Текст книги "Одно дыхание на двоих"

С глазу на глаз

Виола подхватила обе сумки, в которых были упакованы ее и Орысины вещи, и направилась с ребенком по узкой тропинке. От трассы вблизи села, где останавливалось маршрутное такси, змеилась меж трав тропа к Убыням. Там жила двоюродная сестра Виолиного отца, тетка Устина. И когда Виола ехала в село не на их собственной машине, то приходилось пять километров идти пешком. И часть пути проходила через лес. Тогда она и останавливалась на часок-другой у тетки.

Густое высокое разнотравье нежно целовало обнаженные ноги мечтательно улыбавшейся «цокотухи». Так Виолу называли в детстве. Она все время о чем-то болтала, изредка давая возможность взрослым вставить скупое слово в свой монолог. Так теперь и ее дочурка, шлепая позади, непрестанно жаловалась на колоски трав, которые били ей в лицо.

– Беги впереди, Орыся, – предложила мама, – и пригибай их.

– Хорошо, – согласилась девочка и весело запрыгала по высокой траве.

Жутко пекло. Слишком уж жарко для мая. Где-то вдалеке послышался раскат грома. Виола прислушалась.

– Стой, Орыся. Не спеши.

– Что случилось? – удивилась малышка.

– Ты только послушай. Присядь.

Рыська заинтересованно остановилась и упала на коленки.

– Пчела жужжит, – прошептала доченька.

– И мычит теленок. Так звучит село. Это его музыка, его тема, – подняв брови, игриво заметила Виола. – Давай чуть-чуть послушаем.

Размеренный и неторопливый ритм сельской жизни, как будто пьеска в темпе Moderato, навевала приятные воспоминания и легкую, светлую ностальгию по давно прошедшим детским годам.

– У села есть своя музыка?! – удивилась Орыся. – Это как?

– Очень просто! У всего есть своя музыка: и у города, и у села, и у горы, и у моря.

– И у леса тоже есть музыка! – вдруг воскликнула девочка, и аж щеки надула от своей неожиданной догадливости.

– Конечно! Если ты хоть миг помолчишь, то обязательно услышишь тихое пение деревьев.

И Виола поспешила в лесную чащу, сползавшую толстым одеялом с холма в поле.

– Мам, мам! Куда ты?! Подожди!

Но Виола, лишь поощряя, подмигивала, оборачивалась, но не умеряла ход. Потом поставила сумки и упала на благоухающий зеленый ковер, раскинув руки. Закрыла глаза…

Рыська, догнав ее, тоже с увлечением повторила этот трюк.

Здесь, на земле, в травяном лесу бурлила своя жизнь. Все непрестанно шуршало и жужжало. И еле слышно плескалась кристально чистая водица ручейка, который пересекал тропинку. Ветер игриво перебирал листья деревьев, будто струны на арфе.

В детстве Виоле было строго запрещено ходить сюда. Слишком далеко от ее родного Леска. И потому редкие походы к трассе казались тогда почти сказочным путешествием. Влекла своей магией прохлада источника, манил спускавшийся сюда с холма лес, который брал здесь свое начало.

– Мам, может, уже пойдем? – вдруг нависла над Виолой Орыся.

– Еще минуточку… послушаем, – попросила, нежась в приятных воспоминаниях. – Когда я была такой, как ты…

– Тебе тогда было пять лет… или три?

– Да, где-то так. Я очень любила тут гулять, – начала Виола. – Видишь вон то большое разветвленное дерево? Оно возвышается над другими. Это дуб. Так вот, в нем есть очень удобное дупло.

– Дупло?! А что такое «дупло»? – переспросила Орыся.

– А-а, – рассмеялась Виола, – лучше пойдем, я тебе покажу. О-о, кажется скоро будет дождь! – Вдалеке виднелась темная, густая туча.

И они продолжили свой путь – уже между деревьями, которые медленно окутывали своими объятиями тропинку. Понемногу начали исчезать звуки открытого пространства и стала проявляться глубокая тишина и покой лиственного леса.

Но вдруг раздался неподалеку гром. Вскрикнула испуганная Рыська. И тут же, как нападение после предупреждения, повалил густыми макаронами настоящий майский дождь.

– Ой, беги-беги, заинька моя, вглубь леса, – обеспокоилась Виола. – К самому-самому огромному дереву, которое только увидишь.

– Нет, я сама боюсь, – пропищала малышка. – Давай вдвоем!

– Да я же за тобой, глупенькая. Давай!

Рыська неохотно побежала, то и дело оглядываясь. И скоро на распутье, сразу за лесным холмом, будто вырос гигантский дуб с широким темным углублением в стволе. Он, как военачальник, стоял во главе армии из настоящего мохнатого леса, который начинался сразу за ним.

– Прячься, Орыся, внутрь, – скомандовала Виола и, догнав малую, затолкала ее в дупло. – Потому что вымокнешь как цыпленок.

– Я и так уже вся промокла, – заныла девочка.

– Ничего-ничего, потерпи немного. Сейчас я тебя переодену, – успокоила дочку. В сумке лежал ее полный гардероб на лето. – Майские грозы обильны, но непродолжительны.

В дупле было сухо и уютно. Дно и изгибы, на которых можно было разместиться, кто-то бережно выложил свежим сеном. «Совсем как когда-то», – улыбнулась воспоминаниям Виола. Сняла с Орыси насквозь мокрое платьице и одела вышиванку и джинсы. «Бабушка будет рада. Боготворит все родное, народное».

– Мам, мам! А это и есть «дубло»?

– Дупло, Орыня! Дуп-ло, – улыбнулась детской забывчивости.

– Мне нравится, – ответила дочурка, рассматривая дуб внутри. – Здесь можно классно играть. Это как домик. Только в лесу. Вот было бы здорово тут жи-и-ть!

Все развивается по спирали. Когда-то так же думала и Виола. Жизнь в детстве виделась ей увлекательнейшей историей с приключениями. Казалось, что она нерушима и будет длиться вечно. Вот только немножечко подрасти бы. Тогда она думала, что этой историей можно управлять самой. Как все просто, хотя и сложно, потому что эти взрослые – такие странные люди. Невыносимые со своими постоянными нравоучениями!

В действительности все эти непутевые советы психологов-психиатров казались Виоле чистой воды издевкой. Она, конечно, уважала свою подругу Катю и то, чем та занималась. По всему, Екатерина действительно умела помочь людям. Иначе не платили бы ей такие деньги! Но вот создание в мечтах своего будущего и визуализация всегда казались ей смешной, лишенной рациональности демагогией. Все это для романтиков и раздолбаев. Грош цена детским потерянным иллюзиям, была убеждена Виола. Она твердо знала, что без адского труда и стратегического плана воплощения своих мечтаний ничего не сделать, ничего не достичь и не реализовать. Каждая мечта и каждое желание нуждалось в определенном поступательном движении, так же, как процесс возведения самого обычного строения. Сначала замысел, потом рисунок, эскиз, впоследствии чертеж и расчеты, затем… А до завершения строительства еще ой как далеко. Да и на каждом этапе возникают какие-то непредсказуемые ситуации, которые корректируют первоначальный план. Порой даже изменяют его.

Виола всегда знала, что именно так нужно действовать во всем. Все укладывается в некую структуру. Любую задачу нужно структурировать, а затем вложить в ее решение, реализацию массу энергии, усилий, времени, средств. Начатое непременно необходимо довести до конца, не разочаровываться и не опускать руки, иначе так и будешь бросать все на полдороге, а «финальный аккорд» может быть совсем-совсем рядом. Она взяла себе на вооружение в качестве основных лозунгов слова российского экс-политика и просто успешной женщины Ирины Хакамады: «Бить нужно в одну точку» и «Со Вселенной можно договориться. Главное – оказаться интересным собеседником».

– Мам, я посплю немножко?! Хорошо?! – Голос дочки вторгся в ее рассуждения.

– Спи-спи, котенок. Ливень не стихает, – заметила женщина и вытянула из большой сумки яркое детское пончо.

Рыська неохотно продела голову в слишком узкую горловину и, будто зайчонок, примостила голову Виоле на колени.

«Как быстро бежит время!» – мелькнула мысль. Не успела повзрослеть, осознать пережитое, а уже свой малыш подрастает. И что ей дать? Чему ее научить, если сама не успела еще ничего толком понять? Для чего существует? Для чего поет? Почему не представляет без пения жизни? Почему, например, никогда не видела себя учительницей, как мама? Вопросов была бездна и ни единого ответа. Зачем вообще в этом мире живет человек, если мир и без него прекрасен, возможно, даже более гармоничен именно без него? Человек все переделывает, подстраивая под свои растущие потребности и желания. Он не умеет жить в согласии с природой, как весь животный мир. Избрав однажды технический прогресс как путь развития, человек с упрямством экскаватора переворачивает мир с ног на голову. А земля все терпит и терпит. Разве же нужно ей это никудышное, жадное существо? Виола все больше убеждалась, что человеку природа необходима – это точно, а природе человек – нет! Поэтому считала своей обязанностью развивать тот единственный, но яркий талант, который получила от Бога. Потому что только так могла оправдать свое существование, свою нужность этому миру.

По космическим параметрам, где все измеряется скоростью света, продолжительность человеческой жизни просто смешна и не достойна внимания. Это не вспышка звезды, даже не взрыв планеты, все в миллионы раз мимолетнее. Человек – это как будто недавно открытый, эфемерный бозон Хиггса, который своим неуловимым присутствием изменяет мир вокруг, его физическую массу. И вдруг в Виолину головку закралась крамольная мысль, что есть в этом присутствии что-то Божественное, ведь было написано, что человек «создан по образу и подобию»… И уж наверное не по внешнему образу, не по физическому подобию, а по возможностям и по внутренней силе. Ведь первым было слово, а следовательно – замысел. Ясно, что изучить этот процесс с помощью каких-либо измерительных приборов невозможно, равно как и определить вес человеческой жизни в астрономических параметрах. Только если человек сам не предоставит Богу что-либо существенное, соразмерное своему существованию. И сделать это возможно, лишь совершенствуясь и неуклонно идя все время вперед, пытаясь достичь наконец той наивысшей точки своего личного развития, когда реализованное изменяет важнейшее в восприятии окружающего, в восприятии самого себя. В осознании своего неделимого, могучего единства с миром уничтожалось ничтожество недоверия к человеческим возможностям.

Погрузившись в свои мысли, Виола совсем забыла о грозе. А та все не стихала, наоборот – становилась все сильнее. Дождь пробивался сквозь густую, но еще слишком слабую и нежную крону майского леса.

Рыська спала на высоком ложе из прошлогодних веток и сена. Виола достала из сумки резиновые сапожки и осторожно надела их дочери на ножки, укрыла дождевиком, который предусмотрительно купила накануне. Не спеша встала и выглянула из глубокого дупла.

Тропинку затапливало. Тонкие ручейки дождевой воды проделывали свой путь со стволов деревьев и кустов. Наполняясь каплями дождя, которые победно пробивали лиственную завесу крон, они сливались и становились сильнее, превращая еще полчаса назад сухую дорожку в глиняно-болотную, скользкую массу.

Утро превратилось в вечер – так потемнело. А приветливый весенний лес стал мрачной, страшной чащей. Нужно было срочно бежать домой. Минут десять, если поторопиться, через лес, потом через поле, затем километра полтора – и теткино село. Там они и переждут ливень. Или лучше переждать здесь? Виола сомневалась. В дубе, конечно, было уютно и сухо, дочь спала, и можно было бы пересидеть даже часик-другой. Но тогда Виола не успеет на вечерний концерт в органном зале. Она должна была петь «Кадиш» Бернстайна, и это обязывало, потому что был задействован еще и хор. Вот если бы Андриан согласился отвезти малую в село. Но у него оказались безотлагательные дела.

– Котенок, просыпайся! Надо идти. – Виола осторожно потрепала малышку по плечу. Ребенок не пошевелился. – Орыня, Орысеч-ка, вставай!

– М-гу. Уже идем? Дождь прекратился?

Виола накинула на голову и плечи джинсовый плащик дочки и вышла из дубового убежища.

– Еще нет, но на…

Последнее слово растворилось во вспышке молнии – она вонзилась в дуб, словно ядовитая змея в свою жертву, шарахнув где-то рядом еще и невероятным громовым раскатом. Виола потеряла дар речи: девочка не успела вылезти из дупла.

Дерево не воспламенилось только потому, что густой дождевой занавес, пожиравший мир даже здесь, в лесу, слизал языки пламени. Дуб лишь издал какой-то непонятный скрипучий звук, и вниз посыпались сухие тонкие веточки. Виола ринулась внутрь дупла, боясь даже подумать, что могло произойти с дочкой. Ее трясло, как в лихорадке, мысли клубились и путались.

– Орыся! – отчаянно крикнула она. – Орыся, ответь!

Ребенок лежал, прислонившись к входу, без признаков жизни. Ее глаза были закрыты, но одной рукой она цепко держалась за внутреннюю стенку дуба.

– Доча, доченька, очнись, не пугай меня! – умоляла Виола, и слезы стояли в ее глазах.

Она трясла дочь за плечи, судорожно целовала личико. Но реакции не было. К счастью, молния ее не коснулась. Рыська была невредима. Но ни на что не реагировала. Виола собрала всю свою волю в кулак, сосредоточилась и прощупала пульс на шее малышки. Ее пальцы ощутили нежный и слабый, но равномерный ритм детского сердечка.

Сразу отлегло от сердца. Виола попробовала поднять дочурку, но та по-прежнему за что-то держалась. И тут женщина заметила, что Орыська вовсе не держалась, просто ее мизинчик и безымянный палец застряли в расщелине древнего дуба, которая образовалась, по-видимому, во время удара молнии и была источником того странного звука. Виола ухватилась обеими руками за дерево, пытаясь расширить щель и освободить пальцы ребенка, но древесина не поддалась. Тогда она попыталась приспособить как рычаг сухую скрюченную ветку, что валялась под ногами. Но та сразу же треснула и сломалась.

Виолу объял ужас от беспомощности. Рыська продолжала спать, невзирая на все манипуляции с ее телом, и это волновало молодую мать сильнее всего. Перепуганная, она схватила свою сумку и судорожно начала в ней что-то искать. Найдя небольшую косметичку, достала из нее старую, еще с советских времен пилочку, которая неизвестно почему, но всегда там лежала, и вонзила ее в расщелину. Прокручивая пилочку, она осторожно тянула на себя детскую ручку и в конце концов освободила ее из плена. Рыська по-прежнему находилась в бессознательном состоянии. Очевидно, острая боль, когда ей защемило пальчики, спровоцировала потерю сознания.

Виола нервно начала рассматривать маленькую ручку. Открытой раны не было, но защемленные пальцы были вывернуты в неестественное положение – они стояли перпендикулярно к ладошке, отекли и покраснели. Виолу пронзил арктический холод. Ей больно и страшно было смотреть на изувеченную руку своего ребенка. Как с этим справиться, она не имела понятия.

В селе не было ни врача, ни даже медсестры. Да и что последняя могла бы сделать?!

В горле пересохло, сердце трепетало. Виола попробовала набрать номер Андриана, но связи не было. Гроза глушила все сигналы. Тогда она подхватила малую на руки, прикрыв ее головку капюшоном от пончо, и вышла в дождевую пелену. Идти на трассу ловить попутную машину было единственно правильной мыслью. Скользкая масса под ногами вынуждала делать осторожные и тяжелые шаги. Виола пыталась не думать в те минуты о состоянии дочки. Не впадать в отчаяние. Лишь молила Бога, чтобы на трассе были какие-то машины.

Дождь хлестал ей в лицо, заливая глаза. Она шла почти наугад, но дорогу знала, как свой двор. Тут мало что изменилось со времен ее детства. Лишь лес вокруг тропинки стал более густым. Самый страшный отрезок пути был впереди – открытое поле. Там негде спрятаться ни от дождя, ни от молнии. Виола дрожала от страха, однако упрямо шла вперед. Она не знала, что будет делать, когда Орыся придет в себя. Единственный выход – возвращаться во Львов и срочно ехать в больницу.

В кармане завибрировал телефон. Пришла эсэмэска, значит, возобновилась связь. Нужно срочно звонить Андриану. Пусть бы встретил их где-то поближе к городу. Рыська висела на Виоле, как детеныш в «кенгурушке», склонив ей головку на плечо.

Лес закончился. Казалось, начал стихать и ливень. На открытом пространстве было опасно, но другой дороги не было. Действительно, становилось светлее. Виола глянула на небо: тучи стали легче, молнии сверкали теперь далеко впереди. Гроза, как вооруженное войско, прокатилась по полю, склонив к земле высокий густой ржаной ковер. Тропинки почти не было видно.

Поваленные колосья кололи и больно резали холодные и мокрые ноги Виолы сквозь босоножки, но думать об этом было некогда. Нужно было двигаться быстро и одновременно осторожно – не дай бог споткнуться или упасть с ребенком на руках. Виола шепотом молилась.

Добравшись до дороги, она стала посреди автострады в ожидании первой машины. О том, что это опасно, она не думала. Сейчас самое главное – как можно быстрее добраться до больницы и вправить ребенку пальцы.

– Мам.

– Да, Орыня. – Виола аж вздрогнула.

– Мама, а почему мы под дождем? – Девочка удивленно оглянулась. – Мы стоим посреди дороги, мамочка!

– Да, доченька, – пыталась не выдать беспокойства Виола. – Мы должны вернуться в город. Ненадолго.

– А что произошло? Где моя Ярка?! – заволновалась Орыня, вспомнив о своей кукле.

– Ничего, мы ее потом заберем. Она осталась там, в старом дубе. Ты не волнуйся, твою Ярку никто не возьмет. – А в голове одна мысль: «Лишь бы не заметила и не испугалась!»

– Мама, ма-ма-а! – разрыдалась малышка, когда ненароком поднесла изуродованную ручонку к глазам. – Ма-а-а!

Виола взялась ее успокаивать, пытаясь не выдать собственного страха:

– Не плачь, дочура! Орыся! Ничего страшного, все будет хорошо. Сейчас нас посмотрит врач и… Я обещаю, все будет хорошо.

Но ребенок будто и не слышал ее слов. Дочка рыдала и трясла рукой. Глубокий испуг и недоумение, слезы, катившиеся градом, исказили милое детское личико настолько, что Виоле хотелось вопить от отчаяния и невозможности помочь своему ребенку.

В этот момент из-за поворота показался легковой автомобиль. Через секунду машина уже тормозила около женщины с ребенком на руках.

– Добрый день, нам нужно срочно во Львов. Пожалуйста! – проговорила скороговоркой Виола, садясь на заднее сиденье. – В детскую больницу!

– Ух, дык ведь я-то в город не еду! – ответил водитель, однако поехал в нужном направлении. – Я до Ярычева только. Но там есть больница, пани. И мы все туды ходим – и малый, и старый. Там добрые лекари, пани. А че?

Рыська не прекращала рыдать.

– Хорошо, тогда довезите хотя бы до Ярычева, а там нас муж подхватит, – громко сказала Виола и набрала номер Андриана. Связь уже появилась. – Алло, Адь, Рыська, вероятно, сломала пальцы. Нам нужно во Львов срочно! Где ты?

– Как? Как такое произошло?! – возмутился муж.

– Но это долго рассказывать. Малая перепугана, плачет. Подъезжай за нами в Ярычев. Мы там будем через…

– Минут через пятнадцать, – подсказал владелец машины.

– У меня очень важный разговор. Заплати денег, сколько нужно, и пусть вас отвезут, – дал указание Андриан, услышав голос водителя.

– Но этот пан не может, Андриан! – объяснила Виола.

– Я тоже сейчас не могу. Дай ему денег! – воскликнул муж недовольно. – Я подъеду позже, скажешь куда.

Виоле нечего было больше сказать. Она отключилась. Опечаленно уставилась вдаль. «Я сейчас не могу. Я тоже не могу», – отдавало в сознании.

– Пани, – осторожно заговорил седовласый водитель, который слышал весь этот диалог. – Я же говорю, у нас там добрые лекари. У меня мальчишка прошлым летом руку перебил, а сегодня – как новая. Не волнуйся, пани. Чего мужа даром из такой-то дали гнать. Все будет хорошо!

Виола вздохнула, слова водителя ее не успокоили. Она чувствовала себя так, будто забыла дома сумку с важными документами. И столкнулась лицом к лицу с суровой действительностью.

Рыська уснула, все еще всхлипывая, положив изуродованную ручку маме на грудь.

Местный «лекарь» умело помог ребенку, как и говорил водитель. Андриан приехал только вечером. Впрочем, как и обещал.

Татьяна

Время бежит быстро. Зима сменяется весной, плавно переходящей в знойное лето. Но с недавних пор приятный теплый переходный период межсезонья практически исчез, у Татьяны создалось впечатление, что теперь мы стремительно прыгаем из зимних, на меху, сапог в летние сандалеты.

Светлоглазая блондинка с аккуратно уложенными длинными волосами одиноко сидела на террасе. Рядом на столике – откупоренное фраголино[4]4
  Фраголино – итальянское вино с характерным земляничным вкусом.


[Закрыть] и нарезанный сыр на тарелке. Бокала не было. Она глотнула прямо из широкого горла бутылки. Аромат сладкой ягоды с почти неощутимым алкоголем оставил неповторимо приятное ощущение во рту. Она запрокинула голову и закрыла глаза, как будто хотела запомнить этот удивительный вкус. Но через мгновение она словно проснулась, стряхнув с себя впечатление, и склонилась над объемной книгой, которая лежала у нее на коленях. Недолго всматривалась в графики, полистала туда-сюда страницы, а потом захлопнула книгу, на обложке которой было вытиснено название «Астрология».

Дом Татьяны и Виктора располагался в пригороде, на холме, рядом с другими усадьбами. Отсюда открывался невероятной красоты пейзаж: покрытая густым лесом небольшая, но крутая гора слева покорно принимала в себя закат красного, раскаленного солнца. Под горой проезжал поезд, гудя детям, которые забавлялись неподалеку. Громко квакали лягушки на нарядном озерце, окаймленном густой канвой ив, как девичье лицо волосами. Водную поверхность с одного края раньше обычного украсили цветы кувшинок. Издали казалось, что кто-то щедрыми пригоршнями высыпал на зеркальную поверхность зефир. Что теперь творится в природе? Зимой над голым, черным лесом гремит гром и сияет молния, а весной вот такая летняя картина. Чудеса, да и только!

«Завтра будет ветрено, – вяло подумала Таня. – Ветер и жара. Опять жди головной боли».

До поступления в институт Таня жила в селе. Знала все народные приметы. Прогнозы синоптиков вообще никогда не слушала. Только изредка посматривала на современный, прикрепленный к кухонному окну термометр. Но не природные явления влияли теперь на ее физическое состояние. Тревожил чужой взгляд мужа и его убийственные слова: «Нам нужно пожить раздельно!»

Сначала, когда он только ринулся в «свободный полет», Таня преследовала его своей ревностью, скандалила, угрожала разводом, а теперь притихла, как будто мышь перед котом. Сейчас не осмеливалась его упрекать, потому что почувствовала: не временные девочки из ночных клубов, а роковая женщина появилась в его жизни. Именно та, которая способна разрушить ее стабильный до недавнего времени брак. Ей казалось, что она знает, кем заняты мысли ее мужа. Боялась своих догадок, даже гнала их от себя. Слишком сильная соперница становилась на ее пути. Татьяна начала ненавидеть ее, как самого свирепого врага.

Любуясь закатом солнца, опять пригубила фраголино – это вино они с Виктором недавно привезли из Рима. И не важно, что оно было недорогим и совсем нестатусным, – она любила землянику и таяла от приятных воспоминаний, связанных с вином.

Рим. Впервые она попробовало этот напиток именно там. Они трижды ездили в Италию. Первый раз – это было свадебное путешествие. Как же они тогда были счастливы! Целовались по всем закоулкам Колизея. Хорошо, что итальянцы снисходительно нежно реагируют на влюбленных. Витя тогда был таким страстным и неутомимым: они занимались любовью по несколько раз в день. Татьяна чувствовала, насколько он был удовлетворенным их близостью. Сама она в то время еще только училась получать физическое удовольствие. Боялась ему сказать об этом, не хотела случайно обидеть, потому что любила его безгранично. Теперь воспоминания о тех безумно страстных ночах лишь обостряли болезненные страдания от его пренебрежения. Он уже не видел в ней ту Татьяну. «Перенасытился, – всколыхнула ее сознание мучительная мысль, – устал…»

Багряное солнце спряталось за лесной чащей, и дышать стало легче. Дунул приятный свежий ветерок. Необычная апрельская жара никоим образом не входила в планы едва-едва пробудившейся природы. Лишь кое-где полноценно зазеленела огородина, а уже запахло летом.

Следующий раз они поехали в Рим именно летом – в туристическую поездку на двоих, случилось это после рождения первого сына. И все повторилось – целовались, как в медовый месяц, ныряли в хрустально чистое Средиземное море, пили настоящее итальянское капучино со сливками высотой в два пальца и непременным круассаном в придачу. А вечерами пылко любили друг друга до неистовой усталости, которая заставляла их уснуть уже к утру. Лишь тогда Татьяна поняла, насколько не только душевно, но и телесно влюблена в мужа. Он исполнял все ее желания, был чутким, мягким и внимательным. Всегда выделял ее на фоне других женщин. Она купалась в его изысканных комплиментах, роскошествовала от его постоянных нежных прикосновений. Виктор засыпал ее подарками: модной стильной одеждой, обувью, украшениями и восхитительными карнавальными масками.

Маски… С тех пор она начала их коллекционировать. Сколько их у нее сейчас?! Не считала. Из Индонезии, Парагвая и Камбоджи, из ЮАР и Аргентины. Они с Виктором объездили уже полмира. У них столько общих воспоминаний, пережитого и пройденного, бизнес, дети… «Как он может?! – каждый раз спрашивала она себя. – Неужели все это для него ничего не значит? А мои чувства? Я же его люблю, как и раньше, а возможно, еще больше! Неблагодарный! Бессовестный!»

Татьяна попробовала вернуть потерянный вкус супружеской любви, буквально заставив мужа опять наведаться в Италию. И они таки поехали! Она порхала вокруг него бабочкой, старательно указывая на каждую деталь из их почему-то потерянного счастья:

– Смотри! Капитолийская волчица, Витюша! Помнишь, как ты взял с меня тут обещание родить тебе двух сыновей?

– Помню, Тань, – отвечал он, улыбнувшись на мгновение и обняв ее.

В душе Татьяны затеплилась надежда.

В Венеции, у величественного дворца доджей, вспомнила о февральском карнавале, где они, переодетые, все же узнали друг друга и ночь напролет катались по бесчисленным каналам на гондоле.

– Каким страстным ты тогда был! – прильнула к нему.

Но он только причмокнул, сморщив лоб. О чем подумал?! Почему не обнял в ответ?!

Татьяна не могла понять, что же в ней изменилось с того времени. Никогда не позволяла себе выглядеть неухоженной: массажи, фитнес, косметолог. Ей всегда делали комплименты. Лет десять, не меньше, сумела украсть у природы! Муж никогда не видел ее в плохом настроении, заспанной или, избави бог, в домашних тапочках и с традиционными бигуди на голове.

Она тщательно создавала домашний уют. Кушанья на столе были не хуже, чем в ресторане. Он никогда не говорил ей, что хотел бы что-то изменить. Татьяна не слышала его упреков. Следовательно, был доволен…

Но что-то было неладно! Только что?! Последнее, третье путешествие не помогло возродить в нем прежнего любовника. Он не принадлежал ей больше. Не любил. Жил по инерции. Смотрел допоздна телевизор. Приходил в спальню, когда она уже спала. А утром, едва позавтракав, уезжал на работу, где пропадал до позднего вечера.

А в выходные… тосковал по работе. Пытался их чем-то заполнить: пойти к давним друзьям или пригласить их к себе. Но это его мало радовало. Был погружен в себя, грустен и неразговорчив. И Татьяна не знала, что предпринять. Казалось, что и сама медленно погружается в эту трясину, что его так манила.

– Что с тобой происходит? О чем ты думаешь? – сначала интересовалась она осторожно. А впоследствии уже и злилась, и дергала его постоянно, чтобы опомнился, очнулся и уделял больше внимания и ей, и детям. Он молчал. Не соглашался, но и не отрицал ничего. Полностью погрузился в работу, буквально прописался в своей гостинице. Даже в субботу и воскресенье просиживал там, в своем кабинете.

Татьяну медленно окутывала хмельная волна от выпитой почти наполовину бутылки итальянского вина. Фрагола – земляника, ягода любви, чувственности. Опять раскрыла книгу и наугад ткнула в нее пальцем. Попробовала прочитать строки, которые расплывались перед глазами: «Водолей и Весы – брак идеален во всех его проявлениях». Рассмеялась, выпив еще вина. Ее брак перестал быть таковым уже очень давно.

– Татьяна Петровна, я могу идти? – поинтересовалась повариха, выглянув из-за приоткрытой двери. – Или, может, мне подождать Виктора Владимировича?

Таня медленно перевела на нее хмельной взгляд. «Еще неизвестно, когда этот щеголь заявится!» И как всегда, выдержав паузу, ответила:

– Иди! Только стол сервируй для него, – но через мгновение передумала: – Нет, ничего не надо! Просто уходи.

Повариха поблагодарила ее, попрощалась и исчезла.

«Как я смогу жить без него?!» – мучилась Татьяна. Она посвятила семье всю свою жизнь. Ни дня не работала, и диплом биолога, который когда-то получила, так и остался невостребованным. Дети и быт стали основными занятиями в ее жизни. Окружила Виктора теплом и лаской, дала ему возможность создавать свой бизнес. О собственном развитии и думать забыла. А теперь? Какие плоды всего этого альтруизма пожинала теперь? Женщина около сорока. Без знания языков и элементарных навыков к труду. Где найти такого босса-идиота, который хотя бы секретарем взял? Даже кофе толком сварить не умела. А имущество? Конечно, она верила в порядочность мужа. Знала, что он не оставит ее с сыновьями без денег. Но мог же забрать и все! От подобных мыслей Татьяне становилось дурно и невыносимо тяжело.

Мысли опять вызвали бурю чувств. «Не дам ему уйти ни за что! Не отпущу! Кто она такая?! Убью, когда узнаю!» Может, это кто-то из близкого окружения? Ведь Виктор пропадает именно на работе. Возможно, его зазноба именно там, в гостинице? И Татьяна, как стервятник над добычей, начала мысленно реять над всеми привлекательными работницами. Лариса – заведующая рестораном при гостинице. Нет, слишком суха в общении. Елена – администратор салона красоты – толстуха, не в стиле Виктора. Марина… Ирина… Надя… Это становилось похоже на безумие. «Что же делать? Что?!»

И Татьяне припомнилась ее давняя, еще школьная, а затем и институтская подруга, Марийка. Она не была ни красавицей, ни отличницей, но ребята бегали за ней стаями. Модно одетая Татьяна не имела и пятой части ее поклонников. Она немного завидовала Машке и удивлялась ее успеху. Но однажды, а было это как раз в ночь на Андрея, где-то в классе седьмом-восьмом, тайна Маришкиной популярности раскрылась сама собой.

Праздник припал на выходные, и девушки собрались поколдовать у Марийки дома. Ее родители уехали к бабушке в Тухлю, на Празнык – свято церкви. Сначала все было невинным и смешным: девчонки загадывали желания, записывали их на листиках бумаги и жгли, чтобы все осуществилось. Потом бегали по улице и спрашивали имена у случайных прохожих. Так узнавали имя своего суженого. А когда уже уставшие и замерзшие, как кочерыжки, вернулись домой, Машка вдруг стала серьезной и предложила настоящие гадания. Девочки восприняли ее предложение как дежурную шутку и с азартом принялись ставить друг против друга зеркала, зажигать свечи и произносить магические слова. Сама Машка себе не ворожила. А вот Татьяна на самом деле увидела своего суженого – того, с кем тогда встречалась. Им был Володька из 9‑Б. С того самого вечера Машку стали немного побаиваться и уважать. Она говорила, что еще и не такое умеет и что всему этому ее научила бабка Ганя – карпатская ведьма, а правильнее сказать – мольфарка.