Текст книги "В плену нашей тайны"

Глава 14

– Что за учителя пошли! Это ж надо, девочка у нее виновата. А то, что девочку саму облили, ничего выходит! – возмущался папа, пока вез меня домой. Мне тоже хотелось высказаться, но внутри было моральное истощение. Я смотрела в окно, не замечая ровным счетом ничего, даже пестрящие вывески. Начал накрапывать дождик, все чаще загораться красный. Люди спешили под козырьки, кто-то открывал зонтик, а кто-то накидывал капюшон.

Я закрыла глаза, упираясь лбом в стекло. В голове мысли крутились подобно летней карусели, медленно ускоряясь и сворачивая на крутых поворотах. А потом яркой вспышкой вспыхнул тот черный понедельник. Я прозвала его черным, потому что ненавидела цвет темноты, боялась его и мечтала никогда не видеть.

Несмотря на скандал, который закатила мама после сцены с поцелуем, мне хотелось летать и прыгать от счастья. Первый поцелуй – невероятное таинство. И как же здорово, что у меня он случился именно с тем, кто дорог и близок сердцу. Я готова была повторить, хоть тысячу раз, даже зная, что мать отберет сотовый и будет читать бесконечные лекции на тему морали.

Конечно, я тосковала по Яну, особенно без телефона. Так бы, может, позвонила ему, или написала сообщение. После неожиданного поцелуя, мы вроде как стали ближе. Самый красивый мальчик в школе обратил внимание на меня – обычную, с целым мешком странностей, Еву Исаеву. А потом, говорят, чудес не бывает. Или… такие как он смотрят только на идеальных. Я далека до идеала. И! Чудеса бывают!

Воскресенье тянулось бесконечно долго, зато в понедельник я встала раньше на два часа. Заплела красивый колосок, надела новую блузку, которую мама купила мне еще в прошлую среду. Покрутилась перед зеркалом: в клетчатой юбке, нежно-кремовой рубашке, и белых носочках я смотрелась отлично. Даже мило. Редко, когда я сама себе нравлюсь. Интересно, что скажет Ян, когда увидит меня, какой будет его реакция, поцелует ли… возьмет за руку или… в животе от сладких мыслей заныло.

В школу мы ехали молча, Лиза со мной не разговаривала, хотя она и с мамой играла в молчанку. Обиделась. Вроде как бабушка ее отчитала настолько громко, что сестра планировала держать марку молчуньи не меньше недели. Ну и ладно. Мне без разницы. Пусть хоть вечность с закрытым ртом сидит.

И вот мама останавливается напротив высоких железных ворот школы, желает нам хорошего дня, а я и так уверена – день будет замечательным. Выхожу из машины, ищу глазами среди школьников Яна: не тот, и справа не он, да и слева тоже. Лиза успевает скрыться из виду быстрей, чем я переступаю порог учебного заведения. И конечно, она не видит, как в меня влетает первоклашка с большим стаканчиком серо-синей воды.

Новая блузка моментально покрывается большим пятном на рукаве, и я в отчаянии спешу в туалет, чтобы спасти ситуации. Открываю кран, но потом иду в кабинку, чтобы снять кофточку. Проще будет простирнуть и посушить сушилкой, чем пытаться отстирать пятно на себе. Пока я расстёгиваю пуговички за закрытой дверью, в дамскую комнатку входят девчонки. Громко смеются, о чем-то переговариваются. Я не особо вслушиваюсь, мне надо скорей закончить дела. А потом слышу свое имя, и уши вмиг превращаются в локаторы.

– Эта Ева какая-то странная!

– Ага! Крутится вечно рядом с Вишневским.

– Фигня, не берите в голову, – отвечает незнакомый глумливый голос. Каждая клеточка в теле напрягается, дышать становится трудно, но я сдерживаю нарастающую панику. О чем они? Почему так брезгливо говорят обо мне?

– Янчик сам сказал, у них не серьезно. Да и смысл? Он с Акимовой целовался вчера на площадке, видели? Уж Исаева явно не ровня Карине.

В один миг, земля рухнула, закончился кислород, и мне безумно захотелось закричать, выскочить из кабинки, но в реальности я крепко зажимала ладонью рот. В глазах покалывало, грудь заливало холодом, губы дрожали. Как же так? Ян… А я? А наш поцелуй? Все это было не по-настоящему?

Как же… Как же так?

Звенит звонок, девушки выходят из туалета, шум затихает, но я продолжаю сидеть в кабинке, пытаясь успокоить глупое девичье сердце. В голове калейдоскопом меняются картинки: вот Ян улыбается, вот подносит зонтик ко мне, вот держит за руку, а вот накручивает стебелёк на палец. Ну не мог он посмеяться надо мной. Зачем? Столько времени тратить на глупые игры? Не верю. Просто не верю. Я спрошу у него. Прямо в лоб. И если он скажет «да», тогда я… тогда… Не знаю. Улыбнусь и уйду. А потом буду плакать. Горько и долго, пока не полегчает.

Забыв о грязном рукаве, я подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение. Очередной звонок. Теперь уже с урока. Очередной вздох. Теперь уже полный сил и желания выяснить правду. Все получится! У меня все получится. Я справлюсь. Папа учил никогда не сдаваться и не пасовать перед трудностями. С кем не бывает, правда?..

Из туалета я вышла, крепко сжимая лямку рюкзака. Вышагивала уверенной походкой, с поднятым подбородком, но уже тогда поняла – что-то не так. На меня странно смотрели окружающие. Почему они шепчутся? Почему показывают пальцем? Почему хихикают?

– У нее не все дома говорят, – доносятся отголоски голосов. Резко останавливаюсь, поворачиваю голову и не могу понять, это относится ко мне или к кому-то еще.

– Она не может просто так войти в помещение.

– Ага, здания обходит по три раза.

– Чокнутая.

– Гляньте, это же та самая!

– Ева, ее зовут Ева.

– Чокнутая Ева!

Голоса разлетались ото всюду. Мое имя звучало слишком четко и громко. Все они говорили обо мне. Показывали пальцем, смеялись. В ушах стоял шум, сердце ускорилось до невероятных ритмов. Бум. Бум. Бум. Оно разрывало перепонки. Мне начало казаться, что кожа на теле горит. Я раз за разом терла ладони друг об дружку, но становилось только хуже. Голоса померкли, образы смешались, людей то ли становилось больше, то ли меньше. Я плохо понимала.

А потом кто-то толкнул меня, ноги подкосились, и я упала, ударяясь коленками о плитку. За что? Почему? Откуда они все знают? Мой секрет. Откуда они знают мой секрет? Ведь я была предельно внимательна. Как… Как же так. Никто ведь… Никто кроме… Яна… Никто кроме него не знал. Откуда ж все эти люди знают?

Меня кто-то поднял, вернее, помог подняться. Кажется, это была уборщица. Она что-то спросила, затем потянула в сторону столовой, видимо дать воды или усадить на лавку. Я шла за ней, но мыслями была в другом месте. Разговор в туалете. Ян целовался с Кариной. А теперь все в школе знают мой секрет. Они тычут пальцем, они насмехаются надо мной. Я должна остановить это! Я должна что-то сделать.

А потом в столовой, в компании Карины и еще нескольких человек я увидела Яна. Тело онемело, казалось, оно налилось свинцом. Мне сделалось дурно. Это сон. Я сплю или схожу с ума, не иначе. Если все вокруг кричат, что Ева Исаева больная, а Ян Вишневский сидит за столом со своими друзьями и этой девушкой, я точно сошла с ума.

Да как он мог! Как он… Зачем! Почему! Мы же обещали… Никто кроме него не знал мой секрет. Никому, кроме него я не доверяла. Как же… Выходит, это была шутка? Я и мои чувства, мое обещание – все это было шуткой.

– Ой, чокнутая, – шепнул кто-то мне возле уха, проходя мимо. Задел плечом, усмехнулся. Но я даже не видела этого человека, я не видела никого. Только Яна, только его чернильные глаза.

– Боже, такие как она с нами учатся, – послышалось за спиной. – А ее мамаша еще и преподает. Ужас!

И тут я поняла. Очевидно – моя жизнь сломалась. Она никогда не вернется в прежнее русло. А еще сломалась жизнь моей матери. Ведь эти слухи, дойдут до нее, до ее клиентов. Из-за меня у мамы будут проблемы. Из-за того, что ее дочь позволила себе сблизиться с человеком, который в итоге оказался предателем. Таким же, как и все.

Мысли помешались. Ноги тряслись, руки тряслись, я вся превратилась в шаткую хрупкую ветку, на которую наступили и переломили на две части. В горле сделалось сухо, но адреналин придавал сил. Он прыснул в сердце, он ускорил и без того бешеный пульс. Он подтолкнул к решительным действиям. Справедливость должна восторжествовать.

Я сжала руки в кулаки и стремительным шагом направилась к столику, где сидел Вишневский. Он поднял голову, замечая меня. Обманчивый взгляд, обаятельная дьявольская улыбка.

– Думаете, только я странная? А как насчет внебрачных детей? – на одном дыхании произнесла. Зрачки Яна расширились, губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но не мог поверить в происходящее. Что ж! Я тоже не могла поверить. Никто не знал. Никто не мог разболтать всем мой секрет. Никто, кроме него.

– Что она несет?

– У чокнутой с головой окончательно крышка? – пронеслось волной по столовой. Вишневский не сводил с меня глаз, я натянула улыбку, ощущая жуткий спазм в горле и грудной клетке. Мне было безумно тяжело дышать, тяжело сдерживать слезы, подступившие из самого сердца. Но ненависть перечеркивала все.

– Что Ян? Своим друзьям не расскажешь про отца? Вернее про то, что ты ему не родной сын, а?

– Ян, о чем она?

– Ян?

– Ян, она бредит. Что за чушь!

– Правда за правду, – произнесла тихо. Затем резко развернулась и пошла прочь. Слезы покатились по моим щекам, а за спиной все перемешалось. Теперь там обсуждали не только меня.

А потом жизнь сломалось. За один миг. Бац и пустышка. У мамы ушли все клиенты, одна из родительниц даже зарядила ей пощечину у меня на глазах. Мне было так стыдно, невыносимое чувство вины грызло изнутри. Мать ничего не сказала, молча приняла поражение, молча закрыла дверь для меня и нашей семьи, словно отделяя нас от своей жизни.

В школе каждый второй откидывал шуточки и оскорбления в мой адрес. Некоторые обходили стороной, ведь это наверняка заразно. А в один день мне в голову прилетело яйцо. Тогда я впервые не выдержала, и убежала в туалет, растирать горькие слезы по щекам.

И самое ужасное – месть не сложилась. Да, Яна тоже обсуждали. Но он перестал ходить на занятия. Его могли перевести в любую школу, уж с такими деньгами проблем бы не возникло. Однако, несмотря на то, что Вишневский был не белой крови в своем роду, ребята не перестали его любить. А кто-то даже жалел.

Ян вернулся на занятия неожиданно, через две с половиной недели. В тот день, он впервые задел меня плечом, проходя мимо парты. Затем остановился, оглянулся и чужим, незнакомым голосом отчеканил:

– Ты пожалеешь об этом, Ева.

Глава 15

Наши дни

После душа, я плюхаюсь на кровать без сил, и разглядываю светлый потолок, который теперь кажется крышкой клетки. Каждый день как предыдущий, это никогда не кончится. Я устала. И дело уже не в моей зацикленности на цифрах и замкнутых пространствах, хотя в них тоже. Когда все это началось? Почему в детстве я боялась темноты? Почему дети боятся темноты? Почему моя идеальна мать не хотела, чтобы ее дочка всего лишь боялась чертовой темноты?

Никогда не забуду ту подсобку и голос мамы. Чувствовала ли она свою вину передо мной? Перестала ли водить к психологу, потому что и там на нее странно смотрели. Мне никогда не понять, зачем люди стремятся к совершенству. Мир неидеальный, изъяны есть везде. Зачем ломать себя ради красивого слова… Вряд ли однажды я смогу понять свою мать.

Ближе к вечеру звонит Макс и приглашает погулять с ними по городу, пока еще погода позволяет. Но я отказываюсь, пытаюсь подобрать правильные слова, пытаюсь не обидеть его. Нам давно пора расстаться. Люди с такими проблемами в голове как я просто не могут иметь нормальные отношения.

– Я приеду, ответ нет не принимается, – не слышит моих слов Демин. И он, в самом деле, приезжает, через полчаса. Я даже не переодеваюсь, не поправляю макияж или прическу. Выхожу в домашних тапочках и с дулей на голове.

– Привет, детка, – здоровается Максим, чмокая меня в щеку. Я вздыхаю, скрепляя руки перед собой в замок. К гору подступает ком, а пальцы начинает покалывать. Вон она – очередная паническая волна. Говорить правду всегда страшно. Но порой без этого действия невозможно двигаться дальше. Ложь никогда не станет ключиком в светлое будущее.

– Максим, нам нужно поговорить.

– О, нет. Ты серьезно? – с усмешкой отвечает Демин, отводя взгляд в сторону. Я молча сглатываю, опуская голову. Мы стоим так почти минуту: я в нерешительности признаться в своей тайне, а Макс… даже не знаю, о чем он думает.

– Я обидел тебя?

– Что? Нет, не в этом дело. Слушай, я…

– Эв, – Демин делает шаг навстречу и неожиданно кладет руки мне на талию, притягивая к себе. Я не успеваю запротестовать или как-то среагировать. – Милая, не надо начинать такие разговоры. Обычно они ничем хорошим не заканчиваются.

– Какой ты догадливый, – шепчу, поворачивая голову вбок. Хочу уже оттолкнуть парня, как замечаю знакомую машину в метрах пятнадцати, она резко останавливается на углу, возле фонаря. Тонированные стекла не дают распознать водителя, но именно на таком спорткаре ездит демон. Неужели это он? Если да, что здесь делает? Мимо проезжал или решил выказать свою злость за мой поступок?

Дыхание учащается, а сердце в груди покрывается иголками, ускоряя ритм. Я поджимаю губы, продолжая смотреть вдаль, в сторону иномарки. А она продолжает стоять, загораживая собой проезд. В голове звучит набатом вопрос: должна ли я была в тот день рассказывать секрет Яна? Почему этот дурацкий вопрос не покидает меня, почему я чувствую за собой вину. Ведь Вишневский был тем, кто предал, тем, кто растоптал меня, превратил жизнь в ад.

Машина дает по газам, громко срываясь с места. И только после, я делаю шаг, отступая от Макса. Тело обмякает, подбородок упирается в грудь, мне даже посмотреть тяжело на Демина. Не надо было давать шанс ни себе, ни этим отношениям.

– Эв, что с тобой? – Максим касается моего подбородка горячими пальцами и приподнимает, заставляя, встретится с ним глазами.

– Мы не подходим друг другу, – шепчу почти себе под нос. От нервного напряжения у меня сводят скулы, поэтому спешу отступить и убрать руку Макса от себя.

– Ну что за глупости, детка? Не говори ерунды. Или постой! Это из-за того придурка? Он что тебе понравился? Эй…

– У меня ОКР, Максим. Я… – сглатываю, отводя взгляд в сторону. Кажется, говорить, что у тебя не все нормально с головой, не так просто. – Я не такая, как все. Я…

– ОК… чего? Что это? Это заразно? – непонимающе спрашивает Демин. И надо бы отнестись с пониманием, не каждый человек вообще знает о такой болезни. Но слово «заразно» бьет подобно ножа в желудок. Как же часто я его слышала в школе, как часто меня обходили стороной будто в самом деле, психологическое расстройство зарезано. Мне хочется закричать, разреветься, хочется ударить парня напротив. Потому что больше всего на свете я ненавижу ОКР, ненавижу цифру три, ненавижу стоять у дверей и нервно оглядываться по сторонам. Вроде такая глупость, с которой можно жить. Подумаешь ОКР. Психологи говорят, этим заболеванием страдают больше тридцати процентов населения. Но я не могу. Я устала чувствовать себя не такой, как все. Устала быть в глазах людей заразной.

– Нет, – произношу через силу. – Это не… А знаешь, может быть и заразно, кто знает. Так или иначе, Макс, тебе лучше держаться от меня подальше. В моей школе все придерживаются этого правила.

– Эв, я… – мямлит Демин, старательно избегая зрительно контакта. Он несколько раз проводит языком по нижней губе, нервно хлопая ресницами. Что и требовалось доказать: люди не готовы принимать странности других людей. Ты должен либо держать это в тайне, либо оставаться пожизненно волком одиночкой. Хотя… когда-то мне казалось, что это не так. Пока Ян не раскрыл глаза каждому в школе. Сколько бы ни думала об этом, не могу понять мотивов его поведения.

– Все нормально. Я пойду, холодает. – Натягиваю фальшивую улыбку на лицо, прикусывая изнутри щеки. Не реви, Ева. Ты привыкла.

– Эв… – Макс опускает голову, разглядывает свои кожаные черные туфли. Они переливаются от блеска. Ненавижу черный цвет.

– Пока, – прошептала я, затем развернулась и дернула калитку. Ничего не меняется, даже с годами. Я всегда останусь для окружающих другой.

Демин молча позволяет мне уйти, он не хватает меня за руку, не просит остаться и пояснить. Просто отпускает. Так лучше. Наверное. Я всегда себя утешаю, что в жизни происходит только лучшее. Иначе можно задохнуться от эмоций и разочарования.

Интересно… как бы сложилась моя судьба, если бы в тот день никто не узнал мой секрет?

Глава 16

Следующие два дня в школе было тихо. Хотя в мою сторону то и дело кидали тупые шуточки, но я не обращала внимания, много чести. Вишневского, к слову, не наблюдалось, опять куда-то пропал, может соревнования или просто отлынивал, однако второе редкость. Зато его прихвостни вели себя спокойней. Не все, конечно, вот Каримов с десятого так и поглядывал, выдавая жуткую ухмылку. Нет, Ян с ним не дружил, ну чтобы прям мир-дружба-жвачка. Однако Артура это не останавливало. Он даже порой говорил фразочками Вишневского, словно мечтал однажды заменить его. А в прошлом году они с Лизой неожиданно влюбились. Ходили за ручку, зажимались по углам, пели друг другу дифирамбы. То еще зрелище.

Порой они зависали у нас дома, пока никого не было. Однажды я вернулась раньше положенного, и застала их на кухне: на том самом столе, за которым мы, между прочим, кушаем. А Каримов еще так ухмыльнулся, присвистнул и откинул пошлую шутку в мой адрес. Лиза ему за это высказала, она очень ревностно относилась ко всему, что касалось меня и окружающих. А через несколько дней они расстались. И слава богу! Иначе я бы чокнулась.

Вот и сегодня я не могла отделаться от ощущения, что на меня смотрят, притом слизким и очень противным взглядом. Когда оглядывалась, постоянно натыкалась на Каримова. В один момент едва сдержалась, чтобы не показать средний палец. Как будто больше смотреть не на кого.

А к концу третьего урока заявился Вишневский. Вошел в кабинет, вроде и извинился, а вроде и просто поставил перед фактом, мол, здравствуйте, я пришел. У психологички аж глаз задергался, еще бы, она явно помнила, как он умеет срывать уроки. Кстати, за тот раз, демону ничего не было. Его даже на ковер не пригласили. Зато досталось Лидии Викторовне.

Ян прошел мимо моей парты с каменным покерфейсом. И надо ж было мне заметить, костяшки его рук, покрытые болячками. Неужели подрался с кем-то? Странно. Кто пойдет против демона? Да и не был Вишневский драчливым, редко когда устраивал концерты кулаками. Он же в секции ходил, мальчишки его никогда не трогали в этом плане. Ну, может все-таки соревнования, с другой стороны, мне какое дело до его костяшек. Пусть хоть без кожи ходит, не мои проблемы.

После скучной психологии у нас стояла химия. Но буквально перед звонком с урока, в кабинет заглянула, завуч и сообщила, что предметы поменяли местами: следующим стоит литература, а вот после нее уже да, химия. Народ отреагировал, как обычно: одной коронной фразой…

– А может, ну его? Может, отпустите нас подышать воздухом.

– Воздух в свободное время, – хмыкнула завуч и закрыла за собой дверь.

На перемене я планировала сбегать в столовую, купить сок и булочку, потому что потом будет очередь и вполне возможно остаться без еды. Однако не судьба. В коридоре дорогу мне перегородил демон собственной персоны. Вырос надо мной, как огромный дикий зверь, прищурился, губы сжал, словно струнка натянулась.

– Чего тебе? – буркнула я, пытаясь обойти его.

– Химичка просила, чтобы ты зашла к ней в кабинет и из подсобки принесла книги. Лови, – он кинул мне в руки связку ключей, которая больно ударила по пальцам. Я сморщилась, закатив глаза.

– У нас же бойкот или постойте-ка! – театрально взмахнула я руками. – Господин Вишневский – это исключение из правил?

– А тебе полезно на голову воду выливать, – прорычал он, сжимая челюсть. – Жду не дождусь момента, когда бэдбой узнает о твоих шариках в странной пустой голове.

Вишневский обошел меня, и теперь уже я заливалась от ярости. Придурок!

– Он уже! – крикнула ему в спину. – Радуйся, Ян! – ждать ответной реакции не стала. Пусть лесом идет со своими угрозами. Прошлое осталось в прошлом. Девочка, влюблённая в Вишневского исчезла. Никогда. Больше никогда не наступлю на подобные грабли, не поведусь на обманчивое личико и улыбку добрячка. Демон прекрасно умеет играть на публику.

До кабинета химички практически добежала за две минуты, хотя находился он этажом выше, в самом конце коридора. Дверь была открыта, я молча скользнула в класс, оглядела его, мысленно посылая тысячу проклятий в сторону Яна. Если бы не он, я бы не носилась как угорелая по школе, не исполняла бы роль девочки на побегушках. Почему учителя сами не могут решать свои проблемы?..

Подсобное помещение, в котором хранились учебники и всякого рода необходимый материал, располагалось рядом с последней партой. Я подошла к нему, вставила ключ в замок, повернула и замерла. Опять паническая атака. Закрыть глаза. Досчитать до трех. Повернуть ручку. Переступить порог. Такие простые действия, а вызывают столько неудобств.

Я сделала глубокий вдох. Раз. Два. Три. Повернула ручку и резко дернула дверь на себя. В нос ударила пыль и запах сырости. Внутри расположились несколько полок с одной стороны и с другой. Больше ничего, только книги и тетради. Я вошла, глубоко вдыхая и выдыхая. Сердце начало успокаиваться, восстанавливая ритм.

В подсобке было темно, выключатель не срабатывал, поэтому мне пришлось подсветить фонариком с телефона, чтобы хоть что-то разглядеть. Окон же нет. Но, слава богу, полки были подписаны, поэтому я быстренько нашла учебники за одиннадцатый класс и только после озадачилась, какой из них надо брать. Черт. Демон не соизволил даже пояснить. Я Ванга что ли? Бесит. Как же бесит этот умник!

Неожиданно послышались звуки похожие на шаги. Интуиция подсказывала, надо срочно развернуться и выйти наружу, однако моя скорость оказалась слишком медленной. Потому что когда я повернулась лицом ко входу, дверь резко захлопнулась.

– Эй! – крикнула, быстро дыша. Чувство паники новой волной врезалось в каждую клеточку, и я потянулась к ручке, начала дергать ее, но сработал проклятый замок. Дверь захлопнулась.

Темнота. Повсюду кромешная темнота.

– Эй! Откройте немедленно! Эй! – завопила я, задыхаясь. С губ срывались непроизвольные стоны, а руки, зажатые в кулаки, колотили по дереву, в надежде, что дверь все же откроют.

– Откройте! Пожалуйста! – умоляла я.

«Ты должна преодолеть свой страх. Войди внутрь, досчитай до трех и выйди».

В голове набатом звучали ее слова, я будто вернулась в прошлое, снова оказалась перед той дверью, перед подсобкой, которая должна была избавить меня от чувства страха. Сделать идеальным ребенком, без изъянов.

«Войди внутрь, досчитай до трех и выйди».

Голос. Он крутился заезженной пластинкой. Я открывала рот, закрывала и ничего не менялось. В горле стояла пыль вместо кислорода. Внезапное удушающее чувство страха сковало тело, наливая его свинцовой тяжестью. Я начала лихорадочно метаться из угла в угол, из рук выскользнул мобильный, и от этого звука я закричала.

Я умру… Я здесь умру… Я задохнусь. Я уже задыхаюсь.

– Пож..а..л… – с глаз покатились слезы. Пальцы онемели, перед глазами мелькали пятна, к горлу подступила тошнота. Я начала бить себя по груди в надежде, что кислород попадет внутрь. Почему он не попадает? Почему его нет?

– Раз…д. два…т…тр…и… – цифры не помогали, стены сужались, меня взял озноб. Я схватилась за горло, почему же не поступает кислород.

Мамочка! Я умру! Я умру здесь! Я задохнусь. Где же кислород?

Паника нарастала с каждой секундной, казалось, я нахожусь в этом помещению целую вечность, казалось, время остановилось. А потом мои веки налились тяжестью, в ушках послышалось эхо, пустой шум. Меня повело в сторону книжных полок. Я словно оглохла, онемела. И только боль, пронзившая спину, дала понять – я теряю сознание.