Текст книги "Все мужчины её жизни"

Ника Сафронова
Все мужчины её жизни

А бабы-то умнее, чем я думал. Поели, выпили и ретировались.

Сергей Довлатов

Глава 1. Два в одном

Я – человек, настроенный позитивно. Если со мной происходят какие-то мелкие неурядицы, вроде вывиха ноги или кражи мобильного телефона, я стараюсь трагедии из этого не делать. Все равно через неделю-другую опять что-нибудь украдут. Или сама потеряю – это я запросто. Я вообще на многое способна. Могу упасть с перрона, как уже было однажды. Могу мимо стула сесть. Но к этому я настолько привыкла, что почти перестала замечать.

Так что даже теперь, когда при входе в квартиру почему-то лопнула лампочка и я оказалась в темноте, с головой, полной осколков, я только сказала:

– Зашибись!

А потом аккуратно вылезла из пальто и побежала в душ ополаскиваться.

Но вот что меня действительно бесит, так это когда мне отводят роль второго плана. Когда считают возможным просто поставить перед фактом. Мне так и хочется крикнуть: «Эй, люди! Вы что там все, с ума посходили? Забыли, кому вы обязаны тем, что имеете? Забыли, чье имя носит ваша рекламная фирма?»

Так я вам напомню, господа хорошие! Это, между прочим, именно я – Ирина Владиславовна Чижова – вам ее на блюдечке поднесла! Своим потом и кровью выстраданную! Любимым дитем нареченную! Взяла – и вам подарила!

А вы хоть знаете, какой ценой она мне досталась? Ответьте мне: вам знакомо легкое чувство недоедания? А легкое чувство недосыпания? Или, быть может, вам что-то известно о том, как молоденькой девушке добиться уважения четырех взрослых авторитетных мужчин? Когда сама она только тем и хороша, что собрала их под одной крышей. Сказала, что отныне это место станет их офисом, а все вместе они – командой.

Хотите поименно? Пожалуйста!

Вася Дождь – дипломированный звукорежиссер, пишущий прекрасную музыку и создающий потрясающие анимационные заставки для компьютера.

Костик и Слава – программисты и веб-дизайнеры по совместительству.

И, наконец, невероятно талантливый кинорежиссер по фамилии Зиськин.

Все они были примерно лет на пять—семь старше меня. И чего ради им было срываться с насиженных мест и идти ко мне в подчинение? Думаете, у меня были деньги? Да ни копейки! Связи? Ну да, связи имелись. Из тех, что могли здорово навредить моей репутации.

Тогда ради чего? Почему? А я вам скажу. Да потому что с тех пор они ни разу не сидели без работы.

Я вовремя влезла в рекламный бизнес. Тюмень, откуда я родом, тогда только еще просыпалась. Мы были чуть ли ни первыми. Конечно, приходилось крутиться, осваивать новые направления, ведь мы брались за любые заказы. Вася, например, страшно матерился, когда ему пришлось добывать какие-то латунные таблички и чеканить на них по своему же эскизу рекламу ритуальных услуг. А Зиськин! Да он послал меня ко всем чертям, когда я сообщила, что ему предстоит интервьюировать местного бандюгана, метящего в Госдуму. Но потом – делать нечего! – все равно отправился на интервью. И, видно, так эта встреча бандюгана вдохновила, что тот, выбившись в люди, сразу же заказал нам цикл социальной рекламы против наркотиков. Вот тогда-то наш режиссер и развернулся на полную мощь. Таких агитационных роликов наснимал, что некоторые фразы из них стали крылатыми. Например, вот эта: «Он имеет героин? Героин его имеет!». Полгорода потом цитировало.

После этого все пошло как по маслу. Мы пробились на радио. Стали вести сразу несколько рубрик. «Мужской клуб», где пиарили автосалоны, оружейные лавки и магазины элитной алкогольной продукции. «Ресторанный рейтинг». Кошмарная передача! Пока текст для нее напишешь, десять раз успеешь в голодный обморок свалиться. Все это с грецким орехом, да с трюфелями, да с хрустящей корочкой… Да так, чтобы на другом конце радиоэфира тоже слюнкой подавились!

Словом, пахали мы как папа Карло. И очень скоро нам это аукнулось. Фирма окрепла, стала приносить доходы. Не такие, конечно, чтобы позволить себе виллу на Кипре, но на трешку с евроремонтом в центре Тюмени мне худо-бедно хватило. К тому же работать в нашей фирме стало считаться престижным делом. К нам повалили все – от начинающих до матерых рекламщиков. Так что я, обзаведясь лучшими кадрами, смогла поделить компанию на отделы, разгрузив себя тем самым настолько, что просто обалдела от свалившегося на меня свободного времени. И куда его было девать? На обустройство личной жизни? Идея хорошая, да вот беда – я к тому времени успела расторгнуть уже четыре союза. Причем последний разрывала с такими потерями для себя, что едва не пересела в инвалидное кресло. Но смогла-таки уберечь квартиру и бизнес от посягательств ушлого муженька. Однако окунаться в новый роман мне пока категорически не хотелось. Хотелось чего-то совершенно другого. Неизведанных просторов, новых начинаний и побед. Я вообще заметила, что испытываю удовольствие только от процесса завоевания. А как только добьюсь своего, тут же мне становится скучно.

Наверное, поэтому я однажды и решилась все бросить. Вернее, не так. Я не бросила, а доверила маме прожить за меня мою тюменскую жизнь. Поселила ее у себя в квартире. Оставила на поруки дочурку, рожденную в первом браке. А чтобы они тут с голоду без меня не пропали, оформила маму вместо себя руководителем фирмы.

Сама же, прихватив лучшие из работ, подалась, как это принято говорить, покорять столицу. Прошло два года с тех пор – и что мы имеем? Скажите мне, граждане, к чему мы пришли?..

А хотите, я сама вам отвечу?

Ира поставила дело на нужные рельсы. Ира вложила в него знания, опыт и труд. Ира вдохнула жизнь в московскую фирму! Дала ей имя. Пожертвовала свой бренд, чтобы иметь возможность ссылаться на прежние тюменские достижения. Но тут появляетесь вы со своими деньжищами и подминаете Иру! И теперь Ира уже никто. Какой-то вшивый директор по связям с общественностью. Человек на окладе.

Но позвольте спросить, многоуважаемые Вероника и Михаил, почему же тогда ваша фирма именуется «Продюсерским центром Ирины Чижовой»? Странный подход – называться в честь простого наемного сотрудника, не находите?

А теперь еще в Лондон Оксана поедет? А Ире, значит, и в Москве хорошо? Или, может, вообще прикажете ей обратно в Тюмень уматывать?..

Я так увлеклась своей обвинительной речью, что не обратила внимания, когда из душа, которым трясла над собой, перестала литься вода. Но, судя по пенной шапке, лежащей у меня над бровями, это произошло уже довольно давно.

Сразу же переключившись на эту новую неприятность, я легонько постучала по крану:

– Эй, ты, ну будь человеком! Дай хоть голову смыть!

Водопровод смилостивился, послав мне на прощание хилую струйку. А затем смолк окончательно. Вместо него рявкнул дверной звонок. Продолжительный, гулкий. Он прогремел, как колокольный набат, заставив оцепенеть мое голое тело в полусогнутом положении.

Кто это?

Я испуганно повращала глазами.

Тихо, Ирочка, без истерики! Кто?.. А-а-а! Срань господня! Это же массажист!

Я, как была, с низкого старта метнулась из ванной, растеряв в прыжке три четверти шапки. Пена, исполнив в воздухе причудливый вальс, неопрятно шмякнулась на пол. Обмотав голову большим полотенцем, я ринулась открывать.

– Минуточку, Валентин! Погодите, не уходите! Я уже бегу!

Только отодвигая задвижку, я сообразила, что было бы неплохо чем-то прикрыть свою наготу. Схватив с вешалки шубу квартирной хозяйки (как говорится, из мертвого чебурашки), я наспех в нее влезла.

Войдя в квартиру, массажист угрожающе хрустнул пальцами:

– Ну? Как наша спинка сегодня?

– Шрамы от вашего прошлого посещения еще не зарубцевались.

– Ничего-ничего, – снисходительно улыбнулся тот, – вот когда я оканчивал курсы мануальной терапии, у меня был замечательный учитель… он сам родом из Северодвинска, кажется… или из Казани, что-то запамятовал… Харитон Лунц. Может, слышали?.. Ну что вы! Великий человек! О нем на Тибете слагают легенды…

Под плащом на визитере оказался белый халат с именным бейджем на кармашке: «Валентин Крикунов, младший медицинский работник».

– Так вот, Лунц нам всегда говорил: «Если во время сеанса пациент не испытывает боли, значит, толку от такого метода лечения не будет никакого».

– Понятно… – Я сделала воинственное лицо: мол, делайте со мной что хотите!

И тут заметила, что, разуваясь, массажист украдкой косится на мою шубейку.

Мне решительно не все равно, что думают обо мне лица мужского пола, даже если это всего лишь младший медицинский работник.

Поэтому я сразу же вспомнила про золотое правило, вычитанное мною когда-то в книге по психологии. Оно гласит: «Если не хочешь, чтобы люди посмеялись над каким-то твоим недостатком, обрати на него их внимание и переведи все в шутку». С тех пор я всегда прибегаю к этому совету в подобных ситуациях.

Помню случай, когда меня пригласили выступить на семинаре по рекламному менеджменту. Я, как обычно, страшно опаздывала. А тут, как назло, какая-то бабка порвала мне колготки своей сумкой. На поиски новых колготок и переодевание у меня уже не оставалось времени. Пришлось идти так. Ну и первое, что я сказала, взойдя на трибуну, было: «Друзья! Прежде всего, хочу, чтобы вы не обольщались по поводу заработков в рекламном бизнесе. Я даже специально надела сегодня свои единственные колготки. Как видите, и те оказались с дырой!» Все посмеялись, и, разумеется, после этого никому и в голову не пришло обсуждать мои душераздирающие стрелки.

Я сказала:

– Валентин, вы заметили, как странно я сегодня выгляжу?

– Неужели? – Массажист, разувшись до белых носочек, прошел в ванную мыть руки. – Что же странного? Вы имеете в виду, что сентябрь не совсем подходящий месяц для шуб?

– Нет, я имею в виду, что я – не совсем подходящая кандидатура для ношения такой шубы!

– А-а, ну так вы, наверное, не успели одеться и схватили первое, что подвернулось вам под руку?

– Угадали! – обрадовалась я. – В этом доме почему-то полно хозяйских вещей. И они то и дело подворачиваются под руку.

– Ну и чего же вы стесняетесь? Я вас уже видел во всех ракурсах не единожды.

– Ну как же… А вдруг бы вы решили, что, оставшись наедине с собой, я люблю переодеваться в старушечью одежду и красоваться перед зеркалом?

Массажист взглянул на меня с профессиональным любопытством.

– Ложитесь! – скомандовал он, поняв, что мне срочно требуется его квалифицированная помощь. – Сейчас я приготовлюсь – и начнем.

Он по обыкновению притащил с собой свою здоровенную сумку. Достал оттуда несколько пузырьков с различными маслами и непременную упаковку благовоний. Потом зажег палочку и, когда воздух наполнила вонь, которую я с огромной натяжкой назвала бы благостной, поставил диск с музыкой.

Послышалась знакомая музыкальная композиция для глубокой релаксации. Такая долгоиграющая, что обычно ее хватало на весь сеанс. Музыка звучала без перерыва. Только сопровождающий ее шум дождя сменялся то на звуки прибоя, то на шелест листвы…

Я лежала на животе, послушно вытянувшись по швам. Абсолютно голая, с закрытыми глазами. По настоянию массажиста я пыталась расслабиться. Сам он в преддверии экзекуции ласково поглаживал меня по спине, время от времени напоминая о моей задаче требовательными хлопками.

Наконец раздался предостерегающий хруст, как будто сломалась сухая ветка, и на спину мне обрушились две горячие длани.

– А-а-а! – завопила я. – Больно!

– Ну что вы, я еще и не приступал. Помните, о чем говорил великий Харитон Лунц? Так что лежите смирно и не шумите. А то соседи подумают, что я вас тут убиваю.

Я притихла. В основном из-за Лунца, конечно. Что соседи? Они уже привыкли к тому, что меня чуть ли не каждый день кто-нибудь убивает. И, наверное, даже с радостью бы сделали это сами. А вот авторитетное мнение знаменитого мануальщика – это другое дело. Я бы очень хотела избавиться от мучивших меня болей в спине. Да и от намечающегося целлюлита тоже.

Поэтому, когда младший медицинский работник особенно расходился, я лишь изо всех сил закусывала губу и беспомощно ойкала. Спина вместе с ее продолжением уже горели огнем. А впереди еще предстояло самое страшное. Я с ужасом дожидалась того момента, когда массажист отойдет чуть подальше, разбежится и его вонзенные в мою хребтину локти продавят меня вместе с кроватью чуть ли не до самого пола.

И вот, когда эта минута наконец наступила, у меня спасительно пискнул мобильник!

– Ой, Валентин, погодите минутку! – замахала я руками, останавливая его разбег.

Он раздосадовано цокнул языком:

– Ну что вы в самом деле! Надо же отключать звонки на время сеанса!

Сделав ему извиняющуюся гримасу, я потянулась за телефоном.

Звонила Оксанка.

– Ир, слушай, ты не в курсе, где наша печать, а? – возбужденно начала она. – Прикинь, с утра вылет, а печать как сквозь землю провалилась! Тут такая паника в селе началась, мама дорогая! Вероника рвет и мечет, все норовит скальп с меня снять, а я вообще без понятия!

Тут на меня словно ушат холодной воды вылили. Это же я печать заиграла, завтра собиралась вернуть! А то, что она в Лондоне может понадобиться, мне как-то и в голову не пришло.

Проблема заключалась в том, что печать я взяла без спросу и не из самых благовидных побуждений. А вышло так.

Вчера захожу по случаю к нашим бывшим клиентам. Молодая страховая компания, с хорошими перспективами, стены все сплошь лицензиями и благодарственными письмами увешаны. И вдруг вижу такую картину. Эти засранцы – по-другому я их просто назвать не могу – взяли и по образцу каталога, который наша фирма для них стряпала, отпечатали всю полиграфию: буклеты, визитки, бланки – в общем, целиком фирменный стиль. Но извините, цена за разработку фирменного стиля раз в пять выше той, что они нам заплатили!

Я пошла к менеджеру по рекламе и говорю: так, мол, и так, нехорошо вы, мужчина, себя повели. Давайте поступим следующим образом. Вы сейчас пойдете к своему руководству и скажете, что рекламщики недовольны, требуют доплаты за фирменный стиль. Судом припугните, налоговой. А когда договор на новую сумму подпишем, я вам ваши пятнадцать процентов отдам.

Он согласился, сходил к начальству. Вроде бы все там утряс. Сегодня должны были уже договор подписать и мне неустойку выплатить. Я, конечно, не собиралась эти деньги своей фирме возвращать. С какой это радости? За то, что они меня права голоса лишили? Но закончилось тем, что, приехав в страховую компанию, я узнала, что там такой менеджер с сегодняшнего дня не работает. Вот!

Так что зря только печать заиграла.

– Слушай, Оксанка! – затараторила я. – Штамп у меня. Только ты меня не выдавай, ладно? Скажи, случайно у клиентов оставили. Пообещай забрать и к самолету доставить. А мы с Витькой тебя за это в аэропорт отвезем! А? Дорохунчик, прости засранку!

– Чижова, блин, прибить тебя мало! Ладно, давайте. Только учти, в шесть утра мы должны стартануть.

– Ой, Оксанка, а может, лучше ты ко мне приедешь? Прямо сейчас! Здесь переночуешь, и от меня поедем. А то у меня, видишь, спина совсем разламывается. Шагу из дома ступить не могу.

– Не, ну не тля? Мне что, сейчас через весь город с вещами тащиться?

– А ты такси поймай. Я тебе денежку отдам.

– Да пошла ты! Денежку она мне отдаст. Ладно. Можешь пока за мартини сбегать. Я сегодня намерена кутить!

– По поводу?

– Приеду – расскажу. Пока!

Нет, все-таки Оксанка – классная девка. Если бы не она, я, может, никогда в Москву и не перебралась.

Прежде чем нам решиться на ведение совместного бизнеса, мы с Оксанкой пару месяцев мусолили эту тему в Интернете, где и познакомились. Дорохова – москвичка и, как все москвичи, довольно индифферентна. Нужно, чтобы ее постоянно кто-то подстегивал. Но у нее было огромное желание заняться чем-то своим и по возможности творческим. А у меня, как известно, было желание попробовать свои силы в столице. Вот так и образовался наш скромный альянс. А уже к нему в очень скором времени примкнула Полина Балагура – школьная подруга Оксанки.

Ну, про эту темную личность могу сказать одно: психушка по ней плачет однозначно. Она, правда, уже около полугода с нами не работает. Исчезла в один день, и все. То ли ушла куда-то, то ли уехала – не знаю, врать не буду. Честно говоря, ее дальнейшими передвижениями я не особо интересуюсь. Ушла и ушла. Баба с возу – кобыле легче! Однако втроем мы пыхтели достаточно долго. До того самого момента, пока не продались Талову и Веронике со всеми потрохами. Думали, они деньги будут тратить на наше дальнейшее процветание. Ага, щас! Хрен они чего тратят. Только прибыль им подавай!

Когда Оксанка приехала, я валялась на диване вся разбитая – отходила от локтевых атак массажиста.

Встретив ее в прихожей, я попыталась включить свет. Но тут же вспомнила об отсутствии лампочки.

– Оксанка, осторожней! Здесь могут быть стекла, – предупредила я.

– Ты йогой, что ли, занималась? – Она остановилась, внимательно глядя себе под ноги.

– Да какой йогой! Лампочка лопнула.

– М-м, это нормально для тебя.

Мне показалось, Дорохова выглядит немного расстроенной. Бросив возле двери свой мизерный чемоданчик, она переобулась в тапки и молча прошла на кухню. Даже съязвить толком не сумела. Вроде того, что хорошо, мол, что у тебя голова не лопнула. Или что-нибудь в этом духе.

Оксанка стояла, уткнувшись лбом в оконное стекло, и хлюпала носом.

– Что это с тобой?

Вместо ответа она прокомментировала открывающийся взору панорамный вид:

– Кладбище разрослось, смотрю. К подъезду подступает. В вашем доме еще никто квартиры под фамильные склепы не сдает?

– Тьфу на тебя! Чего городишь-то? У тебя что-то стряслось, спрашиваю?

– У меня-то? – Оксанка обернулась. – Погоди, сейчас попробую улыбнуться… – Она двумя руками вытерла мокрые щеки и действительно скорчила улыбку. – У меня все хорошо! Я живу как в сказке. Только на днях почему-то лохматость повысилась.

– Ты мне наконец скажешь или нет? – теряя терпение, спросила я. Поставила на стол пепельницу и сигареты, как бы приглашая подругу к обстоятельной беседе.

– А ты мне мартини купила? – не сдавалась она.

– Нет. Но у меня есть обалденная водка, – я вытащила из холодильника литровую бутыль, по форме напоминающую флягу, – эксклюзивная! С выставки.

– А сок?

– Да ты охренела? Такую водку надо пить чистоганом! Мы будем добавлять в нее лед и закусывать лимоном.

– Буэ-э, – издала Дорохова звук отторжения, но тут же посерьезнела. – Слушай, а твой мачо припрется сегодня или завтра с утра за нами заедет?

– Ёлки, Оксанка! – схватилась я за голову. – Я ж забыла ему позвонить!

– Ир, ну ты вообще нормальная или нет?! А если у него дела завтра с утра? Вдруг он не сможет! Или машина у него сломана!..

– Кто, Витька не сможет? Да если мне надо будет, он на бэтээре сюда приедет!

– Ну конечно! На дельтаплане прилетит, с Леонтьевым на пару.

– Да, с Леонтьевым, – важно поддакнула я и взялась за телефон.

Лично я абсолютно не нервничала. Витька – проверенный человек. С таким я бы и в разведку пошла. Он ради меня, как говорится, горы свернет!

И, конечно, я оказалась права. Стоило мне заикнуться, как Витька быстро спросил:

– Когда?

– В шесть мы должны выезжать.

– Я понял. Значит, завожу будильник на половину пятого.

Он был не прочь еще о чем-нибудь поболтать, но мне так не терпелось узнать, что же там стряслось у Дороховой, что я поспешно сказала:

– Ну все, Вить, пока! До завтра! – И обратилась уже к Оксанке: – Вот видишь, все здорово!

– Угу, все здорово, – хмуро подтвердила та, заканчивая резать лимон.

Я достала лед. Подставила к имеющейся закуске две рюмки, наполнила их и с выжидающим видом уселась напротив подруги.

– Супер-натюрморт! – оглядела она образовавшийся коллаж. – Пьянь такая привокзальная.

– Не придирайся! Рассказывай лучше.

– Ну, тогда начнем, пожалуй, с тоста… – Приподняв рюмку, Оксанка кивком показала, чтобы я сделала то же самое. – Давай, Ира, выпьем за здоровье Гриши Лихоборского!

– Кого? – озадачилась я. – Ты хотела сказать, Севы Лихоборского?

– Нет, Сева – это Сева. А Гриша – это Гриша. Это новорожденный сын Севы, – пояснила рассказчица. – Я сегодня его из роддома встречала.

У меня отвисла челюсть.

– Ты что, серьезно? У Лихоборского сын родился?

– Ага, вылитый папка! – со злой усмешкой сказала Оксанка и процедила сквозь зубы: – Такой же урод…

– Погоди! Откуда же ты узнала? Зачем встречать пошла?

– Да видишь ли, старая подружка первенца родила. Как-то неудобно было проигнорировать.

Смысл сказанного медленно, но верно проникал в мое сознание. И хотя мысль мне показалась абсурдной, я все же спросила:

– Так, Дорохова! Ты мне хочешь сказать… то есть ты со всей ответственностью готова заявить, что Балагура родила от Лихоборского?

Губы у Оксанки затряслись. Чтобы не разреветься, она опрокинула в себя водку, которую до сих пор держала на весу. Я тоже сделала пару уверенных глотков, понимая, что попала в точку.

Мы синхронно скривились и потянулись к тарелке с лимоном.

– Отстой! – просипела Оксанка, продолжая болезненно морщиться, теперь уже от заполнившей рот кислоты.

– Да! Но эксклюзивный, с выставки. Не забывай.

Мы помолчали. Оксанка, полностью уйдя в свои мысли, вертела в руках зажигалку.

– Ну? – встряхнула я ее. – А что Лихоборский? Он-то в роддом приходил?

– А как же! Весь при полном параде, с цветами. Как и подобает счастливому отцу семейства.

– А как он на тебя отреагировал?

– На меня? Не поздоровался даже. Свое сморщенное яблоко в кружевах разглядывал.

– А Балагура?

– О, Поленька на седьмом небе от счастья! Вишь, как расстаралась – сыночка любимому мужчине родила! – На последних словах голос у Оксанки сорвался, и она, не выдержав, разревелась.

Мне стало ее безумно жалко.

– Блин, Дорохова, да не расстраивайся ты так! Вы же с ним все равно разошлись, как в море корабли. Потом ты еще с Гариком хрен знает сколько встречалась. Я думала, ты уже переболела всем этим давно! Ну, с Гариком не сложилось, встретишь еще кого-то. При твоих внешних данных проблем не будет!

– Ир, молчи! Гарик… или еще кто-то – это все не то, понимаешь? Я Лихоборского видеть не могу! У меня поджилки трясутся! Из холода в жар бросает! Я буквы в словах путать начинаю!

– Слушай, мать, да ты любишь его! – полная изумления, я всплеснула руками.

– Эка! – усмехнулась Оксанка и, взяв со стола салфетку, принялась утираться. Потом, уже более или менее успокоившись, запросто так сказала: – Люблю, Ирка. Все давно забыла. Все давно простила. И, если бы он сделал еще хоть один шаг навстречу, я бы ни секунды не раздумывала.

– Так чего же ты! Возьми и сама сделай этот шаг.

– Да нет, Ирочка, теперь слишком поздно. Поезд ушел… – Она налила себе еще водки, махнула и, припечатав рюмкой о стол, заключила: – Это конец, Чижевич!

– Брось! Не выдумывай! – возмутилась я, наполняя до краев и свою тару тоже. – Ничего не поздно. Это твоя жизнь. За любовь бороться надо! Это же такая редкость! Любовь на вес золота в наши дни. А ты ее разбазариваешь. Не стыдно тебе?

– Стыдно… – Оксанка закурила. – Знаешь, за что мне стыдно, Ир? За то, что мне Полю по стене охота размазать. И не потому, что она мне про свою беременность ничего не сказала. А потому, что вот в эту самую минуту она готовит ему ужин. Или, может, сексом с ним занимается. Или кормит грудью их сына. А то, что я столько времени носилась с ее семейным проклятием как с писаной торбой, она даже не вспоминает!

– А чего ты с ним носилась? – нахмурилась я. – Помню, ты говорила о каком-то родовом проклятие, которым Балагура себе голову забила. А ты-то здесь причем?

– Да ладно, не суть, – отмахнулась Оксанка и вдруг побледнела. – Знаешь, мне сейчас так страшно стало! Я подумала: что, если проклятие – это правда? Тогда Сева – первый кандидат на… – Она не договорила, а только суеверно перекрестилась.

– Успокойся! – сурово сказала я. – Фигня все это! Тем более, насколько я помню, Балагура к какому-то экстрасенсу ходила и он с нее это проклятие снял.

– Да снять-то снял, только я ей кровь липовую подсунула.

– Чего? Какую кровь?

Оксанка, тяжело вздохнув, принялась объяснять:

– Да понимаешь, порчу на Полинин род навела женщина, давным-давно почившая. У нее, как мы знали, остался сын, имя и фамилия которого тоже были известны. Нужно было его найти… ну или кого-то из его потомков, чтобы взять кровь для очищающего обряда. Задача эта оказалась невыполнимой. Во всяком случае, трудновыполнимой. Даже мой родственник, работающий в органах, не захотел браться за это дело. О чем мне и сообщил по секрету. Тогда я – понимая, что Поля рано или поздно свихнется на почве проклятия, – попросила его по базе отыскать человека с подходящими данными. Ну, чтобы выдать его за потомка той самой почившей дамы. Ну вот, – заключила Оксанка, – так что выходит, кровь-то я скачала с абсолютно левого мужика.

Окончание этой истории почему-то страшно позабавило меня. Отсмеявшись, я сказала:

– Слушай, мать, сильная ты женщина! Но ты же не душевнобольная, как твоя Балагура, чтобы верить в подобную чушь!.. И вообще, о чем ты думаешь? Если хочешь вычеркнуть Лихоборского из своего сердца, давай найдем ему достойную замену!

– В круглосуточный секс-шоп смотаемся? Купим маленького электрического дружка?

– Пошла вон! Я признаю только натуральный продукт! Так что впереди нас ждет Мировая паутина!

– Тю-ю-ю… – Оксанка разочарованно откинулась к стене.

Но меня уже было не остановить. Я притащила на кухню ноутбук и через пять минут повисла в виртуальном пространстве.

Это был довольно раскрученный сайт знакомств, объединяющий под своей эгидой десятки тысяч людей, желающих обзавестись второй половиной.

– Так, Оксанка, сейчас мы будем тебя регистрировать. Под своим именем влезать не хочу. У меня там есть анкета с фотографией.

Я сама заполнила все необходимые поля. Дорохова с тусклым видом по-прежнему сидела напротив, не проявляя к процедуре ни малейшего интереса. Меня же, наоборот, охватил уже знакомый азарт. Я просто обожала первые минуты знакомства, когда можно было напустить на свою личность тумана. Стать этаким виртуальным персонажем без возраста и определенного рода занятий. Прекрасной незнакомкой под густой черной вуалью.

– Ну что, – обратилась я к подруге, – какой ник-нейм мы тебе подберем?

– Да не знаю… – Оксанка поскребла в затылке. – Ну, напиши «Ведро»…

– Ты чего! Какое ведро? Что за средний род вообще?.. Давай ты будешь Синдереллой?

Дорохова на этих словах аж подпрыгнула:

– Какая Синдерелла на хрен? Ты посмотри на размер моей ноги! Бедный мужик хрусталь запарится добывать для моих туфель!

Мы спорили минут двадцать. В конечном счете вышли под псевдонимом Роза Рымбаева.

Теперь мы уже вдвоем прилипли к экрану, разглядывая возможных кандидатов.

Нашим глазам предстало множество колоритнейших персонажей. От пузатых мужиков с окладистыми бородами и удочками, даже в анкете намекающих на то, что жена им нужна в большей степени для варки ухи, нежели для чего-то еще, до полуобнаженных нарциссов, выставляющих напоказ свои бицепсы и как бы дразнящих: «Давай, детка, возьми меня, если я тебе по зубам!»

– Е-мое! – ужаснулась Оксанка. – Я и не думала никогда, что в нашем государстве столько дегенератов! Дай-ка, Чижова, свою рюмку. Это дело надо обмыть.

Мы снова выпили, и я вдруг ощутила некое раздвоение личности. Будто бы сама я, пока еще трезвомыслящая, стою где-то рядом. А две упившиеся дурехи развлекаются тем, что глумятся над приличными гражданами, имевшими неосторожность поместить на их обозрение свои фотографии. Эти дурехи одну за другой открывают анкеты и падают в корчах. Поначалу еще с комментариями, типа: «Так, ну у этого цинга, с ним все ясно. Он все деньги на стоматолога ухнет». Или: «Сестра, сгони муху! Всю грудь оттоптала, проклятая!» А потом уже просто – поглядят в монитор, переглянутся и снова в покате.

Чтобы хоть как-то успокоиться, я стала обмахиваться газетой. А Дорохова, приложив ко лбу лед, в изнеможении простонала:

– У-у, Ирка… Давно я так не смеялась.

– Чему ты радуешься, дубина? Мы так никогда тебе мальчика не найдем.

– Ма-а-альчика! – тут же зашлась в новом припадке Оксанка. – Как хомячку… – Держась за живот, она скувыркнулась с табуретки, приговаривая: – Эксклюзивная… с выставки… плющит…

Пока моя подруга билась в истерике, я решила возобновить поиск.

Посасывая лимон, я водила мышью, переходя от страницы к странице. И наконец увидела то, что нам было нужно.

– О! Оксанка, слушай сюда! «Туманный Альбион»… это как раз тебе по теме. Правда, тут нет фотографии, но зато!.. Мужчина. Тридцать пять лет. Высшее образование. Руководящая должность в сфере финансов. Холост. Рост метр восемьдесят пять. Глаза голубые… Ну, как?

Дорохова, заинтересовавшись, поднялась с пола и склонилась над экраном. Бубня, быстро перечитала анкетные данные.

– Слушай, а тебя не смущает, что он Альбинос, а не Альбион? – спросила она в конце.

– Э-э-э… – я сверилась. Действительно! Альбинос! – Ну и что? Глаза-то ведь голубые. Значит, это просто творческий псевдоним!

– Мда? – с сомнением протянула Оксанка. – Ну ладно! Давай будем знакомиться. Как ты думаешь, он в онлайне сейчас?

– Ага. Вот видишь, напротив его ника цветочек зеленый?

– Вижу, понятно. Ну-ка, убери клешни тогда! Я ему напишу что-нибудь эндакое.

Я послушно отодвинулась, и Оксанка молниеносно набила:

«Здравствуй, Альбинос!»

– Стой! Не отправляй! – заорала я. – Что ты делаешь? Кто так мужиков клеит?

– А чего? Я просто поздоровалась…

– Смотри, как надо!

Отпихнув свою горемычную, я набрала:

«Сударь! Вы настолько туманный, что я никак не могла пройти мимо Вас!»

Отправила сообщение и, блестя глазами, задрала голову на Оксанку. Та хмуро глянула на меня, и мы стали ждать ответа. Он пришел почти сразу:

«Я весь внимание, сударыня!»

– О, мон амур! – радостно потерла ладони я. – Как я обожаю таких, которые могут ответить в тон!

– Дай! – снова влезла Оксанка. – Сейчас мы посмотрим, как он будет выкручиваться!

И написала:

«Послушайте, гражданин Альбинос! Вы чувствуете в себе силы затмить собой человека, которого я люблю?»

Я возмутилась:

– Мать, ты чего делаешь-то? Нельзя же так в лоб! Хотя бы заинтригуй его для начала.

Но было поздно. Сообщение ушло.

Оксанка, налив нам еще по стопке, нравоучительно заметила:

– Ир, если мы ищем мою судьбу, то твои игры здесь уже ни при чем. Человек должен четко понимать, что я собой представляю и хочет ли он иметь дело с такой прелестницей. А я должна понимать, на одной мы с ним волне или нет.

Я еще не успела ничего возразить, когда высветился новый ответ. Мы прильнули к монитору и прочли следующее:

«Увы, гражданка Рымбаева! Нам с вами не под силу одолеть любовь! И я здесь отнюдь не для того, чтобы зализывать чьи-то раны!»

– Прикинь! – уважительно, но в то же время с легкой обидой в голосе сказала Оксанка. – Ну, на нет и суда нет! Как скажет моя Мурашова: «Чешите грудь паяльной лампой»!