Текст книги "Жестокий брак. Как мы влюблялись, женились и ревновали на протяжении веков"

Белый брак был возможен, только если оба, муж и жена, соглашались поддерживать его именно таким.

Поэтому-то Одри лишилась короны и была разведена с Эгфритом. Еще в XIX веке добиться развода именно на основании того, что между супругами нет интимных отношений, было довольно-таки легко. В 1854 году красавица Ефимия Чалмерс Грей сумела развестись с мужем, Джоном Рёскином, как раз по той самой причине. Эффи, как ее называли, восемь лет ждала, что супруг обратит на нее внимание. Однако Рёскин любил воплощенную в женщине красоту, и ему совершенно не нравился секс с ней.

«Может казаться странным, – писал Рёскин, – что я воздержался от женщины, которую большинство людей находят столь привлекательной. Но, хотя лицо ее красиво, ее личность не сформировалась для возбуждения страсти. Напротив, в ее особе были определенные детали, которые полностью препятствовали этому»[77]77
  Lutyens M. Millais and the Ruskins. Р. 191.


[Закрыть].

Разгадка довольно проста: Рёскин влюбился в Эффи, когда той было всего 12. Дождался положенного для возраста брака (в XIX столетии уже редко венчали 12-летних) и… разочаровался. Эффи утратила для Джона притягательность нимфетки. По всей видимости, мужчина мог очаровываться только подростками (словно набоковский Гумберт Гумберт). Например, он был влюблен в одиннадцатилетнюю Розу Ла Туш, на которой собрался жениться, когда ему исполнилось 50 лет. Родители воспротивились этому союзу, и все закончилось довольно-таки плачевно – Роза, отвечавшая Рёскину взаимностью, умерла в возрасте 27 лет в частной клинике. Она медленно сошла с ума.

В «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл события происходят на американском юге, но и там те же правила – если супружеская пара живет, отказываясь от интимной стороны жизни, это повод обратиться за разводом:

«Ретт, – без всяких предисловий начала она, как только он закрыл за собой дверь спальни, – я не хочу иметь больше детей, это решено.

Если его и поразило ее неожиданное заявление, то он и виду не подал. Он не спеша подошел к креслу, и, опустившись в него, откинулся на спинку.

– Я ведь уже говорил тебе, моя кошечка, еще прежде, чем родилась Бонни, что мне безразлично, будет у нас один ребенок или двадцать.

Ловко он уходит от главного, как будто появление детей не имеет никакого отношения к тому, что этому предшествует.

– По-моему, троих вполне достаточно. Я вовсе не намерена каждый год носить по ребенку.

– Три мне кажется вполне подходящим числом.

– Ты прекрасно понимаешь… – начала было она и покраснела от смущения. – Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Понимаю. А ты осознаешь, что я могу подать на развод, если ты откажешься выполнять свои супружеские обязанности?»[78]78
  Митчелл М. Унесенные ветром. М.: Дримбук, 2020 / пер. Т. Озеровской, Т. Кудрявцевой.


[Закрыть]

Такие же смешанные чувства испытывала наверняка Любовь Менделеева, в замужестве – Блок. Взяв девушку в жены, поэт признался, что она для него – само совершенство, а с совершенством трудно себе представить настоящую семейную жизнь. Оно стоит на пьедестале, манит недосягаемостью, вызывает восторг, но приблизиться к нему боязно! Поэт объяснил своей молодой супруге, что она для него – недосягаемый идеал. И этим идеалом можно было только восхищаться!

Они познакомились, будучи еще детьми, но все изменилось в пору юности: когда им исполнилось 16 и 17 лет. Хорошенькая Люба Менделеева и серьезный Александр Блок вместе играли в любительском театре. В подмосковном имении Боблово летом 1895 года ставили шекспировского «Гамлета». На роль Офелии выбрали Любу (сохранились даже ее снимки в этом романтическом образе), Блок предстал мятущимся принцем Гамлетом, ранимым и дерзким одновременно… Как часто бывает в подобных ситуациях, они понравились друг другу и сблизились, но до влюбленности было еще далеко. К тому же поэт уже всерьез увлекся женщиной, в два раза старше его самого. Семья Блока презрительно называла ее «несвежей». Ксения Садовская познакомилась с Александром на немецком курорте, и, по словам очевидцев, ей сразу понравился юноша с горящим взором:

«Она первая заговорила с мальчиком, – вспоминала тетя поэта, – который не смел поднять на нее глаз, но сразу был охвачен любовью. Красавица всячески старалась завлечь неопытного мальчика!»[79]79
  Первушина Е. Любовь в Серебряном веке. М.: Центрполиграф, 2021.


[Закрыть]

Блок был потрясен – он никогда не испытывал ничего подобного прежде:

 
В такую ночь успел узнать я
При звуках ночи и весны,
Прекрасной женщины объятья
В лучах безжизненной луны.
А. Блок. «Ночь все темней и благовонней…»
 

Страсть к Садовской семья старалась всячески погасить, изжить, но разве можно потушить огонь в молодой душе? Вскоре лето закончилось, курорт опустел, дачники вернулись к городским делам. Люба писала в дневнике о Блоке с явным раздражением: «Мне стыдно вспоминать мою влюбленность в этого фата с рыбьими глазами». «Фат» в Петербурге все так же умирал от любви к Садовской, назначал ей встречи, возил ее в гостиницы… Он напитался ею, наполнился, женщина открыла поэту чувственный мир, но этим все исчерпалось. Удовлетворенное чувство перестало быть острым. Спустя время Блок снова встретился с Любой.

«Перебудоражила меня эта встреча», – говорила она. Александр сделал шаг вперед и был принят. Его восприняли с интересом и даже любопытством. Блок ухаживал и писал стихи. Старая дачная знакомая вдруг превратилась в Таинственную Деву и Прекрасную Даму.

В доме знаменитого химика Менделеева, дочерью которого и была Люба, Александра принимали благосклонно. Семьи общались и не собирались чинить молодым препятствия… Когда Блок посватался, ему ответили согласием.

Обручение состоялось весной 1903 года, а саму свадьбу назначили на август. После венчания и праздничного обеда молодые отправились в заранее приготовленную квартиру. Щеки новобрачной пылали – Любовь ждала и волновалась. Она жаждала воссоединиться с человеком, к которому ее влекло, но спокойный и холодный Блок заявил жене, что не станет даже дотрагиваться до нее.

Он говорил, что любимая прекрасна и чиста, подобна сияющей путеводной звезде. Низменные страсти – для женщин иного склада. Люба не верила своим ушам. Перед ней был человек, готовый служить ей, как божеству, но отвергавший ее женскую сущность. Блок ушел. Слезы разочарования и боли лились по щекам девушки. Уснула она только под утро с вопросом на устах: «Зачем же он тогда женился на мне?»

Поначалу она воспринимала его служение как позерство, считала это маленькой хитростью, игрой. Однако шли месяцы, а Блок все так же не переступал порог спальни Любы. Тогда супруга выступила против него со всем арсеналом женских испытанных средств. Она наряжалась, принимала томные позы, зажигала свечи, бросала обжигающие взгляды. Александр оставался непоколебим.

«Я северянка, а темперамент северянки – шампанское замороженное… Только не верьте спокойному холоду прозрачного бокала – весь искрящийся огонь его укрыт лишь до времени»[80]80
  Блок Л. Д. И были, и небылицы о Блоке и о себе. Бремен: Кафка-Пресс, 1979. С. 103.


[Закрыть], – писала супруга поэта.

Не отзываясь на пламенные чувства жены, Блок тем не менее вел далеко не монашеский образ жизни. Он крутил романы с актрисами и собственными поклонницами, в его объятиях бывали дамы полусвета и опытные проститутки. Любовь мучилась от ревности. Прошел целый год, прежде чем эти двое стали мужем и женой по-настоящему, и оба оказались недовольны – близость, которой так долго ждали, их разочаровала.

Уже позже в этом союзе появился третий – влюбленный в женщину поэт Андрей Белый. Несколько лет они существовали в любовном треугольнике, пока Прекрасная Дама не дала ему отставку. Она уже поняла, что «расшевелить» мужа не в силах, и увлечений своих не скрывала. От актера Кузьмина-Караваева Любовь родила ребенка. Сообщая мужу о беременности, волновалась, но тот лишь спокойно произнес: «Будем растить». Поэт был исполнен решимости воспитывать чужого мальчика, но малыш прожил совсем недолго.

То, насколько супруга нужна ему, Блок понял лишь в предреволюционные годы. «Люблю только тебя», – часто повторяла Любовь Дмитриевна. С новой силой пробудилось прежнее чувство, а Ахматова посмеивалась над восхищенным поэтом, сравнивая Любу с бегемотом. Сам Блок на свою Прекрасную Даму всю жизнь смотрел совсем другими глазами. Его одолевала ревность и огорчало, что мать никак не может поладить с женой. Любовь оставалась главной женщиной в его жизни – той самой путеводной звездой. Блока не стало в 1921 году. Супруга умерла в Ленинграде в 1939-м.

Еще один пример белого брака из недавнего прошлого – история жизни святого праведного Иоанна Кронштадтского[81]81
  Иоанн Кронштадтский (1829–1909) – священник Русской православной церкви, митрофорный протоиерей; настоятель Андреевского собора в Кронштадте; член Святейшего правительствующего синода с 1906 года; «вдохновитель создания и почетный член» Союза русского народа.


[Закрыть]. Внук священника, сын дьячка Никольской церкви села Сура, он тоже решил посвятить жизнь служению Богу. Женившись на дочери протоиерея кронштадтского Андреевского собора Елизавете, он предложил ей белый союз. Поскольку у пары не было детей, они воспитывали племянниц Елизаветы.

«Да не белый он, а фиктивный!» – часто говорили в прошлые века о подобных браках. Ведь освященный церковью союз предполагал отношения с целью продолжить человеческий род. Для тех, кто хотел выбрать иной путь, имелась возможность уйти в монастырь. Поэтому на добровольный отказ от интимной жизни двух обвенчанных людей нередко смотрели косо. То, что для одних становилось проявлением святости, другие воспринимали как намеренный обман.

Глава 8. Сестра моей жены – моя жена

Девушка в алом платье старалась сохранить надменное, холодное выражение на лице, но это было так трудно! Ведь 30 сентября 1497 года ее старшая сестра выходила замуж за португальского короля Мануэла. Изабеллу Арагонскую[82]82
  Изабелла Арагонская (1470–1498) – старшая дочь королевы Кастилии, Изабеллы, и короля Арагона, Фердинанда II. В первом браке – супруга принца Афонсу Португальского. Таким образом, второй муж принцессы был дядей ее первого мужа.


[Закрыть] семью годами ранее уже выдавали замуж, но супруг скончался совсем молодым. В знак безграничной скорби вдова остригла волосы, закрыла лицо плотной вуалью и начала носить только платья из грубого сукна, а затем и вовсе попросилась в монастырь! Но родители – королева Изабелла и король Фердинанд, правившие Кастилией и Арагоном, – отказали принцессе. Для нее приготовили блестящую партию в лице португальского короля Мануэла.

Женщина совсем не радовалась своей участи. Перед венцом она долго плакала и молилась, чтобы Господь дал ей силы, а вот ее младшая сестра Мария, наоборот, казалась очень оживленной. Все было так красиво и торжественно – королевская свадьба! Ту, первую, когда Изабелла выходила замуж, она плохо помнила, ведь была еще совсем ребенком… Строгий окрик дуэньи и холодный взгляд матери заставили Марию стереть улыбку с губ – испанским принцессам запрещалось на людях проявлять эмоции. Им надлежало двигаться степенно и важно, держаться с застывшим величием на лице.

Если вы когда-нибудь рассматривали портреты коронованных особ, написанные в XV–XVII веках, то наверняка удивлялись: отчего все они такие неулыбчивые, скованные, даже злые? Неужели этим людям не было свойственно весело смеяться? Они не шутили, не проказничали в детстве? О, разумеется, и в XV, и в XVII, и в XIX веке престолонаследники были совершенно такими же, как мы, – любили и гневались, хохотали и плакали, только не напоказ.

Парадный портрет и вовсе должен был демонстрировать силу династии, богатство правящего дома и только в самую последнюю очередь – сходство с реальным человеком. Жемчуга и тонкий батист выписывали тщательнее, чем лица! Так что любой представитель королевского дома на полотне олицетворял свою фамилию, а вовсе не самого себя. Не верьте парадным портретам – они обманывают вас!

Пятнадцатилетняя Мария Арагонская понятия не имела, что наблюдает за свадьбой… собственного будущего мужа. Да, король Мануэл I взял в жены ее старшую сестру, Изабеллу, однако браку не суждено было оказаться долгим.

В начале весны 1498 года все уже знали достоверно: королева Португалии – беременна. Несмотря на особенное положение, Изабелла продолжала соблюдать все посты, не отказалась от самобичевания, к которому прибегала и прежде, и часто совершала длительные поездки по святым обителям. 23 августа, находясь в Сарагосе, женщина произвела на свет мальчика, названного Мигелем. Вскоре у нее начался сильный жар и конвульсии, врачи могли только печально покачать головой – королева обречена. Изабелла успела только попросить, чтобы ее похоронили в монашеском одеянии…

Овдовевший король отмахивался от разговоров о новом браке, ведь у него был наследник, однако инфант прожил всего лишь два года, и правителю Португалии пришлось задуматься о женитьбе. Лучшей партией могла стать только… младшая сестра его покойной жены Мария. Та самая девушка, улыбавшаяся на свадьбе, пока невеста грустила, словно предчувствуя свою скорую кончину.

Говоря по правде, Мануэлу изначально предлагали руку как раз инфанты Марии, но она была слишком юной в то время. Кроме того, старшая сестра считалась наследницей, так что – если бы все сложилось иначе – у Мануэла появился бы шанс объединить все государства Пиренейского полуострова! Португалия, Кастилия и Арагон могли принадлежать одному правителю. На протяжении сотен лет многие государи желали того же, однако Мануэл оказался как никогда близок к осуществлению цели, пока мечты не разбились.

Мария Арагонская заняла место сестры 30 октября 1500 года в городе Алкасер-ду-Сал. Как и Изабелла, она была ревностной католичкой, крайне радикально настроенной против иноверцев – воспитание фанатичной матери давало о себе знать. Но главное, чего добилась Мария в королевском браке, – она регулярно рожала детей. В 1502 году на свет появился ее первенец, будущий король Жуан III, а потом еще девять отпрысков…

Историки уверены, что Мария и король Мануэл были счастливы в браке. По всей видимости, эти двое оказались очень близкими по духу людьми. К сожалению, в начале XVI века стремление к благочестию не позволяло супругам думать о предосторожностях – королева Мария продолжала беременеть, хотя лекари не рекомендовали ей этого делать. Узнав, что у нее снова будет ребенок – уже десятый по счету, – королева, как всегда, отправилась в храм молиться о благополучном разрешении от бремени. Увы, молитва услышана не была. Мальчик Антонио родился 9 сентября 1516 года и прожил всего девять дней. Ослабшая настолько, что не могла даже вставать с постели, королева Мария скончалась в марте 1517-го. Уже вторая дочь одного семейства сошла в могилу в Португалии.

На этом король Мануэл вполне мог остановиться – у него было множество здоровых детей, сам он достиг возраста 47 лет… Однако неугомонный португальский правитель замыслил снова жениться, и снова на девушке из той же семьи.

Поскольку все принцессы-сестры на тот момент «закончились», то Мануэлу предложили племянницу двух его покойных жен. Элеонора Австрийская родилась в 1498 году, то есть была ровесницей старшего сына португальского короля, тем не менее она пошла с ним под венец – такова была договоренность между Лиссабоном и братом девушки. Дело в том, что отец Элеоноры давно скончался, ее мать была заперта в монастыре и объявлена сумасшедшей[83]83
  Заточена в монастырь и объявлена сумасшедшей была королева Хуана. Чаще всего ее называют «Хуана Безумная». Скончавшийся отец – эрцгерцог Филипп Красивый, муж Хуаны.


[Закрыть], поэтому решения принимал Карл V, молодой и амбициозный правитель.

Для Элеоноры ее пребывание в Португалии оказалось связано с одними потерями – она родила двоих детей, но старший мальчик скончался. Потом от чумы умер и муж. Высказывали предположения, что женщина может стать супругой собственного пасынка, но такой брак считался кровосмесительным, и Рим никогда не дал бы на него согласие. Поэтому некоторое время спустя она вышла замуж во второй раз за короля Франции, Франциска I. Есть основание считать, что Элеонора сама влюбилась в него, когда тот находился в плену у ее брата…

Таким образом, король Мануэл I из Португалии был женат трижды: на двух сестрах и на племяннице жен. Абсолютный рекорд по числу родственниц в одной опочивальне. Известно, например, что две жены Генриха VIII – Анна Болейн и Екатерина Говард – тоже состояли в родстве. Правда, не в таком тесном, как Изабелла и Мария Арагонские… А еще у Генриха были близкие отношения со старшей сестрой Анны, Марией. Правда, с той молодой женщиной он не стал заключать брак.

Почему так часто выбирали девушек из одной семьи? Чаще всего по причинам политического свойства. Если принцесса принадлежала к влиятельному роду, то ни ее внешность, ни ум, ни образованность не играли никакой роли. Главное, что за спиной стояли родственники, чье могущество нельзя было оспорить.

В редких случаях выбор делали в пользу той, кому нечего оказывалось предложить. Хотя и такие случаи бывали! В XVIII столетии короля Франции Людовика XV женили на дочери смещенного с трона бывшего польского короля Станислава Лещинского. Девушка не отличалась ни красотой, ни особенным умом, она не могла предложить Франции ни сильного политического союзника, ни богатств… Но ее сделали королевой, потому что как раз такая и была нужна! В Людовике XV его окружение быстро разглядело ведомую натуру, на которую легко влиять. Поэтому деятельная супруга из могущественного семейства не устраивала французских вельмож. Марию Лещинскую взяли как раз за бедность!

Не слишком смотрели на богатство и при выборе невест для русских императоров из дома Романовых. Известно, что Екатерина II прибыла в Россию с таким скромным набором платьев и белья, что Елизавете Петровне пришлось срочно заказывать ей новый гардероб. О том, что в детстве ее не баловали и что жили они очень скромно, рассказывала и Фредерика Шарлотта Вильгельмина Прусская, ставшая женой Николая I. Это уже в России, в статусе великой княжны, а потом императрицы, она могла носить гроздья роскошных жемчугов на шее и запястьях, а вот в ранней юности к роскошным подаркам привыкать было особенно негде.

«Девушка прибыла к нам голой!» – рассержено говорил король Франциск I, когда узнал, что ему не выплатят приданое за невестку. Когда в 1533 году Екатерину Медичи выдавали за второго сына государя, за ней обещали несколько итальянских городов и сумму в 130 тысяч дукатов. Гарантом выступал папа римский, родственник девушки[84]84
  Екатерина Медичи (1519–1589) принадлежала к известному флорентийскому роду, управлявшему богатым регионом. Папа римский, благословивший ее брак, – Климент VII, в миру – Джулио де Медичи. Понтифик рассчитывал на сильный итало-французский альянс.


[Закрыть]. Однако – вот незадача! – год спустя он скончался, и приданое так и не приехало во Францию целиком (а города не стали частью королевства).

В том же самом столетии, когда Франция обманулась в своих расчетах, польский король Сигизмунд III строил большие планы на брак с дочерью герцога Штирийского. Девушку звали Анной, и она была родственницей императора Священной Римской империи. В этом-то и заключалась ее главная ценность! Хотя о происхождении Анны Габсбургской ходили разные слухи…

Дело в том, что девочка появилась на свет, когда ее родители еще не поженились! Скандал в благородном семействе! Мария Анна Баварская родила малышку и только потом вышла за герцога Штирийского… О чем решено было умолчать. Так что считалось, будто бы Анна моложе своих лет, и лишь надпись на ее надгробии выдала тайну рождения. Итак, девушкой она вышла замуж за Сигизмунда, родила двух сыновей и трех дочерей и в возрасте 25 лет умерла при рождении последнего ребенка. Интересно, что старший мальчик, Владислав, в Смутное время попытался завладеть русским престолом. Успели даже отчеканить монеты с именем царя Владислава Жигмонтовича! Да только править ему на Руси не пришлось – мужчина не принял православия, паны вели себя высокомерно, а рядовые солдаты грабили простой люд… Вспыхнул бунт и вымел, словно мусор, всю «понаехавшую» шляхту. Теперь вы знаете, кто был родителями этого человека – Анна Габсбургская и король Сигизмунд III.

Овдовевший король думал не очень долго и направил посланников по уже хорошо ему известному адресу – к герцогу Штирийскому. Надо сказать, не в самое подходящее время. Семейство бурлило от негодования: одну из их дочерей фактически заперли в глухом и мрачном трансильванском замке! Другая уже готовилась пойти за герцога Пармского, но заболела, еще одна дочь решила посвятить себя Богу, а была еще дочь, просватанная за испанского короля. На выбор Сигизмунду представили двух детей: одиннадцатилетнюю Констанцию и Марию Магдалену десяти лет от роду. Какой тут брак!

Королю пришлось поверить на слово: подрастет девочка – состоится свадьба. Решено было, что к венчанию станут готовить старшую из двух, Констанцию. Ее отличало сходство с покойной старшей сестрой, а еще все считали девушку кроткой и набожной. Невесте позволили подрастать до поры до времени в доме семьи, но в 1605 году время для замужества настало. 4 декабря в Вавельском соборе Кракова обвенчались Сигизмунд и младшая сестра его жены. После церемонии был устроен пышный праздник, продолжавшийся несколько дней, а потом началась обычная жизнь семейной пары… Впрочем, не совсем обычная, если говорить о королевских особах. Констанция и ее супруг полюбили друг друга. Они стали родителям семерых детей.

Юная королева предпочитала говорить по-немецки, нежели по-польски (судя по всему, до конца своих дней она так и не научилась бегло говорить на языке страны, которой управляла). Она же стала инициатором того, чтобы Польша поддержала в Тридцатилетней войне императора Священной Римской империи. Констанция считалась рьяной католичкой, и из-за нее Варшаву покинула ее золовка, придерживающаяся лютеранской веры.

Однако в народе к королеве относились неплохо – она была щедрой благотворительницей и очень почтительно относилась к супругу. Всячески подчеркивала – именно Сигизмунд принимает решения! Он голова, а она только шея… Хотя на самом деле все было совсем не так. Влияние Констанции сыграло ключевую роль при решении политических и многих других вопросов. Набожная девочка, воспитанная в подчинении, оказалась жесткой и весьма искушенной правительницей. Она умела ловко манипулировать слабостями Сигизмунда.

Любящая пара разлучилась всего на год – сначала, в 1631-м, не стало Констанции (она получила сильный солнечный удар и умерла), Сигизмунд был настолько поражен потерей, что поспешил за супругой.

«Редкий пример счастливого королевского брака, – заметил историк из Польши Йероним Возняк, – когда политический интерес совпал с настоящей любовью».

Бывало, что невесты не доходили до алтаря. Семьи уже договорились обо всем, запланировали династический союз, но в последнюю минуту он разрушился из-за смерти девушки. Такая история произошла в XVI веке со старшей сестрой княжны Марии Старицкой. В 1570 году государь Иван Грозный благословил брак принца Магнуса из Ольденбургской династии со своей племянницей, Евфимией. Наверняка для него был бы желательнее союз принца с собственной дочерью, но все царевны умирали во младенчестве.

Магнус прибыл в Москву в июне 1570 года и даже был провозглашен королем Ливонии – у Грозного имелись интересные планы на эту землю. Однако пять месяцев спустя после приезда жениха княжна Евфимия скончалась. Срочно требовалась другая девушка! А никого, кроме десятилетней княжны Марии, не оставалось. Пришлось соглашаться на такой вариант. Три года спустя в Новгороде молодых венчали сразу по двум обрядам: невесту – по православному, жениха – согласно традициям его веры.

Отчего умерла княжна Евфимия? Нет единого мнения. Одна из версий говорит об отравлении. Однако если все действительно так, то смерти девушки хотел вовсе не Иоанн IV. Для него потеря ливонского проекта оказалась очень болезненной! Предполагая, что старицкую княжну извели умышленно, мы всегда должны помнить, кому это было выгодно. Тогда самым вероятным вариантом становятся противники царя.

Вот со смертью австрийских эрцгерцогинь все понятно и очевидно. Девушки – одна за другой! – умирали от оспы. Нужно сказать, что в XVIII столетии эпидемия стала настоящим бичом Европы и России. Болезнь поражала всех – богатых и бедных, королей и крестьян.

Высокая степень заражения приводила к широчайшему распространению заболевания. «Один человек из тысячи не болен оспой», – записал в 1747 году английский исследователь. Смертность среди детей составляла один к трем, в среднем же умирала одна шестая часть заболевших. В Европе в то время уходили из жизни полтора миллиона человек в год. От одной только оспы!

Правящая в Австрии династия могла больше других рассказать о последствиях этой жуткой болезни. Несчастная императрица Мария-Терезия потеряла из-за оспы троих детей. 18 января 1761 года скончался ее второй сын, Карл Иосиф. Юноше было только 15 лет, и его считали любимым отпрыском государыни. Он был умен, образован и обладал невероятным шармом. Мать настолько боготворила его, что это вызывало жгучую ревность старшего брата. Карл Иосиф должен был стать герцогом Тосканы, готовились отметить его 16-летие, но он умер за две недели до торжеств.

Следующий жестокий удар оспа нанесла императрице, когда отняла у нее дочь Марию-Йоганну. Двенадцатилетняя девочка не успела никому причинить зла. Ее считали очень добрым ребенком, а среди всех своих многочисленных братьев и сестер она особенно любила Марию-Йозефу. Две юные эрцгерцогини постоянно ходили вместе, держась за руки, иногда их даже находили спящими в одной кровати – болтая перед сном, они незаметно засыпали. Под Рождество 1762 года Мария-Йоганна скончалась. Это произошло очень быстро да еще на глазах у ее сестры. После этого Мария-Йозефа долго не могла прийти в себя.

Пробежало пять лет, и в Вене начались приготовления к ее свадьбе. Мать пожелала, чтобы девушку обвенчали с наследником Обеих Сицилий[85]85
  Королевство Обеих Сицилий – так называли государство на юге Италии. В прежние времена оно было единым, потом разделилось на две части. Поэтому земли и стали называть Обе Сицилии.


[Закрыть]. Дочери императрицы предстоял долгий путь из столицы Австрии через Альпы на юг, но незадолго до отъезда она захворала. Когда врачи снова поставили диагноз: оспа, Марии-Терезии трудно было сохранять хладнокровие. Страшный недуг снова пришел забрать ее ребенка!

По ужасному стечению обстоятельств Мария-Йозефа покинула этот мир ровно в тот самый день, когда должно было начаться ее путешествие к будущему мужу. Ей закрыли глаза 15 октября 1767 года, а принцу направили письмо – возможно, его устроит другая дочь императрицы? Жених сразу согласился, главное, что девушка из «правильного» семейства. Так что следующая эрцгерцогиня, младше предшественницы всего на год, заняла ее место в Неаполе. У правительницы Обеих Сицилий родилось 18 детей, и восемь из них скончались все от той же злосчастной оспы.

В романе Валентина Пикуля «Фаворит» красочно описывается, откуда пришла болезнь в семью императрицы. Автор возложил вину на Марию-Терезию, которая, по его мнению, заставила дочерей перед свадьбой молиться в фамильном склепе. Дескать, надо было попросить благословения у предков. Однако нужно признать, что история ближе к байке, нежели к реальности. Старший сын правительницы точно там не был – он не планировал жениться, а значит, не нуждался в молитвах возле гробов Габсбургов. Да и восемь маленьких отпрысков Марии-Каролины Австрийской никогда в венской усыпальнице не были…

Семейные легенды и красивые байки – увы, довольно частое явление. Трудно найти старинный замок, где бы не обитало привидение. Например, «белая дама» – едва ли не самый популярный призрак. Про них рассказывают и в Польше, и во Франции, и в Англии. Есть легенды о появляющихся в замках каплях крови, которые можно увидеть только в переломный момент жизни. Якобы король Франции Генрих де Бурбон незадолго до убийства узрел разлитую кровь на шахматной доске, причем, кроме него, никто не мог ничего разглядеть (что и понятно – крови не было). Популярны истории о спрятанных сокровищах. Тысячи людей по всему миру запасаются металлоискателями и обследуют парки, леса, руины старинных усадеб… В некоторых семьях передают рассказы о довлеющим над ними проклятии. Все загадочное, таинственное будоражит и заставляет верить порой в самые немыслимые вещи!

Жизнь все же всегда интереснее выдумки. Она подсказывает сюжеты, мимо которых невозможно пройти. Как, например, история с Луизой Бирон и графом Виельгорским. Эти двое поженились вопреки церковным запретам. Дело в том, что Русская православная церковь не одобряла браки между вдовцами и сестрами их жен – то, что было возможно в католической Европе.

В светском кругу графа Михаила Виельгорского знали многие. Во-первых, он трудился в коллегии иностранных дел. Во-вторых, обожал музыку и посвящал ей все свободное время. Аристократ брал уроки у Луиджи Керубини, в Вене добился знакомства с легендарным Людвигом ван Бетховеном и даже стал одним из первых слушателей его «Пасторальной симфонии». Иными словами, для Виельгорского музыка была не просто важна, она стала смыслом его жизни. «Гениальный дилетант» – так сказал о нем Роберт Шуман. Это звучит немного обидно. Граф никаким дилетантом не был. Его страсть к музыке казалась безграничной, и разбирался он в ней явно не хуже Шумана.

Мало кто верил, что однажды Виельгорский женится. Уверяли, что свою виолончель он предпочитает самым красивым женщинам. Однако время шло, и пора было остепениться. Подыскать жену графу вызвалась сама вдовствующая императрица Мария Федоровна. Ее выбор пал на Екатерину Бирон, выпускницу Смольного института – юную, миловидную, из знатного семейства. В феврале 1812 года в церкви Зимнего дворца Екатерину и Михаила обвенчали.

Бывают браки, где все сразу складывается идеально – там есть взаимопонимание, уважение, любовь, жизнь молодых не омрачают житейские бури… Именно так все и происходило у Виельгорских. Когда Екатерина забеременела, муж решил увезти ее из Петербурга за город, на свежий воздух, но вы ведь помните, в каком году они обвенчались? Едва Виельгорские оказались за пределами столицы, французы перешли границу Российской империи.

По приблизительным подсчетам, армия Наполеона составляла 640 тысяч человек, и продвижение вперед поначалу происходило очень быстро. Виельгорские осознали, что совершили ошибку – они вот-вот могли оказаться на оккупированной территории. Надо было возвращаться в Петербург, до которого врагу было далеко, но Екатерина жаловалась на недомогание, беременность протекала трудно. Чтобы пощадить мать и сохранить дитя, приходилось делать частые остановки.

Путь в Петербург лежал через Москву. Михаил и его жена оказались в опаленном городе – он уже пострадал от страшного пожара. Впечатлительная молодая графиня и без того находилась в полуобморочном состоянии, а при виде сгоревшей Москвы ей стало совсем плохо. Город, который она знала и любила, превратился в руины. Голодные собаки бродили по пепелищу. Повсюду раздавался плач, церкви были осквернены и превращены в стойла для лошадей «французских храбрецов»… О том, чтобы ехать дальше, не могло быть и речи. Где же найти пристанище? Оказалось, что уцелел дворец князя Голицына. Французы пощадили его, поскольку этот дом – по совершенной случайности – выбрал для себя маркиз де Коленкур, там же располагался его штаб. Конечно, отступая, французы ограбили усадьбу, что-то побили и испортили, но это место все равно было намного комфортнее и безопаснее, чем многие почерневшие особняки.

Переживания, дорожная тряска, сложная беременность – совпало множество факторов. Виельгорские едва успели расположиться в доме Голицына, как начались преждевременные роды.