Текст книги "Монстр полнолуния"

Ник Поллотта
Монстр полнолуния

С самыми лучшими воспоминаниями и уважением – Филадельфийскому Обществу Научной Фантастики и всей воскресной банде сумасшедших из Честнут Холла: Озу Фонтечио, Барбаре Хиггинс, Люку Тэлмейеру, Френку Ричардсу, Джоанне Лаулер, Ларри Гелеранду, Джойсу Кэрролу, Джону Прентису, Ти-Берну, Джону и Лауре Симмс и особенно оживленной Дэбби Маламут.

Ну и кто принес пиццу?

Вступление

Страшный, пронзительный, визгливый вопль возник как бы ниоткуда. Разрубив ночную тишину леса, этот низкий, напоенный мукой вой носился, кружил в неподвижном воздухе и внезапно оборвался резким, увесистым шлепком. Задрожала, заколебалась горная хижина, дремавшая в очаровательной, ничем не нарушаемой гармоничной тишине; покосились на стенах фотографии и дипломы; заплясали на полках керамические кружки; растрескалась стеклянная крышка ящичка с хирургическими инструментами...

Доктор Джоанна Эбернати, врач-ветеринар, поднялась с легкого стульчика у камина, где устроилась с медицинским журналом, и быстренько-быстренько заковыляла через комнату к окну. Господи, что за звук такой кошмарный? Со скалы Мертвецов кто-то свалился, что ли?

Отдернув кружевные занавески, она увидела сквозь крошечные квадратики толстого термостойкого стекла только черный канадский лес – больше ничего. Прижала нос к стеклу, напряженно всматриваясь. Деревья, освещенные полной луной, стояли как серебряные изваяния, – фосфорический лунный свет совершал волшебные превращения: зеленое стало черным, и других красок, кроме черной и серой, казалось, нет на свете. Темно-серая скалистая гряда Маккензи совершенно закрывала северный горизонт; рваные ряды отвесных каменистых холмов отрезали эту безлюдную местность от пустыни Юкона – примерно так могли бы выглядеть стены сумасшедшего дома, если бы их сложили из гранитных плит.

Вот опять этот вопль – или теперь скорее стон, – на этот раз где-то ближе... А в вышине затихает рокот удаляющегося реактивного самолета. Дикая мысль пришла Джоанне в голову... Кто-то упал с самолета? Да нет, быть не может! Кто упадет с самолета, скорее всего умрет уже в воздухе, от внутреннего кровоизлияния, еще до того как успеет удариться о землю. И что тогда? Ну, известно: воронку заровняют бульдозером и водрузят на этом проклятом месте приличествующий случаю надгробный камень... Так-то оно так... Ну а если все-таки какой-то болван сверзился со скалы?

Конечно, она всего лишь врач-ветеринар и далеко уже не молода, но не сидеть же сложа руки! Сорок лет Джоанна Эбернати принимала овечьи роды, делала прививки, вправляла сломанные кости – не одним животным, людям тоже; чего она только не умела... И теперь приложит все силы, чтобы помочь, – конечно, если этот безмозглый бедолага не отдаст Богу душу, пока она туда доберется. Как и для всякого медика в здешних краях, для Джоанны привычное дело выхаживать неудачливых охотников, совершающих незапланированные прыжки со скал. Скорее всего этот чемпион по слалому выпил лишку.

Она поспешно вынула из стаканчика на каминной полке вставную челюсть, натянула удобную, прочную обувь, привычный легкий, длинный плащ, захватила фонарик. Так, что еще?.. Помедлила у ружейной стойки: здесь ведь не деловая часть Вейтхэда... Пумы водятся, гризли, им-то наплевать на клятву Гиппократа, им одно: отведать, какова эта старушенция на вкус...

Взгляд ее скользнул по винчестеру 30-06, нет уж, слишком громоздко для ее пораженных артритом суставов. Карабин-браунинг-22? Тоже не годится: игрушка шалунов – такая легкая, что в воде плавает. Выберем что-нибудь среднее... Рывком распахнула стенной шкаф в прихожей, стащила с вешалки широкий кожаный ремень, накрепко опоясалась; проверила заряд в блестящем, почти новеньком револьвере «Уэбли-44». Упражняться с этим оружием доводилось ей только на учениях, да еще однажды пристрелила из жалости заболевшего бешенством опоссума. А потом сожгла труп и напилась.

Отперев дверь, ведущую на веранду, Джоанна зажгла там свет и вышла из домика. В лесу необычно тихо, прямо чудеса! Послюнявила палец, проверила направление ветра: шум доносится со стороны заброшенных соляных копей; стало быть, надо держать на восток, вот по этой тропинке. Через несколько десятков метров поворот – и вот он, недавно оставленный медвежий след, проложенный у самой скалы. Быстро, бесшумно она двинулась вдоль кустов, – здесь, видимо, прошел огромный медведь, может быть, и гризли... Слава Богу, пахнет старым пометом.

Не прошло и минуты, как в рощице высоких, еще зеленых деревьев она обнаружила того, кто так безумно выл и стонал, – погребенным под кучей листвы. Белый луч фонарика осветил только часть задней лапы, однако Джоанна сразу узнала волка. Но какой громадный – таких она еще не видывала! Лапа как ступня взрослого мужчины... Ничего себе!

Положив фонарик на каменистую почву, так чтобы он освещал лежащее на земле тело, она осторожно отбросила листья и приоткрыла раненого зверя. Тот зарычал от прикосновения, но сопротивляться не стал. На груди его расползлось черное пятно крови, на морде запеклась красноватая пена. Джоанна нахмурилась: дело скверное, при внутреннем кровотечении вряд ли она сумеет чем-то помочь. Взглянула вверх – не удивительно, что среди ветвей здоровенная брешь. В истощенной почве, усеянной сломанным кустарником, упавшими ветками, образовалось под умирающим волком огромное естественное ложе. Но вот сама поза зверя... Странно как-то он лежит... Должно быть, сорвался со скалы. Только такое объяснение имеет смысл.

Ни на минуту не забывая об острых зубах и страшных клыках, она осмотрела волка более тщательно: дрожит, дышит тяжело, нос сухой. Опытными пальцами ощупала уши, оттянула веки. Проклятие, пульс совсем редкий, температура высокая... Видимо, дело не только в ударе о землю. Внезапно ее осенило, и луч фонарика, направленный прямо на окровавленную грудь, подтвердил ее догадку: вот он, ответ, – огнестрельная рана! К счастью, неглубокая; из какого оружия стреляли? Двадцать второго калибра? Тридцать второго? А что если эти недоумки браконьеры опять пустили в ход отравленные пули? Позор на их головы! Одно дело – охотиться, чтобы добыть пропитание, и совсем другое – убивать для забавы или чтобы добыть дорогостоящую шкуру. Разница коренная, с какой стороны ни подойди – с нравственной ли, юридической...

Эбернати пришла в ярость. «Каковы подонки! Что ж, надеюсь, пуля не застряла в кости, иначе им несдобровать! Баллистическая лаборатория в Королевских горах без труда установит, из какого оружия стреляли. А по марке ружья браконьера выследят и водворят в каталажку. Подумать только, стрелять отравленными пулями в волка, – да ведь это вымирающий вид, его защищает международное право!»

Но к делу! Правда, если область ранения окажется обширной, да к тому же пуля отравлена, ее врачебное искусство не пригодится. Но попытаться она обязана... И Джоанна осторожно отложила в сторону «Уэбли-44». Неожиданно зверь протянул трясущуюся лапу, слабо дотронулся до револьвера и тут же отдернул ее – на удивление человечьим жестом. Эбернати вложила револьвер в кобуру и опустилась на колени возле зверя – приподнять ему голову. Горячий язык лизнул ей запястье.

– О'кей, loup[1]1
  Волк (фр.).


[Закрыть], – нежно зажурчала она, – убийцы свое получат, их не простят. А я... я ведь тебе ничего плохого не сделаю. Мне бы как-нибудь перетащить тебя в хижину... Там мы тебя и залатаем. Nous, mon ami?[2]2
  Да, дружок? (фр.).


[Закрыть]

Но волк уже не двигался и не издавал ни звука. Однако время работает против нее, – надо пошевеливаться. Приложила к зияющей ране чистый носовой платок, крепко обвязала грудь животного ремнем. Волк дернулся и застонал от боли, но не шевельнул ни одной страшной лапой. Кровотечение приостановилось.

Поясным ножом она срезала с упавших деревьев несколько гибких ветвей и привязала их крест-накрест к рукавам плаща – на этих импровизированных помочах она и впряжется в экипаж вместо четверых лошадей. Теперь осторожно перекатить раненого зверя – пожалуйте, ваш временный выезд подан! Ох и здоров!.. Она приметила: не подающий признаков жизни волк, казалось, помогает ей... Ну, или это чертовски умное животное, или домашний зверь, дрессированный, – сбежал от хозяев.

Застегнув плащ на пуговицы, чтобы волк не скатился с этого импровизированного транспортного средства, она ухватилась за карманы и пустилась в свой нелегкий путь по темному лесу, еле-еле волоча раненое животное. Через час изнурительной работы врач и пациент оказались у хижины. Тяжело дыша, Джоанна вознесла хвалу Господу, ниспославшему ей медвежью тропу. А то не дотащить бы ей своего подопечного: колоссальный зверь, тяжеленный, – таких ей еще не приходилось лечить.

Проще всего втащить волка через неотапливаемый сарай в задней части хижины – он на уровне земли. Но все равно, напрягаясь изо всех сил, Джоанна чуть не надорвалась, – этот наклонный деревянный настил служил для доставки в дом дров для камина, а не таких вот косматых гигантов.

Закрыв входную дверь, она на минуту остановилась перевести дыхание. Водрузить такого больного на обеденный стол? Об этом и думать нечего. Операцию придется делать здесь, в гостиной, прямо на полу. Грязновато, конечно, но, пожалуй, ковер стелить не стоит, он еще хуже: месяцами она сражалась на нем в покер с эскимосами, одних пятен от вина и пива сколько, да к тому же у ее гостей вечно капала кровь из носа. И когда она соберется наконец вычистить его основательно? Или просто сжечь и купить новый...

Она достала из стенного шкафа чемоданчик с медицинскими инструментами, наполнила стеклянный шприц прозрачной жидкостью, выдавила пузырьки воздуха и сделала стонущему животному укол морфина. Боль отступила, зверь явно вздохнул с облегчением. Не мешкая, сразу же ввела и антибиотик широкого спектра действия. Дешевая бактериологическая смесь – единственное, что оказалось под рукой. Конечно, она не так эффективна, как новомодные кристаллические вещества с серебром, но те надо охлаждать после смешивания. А подействовать эта смесь все-таки должна. Опыт подсказал ей верное решение: вакцина против чумы и бешенства подождет; главное – вытащить пулю.

Пошла на кухню, бросила инструменты в стерилизатор, вымыла руки. Вернулась в гостиную, зажгла все светильники – как можно больше света сюда, на пол. Стащив с верхней книжной полки специальный каркас, Джоанна встала, на колени: задние лапы зверя придется связать капроновой бечевкой; к передним она аккуратно приставила каркас – их надо раздвинуть; сняла с груди ремень и носовой платок, промыла рану смоченной в вяжущем растворе ватой.

Зверь слабо стонал. Она дотронулась до толстой вены в ухе: пульс слабый, но ровный – ей удалось выиграть время, его должно хватить. В чемоданчике с инструментами Джоанна нашла, что искала, и электрической бритвой убрала шерсть вокруг огнестрельной раны. Закрепила четырьмя зажимами края отверстия, закончив эту ювелирную работу как раз к тому моменту, как засвистел на кухне стерилизатор. Она рванулась туда, взяла прихватками для кастрюль горячие инструменты и в гостиной положила все на расстеленную белую простыню. Выбрала тонкий стальной зонд и, ласково заговорив с животным, попыталась нащупать пулю. Странные звуки он издает: если бы это был человек, она сказала бы – бредит...

От охотников Эбернати знала: дикие звери реагируют на речь, а добрые намерения чувствуют даже лучше, чем иные люди. Уж эти охотники за мехом, умеют прикидываться друзьями животных; но волков обмануть не так-то просто, они весьма сообразительны. К своему удивлению, пулю обнаружила сразу (на что-то же годится многолетний опыт ветеринарного врача): прошла сквозь верхний слой мышц точно между основной грудной боковой мышцей и четвертым ребром; проникновение скользящее, слава Богу! Джоанна ввела в отверстие длинные хирургические щипцы и извлекла серебристый кусочек металла. Когда он сдвинулся с места, началось вполне понятное кровотечение, но очень быстро прекратилось.

Пуля, возможно, отравлена, – что ж, положим ее, вот на эту хлопчатобумажную марлевую подушечку... так... а теперь в пластиковый пузырек для проб; пузырек опустим в карман: отправим потом в Королевские горы – пусть познакомятся. И все-таки странно все это... Пуля вовсе не кажется покрытой каким-то слоем; что за металл такой? Определенно – не сталь, не железо... по виду напоминает серебро. Она задумалась, руки ее застыли. Кто же стрелял в волка серебряной пулей?..

Зверь шумно задышал, слабо зарычал. Надо, однако, выкинуть из головы все посторонние мысли и делать свое дело. На секунду она отвернулась от животного, чтобы достать из чемоданчика иглу с нитью, но только приготовилась зашивать рану – дыра почти уже закрылась сама собой. Что такое? Обман зрения? Может, у нее что-то с глазами? Да нет, и через минуту картина осталась прежней. Невероятно! Поразительно! Рана затянулась сама собой...

Совершенно ошарашенная, доктор Эбернати разглядывала гладкую кожу: рана полностью затянулась, не осталось даже намека на шрам; цвет кожи уже ничем не отличается... словно никакой раны и не было! И вдруг с фантастической скоростью, прямо у нее на глазах, стала расти шерсть – за считанные минуты зарос весь обритый перед операцией участок.

Объятая ужасом, Джоанна непроизвольно отскочила от своего моментально выздоровевшего пациента, пока он недвижно лежит вот тут, у ее знаменитого свернутого ковра, и отступила в спальню. Захлопнула за собой дверь, машинально задвинула засов и бессильно опустилась на кровать. Ноги дрожат... Спокойно! Надо сосредоточиться и поискать научных объяснений этого потрясающего явления, этого феномена... Но ничего не придумывалось, ровно ничего! Уставившись в зеркало гардероба, она внимательно обследовала свои глаза, высунула язык; проверила пульс, температуру; решила в уме несколько алгебраических уравнений. И кивнула самой себе: о'кей, она не больна и не впала в старческий маразм. А если так, свидетелем чего она только что стала? Магия? Чары? Вот абсурд!

Хотя... Один парень – он жил в глухих лесах – частенько травил разные байки: дескать, ему приходилось сталкиваться с волшебными существами, которые умели говорить, меняли обличье; убить их невозможно. Привидения, ангакоки, индийские духи, виндиго, бесчисленные сэсквотчи...[3]3
  Духи, в которых верят индейские племена, населяющие Канаду.


[Закрыть] Но вот так, наяву, столкнуться... с кем?.. Вервольфом? Оборотнем?

Совершенно бессознательно Джоанна потянулась к ночному столику возле кровати, достала наполовину опорожненную бутылочку аляскинского голд-виски, зубами вытащила пробку, чуть не потеряв вставные челюсти, и влила в себя геркулесову дозу этого эликсира мужества.

Как раз в этот момент за запертой дверью что-то стукнуло дверную панель, и с какой страшной, яростной силой... Задохнувшись от виски, Джоанна поставила бутылочку на место и спряталась за спинкой стула. Mon Dieu![4]4
  Мой Бог! (фр.).


[Закрыть] Зверь уже передвигается? Насколько же быстро эти существа способны восстанавливаться? Она напряженно вслушивалась в звуки, доносившиеся из гостиной: не похоже, что волк беспорядочно крушит мебель; кажется, его усилия направлены исключительно на эту дверь. Но почему? Учуял ее и хочет проникнуть сюда, чтобы... покончить с ней?..

Нет! У нее хватило мужества не думать об этом. Надо взять себя в руки, волк просто потерял ориентацию... Оно и понятно: его же оперировали, морфин... Ведь не бросится он на нее, в самом деле, – она спасла ему жизнь! Уговаривая себя не волноваться, Джоанна бесшумно пересекла комнату и встала вплотную к стене, рядом с сотрясающейся дверью. Она попытается воззвать к рассудку этой твари. Вервольфы – наполовину люди, а значит, обладают способностью мыслить. Тишина... Действительно ли обладают?.. Какая половина доминирует – человеческая, звериная? Она ветеринар, но этого не знает...

– Ладно, все в порядке. – Джоанна произнесла это совершенно спокойно. – Я здесь одна, тебе нечего опасаться. Я – тот самый человек, который спас тебе жизнь. Я вытащила пулю. Помнишь? Та старая дама с белыми волосами... Это я. Я нашла тебя в лесу, вылечила твою рану.

Тишина... Ни звука...

– Помнишь? Ну, пожалуйста, вспомни! – Теперь она умоляла. – Я твой друг! Друг!

В ответ раздалось хриплое рычание, а потом крепкая дверь снова яростно затряслась – сто с лишним килограммов мышц навалилось на нее. Джоанна стояла и слушала: рычание перешло во всхлипывания, потом послышались те самые звуки, что ей уже знакомы: стоны, вой... Ну конечно! Зверь хочет того же, чего каждый больной после существенной потери крови и операции. Ему нужна пища! Эта мысль принесла ей облегчение: голод способен свести с ума даже самое кроткое животное. Ладно, эту маленькую проблему доктор Эбернати в состоянии решить! Но вот как добраться до кухни?

Стук в дверь усиливается, петли стали расшатываться... Джоанна придвинула к дверному проему кровать, а к ней приставила гардероб – вот такая у нее баррикада. Волк принялся трясти косяк – дверь накренилась. Стараясь не поддаваться панике, но невольно считая секунды, Джоанна взялась одной рукой за выключатель, а другой – за ручку двери, ведущей в коридор... Брызнули в разные стороны щепки – преграда рухнула. Джоанна выключила свет, распахнула дверь, шмыгнула вперед, проскочила коридорчик, вбежала в кухню и захлопнула за собой кухонную дверь. Момент – и та бешено затряслась и загрохотала.

Пленница бросилась к холодильнику и лежавшим на столе большим ножом отхватила солидный кусок от пятидесятифунтовой сахарной кости американского лося, своего выигрыша, – у нее был тогда на руках флеш-стрит-ройял. Хвала Господу за эти дурацкие карты! Кусок явно велик для микроволновой печи, но она все-таки затолкала туда мясо и установила режим – максимальную мощность. Текли драгоценные секунды, огромный кусок мяса оттаивал под воздействием электричества... Вервольф уже выцарапал брешь в кухонной двери... Музыкально звякнув, печь отключилась: готово! Эбернати кинула на кухонный стол ростбиф с кровью, скользнула в гостиную и закрыла на засов хрупкие наборные двери, – скорее декорация, чем защита, они ненадолго удержат зверя. Но пусть хотя бы скроют ее из вида.

– Вот так! – прошептала еле слышно Джоанна, придвигая к дверному проему софу. – Тот лось насытил бы любую скотину в здешних лесах... Надеюсь...

А если нет, – что ж, у нее в сарае есть закопченная целиком огромная свинья, почти такая же большая, как и сам волк. Из кухни донесся странный шум, и она прильнула к щели между дверными панелями: каков сейчас ее пациент? Да он заполняет собою почти все пространство, не занятое мебелью и всякой утварью; в его внешнем облике и движениях еще больше от человека, чем раньше... А может быть, это все-таки обыкновенный волк, просто прикидывается, – ну, – защитная реакция, что ли? Она все еще старалась себя успокоить. «Монстр? Я? О чем это вы, я всего-то лесной волк. Вы уж извините, леди. Так, рычу себе потихоньку, зубами щелкаю...»

Склонившись над столом, зверь схватил теплый, окровавленный шматок лосятины и с привычной осторожностью обнюхал. Поколебавшись, быстрым движением языка лизнул... Гримаса отвращения исказила звериную морду, он с ворчанием отбросил мясо прочь. Кусок понесся как пушечное ядро, раскидывая в стороны баночки со специями, кастрюли, сковородки, – и с оглушительным треском вылетел в занавешенное окошко. Сопровождаемый фонтаном стеклянных брызг, американский лось исчез в ночи – вернулся в привычную среду обитания.

Хватаясь за воздух скрюченными пальцами, Джоанна попятилась от двери, холодный ужас пробрал ее до костей. Нет, волку вовсе не нужна пища как таковая, старая падаль его не привлекает... Ему бы свежатинки... человечинки! Ему нужна она! Живая... Просвечивающие жалюзи двери закрыла массивная темная тень.

– Bon appetit, loup![5]5
  Приятного аппетита, волк! (фр.).


[Закрыть] – пронзительно выкрикнула осажденная, подняв вверх «Уэбли-44», и выпустила всю обойму в неясные очертания тела.

Гнев и страх душили доктора Эбернати, но она врач... врач-ветеринар... И она целилась высоко, желая прежде всего испугать эту тварь. С деревянной полки, уставленной блюдцами, полетели щепки, и животное по другую сторону двери взвыло от ярости.

Пока она, все еще на что-то надеясь, перезаряжала револьвер, в одном из проломов появилась огромная лапа – мощные, острые когти разрывали старое дерево как картон. Когда брешь расширилась, зверь взглянул прямо в глаза старой женщине и ухмыльнулся.

Чувство самосохранения оказалось сильнее природной сдержанности. Джоанна кинулась к ружейной полке, сорвала двустволку «ремингтон» и, даже не удосужившись проверить, заряжена ли, направила оба ствола в волчью морду и, зажмурившись, нажала на оба курка. Выстрел отбросил оборотня от сломанной двери. Казалось, он ослеп, на ощупь стал скрести и царапать морду. Но вот дым рассеялся, и она увидела: зверь трясет мордой, и пули выкатываются из шерсти подобно струйкам воды – так отряхиваются, выходя из реки, собаки.

– Merde![6]6
  Дерьмо! (фр.).


[Закрыть]

В отчаянии она опустила ружье и оглядела комнату. Здесь есть еще кое-какое оружие, будь оно неладно! Раньше она никогда в нем не нуждалась. Револьвер... обойма пуста; ружья... то же самое; винчестер тоже заряжать надо... А времени-то нет! Динамит она истратила на рыбалке. Шансов на спасение мало, только бежать, укрыться! Она выскочила из входной двери, замок за ней захлопнулся – и вот она снаружи, в ночной прохладе. Даже плащ не успела накинуть...

Что теперь? Убегать на своих двоих? Бессмысленно! Трэмп в корале. К тому же она до сих пор так и не научилась ездить верхом без седла... Джип! Но ключи в доме, висят на гвоздике... Куда ни кинь... Проклятие! Трижды проклятие! А тут еще такая полная луна, такая яркая... Ее серебристо-голубое сияние освещает весь двор вокруг хижины... И она обругала небесное светило на плохом французском, вставив несколько соленых американских фраз, позаимствованных у одного моряка, – бедняга случайно отрезал себе кисть бензопилой.

Да что же она – есть ведь дровяной сарай! Замерзшая земля захрустела под ее подошвами. Джоанна рысью преодолела несколько метров, отделяющих хижину от дровяного сарая, ворвалась внутрь, накрепко закрыла толстую, надежную деревянную дверь, задвинула тяжелый, прочный старинный засов. Вот ее последнее прибежище...

Вдоль стены выложена аккуратная поленница дров; с потолка свисают связки копченого мяса – несколько дюжин. Этому сараю лет сто, построен на славу и исправно нес свою службу: в летнее время – холодильник, а еще – укрытие для поселенцев. За его каменными, в добрый метр толщиной стенами не страшны были набеги индейцев, британские войска, сорвиголовы с американского Старого Запада. Эти стены не пробить из пушки, а дверь сработана из цельного куска крепкого дуба, да еще засов на четырех бронзовых петлях. Вряд ли сарай планировали как защиту от оборотней, но он вполне подходит и для этой цели. Хотя кто знает, может, и о таком подумали мудрые предки... А если с давних времен водятся здесь эти твари? Еще с доисторических? Тогда кем они были изначально – людьми, волками?..

Знакомый уже оглушительный, яростный вой раздался в ночи где-то совсем близко, прервав ее размышления. А вот когти скребут металл... Зверь выбрался на волю, поняла Джоанна. Вознося про себя молитвы, она попятилась в угол – путь прокладывала среди болтающихся засоленных туш, домашних колбас и сушеной птицы – и заняла позицию за Биг Боем, своим выигранным дохлым лосем. Зрение у волков отличное, но вот обоняние иной раз подводит. Может, ей повезет и враг не учует запахав ее тела среди этого скопища копченостей...

Несмотря на толщину каменных стен, она слышала, как где-то вдалеке громят ее джип, потом раздались предсмертные хрипы Трэмпа. Из глаз ее покатились слезы, она утерлась рукавом. Не в состоянии найти ее, волк крушит все вокруг... О Боже, на что она себя обрекла! Какой-то кошмарный сон! Теперь ей ясно: вервольф упал с пролетавшего реактивного самолета; если бы не выступ гранитной скалы, в земле образовалась бы взрывная воронка. Другой вариант исключен – тогда те, кто стрелял в оборотня, преследовали бы чудовище. Но у них-то серебряные пули! А у нее только бесполезная дробь! О Господи, ну что может сделать старая женщина, больная артритом, с этаким существом: упало с высоты сорок тысяч футов и всего лишь слегка ушиблось?!

До сегодняшней ночи доктор Эбернати никогда не верила всем этим побасенкам, что рассказывались у костров. Чудовища? Ночные твари? Смехотворные выдумки! Но теперь она отчаянно напрягала память: каждая мелочь пригодится ей – поможет в борьбе за жизнь.

Смутные образы заполнили ее воображение: монстры из кинофильмов, сцены ужасов... Она делала над собой невероятные усилия, надо выбросить из головы всю эту чепуху! Итак, что ей доводилось слышать от местных знатоков? Вервольфы... это люди, проклятые цыганами; или жертвы случая – те, кого укусили другие вервольфы. Появляются они только во время полнолуния... Да, теперь как раз полнолуние... Против оборотней есть заклятие! Но какое? Что это – трава, корень? Снаружи послышался долгий, протяжный вой... Вот беда-то еще – энциклопедия на кухне. Под рукой ничего, никакого справочника... Ядовитые настои – тут она не специалист.

Прижавшись щекой к холодному камню. Джоанна во всю силу легких вдохнула благодатные ароматы дерева и мяса, они подействовали на нее как лечебное зелье. «Давай! – погоняла она себя. – Справляйся со своей растерянностью, беспомощностью! Ты ведь еще жива... Думай, Джо, думай!» Постойте-ка, оборотней убивает серебро... Или только серебряные пули? Она покачала головой. Какая разница? У нее все равно нет серебряных пуль. В кармане, правда, кусочек серебра, но он слишком деформирован, чтобы использовать его второй раз, не переплавляя. О'кей, а в доме есть серебро? Серебряные ножи? Бокалы? Дьявол, дьявол, и почему это юконская хижина, а не монреальский «Хилтон»!

Внезапно из-за двери сарая донесся гортанный смех. Зверь ее обнаружил! Все строение задрожало – это по дверному проему ударило что-то тяжелое. На пол посыпались куски отколотого дерева, подвешенные к потолку связки мяса закачались в безумном танце. С бьющимся от ужаса сердцем Джоанна в который раз оглядела стены... углы... все свое пространство. Нет укромного местечка, схорониться негде, она в западне! Сегодняшняя ночь – ее смертная ночь. Здесь она умрет. И последнее, что увидит перед смертью, – эта грязная скотина...

И тут к ней пришло невероятное спокойствие, похожее на то эмоциональное состояние, то приподнятое расположение духа, в котором она обычно пребывала, выполняя сложные операции. Итак, каким же будет завершающее земное действие доктора Джоанны Гертруды Эбернати? Она что – съежится в раболепном страхе? Впадет в истерику? Покончит с собой?

Через несколько минут дубовая рама, на которой крепилась дверь, была окончательно порушена – волк ворвался в сарай. Висящая на длинной цепи стокилограммовая копченая туша Биг Боя ударила зверя по морде. Взревев от ярости, вервольф сорвал гигантскую тушу с потолка вместе с тяжелым стальным крюком и вышвырнул все это в заполненный всякой хозяйственной утварью двор. Вдали виднелась охваченная пламенем хижина.

Танцующие языки пламени создавали в темном сарае причудливую игру теней, но волк все же разглядел маленькую фигурку, нагло стоявшую прямо перед ним с каким-то механизмом в руках.

– О'кей, loup, рвешься ко мне? – прохрипела его спасительница. – Ну давай, иди сюда, попробуй тронь меня!

На какую-то секунду дерзкий вызов изумил человековолка. Но у старой человеческой самки нет в руках Орудия-Несущего-Смерть – монстр уверенно перешел в наступление. Ухватившись за рычаг, Джоанна привела в действие смертоносную цепную пилу. Пила застучала, взревев, и целый ряд острых стальных зубьев пришел в движение, с грохотом увеличивая скорость. Обычно этой пилой резали бревна. Волк отстранил от себя раскачивающийся механизм и протянул огромную лапу к горлу женщины... Она, защищаясь, подняла руку... Когти разорвали одежду и плоть. Пила обрушилась на пол. Задыхаясь в агонии, Эбернати опрокинулась на спину, трясущимися пальцами зажимая пораненное предплечье, из которого потекла кровь. Зверь, рыча, опять приближался...

И вдруг Джоанна рывком вытащила из-под себя маленький ручной топорик для колки лучины на растопку. Ее атакующее движение выглядело столь жалким, что волк в удивлении застыл. Только на один краткий миг перед ним блеснуло крошечное серебряное пятнышко пули, аккуратно прикрепленной к лезвию топорика...

Джоанна приберегала под конец свой последний шанс – ход оказался непредвиденным. Все эти безумные россказни и бесконечные легенды цыган о слабом месте оборотней сводились к одному: убить вервольфа можно только серебряной пулей; это говорилось прямо и недвусмысленно, о других вариантах она не слыхивала. Но вот что отлично помнит: никто никогда не говорил, что монстра можно только застрелить.

Ведомое опытной рукой умудренного познаниями врача-ветеринара, острие топорика утонуло в груди чудовища точно между пятым и шестым ребрами, минуя грудину и погружая бесформенную серебряную пулю прямо в сердце животного.

Волк закричал удивительно человеческим голосом, глаза его закатились, обнажая белки; он рухнул на колени. Черная кровь заструилась обильными потоками, все тело стало конвульсивно содрогаться. Началось обратное превращение. Исчезло волосяное покрытие, обнажив гладкую розовую кожу. Морда втянулась, зубы как будто сточились, уши сместились вниз, к бокам меняющего форму черепа; когти превратились в ногти. Зигзагообразные сцепления задних лап раскрутились и стали обычными коленями. Тело укоротилось, сформировалось лицо. Прошли считанные секунды – и на полу сарая оказалось мертвое тело обнаженного мужчины с топориком в груди.

Стянув на раненом предплечье разорванную ткань кофты, Джоанна, дрожа, встала на ноги и взглянула вниз, на своего несостоявшегося убийцу. Sacre bleu[7]7
  Черт побери! (фр.).


[Закрыть], так это все-таки сработало! Он мертв, – значит, она спасена... Спасена!

И тут же нахмурилась, – конечно, у нее возникнут кое-какие проблемы с этим трупом в сарае; дом напоминает Квебек после восстания... Но все это ерунда по сравнению с тем страшным смыслом, который таит в себе ее ранение. Рана глубокая, и все же кровь сворачивается необычно быстро. Если легенды не врут и в остальном, человек, укушенный оборотнем, тоже превращается в вервольфа. Ну а если вервольф расцарапает тебя, это проклятое превращение тоже неизбежно? Можно ли разорвать цепь событий или каждое явление независимо от других, одиночно, индивидуально? Этого доктор Эбернати не знала. И не узнает, пока не придет следующее полнолуние.