Текст книги "Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 1"

Гексаграмма погасла окончательно. Свеча горела еле-еле, с трудом освещая крошечный стол с раскрытой книгой. Я положил руку на чистые страницы и начал диктовать…

* * *

В этот день Император отходил ко сну не в духе. И было отчего! Ведавшие доставкой новостей маги только что, с поклонами и извинениями, вручили Его Солнцеподобному Величеству спешный пакет, наглухо запечатанный гербом Ордена Лив.

Тонкие, изящные пальцы (за изяществом почти всегда кроется сила) нетерпеливо сорвали голубой Печатный Камень. Карие глаза впились во вспыхнувшие голубым же – цвета Ордена – огнём строчки.

Восточная армия слала панические депеши о том, что три отборных легиона – Четвертый, Седьмой и Девятый Железный, под командованием его светлости герцога Парциваля, вследствие непомерной гордыни оной же светлости, оторвались от главных сил, заблудились в джунглях, после чего оказались прижаты к непроходимым болотам и поголовно уничтожены. В зловонных трясинах полегли восемь тысяч латников отборной имперской пехоты. Ничего не смогли сделать и приданные корпусу маги Синего Ордена Солей (между строчек угадывался ядовитый намёк, что, мол, адепты Ордена Лив никогда не дали бы свершиться подобному); единственное, в чём преуспели волшебники, – это отправить в безопасное место его светлость герцога вместе с походными наложницами, псарями, лучшей охотничьей сворой, соколами и казной погибших легионов вместе с не выданным в срок жалованьем. Как свидетельство особой доблести герцога приводился тот факт, что он, герцог, всежертвеннейше отказался взять с собой одну из наложниц, захватив вместо этого знамёна всех трёх легионов.

Холёные пальцы Императора медленно, точно лаская, расправили пергамент. Кольцо с чёрным камнем на среднем пальце правой руки чуть заметно осветилось – мягким жемчужным светом. Лист донесения сам собой свернулся в трубку и, воспарив, понёсся по воздуху к невидимым отсюда полкам, где в строгом порядке хранился весь имперский архив.

Император работал в колоссальной подземной библиотеке, где ряды полок тянулись чуть ли не на лигу; обширный стол повелителя стоял возле самого входа.

Человек, повелевавший мириадами своих подданных на всех берегах вокруг Ожерелья Внутренних Морей, рывком поднялся из кресла. Резким, раздражённым движением погасил светильник. Умирающее пламя (самое обычное, отнюдь не магическое) вырвало из тьмы строгое молодое лицо с чеканным, в точности как на новых монетах, профилем. Кудрявые волосы ниспадали до плеч. Карие глаза смотрели прямо и вдумчиво.

Императору только-только исполнилось двадцать три года. И правил он всего лишь семь дней.

Пятьдесят три недели тому назад его отец, прежний Император, ушёл из жизни. Год после его смерти наследник носил глубокий траур, не открывая лица, не вкушая ничего, кроме самой простой и грубой пищи, проводя всё время в молитвах и воинских упражнениях, ибо первые способствуют очищению души, вторые же – совершенствованию тела. У него отняли имя, теперь отныне и до самой смерти он будет лишь Императором, живым богом на земле, правителем самого мощного государства. Имя, которым его нарекли при рождении, вспомнят, лишь когда наступит его час уходить вслед за царственными предками и давать отчёт перед их строгим и неподкупным судом.

Целый год страной правил Имперский Совет из наиболее приближённых к покойному Императору персон. Гранды Империи, опора трона, особо доверенные маги, его высокопреосвященство архиепископ Мельинский, высший церковный иерарх Империи, должны были не дать свершиться необратимой ломке, обеспечить плавный переход власти от одного Императора к другому. Молодой правитель (с закрытым лицом, но открытым слухом) обязан был присутствовать на всех заседаниях, дабы напитаться мудростью верных сподвижников отца. Что бы ни решили члены Имперского Совета, они пользовались полной неприкосновенностью. Новый Император не мог казнить или сместить их. Мог лишь удалить от себя – да и то не ранее, чем через десять лет после начала собственного правления.

Разумеется, все сказанное ни в коей мере не касалось магов или клириков.

Император встал, шагнул к замаскированной двери. Плащ двух имперских цветов – красного и золотого – волочился за ним по полу.

Проклятая война. Переправиться через Восходный Океан – зачем? Класть сотню за сотней, тысячу за тысячей – а тамошние обитатели отнюдь не стремятся к правильному бою. Бегут в леса, в непроходимые джунгли, оставляя земли без данников. Кому нужны такие владения? Но старому дворянству, всем этим пэрам и герцогам времён Первого Исхода, война нужна как воздух – иной жизни они себе и не мыслят. Вдобавок лично им война почти ничем не угрожает. Маги персональной свиты всегда готовы перенести сюзерена в безопасное место…

Молодой Император стремительно шёл по роскошным, мрачным коридорам своего замка, возвышавшегося над столицей подобно чёрному ворону над добычей. Стража, особо отобранные воины, охранявшие каждую дверь, приветствовали его: правый кулак в латной рукавице ударял о панцирь слева, там, где сердце. Правитель отвечал – по уставу – коротким кивком. Да, он – владыка всего этого, владыка жизней и душ своих воинов, но командир всегда обязан ответить на приветствие младшего по чину. Этим стояла и стоит имперская армия.

Стояла… Император позволил себе досадливо тряхнуть головой. Лучшие, отборные тысячи полегли там, за океаном; полегли сверхсрочники, ветераны, прошедшие всё и вся, без которых войско развалится в несколько дней. Объявляй теперь новый набор…

Да, в желающих недостатка не будет. Империя щедро платит тем, кто проливает за неё кровь. Каждому выслужившему полагается пенсия. Пенсия и кусок земли, которую он волен продать или же вести на ней хозяйство.

Но… но это будет уже не то войско. Пока ещё новобранцы, даже умеющие держать щит и меч, станут настоящими воинами!..

А всё эти бароны да герцоги. Голубая кровь, за которыми – сила магических Орденов. Со времён основателя, величайшего волшебника, который когда-либо ходил по земле, Комнинуса Стразы, существуют во владениях Империи семь магических Орденов, по числу цветов радуги (что за нелепый обычай? И как поймёшь, чем Голубой Лив отличается от Синего Солея? Красный Арк от Оранжевого Гарама?.. Пятая часть всех доходов Империи идёт в их казну! Над каждым золотым плачешь!), семь Опор Трона, сдерживающих Нелюдь, что вынашивает кровожадные мечты о мести, хочет затопить Империю кровью, вновь вернуть себе то, что Творец даровал своему Избранному Народу!.. И якобы только голубая дворянская кровь делает человека способным к обучению колдовству…

Император криво усмехнулся (опять же, когда не видела стража). Маги… проклятие его владений… В конце концов, даже от белых монахов вреда, кажется, меньше. Многие из тех, что на самом низу церковной пирамиды, искренне стараются помочь и облегчить жизнь простому люду, и ведь – что удивительно! – порой молитва их и впрямь позволяет творить чудеса. Небольшие, крошечные такие чудеса, ну вроде мешка муки двум голодающим сироткам, но все-таки!..

А маги… с магами у него особый счет.

В детстве ему часто доставляли пленных Дану – когда егерям удавалось накрыть их очередное убежище. Его, мальчишку, выводили на посыпанный песком двор ристалища. Давали тупой короткий меч, слишком ещё тяжёлый для его рук. В окружающих ристалище ложах появлялись маги всех семи Орденов, наставники юного принца.

…А потом распахивались двери в дальней стене и на арену выгоняли детей-Дану.

– Атакуй, принц! Ты должен увидеть, как льётся их кровь!..

…Император пинком ноги распахнул дверь опочивальни.

– Все вон! – зарычал он на камердинеров. Евнух-распорядитель имперских наложниц замешкался было, тотчас заработав ожог на лбу – правитель подбавил в свой и без того горящий взгляд немного истинного огня. После этого всю челядь как ветром сдуло.

Усилием воли приказав задвинуться тяжёлому железному засову, механически шепча слова нужных оберегов, Император расстегнул застёжки панциря. Правитель не имеет права расставаться с бронёй, когда он бодрствует. А уж перевязь с наследным кинжалом, на котором – руны, нанесённые главами всех семи Орденов, он не мог снимать даже в бане.

Кое-как содрав одежду, Император ничком рухнул на широченную постель. Отец, да будут справедливы к нему Подземные Боги, любил привести сюда целую дюжину наложниц – желательно не старше пятнадцати. Новому Императору эти забавы претили.

«…О Всемогущий, Спаситель, Податель Благ, зачем ты караешь меня этими воспоминаниями? Почему они возвращаются ко мне снова и снова? Почему я вновь и вновь вижу тот день, – мне восемь лет, и депутация третьего сословия из Хвалинского края преподносит мне щенка волкодава – смешного, лобастого, с толстыми лапами… Я беру его на руки, целую в нос, а он лижет меня в щёку. Учителя переглядываются с неодобрением, а потом, когда я устраиваю щенку постель в своей комнате, они вваливаются ко мне все семеро. У меня рябит в глазах от их плащей, и сердце сжимается – как будто мне предстоит порка за какую-то провинность.

– Принц, мы пришли к выводу, что сердце ваше полно непозволительной для Наследника Империи чувствительностью, – говорит Реваз, маг Красного Арка.

– Если дело пойдёт так и дальше, вы не сможете с должной твёрдостью держать в руках бразды правления, – подхватывает Сежес, Голубая из Лива. Её словам я удивляюсь – она казалась сердечнее прочих…

– Пойдёмте, ваше высочество. Вам предстоит ещё один урок, – Гахлан, Оранжевый, твёрдо берет меня за руку. Сежес подхватывает жалобно взвизгнувшего щенка.

…Мы приходим на ристалище. Камень боевого жертвенника чёрен и пуст. Моего щенка в один миг прикручивают к бронзовым скобам.

– Лиши его жизни, – приказывает Сежес, подавая мне кривой жертвенный нож.

Императоры не плачут. Но тогда мне пришлось собрать всю волю, чтобы сказать «нет!».

– Это необходимо, мой принц, – скрипит Гахлан. – Жестокость – единственная опора власти. Ваше сердце должно быть из камня. Тогда и только тогда сможет процветать Империя под вашим началом!

– Ему надо помочь, – вдруг говорит Сежес и – я даже оглянуться не успеваю – выхватывает откуда-то из-под плаща бронзовую обрядовую дубинку. Р-раз! – щенок забился, завизжал и заскулил. Из раны на лапе торчит обломок кости; кровь растекается по камню.

Я не закричал. Я был Императором уже тогда, хотя и без короны.

– Добей его, – говорит мне Сежес, вкладывая жертвенный нож мне в руку.

Я ударил, метя раскрыть ей живот от паха до пупка, как учили.

Раздался дружный смех. Волшебница с лёгкостью отбила мой выпад, отвесив полновесную оплеуху, так что я покатился по песку.

– Вставай, принц, – Сежес улыбается, – вставай и, если ты любишь это никчёмное создание, прекрати его мучения.

Слово «любишь» звучит в её устах точно грязное ругательство. И это притом, что она красива, очень красива и молода, как я теперь понимаю. У неё дивные глаза – прислуга болтала, что бабка Сежес была пленной эльфийкой, «ельфой», как её называли кухарки и горничные.

Щенок уже не визжит, а сдавленно хрипит. Сежес тремя ударами перебила ему остальные лапы.

И тогда… тогда я почувствовал, что плачу. И ударил – прямо в горло моего щенка, которому я даже не успел придумать имя.

Меня обрызгало кровью.

Я не стал жаловаться на наставников. За этим могла последовать только порка и ничего более. Но в тот день я поклялся, что отомщу.

…Подобное повторялось ещё несколько раз. Щенки, котята, птицы – я должен был убивать их. Не всегда они ждали меня, привязанные к жертвеннику. Иногда я должен был сам ловить их, очумело метавшихся по арене. Сежес ставила большие песочные часы, и, если я не укладывался в отведённое время, порка бывала весьма жестокой.

…Через месяц после щенка мне впервые привели пленных детишек-Дану.

Их было пятеро. Крошечный младенец. Две малышки, сейчас я понимаю, что одной было годика три, другой – около пяти. Мальчишка, мой ровесник. И – самая старшая из всех, девчонка лет тринадцати.

…Тупой меч в моих руках. Словно хлыст, хлещет голос Сежес:

– Убей их всех! Начни с девчонки!

Её чёрные волосы криво и неровно срезаны. Высокая шея открыта. Смешно и трогательно торчат острые уши. А я… я уже не тот, что жалел щенка. Вдобавок они – Дану, наши извечные и кровные враги.

Сейчас мне кажется, что я ничего не чувствовал. Но это, конечно, не так.

Девчонка стояла, презрительно глядя на меня. У неё одной из всех руки были скручены за спиной.

– Ну и слабак же ты, – процедила она на нашем языке. – Выходишь драться, лишь когда врага уже связали! – И она плюнула мне в лицо.

В тот же миг мальчишка бросился на меня. Кажется, он что-то кричал… Он мне здорово помог – сработали боевые инстинкты, я разорвал ему мечом весь живот.

Меня вырвало. Рвота была мучительной, с болью и судорогами, наверное, я бы не устоял, если б не страшный голос Сежес:

– Убей их всех!..

Мальчишка-Дану корчился на земле; меня опьяняла кровь, не помня себя, я кинулся к связанной девчонке, замахнулся, ударил…

Мой меч был тупым и иззубренным (как я теперь понимаю, для того чтобы причинить жертвам ещё большие муки. Дану упала с рассечённой шеей, а я… я повернулся к малышам.

Девочки прижались друг к другу, с ужасом глядя на меня. Однако ни одна из них не заплакала и не закричала – даже когда мой специально затуплённый клинок кромсал их на части.

Потом я долго болел. По ночам мне снились кошмары.

А когда выздоровел и когда мне вторично привели детей-Дану, убил их уже без особого трепета…»

Император неподвижно лежал на постели. Невидящие глаза смотрели в потолок. За дверью – он чувствовал – ждала напуганная его гневом челядь. За стенами замка спала Империя, ничего не знающая о чёрных воспоминаниях своего повелителя.

Ночь пройдёт. Настанет день с его неизбывными делами. Сейчас осень, пора охот, благородные сословия разъехались по своим замкам – успеть отвести душу, пока не ударили Смертные Ливни. Имперский Совет не соберётся ранее зимы.

Нет, сегодня ему всё равно уже не уснуть. Бронзовый колокольчик тихонько звякнул, и в покой тотчас же ворвалась орда слуг.

– Ванну, всё чистое, быстро! – вполголоса, сквозь зубы приказал владыка полумира.

«Ненавижу этих волшебников. Ненавижу. Чувствуешь себя донельзя грязным, стоит лишь мимоходом коснуться их делишек».

Семь Орденов держали под неусыпным надзором любое магическое движение в Империи. Семь – хотя на самом деле их было восемь, восьмой, Нерг, считался не имеющим цвета, его адепты держались особняком, не слишком вмешиваясь в дела окружающего мира. Они преследовали свои собственные цели, неведомые ни простым смертным, ни даже собратьям-магам. Они получали свою долю с доходов Империи, всегда исправно выступали на её защиту, но своего посла при дворе не держали. Не было адептов Нерга и среди учителей Императора. Все попытки разузнать, чем занимаются в Бесцветной башне, как именовалась твердыня этого Ордена, оканчивались провалом. И, насколько было известно Императору, остальные семь Орденов тоже не слишком преуспели в этом – хотя кто может быть уверен, что эти добытые невероятной ценой сведения на деле не самый обычный обман?

Кое-кто, правда, болтал, будто Церковь уже давно можно считать девятым Орденом.

Девять. Число Мрака.

Император невидяще глядел прямо перед собой, сцепив руки и сдвинув брови. Больше ему ничего не оставалось делать. Ему, повелителю огромных пространств, по чьему слову шли в бой многотысячные армии, приходилось укрываться от недреманного ока Семицветных башен, использовать людей там, где с успехом справилось бы немудрёное волшебство. Но иного выхода не оставалось.

Он не сомневался, что окружён соглядатаями. Три четверти его слуг наверняка шпионы Орденов. Их можно менять хоть каждый день – Сежес и ей подобные тотчас же завербуют новых. Император знал это. И потому не пытался ни от кого избавиться, хотя не раз замечал, что его письма перлюстрируются, и знал, кем именно.

Его почти никогда не оставляли наедине с самим собой. Только в библиотеке и опочивальне. Да и то – всё та же Сежес допытывалась, чем прогневали повелителя его наложницы, отчего он избегает их? Они ему надоели? – все будут казнены и заменены новыми по первому его слову.

«Она не женщина. Даже не суккуб. Она… она… наверное, она вообще не человек, она из Каменного Народа, что признают и поклоняются одной лишь Целесообразности. Сколько там девчонок в Доме Удовольствий? Триста, пятьсот, тысяча? Императору не положено отягощать свою царственную память подобными мелочами».

Сейчас он всего лишь пленник собственного дворца. О да, наступит время, и он сам будет отдавать приказы, будет карать и миловать, как его отец… хотя был ли отец свободен в своих решениях? Быть может, это одна лишь видимость?

– Охрану! – он знал, что отказываться от стражи бессмысленно. Капитан замковой гвардии просто не выполнит такой приказ. Пока он ещё подчиняется только Имперскому Совету. Пятьдесят одну неделю спустя он, Император, уже сможет ходить по городу инкогнито, но сейчас…

Два десятка могучих воинов на чёрных, как ночь, конях ждали Императора у ворот. Половина из них была Вольными, получившими имперское подданство. Каждый из них был проверен всеми семью Орденами; волшебники ручались за них. Эти Вольные происходили из потерпевшего поражение и рассеянного клана; защита Империи одна давала им шансы выжить и отомстить. Служили они не за страх, а за совесть.

Второй десяток составляли имперские арбалетчики; считалось, что меткостью они превзошли даже эльфов.

Кавалькада прогремела по опускному мосту, обрушиваясь во мрак спящей столицы.

Глава третья

Но вкусом поужинав, чародей Ордена Арк покинул «Имперский Лев». Заклятье перемещения позволило бы ему оказаться в нужном месте за единый миг; однако, в силу секретности миссии, Командор строго-настрого запретил всякую излишнюю волшбу. Соперничающие Ордена едва ли обратят внимание на молодого адепта, приехавшего в Хвалин, но стоит ему начать направо и налево пользоваться Силой Арка – то не преминут вглядеться попристальнее. И тогда… Маг повертел головой, словно желая таким образом удостовериться, что она ещё не покинула его плеч.

Собственно говоря, ничего особо сложного ему не предстояло. Встретить некую персону. Обменявшись с ней паролями, взять у данной персоны то, что оная будет иметь для передачи. В обмен вручить золото. Много золота, его пояс с трудом удерживается на бёдрах. Потом, ни в коем случае не снимая покровов с переданного, следовать в ближайший орденский замок, где его и будет ожидать Командор Девран.

Несложное дело. Как справедливо говорит мудрый Командор, «самое лучшее решение – почти всегда самое простое». Вот такими малыми, незначительными на первый взгляд делами и куётся Большая Победа.

Маг тронул коня. Устав Ордена Арк клеймил гордыню как один из восьми смертных грехов, но молодой волшебник не мог сдержать мстительной радости, глядя на склоняющиеся в поспешных поклонах спины хвалинских обывателей.

…Он не знал ни отца, ни матери. Рождённый в канаве подле грязной острагской корчмы, он был обречён погибнуть – однако Боги, и, прежде всего, конечно, Бог Истинный, по странной своей прихоти, вложили в него слишком много огня и силы. Голодный и холодный, он неведомо как миновал пору младенчества, когда умирало девять из десяти детишек; до семи лет он жил среди острагских нищих, быстро заслужив прозвище Барсаг.[2]2
  Барсаг (староимперск.) – очень сильный, злобный, необузданный. Происходит от новогномского barrasaarag – подземный получеловек-получервь, отличавшийся невероятной свирепостью. Одно время бои с участием барсагов были весьма распространены в Древней Империи.


[Закрыть] Когда дело доходило до драки, кровь бросалась ему в голову, и он, точно берсерк, кидался на противника, пусть даже намного старше его и сильнее. Во время одной из таких драк его заметил Девран – тогда ещё только Капитан-Лейтенант.

Потом было долгое обучение в башне. Покровитель Барсага стал Командором, однако не забыл того, кому он в своё время дал имя. Мальчишка выказывал большие способности и вскоре достиг второй ступени, в то время как многие его сверстники ещё толклись в подмастерьях.

Илмет – так его нарекли в Ордене – понимал, что, несмотря на простоту, нынешнее дело весьма важно. Командор послал его, самого верного, самого преданного, послал, не открыв всей сути предстоящего. Значит, оно действительно тайно и секретно. А самый лучший способ скрыть тайность своих действий – вести себя так, как и всегда. Именно поэтому Илмет оставил свой привычный чёрно-серебристый наряд, по которому его могли опознать за версту – чародей второй ступени, вырядившийся в одежду простонародья, вызовет куда больше подозрений.

Молодой маг не знал, что подозрения он уже вызвал.

* * *

Нужно было знать Хвалин лучше, чем собственную пятерню, чтобы, оставаясь незамеченным, следить за чародеем Ордена Арк, далеко не самым слабым. Парень с незапоминающимся лицом знал город именно так. Там, где конный вынужденно огибал кварталы плотно прижавшихся друг к дружке домов, пеший всегда находил щёлочку.

«Куда его понесло на ночь глядя, этого колдуна? В какой гнусный волшебничий вертеп? Резать кривыми ножами новорождённого младенца, собирая его кровь, чтобы потом составлять убийственные свои снадобья? Или творить чёрное колдовство, вызывая демонов из потаённых глубин мироздания, надеясь выпытать их секреты и заставить служить себе?.. А может, этот парень просто решил наплевать на устав своего Ордена и ищет потаскушку на ночь?..»

Их судьбы были во многом схожи, судьбы мага Илмета из Ордена Арк и невзрачного шпиона, который давно уже запутался в собственных прозваньях. Здесь, в Хвалине, ему предстояло сделаться Фессом. Это имя было в то же время и паролем-пропуском. Серая Лига дала ему одну явку в городе – на самый крайний случай. Да ещё – смертное заклятье, если попадётся и поймёт, что пыток ему не выдержать.

До сих пор Фессу ничего подобного не требовалось.

В Хвалине он был второй раз. Но ориентировался в городе лучше старожилов. Знал даже то, о чём они сами забыли, вроде заброшенных подвалов, пересохших колодцев, подземных ходов, когда-то прорытых то ли для обороны, то ли ещё зачем; и сейчас он уже дважды настигал своего коня, как звался на жаргоне Лиги тот, за кем следишь, пройдя через пустые, затхлые подземелья.

«Нет, этот парень идёт явно не в бордель. Они миновали весёлый квартал, миновали Малый Рынок, храм, Средний Рынок, городское собрание…

К воротам, что ли?»

Однако же они остановились, так и не достигнув внешней стены. Ярмарочная площадь, она же – Балаганная. Только что тут делать этому магу на ночь глядя?

А маг, небрежно спешившись, заученной твёрдой походкой (в любой толпе адепта Арка опознаешь по ней!) пересёк площадь, остановился возле вбитого посередине столба, где ярмарочные распорядители вывешивали – для тех, кто сумеет прочесть – кто и когда приедет в славный град Хвалин. Обычая этого Фесс никогда не понимал и, сколь ни пытался, так и не проведал, откуда он взялся, кому нужен и почему не умирает, если читать умеет хорошо один из пятнадцати? Болтали, что этот обычай завели по требованию кого-то из магов. Может быть. Кто ведает? Но, так или иначе, конь постоял возле таблички, вгляделся. Постоял ещё некоторое время – и назад.

…Проводив его до «Имперского Льва», Фесс вернулся на ярмарочную площадь. Уже совсем смерклось, улицы перегораживали рогатками, ночная стража занимала свои места. Перед столбом с табличкой пришлось засветить потайной фонарь-кроху; напрягая глаза, прочёл:

«Последнее представление перед Ливнями! Передвижной Цирк господ Онфима и Онфима. Небывалое зрелище! Спешите все!»

И всё это многобуквие – на небольшом пергаменте, со следами плохо смытой краски – видно, что листок использовался не раз. Кому от него польза? Многие ли прочитают?

Бросив ломать голову, Фесс вернулся в гостиницу. Пробравшись на чердак, при помощи слуховой трубки удостоверился в том, что маг на самом деле спит – и сам забылся, словно охотничий пёс, в чуткой дрёме.

* * *

Вольные, брат и сестра Каны, заперли за собой дверь тотчас же, едва переступив порог убогой комнатушки. Ничего иного Нелюдям не полагалось. Вот получите имперское подданство, вот отречётесь от своего прошлого, тогда пожалуйста, милости просим в лучшие гостиницы. А пока – не обессудьте.

– Слава Горе, – выдохнула девушка. – Хвалин. – Она говорила на общеимперском, с характерным для столичного говора чётким и звонким «Г».

Юноша ничего не ответил. Спокойно уселся на узкую лежанку, опустил руки на колени и прикрыл глаза. Слова не нужны. Они пришли сюда делать дело. Всё уже давным-давно обговорено – в гномьих копях. Теперь осталось дождаться Сидри с обещанными деньгами. Для дела нужно оружие, хотя Вольные вполне могут обойтись и без него. Если проклятый гном успеет всё уладить (то есть сунет кому надо взятки) – завтра они с Алией двинутся на север.

– Что ты молчишь?! – не унималась девушка. – Ну скажи же…

– Не мешай, человече, – тихо ответил юноша.

– Человече? – девушка покраснела.

– А кто? Дитя человечье, подобранное моим народом, – спокойно произнёс юноша. Ему и в голову не приходило, что это может обидеть или задеть – как может обидеть или задеть правда?

– Мог бы и не напоминать! – вспыхнула она.

– Почему? – равнодушно удивился Кан-Торог.

– Я Вольная! – прошипела девушка. Казалось, она готова вцепиться ногтями в лицо своему «брату». – Пусть не по крови – по духу! К чему ворошить былое?

– Если будет нужно, ты сумеешь поймать стрелу в полёте? – осведомился молодой Капитан.

Алия опустила голову. Она прекрасно владела оружием, она справилась бы в поединке с почти любым противником из рода людей – но вот особые фокусы Вольных так и остались для неё недоступны. Требовалось нечто большее, чем воспитание и прилежание. Требовалась кровь.

– Поэтому замолчи, – с прежней бесстрастностью сказал Кан-Торог, вновь закрывая глаза.

Несколько мгновений девушка гневно смотрела на своего спутника; тонкие ноздри её трепетали от ярости, пальцы судорожно тискали костяную рукоять кинжала.

– Отчего ты сердишься? – снова заговорил юноша. – Признаюсь, никогда не мог понять этой твоей привычки. Да и то – какая из тебя Вольная, Drearann Aeodni, если ты даёшь волю чувствам после того, как получила задание на самом Круге Капитанов?

– Да, ты прав, брат мой, – девушка опустила голову. – Ты прав, прости меня, прости…

Кан-Торог вновь изумлённо воззрился на спутницу.

– Теперь ты просишь прощения. У меня. Зачем? Если мы добьёмся успеха, никому не будет дела до твоих слов и мыслей. Если мы проиграем, судить нас станет всё тот же Круг. У него тебе и придётся просить прощения, не у меня. Ох уж эта мне людская порода! Не обижайся, Тави, – вот, я уже и сам заговорил как твои сородичи! – ты неплохой боец, скажу больше – один из лучших, иначе Круг не дал бы тебя мне в спутницы, тебе ведомы людские секреты, ты владеешь магией… Чего тебе ещё? Стать Вольной по крови? Такое не дано никому. Нет на свете такого чародейства, что обратило бы твою кровь в подобие текущей в наших жилах. Пойми это, Тави. Я многословен, это грех, но, идя с тобой на задание, я должен знать, что ты не подведёшь из-за того, что станешь думать о чём-то ещё, кроме… ну, ты понимаешь меня.

– Да. Да… конечно. – Кан-Мола, Алия, Тави – девушка со многими именами мягко опустилась на пятки в дальнем углу убогой комнатёнки. Закрыла глаза. И теперь её на самом деле стало невозможно отличить от кого-либо из племени Вольных. Какое волшебство превратило её из обычной людской девчонки в полное подобие загадочного нелюдского рода – оставалось неведомо.

Молчание вползло в каморку, точно холодная змея. Вползло, заполняя бесчисленными извивами всё вокруг; тишина неодолимо глотала звук за звуком, шорох за шорохом, так что мало-помалу вокруг погружённых в безмолвие фигур сгустилось облако полной, предельной, непроницаемой тишины.

Глаза Кан-Торога чуть приоткрылись. Воин коротко взглянул на спутницу – веки её были опущены, ресницы не дрожали, грудь поднималась и опадала медленно, точно девушка глубоко и покойно спала.

Однако, само собой, это было не так.

* * *

В соседней каморке гном Сидри тщательно запер подозрительно тонкую дверь. Хлипкий засов мог успокоить лишь полного глупца. Крепившие запор винты не выдержали бы и пары крепких пинков.

Из глубин просторной, латаной-перелатаной дорожной куртки Сидри выудил потёртый кожаный кошель; завязки его скрепляла свинцовая печать Горного Короля с оттиснутой руной Сердца Глубин. Бормоча под нос какие-то слова – на тайном языке подземного племени, – гном согнул её, выдернув шнурки. Из кошелька появился небольшой, размером с детский кулачок, свёрток в серой тряпице. Сидри, похоже, вообще перестал дышать. Отложив в сторону печать, он откинул край свёртка.

Лучина в кованом поставце неожиданно мигнула. Ровное жёлтое пламя сменилось дымными синеватыми языками; грызущиеся на куче отбросов под окном псы дружно взвыли.

– Rabbaar Drobdt![3]3
  Rabbaar Drobdt (Рхббакар Дхробдт) (транскрипция примерная) – Подземный Чёрт (новогномск.). Буквально – «Под-Матерью-Твердью-ходящий со-Злом».


[Закрыть] – шёпотом выругался Сидри. И было отчего – гостиница оказалась зачарована. Каждый камень в её фундаменте, каждая источенная древожорами доска в стенах, каждый колченогий стул и каждый заплёванный стол, каждая полная клопами постель и каждая мерцающая лучина – все они жадно, неусыпно следили за чужой волшбой, ждали её, алкали и, стоило этой магии проявиться – тотчас поднимали тревогу.

Гном поспешно зажал свёрток в могучем кулаке. Левая рука Сидри торопливо сорвала с пояса одну из бесчисленных сумочек. Завязки разошлись сами собой, на столе появились древний жёлтый зуб какого-то неведомого чудовища, тусклое бронзовое кольцо с кроваво-алым кусочком дерева в оправе вместо камня и, наконец, крохотное невзрачное перо, на вид обычное воробьиное. Бормоча заклятия, гном положил жёлтый зуб остриём к мерцающей лучине, надев кольцо на старую кость; пёрышко легло сверху.

Лучина тотчас же перестала мигать, и гном с облегчением вздохнул. Да, да, конечно, об этом немедленно узнают адепты Радуги – их в Хвалине полным-полно, город лежал на стыке владений Красного Арка, не имеющего цвета Нерга и Фиолетового Кутула, он всегда кишел шпионами и соглядатаями, доглядчиками и прознатчиками всех без исключения Орденов. Не оставляли Хвалин своим вниманием и Серые Мастера, сказочная лига воинов-разведчиков; хаживали в Хвалин и гномы, особенно из молодых, особенно те, что ещё не расстались с иллюзиями, что Самоцветный Трон Горного Короля в один прекрасный день вновь займёт своё прежнее место под Царь-Горой…

* * *

Лучина перестала мигать, и Кан-Мола, Алия, Тави, девушка со многими именами с усталым вздохом расслабила сведённые судорогой боли плечи. Держать заклятье дольше было уже выше её сил. Радуга ничего не заподозрит… но Сидри об этом знать не следует.

* * *

Переведя дух и поминутно косясь на усмиривший мигание лучины жёлтый зуб, Сидри продолжал ворожбу. Теперь ему удалось развернуть тряпицу; на грязной столешнице неожиданно остро и ярко блеснул неправильной формы кристалл, абсолютно бесцветный и прозрачный; свет прихотливо играл на сотнях граней.