Текст книги "Космос. Марс"

Маккензи будто ожидал такого ответа. Как и раньше он бы просто отвернулся, дал Максу работать и получил бы вовремя те результаты, которые не нужно перепроверять – идеальные результаты, но в этот раз у него зазвонил телефон. Маккензи что – то быстро ответил и положил трубку. Заместитель отца, Евгений Матвеев, эта чертова лицемерная гиена, параллельно положил трубку в своем кабинете. Прежде чем Маккензи обратился к нему, Макс уже понял в чем дело.

– С тобой хотят поговорить, – Маккензи указал взглядом на кабинет отца, сооруженный в зале связи под высоким потолком, со специально пристроенной личной лестницей.

– Мне нужно успеть до одиннадцати.

– Литтл, доделай за ним.

– Да, мистер Маккензи, – отозвался Бруно.

– Мистер Маккензи, – обратился Макс. – Я не хочу туда идти.

– Не ходи, лучше спустись вниз, сдай шифр-ключ, освободи место для настоящего профессионала.

Стоя на пороге кабинета, Макс убеждал себя держаться. Последний раз вышло не очень, но сейчас совсем не было страха. Было нечто другое – злоба, и больше ничего.

Макс вошел. Изменения сразу бросились в глаза. На центральной полке, под портретами первых космонавтов, стоял неполированный виниловый проигрыватель Сони производства семьдесят пятого года. Должно быть он стоил целое состояние. Следом взор Макса упал на стол, старый аудиокассетный плеер закрывал стеклянный колпак. С пластикового корпуса прошаркалась краска, душки наушников в некоторых местах покрылись ржавчиной. Остальная утварь в кабинете была привычной: пленочные фотоаппараты, видеомагнитофоны, старые четырехлинзовые кинокамеры и множество других бесценных экземпляров аналогового века.

Отец не пользовался голографическими экранами, предпочитая старые добрые мониторы на жидких кристаллах, а очки дополненной реальности и вовсе считал «глупой тратой пластика». Вот и сейчас он внимательно смотрел в реликтовый монитор, не обращая на Макса никакого внимания. Не будь Макс его сыном, то должно быть расслабился, как и многие кто первый раз попадал к нему на аудиенцию, но Макс знал, что отец действовал согласно любимой тактике – дать жертве не много свыкнуться, а затем нанести сокрушающий удар и тогда, неспособная защищаться и загнанная в угол, она открыта для любых, самых отъявленных манипуляций. С Максом этот номер больше не пройдет.

– Мог бы и сам попросить, а не привлекать своего ручного зверька.

Лицо отца, изнеможённое бессонными ночами, совсем не выглядело устрашающе, как раньше. В его взгляде чувствовался надлом, это был совершенно другой человек, какой – то чужой и почти незнакомый. Это придало Максу еще больше уверенности, слова так и просились ступить на язык.

– Присядь, – отец указал на стул.

– Не хочу.

– У меня нет времени с тобой пререкаться. Садись.

Это звучало не как приказ, а как мольба.

Макс подошел к полке где стоял виниловый проигрыватель. Приоткрыв крышку, он крутанул диск с пластинкой. Та в свою очередь завертелась, а картридж с иглой то и дело подпрыгивал на неровностях. В детстве бы отец убил его только за то, что он прикоснулся к его коллекционному экземпляру, а сейчас он просто наблюдал за Максом и выжидал.

– Теперь ты Новиков.

– Разочаровывать тебя уже становиться моей традицией.

– Мать не одобрила бы. Она ненавидела девичью фамилию.

Отец матери Богдан Новиков, дед Макса бросил бабушку, когда маме было всего пять лет. Большую часть жизни он провел в тюрьме за разбои, воровство и убийство. Умер он там же.

– С каких это пор тебя стало волновать ее мнение? – спросил Макс, едва сдерживаясь, чтобы не заорать. – Ах, да с тех пор как она навсегда перестала его высказывать.

– Я позвал тебя не для того чтобы снова поднимать эту тему.

– А для чего? Вновь рассказать, как я опозорил тебя? Наелся я уже твоих лекций. Или все – таки поговорим о маме? Первый раз за пять лет. Ты же даже не знаешь где ее могила, в которую сам загнал ее своим безразличием.

Удивительно, но отец проглотил и это. Но взгляд его вдруг очерствел, поседевшие брови съехали вниз. Закаленный с детства инстинкт кричал Максу бежать без оглядки и прятаться, но теперь он не ребенок. Больше он не побежит. Макс показательно развалился на стуле, демонстрируя свое полное пренебрежение. По венам с приятным покалыванием сквозил адреналин.

Отец придвинул ему бумагу. Макс издалека прочел заголовок. Такой бланк он видел уже неоднократно в этом кабинете, на этом самом столе.

– Я ожидал, что ты придумаешь что – то новое, – сказал Макс.

– Ты вернешься, – сказал отец.

– Ты мне больше не приказываешь.

– Я говорил с Маркусом.

– Этого не будет.

Отец резко встал.

– Да очнись, – он размахнулся чтобы ударить по столу, но в последний миг рука затормозила. – Без НАСА мы не справимся. Этот союз стоил мне многого и сейчас он на волоске. Спецслужбы повсюду ищут шпионов, не дают нормально работать. Им только дай повод усомниться в наших намерениях. Если они узнают, что мой сын работает в НАСА…

– Об этом знают все.

Отец придвинул бумагу ближе к Максу.

– Поэтому ты переведешься сейчас. Остальное я попытаюсь как – нибудь уладить.

Макс еще раз посмотрел на бумагу, затем на отца. Ему захотелось рассмеяться. Отец заметил это, выпрямился и посмотрел на него, как преподаватель на непутевого студента.

– Отличная попытка, – сказал Макс. – В лоб не получилось, и ты решил пойти на обман. Как это на тебя похоже.

– Маркус уже подготовил бумаги.

– Я нужен ему, – Макс встал и поправил рубаху. – Если ты все сказал, мне еще нужно закончить работу.

Отец вышел из – за стола и встал напротив Макса.

– Зачем ты это делаешь? – спросил отец. – Твое место здесь.

– Это место принадлежало Петровичу!

– Петровичу было семьдесят, ему давно пора было на покой.

Макс усмехнулся.

– Как точно ты подметил. Именно туда ты его и отправил.

– Я не наливал ему, а что они делают за стенами этого здания меня не касается.

Макс вскочил.

– Я тебя об этом не просил, – выкрикнул Макс ему в лицо. – Петрович был мне другом.

У Макса задрожали руки. Не впервые ему хотелось удушить отца, но никогда он не был так близок к этому.

– У меня был выбор между Петровичем и сыном, и я выбрал сына.

– Ты вечно все решал за меня. Все, надоело. Теперь я сам устраиваю свою жизнь.

Отец взмахнул рукой у него перед лицом, как если бы хотел дать пощечину. Макс отскочил. Сердце колотилось у него в груди, как тракторный мотор. Отец сжал руку в кулак.

– Потому что я прожил жизнь и вижу, как ты, дурак губишь ее. Любой бы завидовал твоим возможностям.

Макс обвел руками комнату.

– Ты всю жизнь хотел, чтобы я стал одной из твоих безделушек, которыми ты можешь похвастаться. Давай, скажи какой имбецил родился у такого гения, как ты. Скажи опять, что ты не был таким никогда!

Отец смотрел на Макса с необычным терпением, совсем не вымученным, искренним.

– Нет, – заговорил он. – Я был таким же. Глупым, самоуверенным мальчишкой. Я не хочу, чтобы ты повторял моих ошибок.

– Ты врешь, опять врешь! – Макс пнул стул, тот перекувыркнулся на спинку в десяти сантиметрах от отца и смахнул со стола стеклянный купол. Тот упал на пол вместе с плеером и разбился. Отец молча поднял его и поставил на место. Душки наушников переломились пополам.

Макс подбежал к полкам с коллекционной утварью и несколькими взмахами руки смахнул все на пол.

– А так ты тоже делал?! Так делал?!

Экспонаты личного музея отца разбивались вдребезги. То, что осталось целым Макс затаптывал ногами. Пол усеяли куски пластика винилового проигрывателя, отколовшиеся части кинокамер, погнутые ручки, разорванные пленки.

В дверях появился Матвеев и онемел от ужаса, за ним прибежали несколько охранников. Отец показал жестом им убраться. Матвеев переспросил все ли он понял и тогда отец взмахнул рукой еще резче. Дверь закрылась.

Макс смотрел на то, что натворил. Коллекция, которую отец собирал больше сорока лет была уничтожена. Вместо жалости он ощущал легкость и удовлетворение, он как будто расправился с прошлым, скинул кандалы, и готов жить заново свободным человеком.

Макс отдышался. Отец протянул ему бумагу.

– Ты разрушил все, что дорого мне. Подумай о людях которые остались здесь.

Макс схватил бумагу и разорвал в клочья. Бросил в воздух ошметки. Они падали, словно снежинки, охлаждающие пыл, поселившийся в кабинете.

– Ты жалок, – сказал Макс. – Я никогда не буду таким как ты.

Макс вышел из кабинета. Матвеев проскочил мимо наверх. Все присутствующие в ЦУПе замолчали и смотрели на Макса. Маккензи тоже поднялся по лестнице, одарив Макса укорительным взглядом.

Макс вернулся за стол. Руки чесались заняться делом. Он просмотрел список неотложных дел. Последней в нем значилась запись: «Андрей Молчанов. Марсоход». Макс обещал достать ему программу марсохода. Этим то он и решил заняться. Подключившись к серверу НАСА, он отыскал нужный путь и попытался получить доступ. Программа сообщила, что доступ запрещен. Макс попробовал еще раз и снова запрет.

В кабинет отца поднялись уборщики. Оттуда доносился словесный галдеж.

Макс перебрался к Бруно, который сидел к нему спиной и пялился в сторону кабинета. Макс окликнул его:

– Эй.

Бруно вздрогнул и тут же обернулся к терминалу.

– Проверь мой уровень допуска. Надо открыть программу марсохода Террос—1, – попросил Макс.

Бруно молчал. Макс не дождался ответа и прикрыл рукой проекционный шар – экран исчез. Бруно пялился в пустое пространство, его плечи медленно поглощали шею под гнетом взгляда Макса.

– Я могу легко размазать тебя по стене и Маккензи для тебя покажется ангелом, – процедил Макс сквозь зубы.

Бруно пожевал губы и кивнул. Макс убрал руку и экран вновь появился. Бруно сделал несколько манипуляций.

– У тебя нет допуска.

– У тебя есть., – сказал Макс.

Система не дала допуск и ему.

– Странно, – Бруно поправил очки. – Она должна пропускать мои запросы.

Дополнительная информация сыпалась ему на линзы очков. Какие – то цифры, таблицы, все появлялось и исчезало так быстро, что Макс удивился, как Бруно успевал все считывать.

– Мне нужен доступ, – для верности сказал Макс.

– Тебе лучше спросить у мистера Маккензи, – сказал Бруно, закончив манипуляции.

– Нет, ты сам расскажи.

На лице Бруно промелькнуло недовольство и злоба, но затем толстяк словно проглотил ее обратно и заговорил с обидой:

– Я тебе не подчиняюсь.

Макс нагнулся к его уху.

– Ты слышал, как я умею решать проблемы. Как скоро по – твоему я стану руководителем полетов?

Бруно жалобно посмотрел на Макса. Макс кивнул в сторону экрана. Бруно вздохнул и заговорил монотонно:

– Доступ к программе марсохода закрыт вручную мистером Маккензи.

– Почему он закрыл его?

– Я не знаю. Спроси у него.

– Взломай!

Бруно покачал головой отрицательно. Макс собирался припугнуть снова, но Бруно его опередил:

– Я не могу. Клянусь.

Бруно говорил правду.

– Сможешь еще что – нибудь выяснить? – спросил Макс.

Бруно глянул за спину Макса и резко ретировался. Макс обернулся, Маккензи стоял прямо перед ним, скрестив руки перед собой.

– Значит, по – плохому хочешь, – сказал Маккензи.

– Не понимаю, о чем вы, мистер Маккензи, – сказал Макс.

Маккензи отклонил шею в сторону.

– Литтл, что он хотел от тебя?

– Проверял правильно ли Бруно закончил мой отчет по телеметрии Глаза, – ответил за него Макс.

– Если ты Бруно, зачем тогда мне он? – спросил Маккензи.

Макс кивнул и отступил.

– Это правда, мистер Маккензи, – сказал Бруно.

– Мне плевать на то, что ты не поделил с отцом. У меня нет неприкасаемых.

Макс кивнул и вернулся за свой терминал.

Пришло сообщение от Бруно:

«Допуск к программе марсохода есть еще у трех пользователей, я нашел их идентификаторы.»

Макс написал ответ:

«Выясни имена»

«Хорошо»

ГЛАВА 5

Телеметрия. Прайм—1479

Атмосферное давление: 104 Кпа

Температура внутри: 24,1 С

Температура снаружи (датчик солнечный): 95 С

Температура снаружи (датчик теневой): —201 С

Курс: 3.5

Пройденное расстояние, км: 64 718 569

Задержка связи (сек): 215

Скорость кмс – 25,3

***

Эврика! Блоп заработал.

Ничто не предвещало… Молчанов пролетал мимо и, думая о чем – то отдаленном, тыкнул невидимую кнопку на затылке Блопа, как делал это по несколько раз на дню. Он так и полетел бы дальше, но противный язвительный звук: «Вииип» откуда – то из живота манекена вывел Молчанова из равновесия. Первым делом он провел диагностику – Блоп показал стопроцентную профпригодность. Одурманенный счастьем, Молчанов отложил другие планы и решил вывести Блопа на внешнюю площадку. Рукой – манипулятором он управлял из тесной капсулы, водруженной на лабораторный модуль. С филигранной точностью он усадил Блопа на край площадки и надежно закрепил. Первым экспериментом ожидаемо стала смерть Блопа в самых разнообразных ипостасях: Молчанов морил Блопа холодом открытого космоса, заставлял задыхаться от нехватки кислорода, понижал давление до вскипания жидкостей в его организме, облучал высокой дозой радиации. После нескольких сотен смертей, бедняга Блоп накопил информацию, которую Молчанову и всему сообществу астробиологов теперь придётся осмысливать еще очень долго.

Работа так поглотила, что он не мог думать о ни о чем другом. Он не хотел, чтобы мысли о Свете и воспоминания об отце мешали ему сосредоточиться. Он боялся этих мыслей и избавить от них могла только работа. Успехи придавали ему уверенности.

Молчанов отрабатывал прямые эфиры, как робот – точь-в-точь как написано в контракте. Импровизацию он свел к минимуму, ответы на вопросы зачитывал, не всегда соображая где правильно поставить ударение. Пассивность Молчанова заставила Бальтазара внести коррективы в его реплики. Теперь они содержали множество цепких выражений, острых шуток, и даже откровенных провокаций – все как любит публика. Но самое главное они были далеки не только от собственных мыслей Молчанова, но и от реальности. Рейтинг прямых эфиров падал. Бальтазар все чаще предлагал немыслимые эксперименты, как например трансляцию из открытого космоса, где Молчанов вещал бы, сидя верхом на корабле, словно ковбой на лошади. Охлаждать пыл фантазий Бальтазара приходилось ЦУПу. Споры между ними приводили к задержкам эфира. Молчанов с удовольствием тратил это время на исследования.

Зелени в лаборатории разрослось так много, что приходилось корректировать работу вентиляции, чтобы откачивать лишний кислород. Каждое утро он бесконечно подрезал лопухи, удобрял землю витаминами, исследовал поведение микроорганизмов под микроскопом и сравнивал с документированными наблюдениями с Земли.

Редкие минуты отдыха Молчанов по – настоящему научился ценить. Он вытягивался струной и парил по модулю, закрыв глаза, словно лежал на воде. Иногда он напевал песенки Наки. Ему нравилась их ритмичность и легкость.

В один из дней вышел из строя атмосферный блок, накачивающий углекислый газ в капсулу с карцикулами лактис. Теми самыми микроорганизмами, о которых Молчанов когда – то написал статью, распиаренную Бальтазаром. На счастье, когда все произошло, Молчанов оказался рядом. Примесь кислорода, которая должна удаляться в атмосферном блоке поступила в капсулу. Карцикулы могли выжить на глубине нескольких километров при температуре кипения и практически в полной темноте. Но только кислород – живительный газ для большинства живых существ, являлся ядом для них. Колония размером с чайное блюдце была самой большой из когда – либо выращенных в искусственной среде. Молчанову потребовалось на это три года. И вот на его глазах светло – серая масса уникальных грибковых микроорганизмов погибала, покрываясь черной пленкой из предсмертных выделений. Ремонт атмосферного блока занял у него несколько часов. Итогом трагедии стала потеря трети популяции.

Вечерние брифинги становился все скучней. Вопросы командир Стивенсон поднимал одни и те же по сто раз. Большинство решались еще в течении дня, но Стивенсон все равно затрачивал на их разбор кучу времени. Молчанову это стало напоминать собрание жильцов его дома, на которых постоянно обсуждалась одна и та же проблема с протекающей крышей.

– У кого остались вопросы? – спрашивал командир Стивенсон в конце.

Молчанов обычно жал плечами, Нака говорила вслух, что у нее вопросов нет, Ричард Пател выставлял руки в стороны, а Покровский просто улетал восвояси и пропадал неизвестно где до следующего вечера.

***

Света пришла на встречу в парк. Это случилось еще несколько недель назад.

Виртуальный образ Светы был одет в черное, капюшон закрывал половину лица. Она молча села на противоположную сторону лавочки. Молчанов поздоровался.

– Погода была другая.

– Я изучил сводки за тот день и мои воспоминания. За полное соответствие ручаюсь.

Он улыбнулся. Она отвернулась, рассматривая детишек, резвящихся на траве.

– Я рад, что ты пришла. Очень.

– Что хотел? – спросила она.

У нее серая кожа на лице. Все заготовленные фразы, будто сдуло ветром.

– Поговорить.

– О чем?

Он придвинулся.

– Свет, я же все объяснил. Извинился.

– Обычно, когда муж бросает жену он не извиняется.

– Я сто раз говорил, что у меня не было выбора, – Он пытался разглядеть ее лицо, но она отворачивалась. – Константин Александрович решил, что кандидаты должны быть не семейными. Все из – за этой страховки.

Она обернулась. Ее рот шевелился, как будто в замедленном темпе.

– Вот же я бездушная тварь. Посмела усомниться в правильности твоего выбора.

– Не говори так.

Она молчала.

– Я все исправлю, – продолжал Молчанов. – Обещаю.

– Тебя теперь ждут миллионы невест.

Ветер усиливался. Молчанов не припомнил, чтобы вносил такие настройки в локацию.

– Это все легенда. Не я ее придумал, ты же знаешь.

– Легенда, – повторила она. – В которой я бросила несчастного мужа. На улице на меня плевки летят. Бегают по пятам какие – то люди, спрашивают какого это мне быть шлюхой.

– Я не хотел, чтобы так случилось. Я бы рад отдать эту славу кому – нибудь другому, но не могу. Я обещаю, заработанных денег хватит, чтобы купить уединенный дом, как мы мечтали. Нужно потерпеть, обоим. Я делаю это ради нас.

Капюшон на ее голове исчез, глаза загорелись красным цветом, кожа напоминала засохший зефир, черные пятна треугольником тянулись от глаз по щекам и к шее – на ней была виртуальная маска ведьмы.

– Тогда выйди в эфир, скажи это всем. О том, как тебя, несчастного, заставили развестись. Что ты молчишь? Не можешь? Контракт обязывает? – протянула она уже не своим голосом. – Так ради кого ты все это сделал?

Ее лицо вспыхнуло огнем. Молчанову обожгло руки и лицо.

– Ты разрушил мою жизнь. Я не хочу, чтобы ты возвращался.

– Ты так не думаешь, ты просто злишься.

Она встала и прошла сквозь него. Стая грачей вот уже в третий раз шла на один и тот же круг. С неба резко полил ледяной дождь. Молчанов мгновенно продрог. Молнии громыхали, ударяя рядом с ними, подступая все ближе и ближе. От грохота заложило уши. Нет, это не сбой локации – она взломала программу.

– Я устала слушать твое вранье, – перекрикивала молнию она. – Ты сказал, что любишь и уже знал, что бросишь меня.

Поднялся сильный ветер. Ее голос звучал уже где – то у него в голове.

– Ты был никем. Я научила тебя добиваться всего несмотря ни на что. Я создала тебя таким какой ты есть. А когда стала не нужна, ты переступил через меня, как через дохлое животное на дороге.

Озеро под гнетом ливня, вышло из берегов. Волны росли и громыхали, люди исчезали в них с криками. Вода все дальше углублялась в парк, все ближе подбиралась к Молчанову.

– У меня были предложения от лучших компаний мира. Боже, сколько лет я потратила впустую!

– Пожалуйста, перестань! – кричал Молчанов.

– Ты больше никогда не увидишь меня. Никогда!

Она исчезла. Волна накрыла Молчанова. Его перекрутило в воронке, шибануло головой о землю.

Он сбросил с себя очки и датчики. Испуганно завертелся, запутавшись в лопухах карликовой пальмы. Тюбики, иголки, куски земли – все летало вокруг него кругами, подгоняемое вентиляцией, словно кольца вокруг Сатурна.

Он снова бросился к очкам, нацепил на лицо и попытался восстановить связь. В доступе было отказано. Она занесла его в черный список.

***

Позже Молчанов направился в тренировочный модуль чтобы снять показатели с Покровского и познакомить его с обновленной программой подготовки. На основе данных, которые Молчанов собирал последние недели, Омар Дюпре написал для каждого новый курс упражнений. Покровский ленился и снижал темп, хотя и пытался это скрывать. Омар Дюпре рекомендовал ему увеличить нагрузки на тридцать процентов чтобы подготовиться к финальному рывку – тренировкам в скафандрах в виртуальных локациях Марса. Остальных Молчанов посвятил в новые программы накануне, посвятил бы и Покровского если бы тот не пропустил занятие. Сегодня Молчанов должен отправить последний отчет Омару Дюпре и, если он этого не сделает, упрямый француз не даст ему спокойной жизни.

Ему не хотелось об этом думать, ему вообще не хотелось ни о чем думать. Его поглотила глубокая опустошенность, смешанная с ненавистью и обидой.

Почему Света не слушает? Почему не пытается понять? Он ученый, а ученый не может упустить шанс сделать открытие века. Умная жена обязана это понимать, обязана идти на жертвы, быть рядом несмотря ни на что. А каково ему здесь, она не подумала? Если она решила, что он будет умолять о прощении, она ошибается. Гонорара хватило бы для безбедной жизни им обоим, и если она отказывается, то это ее выбор.

Молчанов прибыл в тренировочный модуль и не нашел Покровского. Его личный датчик упрямо показывал, что бортинженер здесь. Молчанов какое – то время рассматривал пустые стены, будто ждал, что Покровский выпрыгнет из шкафчика для инвентаря, как черт из табакерки. Последней сегодня занималась Нака, а она обычно прибиралась до кристальной частоты. Так и сейчас в модуле все лежало аккуратно и на своих местах. Молчанов шагнул в тренировочный модуль и ощутил гравитацию. Закружилась голова. Он ухватился руками за поручень беговой дорожки и медленно опустился на корточки. Сейчас должно пройти… Придя в себя, он поднялся и обошел универсальный тренировочный станок, совмещающий в себе целый тренажерный зал. Личный датчик Покровского валялся на полу.

Молчанов мог бы связаться с Покровским по радиосвязи, но слишком устал чтобы ругаться. Он решил отправить отчет Омару Дюпре и сообщить о частом непосещении Покровским занятий. Хватит уже прикрывать его. Пускай Омар Дюпре сам с ним разбирается.

Молчанов полетел в жилой модуль. Хотелось спать. Напротив реакторного он остановился. Люк был приоткрыт. По правилам он должен быть заперт все время если внутри не проводятся работы. Молчанов проверил сигналы личных датчиков. Нака находилась в командном модуле. Командир Стивенсон и Ричард Пател не вылазили из лаборатории последнего уже много часов.

Молчанов потянул люк на себя и заглянул внутрь. Покровский расположился у генератора, у которого была снята верхняя крышка. Рядом с ним парил ящик с инструментами, а также тюбики со смазкой и пустые упаковки от запчастей.

Покровский подозвал Молчанова, подмахнув рукой. Молчанов закрыл за собой люк и приблизился.

– Подержи – ка это, – Покровский протянул Молчанову металлические подшипники. – У меня липучки закончились, потом пойди поймай их все.

Покровский вытаскивал еще какие – то детали из генератора, осматривал, прочищал тряпкой со специальным средством, заново смазывал и возвращал на место.

– Ты пропустил тренировку, – сказал Молчанов.

Покровский указал обеими руками на генератор.

– Вибрация зашкаливает. Разве можно с этой девкой шутить? Кстати, я прилетал предупредить, но тебя самого не было.

– Уже третий день подряд пропускаешь.

Покровский не ответил и всем телом окунулся внутрь генератора. Молчанов подал ему подшипники и Покровский становил их на место.

В отличие от остальных, Покровский не снижал вес, а наоборот набирал. Глаза на прямоугольном лице за счет утолщения жировых тканей на скулах стали напоминать крохотные щелочки.

– Что ты там говорил? – спросил Покровский, закончив с генератором.

– Комитет по здоровью обязывает меня контролировать посещения тренировок.

– Если нет уважительной причины, – добавил Покровский и вновь указал на генератор.

– Но вчера…

– Э, нет, нет, – Покровский погрозил пальцем. – Вчера у меня хоккей был, я же предупреждал еще неделю назад. Плей – офф, между прочим. Первый матч в серии. Уважительней причины и не придумаешь. Хм, ты, что обиделся, что я тебя предателем назвал? Ну извини, летописец. Ты же лучше меня знаешь какой я вспыльчивый. Ну да, повздорили с кэпом, с кем не бывает, но теперь все в прошлом. Миссия продолжается.

– Командир просил меня провести с тобой беседу.

– Вот и скажешь, что поговорил. Два сеанса по полтора часа. Получил мое полное раскаяние. Я обещал быть паинькой и впредь соблюдать субординацию, – Покровский подмигнул ему. – В отчет пиши, что хочешь – я подмахну.

Покровский взял в руки модуль – компьютер.

– Сейчас запустим и посмотрим, как отмытая девка поскачет, – Покровский улыбнулся, затем взглянул на Молчанова. – Не бабахнет, не ссы.

Генератор загудел. Покровский кивнул.

– Теперь вибрация в норме, – он положил руку на корпус. – Переключение питания с батарей произойдет за одну сотую миллисекунды, никто ничего не заметит, – он нажал кнопку. – Вот и все.

Генератор вновь взвалил на себя обязанность превращать энергию реактора в электричество.

Молчанов помог собрать инструменты обратно в ящик.

– Ты смурной какой – то, – сказал Покровский.

– Не много устал.

Покровский заговорил игривым голосом:

– Я знаю, чего тебе не хватает, – он покивал. – Бабы.

Молчанов натянул улыбку. Покровский широким жестом руки обвел модуль.

– А что, космонавты не люди? Работа, конечно, отвлекает. А вечером? Ужас как охото, хоть изрыгайся. Так гляди доведет тоска мужика и на косоглазенькую начнешь засматриваться, – Покровский усмехнулся и покосился на Молчанова. – Да, ладно только не говори, что не думал о том, чтобы с ней того, а?

Покровский постучал кулаком о ладонь. Молчанов пожал плечами.

– Не, ну не поверю, – удивился Покровский. – Она хоть и доска кривоногая, да в голодный год и такая сойдет. Это на бумаге мы тут коллеги, в глаза говорим о вежливости и все такое, но я тебе точно говорю, что кэп и док, в запертых то каютках об одном и том же думают, да мечтают, чтобы марсианки симпатичными оказались, – Покровский погрозил Молчанову отверткой. – Не нужно стесняться желаний. Скажу тебе по секрету, в невесомости это дело совсем по – другому ощущается.

– Для сброса напряжения есть видеофайлы на сервере, – сказал Молчанов.

Покровский отмахнулся.

– Я нее… с этим делом в подростковом завязал. А то руки точность растеряют.

Покровский рассмеялся и продемонстрировал пятерню. Кожа на ладони была исполосована, фаланги пальцев покрывали слои огрубевшей кожи почти коричневого оттенка.

– Ты спишь на ходу, летописец. Тебе еще песок марсианский проминать, – сказал Покровский и просигналил прощальный жест отверткой. – Иди, отдыхай. Я тут закончу.

Молчанов оставался на месте. Покровский взглянул на него выжидающе.

– Мне все же нужно написать что – нибудь в отчет.

Покровский вздохнул и посмотрел на Молчанова умоляющим взглядом. Лицо у него было вымазано в грязи полосками толщиной с палец. Одна вертикально на щеке, другая через все лицо по диагонали.

– У меня и так взысканий хватает. А тут еще тренировки эти. Сам подумай, ну зачем они мне вообще? Я же не высаживаюсь вовсе.

– Ты в резерве на случай непредвиденной замены.

– Ай, да брось, – Покровский взмахнул рукой, его глаза, вдруг покраснели и он продолжил абсолютно серьезно. – Думаешь мне это нужно? Бегать там с вами в песках. Мое место здесь. Следить за тем чтобы вы добрались в целости и сохранности, а потом вернулись домой. Ну и иногда роботов ваших ремонтировать.

Молчанов взглянул на него круглыми глазами. Покровский улыбнулся одной половинкой лица и кивнул.

Они помолчали.

– Я могу написать, что ты посещал тренировки, – сказал Молчанов.

Покровский навострился.

– Это круто, летописец. Я тебе признателен, потом за троих отпахаю, обещаю.

– Это нужно не мне, а тебе, – сказал Молчанов.

Покровский отдал ему честь грязной ладошкой.

– Вот что значит наш менталитет, русская взаимовыручка. Это у Янки все, как у компьютеров. У нас же душа. Помнишь?

– Кстати, ты оставил свой браслет в тренировочном, – сказал Молчанов.

Покровский посмотрел на пустое запястье.

– То – то чувствую чего – то не хватает. Видимо, слетел, когда пол по ногам с непривычки стуканул. Меня так замотало, хватался за все вокруг, как пьяная балерина.

– Я оставил на столе, рядом с аптечкой.

– Обязательно заберу как закончу, спасибо.

Молчанов вернулся в каюту. На глаза надавили сонные гирьки. Он втиснулся в спальный мешок, в нем было тепло и уютно. Каюта за последние недели вызывала все больше приятных чувств, сюда хотелось возвращаться в конце рабочего дня, здесь в окружении знакомых и дорогих предметов можно было хоть на мгновение почувствовать себя дома.

Какой черт дернул его предложить Покровскому «выход»? Молчанов нарушил тем самым несколько инструкций.

Покровский был прав – он на острие ножа. Не секрет, что слухи о его стычке с командиром доползли до ЦУПа. Говорят, Константин Александрович был очень недоволен. Он, конечно, своих не бросает, но до поры до времени, пока эти свои выполняют то, что он от них требует. Отписка Молчанова в Комитет по здоровью не стала бы последней каплей, но увесистым пинком в хрупкую стену терпения Ворошилова безусловно. Омар Дюпре умел доставать даже самых терпеливых. В худшем случае Покровского могли лишить звания и полномочий, но тогда его обязанности распределят между другими членами экипажа. А лишнюю работы Молчанов взваливать на себя не готов, кроме того Покровский будет постоянно маячить перед носом. Быть последним плотником, вбившим гвоздь Молчанов не собирался.

Он заполнил несуществующие результаты тренировок Покровского и нажал кнопку «отправить».

В эту ночь ему ничего не приснилось.

***

Приготовления к празднованию дня рождения командира Стивенсона проводились в строжайшей секретности. Идея и организация исходила от Наки. Молчанов вызвался помочь.

Хотя Ричард Пател и пообещал задержать Стивенсона в лаборатории, командир мог появиться в главном модуле в любую минуту. Для празднования Молчанов предложил старый российский модуль Звезда, который нынче использовался под склад. Переднюю часть освободили от грузов. Здесь обнаружилась отличная площадка для праздничного стола, как и сам стол за которым принимали пищу российские экипажи МКС много лет назад.

Молчанов принес свежей зелени. Из запасов достали двойную норму мясных консервов, а еще рыбных, овощное рагу, икру, креветки и фрукты. На стену повесили поздравительную надпись, а вокруг закрепили зеленые воздушные шарики