранять жизнь и имущество жителей своего города. Или это может означать гораздо худшее, что поставит под угрозу существование всего участка, а то и всей полиции города.

– Он же был хорошим парнем, – сказал Бурке, замедляя шаги, – хорошим, прямым парнем.

– По крайней мере таким он казался, – согласился Кармоди и взглянул на часы. – А как это получилось, что его жена позвонила нам?

– Порядок она знает, – возразил Нейл. – Сперва она сообщила в центральную, а потом нам. Она знает, что мы обязаны совать свои носы во все эти самоубийства. Между прочим, что-то центральная долго не звонит…

В комнате опять установилась тишина. Все глядели на динамик, некоторое время не передававший никаких сообщений. И тут, будто напоминание Нэйла подтолкнуло кого-то, послышался голос:

– Девять восемьдесят, девять восемьдесят один! Ответ!

– Это, кажется, на его участке. Дири ведь живет в Вестене.

– Да, на Сикамор-стрит, – сказал Кейс, – они, наверное, уже послали туда свои машины.

Из динамика опять раздался голос:

– Машину с врачом на Сикамор-стрит, машину с врачом на Сикамор-стрит, машину с врачом на Сикамор-стрит! Ответ.

– Машину с врачом! – Нейл нервно засмеялся. – Сейчас ему ни один врач в мире не поможет.

Его пальцы опять забарабанили по столу, он взглянул на часы.

И тут распахнулась дверь, и в комнате появился моложавый мужчина в мокром плаще. Он бросил быстрый взгляд на лица всех троих.

– Что произошло, что случилось?

– Только что звонила жена Тома Дири. Она сказала, что Том покончил с собой. Пятнадцать или двадцать минут назад. Он застрелился, – сообщил Нейл.

– Ты ведь знал его, Бэньон, правда? – спросил Бурке.

– Конечно, я знал его, – медленно проговорил Дэв Бэньон, снимая мокрый плащ и укладывая его на спинку стула.

Это был высокий широкоплечий мужчина, лет тридцати пяти, с загорелым лицом и спокойными серыми глазами. Если он стоял один, то его рост как-то скрадывался. Но когда рядом с ним был Бурке, тоже высокого роста, оказывалось, что Дэв гораздо выше. Сложен он был пропорционально, и вряд ли кто-нибудь поверил бы, что он весит двести тридцать фунтов.

– У Дири были дети? – спросил Бурке.

– Нет, кажется, нет, – ответил Бэньон. Он знал Дири не очень близко, так же, как и многих других копов, работающих в других отделениях. Встречались в коридорах, здоровались, обменивались одной-двумя фразами, иногда сталкивались по какому-нибудь делу – вот и все. Он вспомнил, что Дири был стройный, хотя уже и не очень молодой человек: в волосах его было много седины.

Бэньон повернулся к Нейлу:

– Это все, что вам известно?

Тот кивнул.

– Ладно, – сказал Бэньон, – я поеду туда. Бурке, не составишь ли компанию?

Бурке указал пальцем на негра.

– У меня тут дело, Дэв. Ты ведь не хочешь, чтобы я опять упустил ниточку?

– А что такое?

– Гм… Может быть, это тот парень, что убил смотрителя бензобаков в северо-западном районе. Помнишь, на прошлой неделе?

– Я никого не убивал! – вскричал негр. Его большие костистые руки сжимались и разжимались. Он переводил взгляде одного на другого, как бы ожидая помощи, но взгляд у него был запуганный, беспомощный и безнадежный.

Бурке вопросительно посмотрел на Бэньона.

– Я мог бы выбить из него все за десять минут, если ты только…

Выражение лица Бэньона заставило его не продолжать.

– Ладно, ладно, нет так нет, – он пожал плечами.

– Я хочу, чтобы в мою смену о таких методах не было и речи, – подчеркнуто резко сказал Бэньон.

Бэньон приблизился к негру, который как бы почувствовал, что у него еще есть шансы выбраться отсюда.

– Я хочу услышать от тебя правду. Если ты не совершил преступления, тебе нечего бояться.

– Я ничего не сделал, – возбужденно заговорил негр, – я только пошел…

– Мы с тобой поговорим, когда я вернусь. Сейчас у меня нет времени. Бурке, дело остается за тобой. Ну, кто из вас? – он подошел к Кармоди и Кейсу. – Добровольцы – вперед.

– С тобой пойду я, Дэв, – Кармоди вздохнул. – А то жена Кейса выцарапает ему глаза, если он придет домой в мокрых ботинках.

* * *

Томас Фрэнсис Дири жил в западной части города. Сикамор-стрит – спокойная, тихая улица, вся в зелени. Не особенно респектабельная, но вполне приличная. Когда Бэньон подъехал к трехэтажному особняку, одна из квартир которого принадлежала Дири, у подъезда уже стояли две полицейские машины. Шел проливной дождь, но собралось десятка два любопытных, которые желали узнать, что и с кем случилось.

– Его квартира здесь, на первом этаже, – сказал Дэву один из полицейских.

– Спасибо! – Дэв вошел в открытую дверь и увидел двух копов, которые оживленно беседовали. Вода струйками стекала с их плащей на матовый паркет пола. Из двери направо вышел высокий мужчина в штатском и бросил копам:

– Можете им заняться!

– Одну секунду! – Дэв Бэньон не знал этого человека, но он предположил, что это старший из девяносто восьмого отделения. – Мы из комиссии по уголовным делам.

– Вашим ребятам тут нечего делать. Я – Кэррайт, из девяносто восьмого.

Бэньон назвал себя.

– А, я слышал о вас, – Кэррайт улыбнулся, оглядывая Дэва сверху донизу.

– Как все произошло? – спросил Дэв.

– Посмотрите сами, – Кэррайт повел его в комнату, из которой только что вышел.

Мертвый лежал на боку перед письменным столом, который стоял у окна. Бэньон опустился на колени и осмотрел пулевое отверстие на правом виске. Заметил, что Дири и сейчас судорожно сжимает пистолет. Встал, внимательно оглядел комнату, отмечая про себя каждую мелочь. Стол стоит углом к окну, чтобы свет падал справа. Пишущая машинка со вставленным листком, папка, наполовину наполненная бумагами. В углу – удобное красивое кресло, рядом с ним – торшер. У противоположной стены книжный шкаф, две неплохие картины. Рядом с пишущей машинкой стоит хрустальная пепельница с десятком окурков. В общем, вполне приличная комната, иметь которую может себе позволить человек его достатка, если у него нет детей.

Дэв Бэньон подошел к окну. Оно было закрыто. Потом опять оглядел комнату.

– А где миссис Дири? – задал он вопрос.

– В другой комнате.

– Как она реагировала на это?

– Она рассказала, что после ужина он как обычно пошел в свой кабинет, а ее задержали кое-какие дела на кухне. Потом она вернулась в свою комнату и с полчаса слушала радио. Тут раздался выстрел. Когда она подбежала к мужу, тот уже был мертв.

– Он оставил какое-нибудь письмо? Так ведь поступают все самоубийцы.

– Нет. Ни слова.

Бэньон сдвинул шляпу на затылок и уселся за письменный стол Дири. Перелистал бумаги в папке. В основном это были счета и несколько чеков из кассы.

– Я говорил вам уже, вы напрасно утруждаетесь, – сказал Кэррайт.

– Да, пожалуй, вы правы, – согласился Бэньон. – У миссис Дири нет никаких предположений, почему он так поступил?

– Она рассказала, что в последнее время у Дири было неважно со здоровьем и он очень болезненно переживал свой недуг.

– Гм… Возможно, тут и кроется причина… – он проверил содержимое всех ящиков, сам толком не зная, что надеется найти. Скорее всего он поступал так по привычке. Среди прочих бумаг нашел два страховых полиса на имя миссис Мэри Эллен Дири, каждый на сумму в пять тысяч долларов; талоны двух чековых книжек, заполненных аккуратным, четким почерком; конверт с циркулярами, касавшимися размеров пенсии, оплаты отпуска и тому подобных вещей. Кроме того, там была папка с различными газетными вырезками, цветные карандаши и пачка писчей бумаги. И все. Бэньон задвинул ящики и подошел к книжным полкам. Большинство книг были из тех, что можно найти в каждом доме. Но на одной полке стояли книги о путешествиях и различные путеводители. Сразу можно было заметить, что именно эти книги Дири читал и перечитывал.

– Похоже, он много читал, – сказал Кэррайт.

– Да, – Бэньон все еще просматривал книги: иногда он подносил их ближе к свету, чтобы получше разобрать заметки на полях. Такие книги редко встретишь у полисмена. Книги у среднего копа вообще большая редкость. Бэньон поставил их на место.

– Вы будете говорить с его женой? – спросил Кэррайт.

– Я бы этого очень хотел. Как она реагирует на смерть Дири?

– Просто на удивление! Великолепная женщина – никаких сцен, – он указал в сторону двери налево. – Сейчас она там. Она очень подавлена.

– Пожалуй, я пойду к ней, – сказал Бэньон и постучал.

– Войдите, – негромко послышалось оттуда.

Он отворил дверь и оказался в небольшой, очень опрятной комнате, обставленной иначе, чем комната Тома, но так же удобно. Освещалась она двумя торшерами. Миссис Дири сидела на софе, положив руки на колени. Она повернула голову к вошедшему и чуть заметно улыбнулась.

– Пожалуйста, проходите. Не извиняйтесь, я знаю, что это ваша работа, иначе вы не можете.

– Благодарю вас, – Бэньон опустился на самый большой стул. – Я недолго вас задержу, миссис Дири. Моя фамилия Бэньон. Дэв Бэньон. Вашего мужа я знал по службе.

Миссис Дири внимательно слушала, склонив голову набок. Казалось, она не желала упустить ни слова из сказанного Бэньоном.

– Я знаю, Тома очень любили, – прошептала она.

– Не расскажете ли вы мне, что здесь произошло сегодня вечером?

– Разумеется. Том вернулся со своего участка около шести, как и всегда. Мы поужинали, и он пошел в кабинет. Я убрала со стола и занялась стряпней на завтра. Потом вернулась в комнату и включила радио.

В то время, как ее тихий приятный голос наполнял комнату, Бэньон попытался составить себе мнение о ней и об этом опрятном маленьком мире, в котором жил и умер Томас Фрэнсис Дири. Если она будет на твоей стороне, у тебя очень важный свидетель, сказал он себе. Миссис Дири – умная и достаточно сильная женщина, чтобы держать себя в руках. Хрупкая, изящная, она, видимо, очень за собой следила. У нее были пепельные волосы, чистая, гладкая кожа и красивые глубокие глаза. В ее обручальном кольце сверкал маленький бриллиант. Все в ней и все, что ее окружало, дышало необыкновенной опрятностью и порядком. Черные туфли блестели, как зеркало, на чулках не было ни складочки, лак на ногтях и краска на ресницах лежали так, будто она занималась этим последние пятнадцать минут, и притом весьма тщательно. «А вдруг так оно и было?» – с внезапным раздражением подумал Бэньон.

– Я услышала выстрел и на какое-то мгновение – на одну-две секунды – совершенно оцепенела. Я была настолько поражена, что не могла и двинуться с места, – миссис Дири провела кончиком языка по пересохшим губам и посмотрела на свои тонкие белые руки. – Я позвала его, но он не откликнулся. Когда я вошла в комнату, он лежал на полу. Мертвый. Тогда я позвонила в полицию…

– Для вас это страшное несчастье… Скажите, вы не замечали в Томе за последнее время каких-нибудь изменений, озабоченности? Не был ли он чем-нибудь особенно огорчен?

– Нет, этого я сказать не могу. Я уже говорила вашему коллеге, что Дири был озабочен своим здоровьем. Ничего другого я не замечала. Тяжелых проблем ему решать не приходилось. Денег нам хватало: пусть их было немного, но у нас с Томом запросы невелики. За последнее время мы даже сумели сделать некоторые сбережения. Только три-четыре месяца назад он начал жаловаться на боли в левом боку.

– Он не был у врача?

– Не могу вам сказать.

– Том читал каждый вечер?

– Не каждый вечер, но часто и с удовольствием.

– Я вижу, ему особенно нравились описания путешествий.

Миссис Дири улыбнулась, это была улыбка молоденькой девушки.

– Не знаю, мистер Бэньон, не знаю. Я-то вообще ничего не читаю. Муж был мозгом нашей семьи.

– Спасибо, миссис Дири, – он поднялся. – Если вам понадобится наша помощь, дайте знать.

– Очень вам признательна. Я буду чувствовать себя не так одиноко, зная, что у Тома есть друзья.

Бэньон попрощался и оставил ее все в той же позе: на софе со сложенными на коленях белыми красивыми руками. В соседней комнате он столкнулся с Кармоди.

– Все сделано, мы пошли! – попрощался он с Кэррайтом и направился к машине.

– Не наш случай, – Кармоди откинулся на спинку сиденья.

– Нет. Он застрелился, сомнений быть не может, – объяснил Бэньон.

В офисе он отпечатал на машинке отчет и положил его в папку, чтобы передать начальству. Инспектор наверняка получит еще и официально подтверждение Кэррайта, что дело не имеет уголовного характера.

В комнату вошел репортер вечерней газеты Джерри Фарнхэм и уселся на краю стола. Он был частым гостем в комиссии по уголовным делам.

– Дашь мне материал о Дири, Дэв? – спросил он, закуривая сигарету. – Все в порядке?

Бэньон кивнул.

– Его жена говорит, будто в последнее время он был сильно озабочен своим здоровьем.

– Плохо, плохо. Жаль! Что же у него было – сердце, рак?

– Может быть, сердце. – Дэв постучал по папке с донесением. – Если хочешь почитать, пожалуйста. – Фарнхэм только покачал головой.

– Наш репортер по происшествиям уже все выудил из Кэррайта. Собственно говоря, это не моя работа, но шеф просил меня разузнать. Парень еще молод, его только что взяли к нам из репортерской школы в Алабаме. Я должен простелить, чтобы он ничего не упускал из виду. Имени или адреса, например.

Детектив улыбнулся: его удивила заинтересованность Фарнхэма.

– Я думаю, Джерри, все будет в порядке.

– Наверняка даже. Он не оставил никакого письма?

– Нет. Ни строчки.

Фарнхэм позвонил в свою редакцию и ушел. Дэв еще раз просмотрел бумаги, скопившиеся за последнее время, и вскоре направился в камеру, где находился негр. Видно было, что парень перепуган насмерть, но рассказ его звучал вполне правдоподобно. Кажется, Бурке и впрямь допустил ошибку. Бэньон сказал ему это, зайдя к нему в комнату, где Нейл и Кейс до хрипоты спорили о предстоящих выборах. Кармоди спал в кресле, сплетя руки на животе.

Когда пришел сменщик Дэва, сержант Джонсон, Бэньон сказал ему, что сейчас все тихо, натянул плащ и пошел к своей машине.

Прошел день, похожий на тысячи дней за прошедшие годы. Его охватила усталость, приятная усталость, и, когда он, сворачивая с улицы Шайлкилл на Джерментоун, включил радио, часы пробили двенадцать. Полночь! Да, хорошо было сейчас ехать по ночной дороге домой, где его ждали уют, ужин и Кэт.

Глава 2

Дэв Бэньон сидел на кухне со стаканом виски с содовой и наблюдал, как Кэт, его жена, разогревает ужин. Он улыбнулся, когда она положила на горячую, залитую жиром сковородку большой кусок мяса.

– Как тебе удается покупать на мою зарплату такое мясо, для меня всегда будет загадкой, – сказал он. – На службе мне не верят. Одно из двух, говорят они: либо у твоей жены есть собственный капитал, либо у нее побочные доходы.

Она села за стол напротив и, указав на стакан, проговорила:

– Приятного аппетита! В этом месяце это все равно в последний раз. А когда Бриджит в будущем году пойдет в школу, можешь с таким мясом распрощаться до тех пор, пока она не кончит колледж. Разве что тебя сильно повысят.

– Не очень-то на это похоже! Как она сегодня ложилась спать?

– Как всегда, целая морока. – Кэт поднялась, чтобы перевернуть мясо. Она была очень высокая, рыжеволосая, с глубокими темно-синими глазами. Она не была красавицей, но все сходилось на том, что Кэт очень привлекательна.

– Конечно, – продолжала она рассказывать, – ей три раза понадобилось в туалет, потом я должна была рассказать ей сказку, потом ей захотелось воды; больше ей в голову ничего не пришло, и она уснула. Ты ведь знаешь: днем она ангел, но только приходит время ложиться спать, тут ей сам черт не брат.

Бэньон любовался счастливым лицом жены.

– Знаешь, Кэт, в книге написано, что нужно быть непреклонным и не терять терпения. Ты так уже пробовала?

– В книге! Книга твоя очень мудрая, только все это теория. Может, автор и большой специалист по воспитанию детей, но нашей-то Бриджит он не знает!

После ужина Дэв сидел в комнате и перелистывал газету. Он был в удивительном состоянии, словно радость его была незаслуженна. Дело было не в ужине, не в виски и не в уютной комнате – он огляделся. На радио сидела кукла Бриджит, ее игрушки и книжки разбросаны по всей комнате. Кэт забилась в угол дивана, который срочно нуждался в новой обивке. Свет торшера мягко освещал ее золотистые волосы и длинные стройные ноги.

Он опять уткнулся в газету; на третьей странице было помещено сообщение о самоубийстве Тома Дири и тут же его фотография. Он читал заметку и вспоминал человека, лежащего на полу посреди чистой, красиво убранной комнаты; вспоминал его жену и ее необъяснимую невозмутимость при известии о столь неожиданной кончине мужа. Отложил газету в сторону, закурил сигарету. Дири читал книги о путешествиях, делал заметки на полях – как странно!

Бэньон бросил взгляд на свой книжный шкаф. Вот стоят они, его книги, знакомые ему, как любой из карманов. Он предпочитает философов. Разве мир идей беднее описания чужих стран или незнакомых нравов?

И почему только так получается, что один читает книги о путешествиях, а другой – о философии? Где же разница, между исследованиями духовными и исследованиями текущего дня? Может быть, читателю все равно, что читать – то ли мелочи дня, то ли чудеса мирозданья? Нет, все-таки не совсем, а что бы сказал Дири? И не только поэтому! Сколько вопросов возникло вместе с добровольной смертью одного из друзей…

Кэт, которая заметила, как он щурится на книжный шкаф, спросила:

– Ты сегодня еще будешь читать?

– Пожалуй, нет. Может быть, минут двадцать.

– Ну и что это будет? Спиноза или… ну, как там называют этого великого немца?

– О ком ты говоришь, о Канте?

– Да, мне кажется, о Канте, – прошептала Кэт. – Как это мило, что я говорю с тобой, не зная, слушаешь ты меня или нет.

– Что?.. Ну, да… Конечно… – он поглядел на нее с улыбкой. – Слушай, Кэт, ты притворяешься… Ты запомнила его фамилию… Что же ждет меня впереди?

Она сделала гримасу:

– Фамилии я выучиваю, когда прохожусь по ковру с пылесосом. Это не из-за тебя…

– А я убежден, что, как только я выхожу за двери, ты бросаешься к книжкам, – он снова заслонился газетой и подумал о том, что жена Тома Дири не знала даже, что читал ее муж, чем интересовался. Но в этом не было намека на их отношения с Кэт.

– Дэв, – спросила она, – тебе мало философии, которую ты получил в колледже?

– Тогда мне казалось, – вздохнул он, – что ее даже чересчур, мне тогда больше нравился футбол. А теперь…

Зазвонил телефон.

– Сейчас, в это время? – возмутилась Кэт.

– Мало ли что, – устало проговорил Дэв.

– Ну, побыстрее, а то Бриджит проснется, если звонок не умолкнет.

Бэньон прошел мимо детской и снял трубку:

– Алло!

– Мистер Бэньон? Вы сержант уголовной комиссии Бэньон? У телефона вы, Бэньон? – тихо, но настойчиво говорил женский голос.

– Да. В чем дело?

– Простите, в такую пору мне не стоило вас беспокоить, – продолжала она. – Но дело не терпит отлагательств.

– А что так спешно?

– Меня зовут Люси. Люси Карровэй. Я была его подругой. Ну, Тома Дири. Потому-то я вам и позвонила, мистер Бэньон, – голос ее, резкий и пронизывающий, был заглушен треском побочных линий и посторонним шумом. – Я только что прочла, что он застрелился, а потом я прочла вашу фамилию. Ваш номер я нашла в телефонном справочнике. Я знаю, мистер Бэньон, сейчас очень поздно. И все-таки, мистер Бэньон, мне нужно с вами поговорить!

– О чем?

– О Томе, конечно!.. Вы должны понять… То есть… его смерть…

Дэв Бэньон в сотый раз проклял свое служебное рвение. Ему вовсе не хотелось идти в эту промозглую мглу, но он знал, что так надо.

– О'кей, – сказал он, – где я вас увижу?

– В баре «Трех ангелов». Это на углу Двадцатой и Тридцать седьмой стрит…

– Да, я знаю этот бар, – он посмотрел на часы. Было двадцать минут второго. – Хорошо, я буду у вас еще до двух.

– Большое вам спасибо, мистер Бэньон!

Он положил трубку на аппарат и вернулся в комнату. Кэт, взглянув на него, сразу отгадала смысл происшедшего разговора. Дэв пожал плечами.

– Какая-то мистическая особа хочет поговорить со мной о деле, возникшем сегодня вечером, – сказал он, делая вид, будто не находит в этом ничего особенного. – Скорее всего, ничего особенного она не расскажет, но пойти все-таки надо, – он улыбнулся и погладил ее по щеке. – Собачья жизнь, правда, детка?

– О, ничего, я уже привыкла, – Кэт поднялась и одернула платье. – Можно даже найти себе такую забаву: отгадывать, придет домой муж к ужину или нет? Вызовут его потом или нет? Проведет он вечер дома или нет? – она обняла его за шею и прижалась к нему. – Не беспокойся из-за меня, Дэв!

Уже сидя в машине и направляясь у центру города, он все еще улыбался, вспоминая ласковое лицо Кэт…

Бар «Трех ангелов» представлял собой вполне приличный ночной клуб, расположенный между зданиями варьете и магазина спиртного. Он находился на Тридцать седьмой стрит, несколько заброшенной и малолюдной улице, сжатой набережной Делавера и Шайлкиллом. Здесь, несмотря на все усилия хозяев магазинчиков и домовладельцев, чувствовались какое-то запустение и тоска.

Дэв Бэньон поставил машину прямо под неоновой рекламой и вошел в бар. Его длинное и узкое помещение, в одном из углов которого на эстраде играло трио, было переполнено сегодня солдатами, матросами и пестро разодетыми молодыми людьми.

– Мне нужно видеть девушку по имени Люси, которая у вас служит. Нельзя ли ее попросить?..

– Что вам от нее нужно? – ответил бармен, узколобый пожилой мужчина с заплывшими глазами.

– Я ведь тебе уже сказал, сынок, – улыбнулся Дэв, не любивший ни такого тона, ни взглядов, подобных тому, которым его одарил бармен. – А если хочешь успокоиться, вот: полиция. Люси здесь?

– А, вот оно что! Она сидит недалеко от стойки, на третьем кресле слева.

Девушка на третьем кресле оказалась очень нежной и стройной. На ней было черное вечернее платье, она носила короткую прическу, и ее красивое лицо с добрыми глазами, несмотря на видимую усталость, выглядело довольно весело. Нечто необычайно привлекательное было во всем ее облике, совершенно неожиданно для девушки, зарабатывающей себе на хлеб в этом районе. Лицо ее осветила улыбка, когда к столу подошел Дэв Бэньон, и это была не просто стереотипная улыбка, потому что лицо девушки сразу преобразилось, усталости на нем как не бывало.

– Вы, наверное, мистер Бэньон? – сказала она.

– Правильно, Люси.

– Мне очень жаль, что я позвонила вам среди ночи, – она встала и отодвинула кресло. – Не пересесть ли нам в одну из ниш? Когда они, – Люси кивнула на музыкантов, – начинают играть, здесь не услышишь ни слова.

– С удовольствием.

Они перешли в нишу и сели за небольшой столик. Дэв попросил два коктейля, но Люси отрицательно покачала головой.

– Только когда я работаю.

– Ты что здесь – барменша?

– Ну, это еще очень вежливо сказано, – откровенно ответила она. – А вот от сигареты, если у вас есть, я бы не отказалась.

– Конечно, кури, – он протянул ей портсигар. – Так о чем ты хотела со мной говорить? – осторожно начал он.

– Я уже сказала вам – речь пойдет о Томе, – она положила на стол вырезку из газеты, которую держала в руке.

Это было сообщение о самоубийстве Тома Дири из ночного выпуска «Экспрэсса».

– М-да, так что же? – спросил Дэв.

– То, что здесь написано, неправда, – ее слова прозвучали как вызов, и все-таки Бэньон не мог отделаться от впечатления, что в голосе девушки сквозит неуверенность.

Дэв испытующе взглянул на Люси. Сейчас она почему-то вызвала в нем полнейшее доверие, и то, что она говорила, следовало принять всерьез.

– Да? – он вопросительно поднял брови. – Тогда что же его беспокоило?

– Ничто. Он никогда в жизни не был так счастлив, как в последнее время.

– Он это говорил тебе?

– Да.

– Когда?

– На прошлой неделе. Точнее – пять дней назад.

– Так, так, – он затянулся и принялся размышлять над тем, что сказала девушка. Эта новость была поразительной, и она показывала Тома Дири, а тем более его жену в совсем новом освещении.

– Не скажешь ли ты мне, как ты познакомилась с Томом Дири?

Она опустила глаза, долго разглядывала свои руки.

– Хорошо, – она вздохнула. – Я знаю Тома уже давно. У него есть небольшая летняя дача в Атлантик-Сити, а я пела там в одном из ночных клубов. Не смейтесь, я начинала как певица, пока мой импресарио вдруг не заявил, что голос у меня маленький и что… по-другому я смогу заработать больше. Но это не имеет отношения к делу. Так вот, однажды вечером Том зашел в клуб, чтобы выпить свой коктейль, а потом задержался на минутку. Один мой знакомый представил меня Тому, и мы сразу друг другу понравились. Он был очень милый, у него нежная душа… Не знаю, поймете ли вы меня правильно. Он всегда повторял, что мир устроен ужасно, раз в нем могут процветать разные сволочи. Иногда он приезжал в Атлантик-Сити вместе с женой, но чаще всего один, ей больше нравились другие места. Он говорил мне, что она в Майами или на другом фешенебельном курорте. И в такие дни, когда он был один, после представления я шла к нему. По утрам мы плавали, а после завтрака загорали на пляже.

– Все это выглядит очень мило, – заметил Бэньон, стараясь придать своим словам оттенок безразличия. И все-таки в них звучал легкий сарказм.

Люси Карровэй покачала головой.

– Нет, вы меня совершенно не поняли, – девушку явно угнетало отношение Дэва к ее рассказу. – Но я на вас не обижаюсь. Боже мой, я совершенно не знаю, как вам это объяснить! Вы не думайте, что Том какой-нибудь кот, который сразу липнет к женщинам, как только жены нет рядом! Он не был таким, слышите, не был! Неужели вы не дадите мне рассказать все по порядку? Может быть, вы тогда лучше поймете Тома, ведь речь идет о нем… Он страшно переживал, что вынужден обманывать жену, а я – я особенно не переживала. Я радовалась, когда он приезжал без нее, я была просто счастлива. Но он-то был женат, и Том никогда об этом не забывал. То, что было между нами, он считал чем-то ужасным.

– Он любил свою жену?

– Нет, но он чувствовал свою ответственность за нее – вот в чем загвоздка! И поэтому… – она запнулась, а потом быстро закончила, – я даже думаю, что поэтому-то он нравился мне еще больше. Он чувствовал себя ответственным за все: за несправедливость мира, за меня, за свою жену, за каждое преступление, которое он расследовал. Том не мог относиться к чему-нибудь легкомысленно, оставляя все заботы господу Богу. Во всяком случае, я знаю, что его жена ни за что не соглашалась разойтись с ним и делала все, чтобы его удержать. Она даже пошла на то, что порядочная женщина никогда не сделает: она сказала ему, будто ждет ребенка, хотя до этого времени отказывалась даже и говорить о чем-либо подобном. И вот она сказала ему, но это была ложь. Она вывернулась и тогда: дескать, случился выкидыш.

– И тогда ты порвала с ним?

Люси кивнула.

– Я ведь знала, что мой вагон идет по другой колее. О, я любила Тома, даже очень любила; поймите меня правильно. Но я не могла быть с ним вместе, не причиняя ему страданий. Ведь развод не освободил бы его от ответственности ни за жену, ни за меня. А я не хотела причинять ему боль. Я ушла от него – вот и вся история.

– Хотя и не совсем, – сказал Бэньон и улыбнулся ей. – Но ближе к делу. Почему ты думаешь, что здоровье вовсе не беспокоило Тома?

Люси посмотрела ему прямо в глаза:

– Несколько дней назад я говорила с ним, мы вместе ужинали. Это была наша первая встреча с лета прошлого года. Мы чуть не столкнулись с ним на Маркет-стрит, было пять часов вечера. Том сказал, что жена уехала к сестре в Гаррисбург, и сразу пригласил меня зайти куда-нибудь пропустить стаканчик, – тут она улыбнулась. – Но из «стаканчика» получился настоящий ужин. Он был в чудесном настроении, таким я его никогда не видела. Он сказал мне, что никогда еще не чувствовал себя таким счастливым.