Текст книги "До свидания, Рим"

– Может быть, – ответила она. – Посмотрим.

Еще ни разу я не видела маму в таком бешенстве – лицо белое как полотно, губы плотно сжаты. Наверное, она часами мерила квартиру шагами, то и дело перевешивалась через перила террасы и оглядывала улицу. Mamma прекрасно себе представляла, что такое ночной Рим, и готовилась к худшему. Она не могла уйти, не зная, где мы, и потеряла целую ночь, а значит, и деньги. Но больше всего она разозлилась, увидев Кармелу в моем платье в горошек и своих золотистых босоножках.

– Ты что о себе возомнила? Сейчас же снимай! – закричала она, грубо вытаскивая вату у Кармелы из-за пазухи.

Mamma долго ругалась, а потом расплакалась. Я еще никогда не слышала таких рыданий – отрывистых, с надрывом. Розалина тут же заревела в голос, по-прежнему крепко вцепившись мне в руку, как будто мы все еще стояли на площади посреди толпы. Кармела опустила глаза и не издала ни звука, пока буря не кончилась.

– Во всем виновата я, – сказала Кармела. Mamma сняла с нее платье, и она стояла посреди комнаты в одном нижнем белье. – Мне просто хотелось посмотреть на Марио Ланца. Я не знала, что он приедет так поздно. Прости, пожалуйста.

– Ну, и стоило оно того? – с горечью спросила mamma. – Стоило моих нервов?

– Я хотела спеть для него. Я не думала, что там будет столько народу. – Из глаз Кармелы хлынули слезы. – Прости… прости…

– Ах ты дурочка! – сказала mamma уже не так сердито.

– Я надеялась, что если он услышит меня первой, то запомнит. Но я даже толком его не разглядела. А теперь… теперь… – Она приникла головой к маминой груди и проговорила, всхлипывая: – А теперь ты на меня сердишься…

– Cara, я же волновалась. – Mamma обняла Кармелу и принялась ее укачивать. – Я все повторяла себе, что вы девочки благоразумные и ничего с вами не случится, но я ведь даже представить не могла, куда вы пошли. Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

– Около полуночи? – предположила Кармела.

– Позднее, гораздо позднее. Идите спать. Поговорим утром – с тобой тоже, Серафина. Вы обе виноваты, не сомневаюсь. Но сейчас не время это обсуждать – мы все слишком измотаны.

Пока mamma подтыкала нам одеяло, Розалина пробормотала сонным, все еще дрожащим от слез голосом:

– После полуночи? Я еще никогда не ложилась спать так поздно.

– И больше не ляжешь – еще много-много лет, – ответила mamma.

Она выключила свет, плотно закрыла дверь и вышла на террасу – выкурить последнюю на сегодня сигарету. Зарывшись головой в подушки, мы даже не смели шептаться – никому не хотелось снова услышать мамины крики или рыдания.

Вскоре сестры мирно засопели. Ко мне сон не шел. Я лежала в темноте и вспоминала, как Марио Ланца стоял в повозке и, польщенный вниманием толпы, размахивал над головой руками, словно победитель на соревнованиях. Благодаря высокому росту я разглядела его лучше, чем большинство. Я даже слышала его голос. «Спасибо! Я люблю вас! – кричал он по-английски и по-итальянски. – Я всех вас люблю!»

Сейчас он, наверное, в отеле «Бернини Бристоль». В номере – дорогая мебель, цветы, может, даже шампанское. Дети, конечно, уже спят, а они с женой стоят у окна, любуются ночным городом и пьют за счастливое будущее в Риме.

Fools Rush In Where Angels Fear To Tread[15]15
  Дураки бросаются туда, куда боятся ступить ангелы (англ.).


[Закрыть]

«Мариза Аллазио, итальянская Брижит Бардо, снимется вместе с Марио Ланца в новом фильме «До свидания, Рим». Синьор Ланца сообщил нашему корреспонденту, что ему очень повезло с партнершей и зрители непременно оценят ее талант. Запись музыки к фильму будет проходить на ватиканской студии «Аудиториум анджелико».

– Мариза Аллазио! – презрительно повторила мама. – Что же они не пригласили настоящую Бардо вместо этой жалкой подражательницы?

– Она очень красивая, – заметила я и прибавила звук – вдруг сообщат еще что-нибудь о Марио.

– Но он-то – звезда Голливуда! А этот корреспондент – просто cretino, раз верит всему, что ему говорят. Да у студии просто нет денег на более известную актрису. Мариза Аллазио… Фи!

С той ночи, когда мы поздно вернулись домой, mamma держала нас в ежовых рукавицах. Теперь она сама забирала сестер из школы и проверяла за ними домашнее задание. Выходя из квартиры, мы должны были отчитываться, куда идем и во сколько вернемся. Вся наша свобода разом испарилась. О том, чтобы пойти на Пьяцца-Барберини и подкараулить Марио перед отелем, не могло быть и речи. Только редкие сообщения по радио и скупые заметки в журналах не давали нам окончательно упасть духом.

Кармела была связана по рукам и ногам, но ее решимость спеть для Марио Ланца только крепла. Сестру не останавливала даже мысль о том, что другие девушки наверняка тоже пытаются обратить на себя его внимание. Ее шансы становились призрачнее с каждым днем. Я знала, каково ей, но мы обе понимали, что лучше всего затаиться и подождать, пока мама не устанет за нами следить и не ослабит бдительность.

Прошло несколько недель, прежде чем mamma вернула нам свободу. Когда мы наконец попали в «Бернини Бристоль», оказалось, что Марио Ланца с семьей там давно уже не живет. Портье не захотел сообщить, куда они переехали, но от Кармелы было не так-то просто отделаться. Она принялась больно щипать Розалину, та подняла страшный визг, и, только чтобы от нас избавиться, портье буркнул:

– Сходите в «Эксельсиор» на Виа Венето.

Мы купили все еще хныкающей Розалине леденец и отправились в «Эксельсиор», благо до него было недалеко. Перед отелем толклись охотники за автографами, и я спросила у них, скоро ли должен появиться Марио Ланца.

– Мы как раз его ждем. Обычно он возвращается к обеду.

Одна женщина уже получила автограф и с гордостью продемонстрировала его Кармеле.

– Я их собираю, – пояснила она. – Надеюсь, он скоро приедет и я смогу попросить еще один.

Кармела только пожала плечами: имя, написанное на клочке бумаги, ее не интересовало. Она хотела от Марио Ланца одного – чтобы он послушал ее пение. Зато я попросила посмотреть. Женщина не дала мне альбом в руки и только поднесла его к моему лицу, чтобы я как следует разглядела автограф Марио – витиеватые, но вполне различимые фиолетовые буквы, частичку его самого.

– Сегодня я попрошу подписать фотографию, а потом повешу ее на стену, – доверительно сообщила женщина.

Ждать пришлось несколько часов, да еще и на солнцепеке. Было жарко, скучно и хотелось пить. Погруженные каждая в свои мысли, мы не заметили, как подъехал автомобиль. Толпа разом всколыхнулась и, выкрикивая имя кумира, ринулась вперед.

Первым из автомобиля выбрался шофер в стильной форме и серой фуражке со значком студии «Титанус».

– Пропустите, пропустите, дайте синьору Ланца пройти, – скомандовал шофер, потом раскрыл большой черный зонт и поднял его над певцом.

Конечно же, Марио Ланца улыбался. Вынырнув из-под зонтика, он принялся пожимать поклонникам руки и с удовольствием раздавать автографы. Я стояла довольно близко и смогла хорошо его рассмотреть. Под глазами у него пролегли тени, лоб испещрили мелкие морщинки, щеки казались полнее, чем на экране, а под подбородком наметилась небольшая жировая складка. Марио выглядел не так подтянуто и ухоженно, как в кино, но в моих глазах он все равно был прекрасен.

Кармела терпеливо ждала в стороне от толпы и, когда Марио Ланца двинулся ко входу в отель, запела Be My Love. Она пела для него всем телом, ее голос звучал сильно, уверенно и тепло. Я с удовольствием заметила, что Марио остановился и слушает. Он дождался, пока она возьмет высокую финальную ноту, и только тогда зааплодировал.

– Brava, brava![16]16
  Молодец, молодец! (итал.)


[Закрыть] Умница, прекрасно спела! – громко сказал он.

Прежде чем Кармела успела ответить, Марио Ланца взбежал по ступеням и исчез за дверями «Эксельсиора». Мы не могли поверить, что наш триумф кончился так быстро. Словно оглушенные, мы стояли в толпе охотников за автографами и смотрели ему вслед.

– Ну а теперь что? – спросила я.

– Пойдем за ним, конечно, – решительно ответила Кармела.

– Нам ведь нельзя… – начала было я, но сестра уже проскользнула мимо швейцара в вестибюль. Мне оставалось только схватить Розалину за руку и последовать за ней.

Внутри царила тишина и прохлада. Пахло чем-то приятным – даже воздух казался особенным. Со сводчатого потолка свисали люстры, за длинной конторкой стояли служащие в форме. Наверное, женщина посмелее, вроде мамы, прошла бы по этому до блеска начищенному мраморному полу с высоко поднятой головой. Но я впервые очутилась в таком великолепном месте, и мне сразу начало казаться, будто на нас смотрят – неодобрительно оглядывают одежду, обувь, даже прически. Синьора Ланца нигде не было видно, и только Кармела растерянно стояла посреди вестибюля.

– Кармела, пошли отсюда, – зашипела я.

Даже не удостоив меня ответом, она подошла к конторке и обратилась к человеку в темном костюме, который что-то торопливо писал в гроссбухе. Он поправил очки, сердито воззрился на нее и покачал головой. Кармела указала на меня, однако он опять покачал головой, на этот раз решительнее, и снова взялся за перьевую авторучку.

– Послушайте, – сказала Кармела уже громче, – моя сестра пришла к синьору Ланца на собеседование.

Портье поднял голову и нахмурился:

– На собеседование, говорите? Va bene[17]17
  Хорошо (итал.).


[Закрыть], я позвоню в номер. Только это все равно бесполезно – они никогда не отвечают.

Телефон прозвонил, наверное, раз десять, прежде чем портье отчаялся и положил трубку.

– Вот видите? – сказал он.

– Но ведь ее ждут, – не отступала Кармела.

– Не думаю.

– Прошу вас…

– Никаких распоряжений на этот счет не поступало.

Кармела подошла вплотную к конторке и понизила голос:

– Синьор Ланца предложил моей сестре место, и ему не понравится, если его дети останутся без гувернантки.

Кармела врала напропалую. Портье сразу смягчился.

– Вы правда гувернантка? – спросил он чуть ли не с надеждой.

Мне не оставалось ничего другого, как подтвердить ложь Кармелы.

– Да, – ответила я, не глядя ему в глаза.

– И вы будете присматривать за детьми синьора Ланца? За всеми четырьмя?

– Я бы очень этого хотела.

Хотя бы тут я не соврала.

Портье не то вздохнул, не то кашлянул.

– Думаю, вам можно подняться, – наконец решил он. – Одной. Эти две пусть подождут здесь.

Кармела бросила на меня жалобный взгляд и молитвенно сложила руки.

– Спасибо, – сказала она портье.

– Пятый этаж, люкс «Купола», – пробормотал он, прежде чем снова склониться над гроссбухом. – Удачи.

Бросив на Кармелу возмущенный взгляд, я прошмыгнула через сверкающий вестибюль к лифту. Как и все в «Эксельсиоре», выглядел он помпезно – непомерно большой и весь в зеркалах и украшениях. Пока лифт поднимал меня на пятый этаж, я оглядела свое отражение, нервно поправила волосы, проверила, нет ли грязи под ногтями, одернула юбку. Я повторяла про себя, что надо набраться смелости, постучаться в дверь и попросить, чтобы Марио Ланца позволил Кармеле спеть еще раз. Скорее всего, он меня просто прогонит, но я хотя бы попытаюсь.

Лифт с негромким гудением открылся, я вышла в устланный ковром коридор и увидела перед собой высокую двустворчатую дверь с золотой табличкой: «Люкс «Купола». Я сразу оробела и уже была готова развернуться и уйти, как вдруг дверь распахнулась и из номера выбежал вопящий мальчик с перемазанным в томатном соусе лицом.

– Невкусно! Хочу гамбургер! – крикнул он и помчался прямо на меня.

Я сразу узнала его и очень удивилась, что никто не вышел вслед за ним. Мальчик уже почти добежал до лифта, но я наклонилась, протянула вперед руки и преградила ему путь.

– Дэймон, куда ты? – спросила я на ломаном английском.

Он удивленно уставился на меня:

– Откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Я видела твою фотографию.

– Где? – спросил он. Милый маленький мальчик. От его одежды и волос пахло мылом.

– В журнале. Тебя сфотографировали вместе с папой.

Дэймон кивнул, как будто все понял. Он очень походил на отца – те же темные глаза и нос пуговкой. Я взяла его за руку, словно младшего братишку, и повела к дверям «Купола».

– Не хочу, – заупрямился Дэймон, пытаясь высвободить руку. – Мама плачет, а спагетти невкусные.

– Невкусные спагетти в Италии? Это просто преступление! – весело сказала я.

– Правда?

Дэймон серьезно посмотрел на меня, склонив голову набок.

– Конечно!

– И мы позвоним в полицию? – с надеждой спросил он.

Я невольно улыбнулась.

– Может быть. Посмотрим, – отделалась я излюбленной маминой фразой.

В конце концов Дэймон позволил отвести себя в номер, всю дорогу изображая вой полицейской серены.

Еще никогда я не видела подобного великолепия. Внутри было просторно и красиво, как в церкви: высокий купол украшен фресками, стены отделаны полированными деревянными панелями, повсюду золото и бархат. Но прежде всего мне бросилась в глаза даже не роскошь, а царящий в комнате хаос: на полу вперемешку валялись игрушки, башмаки, скомканная одежда и диванные подушки, а дети заходились от плача.

Я знала их всех по заветной фотографии из «Конфиденце». Младший, Марк, лежал на спине и колотил ногами по полу. Старшая, Коллин, тоже ревела в голос. И только вторая сестра, Элиза, спокойно сидела за столом и ела спагетти, как будто ничего особенного не происходило.

Только тут я заметила на диване женщину в грязном халате. Волосы у нее были спутаны, лицо заплакано, в глазах все еще стояли слезы. Я с трудом узнала в ней холодную красавицу, которая махала в открытое окно рукой в белой перчатке, когда поезд подъехал к stazione Termini.

– Синьора Ланца, – робко позвала я.

Она повернулась в мою сторону и посмотрела на меня невидящим мутным взглядом.

– С вами все в порядке? – спросила я. – Могу я чем-то помочь?

Но она зарылась головой в подушку и не ответила. Похоже, дети были предоставлены сами себе. Посреди стола валялась на боку миска с пастой, и по дорогому дереву растекалась лужа соуса – просто смотреть больно. Я никогда бы не оставила в таком виде даже наш простенький пластмассовый стол. Я подняла миску, сложила в нее липкий клубок спагетти и огляделась в поисках полотенца, чтобы затереть соус. А дальше все пошло само собой: я подобрала разбросанные игрушки, расправила и сложила стопкой смятую одежду и аккуратно расставила башмаки под столом. Когда я прибиралась в нашей крошечной квартирке в Трастевере, то никогда не испытывала такого удовлетворения, как восстанавливая порядок в этом красивом месте.

Коллин перестала плакать и внимательно наблюдала за мной, Элиза продолжала есть, не говоря ни слова. Что же до синьоры Ланца, то она сжалась в комочек на обитом бархатом диване и, кажется, уснула. Не могла же я бросить ее одну с детьми. Я застыла в нерешительности, не зная, разбудить ее или пойти позвать кого-нибудь на помощь.

Дэймон встал на цыпочки и коснулся моего локтя:

– Теперь можно позвонить в полицию?

– По-моему, спагетти очень даже вкусные, – ответила я. – Смотри, как твоя сестра их уплетает. Не нужно зря беспокоить полицию.

– Но я голодный, – жалобно сказал он. – Хочу гамбургер!

– Я тоже! – подала голос Коллин. Лицо у нее было все еще красное и мокрое от слез. – Надо позвонить по телефону, и еду принесут. Мама всегда так делает.

Я недоумевала, почему о детях некому позаботиться, раз уж мать больна. Кинозвездам ведь положено иметь целый штат прислуги, которая следит за тем, чтобы их дети всегда были накормлены, умыты, красиво одеты и готовы в любую минуту позировать перед фотоаппаратом. Где же няни, гувернантки и учителя? Что-то тут не так.

Я застыла в нерешительности. Дэймон снова захныкал, а у Коллин задрожали губы.

– Хотим есть! – хором канючили они.

Я сняла трубку. А что еще мне оставалось?

* * *

Я с удовлетворением оглядела комнату, где наконец-то воцарились тишина и порядок. Дети, умытые и повеселевшие, сидели за столом и мирно жевали заказанные мной гамбургеры. На мгновение я даже позволила себе забыть, что я тут делаю. Потом по мраморному полу застучали каблуки, в замке повернулся ключ, дверь люкса «Купола» распахнулась и на пороге возник великий Марио Ланца.

Я смотрела на него во все глаза, не в силах даже перевести дыхание, не то что заговорить. Находиться с ним в одной комнате, стоять так близко, быть частью его мира – все это казалось невероятным. Тихо, как мышка, я затаилась в углу и наблюдала за разворачивающейся передо мной сценой.

От улыбки, с которой Марио Ланца встречал поклонников, не осталось и следа. Волосы его были растрепаны, галстук небрежно ослаблен. Большими шагами он пересек комнату, снял с буфета графин, плеснул в стакан янтарно-желтой жидкости и залпом выпил. Потом взглянул на скорчившуюся на диване жену и нахмурил брови.

– Черт побери, Бетти, ну что опять случилось? – спросил Марио.

Она закрыла лицо руками и не ответила.

– Я же тебе сказал: нам надо ехать на прием к Бобу Эдвардсу. Там будет Уэлч, Роуланд, Столл и целая толпа журналистов. Не пойти мы не можем. – Он налил себе второй стакан. – Только посмотри на себя… тебе разве не пора к парикмахеру или кому там еще? Ты ведь меня не подведешь? Ну же, вставай!

– Гувернантка уволилась, – глухо проговорила Бетти, не отнимая рук от лица. – Мы поссорились, она развернулась и ушла. Я ни в чем не виновата – эта глупая девчонка не желала меня слушать.

Марио окинул меня взглядом и снова повернулся к жене.

– Если гувернантка ушла, то кто, черт побери, это? – Он махнул в мою сторону рукой со стаканом.

Бетти осторожно приподнялась на диване и посмотрела на меня:

– Не знаю. Она просто вошла и начала прибираться, потом накормила и успокоила детей – слава тебе господи! А то они не умолкали ни на минуту.

– Ее прислала администрация?

Марио осушил стакан и так небрежно швырнул его на стол, что он чудом не разбился.

– Я же сказала – понятия не имею, кто она такая. Наверное, ее прислали, потому что дети устроили такой тарарам. Может, кто-нибудь из постояльцев опять пожаловался на шум. А где ты, собственно, пропадал? В баре, конечно?

Дэймон, должно быть, почувствовал, что родители вот-вот поссорятся. Он обхватил ногу отца руками, потерся об нее лицом и попытался отвлечь его на себя.

– Папуля! Папуля!

Марио немного смягчился и спросил:

– Что такое? Что у вас тут стряслось?

Он нагнулся и взъерошил сыну волосы.

– Спагетти невкусные. Я не захотел их есть. А тетя купила мне гамбургер. – Дэймон махнул в мою сторону рукой.

– Это я ей объяснила, как заказать еду по телефону, – с гордостью добавила Коллин.

Наши глаза впервые встретились, и с минуту Марио Ланца не отрываясь глядел на меня. Он словно подмечал каждую деталь, от поношенных туфель до выбившихся из прически прядей. Еще никогда на меня не смотрели так пристально, и я невольно опустила взгляд.

– Вас прислало агентство? – спросил он по-итальянски.

– Простите, синьоре Ланца, простите, пожалуйста, – только и смогла выдавить я.

– Простить? За что?

– Я не гувернантка, – призналась я.

– Тогда кто же? – резко спросил он. – Вы работаете в отеле?

– Нет, синьоре. Я стояла в толпе у входа, когда вы приехали, а моя сестра спела для вас Be My Love, помните? У нее очень красивый голос.

Он нахмурился:

– Помнить-то помню. Но это не объясняет, что вы делаете у меня в номере.

– Я только пришла спросить, не согласитесь ли вы послушать сестру еще раз. Ей так хочется стать певицей…

– И вы просто взяли и вошли?

– Дверь была открыта… Ваш сын бегал по коридору… Я привела его в номер.

Он опустил взгляд на Дэймона.

– Это правда? Ты что же, хотел сбежать?

Мальчик кивнул.

– Мне не понравились спагетти.

– Эх ты, проказник! – Марио ласково улыбнулся сыну и опять взглянул на меня: – Спасибо, что привели его.

– Не за что, синьоре. Я сейчас уйду. Извините за вторжение.

Я двинулась было к дверям, но тут Бетти схватила Марио за руку.

– Не отпускай ее, – взмолилась она. – За ними больше некому присмотреть. Как мне идти с тобой на прием? Не могу же я бросить их одних!

– Боже, Бетти, эта девушка просто зашла сюда с улицы – без спросу! – Марио снова перешел на английский, но говорил медленно, и я улавливала общий смысл. – Мы понятия не имеем, кто она такая. Нельзя оставлять детей с первой встречной. Поговори с портье. Пусть найдет кого-нибудь на сегодня, а завтра позвонишь в агентство, и тебе пришлют новую гувернантку.

– Но она умеет обращаться с детьми гораздо лучше гувернанток из агентства. Марио, дорогой, пусть она останется!

– Я была бы рада помочь, – робко вставила я, не желая упустить такой шанс. – Я хорошо лажу с детьми и привыкла много работать.

– Конечно. – Все эти бытовые неурядицы явно начинали его раздражать. – Если хотите устроиться к нам гувернанткой, принесите обычные рекомендации. Отдадите их моей жене, и тогда она решит.

– Рекомендации? – растерянно переспросила я.

– Ну да. От врача, священника, бывшего работодателя или еще кого-нибудь в том же духе.

– Я не могу… – пробормотала я.

– Нет рекомендаций – нет и места. Иначе никак.

Марио Ланца потянулся к дверной ручке, и я поняла, что такой возможности мне больше не представится.

– Мне не к кому обратиться.

Его пальцы уже сомкнулись на ручке. Он вздохнул:

– Не понимаю, что тут такого сложного? Попросите семейного юриста или учителя – любого человека, который может за вас поручиться.

– Мне некого попросить. – Из глаз покатились жгучие слезы, и я яростно вытерла их кулаком. – Я бросила школу в четырнадцать, чтобы заботиться о младших сестрах. Учителя меня уже не помнят.

– Что же, очень жаль. Большое спасибо, что помогли моей жене, но взять вас на работу мы не можем. Ни один здравомыслящий человек не наймет гувернантку без рекомендаций.

Он открыл дверь, и я увидела за ней коридор и лифт, на котором мне предстояло спуститься вниз, к разочарованной Кармеле.

– Синьоре, моя мать – проститутка.

Я в ужасе зажала себе рот рукой: я старалась не произносить этого слова даже в мыслях и не могла поверить, что оно сорвалось у меня с языка.

Марио Ланца в изумлении отступил назад, а потом вдруг рассмеялся:

– Ваша мать – римская проститутка? И вы еще надеетесь, что я позволю вам присматривать за моими детьми? Я что, по-вашему, pazzo?[18]18
  Сумасшедший (итал.).


[Закрыть]

– Синьоре, я не хочу такой же судьбы ни для себя, ни для сестер. – Я разрыдалась по-настоящему, уже не пытаясь скрывать слезы. – Я хочу другой жизни. Я готова работать допоздна, готовить, мыть полы – все, что скажете. Пожалуйста, дайте мне шанс. Помогите моим сестрам.

Лицо Марио Ланца было по-прежнему сурово, но я продолжала говорить, как будто одними словами и силой воли могла заставить его понять, что я хороший человек.

– Если вы доверите мне своих детей, я буду заботиться о них, как о родных братьях и сестрах, – пообещала я. – А мои сестры мне небезразличны, синьоре. Я их люблю. Они для меня дороже всего на свете.

Марио Ланца направился к телефону. Я испугалась, что он позвонит портье, и меня прогонят, вышвырнут на улицу, может, даже вызовут полицию.

И снова мою судьбу решил Дэймон. Он подбежал, вложил свою ладошку мне в руку и стал шептать, чтобы я больше не плакала. Даже после этого другой человек мог бы прогнать меня, но, как я вскоре узнала, у Марио Ланца было большое сердце – больше, чем у многих других. Наверное, поэтому он и пожалел меня в тот день.

– Как вас зовут? – спросил Марио. – И сколько вам лет?

– Меня зовут Серафина Маджо, – ответила я дрожащим от слез голосом. – Мне скоро исполнится двадцать.

Марио достал из кармана и протянул мне накрахмаленный носовой платок:

– Вы рассказали мне всю правду?

– Да, всю правду – клянусь. – Прижав платок к лицу, я вдыхала его запах – запах мускуса, мыла и сигар. – Моя мать хорошая женщина – пожалуйста, поверьте. Я ее очень уважаю, однако не хочу такого же будущего для себя и сестер. И я не знаю, что мне делать, если никто меня не пожалеет и не согласится помочь.

С минуту он просто смотрел на меня, потом резко мотнул головой, словно сдаваясь на собственные уговоры, и подошел так близко, что я ощутила исходящий от него запах виски. Марио Ланца был не особенно высок, зато крепок, широкогруд и представителен. Я невольно попятилась назад и уперлась плечом в открытую дверь.

– Если я дам вам шанс… – заговорил он тихо, но твердо. – Если поверю… если соглашусь… я не хочу, чтобы вы меня разочаровали. Вам понятно?

– Si, signore.

– Значит, обещаете? Сдержете слово?

– О да! – с жаром воскликнула я.

Марио Ланца повернулся к жене и снова заговорил по-английски:

– Значит, тебе нравится эта девушка? Ты хочешь, чтобы она осталась?

– Я ведь уже сказала, разве нет?

В тот день он не открыл ей правды. Возможно, она так ничего и не узнала.

– Хорошо, – ответил Марио и захлопнул дверь. – В гувернантки она не годится, но мы можем нанять ее в качестве помощницы, твоей личной ассистентки. Ну, как тебе такая мысль?

– И что она будет делать? – с сомнением спросила Бетти.

– Переводить с итальянского, приносить и подавать еду, договариваться о встречах – все, что скажешь.

– Личная ассистентка? – задумчиво повторила она. – Которая будет делать все, что я скажу? Помогать мне?

Впервые на ее губах заиграла слабая улыбка, и Марио тут же улыбнулся в ответ.

– Ты довольна?

– Еще бы! – ответила Бетти. – Очень довольна.

– Ну, значит, решено.

Я все еще сжимала в руке скомканный платок Марио Ланца и теперь машинально сунула его в карман. Я больше не плакала – наоборот, не могла сдержать улыбки. У меня появилась работа – особенная, о какой я не смела даже мечтать. Я смогу сама зарабатывать себе на жизнь. И кто знает, что ждет меня впереди? Мне даже не верилось, что все это правда.

– О, спасибо! – порывисто повторяла я. – Я вас не подведу – обещаю!

От волнения я совсем позабыла о Кармеле, которая ждала внизу, надеясь еще раз спеть для Марио Ланца.