Текст книги "Чужеземец"

Глава 4

Улицы Курска в это время, как всегда, пустовали. Даже центр города, поддавшись неумолимой сонливости, погрузил себя и жителей города в сладкий ночной сон. Лишь изредка проезжали дорогоуборочные машины да проходили пьяной походкой возвращающиеся домой после шумных попоек студенты. Но оказался среди полуночных путников и тот, чей разум не был затуманен алкоголем или травкой: Александр Сомов возвращался домой с похорон собственной матери.

Саша уехал из города родителей в Курск всего два года назад, но уже успел обзавестись квартирой, друзьями и чертовской красоты девушкой, которой он собирался в этом месяце сделать предложение руки и сердца. Квартира, конечно, не блистала шикарным евроремонтом или размерами дворца, но была вполне уютна для любящей друг друга парочки; комната, коридор, санузел и кухня – что еще нужно для счастья? Как говорят, с любимым рай в шалаше.

С друзьями тоже повезло. Стоит заметить, что работал Саша в офисе и считался самым незаурядным представителем офисного планктона. Работал он с восьми утра и до шести вечера, так что времени для знакомств всегда было предостаточно. Именно на работе Саша познакомился с Лешкой Прокофьевым – хорошим, отзывчивым парнем, почему-то за несколько месяцев ставшим Саше самым настоящим другом. И хоть виделись они за пределами офиса довольно редко, каждый раз свои встречи они проводили по полной: частенько захаживали в бары, иногда отрывались в клубах, а раз в месяц втайне от своих вторых половинок выбирались поглазеть на никудышного уровня стриптиз. Им было весело вдвоем: каждый из них знал о всех секретах друг друга, и никто никого никогда не сдавал. Бывало так, что Саша в чем-то сильно косячил, а Леша, видя все это, отмазывал его перед начальством. Стаж-то у друга был на несколько лет больше, а должность выше. Но различия в статусе никоим образом на дружбу не влияли.

В тот день шел сильный дождь. Работать было настолько лень, что Саша лишь для виду положил на свой стол какие-то документы, а сам втихую раскладывал на компьютере пасьянс да пил горький дешевый кофе. Его внешний вид, как и всегда, соответствовал всем нормам: аккуратная короткая стрижка, гладко выбритое лицо, белая рубашка с синим галстуком… да только мало кто на самом деле знал, кто скрывается под всей этой шелухой. Никто и не догадывался, что десять лет назад, когда ему было семнадцать, он твердо решил, что посвятит свою жизнь борьбе с «оккупантами с Ближнего Востока», если говорить политкорректно. Саша был брит и зол, хотя злиться-то по большому счету ему в те времена было не с чего. Он числился в группировке скинхедов, а потому вел себя как они: ходил в спортзал и секцию бокса, таскал железо и учился драться. В его кармане всегда лежал как минимум выкидной нож или кастет, как максимум – под спортивной курткой покоились бита или иная арматурина. Его не единожды забирали в отделение милиции за драки, но никогда – за распитие алкоголя в неположенном месте или за воровство. Несмотря на националистические взгляды, Саша презирал все то, что заставляло общество сгнивать изнутри.

Но все это осталось в прошлом. Теперь Александр Сомов вел мирный и размеренный образ жизни. Может, повзрослел, а может, просто надоело отсиживать задницу в холодных камерах сутки напролет. Так или иначе, возвращаться к былому Саша не собирался.

Он в очередной раз пробежался по документам глазами и сморщился от одной только мысли, что со всем этим вскоре придется разбираться. Он посмотрел на часы, в надежде, что время работы подходит к концу, и оказался приятно удивлен, узнав, что осталось всего полчаса.

Леша, сидящий в другом офисе, прислал в «аське» смайлик, изображающий бьющегося головой о стену.

За окном было унылое зрелище. Дождь лил как из ведра, а возвращаться по такой погоде домой, не имея машины, – гиблое дело. Простыть или подхватить воспаление легких – раз плюнуть. Но тут уж ничего не попишешь: придется двигать домой на общественном транспорте.

Когда Саша поднес к губам кружку с горячим кофе и уже стал потихоньку из нее отпивать, зазвонил рабочий телефон. От неожиданности рука дернулась, и коричневая жижа не замедлила разлиться по белой сорочке обжигающим пятном. Саша, сжав зубы, выругался и поднял трубку:

– Сомов, третий отдел, слушаю вас, – устало ответил он.

– Сынок, это папа, – раздался из динамика голос отца.

К слову, отношения Саши с матерью были довольно крепкими, а вот с Андреем Сомовым – совсем нет. Отец всю жизнь пил и частенько бил сына, будучи пьяным в стельку. Да что там, он порою даже мать до полусмерти избивал. Когда Саша вырос и стал на голову выше непросыхающего родителя, он ответил ему силой за все детские избиения, после чего уехал жить и работать в Курск – подальше от всей этой нервотрепки. Он и маму хотел забрать, но та наотрез отказалась, сказав, что у нее здесь вся жизнь прошла, тут живут все друзья и знакомые. Да и не бросать же папу одного, в конце-то концов, каким бы плохим он ни был.

– Как ты узнал мой номер? – прошипел Саша. – Я не желаю с тобой разговаривать.

– Послушай, я знаю, мы с тобой не всегда ладили…

– Да? Разве? Это теперь называется «не всегда ладили»?! Да катись ты на хрен с такими заявлениями, старый алкоголик! Чего ты от меня хочешь?

– Сынок, погоди, – на удивление спокойным и трезвым голосом произнес отец. – Я должен тебе кое-что сказать. Мама умерла.

Саша уже намеревался выдать папе очередную порцию ненависти, но вдруг осекся, услышав последние слова. Челюсть сама собой медленно отвисла, а в горле застрял непробиваемый ком.

– Мм… мама? Что? Как? Когда?!

– Неделю назад. Ее убили, сынок. Она возвращалась домой поздним вечером от тети Гали, когда к ней кто-то подошел и ударил по голове кирпичом. А ей в тот день как раз выдали пенсию, так что тому, кто это сделал, досталась неплохая добыча… а я тут как раз без денег остался совсем…

– Что? Неплохая добыча?! Ты говоришь о моей матери, сволочь! Почему я узнаю об этом только сейчас?

– Потому что ее труп бросили в мусорный бак. Тело обнаружили только на свалке. Сынок, завтра похороны.

– Черт, черт, черт! – Саша вцепился одной рукой в свои волосы и склонил голову над столом. На глаза стали наворачиваться слезы, а в душу стало закрадываться отрицание. – Не может быть. Нет. Ты лжешь!

– Я буду ждать тебя завтра. Приезжай ранним рейсом – поможешь все подготовить. У нас денег не так много было, так что пышных похорон не будет, придется все делать самим и довольно скупо.

– Я приеду, – сквозь слезы пробубнил Саша. – Я приеду…

Повесив трубку, офисный менеджер встал из-за стола и побежал к Леше. Найдя его на лестничной клетке, где тот курил, он сказал:

– Мама умерла. Мне надо уезжать на похороны. Передай Кузнецову, что я все доделаю позже, пусть даже выключит эти дни из зарплаты.

Леша, тощего телосложения длинноволосый парень, ошарашенно оглядел друга и ответил:

– Ты ведь не серьезно? Боже, боже… я… не знаю, что и сказать. Сочувствую тебе…

– Прости, мне надо бежать. Будь на связи.

Саша спустился в гардероб, накинул на плечи пальто и пулей выскочил из здания, направившись к автобусной остановке. Теперь на дождь ему было абсолютно плевать: пусть хоть насквозь промокнет вся одежда, это все несущественно. Он достал из кармана мобильник и набрал номер своей девушки. Она сняла трубку лишь с третьего раза:

– Да, милый? Прости, я в душе была, не слышала звонка.

– Марин, – задыхаясь от бега, выдавил Саша. – Слушай… моя мама умерла. Отец сказал. Завтра похороны. Я срочно еду на вокзал, возьму билет на поезд и сразу помчусь в Ростов, ладно? Иначе попросту не успею. Меня не будет приблизительно неделю, так что позаботься пока о себе и нашей собаке, ладно?

– Сашенька… милый… господи, ты ведь не серьезно? Ты шутишь?

– Нет, крошка, я не шучу. Если что – я буду на связи. Только часто не звони, там роуминг огроменный, хорошо?

– Х-хорошо, Сашенька… береги себя, ладно? И возвращайся скорее. Я люблю тебя.

– И я тебя, малыш. И я тебя.

Двадцатиминутное ожидание нужного автобуса вымотало только что потерявшего мать парня досуха. Он не знал, куда себя девать. Его руки тряслись, но не от холода, а от напряжения и волнения. И казалось бы – странно, ведь все уже произошло, от него теперь ничто не зависит. Но – нет, это Сашу не успокаивало. Он стоял под проливным дождем и трясся, не зная, что ему делать. Неожиданно подъехавший битком забитый автобус на некоторое время сгладил ощущение всемирной вибрации.

Транспорт еще целый час стоял в пробке. Нервы Саши были уже на пределе, когда двери наконец открылись перед самым вокзалом.

До ближайшего поезда тоже пришлось изрядно подождать, но уже в более спокойной обстановке – хмурые взгляды милиционеров, усмотревших трясущегося как наркомана Сашу, слегка угомонили его мятущийся разум. К слову, в кармане денег хватило как раз на плацкартные билеты туда и обратно, так что на бутылку воды или привокзальный бутерброд рассчитывать не приходилось.

По крайней мере, попутчики попались что надо. Добрая женщина с двумя на удивление смирными детьми шести и восьми лет предложила Саше разделить с ними трапезу в виде тонко нарезанной колбаски, вареных яиц, сухарей с изюмом и лапши быстрого приготовления. Женщина разговорила голодного парня и выведала, что за горе у него произошло и куда он направляется. Узнав о цели его поездки, она как-то сразу притихла и больше старалась беседу не поддерживать. Но это и не потребовалось. Неожиданно для себя Саша вдруг стал выкладывать абсолютно незнакомой женщине, имени которой он даже не запомнил, все свои страхи и переживания, практически поведал полную свою подноготную и будто бы даже просил прощения у нее за абсолютно все свои былые проступки. Но счастье откровения длилось недолго: женщина с детьми вышла в Харькове – поезд проходил через Украину, – всего спустя несколько часов после начала поездки.

Ростов-на-Дону, Ворота Кавказа, встретил гостя довольно приветливо – солнечный день оказался гораздо теплее, нежели дождливый вечер в Курске накануне. Саша не был здесь уже два года, но ему казалось, что уехал он отсюда только вчера. Легкое чувство ностальгии вдруг захлестнуло его настолько, что он на некоторое время даже и позабыл, зачем приехал. Но когда вспомнил, по крайней мере больше не трясся неизвестно из-за чего.

Саша решил немного пройтись. «Мама никуда не убежит», – сказал вдруг в его голове зловещий голос, голос черного юмора, такой неуместный в данной ситуации. Улицы кишмя кишели веселящейся молодежью, гуляющими за ручку парочками, вечно недовольными жизнью собачниками, молодыми мамами с колясками и доживающими свой век стариками. За пару лет город сильно изменился, и повлиял на то недавний визит президента, инициировавший массовые хаотичные ремонты зданий и дорог. Разумеется, те развалины, которые не успели починить, завесили тканью с изображениями красивых уютных домиков, как это обычно и делается. Саша как раз прошелся мимо одного из таких домов, и его одолело любопытство: действительно ли то, что скрывается за цветастой ширмой, недостойно взора самого президента? Перепрыгнув через обветшалый забор, Саша подошел к построенному еще в начале двадцатого века жилому дому и обошел его со стороны, дабы увидеть то, что скрыто от взгляда. И догадка оказалась верна – здание катастрофически нуждалось либо в немедленном ремонте, либо в безжалостном сносе под самый фундамент: штукатурка со стен обвалилась еще полвека назад, обшарпанные рамы едва удерживали частично разбитые мутные стекла, а крыша, и так поехавшая набекрень, и вовсе, казалось, норовила не сейчас, так завтра съехать и свалиться на головы зазевавшимся любителям покурить что-нибудь покрепче сигарет вдали от чужих глаз.

Когда Саша решил, что ему пора уходить, его взор вдруг вычленил в темноте одного из окон странную фигуру. Это был средних лет мужчина, на удивление приятно выглядящий: строгий серый костюм, алый галстук поверх белой сорочки, аккуратно зачесанные темные волосы и коротко стриженная бородка, плавно переходящая в бакенбарды. Присутствие такой личности в развалинах старого дома вряд ли вписывалось в рамки обыденного, а потому это явление вызвало у Саши некий страх. Странный тип смотрел прямо на него, не мигая и не отводя взгляда. Но всего через несколько секунд после начала визуальной дуэли мужчина в костюме вдруг испарился, будто его и не было. Саша даже не успел заметить, как именно исчез этот человек: он не ушел, не присел за подоконник, не растворился в волшебном облачке… он просто в одночасье пропал из поля зрения.

Решив, что у него просто разыгралось воображение, Саша сбросил с себя остатки наваждения и покинул территорию старого дома, направившись дальше к своей цели.

В отличие от развалин, его бывшее жилище, представляющее собой пятиэтажку из красного кирпича, перед приездом президента все-таки отремонтировали. Хотя, возможно, визит главы государства не был причиной ремонта: жители здесь были дружными и довольно часто скидывались на общедомовые нужды без каких-либо раздумий и пререканий. Собственно, здание, окруженное небольшими дубами и тремя милыми детскими площадками, вытащило из закромов памяти Саши приятные воспоминания из детства – как он каждый день после школы гулял по этому району с друзьями, как играл в «войнушку», как дразнил Наташку, дергал ее за косу и как на самокате мчался по двору. Вдруг нахлынуло сладкое чувство ностальгии, которое, как всегда, стремительно переросло в грусть по ушедшим временам, словно Саша что-то здесь потерял, что-то очень важное, и этого уже никогда не вернуть. Но в действительности он ничего не терял. Что было – то прошло, и оно навсегда останется в памяти.

Подойдя к двери подъезда, Саша замешкался. Из здания будто тянуло чернотой, и заходить туда совершенно не хотелось. Может, все дело было в нежелании видеться с ненавистным отцом. Может, неприятие того факта, что умерла любимая мама. А может, все дело в том странном мужчине в сером костюме, навеявшем страх к неизвестности. Так или иначе, Саша собрался с духом и набрал номер своей бывшей квартиры. Дверь открылась лишь спустя минуту ожидания.

Подъезд действительно не внушал приятных чувств, хоть и выглядел довольно неплохо. Стены и потолок недавно выкрасили в нежный оранжевый цвет, старый деревянный настил на полу и ступенях заменили на качественный блестящий кафель с цветочным орнаментом. Здесь не пахло сыростью и затхлостью, как это обычно бывает в домах старого типа. Но все равно что-то не давало покоя. Что-то едва уловимое, постоянно то подбирающееся к пониманию, то резко улетающее прочь.

Саша поднялся на пятый этаж и занес руку, чтобы нажать на звонок. Но в этот момент дверь резко отворилась, и если бы гость не успел отпрыгнуть, она бы сшибла его и впечатала в стену.

На пороге стоял отец, сразу же вызвавший неприязнь, отторжение и почти реальное чувство тошноты. Он не заботился о своей внешности уже очень давно, с тех самых пор, как его мать перестала повязывать ему пионерский галстук. И сейчас он выглядел как настоящая свинья: жирный, со свисающим пузом, весь в каких-то грязных пятнах, с заросшим густой щетиной лицом, впалыми глазами, окруженными запойными синяками, и с бутылкой дешевого пойла в руках. Сашу мутило от одной лишь мысли о том, что ему придется жить с этим существом в одной квартире как минимум неделю.

– Ну здравствуй, папа, – сказал он без особого энтузиазма в голосе. – Давно не виделись.

Отец еще полминуты исподлобья смотрел на прибывшего к нему сына, тяжело дыша. В его дыхании слышались хрипы курильщика со стажем в сорок лет, и, судя по всему, жить и курить этому мужчине осталось недолго.

Закончив молчаливый осмотр прибывшего к нему сына, Андрей Сомов вдруг пролепетал что-то абсолютно невнятное, швырнул в гостя недопитой бутылкой и резко захлопнул дверь. Саша впал в ступор от происходящего и некоторое время просто неподвижно стоял, облитый алкоголем с апельсиновым запахом, после чего настойчиво постучал в дверь:

– Открой, черт возьми! Я к тебе не для того приехал, чтобы терпеть такое обращение!

– Пошел ты на хрен, – пьяным голосом ответил отец. – Убирайся прочь! А то убью!

Такой поворот событий ввел Сашу в полную прострацию. Еще бы – ехать за тысячу километров по первому зову, срываясь с работы и даже не попрощавшись с любимой девушкой, а тут – на тебе! Нет, этот вариант развития событий был Саше абсолютно не нужен, а потому он снова настойчиво постучал:

– Открой, старый ублюдок! Я должен попрощаться с матерью! Если ты меня не впустишь – я выбью дверь, а затем сверну тебе шею!

Еще немного ожидания и молчания – и дверь медленно отворилась. Отец снова что-то пробурчал и куда-то ушел, предоставив сына самому себе. Саша, проигнорировав выходку пьяницы, снял пальто и хотел было повесить его в шифоньер, всегда стоявший в прихожей, но вдруг поразился его отсутствию. Нахмурившись, прошелся взглядом по помещению и понял, что дома почти не осталось мебели. Неужели папа-алкоголик все пропил? – пронеслось в голове гостя, после чего он со злостью швырнул пальто на пол и, не разуваясь, проследовал в старую комнату родителей.

Благо отец ушел искать новую порцию пойла на кухню, и Саша без лишней нервотрепки нашел на кровати труп своей матери. Несколько минут он молча стоял в дверном проеме, с тяжелым сердцем созерцая одетую в длинное серое платье маму, разглядывал ее иссохшие и покрытые морщинами руки, лежащие на груди. Со слезами на глазах посмотрел на абсолютно умиротворенное лицо, и ему даже показалось, что он видит улыбку. «Улыбку Будды», как говорил один его знакомый в подобной ситуации.

Не выдержав напряжения, Саша сорвался с места и рухнул на колени рядом с кроватью. Он разразился настоящим фонтаном из слез, и хотя из его горла не вырвалось ни единого звука, с кухни раздалась очередная порция недовольного бормотания отца.

Каждый из людей так или иначе сталкивается со смертью. Любой человек однажды познает горечь утраты, неумолимую скорбь, чувство невосполнимой потери. Каждому придется пройти через несколько стадий горя. Первая – шок и отрицание. В это время человек отказывается принимать то, что, собственно, произошло. Он поражен до глубины души, но при этом не верит в то, что умер кто-то из близких. Часто первая стадия сопровождается дезорганизацией и потерей памяти. Вторая – боль и чувство вины. Защитный кокон шока постепенно разрушается, и взору предстает реальная окружающая картина. Картина неистовой смерти. Человек чувствует невыносимую мысленную агонию, он ненавидит себя за то, что так мало времени провел с безвременно покинувшим этот мир близким. Третья – гнев, разочарование и горечь. Человек может чувствовать себя абсолютно нормально, пока какая-либо мелочь вдруг не выведет его из себя. В этой стадии социум становится обузой; шумные коллективы, вечеринки, соседи и даже друзья превращаются в нечто лишнее, вызывающее только раздражение. Но в конце концов все приходит к четвертому этапу – принятию ситуации и чувству облегчения. Стоит ли говорить, что в это время человек окончательно смиряется с потерей и продолжает жить дальше, дышит полной грудью. Собственно, все эти стадии присущи любому члену общества, от детей до стариков.

Саша же находился лишь на первом этапе, а потому ему предстояло пережить еще много, безумно много горя.

Мама всегда хотела, чтобы ее сын вырос самостоятельным и организованным мужчиной, завел семью и детей, жил в хорошей квартире и ни в чем себе не отказывал. Конечно, каждый родитель желает такого для своего чада, но Сашу чужие матери не волновали. Сейчас ему казалось, что все эти желания он обязан выполнить в полной мере, дабы ее дух, где бы он ни находился, обрел окончательный покой.

Из кухни раздался странный утробный рык. Спустя мгновение Саша понял, что отца рвет, и скорее всего, прямо на пол или на стол. Это действо вдруг вернуло гостя из Курска к некой трезвости, и теперь он стал замечать, что в квартире жутко воняет блевотиной и дерьмом. Кроме того, чувствовалось что-то еще… что-то такое, что было в подъезде. Неуловимое, но критически важное.

Саша поцеловал матушку в лоб и направился в свою бывшую комнату. Дверь туда сперва не открывалась, но она распахнулась, как только к ней приложили солидное усилие в виде удара ногой. Увиденное внутри не могло не вывести из себя того, кто прожил здесь без малого четверть века. Кровать, стол, тумба, ковер – все это отсутствовало. Зато весь пол оказался буквально завален по щиколотку пустыми пивными бутылками и жестяными банками, и над всем этим зловонным великолепием сгрудились сотни крупных мух и мелкой надоедливой мошкары. Саша взревел как раненый зверь, заметив, что все до единой фотографии на стенах – его, матери, друзей – были разбиты. На некоторых даже красовались полоски от черного маркера, закрывающие все лица. Мать такого сделать не могла. А зачем это совершил отец – предстояло выяснить. Да только покуда Андрей Сомов находился в ужасном запое, разговаривать с ним было все равно что долбить кулаком в стену. Толку – ноль, только костяшки на пальцах разобьешь. Но Сашу в данный момент это не волновало. Собрав всю волю и ярость, он направился на кухню.

И все эти эмоции разом сменились на чувство отвращения, когда перед взором гостя предстало грязное, лежащее в собственной рвоте тело, воняющее, храпящее и посапывающее. Отца хотелось до смерти избить ногами, растоптать его, размазать мозги по всему полу, а затем со злостью плюнуть на останки, но марать руки об этого болезного казалось занятием абсолютно бесполезным. Да и уголовно наказуемым. Вместо этого Саша прошелся по кухне, порылся в шкафах и холодильнике, отыскал весь оставшийся алкоголь и вышвырнул его в окно. На радость бездомных, бутылки упали в детскую песочницу, и все они чудом остались целы. Закончив с утилизацией пойла, Саша вновь отправился в комнату матери – ждать, пока не проснется отец, чтобы побеседовать с ним по душам.

Когда Саша проснулся, он посмотрел на старые советские часы, знакомые ему еще с детства, и понял, что проспал почти три часа. Первая мысль, пришедшая ему на ум, – это мысль о том, что он задремал прямо на полу рядом с кроватью матери. От этого появилось очень неприятное ощущение, даже наваждение чего-то страшного, но это быстро прошло. Запоздало вспомнил, что во время сна он мог проворонить тот момент, когда отец проснулся и пошел за очередной порцией водки или чего другого, но тот все так же мерно посапывал в луже собственных выделений. Но теперь уже сон его не был столь непоколебимым, и нескольких легких тычков носком туфли в бок хватило, чтобы разбудить запойного алкоголика. Отец, недовольно захрипев, медленно поднялся на руки и посмотрел на того, кто оторвал его от столь сладких сновидений. Посмотрел на сына полными ненависти заплывшими глазами, сплюнул в сторону чем-то очень густым и желтым, после чего с огромным трудом заставил свое тело принять вертикальное положение. Это ему тут же аукнулось – голова закружилась, и отец вновь осел на пол.

– Чего тебе надо? – спросил он.

– На вопросы сейчас станешь отвечать ты, – сквозь зубы процедил Саша. – Что, черт возьми, творится на самом деле? Как умерла мама? Кто ее убил? Ты подал заявление в полицию?

– Заяв… явленбр… шта? В полицию? Не-э-э, спасибо, я этих волков позорных всех бы на кол посадил! Сволочи, я последнюю неделю у них в вытрезвителе провел, чтоб их мать-перемать!

У Саши перехватило дыхание. Его мать убили, а отец даже и пальцем не пошевелил, чтобы во всем этом разобраться.

– Я ненавижу тебя. За смерть мамы. Если я узнаю, что ты как-то к этому причастен, клянусь, я убью тебя.

– Что разозлился так? Старая карга жить и так не давала! Не, я ее канешн люблю-у-у, но то, шо она скопытилась, – так это ж даже в чем-то и хорошо, хе-хе… понимаешь?

– Мне просто жаль тебя уродовать. Я даже не стану спрашивать, что и зачем ты сделал с моей комнатой. Вопрос лишь один: где мебель? Куда ты ее дел?!

– Денег… не хват… хватало. Надо было платить за газ! Ты хоть знаешь, сколько щас газ стоит, а? Увалень! Ни хрена ты не знаешь, бездарь! Иди работу найди! Жену там иль просто бабу хоть потискай, молокосос!

– Я два года работаю и живу с невестой, свинья. Ты даже не удосужился это запомнить, хотя я об этом сто раз уже говорил. И деньги тебе были не на газ нужны, а на водку, так?

– Тебя это с чего волнует? Мой дом, моя мебель! А ну пшел отсюда на хрен!

Саша не удержался и довольно сильно толкнул отца ногой в плечо. Тот с громким охом завалился на спину, попытался встать – не получилось – и остался там лежать.

– Кто организовывает похороны? – требовательным тоном произнес сын. – Отвечай.

– Та шмара соседская… тетя Гуля или Галя, как там ее… спасибо ей, конечно. Она денег отвалила на похороны выше крыши. Даже еще осталось.

– Почему… Ты жалок. Жалок. Лучше бы умер ты, а не она.

И вдруг Саша понял, что не сможет оставаться здесь больше ни минуты. Он был благодарен этому району, этому дому, квартире и своей комнате за проведенное здесь детство. Он любил свою мать, никогда не желал ей такой смерти, да и вообще никакой смерти не желал и по идее должен был остаться рядом, но что-то ему мешало. Может, общество отца. Может, изменившаяся до неузнаваемости квартира, угнетающая и словно заламывающая руки, не дающая развернуться. Саша хорошо знал тетю Галю – хорошая женщина, потерявшая несколько лет назад супруга, и мама оставалась для нее единственным утешением в этой жизни, не считая детей, давным-давно разъехавшихся по другим городам.

Не сказав отцу больше ни слова, он вновь вернулся к матери. Присел рядом с кроватью, прикрыл глаза и произнес:

– Матушка… я… я просто не верю. Я до сих пор не верю в происходящее. Мне кажется, что такого просто не могло произойти, но в глубине души я понимаю, что самое страшное-то уже случилось, и ничего уже не вернуть. Но иная моя часть, что держится в сознании лишь на негативных эмоциях, отказывается принимать твою смерть. Может, мне все это лишь чудится? Может, я просто уснул на работе? Тогда почему все вокруг так реально? Матушка… ты всегда помогала мне добрым советом, воспитывала, кормила, учила, играла со мной. Я благодарю тебя за это. Но я не верю. Не верю…

На этот раз Саша не проронил ни единой слезинки. Он понимал, что смотрит на мать в последний раз и что вскоре ее тело погрузят в холодную землю, и это будет означать тотальный конец. Разумеется, конец уже для нее наступил, но для Саши все еще шла финишная прямая. И он не хотел, очень не хотел приходить на финиш раньше времени. Но так было надо. Находиться здесь не имело никакого смысла, да и не было желания. В такой обстановке хотелось пустить себе пулю в лоб, да только пистолет под рукой, как назло, отсутствовал.

Саша в последний раз поцеловал мать в лоб, вышел в коридор, накинул на плечи пальто и ушел, не попрощавшись с отцом. «Пусть гниет здесь в одиночестве, – решил он. – Большего этот ублюдок не заслуживает».

Перед тем как добраться до вокзала и поменять обратный билет на ближайший поезд до Курска, он сперва зашел к тете Гале, сердечно поблагодарил за устроение похорон и пожалел, что у него нет с собой денег. Сколько было – все отдал бы тете Гале за то, что она, по сути, платит за похороны чужого для нее человека. Затем Саша заскочил в ближайшее отделение полиции и написал заявление об убийстве. Его продержали там почти до полуночи, после чего обещали вскоре вызвать и отпустили восвояси.

Билет, что странно, поменяли без проблем и каких-либо доплат. Дорога назад оказалась гораздо более спокойной, чем поездка в Ростов: рядом не оказалось ни единого попутчика, вагон попался новый, с кондиционером, а вежливый проводник, видя замученный вид пассажира, даже бесплатно налил ему стакан чая. Без сахара, правда, но дареному коню в зубы не смотрят. Всю ночь Саша провел сидя у окна и глядя в черный мрак. Иногда попадались освещенные населенные пункты, и их свет буквально слепил, его казалось так много, что хотелось разом взорвать все фонари и вообще запретить солнцу появляться на небосводе. Но он терпел. Терпел и не мог заснуть, потому что его голову забивали мысли об ужасном поведении отца. То и дело появлялось желание вернуться и убить его, втоптать в кафель, сломать ему все кости и вспороть брюхо кухонным ножом, но эти мысли вовремя улетучивались и оставались где-то на перроне, пока поезд вместе с Сашей уже уезжал далеко вперед.

Курск оставался все таким же мрачным и дождливым. Вокзал пустовал, если не считать двух приютившихся на лавках бездомных, которых по каким-то странным причинам не прогоняли сотрудники полиции. Саша вдруг ощутил жуткую усталость и решил, что доедет домой на такси. Достав из кармана телефон, он присел на лавку неподалеку от спящих бомжей и с особым усилием заставил свои глаза сконцентрироваться на экране – тот то двоился, а то и вовсе троился. Но во время набора номера сознание покинуло Сашу – он выронил телефон из рук, запрокинул голову и мгновенно уснул. Вся навалившаяся на него за последнее время информация вмиг перестала быть важной, даже смерть матери.

Проснулся за полночь. Его никто не тронул, и даже телефон, упавший на пол, остался там лежать. Подняв его, Саша понял, почему никто не позарился на это чудо техники: корпус и экран пошли трещинами, а аккумулятор, видимо, при ударе отскочил и отлетел в неведомые вокзальные закрома. Вызвать такси теперь возможности не было, даже если бы у Саши были деньги на оплату. Нет, конечно, оплатить после приезда могла и Марина, но тревожить ее посреди ночи совсем не хотелось. А маршрутки в это время давно уже не ходили. Оставалось одно – дойти до дома пешком.

Улицы Курска в это время, как всегда, пустовали. Даже центр города, поддавшись неумолимой сонливости, погрузил себя и жителей в сладкий ночной сон. Лишь изредка проезжали дорогоуборочные машины, да проходили пьяной походкой возвращающиеся домой после шумных попоек студенты. Но оказался среди полуночных путников и тот, чей разум не был затуманен алкоголем или травкой: Александр Сомов возвращался домой с похорон собственной матери.

Саша потратил на путь домой почти два часа. Перед самым рассветом он достиг дверей подъезда и с пятой попытки попал магнитным ключом в домофон. Раздался приветливый писк, позволяющий войти внутрь.

Странно, но в подъезде чувствовалось все то же странное нечто, что и в старом доме в Ростове. И вновь некая неуловимая, но чертовски важная вещь то кружила на видном месте, то ускользала при попытке ее осознать. Саша даже остановился посреди лестничного пролета, собираясь с мыслями и пытаясь понять, что же это такое происходит. В конце концов, он скинул все на усталость и шоковое состояние, после чего поскорее засеменил к своей квартире.