Текст книги "Танец с саблями"

Никита Филатов
Танец с саблями

«Вайшампайяна сказал: стань тенью Бхарата, и

злые глаза смерти не смогут увидеть тебя.»

МАХАБХАРАТА

ПРОЛОГ

Вяленые человеческие уши есть нельзя. Ну, не то, чтобы совсем нельзя, никаких медицинских противопоказаний нет, но… Хорошего в такой пище мало.

И разве что рыжая американка с телевидения могла поверить жутковатой сказке кого-то из «бешеных» про то, как лишился левого уха их командир по прозвищу Тайсон. Дескать, после некой не слишком удачной операции пришлось ему почти две недели проползать по горам – в одиночку и без грамма жратвы. Холодно, враги кругом, а кушать хочется… Вот и удалил себе товарищ капитан с помощью верного тесака малую часть плоти! Подсолил, подержал на солнышке и употребил внутрь без особого удовольствия, хотя и с аппетитом.

Американка оказалась крепенькой, видавшей виды – и в обморок рухнула только после того, как в подтверждение своих слов рассказчик извлек из наплечного кармана нечто – серое и пахнущее лазаретом:

– Вот, мадам… Носим теперь с собой, на всякий случай. Не желаете угоститься?

Журналистку откачали, шутнику поставили на вид – а история эта заняла достойное место в неопубликованной нигде летописи частей специального назначения.

Вообще, о «бешеной» роте Тайсона на этой войне говорили и писали даже больше, чем надо – кто-то с завистью, кто-то со страхом и легкой брезгливостью. Что же касается партизан, то они просто выплачивали за каждого убитого разведчика фантастическую сумму в конвертируемой валюте и давали орден на красивой ленточке.

Собственно, из-за этого капитан и лишился того, что в медицинской литературе замысловато именуется «наружным отделом перифирической части слухового анализатора».

На слово своим джигитам начальство противника не слишком доверяло, мало ли чего привидится в горячке боя! И вполне резонно требовало предьявлять доказательства подвига – труп, или ещё что-нибудь в том же духе…

Вот и повадились «гвардейцы» убитым разведчикам уши резать. Не из-за какой-то особой жестокости или коварства, нет! Просто для отчета.

И не то, чтобы часто им это удавалось, но… война есть война – без потерь не обходится. Приятно, конечно, смотреть, когда Шварц или Норрис «в одни ворота» чужих автоматчиков крошат, в жизни же все далеко не так гладко.

Потому как, с той стороны тоже не детский сад воюет!

Вот и самому Тайсону как-то не повезло: две пули в «броник», одна по каске. Упал, конечно – не дышит, не шевелится. Лицо в крови… Покойник, одним словом.

И джигит-гвардеец, видимо, так же решил. Под шумок заполз поближе, чиркнул ножиком – и обратно, предьявлять к оплате вещественное доказательство.

А капитан остался лежать – живой, контуженый только на совесть… но уже без уха.

Еще хорошо, что местные воинские обычаи и славные боевые традиции федеральных войск не требовали снятия скальпов! Впрочем, в тот момент он даже на такую мерзость никак бы не отреагировал – все-таки, тройной удар… Это же только в головоломных сюжетах советских фантастов, перековавшихся от безденежья в писатели-детективщики, главный герой лишь почесывается после прямых попаданий. На самом деле – даже если выдержат и каска, и бронежилет! – удар получается такой силы, что потом долгое время пребываешь в прострации и некотором изумлении. Жизнь возвращается медленно и неохотно, в основном через боль от поломанных ребер и кровавые круги перед глазами…

Словом, ухо командирское так и не вернули – засада от долгого боя с разведчиками уклонилась, а преследовать «гвардейцев» по горам не было ни сил, ни возможности. Зато сам легендарный Тайсон уже через неделю появился в расположении роты: с бинтами на черепе и физиономией человека, в любую минуту ожидающего подначки от товарищей по оружию.

Долго ждать, впрочем, не пришлось. После первых же «боевых» лучший друг, взводный Лапин порылся в карманах и вытащил на свет Божий нечто, завернутое в тряпицу:

– Командир… Не подойдет, нет? Мы тут «духа» завалили, ему уже не потребуется.

– Р-размер не мой!

До классического мордобоя дело тогда не дошло – и начало «охоте за ракушками» было положено. Со временем оформились и неписаные правила: например, полноценной добычей считались только уши «гвардейцев» – парней из партизанского спецназа. Остальные котировались в соотношении один к двум, а за попытку подсунуть товарищам по оружию женское ухо вообще могли на месяц отстранить от выездов на операции… Обнаружились и народные умельцы, специализировавшиеся на вялении и консервации «трофеев».

Атмосфера состязательности и боевого азарта – в духе забытых уже социалистических соревнований – молниеносно овладела взводами и ротами «бешеных». От разведчиков перекинулся в другие армейские подразделения, дошел до штабов…

Вскоре после этого капитана и отозвали в распоряжение командующего Группировкой. А потом, по слухам, то ли комиссовали вчистую, то ли направили на учебу в какую-то из многочисленных академий.

Впрочем, война продолжалась…

– Командир! Куда же он… Леха, Тайсона не видел?

– Чего орешь… Иду.

Прозвище свое Тайсон получил, разумеется, не за цвет кожи или повышенную сексуальную активность. Просто, весом и размерами кулаков он ничуть не уступал американцу – и ещё неизвестно, чью победу праздновал бы профессиональный ринг, сложись карьера выпускника Военного института физкультуры несколько иначе.

Но… Кому-то в жизни достаются золотые чемпионские пояса и пальмы у теплого океана. А кому-то – пахнущий сыростью и оружейной смазкой блок-пост на заброшенной трассе.

Обижайся на судьбу, не обижайся… Плевать! Тайсон выругался и поглубже натянул черную вязаную шапочку.

Выбираясь наружу, он постарался не наступить на лежащее у самого порога тело. Кажется, это был тот самый сержантик – единственный, кто сообразил открыть огонь по нападавшим. Остальные погибли, даже не увидев, что происходит… Сколько человек было-то на блок-посту – семеро? Или больше?

Зря! Зря они, все-таки… Не прояви пацаны ненужную бдительность – остались бы живы. Домой бы вернулись…

Вздохнув, командир наклонился и аккуратно переложил убитого в тень – с точки зрения маскировки смысла в этом не было никакого, но давно известно, что лучше думается, когда чем-нибудь заняты руки.

А как раз сейчас и настало самое время подумать…

Окончательно рассвело, но холод прошедшей ночи ещё не покинул истертые придорожные камни – и тем приятнее казался на ощупь не успевший выстудиться после недавней стрельбы ствол автомата.

Горы… Здесь не было линии горизонта, только серая муть облаков – иногда подползающая вплотную к трассе, иногда с неохотой крадущаяся от перевала куда-то вверх, по заляпанным редкой растительностью отвесным склонам. Впрочем, сами заснеженные вершины с дороги никому и никогда разглядеть не удавалось…

Время шло – и вместе с ним к обочине нехотя подползала тень от подбитого ещё в прошлом году, да так и брошенного за ненадобностью бронетранспортера. Подстелив для удобства чей-то ставший бесхозным бушлат, командир уселся на обломок бетонной плиты:

– Ну? Что скажете, доктор?

– Да он все равно больше не знал ни черта!

– Уверен?

Подошедший виновато пожал плечами.

– Руки хоть вытри…

– Ага, – стараясь на всякий случай не поднимать на собеседника взгляд, парень завозился с индивидуальным пакетом:

– Бывает, командир… Не сердись, а?

– Детский сад! Уйди с глаз моих, чучело…

Положим, носатый действительно рассказал все. Или почти все – пойди теперь, проверяй! Надо же, как он не вовремя сдох…

Командир с досадой посмотрел на удаляющуюся спину: тоже мне, Доктор Айболит! Сопляк, а не дипломированный специалист по допросам… Единственного «языка» угробил.

– Постой.

– Да, командир?

– Уходим. Скажи ребятам, пусть «картинку» делают.

– Есть! – со слухом у Тайсона было теперь неважно, поэтому подчиненные отвечали ему несколько громче, чем требовалось.

– Не ори…

Следовало «списать» сегодняшние трупы на партизан – да так, чтобы ни у кого не возникло сомнений. Восточный колорит, азиатская жестокость… Особо, видимо, копать и не будут – кому надо? Война! Но кое-какие традиционные для здешних «гвардейцев» следы придется оставить.

Грязная работа… Ладно, Айболит провинился – теперь пусть смывает кровью. И радуется пусть, что не своей, а чужой.

И ведь предупреждал же!

Еще когда затемно на трассу вышли: если «ниву» на посту тормознут, валить всех, кроме пассажира. Носатый требовался живым, а по возможности – невредимым.

Тормознули…

И нет, чтобы документы проверить, положенный «дорожный налог» получить – да отпустить восвояси. Не-ет! То ли глупые ребята в наряде попались, то ли жадные.

Через мощную оптику видно было, как будят похмельного лейтенанта, как начинают копаться в багажнике автомашины… А уж когда повели мирных путников куда-то внутрь, под замок – делать нечего, пришлось отдавать команду.

Сработали, честно говоря, на четверку с минусом – из-за той очереди, которую выпустил в небо высунувшийся из бункера паренек. Остальные, внутри и снаружи, умерли тихо, почти безболезненно: даже офицер не успел дотянуться до пистолета, рухнув простреленым лицом в разложенные на столе документы.

– Монтана! – прокомментировал тогда результаты атаки слегка запыхавшийся Айболит. Он возник за спиной в такой же точно, как у командира черной вязаной шапочке с прорезями для глаз. – Хоп?

– Хоп, – пожал плечами Тайсон. Определить их национальную и воинскую принадлежность в таком наряде было весьма затруднительно, и его сейчас интересовала первичная реакция задержанных.

Реакция, впрочем, была несколько неожиданной – водитель с удивительной при его возрасте и комплекции сноровкой метнулся к автомату, висящему в изголовье ближайшей застеленной койки.

Кто-то выстрелил… Насчет толстяка никаких «охранительных» инструкций не поступало, поэтому боец отреагировал по обстановке – ещё одно лишенное жизни тело со стуком осело на глиняный пол.

– Ну? – командир придвинул ствол почти вплотную к покрытому потом лбу пассажира «нивы».

Тот сглотнул слюну и с трудом шевеля губами ответил что-то на местном наречии – разобрать удалось только, что речь идет об Аллахе.

– Чего? Хорош придуриваться, по-русски отвечай!

Глаза пассажира удивленно округлились.

На вид ему было лет пятьдесят: высокий лоб, чисто выбритое лицо с большим даже по здешним меркам носом. Дорогие очки…

Именно по очкам и пришелся первый удар:

– Отвечай, сука! – основной эффект достигался на этом этапе не болью, а унижением допрашиваемого.

– Я учитэл… Учитэл, из города.

Он медленно, с трудом вставал с пола, даже не пытаясь поднять отлетевшую прочь оправу.

– Слушай! Умереть можно по-разному. Можно так… – командир показал на застреленного офицера. – А можно так!

Второй удар был куда страшнее предыдущего.

– Понял?

– Я учитэл… Школный учитэл…

– Дай-ка! – «дипломированный» Айболит уже доставал из брезентового чехла нечто отдаленно напоминающее маникюрный набор:

– Смотри, мужик… Я не хотел, ты сам напросился.

Носатый держался на удивление долго – даже дольше, чем можно было ожидать от человека с высшим образованием. В конце концов, он конечно же начал отвечать на вопросы, но потом как-то незаметно взял – и умер на середине фразы…

– Сап-пожник!

– Вы меня, командир? – провинившийся «специалист по допросам» выполз откуда-то из-за камней и присел рядом.

– Тебя… Готовы?

– Можно сматываться.

– Тогда уходим! – и в этот момент сверху, со склона, ударил пулемет.

– Мама родная… – судя по тому, как и откуда велся огонь, можно было сделать два вывода.

Первый: ребят, оставленных на внешнем охранении, уже нет в живых.

Второй: сработали крепкие профессионалы. Потому что бойцы сейчас у Тайсона, конечно, не те, что были в «бешеной» разведроте, но и они кому ни попадя убить себя втихаря не позволят.

По камням расплескалась ещё одна очередь – скорее, предупредительная, чем на поражение.

– Трассу возьми! Я – туда…

Перестрелка тем временем принимала все более оживленный характер. Со склонов поливали от души: по меньшей мере две серьезные огневые точки, не считая дюжины автоматов. Снизу отвечали короткими очередями – скупо и только по необходимости.

Кажется, никого пока не подстрелили.

– Внимание!

В стороне, куда только что скрылся помощник Тайсона, шумно испортил воздух ручной гранатомет. Значит, и там…

– Внимание! Внимание! Вы окружены…

Он даже не сразу понял, что это надрывается обыкновенный переносной мегафон. Стрельба стихла и, несмотря на рассыпчатое горное эхо, стало возможным разобрать слова:

– …предлагается ровно через шестьдесят секунд, оставив на месте оружие, выйти к шлагбауму с поднятыми руками. Повторяю. Вам предлагается…

Рядом плюхнулся Айболит. Доложил:

– Командир, дорога перекрыта!

– Понял уже.

– Ребята ждут… Прикажи чего-нибудь!

– Не суетись, пехота.

Средствами связи группу никто не укомплектовал, это вам не централизованное снабжение. Денег до задницы, а на дело не допросишься…

Впрочем, паники пока не было.

– Свои, вроде… – сосед постарался произнести это как можно небрежнее. Ясно, что на подобный оборот событий он не рассчитывал. – Как думаешь, командир?

– А кто нам теперь – свои? – вполне резонно продемонстрировал интерес Тайсон. – Может, они ещё хуже, чем разные чужие!

Невидимый и недосягаемый человек с мегафоном замолк – видимо, пошел отсчет времени. Что-то не так, что-то не… Вот именно! Мало того, что к ним никак не обращались, это ещё куда ни шло, существует тысяча вполне логичных допусков и обьяснений. Но… Положено же представляться, черт побери! Во всех приказах и инструкциях:

«Я, полковник такой-то, командующий сводной группировкой федеральных сил в таком-то районе (или обозначение войсковой части)… во избежание бессмысленных жертв… гарантирую то-то и то-то.»

Да и вообще…

– Командир! Мне-то куда?

– Полежи пока рядом. На всякий случай.

Парень хмыкнул, не слишком весело:

– Сейчас начнут…

– Посмотрим, – Тайсон скосил глаза на бегущую по циферблату трофейного «кардинала» стрелочку:

– Да… уж!

Народ наверху попался серьезный, слов на ветер не бросал – точно, секунда в секунду, ожили оба крупнокалиберных пулемета.

Особого урона это нанести не могло, но на психику действовало. Сосед подкатился поближе:

– Во дают! Головы не поднять.

Вид у него был скорее злой, чем испуганный – и командир похвалил себя за выбор помощника. Война приучает не ошибаться в людях.

– Освоился?

– Бывало хуже…

Ну, это, положим, вряд ли…

Длинная очередь пробежала не более чем в полуметре от их укрытия, не причинив никакого вреда.

– Сейчас, когда стихнет, проверь мужиков! – из-за многократно усиленного эхом треска и грохота пришлось орать:

– Понял? Пусть потихоньку стягиваются – вон туда, к подбитому БэТээРу! Прорываемся дружно, по моему сигналу – в направлении черной скалы…

– Есть, – кивнул готовый уже сорваться с места Айболит.

– Стой! Запалите пока «дымовухи».

– Ага! – в наступившей тишине ответ прозвучал неожиданно и неприлично громко. – Тьфу, черт…

– Сам потом вернешься.

– Понял. Выполняю…

Парень выкатился из укрытия и почти одновременно с его исчезновением снова ожил мегафон:

– Внимание! Предлагаю немедленно сложить оружие… Повторяю – немедленно! В случае отказа будет открыт огонь на поражение. Повторяю – на поражение.

Голос спокойный, уверенный. Профессиональный… Без намека на местный акцент.

Сволочи, больше и времени не дают, чтобы принять ультиматум. Некрасиво! Он расстегнул брезентовую поясную сумку с пиротехникой и не глядя вытянул то, что нужно:

– Ладушки… – тут и там над позициями обороняющихся уже вспенились черные облака дымовой завесы. Ветра почти не было, поэтому облака эти набухали и расползались, не очень спеша и образуя некое подобие маскировки. – Ну же, давайте!

Однако, вместо ожидаемого шквала пулеметных очередей воздух наполнился частым, но не громким пощелкиванием. Ошпарило руку пониже локтя – пуля вырвала ткань и оставила болезненный след на коже.

– Снайперы! – вывалился из дыма Айболит. – Одного за другим… Не спрятаться, сука!

Был он грязен, весь в копоти – но невредим.

– Готовы?

Дышать стало совсем невозможно, глаза слезились.

– Половина ранена… А убитых нет! – доложил парень и сам удивился тому, что сказал. – Командир, а ты уверен насчет…

Непонятно, откуда и с помощью каких приборов вел огонь стрелок, но реагировал он на малейшую неосторожность: пуля попала соседу Тайсона в шею, сзади.

– А-ах… ап… – раненый потянул в себя воздух, судорожно захлопав губами.

– Вот, бля! – на остальных членах группы командир уже заранее поставил крест, но вот этот парень должен был бы здорово облегчить отход. Теперь придется в одиночку.

– Трам-вай…

– Что? – не понял Тайсон.

– Пятый год… горы. Забыл, как трамвай… прокатиться.

В другое время бывший разведчик оказал бы умирающему уважение, но сейчас приходилось заботиться о себе. Снайперы задачу выполнили – загнали его людей в норы и щели…

Да чтоб им всем пусто было!

Командир отодвинул от себя переставшего дышать парня и приготовился.

Ждать пришлось недолго.

Со стороны дороги коротко выплюнул очередь импортный пистолет-пулемет, его поддержал ещё один – но выстрелы обороняющихся сразу же утонули в накатившемся сверху потоке огня. Очевидно, противник подошел совсем близко.

Продержаться бы ребятам минут десять!

Царапина у локтя не беспокоила, но на всякий случай следовало провести по ней смоченным слюной пальцем. Пора… По-змеиному обтекая канавы и нагромождения валунов, командир погибающего подразделения выбрался за пределы поста. Живых на пути не встретилось, только трупы: свои – и чужие, солдатские, оставшиеся после ночной атаки.

Кончен бал, погасли свечи…

Сзади, впрочем, ещё кто-то отстреливался, и пару раз даже с гулким, нестрашным хлопком разорвались ручные гранаты.

– Стоять!

Не раздумывая, он выпустил очередь – и возникшую на пути фигуру отшвырнуло на камни.

Прыжок… перекат… ещё очередь!

Откуда-то ответили – над головой, почти в упор:

– Стой!

До следующего автоматчика оказалось не больше двух метров – прыжковая дистанция, можно рискнуть.

– Стоять, козел! – слева, на камне, целился в голову беглецу ещё один, под стать остальным: здоровый, в комбинезоне асфальтового цвета и высоких десантных ботинках. – Руки…

Погон или знаков различия ни на ком не наблюдалось, но морды были явно рязанские.

– Вы чего, ребята…

– Падай, сука! Руки за голову.

За спиной – грамотно и без лишнего шума – кто-то спрыгнул вниз.

– Ох, ребята… Зря вы так.

– Ага! Зря.

– Сам ляжешь, или помочь?

Стало слышно, как по горному склону с тихим шелестом осыпаются мелкие камушки.

«Беспорядок – это не отсутствие порядка. Это – специально организованный порядок. И национальный характер тут совершенно ни при чем…

Взятка, обман, страх – сплетаются и образуют систему. Систему кажущегося бардака, а на самом деле – систему жесткого порядка. Бандитски-бюрократического порядка.»

Генерал Александр Лебедь

ГЛАВА ПЕРВАЯ
РОССИЯ

– Помните? Раньше часто пели: «Утро кра-асит… каким-то там цве-етом… стены дре-евнего Кремля!»

– Да, действительно – чудесная панорама.

– Не то сло-ово! – хозяин кабинета с некоторой грустью отодвинулся от окна и привычным движением прикрыл невесомые белые жалюзи. – Садитесь.

На вид ему было не больше сорока. Рыхловатый, безукоризненно выбрит…

– Кофе, чай? Может быть, минералки?

– Спасибо! Все равно. То же, что и вы, наверное.

Повинуясь нажатию одной из многочисленных кнопок, отозвался «интерком»:

– Слушаю, Иван Альбертович!

– Леночка, будьте любезны… Два кофе.

– Хорошо, Иван Альбертович.

– Вот – так и живем… – неизвестно, по какому поводу произнес хозяин. Потом спохватился:

– А представьте – когда Спасителя закончат? Уберут все эти заборы, краны… Приезжайте ко мне через годик, вместе полюбуемся.

– Вы москвич?

– Это уже интервью? – улыбнулся Иван Альбертович. Он сейчас удивительно гармонировал с обстановкой – серый костюм, белоснежная рубашка… Даже галстук в тон депутатскому значку. – Извините!

Мелодичная трель заставила хозяина поднять трубку одного из телефонов:

– Да!… Конечно. Очень рад слышать…

Это была, очевидно, прямая линия – не «вертушка», но и не тот номер, который указывается в справочниках. При обычных звонках попадаешь сначала на секретаршу.

– Прошу прощения, – оторвался от разговора Иван Альбертович и виновато пожал плечами:

– Очень важный звонок… Оттуда! – и розовый палец при этом взметнулся куда-то на уровень шкафа.

– Ничего-ничего, – понимающе закивал гость. – Мне надо выйти?

– Что вы! Сидите, сидите. – Хозяин возмущенно замахал перед носом ладонью, но чувствовалось, что ему приятно. Прокашлявшись, вернулся к невидимому собеседнику:

– Тут у меня пресса, понимаешь… Нет, все в порядке. Значит, по поводу открытия консульства…

Гость, в ожидании кофе, осматривал обстановку.

Собственно, не покривив душой её можно было назвать «убранством»: дубовые резные панели сочетались с какими-то светлыми, и не менее дорогими породами дерева. Мебель под стать им, огромный ковер на полу… И привычные в тысячах офисов атрибуты, каким-то непостижимым образом не нарушающие стиль и гармонию кабинета: персональный компьютер, несколько телефонных аппаратов, селекторная связь. Итальянские жалюзи использовали редко – из окна открывается чудесный вид на распластанную под ногами Москву, характерный для большинства кабинетов Государственной думы.

Золоченые, пыльные корешки Энциклопедии. Справочники, специальная литература… Кроме положенного по статусу государственного флага и портрета президента над головой, из украшений имелись: массивный глобус «под старину», семейное фото и картина Рустама Хамдамова в металлической раме.

– Все, договорились. Перезванивать нужно?… Добро! Значит, встретимся. Привет своим… Пока, будь здоров.

Иван Альбертович был на редкость хорошо воспитан, поэтому, положив трубку, виновато вздохнул:

– Еще раз – простите! Я ведь дал указание – ни с кем не соединять во время нашей встречи, но…

– Да я понимаю, не беспокойтесь.

– Хорошо! Это очень хорошо, когда представители вашей профессии могут поставить себя на место собеседника. Ведь труд чиновника в нашем государстве, ещё только формирующем свои демократические институты…

– Тем более – выборного чиновника! И такого уровня…

– Вот именно, – с достоинством и любовью к себе кивнул хозяин кабинета. – Помню, как в девяносто первом, на волне перемен…

– Это уже интервью? – улыбнулся корреспондент.

– Да… пожалуй! – рассмеялся хозяин. Собеседник ему положительно нравился: чуть помоложе самого Ивана Альбертовича, одет аккуратно, но без претензий. Не пытается, как большинство его собратьев по перу, корчить из себя «совесть нации», однако и в друзья не лезет.

Словом, держит дистанцию.

– Разрешите?

– Да, Леночка, конечно!

Наблюдая, как симпатичная секретарша хороших кровей сервирует мужчинам кофейный столик, он все же решился:

– Коньячку? Чисто символически?

– Ну, за компанию… с удовольствием!

– Леночка, оформи нам?

– Сейчас, Иван Альбертович, – девушка с интересом посмотрела на гостя: с точки зрения её шефа, совместная выпивка считалась чем-то вроде поощрения для особо отличившихся. В основном, он пил в одиночестве или с ближайшими друзьями. Случалось, в кампанию попадала и сама Леночка, но это уже было совсем другое дело – и заканчивались такие застолья вполне определенным образом…

– Итак? – поинтересовался хозяин, когда первые капли маслянистой, пахнущей дубом и солнечным светом жидкости перетекли из бокалов на языки.

– Изумительно. Армения? – корреспондент даже прикрыл глаза от удовольствия.

– Точно угадали – «Наири», коллекционный! Из тех самых, ещё времен Союзного МИДа, запасов… – приятно все-таки пообщаться с ценителем. Но пора и честь знать:

– Вы готовы?

– Разумеется! – заторопился молодой человек, опуская на блюдечко чашку с недопитым кофе.

– Да вы не нервничайте… Александр Александрович.

Визитная карточка с эмблемой самого тиражного еженедельника страны лежала на столе, прямо перед глазами, поэтому запоминать имя-отчество гостя не было никакой нужды.

– Лучше просто – Александр. Саша…

– Хорошо, – согласился хозяин.

Положение обязывало, но оно же давало некоторые, вполне обьяснимые, преимущества.

– Можно начинать?

– Да, пожалуйста. Спрашивайте. Постараюсь ответить вам и вашим читателям как можно подробнее… и честнее! – последнее слово он выделил. Выделил отчетливой интонацией человека, которого и без того невозможно заподозрить даже в намеке на ложь.

– Расскажите немного о себе.

– С самого начала? – хозяин с улыбкой следил за не очень уклюжими, торопливыми движениями корреспондента: на полированной поверхности стола появились допотопный магнитофон, блокнот, ручка.

– Да, конечно – о семье.

– Ну, вообще-то, сам момент рождения я помню не слишком отчетливо! – уголками губ Иван Альбертович обозначил вполне допустимую самоиронию и собеседник кивнул, показав, что шутка принимается. – А если серьезно… Биография самая обыкновенная. Родился я в Сибири, в семье военнослужащего. Жили небогато, поэтому доучиться в школе не пришлось – пошел в профтехучилище, получил рабочую специальность. Потом армия. Перебрался в Москву, поступил в институт…

Журналист Саша старательно делал пометки.

– Вы помните то время? Застой в экономике… Застой в умах, душах людей! Нас было несколько – просто парни и девченки, которые искренне пытались разобраться в происходящем. Достаточно безобидно – песни Галича, «голоса» по ночам, самиздат… кто-то, естественно, сообщил куда следует. Словом, пришлось бросить учебу.

– Отчислили?

– Сам ушел! Взял вину на себя, чтобы другие не пострадали, – чувствовалось, что собеседник до сих пор гордится тем своим давним поступком:

– Видите ли, молодой человек… В судьбе каждого из нас обязательно наступает момент, когда приходится делать выбор. И жить с этим выбором до конца дней своих.

Он помедлил, давая корреспонденту возможность осмыслить сказанное.

– Но, вы знаете… Давайте лучше не будем писать об этом, ладно?

– Почему? – поднял брови Саша, который, в сущности, был ненамного моложе Ивана Альбертовича.

– Видите ли, среди тех, кто повел себя в той истории … определенным образом, многие сейчас на виду. Их тогда или папа с мамой вытащили, или сами они «покаялись»… Кое-кто теперь за границей процветает, некоторых я то в Думе, то на Старой площади периодически вижу. Другие просто живут, воспитывают уже своих детей – и давным-давно забыли обо всем… Не стоит бередить старое. Не судите, да не судимы будете – верно?

Корреспондент вздохнул:

– Жаль! Фактура классная.

– Молодой человек… Это – не «фактура», это судьбы человеческие.

Некоторое время оба молчали, гляда на пульсирующий огонек диктофона. Потом Иван Альбертович продолжил:

– Да… Но удалось не сломаться! Уехал на некоторое время обратно, в Сибирь – и вернулся уже при Горбачеве.

– Не тяжело было – из столицы? В глушь?

– Видите ли, Саша… Провинция – это не географическое понятие, это состояние духа. Система ценностей и внутренний масштаб! Можно быть провинциалом и живя в особняке на Кутузовском проспекте.

– Подождите, я запишу.

– Да, пожалуйста… Успели? Так вот. Трудностей я никогда не боялся – лес валил, с геологами по тайге хаживал, у станка пришлось постоять. Много чего было… Прекрасная, знаете ли, школа! Настоящие, простые русские люди, труженики, патриоты. Глядя из окна кабинета, – он чуть подвинулся в кресле и в очередной раз обозначил улыбку, – глядя из окна кабинета, даже такого высокого, как этот, никогда не поймешь, чем в действительности дышит и к чему стремится страна.

Это прозвучало веско и вполне заслуживало дословного цитирования.

– Ну, вернулся в столицу как раз в конце восьмидесятых: гласность, кооперация, попытка создания социализма с человеческим лицом… Интересное было время, хотя непростое! Тогда я уже закончил ВУЗ, увлекался проблемами новых форм экономики и хозяйствования.

– А что вы закончили?

– Уральский химико-технологический. Заочно.

– И хватило времени – на учебу, работу?

– Мы, сибиряки, народ упрямый! Еще кофе?

– Нет, спасибо… И вы сразу же занялись политикой?

Иван Альбертович отрицательно покачал головой:

– Ну, это, скорее, сама политика мною занялась! Я ведь поначалу не думал даже… Начал новое для меня дело – бизнес, экспортно-импортные операции. Причем, практически с нуля – и кое-чего добился.

– Скромно сказано…

– Да, пожалуй – чего уж тут! Преуспели мы… А потом наступил тот самый август девяносто первого. Когда стало ясно, что без твердых политических, конституционных гарантий цивилизованное развитие российского общества невозможно… И я принял предложение – баллотироваться в парламент.

– Говорят, вы ни от какой партии не брали ни копейки на свою предвыборную кампанию?

– У меня своих денег достаточно… Поверьте!

– Но теперь, возглавляя один из важнейших в Государственной Думе комитетов – вы ведь вынуждены оставить предпринимательскую деятельность? Или, во всяком случае, можете уделять ей куда меньше внимания, чем до начала депутатской карьеры?

– Знаете, в конечном итоге все мы – граждане России: врачи, коммерсанты, военные. И чем-то жертвуем для страны… Некоторые отдают здоровье, некоторые жизнь! Поэтому, мне стыдно и неприлично было бы жаловаться на снижение доходов, если этого потребовали государственные интересы.

Депутатский значок на лацкане Ивана Альбертовича как-то даже увеличился в размерах:

– Понимаете?

– Понимаю… Позиция, достойная уважения. Мне сказали, что вы сейчас пишете диссертацию?

– Да, – с удовольствием кивнул хозяин. Вопрос, безусловно, был ему приятен. – На тему межнациональных отношений, их развития на современном этапе… Собственно, этим вопросом я занимался давно – ещё в университете.

– На Урале? – удивился корреспондент.

– Не-ет… Несколько позже. Здесь, в Москве: я же защитил диплом по социальной политологии.

– Когда?

– В девяносто четвертом. Второе послевузовское образование, трехгодичный курс – слышали наверное?

– Да, конечно… Поразительно!

– Никогда не поздно работать над собой. Фельдмаршал Суворов, говорят, на старости лет на мичмана флота выучился! Главное – не почивать на лаврах.

Журналист конспектировал…

Еще минут двадцать поговорили – о внешней политике и криминализации общества, о проблемах социальной защиты малоимущих и неотложных мерах по спасению творческого и научного потенциала нации.

– Я удовлетворил ваше любопытство, молодой человек?

– Да, пожалуй… Было весьма любопытно.

Что-то послышалось Ивану Альбертовичу в тоне собеседника:

– Простите?

– Я говорю, читатели наши должны остаться довольны. – Корреспондент протянул руку и на панели «кассетника» загорелась вторая лампочка: теперь оба крохотных огонька вспыхивали и гасли попеременно.

– Интересный у вас диктофон! Редакционный? Могли бы и поновее выделить… – чтобы что-то сказать, подал реплику хозяин.