Текст книги "Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 2"

Вспыхнуло всё, что ещё не горело и что могло гореть. Чёрный Город в мгновение ока обратился в сплошное море пламени. Зарево поднялось до самых звёзд, в единый миг стало светло как днем. В огненном аду, сгорая, метались люди и твари, в единый миг позабыв о вражде. Нечисть тоже хотела жить – но вырвавшиеся на поверхность пламенные стрелы искали и находили её повсюду, от них невозможно было укрыться, от них нельзя было бежать, с ними нельзя было сражаться.

Оставалось только умирать.

Пламя разделило сражающихся, отрезав магов от их добычи, горожан и легионеров – от волшебников; огонь прорвался наружу прежде всего там, где тагаты Хеона продолжали биться с напирающими тварями, и потом уже всюду, где начали рушиться, не выдерживая напора пламени, древние каменные своды; разверзающиеся провалы поглощали целые кварталы.

Рухнули даже три башни Семицветья – из числа ещё не занятых Серыми.

Ланцетник сумел отомстить за себя.

* * *

Огненный вал не застал когорту Аврамия врасплох. Легат успел почувствовать чудовищный выплеск магической силы, уловил «запах» рванувшейся в наступление стихии огня – и скомандовал пожарную тревогу. Ничего лучшего в тот миг он сделать просто не мог.

Легионеры попятились. Впереди них во множестве мест из-под земли рванулось пламя, выворачивая каменные плиты, разнося стены, обрушивая дома; устремившаяся было в наступление орда Нечисти горела, твари в предсмертных судорогах носились кругами или катались по земле в тщетных попытках сбить пламя; с них огонь устремился вверх по стенам и кровлям, заскакал по чердакам, и то тут, то там стали слышаться дикие вопли угодивших в огненную ловушку магов-бойцов. Далеко не все из них могли открыть проход в порождённом чарами Радуги пламени.

Легат приказал трубить отход. Нечего было и пытаться наступать сквозь этот разверзшийся ад.

Легионеры помогали бежать и немногим горожанам, всё ещё остававшимся здесь. Несчастные выскакивали из домов, едва успев схватить в охапку детей да кое-какие вещи, а иным не удавалось и того.

За спинами отходящей когорты пламя пело победную песнь.

* * *

Белый Город пострадал существенно меньше. Маги выпустили Нечисть на свободу именно в Чёрном Городе, и потому в Белом к уже имевшимся добавилось лишь пяток пожаров.

Император ждал, пока легаты и центурионы приведут в порядок когорты. Победа была полная – они взяли все три подворья, и тела по-быстрому казнённых магов валялись на камнях, в лужах крови. Не пощадили никого – Император знал, что заразу надо выжигать калёным железом.

Если, конечно, не воспользоваться магией.

Две когорты потеряли в общей сложности около пяти десятков легионеров. Ничтожная потеря для такого боя, когда враг может испепелить тебя за версту, а ты должен обязательно добежать на расстояние удара мечом.

Император ждал. Раскалившийся до почти невыносимого перстень с чёрным камнем на его руке медленно остывал. Однако Император не смотрел на камень, где медленно угасала, закрываясь, пара чьих-то алых глаз; его взоры оставались прикованы к белой латной перчатке.

…Когда уже поднятая на копья волшебница, дико вскрикнув, метнула в него ветвящийся пучок молний, он неосознанно успел лишь вскинуть левую руку. И способное навылет прошивать скалы заклятье разбилось, словно волна о камень, о спокойное белое мерцание странного подарка. Вся сила удара ушла в землю, оставив в ней дымящуюся воронку глубиной в полтора человеческих роста.

Миг спустя волшебница умерла на копьях, но перед глазами Императора до сих пор стояло её молодое лицо, искажённое уже не от боли и предсмертного ужаса, а от неописуемого удивления.

Последний взгляд умирающей был устремлён на белую латную перчатку.

«…Куда как непрост был этот дар, и кто знает, к чему стремится, к чему может быть приложена скрытая в нем сила?

Но сейчас всё это неважно. Маги нанесли-таки удар по Чёрному Городу, – с глухой яростью думал Император, глядя на бушующее зарево. – Не многие ж там уцелеют… Аврамий… Хеон… все остальные… просто жители, исправные налогоплательщики, верившие в своего Императора – который сам же и навлек на их голову эту беду».

Двигать когорты в огонь Император не мог. Не знал он и заклятий, способных утишить пламя. Оставалось только одно – держать оборону, не давая огню прорваться в Белый Город.

Правда, едва ли маги позволят ему это.

Император никогда не верил ни в удачу, ни в судьбу. Стечение обстоятельств – оправдание труса или слабого сердцем, не способного идти до конца. Сегодня ему не удалось одержать верх – значит, он будет сражаться дальше.

«Вы слишком мягкосердечны, принц, – кажется, так говорила когда-то нестареющая Сежес? Что ж, ты хорошо воспитала меня, ведьма. Пожинай теперь сама эти плоды».

Легаты спешили с докладами. Всё в порядке, подворья обысканы, всё сколько-нибудь ценное собрано, когорты готовы двигаться дальше. Убитые оставлены на попечение мортусов.

Император резко кивнул. В Белом Городе ещё целых четыре подворья магов, и едва ли они…

Он не закончил мысль. Подбежал запыхавшийся дозорный, едва успел вытянуться и стукнуть кулаком о кирасу, отдавая честь, и выпалил единым духом:

– Маги! Идут… От подворий… Много. Там, там и там, – он показал рукой. – Кирила убили… А я мага из арбалета прострелил – и дворами, дворами!..

«Он не врёт», – подумал Император.

– Как тебя зовут? – спросил он, вглядываясь в лицо солдата.

– Фока я, мой Император.

– Я запомню тебя, Фока. Твоя награда ждёт тебя, а пока возьми вот это. – Император снял с пояса одно из украшавших его золотых колец. – Когда всё кончится, сможешь славно погулять. – И он дружески хлопнул воина по плечу.

– Никак нет, мой Император! – отчеканил легионер, вытягиваясь ещё больше. – Я никогда не продам…

– Ладно, ступай, – махнул рукой Император. Бурные выражения верноподданнических чувств он недолюбливал. – Посмотрим, всегда ли ты так же хорош, как показал себя сейчас.

Совершенно одуревший от счастья, легионер по-уставному повернулся кругом и побежал прочь, придерживая висящий за спиной арбалет.

«Маги не стали ждать, пока их окружат. Что-то заставило их выйти из-под защиты стен и искать боевой удачи на улицах Белого Города. Почему? Отчего? Оттого, что три подворья пали одно за другим и никакая магия не смогла остановить порыв легионеров?»

Император вновь, в который уже раз, пристально взглянул на белую латную перчатку. «Неужели это ты помогаешь мне, неведомый дар? И опять же – почему и отчего? Какая и кому в этом выгода, кроме меня? У Радуги есть ещё один враг? Тогда это хорошо, потому что, как известно, враг моего врага – мой друг».

– Мой Император, они уже близко. – Сулла деликатно кашлянул, выводя своего повелителя из задумчивости.

– Разворачивай стрелков, второй легат. Если ты сумеешь удержать их до моего сигнала, обратно вернёшься уже полным легатом.

Сулла криво ухмыльнулся.

– Понял, мой Император. Пусть повелитель не сомневается – Сулла вернётся назад до сигнала только мёртвым.

Зазвучали слова команд. Манипулы развернулись фронтом навстречу магам, арбалетчики заняли верхние этажи, крыши и чердаки; к легионерам присоединилось и немало простых обитателей Белого Города – вид пылающих кварталов Чёрного Города мог обратить против Радуги кого угодно.

Однако здесь собирался народ не чета бедноте из-за стены. Бывалые центурионы, поседевшие в походах, урядники городской стражи, выслужившиеся легионеры – они пользовались привилегией увольняться со службы вместе с оружием и сейчас, как встарь, собирались к легионным значкам, с особым шиком салютуя легатам.

Их было уже больше двух сотен, и они продолжали прибывать.

Император сжал левый кулак. «Ну, таинственный дар, неважно, откуда ты явился, из света или из тьмы, оружие ли ты хаоса или порядка – готов ли ты к бою?»

И насмешливый, одному Императору слышимый голос ответил – четко и внятно: «Сейчас и всегда, человече!»

Глава четвертая

Из башни били прицельно – кто-то из волшебников развлекался пусканием огненных стрел по живой мишени. Уйти Фессу не давали – стоило ему приблизиться к столь желанному устью улицы, как дорога перед ним взрывалась клубами огня. Конечно, держи Фесса на прицеле только один волшебник, воин Лиги ушёл бы легко; он вырвался бы, окажись стрелков двое, трое или даже четверо; но в башне, судя по всему, засело самое меньшее две дюжины опытных и бывалых магов. Они не совершали ошибок и не покупались на нехитрые финты. Они развлекались игрой с человеком – массовое истребление им уже прискучило, хотелось чего-то нового, и упрямо цеплявшийся за жизнь Фесс подходил для этого как нельзя лучше. Он прыгал через мёртвые тела, то падал, то вскакивал, перекатываясь через плечо, уходя от настигавших его молний отчаянными длинными прыжками, когда тело вытягивалось параллельно земле точно в полёте. Он кружил вокруг башни, стараясь беречь силы и дыхание – в надежде на чудо.

…И когда все до единого провалы на площади дохнули огнём, куда более жгучим и яростным, чем устремлённые в него, Фесса, молнии, он понял – вот его шанс.

…Он обернулся в последний миг – да так и замер, поражённый до самой глубины души. Башня, несокрушимая башня волшебников Радуги, медленно оседала, проваливаясь вглубь, словно сама земля разъялась под её фундаментом. По стенам бежали трещины; часть с грохотом обвалилась, открывая внутренности – перекрытия, лестницы, балки; из накренившегося, словно корабль в бурю, здания начали выскакивать фигурки людей. Из-под подошвы башни взлетали вверх огненные струйки, словно строение тонуло в полыхающей жидкости.

Фесс хищно усмехнулся. Одним движением вытер мокрую от пота рукоять глефы и, лавируя между фонтанами рвущегося из-под земли огня, ринулся к башне.

Пришла пора воздать должное за свои нелепые прыжки.

Он ощущал напор чужой силы, но неистовое, уже опалившее ему лицо пламя само, оказывается, разрушало атакующую мощь изощрённых боевых заклятий. Правда, напор огня быстро спадал, на площади отвратительно пахло палёным; маги вот-вот опомнятся и примутся за него всерьёз.

Наполовину обрушившаяся, башня тем не менее устояла. С одной стороны громоздились кучи битого камня, поднимаясь аж до третьего этажа, и по этим осыпям, балансируя, сейчас спускалась цепочка людей.

Фесс не стал метать ножи или заточенные звездочки. Нет, с этими он разберется иначе – «честным клинком, к лицу лицом!». За его спиной дальше и дальше в город уходила волна пламени, без остатка пожирая немудрёные деревянные домишки мельинской бедноты.

«И после этого вы ещё хотите жить, маги? Сперва выпустили орду Нечисти, а когда это скорее всего не помогло, решили просто сжечь весь город со всеми обитателями!»

– А-а-аргх-х-х!.. – только и вырвалось из груди пожилого волшебника, помогавшего сойти с каменной груды совсем ещё молоденькой девчонке – тем не менее уже заслужившей право на одноцветный плащ.

Глефа вскрыла мага, точно нож хирурга или бальзамировщика, от горла до самого паха. Фесс увидел широко раскрытые глаза девчонки, плещущийся в них ужас… и хотел было сдержать руку, но опоздал. Глефа сама, словно живая, на обратном ходу ткнула девушке под ребро своим вторым лезвием.

Жалящая пламенная стрела задела плечо Фесса, он зарычал от боли, нырнул, уходя от второго удара, – и длинное ледяное копьё взорвалось облаком радужных искр, впустую разбившись о камень.

Третьего мага он просто скинул в ещё не угасший провал – тот вцепился в рукоять глефы, пальцы свело судорогой, пришлось помочь ему разжать их при помощи ножа.

Четвёртого – разрубил напополам. Пятого – вернее, пятую – сбил на камни обухом клинка и каблуком раздавил горло.

Фесс поднимался по каменной осыпи, окружённый шелестящим облаком крутящейся стали. Шестой маг набросил на него было душащую невидимую сеть, и Фесс едва-едва успел метнуть с ладони остроконечную звёздочку, оборвав действие чар.

У него прибавлялось ран, он не обращал на них внимания. Камни за его спиной были все покрыты кровью; мёртвые тела лежали, раскинув руки, лицами вверх или же, напротив, ничком, словно в последнем тщетном усилии спрятаться от неотвратимого ужаса.

…Когда он добрался до ровного пола башни, за ним осталось четырнадцать трупов – из них половина женщин.

В ближнем бою маги уступали воинам Лиги – чтобы точно нацелить заклятие, нужно время. Командор Арбель имел его в достатке, окажись сейчас здесь он или маг его уровня, Фессу было б несдобровать.

…Что-то рвануло левый бок, обвилось вокруг груди; воин увидел прямо перед глазами распахнутую змеиную пасть. Заклятье было брошено мастерски, всё, что Фесс успел сделать, – это хлопнуть себя по левому рукаву; скрытый самострел – стальная трубка с пружиной внутри – плюнул железным оперённым шипом прямо в нёбо твари. Ногой Фесс опрокинул невысокую тощую фигуру… и уже поднимая окровавленную глефу, понял, что на сей раз убил мальчишку – не старше двенадцати лет.

И на этом всё как-то сразу кончилось. Уцелевшие маги бежали; куда – Фесс не успел заметить. Воспалённый разум не замечал пока ран и не чувствовал боли, но по левому боку текло что-то тёплое и липкое.

Пошатываясь, Фесс спустился с развалин. Вокруг полыхали пожары; страшная ночь не кончалась. Что вообще происходит в Мельине, где Император, жив ли он? Жив ли Патриарх – Фесс связан присягой, он не может уйти просто так, бросив Лигу.

Но сейчас надо было просто выбираться отсюда.

Закрываясь плащом от нестерпимого жара на пылающих улицах, Фесс упрямо пробирался к границе Белого Города. Живых на его пути уже не встречалось.

* * *

Агата сидела, откинувшись, в низком кресле, задрав ноги на табурет. Рядом с ней валялся распиленный рабский ошейник – наложенные на него чары оказались нипочем Хозяину Ливня. Пальцы Агаты медленно скользили по натёртой железом шее.

«И за это вы мне тоже заплатите, хумансы. Очень дорого заплатите. Вы, зловонная плесень на лоне матери-земли, вы, ошибка обленившихся богов, – бойтесь мести Сеамни Грозной!»

Кицум бы сказал, что это лучший номер, который ему когда-либо доводилось видеть на подмостках. Но, увы, старого клоуна тут не было, и Агата продолжала упиваться кровожадными помыслами. Другое дело, что все эти помыслы при ближайшем рассмотрении могли вызвать разве что смех своей напыщенностью и помпезностью.

Да, Кицуму нашлось бы над чем посмеяться.

Агату окружали голые иссиня-чёрные стены, такие же чёрные, как и весь замок Хозяина Ливня. С высоты исполинской горы было видно далеко окрест. Восточные хребты вздымались неистовым танцем застывшего камня, частоколом острых вершин, лишь слегка прикрытых сверху снежными шапками. Внизу на десятки миль тянулся непроходимый лабиринт ущелий и долин, безжизненных, безводных, где не росло ни одного дерева, а на востоке простирался великий океан. Агата никогда не могла даже предположить, что морской простор может оказаться настолько беспредельным. Далеко-далеко, так далеко, что глаз бессилен был различить грань меж небом и морем, лежал волшебный горизонт; каждое утро из-за него торжественно выплывал алый шар солнца, окрашивая словно специально собиравшиеся здесь легкие облака во все оттенки праздничного розового цвета.

Агата провела весь вчерашний день одна-одинёшенька, стоя или сидя у окна и глядя на волнующуюся морскую гладь. Далеко внизу пролегла тонкая белая нить прибоя – словно искусная мастерица аккуратными мелкими стежками намертво пришила друг к другу неразлучные море и землю.

Девушка народа Дану по имени Сеамни Оэктаканн слишком долго была лишена одиночества. Все годы проклятого рабства. И теперь наслаждалась каждым мгновением тишины.

Хозяин Ливня – своего настоящего имени он так и не назвал – не докучал ей и вообще не показывался на глаза. Невидимые глазу слуги доставляли яства и напитки – самые изысканные, какие только Агата могла себе представить. Полученную в башне Арка одежду Агата с омерзением спалила в камине при первой же возможности. И сейчас на ней было роскошное платье цвета молодой листвы, всё покрытое серебристыми росчерками. Чёрные волосы девушки украшала берилловая диадема – все драгоценности мира были доступны ей ныне, однако Сеамни выбрала то, что ей положено было б надеть, отправляясь на первый в её жизни бал. Ничего лишнего ей было не нужно.

«Позови меня, когда почувствуешь, что устала от тишины, – сказал ей Хозяин Ливня. – Я думаю, что двух или трех восходов тебе будет достаточно».

«Как бы не так. Нужно провести долгие годы в рабстве у гнусных хумансов, чтобы научиться ценить одиночество». А увидев только один-единственный восход, Агата поняла, что ей не хватит ни двух, ни даже десяти.

Сам замок, похоже, был нежилым – тишь, пустота, никакой обстановки или предметов роскоши. «Ты сделаешь всё сама», – говорил Хозяин Ливня. Но это потом, потом, после того как она отдо…

А что, если в это время имперские легионы уже подходят к Бросовым землям? – вдруг обожгла её страшная мысль. Агата замерла, не в силах пошевелиться. Она НЕ выполнила приказ магов Арка! Хозяин Ливня НЕ убит, и его меч НЕ принесён в башню Красного Ордена!

«Так что помешает магам теперь двинуть войска вперёд? Мама… отец… что будет с ними, что будет с остатками народа Дану, которые ты так хотела спасти, Сеамни Оэктаканн?»

Она почувствовала, как покрывается потом. Хотелось вскочить, куда-то немедленно бежать, что-то немедленно делать; как она могла забыть о ТАКОМ?!

Агата вихрем вылетела из комнаты, очутившись на неширокой галерее, что вела вокруг центральной винтовой лестницы. Где же искать Хозяина? Где он может быть?..

Сеамни неосознанно выбрала себе покои на самом верху, под крышей башни. И теперь бегом бросилась вниз.

Второй ярус. Пустые комнаты, голые стены, никого и ничего. Дальше, дальше!

Третий ярус. То же самое.

Ступеньки сами ложились ей под ноги. Она летела, не чуя под собой опоры. Ниже, ниже, ниже!

Пустые ярусы один за другим оставались за спиной. Агата с разбегу миновала самый нижний, где были выходившие во двор двери; лестница вела дальше, в подвалы; там девушка ещё ни разу не бывала.

Воздух изменился. Стал как будто бы гуще, спёртей, тяжелей; и Агате показалось – она чувствует кислый привкус Смертного Ливня. Со всех сторон надвинулась темнота; на стене девушка увидела факел, воткнутый в ржавое железное кольцо.

Откуда здесь факелы? Да и зачем они, если наверху замок отлично обходится без них – несмотря на то, что на пронзавшей башню сверху донизу винтовой лестнице окон не было совсем?

Изменились и сами стены. Они внезапно обрели вид донельзя древних, потрескавшихся, с пятнами мха, с сочащейся по швам водой (откуда она здесь, если замок стоит на высоченном горном пике?); ступеньки стали стёртыми, точно по ним ступали бессчётные тысячи ног.

Агата замешкалась. Куда она идёт? Ведь, наверное, достаточно просто позвать Хозяина – мысленно, без всяких слов?

Она попыталась. Ничего. И лишь снизу, из тёмной глубины, куда вела, свиваясь бесконечными кольцами, каменная лестница, донеслось нечто наподобие ударов молота о наковальню. Очень-очень глухих и далёких.

Агата продолжила спуск. Теперь она уже не бежала, она осторожно шла, касаясь стены рукой, – камни ступеней стали предательски неустойчивы.

Кислый запах всё усиливался и усиливался. Агата закашлялась – что же будет дальше? Она просто не сможет идти!

Однако она смогла. Из глаз беспрерывно текли слёзы, горло душил кашель – она спускалась. В воздухе сгустился туман, мглистое марево, в котором угрюмо и смутно маячили блёклые пятна факелов. Вскоре Агата уже с трудом могла различить собственную вытянутую руку. Что же будет дальше, как она станет искать Хозяина?

«Стыдись, – сказала она себе. – Ты прошла огонь и воду, ты ускользнула из-под Смертного Ливня, в твои, именно в твои руки отдан был Иммельсторн; так неужели ж ты отступишь сейчас, когда всё, что от тебя требуется, – это спуститься по тёмной лестнице и слегка покашлять?»

На какое-то время это помогло. Однако потом стало только хуже. Намного хуже. Снизу доносились какие-то замогильные стоны, кислая вонь сделалась почти нестерпимой, Агате пришлось оторвать полосу от подола собственного платья, смочить в попавшейся луже и прижать к лицу – это принесло некоторое облегчение.

Потом к стонам и кислому туману добавилась целая армия злых, что-то постоянно шепчущих голосов. Казалось, они хором проклинают её, Сеамни, предрекая ей невиданные горести и муки. На дне души ожил и зашевелился страх – хотя Агата и была уверена, что после всего пережитого ничто испугать её не в силах.

Оказалось, что очень даже в силах.

Девушка остановилась. Бешено колотилось сердце, каждый его толчок болезненно отдавался в межреберье, как будто там, в груди, бился в слепом ужасе о прутья костяной клетки насмерть перепуганный зверёк.

«Нет. Я должна идти дальше! И я пойду».

…Виток, виток, ещё виток – ноги устали спускаться, и Агата боялась даже думать, как же она станет выбираться из этих глубин. Туман, по счастью, больше не сгущался; однако пришлось несколько раз останавливаться и мочить тряпку в стекавших со свода струйках – без этого дышать было совершенно невозможно.

…А потом лестница кончилась. Перед Агатой в тумане смутно виднелось устье широкого тоннеля.

Пошатываясь, она двинулась туда. Удары молота и глухие стоны слышались теперь совсем близко.

…В зале туман чуть рассеялся, хотя дышать легче не стало. Исполинский зал тянулся во всех направлениях, насколько мог окинуть взор. Рыже-алые цепочки факелов уходили в бесконечность; в темноте смутно виднелись отблески огня на гладких, словно бы отполированных гранях, уходящих вверх, куда не мог дотянуться свет.

Агата вгляделась – впереди, шагах примерно в ста, из одной области мрака в другую тянулась цепочка странных созданий, частью смахивавших на зверей, частью – на людей. Двигались они странно, судорожными рывками, словно увечные или раненые. Да, впрочем, так оно и было – на теле каждого, неважно, зверином или человеческом, зияли страшные чёрные раны; Агате показалось, что кое-где даже обнажились кости.

Длинная живая цепь ползла и ползла унылой чередой; в этом монотонном движении было нечто завораживающее. Агата невольно подалась вперёд, пытаясь рассмотреть подробности.

– Выпью, выпью, выпью… – вдруг раздалось глухое бормотание – где-то там, далеко впереди. Послушное эхо исправно донесло до Агаты смягчённые и ослабленные отзвуки.

Она замерла. Неужели Хозяин Ливня?..

Сеамни попыталась повернуть назад – однако ноги не слушались. Они сами несли девушку вперёд, всё ближе и ближе к жуткой шеренге. Теперь уже стало видно, кто шагает в ней – упырь с напрочь сожжённым боком, кости черепа обнажены, одного глаза нет, вместо него – чёрная пустая дыра, крылатый вислюг, чешуя на боках и спине вся изъедена, словно его окунули в кислоту…

Кислоту? Ну конечно же, кислоту!

Агата замерла, поражённая своей догадкой. Тянувшаяся перед ней цепь была цепью жертв Смертного Ливня. Все, кого застигла и скосила широкая коса смерти и кто не попался на глаза Хозяину, шли теперь его мрачной подземной темницей, не то сами во плоти перенесённые в его замок, не то отражения их несчастных душ.

И цепочка эта шла навстречу самому Хозяину Ливня.

Обмерев, Агата шагала вдоль неё. Люди, чудища, Нелюдь – всё живое и хоть в малой степени разумное, застигнутое врасплох или под плохим укрытием, шагало теперь здесь, без малейшей искры разума в угасших глазах – конечно, у кого ещё оставались глаза.

Стараясь не смотреть на несчастных, Агата вновь почти бежала вдоль их казавшегося бесконечным ряда. По обе стороны возвышались какие-то постаменты из гладкого чёрного камня, не простые постаменты – девушка чувствовала устремленные на неё алчные взоры, слышала шёпот бесчисленных губ «выпью, выпью, выпью тебя!..»

Цепочка завернула за очередной такой постамент. В глаза плеснуло мелькание низких языков необычайно темного, почти что чёрного пламени. А на высоком каменном монолите, окружённом танцующими огнями, стоял Хозяин Ливня; у подножия горел костёр, сложенный из нагих костяков.

Агата едва не лишилась чувств от ужаса.

Вот закованная в ржавые латы рука внезапно и резко удлинялась, тянулась вниз, хватала очередную жертву за плечи и резко вздёргивала её вверх. В левой руке у Хозяина – его жуткий череп-фонарь. Когда зелёные клинки лучей упирались в лицо несчастному, пронзали голову насквозь, ещё уцелевшая кожа, мышцы, жилы начинали мгновенно чернеть, слезая с костей каплями зловонной чёрной жижи. На миг можно было заметить быстрое радужное сияние, исчезающее под краем рогатого шлема; зелёные лучи скользили дальше, освобождая скелет от плоти, – и вот в костёр падает новая порция пищи для огня.

Глухие стоны, что слышала Агата, – это те последние звуки, что издавала плоть обречённых, прежде чем перейти в ничто и бесформенной кашей, крупными чёрными каплями стечь на пол и затем, по выдолбленным в камне желобкам, – куда-то ещё дальше.

Пылающая сплошным огнем смотровая щель шлема поднялась. Нечеловеческий взор уперся в Агату.

– О! Ты уже здесь, о Дочь Дану! – прогрохотал чудовищный голос. – Ведомо было мне, что ты долго не усидишь в одиночестве и душа твоя взалкает действия. Это хорошо! Идём же, и скажи мне, в чём твоя нужда!

Агата судорожно сглотнула – Хозяин Ливня подхватил с пола ребёнка, человеческую девочку лет примерно восьми. Левая часть её лица была полностью, до кости, сожжена, зато правая отличалась невероятной, почти немыслимой для извращённого хумансового рода красотой.

– Таких особенно люблю, – невозмутимо заметил Хозяин Ливня, поднимая пылающий череп. – Но ты пока ещё не готова принять эту пищу, – благодушно объявил гигант, одним движением оказываясь подле Агаты. Нагой костяк ребёнка уже рухнул в огонь. – Хотя пройдет совсем немного времени – и ты уже не захочешь ничего иного.

– Н-не з-захочу?..

– Конечно. Души людские и не людские – истинная пища того, кто хочет обрести настоящее бессмертие, – напрямик пояснил исполин.

– Н-но я… я… Я пришла совсем не потому, а…

– Говори! Говори смелее, о Дочь Дану! Если это в силах моих, я постараюсь исполнить желание твоё!

– Я-а… я не могу говорить здесь…

– Тебя смущает моя трапеза? – удивился Хозяин Ливня.

– Да-а… – только и смогла выдавить из себя Агата.

Гигант некоторое время колебался. Оставлять столь приятное занятие ему явно не хотелось.

– Хорошо, о Дочь Дану, – наконец решился он. – Остальную добычу я прикончу завтра. Эй вы, сыть, завтра я приду за вами! Наслаждайтесь второй жизнью, сколь бы краткой она ни оказалась! Ха-ха-ха! – Он разразился бурным грохочущим смехом.

Агата содрогнулась. Сейчас перед ней возвышалось совершенно иное существо, нежели то, с кем она столкнулась в Друнге. Жуткое, ненасытное, злобное. Получающее наслаждение из мук и смерти живых созданий…

На этом месте своих размышлений Агата поспешно прикусила язык. «Разве не ты помышляла о мести – мести всей человеческой расе? Этим хумансам уже отомстили – за тебя. Так почему же тебя это смущает? Ты хотела бы обрушить на головы человеческого рода худшие бедствия!

И что тогда на самом деле надо от меня Хозяину Ливня?» – подумала Агата, забыв о том, что великан способен читать её мысли, как открытую книгу. Однако тот ничем не ответил – то ли погружённый в себя, то ли решил не обращать внимания на её страхи и неуверенность.

Тем временем они вышли к лестнице. Начался подъём; вновь навалилась удушливая кислая вонь. Агата пошатнулась; будь что будет, дальше она идти не может!

Могучие руки оторвали её от ступеней. Миг – и она обнаружила себя сидящей на старом, покрытом ржавчиной наплечнике. Гигант размеренно шагал, ноги его поднимались и опускались с размеренностью часового механизма.

Агата обнаружила, что удобнее всего сидеть, ухватившись за торчащий сбоку шлема острый обломок рога какого-то давным-давно исчезнувшего чудовища. И, хотя после всего увиденного касаться чего бы то ни было на Хозяине казалось совершенно невозможным, Агата всё-таки положила ладонь на этот рог – тёплый, шершавый и как будто бы сам по себе живой.

Подъём занял куда меньше времени, чем спуск. Гигант шагал сразу через несколько ступенек с быстротой скачущей во весь опор лошади.

– Так что взволновало тебя, о Дочь Дану? – прогудел Хозяин из-под шлема, когда они очутились в комнате Агаты.

Поневоле сбивчиво девушка принялась рассказывать.

– Ты можешь остановить их? – полным надежды вопросом закончила она. Сейчас ей не было дела до того, добро или зло стоящее перед ней существо; оно обладало Силой, и этим всё было сказано. Сейчас Агата попросила бы помощи хоть у самих богов Хаоса.

Хозяин Ливня долго молчал.

– Не в силах моих сокрушить мощь легионов Империи, – признался он наконец с мрачной торжественностью.

У Агаты упало сердце.

– Но ведь ты… ведь ты…

– Я повелеваю Смертным Ливнем, Сеамни. – Хозяин внезапно заговорил без вечной своей напыщенности. – Но я и раб своего служения. В этом замке рождаются несущие смерть облака… рождаются из разлагающейся плоти убитых тем же самым Смертным Ливнем. Ты видела, как это происходит, Сеамни. Потом некогда бывшее живой плотью выпаривается на жару – от огня, где горят кости. Облака эти копятся долго, целый год, чтобы на один-единственный месяц обрести свободу и устремиться по раз затверженному, отмеренному в небесах курсу…

– Но в эту осень Ливень шёл всего неделю! – в исступлении воскликнула Агата. – Пошли его снова! Пошли его на юг! Пусть он упадет на головы хумансов как давно заслуженная ими кара!

– Повернуть Ливень на юг? – недоуменно повторил Хозяин.

– Ну да! Да! Да!!! Там никто не ждёт его, там нет столь прочных крыш и каменных убежищ вдоль дорог, там ты соберёшь обильную жатву, Сила твоя возрастет неизмеримо! – вскричала Дану.

Хозяин Ливня молчал. Тишина затягивалась, становясь просто невыносимой; и наконец Хозяин Ливня сказал – очень медленно и очень тихо, так, что Агата едва-едва разобрала его слова:

– Ты можешь повести Смертный Ливень на юг сама, о Дочь Дану.

* * *

Тави надо было как можно скорее убираться отсюда. Два трупа в одноцветных плащах говорили сами за себя. Не так много времени потребуется магам Радуги, чтобы разобраться что к чему и выслать подкрепление. А ей, Тави, нужно догнать этого проклятого гнома. Сидри придётся ответить за смерть Кан-Торога – и хорошо бы поставить этого подземного недомерка-предателя перед Кругом Капитанов. Тогда долг Тави перед мёртвым будет исполнен целиком и полностью.

Однако взять след гнома оказалось куда как нелегко. Что-то постоянно мешало, сбивало с толку, отвлекало внимание. Поневоле пришлось пустить в ход магию, что давало лишние шансы тем же волшебникам Радуги настичь её, Тави.

Но и магия не слишком помогала. Внутренний взор Тави неизменно натыкался на слепящий свет, целый сноп колючих и острых лучей, устремлённый ей прямо в глаза; размытая фигура Сидри мелькала за деревьями, и всё, что могла понять волшебница, – гном идёт в том же направлении, что и она, опережая её как будто бы совсем ненамного.